Hippie Hope & Sniper Suga

      Дом был необычайно пустым. Причина — все ушли на тот самый митинг. Это был самый масштабный и главный митинг хиппи, собравший множество людей со всех районов города, к которому они готовились не неделями, не месяцами, а целых полгода. Некоторые даже приехали с других городов, чтобы тоже поучаствовать в нём. Из дома ушли все поголовно, включая старичков коммуны.        Кроме… Хосока и Мина.        Первого Лайла вынудила остаться дома из-за состояния его здоровья. Второго — присматривать за ним.        А ещё:       — Я не допущу своей ошибки во второй раз… - Лайла плакала, - Пусть лучше пострадаю я, но тебя им я больше не отдам, - она сжимала Хосока в объятиях так сильно, что он аж прочувствовал её угрызения совести, плотно впитавшиеся в него через кожу.        И ему не оставалось ничего, кроме как уступить ей и согласиться остаться. Она правда очень не хотела, чтобы Хосока опять увели бог пойми куда, чтобы истребить, зная, как он важен для Лайлы и как такой удар может поспособствовать краху её препятствующему развитию войны комьюнити. Во второй раз с Юнги, который спасёт его, он уже не встретится. Всё уже по-другому.        Хосок переживал сначала, потому что Лайлу действительно могли задержать. Всё-таки, она лидер и она возглавляет всё это движение. И он не сможет присутствовать там, чтобы в случае чего её защитить… но Индика быстро успокоила его:        — У нас есть легавые, что на нашей стороне. Вообще ни о чём не переживай. Нина позаботилась об этом и нашла тех, кто покинет пост и затем присоединится к нам. А пока… их задача — оставаться там, делать вид, что они на их стороне, беспалева на самом деле защищая нас и всячески препятствовать другим госслужащим в том, чтобы помешать нам устроить настоящую революцию в стране. Хе-хех, мирную, конечно же. Не волнуйся. Лайла — хороший организатор. Никто не пострадает. Доверься ей.        И… Хосок почему-то доверился. Легко и не заморачиваясь. И понимая одну правдивую вещь:       «Лайла — не просто обычный человек, я же знаю. Она действительно сможет это сделать. Я верю в неё. И должен верить непоколебимо. Это… вправду лучшее, что я могу сделать ради неё сейчас».        Так и было. Чем рисковать собой, заставлять её волноваться и тем самым рушить всеобщие планы, ему было лучше оставаться дома с Мином, выполняя последнюю просьбу Лайлы пред уходом:        — Пожалуйста, просто проведи этот день, как свой обычный и даже не смей переживать. Забудь о том, что сегодня — главный митинг. Люблю тебя. Жди. Мы вернёмся вечером. Всем составом и в целости.        — Хорошо.        Вот и сидели теперь они с Юнги за столом, всячески пытаясь отвлечься. Да уж, задачка, конечно, не из лёгких… «Забудьте, что мы на митинге и устройте себе свиданку, пока другие рискуют жизнями!»… Юнги также смущал формат ею сказанного. Разумеется, детальная проработанность плана и наличие соучастников в виде полиции утешали, однако было сложно не учитывать того факта, что коммуна и поддерживающие её люди являются лишь обычным народом. А есть ли шанс, что у простого народа получится переплюнуть крупное правительство?..        — Чёрт, меня же просили не заморачивать голову над этим… - одёрнул себя от рассуждений Юнги, насильно возвращая себя в реальность.        А там — Хосок, с явно тоже переживавшим лицом плёл рукодельные хиппарьские браслеты.        — Я обязан отвлечь его, - напомнил себе Мин, - И я тоже должен верить, что у них всё получится. Иначе как я смогу помочь ему, будучи сам неуверенным и беспокойным?..        — Хоби, - через некоторое время Мин позвал его.       — А?..       Хосок не прервался от процесса и ответил ему, продолжая смотреть на разноцветные бисеры. Юнги перешёл сходу к делу, не запарываясь над предисловиями:       — Ты же всё равно на нервяках, да? По тебе видно, - тыкнул он Чона по кончику носа.       Послышался утомлённый вздох. Хосок сразу сдался и признался:       — О, да…       — Не хочешь поговорить об этом? – Мин отложил карандаш и незаконченный карикатурный портрет Чона в сторону.       — Боже, пожалуйста, - согласился Хосок, - Я чувствую себя брошенным ребёнком, оставленным дома с няней!       — Пфха-хах! – не удержался и издал смех Юнги.       Хосок тут же возмутился:       — Э-э-э-эй!       — Прости, - Юнги было смешно и неловко одновременно, - Просто… по идее… так и есть же?..       — Болван.       После некоторой паузы, в которой Юнги попытался преодолеть позыв ещё раз засмеяться, а Хосок поостывал после краткого возмущения, он выдал:       — Ну и придурок же ты, Юнги.       — Почему-у-у?       — Сам попросил меня выговориться и сам же с моих слов и ржёшь! – претензия Хосока звучала уже более игриво, как если бы их день реально был обычным днём.       Кажется, разрядить обстановочку получилось. Хотя и усилий для того не было приложено. Похоже, что Хосоку просто нужна какая-никакая коммуникация. И в данном предположении Мин был полностью прав. Хоби становилось легче, как они начинали болтать и так он ощущал себя лучше.       — А если серьёзно, - перестал заниматься браслетом Хосок, - то я в них верю. Верил изначально. Только вот… почему-то… не знаю, один чёрт само состояние не проходит…       — Какое состояние? Как оно ощущается? Можешь описать?       — Да. Это, знаешь… когда ты сидишь и предвкушаешь беду в такой день, когда ты знаешь, что ничего подобного не должно произойти.       — Как, например, когда, - подхватил Юнги, - ждёшь результатов экзамена, на котором ты выступил идеально и все преподаватели в ходе него отозвались о тебе положительно?       — В точку!       Юнги улыбнулся и задрал голову к потолку, после чего выдохнул, опустив её и обращаясь к Хосоку:       — Да-да, знакомое чувство, я знаю. И ещё оно может возникнуть совсем в скучный и заурядный день, когда вроде на вечер у тебя нет никаких планов, а ощущения внутри такие, как будто тебе предстоит принять участие в допросе, который определит твою судьбу на всю жизнь.       — Да-а-а! – согласился Хосок, - Именно внутренние ощущения, ежже… объективно причин для них не может быть и по факту в твоём физическом мире вроде ничё не происходит, но, сука… почему-то в тебе кишит столько же переживаний, как если бы ты был преступником в очереди на смертную казнь. Вот это вот дурацкое чувство ожидания! Ожидания чего-то плохого, что собирается вот-вот настичь тебя…       — Хоби, - Юнги накрыл ладонь Хосока своей рукой, - Видишь? Ты ведь осознаёшь всё…       — Я-то осознаю, но…       — Но в тебе, возможно, всё ещё живёт мысль: «А что, если…?». Давай мы попытаемся избавиться от неё.        — Ка-а-ак?..       Юнги молча встал и протянул руку Хосоку в молчаливой просьбе взяться за неё. «И зачем?..» сначала витало во взоре Хосока, однако потом настойчивость жеста Мина победила и он сдался, да схватился за неё. Мин тут же счастливо поволок того за собой, дав ответ на тот немой вопрос:       — В вашем доме…       Хосок немного спотыкался из-за быстрого темпа ходьбы Мина.       — … я видел небольшую комнатку-студию, где расположены мольберты, краски и штуковины для мутки скульптур. Давай порисуем.       — Что?! Почему так внезапно?..       — Тебя пародирую. Ладно, шучу. На самом деле причины нет. Чисто… так, захотелось.       Они скоро оказались в необходимой комнате и закрыли за собой массивную дверь. Светлое, объёмное и необычайно минималистичное для в основном захламленного максималистичным психоделическим визуальным шумом дома помещение мгновенно сменило настроение парней. Оказывается, окружающая обстановка способна влиять на ход мыслей. Мин обнаружил это, подметив, что пока они находились в той «захламленной» комнате, где было много всяческих объектов, узоров и ярких цветов — и мыслей было путаница-путаницей, как много, а как они перекочевали сюда — ум очистился и стал таких же спокойных оттенков, как здешние бежево-белые обои и мебель. Хосок зашагал по комнате, оставляя за собой звуки шарканья тапочек и поглаживая длинный стол для глинолепки, на котором всё ещё стояли незаконченные работы коммуновских.       — М-да, давно я сюда не заходил… - через некоторое время уведомил он, дойдя до конечного края стола.       — Я так вообще здесь впервые… всем телом, - затем Юнги рассмешил его.       — Ха-ха-хах! – Хосок обернулся к Мину, - Ты чё несёшь? В смысле: «всем телом»? Пфха-ха-хах!       Юнги тоже немного посмеялся, теребя в руках кисточки, прежде, чем приступать к объяснениям:       — Ну, ранее… мне не доводилось заходить сюда полностью. Я думал сюда нельзя. Мне, постороннему — тем более. И нырял так, головой чисто, быстро глянуть. Всё-таки, любопытства у людей не отнять…       — Да ты и впрямь кот! Отвечаю! – смеялся Чон, - Я тебя в данной сцене даже представил с ушками! Ха-ха-хах!       — Брось ты! – Юнги засмущался от такого сравнения, - И коим местом я похож на кота?.. Вовсе не похож…       — Да-да-да, особенно, если учитывать твоё любопытство везде сунуться. Уа-ха-хах!       Пока Хосок посмеивался над собственными наблюдениями, Юнги открывал для себя свои: право, прийти в творческую комнату было хорошей идеей, Хосок действительно отвлёкся и пребывает здесь в хорошем настроении. Но на этом не следует останавливаться, считал Мин. И вскоре озвучил своё предложение, мимолётно вспыхнувшее у него в голове, как идея:       — А давай кто-нибудь из нас нарисует другого? А стиль мы выберем при помощи бумажного рандомайзера.       — Гонишь? – до сих пор хихикал Хосок, - Да кто ж из нас рисовать-то умеет? И ещё… что ещё за «бумажный рандомайзер»? – прыснул Хосок, - Ты решил в разработчики новых слов заделаться?.. – у него уже образовались мелкие капли слёз у нижних ресниц от количества убойного хохота.       Юнги же уже вовсю резал первую попавшуюся бумагу, деля её на много маленьких квадратиков.       — Да куда столько? Ты знаешь столько стилей? – Хосок комментировал его действия, увлечённо наблюдая.       — Я — да, - нарцисстично ответил Юнги, - А ты, что, нет? – подколол его.       — Ах ты ж!       Завидев процесс, Хосок самостоятельно понял, что Мин имел ввиду под «бумажным рандомайзером». Он писал на каждом листке по названию стилей рисования, после чего переворачивал те и ставил на стол, а затем перемешивал порядок, чтобы было непонятно, что — где.       — Вообще-то, я тоже в этом, так-то, не промах! – показательно оскорбился Чон.       — Верю, - тихо хихикнул Юнги, заканчивая перемешку бумаг.       Он выпрямился, хрустнул шеей, как будто ему предстоял серьёзный матч по боксу и выдал:       — Готово! – ехидно улыбнувшись на Чона.       А Чон, по-видимому, втянулся и также стал получать удовольствие от процесса:       — И чё, кто из нас будет художником, а кому в конце придётся лицезреть ад в виде каляки?       — Мы решим это с помощью игры, - решил Мин, - Сыграй со мной раунд «камень, ножницы, бумага».       С видом: «Хах, чёрт, я в деле» Хосок потёр руки, якобы то принесло бы ему шансы на выигрыш и выставил камень, тут же с провалом оказавшийся под ладошкой Юнги, реактивно выбравшего бумагу:       — Я выиграл!       — Не честно! Давай реванш! – Хосок резко вспенился, - Мы должны сыграть три раунда!       — Нет-не-е-ет, - заулыбался Юнги, смакуя вкус победы, - Уже поздно! Ты сам виноват в своём выборе.       Хосок надул губы и грохнулся на стул:       — Аргх!       Чон скрестил руки на груди, с недоверием зыркая на своего сегодняшнего художника. Как обычно, временной промежуток между его следующей и предыдущей реакциями не составил и доли секунды:       — Тогда стиль выберу я!       — Да пожалуйста, - Мин был не против и махнул рукой в сторону тех квадратиков, - Тыкай, куда хочешь.       Его забавляла эмоциональность Хосока даже в подобных несерьёзных ситуациях. Но ещё больше его забавила та серьёзность, с которой он принялся выбирать «тот квадратик». Хосок сгорбился над столом с напряжённым лицом, поглаживая подбородок, словно тут досье, а не клочки. Он смахивал на «дофига важного детектива» в типичной стёбной американской комедии. Юнги угорал с него, не мешал, стоял в сторонке и ему было даже в удовольствие не торопить Хосока. Сцена была вусмерть зрелищной и ржачной. Такое наслаждение грех не растягивать.       — Вот он!       Однако, с Хосоком опции «растягивать», Мин только вспомнил, никогда и не было. Он очень быстро принимает решения, да и сам он будто ракета в человеческом облике.       — Я чувствую, он — тот самый, - торжественно объявил Чон, указывая на один из клочков с таким экспрессивным театрализмом, точно воображал себя главным героем пьесы.       — Ну давай, - Мин смеялся и подыгрывал, - Раскрывай! Ба-ба-бам, - начал он имитировать барабанную дробь, тем самым забавляя Хосока и разжигая в нём того более развесёлую азартность, - Что-о-о-о-о-о-о же у нас тут? – протянул Юнги, перестав барабанить по воздуху и нарисовав пальцем волну до клочка в руке Чона, добираясь до него как раз в тот момент, когда тот перевернул её…       … и ахнул.       — Это. Что. Такое?! – взвизгнул он, прочитав содержимое бумаги.       Палец Мина грохнулся вниз вместе с рукой, а сам он прошмыгнул поближе к Хосоку, чтобы тоже нырнуть в содержимое бумаги. И моментально порозовел сам от собой же написанного.       — Я… я… очень торопился и писал всё, что приходило мне в голову, - начал было оправдываться он, краснея…       … да Хосок не слушал. Он уже был у стола и переворачивал другие бумаги. Перед его глазами в ряд выстроились шесть других нормальных вариантов: «карикатура», «портрет», «иллюстрация», «гиперреализм», «комикс», «импровизация».       И только в его руке блистало: «Ню».       — А-а-а-а-а! – кричал внутри Хосок, горел синим пламенем.       Угораздило же так попасться. Ещё и с таким торжественным: «Он — тот самый!»… Он алел, осознавая, что сам выбрал такой стиль, что его собственные же, пропади те пропадом, действия привели его к данному выбору. Привет, стыд.       Неловкость всегда вынуждает делать соответствующие неловкие действия, а потому Хосок, поддавшийся нападкам сего чувства, начал менять тему, лихорадочно и неестественно стараясь изображать естественность:       — Комикс? Как ты себе это представляешь? – схватил он наиближайший клочок, робко посмеиваясь, - Типо я позирую сюжет, а ты его быстренько калякаешь?.. – нервно теребил он бумажку, - Кха-хах… как тебе вообще в голову пришло такое? А об исходе ты вообще не думал походу? – завалил он Мина вопросами, в одно время же с тем избегая зрительного контакта с ним.       А Юнги ни о чём не подозревал и отвечал по-нормальному обыденно:       — Я же говорил, я не думал особо, просто срочно начиркал семь спешных первых попавшихся в голову вариантов…       — А почему именно семь? – как можно быстрее Хосок перешёл к следующему вопросу.       Не то, чтобы ему было прям очень интересно всё то, о чём он спрашивал Мина… было просто жизненно важно и необходимо отойти от накатившего конфуза.       — Я не знаю… всегда чувствовал, что семь — это какая-то особенная цифра. Вот, - Мин даже показал свою татуировку «7» на плече, - Я набил это, когда мне было где-то шестнадцать.       — Почему? Зачем?       — Ну вот приспичило мне подростком! Но, знаешь, я о ней почему-то не жалею… я правда думаю это особенная цифра… а… эм…       Юнги ненадолго остановился, так как начал подозревать, что Хосок что-то мутит. Как-то он стал чрезмерен. Даже для себя. А когда чрезмерный человек ещё более чрезмерный — то, естественно, вдвойне заметно. Но только он хотел спросить, всё ли нормально, как Хосок тут же поспешил заполнять образовавшуюся пустоту:       — И что дальше?       — Хах, стандартище стандартищем… ты серьёзно, Хосок?.. – подумал он и ответил, - Я думаю… возможно, где-то в параллельной вселенной у меня было семь значимых событий. Или семь очень близких-близких друзей. Или семь членов семьи? Я не знаю… но, в общем, я чувствую, что конкретно у этой цифры есть какая-то крутая энергетика. И каждый раз, выбирая семёрку, я либо попадал в клёвые события, либо заряжался соответствующей энергией, чтобы притянуть к себе подобные моменты.       — Юнги.       — Да?       Недолгая пауза. Чон вздохнул.       — Я тут понял, что ты, оказывается, чуть-чуть странный.       Опешивший от такого ответа Юнги и сам не понял, как попался в ловушку Хосока и отвлёкся от своих подозрений насчёт него.       — В смысле?..       Теперь он не мог прийти к мысли: «А чё это игра так внезапно приостановилась?..». Теперь его волновал совсем иной вопрос: «А почему я, по-твоему, странный?!» — и только он.       — В том смысле, что ты… кх… кх… ну ты себя слышал? – не удержался и надорвался Хосок, - Ещё и нас высмеиваешь, мол, шизотерики. Вон, на себя погляди, клоун-семёрочник!       Падла, какая же падла. Вот найдёт же зацепку, наклюёт и раскроет её. Так выходит, что… Хосок был капец как прав. До густых покраснений на щеках Мина прав. До растянутого и стеснённого молчания. Н-да. На такое вряд ли можно найти аргументы, Юнги был грёбаным двухстульщиком, кой вправду противоречил себе и сейчас этого он не мог отрицать.       — Да, да, ладно! – признал поражение Юнги, - Я высмеивал шизотерику вашу и высмеивал твой долбанный флюорит, при том, что сам, как крышей поехавший, верю в магическую способность числа! Но… ну… было и было! – пытался он перекричать хохот Хосока, - И это повод так троллить меня?! – схватил он Чона за плечи и попытался привести к равновесию, - Хосок! Хватит! Ты же сейчас упадёшь…       Но Хосок продолжал пошатываться от смеха, уже и Мина втягивая в свой ураган. Теперь они вместе пошатывались. Дошло до того, что у них началась какая-то безнасильственная борьба: они дёргали и толкали друг друга, кто зачем: Юнги — чтобы вырваться и угомонить его, Хосок — чтобы позволить себе продолжать издеваться. До тех пор, пока не произошла кое-какая ошибка, мгновенно привлёкшая внимание Мина. В этот раз Хосок сам нарыл себе яму, вовремя не остановился, чрезмерен был. Бодаясь с разгорячённым ним Мином он нечаянно выронил свой клочок с «Ню» на линолеум.        — Ой, - тут же приостановился Юнги, - она выпала, - и машинально спустился поднимать её.       Хосок не то, что не успел и отреагировать, он и не успел даже понять, что случилось. До него всё допёрло только тогда, когда Мин поднялся с кортов вверх обратно и… смеяться уже стало как-то неохота. К нему вернулись все те ощущения, кои он испытывал в самом начале игры. От коих он намеревался избавиться. Однако, по-видимому, теперь уж не светит. Глядя на бумажку в руках Мина, Чон нервничал и повторно заливался конфузом. Лицо Чона изменилось за секунду, да и тих он стал достаточно резко, так что Юнги всё заметил и снова начал подозревать неладное:       — Хоби, - он подошёл к Хосоку поближе, - что такое?..       — Ничего, - Хосок отмахнулся.       Но его порозовевшие щёчки говорили всё за него: не порядок.       — Скажи честно. А то как я помогу?       От того, насколько был близко Юнги, Хосок терялся и нервничал ещё больше.       — В чём дело?       В чём дело? Хосок и сам не знал пока. Всё, что он успел обработать за такое краткое время: это то, что он взволновался почему-то — и всё. А Юнги думал, что он, может, снова запереживал насчёт коммуновских, ушедших на митинг:       — Не получается отвлечься? – Юнги с нежностью и состраданием взял руку Хосока в свою.       — Н… н-не в этом дело.       Сердцебиение Чона начало ускоряться. Юнги поглаживал его ладонь, сам не подозревая, как такое его действие будоражило Чона.       — А в чём тогда? – убедившись, что Чон не переживает насчёт них, Юнги выдохнул, однако не стал расслабляться.       Глаза Хосока мельком упали на бумажку, а затем резко оказались уведены в сторону в заметно смущённом настроении. Юнги понял. Нельзя было не понять, когда во взгляде Хосока проскакивало явное: «Чёрт, что я наделал?..», указывавшее на то, что он ругал себя за то, что случайно дал подсказку Юнги.       — Чёрт, чаги, прости, - Мин отпустил ладонь Хосока, - я совершил большую ошибку…       К нему устремился вопросительный взор Чона, однако, он его не заметил. Его полностью перенесло во внутренние переживания и теперь он мог быть сосредоточенным лишь на них. Юнги почувствовал вину за то, что поставил Хосока в подобное неловкое положение. А может он стыдится своего тела? Он может. У него есть расстройство, он всегда был недоволен своими телосложением и весом. Юнги стал корить себя за необдуманность, за то, что он не учёл всего, за сей некрасивый поступок. Он считал, что с его стороны было грубо вообще добавлять сюда такой жанр, зная всё о Хосоке и его комплексах. Ему требовалось исправляться. И срочно.       — Е… если хочешь, можешь перевыбрать, а этот вариант я выброшу?..        — Нет! – внезапно ответил Хосок, почему-то резко схватив Мина за руку.       А Мин остался обескураженным, ведь он только было собирался выбросить клочок, да произошёл такой вот поворот событий.       — Эм… что?..       — Давай сделаем это, - сказал Чон, нервно сглотнув, однако настойчивость слышалась в его голосе.       И чувствовалась в том, как он сжал руку Юнги, преодолевая робость и волнение.       — Что-о-о?!       Юнги и не догадывался, что причина заключалась в другом. Да даже Хосок сам не догадывался о том. До него всё дошло только сейчас, когда от одной только мысли об отказе от затеи всё вдруг задёргалось внутри. Хосок понял: он на самом деле очень хотел это сделать. Его просто смущало то, насколько он хотел этого. Так сильно, что аж появилось напряжение и попытка избавиться от него в качестве первой защитной реакции. Оттого и нерешительность, и избегание, и непринятие наличия в себе заинтересованности поначалу. А теперь признание сделано и обратного пути уже нет.       Удивлённые глаза Мина поднялись с их рук на глаза Хосока. Напряжение между ними нарастало. Сказать сказали, а как начать делать — кишка тонка. Оправдание есть: начинать всегда сложно. Сложнее даже самого сложного этапа процесса. Ведь процесс — это хотя бы нечто начатое, нечто, на что ты уже решился и он прекрасно идёт своим ходом. Но начало…       Оба некоторое время позависали в нерешительности, как будто совсем в первый раз видели друг друга. Юнги бы соврал, если бы сказал, что непристойный облик не возник у него в голове. Хосок бы тоже был наглым лжецом. Поэтому они и замолчали синхронно. Мин моментально одёрнул себя, отверг эти мысли и послал те подальше. А Хосок — нет. Он же и первый сказал:       — Приступим, - став расстёгивать пуговицы, прерывая самопроизвольный цикл молчания.       Юнги выдохнул, стараясь сделать то как можно тише, как если бы перед ним был песочный рисунок. Как если бы Хосок мог рассыпаться от одного неаккуратного дуновения. Юнги не мог позволить себе лишнего движения, завороженный наблюдением за тем, как Хосок медленно раздевался. В нём напряглось всё от плеч до души, он стоял, как на иголках и даже с трудом совершал каждый вдох. Неужели… подобное может быть, даже если вы давно уже увидели всё когда-то?..       Жёлтая цветочная рубашка полетела вниз, оголяя перед Мином элегантные ключицы, немного выпирающие рёбра и вкусную карамельную кожу. Несмотря на свою худобу, Хосок был таким… чертовски аппетитным. Юнги глаз с него не мог оторвать. Хосок выглядел потрясающе, освещённый золотым солнечным светом, что падал ровно на него из окна, образовывая на полу справа от него длинную и очень тощую тень. Ему поверить сложно как идеально шёл этот свет. Казалось, никому больше на планете так не подошло бы солнце, как ему.       Но эстетичная нега продлилась не долго.       Хосок начал расстёгивать джинсы. Звук молнии штанов вырвал Мина из идиллии, напрочь лишая того всей той безмятежности, которую он толком-то не успел и вкусить. Острие звука поцарапало слух, ощущаясь на много уровней громче, чем оно есть на самом деле из-за тотальной тишины в просторной комнате. Мин слегка дёрнулся и на миг зажмурил левый глаз, когда оказался вновь выброшен в свою грязную реальность. Вернулся всё к тем же напрягающим чувствам. Наполнился тёмным, неэстетичным, бесчестным.       Джинсы тоже оказались на полу. Хосок замер в трепете пред последним этапом. Большой палец правой руки был погружен в боксеры, однако завис у края, прижимаясь к тазовой кости. Очи Мина всё ещё были намертво прикованы к Чону. А именно — на последний элемент одежды на нём. В выражении его лица было предвкушение, сродное огонькам ожидания в глазах у фанатов футбола, что смотрят наиважнейший матч фавов. Настойчивое: «Ну же, давай» так и просилось наружу, да нерешительные уста не могли разомкнуться и выдать просьбу из-за сковывающего стеснения. Разумеется, Хосок очень вскоре заметил то и ехидно разулыбавшись, не смог отказать себе в удовольствии немного повременить с бельём, дабы потешить демоническую часть себя небольшим издевательством над Мином. Сначала он всё делал как бы невзначай, а Юнги сам распалялся и взвинчивался. А теперь он всё делал нарочно, дразня, понимая, что Юнги это понимает и оттого и больше наслаждаясь процессом, ведь Юнги не мог ничего поделать — он был добровольно в плену его действий.       — Как насчёт музычки для настроя? – выбросил Чон, убрав руку с боксеров, оставляя Мина с ужасным чувством неудовлетворённости после того, как то, что вот-вот должно было произойти оборвалось неожиданно посередине.       Юнги ожидаемо опешил, встряхнулся и еле как выговорил:       — П… п-почему бы и нет.       Хосок хищно оскалился, получив желаемую реакцию и защеголял в полуголом виде по творческой комнатке коммуны так, словно он был одет во всё царское. Он шагал по-барски неспешным шагом до тумбы, на которой был размещён виниловый проигрыватель. Появилась ещё кое-какая цель… гадкая, подлая, некрасивая, да, но Чон уже был не в силах остановиться. Тёмная сторона него поглотила ум и вовсю властвовала над его деятельностью. А Юнги всё ещё отходил от чувств и даже стал испытывать стыд за те взгляды, которыми он жрал Хосока только что. Задорно, как экс-солдат с кровавым прошлым оказался наивнее и невиннее хиппи.       — Приготовься, я поставлю нам шедевр, - сказал Чон, не оборачиваясь к Юнги и держа в руках необходимую пластинку.       — Очень вожделею, - ответил двусмысленно Мин.       Хосок заликовал от такой решительности. Но ничего не ответил ему, намеренно удерживая пыл прежнего напряжения. Юнги совсем легко поддавался манипуляциям и тут же занервничал, а не сболтнул ли он лишнего.       И тут вдруг…       Послышался до боли знакомый бит. Почерк, кой ни с чьим не спутаешь. Свой. Юнги мгновенно встрепенулся на месте, будто облитый холодной водой. Хосок удачно повернулся к нему как раз в тот момент, когда то произошло и обрадовался самой что ни на есть дьявольской радостью от созерцаемой ошарашенности Юнги.       — А что, ты думал я поставлю что-то другое? – Чон грациозно облокотился об тумбу.       Позади него играла песня Beside The Streets. Первым вступал тот, кто прямо сейчас стоял здесь перед ним шокированным. Никто никогда прежде из посторонних не включал перед Мином его же треки. Он и не видел лиц поклонников даже. Кроме, разве что, теперь одного…       — Забавно, да, – и он сейчас заговорил с ним об этом, - как фанат, сам о том не подозревая, имел опыт взаимодействия с кумиром?..       Юнги так и знал, что им когда-то придётся завести данный разговор. Только вот он был совсем не готов, что сегодня. Тем более — что вот прямо сейчас. Хосок пробил потолок своей непредсказуемости и заставил Мина лишиться дара речи. Но что ещё хуже — лишиться контроля над чувствами, ведь он более не мог их подавлять, когда Хосок стал приближаться к нему, пока пространство заполнял его собственный речитатив, сопровождаемый им же и написанным инструменталом. Воспоминания о тех днях напрашивались сами по себе, следовало вновь услышать себя: как он сидел вдохновлённый на студии, как хорошо проводил время с коллегами, как они вместе записывали это в темпе, пытаясь поскорее закончить альбом. А тот, кто ждал его восемь месяцев и тут же купил при оглашении выпуска теперь направлялся прямо к нему… и реальность начала ощущаться по-другому. На глазах Мина заблестели капли слёз. Хосок позволил тем стечь, внезапно поцеловав Мина сразу по приближению. Дрожь просачивалась сквозь губы Юнги, Хосок впитывал в себя все его эмоции. Они были смешанными, но одно было ясно: в нём преобладало потрясение. Юнги растерянно отвечал на движения, заметно запутавшись где пребывать: то ли во внутреннем копошении, то ли в наружном наслаждении Хосоком. Решив больше не мучить Мина чрезмерным бедламом, Чон отстранился от него и промолвил:       — Ты знаешь… ты был моим самым любимым участником, - погладив Мина по солёным щекам.       А Юнги до сих пор не мог отвечать. Тема, как-никак, довольно больная. Он вложил душу в сию группу и был готов всё отдать ради неё. Хосок понимал это, но и своё не мог оставить невысказанным:       — Почему мы никогда не обсуждали данного момента? Я ведь, знаешь, тоже много себя вложил в вас. Ждал вас, любил, ожидал нашей встречи.       — Прости меня…       — Нет, стой! – Чон одёрнул Юнги от того, чтобы начать извиняться, - Я тебя ни в чём не обвиняю, понятно? Просто хочу рассказать про меня и..       — … про то, как наша группа смогла повлиять на твою точку зрения на жизнь?..       На сей раз ошеломлённым остался Хосок. Всё пошло не по его планам.       — Что-о-о-о?!       — Мне Индика рассказала всё, - наконец рассмеялся Юнги.       Хосок надул щёки, скрестил руки и тем того только пуще раззадорил Юнги.       — Прям-прям-прям всё? – понадеялся он хоть что-то от себя добавить.       Но:       — Прям-прям-прям всё, - повторил за ним Мин.       И Хосок сдержанно яростно выдохнул. От лёгкой грусти и недолгого сплина уже и не осталось ничего: Юнги активно посмеивался. Чон даже удивился насколько же быстро Мин смог отпустить прошлое.       — Я всё прочувствовал в подробностях, когда мы с ней заговорили об этом в тот день, пока ты ещё находился в коме, - голос Мина стал тих и украшен хрипотцой.       Такой ответ уже всё объяснял. Он прожил тот эпизод и двигается дальше. Обидно, конечно, что Инди (засранка такая!) лишила его возможности попребывать в драматичной сцене уникальнейшего разговора… но он ведь сам виноват, что спал тогда, так как попытался совершить самоубийство.       Бр-р-р-р-р!       Неприятно. Не хочется вспоминать снова. Хосок моментально схватил Мина за руку и поволок того за собой, ничего не объясняя. Юнги, естественно, не понявший, что разговор закончился, начал задаваться вопросами:       — Ой! Всё нормально? Чт… что происходит?.. – теперь была его очередь спотыкаться, - Хосок, ей-богу! Говори, что не так! – едва как восстановил равновесие Юнги.       — Ничего! Я просто хочу начать уже, - а Хосок тем временем дотащил их до мольберта.       Он толкнул Мина на стульчик, как раба, в его действиях проскакивал повелительный тон. Ошеломлённые глаза Мина поднялись на Хосока и обнаружили незнакомые черты. Он всё никак не привыкнет к его скорости смены своих личностей. Каждый раз вот так — кто сейчас пред о мной? Кто был со мной до? Хосок или демон?       — Ты должен меня нарисовать, - сказал Чон.       «Должен». Игра уже была не как игра, а испытание. Ощущение, что чем меньше одежды на нём, тем он более уверенный.       Шорох.       Хосок избавился от своего белья и предстал перед Юнги полностью нагишом. Для Юнги всё забылось на планете. Всё сузилось до одной крохотной точки, сжалось. Юнги нервно сглотнул и заранее почувствовал, что навряд ли справится с такой задачей. Как бы долго он ни смотрел на Хосока, он не привыкал и интенсивность тех чувств совершенно не спадала.       А Хосок… забавлялся его реакцией. Даже питался ею, как вампир. Он продолжал дразнить Мина целенаправленно. Он знал, что он делал, что вызывал, за что дёргал и делал это специально. Не дав Мину и пискнуть, Хосок ушёл к небольшой кубической возвышенности. Прекрасно сознавая, что взор Мина шёл за ним вслед, по пятам, словно тень. Чон упивался его вниманием. Стал понимать, почему он так хотел этого: дело в простой человеческой потребности быть по-особенному замеченным. Хосок расположился на бетонном кубе достаточно выразительно, но при том удобно (чтоб ненароком не шевельнуться), как если б его в действительности собирался нарисовать профессиональный художник. Юнги стало аж немного неудобно за то, что он таковым не являлся, ведь его натурщик позировал великолепно: просто, но при том не банально; легко, но при том не скучно; открыто, однако не вульгарно. Выглядел он роскошно и богато даже при полном отсутствии одежды, не натягивая на себя кричащих украшений, не фанфароня и не пафосничая. Юнги осознал, с насколько ж красивым человеком он встречался. Из рук пропала вся уверенность, кажется, карандаш с ластиком и вовсе норовили выпасть из них. Юнги стал слаб. Не верил, что сможет. И даже и позабыл, что он совсем-то и не обязан, вообще-то.       — Чего ты пялишься? Ты пялиться пришёл? Приступай, - Хосок привёл Мина в себя с некоторой насмешкой в голосе.       — С-сейчас! – лихорадочно ответил Мин и покорно начал прикасаться к бумаге.       Всё становилось невозможно сложным: концентрироваться, смотреть на него и не плыть. Фокус стал им не подконтрольным и то и дело вянул время от времени. Тяжело.       Всё не то, всё не то.       Едва Юнги чиркал хоть линию, как тут же взволнованно стирал её ластиком. Он потратил уже целую минуту, чтобы в итоге не сделать ничего.       — Аргх! Что такое?!       Чёрт, это же, вроде, была… его идея. И он был чем-то вроде ведущего в игре. А как так вышло, что он потерял управление и оно полностью передалось другому человеку?..       Предполагалось, что должно быть весело, безмятежно, отвлекающе от нервотрёпки и стресса. А вышло того… немного… наоборот.       Юнги сломал кончик карандаша, чересчур сильно надавив на бумагу.       Кусок тонкого графитового грифеля полетел вниз, сопровождаемый пробуждённым взором Мина. Он снова проснулся, осознал происходящее и ударился лицом об факт своей беспомощности. Юнги почувствовал себя таким неловким, нелепым, неуклюжим и позорящимся. Но только он потянулся за точилкой, как Хосок… подлил масла в огонь, усложнив ситуацию:       — Ну-ка, подойти-ка ко мне, - попросил он зазывно, по-прежнему не двигаясь с места, сохраняя статичность.       И количество напряжения внутри Мина, которого было и без того немало, прибавилось во много раз, распространяясь вплоть до воздуха вокруг него. Он бы хотел, он бы мог спросить: «Зачем?..», да… нет. Он просто встал и стал выполнять его просьбу. По-прежнему молча. По-прежнему смирно. Юнги подошёл к Чону, как тому и было велено.       Хосока заводило то, как Юнги слушался его уже на автопилоте.       Особо не задумываясь и не задавая никаких вопросов. А вопросов у него было уйма. Юнги, на самом деле, было интересно, что Хосок там придумал или что ему от него было нужно. Но… вышло так… что… теперь уж… Чону это стало и вовсе не нужно. Как Юнги добрался до него, он нарушил свою позу и в ту же секунду вцепился в него, сам став для себя же непредсказуемым и начав понимать, каково же Юнги было с ним. Получившееся получилось настолько спонтанно, что и сам Хосок подохренел со своих же действий. Вообще-то, он всего-навсего планировал попросить Мина надеть на его голову цветочный венок, кой валялся на столе прямо возле него и удачно попался ему на глаза до того, как рисунок оказался бы начат, но чёртовы импульсы овладели им и заставили сорваться раньше времени. Хосок бы порастягивал удовольствие, будь у него достаточно выдержки для подобного, но у него, в отличие от Мина, было не так-то уж и много терпения. Да, Юнги не был единственным, кто пытался держать себя в узде и сохранять самообладание: Хосок тоже сдерживался, однако то, с какой покорностью к нему подошёл Мин… стало для него последнею каплей. Они оба понимали к чему это всё в конце их приведёт. Затея с самого начала отдавала подозрительно распаляющей атмосферой. И всё. Довольно притворства, издёвок. Довольно ждать. Никто из них уже больше не сможет. Хосок притянул Мина к себе и прижался, позволяя поцелую развиться. Робость перетекла в неистовость за считанные мгновения.       Жарко.       Воздух вокруг них нагревался. Внутри — тоже. Температура создавала головокружение. Юнги почувствовал покалывание в губах. Чон не был грубым, но и не осторожничал. Он делал абсолютно всё, что он хотел и брал от Мина всё, что он хотел, не забывая и сам отдавать, только вот… то, что Хосок сейчас даровал была отнюдь не любовь, совсем нет.       От его поцелуя веяло похотью.       Ну а Мин… не имел ничего против неё.       Он и сам разгулялся руками по спине Чона, став поглощать его в ответ не менее безудержно. Жар распалял щёки, губы, шею — все области, до которых Хосок прикасался. Быть в здравом уме было уже невозможно. Юнги полностью потерял связь с реальностью и растворился в происходящем искусстве. Кажется, задача нарисовать Хосока пошла к херам и полетела к чертям. Ну и ладно. Оно так и было бы в любом случае, каждый знал. Каждый из них знал об этом с начала. На всё стало плевать в этом мире. Война не война, проблемы не проблемы. Хотелось лишь зависнуть в этом моменте, продолжая забываться в губах Чона.       Пауза.       Хосок прервал поцелуй, грубо сжав волосы Мина и оторвав того от себя со словами:       — Ты помнишь о моём условии?..        — О како… ох, - пару флешбеков про встречу в больнице и Юнги детально вспомнил то, о чём спросил Хосок.       В промежутке между вопросом и ответом прозвучали их тяжёлые дыхания. Юнги не смог дать ответа устно, посему только дёргано кивнул, раскрасневшись.       — Настал момент, когда ты можешь узнать, чего я хотел от тебя, - изрёк Хосок.       Глаза Юнги раскрылись чуть шире. Однако, ему не дали повариться в интриге и ни шанса на более подробные раздумья. После своих слов Хосок тут же спустился, схватил его за руку и повёл к выходу из комнаты. У Юнги всё пылало: в животе, в груди, на щеках загорались огни. С каждым шагом всего становилось больше и больше. Пульс — громче, температура — выше, головокружение — сильнее.        24 часа. Ровно. Сутки. Столько прошло с момента, как Хосок озвучил своё загадочное требование, предполагавшее один бог пойми что. И ни минуту Юнги не забывал об этом. Оно и естественно, ведь не было никаких подробностей: что должно случиться, когда, каким образом и кто должен быть исполнителем.       Хосок только возбудил его… сильно.       И оставил ходить с ощущением «круглосуточно будь готов к нападению».       Сейчас все ощущения, когда-то зародившиеся из-за сего договора, обострились. Под ногами скрипела лестница коммуны. Хосок скоро дотащит его до их комнаты. Узлы в животе скручивались быстро, туго. Тело уже не выдерживало. Мин затвердел.       Ворвавшись в комнату с яростными движениями, Хосок тут же кинул Юнги на кровать. Даже не стал за собой закрывать. Дверь осталась открытой, а взору Мина открылся точно так же затвердевший член Чона. Непроизвольно учащалось дыхание, несмотря на то, что ничего ещё не началось. Хосок заводил его и без прикосновений, а когда те прибавились — того крышесноснее. Рука Чона, не особо заботясь о прелюдиях, сразу полезла под брюки Мина, ища центр его главного удовольствия. Найдя, обхватила ствол, прошлась большим пальцем по головке, размазывая по ней его предэякулят. Юнги застонал, дёрнулся и затрясся, питая Хосока своими реакциями. Хосок от того заряжался энергией и начал оставлять на шее Мина бесчисленное количество засосов, пока рука, издевательски отошедшая от члена и оставившая его с адской неудовлетворённостью после одного единственного стимулирующего движения, присоединялась ко второй руке для избавления Юнги от одежды.       Юнги вздыхал. Растерянно, громко, часто. Не поспевал за действиями Чона ни умом, ни телом, ничем в помине. Всё внимание заострилось на острых ощущениях, которыми Хосок активно его задаривал. Даже то, как агрессивно он снял с него вещи и кинул те на пол, не глядя туда… обжигало. Юнги ничего не успевал переваривать, однако одно понимал точно по реакции своего тела — ему… скорее всего… это нравилось. И это его ужасно смущало.       — Я хочу, чтобы в этот раз ты был снизу, - коротко, ясно и не приукрашивая сказал Хосок.       Резко оставленный без внимания Юнги до сих пор подрагивал и еле собирал себя по кусочкам. Всё происходило так молниеносно, что он стал казаться себе заторможенным. Ведь вроде вот только недавно они были ещё на первом этаже, а теперь он тёк перед Чоном голый, судорожно кивая соглашение на то самое его условие. Молча. Не способный никак это прокомментировать, в край смущённый и отчаянно нуждающийся в разрядке. Хосок распалялся от того, как Юнги не выказывал ни единого возражения. Он сам оставил его без выбора, управлял всем и пользовался его уязвимым состоянием. Ещё с того момента, как Мин вымаливал у него прощения в больнице. Он поддался искушению манипулировать им, сыграв на его чувстве вины перед ним. И они оба прекрасно то знали. То и возбуждало Хосока до потери головы.       — Вставай, - дьявольски разулыбался Хосок, - на колени.       Юнги послушался. Упал ниц.       — Ты знаешь, как тебе это идёт? – Чон погладил подбородок Юнги большим пальцем, - Я заметил это, ещё когда ты просил прощения в больнице… - убрал руку.       Хосок смотрел на него сверху, из-под ресниц, очи его были словно врата в преисподнюю.       — Ты знаешь, что нужно делать дальше, - вкинул он, наслаждаясь тем олицетворением покорности, в которое Юнги превратился.       Юнги знал. Он несмело взял член Хосока в руки и застыл в таком положении. Сердце безумно быстро стучало, он не мог поверить в свои ощущения. А Хосок был слишком заведён, чтобы понять его и тянуть с каким бы то ни было аспектом слияния.       — Неправильно, - строго произнёс он, сжав Мина за волосы, - Не испытывай моё терпение… - и поднёс его голову ближе к паху, продолжая крепко сжимать его волосы.       Щека Мина оказалась у основания члена. Живот снова скрутило щекочущее чувство. Юнги было сложно сходу понять, что он испытывал из-за всего происходящего. Понятно было только то, что… ничего негативного. Но это не поддавалось логике, поэтому его начало нехило заморачивать.        — Мне что… - стыд смешивался с другими эмоциями, не позволяя в полной мере насладиться хорошими, - может… нравиться такое?.. – краснел и сжимался он.       Он созерцал подобного Хосока впервые. И никак не мог сам себе признаться в том, что таким он нравился ему даже больше.        — Приступай, - Хосок отпустил его волосы.       Белая копна нитей рассыпалась по затылку. Юнги почувствовал ещё один заряд по нутру от его приказывающего голоса. Он вновь подчинился. Вновь на автомате. Тем самым будоража Хосока. Член, уже оказавшийся во рту Мина, сполна дал узнать об этом: предэякулята было много и венки раздулись. Сам же Хосок дышал учащённо. Он помогал Юнги руками… вернее, нетерпеливо вынуждал того двигаться быстрее. Хосок заталкивал себя в Мина глубже и жёстче, искусывая внутреннюю сторону нижней губы от накатывавших на него сильных эмоций от общей сути сей крайне пошлой картины. Нагретые ещё десять минут назад ощущения внутри живота сейчас уже вовсю кипели, предательски приближая Хосока к разрядке. Глаза непроизвольно закрывались, бёдра бесконтрольно совершали толчки. Юнги старался. Проглатывал, успевал надышаться, когда Хосок временно освобождал его рот, а затем принимался принимать его снова с новой силой, подключая язык и всасывающие движения губами. От такой старательности и отдачи Хосок терял контроль над своим дыханием. Моментами иными он даже забывал это делать, когда Юнги отталкивал его руку с характером и начинал аккуратно оттягивать кожу его члена скользкими от предэякулята губами. Повиновение повиновением, но периодическую тягу к свободе действий никто не отменял. Такое возбуждало ещё больше, ведь не интересно брать того, кто слишком легко отдаётся. Хосок становился слабым, его ноги подрагивали, окружение постепенно заливалось фантомным ярким светом, который норовил превратиться во взрыв ослепляющей вспышки. Хотелось этого. Скорее, скорее и скорее. Однако, дразняще медленные, но интенсивные движения Мина не позволяли достичь этого, провоцируя Хосока сорваться и совершить над ним очередное властвование. Хотелось подавить его, наказать за отсебячину и заставить слёзки потечь с глаз от грядущих безостановочных фрикций. Честно если бы Мин мог хоть себе признаться, он и сам хотел этого, оттого и провоцировал.       Хосок снова схватил его за голову и принялся осуществлять свои действия, освобождающие его от горящей надобности. Погоня за оргазмом не продлилась долго — он достаточно виснул у края, а потому излился внутрь спустя ничтожные секунды, сам того не ожидав и охреневая от ощущений. Везде всё покалывало, крышу вскружило, в кровь выбрасывалось море эндорфинов. С центра живота по концы каждой волосинки распространялись электрические разряды. Эти семь толчков…       — М-м, твоя любимая цифра.       … тем не менее, исполнили желание Хосока: Юнги, проглотивший всё до последней капли, предстал перед ним с прослезившимися глазами и в качестве бонуса — ещё и с опухшими, да блестевшими после процесса губами. Укрытый остатками послеоргазменного фантомного света он выглядел, словно русал в нежном тумане. Лыба сама по себе натягивалась на лицо. Во-первых, потому что Юнги был просто мифически красивым. Во-вторых, потому что это был самый лучший оргазм в его жизни.       — Ч… ч-что… м-мне… дальше… д-делать, господин?.. – отрывисто и неуверенно спросил Мин.       Хосока чуть не перекосило от голоса, зрелища и общего настроения произнесённого. Это было так не похоже на Юнги. Что могло произойти за пятнадцать секунд?.. Хосок всё думал, да никак не мог понять, а отчего ж Юнги так мозги пришибло-то… пока не взглянул вниз и не обнаружил белые капли его собственного семени на полу. А руки его, дрожащие и напряжённые, сжимали его бёдра до вмятин и покраснений. Хосок тут же оскалился, вновь затвердел, осознав, что Мин не прикасался к себе, убрал его руки со своих бёдер и наклонился к нему с глумлениями:        — Малыш кончил, пока делал мне отсос? - произнёс он мелодично и ехидно, касаясь кончиком пальца головки Юнги и наслаждаясь его новыми реакциями.        Мин издал робкий стон, заново весь перенапрягся, утопая в дичайшем стыде. До него только дошло, что он сморозил в порыве перевозбуждения и в каком же неловком положении Хосок застал его. Он прикрыл глаза, лицо сгорало, краснее этого он ещё ни разу не был до.        — Что, так понравилось? - а Хосок не прекращал.        Он настигал Юнги, придвигался всё ближе и ближе, накрывал его собой и крутил пальцем у головки, собирая на кончике его семя и целуя заметно погорячевшую шею Мина. Юнги вздыхал, но уже больше не так свободно: конфуз из-за произошедшего начал его ограничивать. Он начал пытаться себя контролировать, чтобы больше не совершать конфузящих действий. Хосоку такое не понравилось и естественно, он это сразу заметил. Он перестал ёрзать языком по шее Мина, отцепился от неё и прислонился к его уху, выдыхая с по-настоящему дьявольским придыханием:       — Да ла-а-адно, не стыдись ты, - низкие частоты опаляли кожу Юнги, - все мы — люди, - а вибрации щекотали затылок.       Мурашки посыпались по всей спине Мина.       — Ты сейчас такой сексуальный, Юнги, - допроизнёс Чон, слегка выпрямившись и уже заглянув в растерянные глаза парня.       Которые он мгновенно увёл куда-то в сторону, не способный выдержать зрительного контакта, до сих пор пребывая в крайне застыженном состоянии. От чего пользы, конечно же, не было. Всё равно Хосок был нос к носу, как близко к нему, так что поувёртываться, понапрятать всё и избежать тесного эмоционального контакта не вышло. Хосок чувствовал стыд Юнги, дышал им и тем самым смущал его того только сильнее. Загоняет в угол, когда твоё нутро вот так расковыривают и рассматривают. Юнги чувствовал себя обнажённым и подсвеченным сверху огромным прожектором, а Хосок будто был единственным зрителем, полностью сосредоточенным на нём — вот так и ощущается невольное оголение своих крайне личных чувств перед другим человеком. Но вдруг:       — Я хочу тебя, - внезапно промолвил тихо и моляще Хосок…       … и то, как он был твёрд и желал войти в Мина слышалось в его голосе. Дыхание Юнги задрожало, сия картинка возникла и у него в голове, полностью отвлекая от стеснения… ведь слышать такое напряжение в голосе Чона из-за него… было для него чрезмерной усладой. Снизу задёргалось.       — Кх… - Мин зажмурил левый глаз.       Его член тоже повторно поднялся. Теснота и сжатость в теле стали ощущаться сильнее от осознания, что это всё от одной только фразы. Хосок был в экстазе от сего зрелища, от того, насколько он влиятелен над Юнги. Продолжая хищно зрить на его эрекцию, он упивался тем, что это — результат его действий. Юнги чувствовал себя странно под таким его взором: не то больше возбуждался, не то ему было некомфортно оттого, что Хосок смотрел на него… так… чересчур хищно. И некомфортно не оттого, что ему это не нравилось, а оттого, что, как раз-таки, наоборот, очень да. В голову лезли совершенно диковинные для него идеи и желания, внутри слышался голос раннее им нераскрытого подсознания. Оно просило такие вещи, от которых Юнги повергался в шок и цепенел. Появился некоторый диссонанс, Юнги завис, не зная какой из каналов выбирать — импульс прикрыться и снова зажаться или дать себе волю этим наслаждаться, потому что они оба были на одинаковом уровне всепоглощающими. Как же было непонятно, что делать…       Телом Мин горел и распалялся, отчаянно ожидал и требовал продолжения. Но умом он был немного запутан: ему было стыдно не то, что признать, а даже обнаруживать в себе то, что его может возбуждать хосоковское отношение к нему, как к сексуальному объекту.        И возбуждать настолько, что аж перехватывает дыхание.       Так хотелось попросить его «Да, пожалуйста, воспользуйся мной, как игрушкой. Пожалуйста, воспользуйся мною, как вещью», но язык не поворачивался. Юнги глушил, глушил все свои потребности и пожелания, критически стыдясь тех, ведь встретился с ними лишь с ним и впервые. Один только взгляд Хосока длиною в пять секунд раскрыл данный кинк Юнги, о котором он и сам всю свою жизнь не знал. Естественно, он был не готов к этому.       Как и к следующему выкидону Хосока.       Чон решил зайти дальше. Медленно поднял взгляд, вместе с ним поднимая тот палец, на котором была скоплена гуща Мина. Юнги вопросительно наблюдал за каждым его действием, как обычно не способный те предугадать. Глаза бегали, окидывая мимолётными касаниями то глаза Чона, смотревшие прямо на него, то вязкую жидкость, уже слегонца стекавшую по его указательному пальцу. Хосок с секунду позабавлялся такой реакцией, а затем резко взял и слизал всё то, что насобирал на своём пальце. И будто того было мало промолвил:        — Как же моя работа прекрасна на вкус, - заряжая Юнги новыми эмоциональными красками, усиливая его кровоток на щеках напоминанием о том, как он кончил, просто делая минет Хосоку.        В груди Юнги всё пережалось от чувства, неописуемого и непонятного, оно являлось какой-то несуразной мешаниной из одновременно испытываемых сильнейшего стыда в его жизни и наивысшего удовольствия. И если с первым не возникало вопросов, то со вторым он нехило заморачивал голову. Ведь как от подобного, чёрт возьми, можно получать такую вспышку гормонов?.. Шкала перевозбуждения Мина взлетела до предельного значения. Он слышал своё сердцебиение и еле держал ритм уравновешенного дыхания, которое абсолютно диссонировало с частотой его сердечных ударов. Снизу он начал замечать нетерпеливую пульсацию, напряжение оттуда ударяло прям в голову, тело требовало немедленно приступать. И требовало назойливо, громко, больно. Отравляя тягой не только тело, но и ум. Фантазии неконтролируемым обвалом стали засорять ему всё сознание. От них становилось стыднее, сложнее. И невозможнее сдерживаться. Юнги не мог перестать представлять, как Хосок берёт его, как объект. И берёт без всяких разнеженностей.       — Ты тоже должен оценить её качество, - наконец заговорил с ним Хосок.       А Юнги не шибко вкуривал, что он несёт, накумаренный мозгосносящим влечением. Он оказался прерван Хосоком за секунду до того, как он бы набросился на него. Но, как обычно, Хосок оказался быстрее.       — Я и тебе дам немного попробовать, - известил Чон, однако остался неуслышанным.       Мысли Мина вообще не там витали, ум не функционировал, мозг не мог состроить членораздельные предложения даже хотя бы у себя в голове. Так что он не постарался ни услышать Хосока, ни обработать информацию, ни ответить. А оно и не требовалось…       Вскоре после своих слов Хосок снова обволок свой палец остатками оргазма Юнги, водя пальцем по стволу и головке, касаясь всех мест, куда укатило побольше. Юнги был очень чувствительным и подрагивал от каждого его движения, даже если те были лёгкими и едва уловимыми тактильно. Пульсация там начала усиливаться, всё опухло и требовало внимания. Мин вздыхал. Тихо, неуверенно, жалобно. Хосок слышал. И скалился. Ему это нравилось.       — Попробуй себя, - сказал Чон и приставил смоченный спермой Мина палец к проходу.       Тот опешил, в очередной раз оказавшись не готовым к внезапным сюрпризам Хосока. Чон совершал круговые движения, массируя слегка напряжённое окружение и ловя взглядом взгляд Мина — растерянный, вопросительный и немного испуганный.       — Расслабься, - приблизился Чон, того больше делая Мина взволнованным.       — Ах… кх… - глаза Юнги закрылись.       Хосок вошёл кончиком. Их лица снова были в миллиметрах друг от друга. Теперь Чон мог чувствовать жар его тела, паливший отовсюду, как в пекле пустыни. Он и сам становился горячим и возбуждённым, заталкивая свой палец поглубже. Юнги стонал громче, дёргался амплитуднее и будоражил его аппетиты. Хосок собирался поцеловать Мина, но передумал, услышав, как изменился его голос. Захотелось продлить сию музыку для души, понастраивать всячески её тональность. И он настраивал. Нажимал, скользил, искал нужные углы, подбирал лучший темп, лишь бы услышать побольше. Юнги извивался, полностью подчинённый его действиям и удовлетворял Чона разнообразными реакциями на разного рода движения, подлинно, подобно послушному инструменту в руках виртуозного мастера. Член Хосока разнылся, став напоминать о себе с требовательной настойчивостью, когда он добрался до простаты Юнги и увидел самую жёстко распаляющую картину за весь сегодняшний день: Юнги непроизвольно сжал палец Хосока, его всего перекосило от искрящихся импульсов, те и выкинули его голову на кровать, задрав ту и заставили всё его тело дрогнуть в синхрон с его кратким, но громовым, словно выстрел, стоном. Хосок случайно сдвинулся с необходимого места из-за того, насколько резким было движение Юнги. Он задышал тяжело, забыл обо всём том стеснении, которое испытывал поначалу и быстро вернул зрительный контакт с Чоном, выражая лицом открытое: «Что это было?..». Хосок и без того был на пределе от того, что он видел и слышал, а тут ещё и осознание, что…       — Юнги, ты что ещё ни разу до меня ни с кем не был в нижней позиции?        — Да…        … он забирал первый раз Мина и открывал для него мир неизведанных ощущений. К аппетитам услышать больше его стонов прибавилось и желание показать ему всё. От и до, в идеале, заставляя его кончать насыщенно и незабываемо. Раз уж он был особенным, он хотел соответствовать сему статусу.        — Юнги…       — А… гх…       Хосок сжал в руке его член.       — … я коснулся твоей простаты, - быстро ответил на тот его немой вопрос в глазах он.       И начал стимулировать член Юнги. Пресс Мина напрягся, он задышал рвано, опьянённый тем, что прикоснулись к тому, что давно вожделело прикосновения.        — Я тебе сказал то, что ты хотел узнать. Теперь ты скажи мне. Твоя очередь, чаги.        Хосок замедлил движения, опуская в Мине то, что шло в гору и хорошо поднималось. Спущенный с эйфорического рая Мин посмотрел на Хосока крайне жалобно. А Хосок именно этого и добивался.       — Скажи…       Юнги был готов сказать что угодно.       — … какого бы ты хотел сейчас продолжения?..       Но только не это.       Чёрт, только не это.       Стыд раздавил его с новой силой.       Юнги замер вместе со своим дыханием, глядя на Хосока с палевной взволнованностью. Не трудно было догадаться, что было то, что он бы хотел, чтобы Хосок с ним сделал, но он умалчивал об этом, похоже, испытывая неловкость за даже наличие такого желания. Хосок не хотел забивать на это, так как это всё-таки был первый раз Мина, а первый раз должен быть особенным — и никто не переубедит его, так издревле в его понятиях сложилось. Так что молчание Юнги… чем дольше оно длилось, тем усерднее Чон придумывал манипуляции, чтобы вынудить Мина один чёрт ответить.       — Говори, - но сначала он попробовал по-простому.       — Мне… не важно, - попытался соврать и отмахнуться Юнги…       … напрочь забыв о том, как он не умеет врать и насколько плохо это у него получается.       — Ч, - по Хосоку было видно: не сработало.       Юнги распереживался каждой частицей себя, глядя ему в глаза, вроде спокойные, однако сулящие какой-то скрытой угрозой.       И чутьё его не подвело.       Дальше Хосок встал, поднял Мина, толкнул его на кровать, навис сверху и продолжил напирать:       — Ты меня, кажется, не понял, - спускаясь рукой по груди до пресса, - Это же моё условие, ты забыл? – далее спускаясь с пресса до уже вовсю истекавшего члена.       Мин стонал. Каждая область, по которой прошёлся Хосок, слегка вздрогнула. Юнги было приятно. Но пиком приятных ощущений стало то, когда Хосок наконец снова прикоснулся к его члену.       — А-а… а-ах!       Хосок сразу начал с грубого характера действий и самого ускоренного темпа. Юнги был чертовски твёрд, получал удовольствие, глаза закатывались, а спина изгибалась. Он тёк обильно, дышал так, будто вот-вот снова кончит.       Хосок остановился.       Голова Мина, чуть-чуть поднявшаяся наверх, грохнулась на подушку обратно. Так же резко, как резко и прервалось удовольствие. Юнги вновь посмотрел на Хосока моляще. А Хосок продолжил на том, на чём он остановился, как ни в чём не бывало и игнорируя его взгляд:       — Хочешь продолжить? Ты хочешь. Я знаю. Только вот ты мне так и не ответил, как именно…       Юнги ещё никогда в жизни не чувствовал себя настолько возбуждённым, как сейчас. Хосок выглядел очень мужественно, украшенный тенями и выпирающими венами. А его уверенное поведение вкупе с такими репликами… добивали. Хотелось отдаться ему, выстанывать благодарности под ним за то, что он имеет его. Просить его не быть нежным с ним, позволить ему полностью искупить вину перед ним. И Юнги был в шоке со своих же желаний. И в общем с того, что ему вообще подобное способно прийти в голову. Ещё и Хосок должен был узнать обо всём. Блеск. Всё лицо Мина заливалось алой краской.       — Я не продолжу, если ты не ответишь, - как морозной оплеухой по лицу прилетело.       Хосок был своеобразным человеком со своеобразными методами получения своего. И пусть он сам сгорал от желания, он держался и слово своё держал — перестал трогать Мина. Юнги становился ещё более растерянным. Уповал, что Хосок возьмёт, да сорвётся. Уповал каждой взвинченной клеткой тела. Чувствовал интенсивность своих надежд на напряжённом участке внизу. Терпел их. Не мог решиться действовать. Только ожидал дальнейшего развития событий. Однако, события всё не происходило, конечно же. Ведь Хосок был в край упёртым и принципиальным.       Чёрт, вот и впёрлось же ему это настолько и вот прямо сейчас. Непросто преодолевать свои барьеры. Непросто в подобном признаваться. А Хосок ещё и давил, чтобы он это сделал скорее. Прекрасно.       — Хосок… мне трудно это произнести. Ты первый мужчина в моей жизни, который порождает во мне подобные желания, - вот бы он мог хотя бы так сказать… было бы великолепно.        Но Юнги был вконец скован. Да и вообще не в состоянии разговаривать. Он просто дальше смотрел на Чона оленьими глазами, испытывая его терпение на прочность, зная, какое оно у него хрупкое и как праздника ожидая его срыва. Который не заставил себя долго ждать. Хосок не мог в собственные же игры. Спустя ничтожные секунды он полез под подушку, достал оттуда тюбик с лубрикантом и выдохнул, явно разгорячённый и не гневом, а спровоцированным Мином азартом.       — Тогда буду разговаривать по-другому, - его грозный голос сыпал бесчисленные мурашки по коже.       Хосок грубо схватил Мина по бокам, оставляя там вмятины и неожиданно приятные ощущения, а затем перевернул его, буквально кинув его так, чтобы он теперь лежал на животе. Немного остывшие телесные чувства вновь оживились, в очередной раз разгоняя кровоток по напрягшемуся животу Юнги. Кроет. Дурман стал усиливаться, бился в недрах пульсацией, норовя выскочить наружу, места в теле эмоциям уже не хватало. Колючий ток пульсировал в нервах. От того, как деспотичнее становился характер его действий. От собственных ощущений от нахождения в такой позиции. От одного осознания, что в ней Хосок может сделать с ним всё, что он захочет. Юнги чувствовал себя натянутым, перегретым, желающим поскорее изорваться.       — Я приказываю тебе, - слышалось в синхрон со звуком щелчка крышечки тюбика, - озвучить мне свои пожелания, - а затем в синхрон со звуком выжимания его вязкого содержимого на палец.       Вскоре после того Хосок раздвинул ягодицу Юнги и приставил смазанный палец к проходу.       — Кх…       — Говори, - Хосок вошёл средним пальцем полностью и прижался ладонью к промежности.       Всё нутро Юнги трясло, в глазах мерцали искры, Хосок снова касался его простаты. Возбуждение Юнги возросло, болезненно сжимая его член неутолённостью, которая стала ещё более заметной, назойливой и невыносимой. Хосок был в нём глубоко, касался именно там, где приятнее всего… и бездействовал. И Юнги не выдержал:       — Используй меня! – разнеслось эхом по всей комнате, - Делай со мной всё, что захочешь…       Было легче признаваться, смотря на Хосока спиной, плюс будучи «вынужденным выполнять его приказ», нежели глядя тому прямо в глаза, позорно самому выпрашивая своё.       — Я хочу быть использованным, - сжал глаза и произнёс Мин, проглатывая некоторые буквы от нервов, - М… м-можешь… отнестись ко мне, как к объекту?.. - сгорал он от стыда, произнося это, но низ сгорал от возбуждения больше, так что выбора у него особо не было.       — Что?! – хорошо, что Хосок не выпалил это вслух.       Он действительно очень сильно удивился. Но тем же временем стал понимать почему Юнги так зажимался озвучивать желания вслух. Кто же знал, что он внезапно окажется человеком с необычными и даже можно сказать абстрактными фетишами. Он! Максимально незамысловатый и лёгкий для понимания человек! Приятно удивлённый новыми любопытными открытиями о своём вроде бы простом, на первый взгляд, парне, Хосок снова оскалился, погружая в Юнги сразу и следующий палец, говоря про себя:       — Использованным, значит?..       — А-а… а?.. А-а-ах! – Юнги тотчас же реагировал, с некоторыми паузами сопровождая каждый сантиметр проникновения всё более и более громкими стонами.       Его ноги и плечи подрагивали. Дыхание становилось нестабильным. Хосок ещё ничего особенного не делал, но Юнги уже ощущал себя на седьмом небе. То ли от освобождения от оков и ограничений, связанных с его непринятием своих предпочтений…       … то ли потому что…       — Тебе, кажется, весьма-а-а-а заходит быть снизу, Юнги, - улыбка слышалась в его голосе.       Румянец ещё раз заполонил всё лицо. Потому что Хосок был убийственно прав. Ему нравилось. Именно с ним. С Чон Хосоком. Но ни с кем другим так не понравилось бы. Юнги получал какое-то необыкновенное удовлетворение, которое и сам себе логически не мог объяснить от того, что такой, как Хосок, управлял процессом. Он был тем, кому хотелось бы отдаваться добровольно, в любое время суток и в любую погоду. Для Юнги от него веяло атмосферой такого человека, которому можно доверить все манёвры и не остаться разочарованным — Хосок оправдывал все его ожидания.       И воплощал его фантазии в реальность.       — Сейчас ты искупишь вину предо мной, - как будто прочитав и процитировав себя же из воображения Юнги, произнёс Хосок, совершая толчок пальцами, чертовски подходящий под тон его слов.       Юнги рвано вздохнул и дрогнул от ощущений. В груди накопилась смесь из разнородных эмоций — первостепенно он был в шоке и не мог поверить, что Хосок действительно сделал и сказал это. Когда фантазии сбываются настолько скоропостижно, это ощущается скорее больше как сон, чем реальность. Во вторую очередь он испытал опять то же чувство, непонятную мешанину из стыда и удовольствия, которому всё никак не найдёт или не придумает определения. Было немного страшно, что сбывались его самые вожделенные желания, при том, что он ни разу не заикался о них, а лишь выразил желание быть использованным, то есть, дал совсем мизерную долю информации из всего того океана потребностей, которые он на самом деле имеет. Страшно и приятно одновременно. Страшно так, как будто ему лезли в голову и у него более не было приватной жизни — всё нараспашку и в открытом доступе. Объективно так оно не является, да, но ощущения были именно таковыми. А приятно почему — Юнги сам не понимал. Оттого в мешанину чувств прибавлялось и стыда. Потому что Юнги привык объяснять всё логически и знать что и почему он испытывает. Контролировать любой свой шаг, любую эмоцию, не быть расплывчатым и быть всегда собранным. Но с Хосоком… с Хосоком всё было по-другому. С ним он забывал элементарно как дышать даже. И вот он лежал, потеряв счёт времени, эпизодически забывая о дыхании, пока Хосок растягивал его с интересом, заряжаясь обилием его реакций. Чем жёстче двигался Хосок, тем он ближе становился к кульминации. А Хосок, вероятнее всего, подозревал об этом. Поэтому издевательски не спешил и разбавлял жёсткие движения чрезмерно мягкими, такими, которых недостаточно, специально выводя Юнги из себя, сохраняя свой статус непредсказуемого беса. Хосок медленно перемещал фаланги назад, покрывая Юнги густым слоем фриссона. Мин ощущал каждый миллиметр его скольжения отчётливо, все нервные окончания — те, что внутри и те, что снаружи, зудели, вызывая щекочущие эмоции, особенно концентрирующие свою атаку на щеках, шее, за ушами и в животе. Эти чувства были чем-то вроде разогрева перед более ядерными чувствами, которые настигли его, когда Хосок резко вогнал два пальца обратно в самую глубь, задел его простату и насладился очередным его стоном от неожиданности. Юнги было совершенно не больно, что не могло не вызывать изумления. Выходит, Хосок был настолько хорош, что был способен отправить его на пик его возбуждения. Легко.       — Я тобою та-а-ак наиграюсь, - уже и сам часто дыша произнёс Хосок.       Он стимулировал себя, возбуждённый наблюдением за бурными реакциями Юнги на его абсолютно любые движения внутри него. Теснота его нутра соблазняла, даже если та всасывала в себя всего лишь пока пальцы. Всё равно Хосок до дрожи хотел его. Он распалялся и от нахождения в Юнги одними только фалангами. Не мог себе даже вообразить, что случится, когда он наконец войдёт в него.       — Хо-о… с-сок… - заскулил с дрожью в голосе Мин.       Те слова, которые ему произнёс Хосок, особо и не задумываясь, отразились на его теле откликами, каждый аспект него прилично триггернуло: член разнылся, начав ощущаться того тяжелей, чем был до этого, голову вскружило от резко участившегося пульса и сам Юнги сгорал, был как подожжённый внутри пламенем преисподней Хосока. Температура возбуждения была так высока, что его мозг просто расплавился и он перестал отслеживать коэффициент постыдности своих слов, как делал в самом начале всего, нетерпеливо вытаскивая наружу всё, что чувствовал:       — Возьми меня, - в первозданном виде, не редактируя, - пожалуйста… - несмотря на дрожь и тихую громкость, настойчивость прослеживалась в его голосе.       — Будь по-твоему, - с восторгом прошептал Хосок, неторопливо вытаскивая пальцы из Юнги.       Хосок насладился каждой миллисекундой этого последнего действия, наблюдая, как потряхивает Юнги, в край чувствительного и сходящего с ума от предвкушения. У Чона появился блеск в глазах. Мин полностью потерял контроль над разумом и телом. Такое очень льстило и завлекало. Порождало новые развязные идеи.       Юнги продолжал дышать рвано и тяжело, непроизвольно выражая в каждом вдохе и выдохе своё необъятное желание. Он больше не старался делать себя тише, сдержанней и уравновешеннее. Он банально не мог, он умирал от желания, это было уже физически невозможно.       Тем временем Чон принялся воплощать в жизнь те внезапно подкравшиеся к нему идеи. Он наклонился, лёг на Юнги, касаясь торсом его спины и незаметно прошмыгнул рукой под кровать, тут же находя необходимую коробку и намереваясь быстро определить наощупь, найти и достать оттуда те самые вещи о которых он сейчас так вовремя вспомнил. Юнги обалдел от приятных ощущений: он и Хосок кожа к коже как тесно прижаты друг к другу, оба гладкие, горячие и нежные. Позади снизу в него упиралось возбуждение Хосока, разжигая сильнее и без того ярко искрившееся внутри него предвкушение. Хосок, желая оставаться непредсказуемым, отвлекал Юнги ещё и покусыванием его уха. Это провоцировало кровь бегать быстрее, уста — сладко стонать, глаза — закатываться. Юнги был в непереносимо сладкой истоме, будто в первый раз попробовал молли.       Хосок нашёл то, что ему необходимо.       Он тут же остановился, приподнялся на локтях и разулыбался улыбкой безумца. Не успел Юнги и отойти от чувств, как в его рот оказался помещён кляп. Хосок туго затянул его, примерно прикидывая, какое же сейчас могло быть выражение лица у Юнги. И то, как он думал: «Что?.. Откуда это у тебя?» Хосок тоже знал. Он наслаждался всем этим.       — Ты сам попросил делать с тобой всё, что мне захочется, - ехидно напомнил Хосок, надевая на голову Мина обод с кошачьими ушками в стиле неко, - Грех не воспользоваться такой возможностью, - добавил затем он, натягивая на шею Юнги чёрный чокер с бантом и колокольчиком.       Юнги был в потрясении. В шоке. В очередной раз охреневал с Хосока и с того, сколько же всего он ещё не знает о нём… но Хосок не дал ему долго зависнуть в этой эмоции и перевернул их на другую сторону кровати, откуда можно было наблюдать себя в зеркале. И Юнги сгорел из-за увиденного. Он едва стоял на подкошенных коленях, подрагивая и пылая от происходящего. Позади него, также на коленях, стоял Хосок, одной рукой придерживая его за талию, другой держа его за подбородок и говоря:       — Не отрывай с себя глаз.       Хосок оскалился.       — Любуйся моим творением.       А затем толкнул его за спину, делая так, чтобы Мин приземлился на локти и встал на коленно-локтевую позу. Юнги обильно потёк, запульсировал, вновь ощутил всей длиной приятные мучения. Предэякулят начал скапливаться и падать на простынь, бесстыдно образовывая на ней небольшую лужицу. Видеть себя в таких украшениях ужасно смущало, но больше смущало видеть то, как он был возбуждён из-за этого. Потому что Хосок действительно отнёсся к нему, как к объекту: переодел его во что захотел, как какую-нибудь свою куколку, ничего у него спрашивая и делал абсолютно всё, что ему приспичит. Юнги еле выдерживал шквал эмоций, которыми его завалило от этого, еле стоял на дрожащих руках, еле продолжал смотреть на сие зрелище. То, как он, подобно купленному и подаренному Хосоку презенту, стоял с бантом на шее и украшенный ободком… распаляло его до чёткого ощущения предела. А на фоне Хосок смазывал свой член лубрикантом, туже затягивая узлы в его животе. Нетерпение увеличивалось, а терпение норовило лопнуть. Юнги собирался сорваться и начать притрагиваться к себе. Вот только…       … как обычно, Хосок оказался быстрее.       Он приставил обильно смазанную головку ко входу и заставил ток пробежаться по всему его телу. Микродрожь — быстрая, рефлекторная и непроизвольная оказалась замечена Хосоком. Это вызвало у него такую же непроизвольную улыбку. И кружение смерчей в животе.       Едва Юнги вернул себе нормальный цвет кожи, как вновь покраснел за мгновение ока. Он стал куда более чувствительным, чем был до этого момента. Весь низ будто накачали чем-то горячим, тягучим и делающим все мышцы перенапряжёнными, а вены — раздутыми и качающими кровь в той области настолько активно, что то чувствовалось пинками по коже. Хосок ощутил головкой, как ощущал себя Мин по сокращениям его колечка мышц и те делали его ещё твёрже, увеличивали его габариты. Его снова окунуло в азарт, в дикое желание вкусить побольше реакций и он пошёл заходить дальше, ловя в ответ ласкающие слух эмоции. Юнги щурился, поскрипывал тихо голосом, воспроизводя свои чувства с некоторыми задержками, слегка прогибаясь и подрагивая от каждого сантиметра захода. Его раздавили приятные ощущения расширения, покалывания и гипер яркой жгучести. Хосок с удовольствием наблюдал за всем этим, периодически поглядывая на зеркало. Сам вскипал от пульсирующего давления, что туго стянулось вокруг его длины и сдерживался, чтобы не срываться с цепей раньше времени, терпеливо заполняя Юнги в аккуратном и безопасном темпе. Когда Хосок зашёл полностью, самая густая капля упала на кровать, Юнги потерял равновесие головы и она опустилась, роняя ободок на пол. Всего его потряхивало. Он даже не заметил, что это произошло. Хосок шлёпнул Юнги по ягодице. Мин икнул. Колечко его мышц сократилось. Вибрация прошлась по члену Хосока, рвя его последнюю нить терпения. Юнги также прилично возбудился от произошедшего, но не успел он и охренеть с этого, как и всосать в себя каждое приятное мгновение, как Хосок сказал ему:       — Ты должен продолжать смотреть на себя, как я и сказал, - напоминая о сложном, - И надень ободок обратно, не позволяй ему больше падать. Понятно?        Кляп был снят, чтобы он смог ответить.       — Прости… - дрожащим голосом ответил Юнги, продолжая прижиматься лбом к кроватке, - я… я не могу, - всхлипнул он, признаваясь, что это — предел его возможностей.       Было стыдно. Юнги решил сдаваться. Он не мог смотреть на происходящее, испытывая при этом всё это.       Хосок улыбнулся:       — Ничего страшного, - поглаживая покрасневший после шлепка участок.       А затем начал наращивать темп. Совершенно неожиданно и без предупреждения. Юнги, отвлечённый диалогом и поглаживаниями, естественно, был не готов к этому: на него, пребывавшего в безмятежном состоянии недолго, на ровном месте, вдруг и из ниоткуда набросилась груда обжигающих, мучительно приятных и хлёстких чувств. И их было так много, настолько, что пришлось поначалу даже впасть в недоумение.       А после — пьянеть, пьянеть и пьянеть.       С каждой фрикцией теряя по доле трезвости и способности осознавать свою реальность.       Колокольчик на его шее позвякивал, кровать скрипела, слышались мокрые шлепки. Звуки были активными, они чередовались один за другим, быстро сменяя друг друга, не позволяя пространству быть тихим ни на единую секунду. Юнги зарывал свои стоны куда-то под простыни, их же и сжимал, становилось приятнее. Эйфория слышалась в его голосе, что Чон темпераментно выбивал из его, наслаждаясь каждым толчком и следовавшим за ним идентичным же по интенсивности стоном. Будучи поглощённым дурманом, Мин и не заметил, как Хосок плавно, но в то же время быстро перетёк к грубым фрикциям. Он ударялся в него короткими и резкими толчками, продолжая находиться в нём глубоко, не выходя из него до конца и лопая искры перед его глазами. Юнги жадно дышал, с позором осознавая, что кончит раньше Хосока, так как его член горел и пульсировал тем сильнее, чем Хосок ускорялся, становясь неистовей и несдержаннее. А Хосок ускорялся. И неистовее становился. Он перестал делать каждое движение осознанно, полностью отдаваясь потребностям тела. Словно забыл себя. Мина. Их. Всё. Чон забыл о существовании всего. Автономно заработавшее тело внепланово как-то само поменяло их позу: теперь Хосок лежал на Юнги, который лежал на животе, задыхаясь от предоргазменных ощущений и продолжал вбиваться в него, даря новые, более красочные впечатления. Юнги стал на несколько уровней громче, поскольку так его стенки сжимали Хосока плотнее, а член тёрся об собственный живот и простыни, ещё резче приближая его к разрядке. Хосок целовал его шею, сосал мочку уха, дышал часто прямо у его слуха. От этого всё сознание плыло, а голова вихрилась, будто приняла никотина.       — Кончай, - такой медовый, такой сладкий расслабленный голос.       Юнги трижды рвано вдохнул и завис, не выдыхая. Кончал. Ровно в это же время Хосок приподнял его голову, схватив того за челюсть ладонью, чтобы взглянуть на него в зеркале, увидеть, каково же его лицо в экстазе. Разочарованным не остался. Оно было великолепным, трогающим. Настоящим. Мин выдыхал медленно, красиво, наслаждаясь каждой молекулой воздуха. В этот момент ему всё казалось прекрасным, было приятно всё и везде. Интенсивность покалываний достигла своего пика и одарила всё тело волной теплоты. У Юнги такое было впервые… чтобы не прикасаясь к себе… да так обильно. Только он собирался распахивать глаза, думая, что уже всё, как выходило ещё, ещё и ещё. Казалось, этот поток бесконечный. Он был не против застрять в этом вечно.       Хосок, насмотревшись сей прелести и чувствуя всё то, что Мин испытывал, потому что он находился внутри него и удовольствие Юнги обволакивало и его во всю длину, тоже кончил вслед за ним, так же обильно, не прибегая к стимуляции. Чон дышал часто, конечности ослабели, он отпустил челюсть Мина и припал к нему, ощущая, как густо заполняет его внутри. Для него это также был ярчайший оргазм в жизни.       Они оба вернулись с полёта вымотанными, едва вытерлись и кинули грязные салфетки в урну. После — не хватило сил более ни на что, кроме как грохнуться на кровать и тупить в потолок. У Мина разболелись мышцы ног, у Хосока же болели все мышцы. Мин с Чоном приличное количество времени пролежали молча, глядя на украшенный гирляндами, светящимися звёздочками и растениями потолок.       — Аргх… вот бы умыться, - а затем Мин всё-таки первый начал диалог.       — Согласен, - безэмоционально угукнул Хосок, - От этих салфеток толку… всё равно себя липким и грязным чувствую.        — М-м-мх! – потянулся Юнги.       Хосок повернул голову в его сторону.       Котёнок был невероятно милым. Тянулся себе неторопливо и сладко, зажмурив оба своих маленьких глаза. Хосока сплюснуло от умиления.       — Откуда бы достать энергии?.. – заканчивая тянуться, добавил Юнги, непроизвольно ложась на грудь Хосока.       Тем самым умиляя его больше. Чон не сдержался и сжал Мина в объятиях, заставляя того запищать и сам издавая пищащие звуки.       — Что ты делаешь?! Прекрати!       — Неть! – отрезал Хосок, продолжая ворочаться с ним, тиская его и звонко смеясь.       Хосок знал: Юнги не любил, когда его тискали, но сейчас желание было просто непреодолимым. В его груди, там, где лежал Юнги, зажглось тепло — нежное, как первое прикосновение весны после долгой зимы. Он влюбился в Юнги ещё сильнее в этот момент.       — Это тоже часть наказа-а-ания! Терпи! – протянул Хосок, после чего взъерошил волосы Мина и гиперактивно расцеловал всё его лицо, будто им больше никогда не встретиться в жизни.       Юнги смущался, недовольно шипел, жмурил глаза, однако смиренно терпел. Всё-таки, это прекрасно, когда Хосока переполняют такие эмоции и правильно вот так давать им выход. Да и… на самом деле… это всё же приятно. Мин бы соврал, если бы сказал, что ему совсем такое не нравится. Ему пришлось в очередной раз сдаваться и признаваться самому себе: вообще-то, нравится. Просто он к такому не привык, ему подобное никогда не дарили, он не знал, как себя в эти моменты вести, оттого и терялся, а терявшись — смущался. Хосок с бухты-барахты дарил ему много внимания, с которым он был без понятия, что делать. Много любви и ласки, которые он отродясь не видел ни от кого. Тем более за раз и в таком количестве. Тем более от одного человека. Иной раз Юнги даже поражался, как всё это может помещаться в нём одном.       Пока не вспоминал, что…       — Я же… по идее… люблю тебя так же.       — И я тебя, - Чон машинально ответил на то, что вслух проскочило случайно.       Сердце Мина встрепенулось от осознания, щёки снова залились алым оттенком. Как будто это не нормально — говорить «люблю» тому, кого ты любишь. Юнги отобрал свой взгляд у Хосока и мгновенно встал, намереваясь одеться. Движения его были резкими, неуклюжими, торопящимися и стеснительными. Хосок только довольно посмеивался, наблюдая за неловким Юнги и его искренними, милыми эмоциями. Он не пожадничал сказать ещё раз:       — Юнги, я люблю тебя, - твёрдо и уверенно.       — Кх… - сжался Юнги, сжимая в руке свою недавно снятую одежду.       — И… и… я тебя, - только спустя время тихо и застенчиво промямлил он.       Хосок сорвался с места, обнял Юнги со спины и снова расцеловал его кучей мелких быстрых поцелуев. Некоторое время Мин пытался вырваться, говоря, что всё-таки пойдёт помыться, однако: «Я с тобой» и крепкая хватка Чона заставили его остаться на месте. И продолжать краснеть, находясь в той ситуации, от которой он пытался сбежать. Продолжая умилять Хосока, умиравшего от желания сожрать Юнги.       Вечер встретил их хорошими новостями. Лайла и вся её команда в полном составе вернулись домой целыми и невредимыми, как она и обещала. Хосок с порога обнял лидера и залился несметным количеством слёз радости. Юнги, наблюдавший за ними со стороны, тоже чуть не расплакался, но сдержался. Хлопок. Рука Индики упала на плечо экс-солдата:       — Думаю, у нас всё получилось, - гордость звучала в её голосе, отчётливо и баснословно, - Мы положим конец войне.       Юнги вытер один чёрт скатившуюся по его щеке слезинку и тут же благодарно обнял Индику, утверждая с верой в них:       — Несомненно!