Hippie Hope & Sniper Suga

      Так быстро Юнги не бежал ещё никогда. Даже на войне под дождём из пуль его скорость не достигала такой высоты. Он смерти не боялся. Спасался только потому что был должен. Но внутри него не было подобного текущему рвения, когда лёгкие рвёт от потока воздуха, а в ногах — ноющее от напряжения жжение. Весь мир был притуплен, ноги сами гоняли на полную, не в подчинении сознания, полностью на автопилоте. На войне в нём царил лишь режим выживания. А сейчас… всё иначе. И ощущается иначе. Его тянуло магнитом к больнице и этому притяжению было невозможно воспротивиться. Там… стоял вопрос, как для него, крайне важный, убивающий много больше нервов, нежели вопрос жизни и смерти собственной туши:        — Как Хосок отнёсся к тому, что я жив?..        Юнги не мог успокоиться, пока не узнает ответ на данный вопрос. Пространство казалось предательски длинным, сердце неугомонно стучало, тарабаня виски шумно пульсирующей кровью. Вот бы он мог просто телепортироваться — даже такие мысли его посещали, настолько невыносимо было преодолевать мучительное расстояние.        — Вот он!       Лайла с Инди очень скоро обнаружили Мина: не так-то уж и далеко он успел убежать, так как они собрались и выдвинули менее, чем за минуту, сразу после его катапультирования себя из дома без объяснений. Они принялись его догонять, но не выходило. Обе девушки, всё-таки. Слабее физически. Лайла так вообще в возрасте и ей было трудно. У неё подскочило давление, началась сильная одышка и Инди, заметив это, крикнула:       — Стой! – им обоим, сама же тоже останавливаясь вместе с Лайлой.       Они взяли небольшую паузу, синхронно пыхтя и надеясь, что Юнги подождёт их. Не вышло. К сожалению, останавливаться Мин не стал. Грёбаный парень с грёбаной натренированной армией силой продолжил стремительно удаляться прочь от их глаз, уже совсем скоро норовя и вовсе исчезнуть с их поля зрения. Они с досадой зрили на то, как форма Мина постепенно превращалась в крохотную точку, торопясь пропасть за горизонтом, который так настораживающе приближался к нему.       — Скорее, лови такси, подберём его по дороге, - ткнув Ди кулаком, спохватилась и произнесла Лайла в одышке, не имея возможности отдышаться, ведь время текло.       И оно их не жалело.       — Есть!       Индика молниеносно примкнула к трассе, выпучивая руку и словно прибегнув к магии, за считанные секунды словила попутку. Она Лайлу ни разу не разочаровывала. Очень быстрая и очень результативная. Ни одного дня не было, чтобы лидер жалела о том, что выбрала именно её в качестве своей верной помощницы и сопутницы для решения наиболее важных вопросов коммуны.       — Поехали!       Индика придержала дверь автомобиля для Лайлы, подобно какому-нибудь джентельмену и вызвала тем самым смех у таксиста. Её он в мгновение ока взбесил:       — Excuse me?!       — П-простите! – увёл водитель взгляд в сторону, тут же поняв, что женщины спешат и серьёзны, а не балду гоняют, как ему показалось на первый взгляд, - К-кхм, до больницы, значит, да? Садитесь. Бесплатно. Это недалеко, я подброшу, - попытался он избавиться от неловкости, сам того не замечая, втянувшись в их атмосферу, однако:       — Не стоит. Скажите, сколько с меня? – Ди настояла.       — Не надо, - Лайла уже вошла в салон, - Я сама заплачу, Ди. Садись уже!       — Ладно!       Дверь захлопнулась. Машина тронулась. Зазвенел кошелёк лидера. Водитель покраснел от стыда.       — Слушайте, правда, давайте не нужно, - заговорил он весьма просящим тоном, - пожалуйста…       — Хорошо! – резко оборвала его Инди, схватив кисть лидера и опуская её руку с кошельком вниз к коленям.       Боковым зрением Индика могла видеть, как ошарашенно и осуждающе в этот момент на неё зрила Лайла. Но:       — Короче, такое дело, - будто не замечая того, абсолютно ровным тоном, не колеблясь, Инди продолжила сообщать о другом, - по пути надо будет забрать бегущего парня…       Водитель от такого высказывания поражённо вытаращил глаза на Индику, глядя на неё через зеркало заднего вида.       — … это ведь не проблема, да?       Даже Лайла в эту секунду вылупила на Инди глаза.       — К-конечно! – водитель почему-то ни в чём не мог им отказывать, верно чувствовал — какая-то суета у них происходила, - Ох, ха-хах, - далее после согласия именно это он и попытался выяснить, - Грядёт, виднеется мне, какая-то суматоха, да, дамы? – заметно повеселел его голос, - Что такого у вас происходит? Не осведомите? – обычное человеческое любопытство обычного общительного человека.       Только вот Ди посчитала, что оно здесь не к месту и не успела лидер и отреагировать, как она ответила первой, сдавливая гнев:       — Не ваше дело. Просто везите нас!       — Инди! – тут же шлёпнула Лайла Ди по предплечью, - Не обращайте внимания, она такова уж… с незнакомцами не в ладах, не легко идёт на контакт! – обратилась затем она к водителю ласково, - Я позабочусь о её перевоспитании, - после пустила кровоток по щекам Ди, смущая её своим мимолётным кокетливым прищуром.       — Ха-ха-ха! – водитель рассмеялся, не заметив этого тонкого и по-гениальному незаметного флирта, моментально осадившего Индику.       Инди подобного совсем не ожидала. Только не здесь. Только не в такой ситуации.       — Что вообще на Лайлу нашло?..       Всё сработало. Она и вправду буквально выключилась, потеряв способность не только говорить, но и думать. Живот защекотало неуместное чувство. Прекрасно зная то и воспользовавшись тем, Лайла не медля заговорила с водителем снова:       — Большое спасибо вам за помощь и отзывчивость! И что не взяли с нас платы — спасибо! Простите её, мы на нервах, мой сын открыл глаза после недельной комы и услышав это по телефону вот буквально только что, его парень рванул туда к нему в больницу. А мы вот, не смогли этого засранца догнать и решили воспользоваться такси.        Таксист удивлённо охал и ахал — всё-таки, не каждый день он подбирает на трассе красочных хиппи, находящихся в погоне за парнем, состоящим в гомосексуальных отношениях с сыном одной из них, что очнулся после комы. У него довольно скучная жизнь, наполненная однообразными днями — сплошь день сурка да замкнутый цикл монотонности. И подобные перенасыщенные событиями моменты, естественно, вызывают у него интерес. Понимая всё это в силу своей лидерской мудрости и зрелого возраста, Лайла любезно ответила на его вопрос, показывая Индике очередной пример терпимости и уважения к окружающим людям. Особенно к тем, кто вот так добродушно соглашается помочь им.        — Ну что вы, - мужчина заулыбался под стать искренне впечатлённому харизмой лидера незнакомцу, - Ерунда! Мне самому отрадно помочь вам.       — Спасибо!       Индике стало конфузно из-за своего поведения. Она обратила внимание на то, как вежлива и коммуникабельна Лайла. Ей было чрезмерно конфузно даже сказать: «Простите», но, к счастью, оно и не потребовалось. Во-первых, потому что всё итак было ясно по её извиняющимся глазам и по «Да ничего страшного» выражению лица таксиста, ну а во-вторых…       — Агуст!       Машина тормознула, прилично сболтнув сидящих в ней задних пассажиров. Водитель моментально попросил прощения за такой резкий движ и лихорадочно спросил: «Кто-кто?!», не дождавшись: «Всё нормально!» от не менее лихорадочно произнёсшей это Лайлы.       — Агуст, мать твою, залезай в чёртову машину! – уже успела выкрикнуть Индика, до того шустро опустив окно, что никто и не заметил, как и когда она умудрилась осуществить сие действие.       По Юнги чуть холодный пот не полился от такого голоса знакомой гангстерши, взявшегося literally из ниоткуда. Но табун мурашек не обошёл парня стороной и пробежался секундной дрожью по всему его телу.       — Чё стоишь, как вкопанный?! – Инди уже открыла дверь, - Дуй сюда!       — Инди, полегче… - а Лайлу за объёмным гласом голосистой афроамериканки было и вовсе не слышно.       Мин не долго попребывал в испуганном оцепенении, резко сложил 2+2 в уме и сделал вывод, что так он прибудет к Хосоку быстрее, молча кивнул Индике в ответ и с благодарностью в очах залез в тачку. Далее его ожидал сердитый допрос от без объяснений им брошенных женщин и он прекрасно это понимал. Принимал. Готовился морально. Подготавливал в уме ответы.

***

      Просто оборванный звонок. Просто оборванный звонок! И это всё, что необходимый парень дал в качестве ответа медсёстрам. Теперь они были в ещё большем ступоре, чем ранее, когда не знали, откуда его раздобыть. Хосок с широко разинутыми глазами поглядывал то на одну, то на другую в молчаливом и нервном ожидании неизвестного содержания ответа. А они и сами не знали, что говорить Чону, потому что не поняли, что произошло. Агуст Ди не дал чёткого ответа и по непонятным причинам просто бросил трубку. Собирается ли он приходить? Или нет? Накачать Хосока препаратом? Иль ждать?..       В то время, как медсестра задавалась всеми перечисленными вопросами, колеблясь между решениями и пребывая в растерянности, её помощница уже всё поняла и демонстративно прокашлялась, привлекая к себе её внимание. Медсестра вынырнула из своих думок и тут же посмотрела на коллегу. Она отвернула их от Хосока и начала озвучивать свою вариацию решения:       — Давай просто сделаем это. Не надо ждать. Видишь же. Ты позвонила, он успокоился вроде бы.       Помощница кивнула в сторону бензодиазепинов и настояла на приверженности к их изначальному плану.       — В том-то и дело! – возразила медсестра, - Он спокоен. Смысл тогда вкалывать в него бензодиазепины?..       С точки зрения так и не получившего своего ответа Хосока, медсёстры просто подозрительно перешёптывались. Подозрительно, будто солгали ему. И ничего на самом деле не сделали. А ещё… втихаря, втайне от него, сгруппированно и запланированно собирались сделать что-нибудь с ним.       — Лучше перебдеть, чем недобдеть, понимаешь же…       — Но сейчас не тот случай!       — А вдруг он ещё психанёт потом!       Настоящий предатель в виде электрокардиографа из-за всех нахлынувших на него подозрений снова заверещал, выдавая стремительно нараставшую внутри него панику.       — Видишь?! Говорила же! – и то сыграло на руку помощнице, у которой закончились аргументы.       — Аргх! – медсестра устремила свой лик к потолку, громко вздохнув и закрыв глаза.       Скрежет. Обе девушки вздрогнули, услышав его. И мгновенно повернулись к пациенту, поскольку, звук настораживающим образом пришёл именно с его стороны. Ни минуты покоя рядом с этим параноиком. Их предположения оказались верны. Хосок попытался встать, но забыл, что он слаб сейчас и соскользнул по изголовью кровати, грохаясь обратно на койку с шумом и скрежетом, привлёкшими медработниц внимание.       — Что вы делаете?! – спешно подбежала к нему медсестра, - Не вставайте!       — А вы не лгите мне! – тут же повысил голос Хосок.       — Мистер Чон…       — Вы думаете я тупой и не понимаю ничё?! А… гх… - не смог дальше продолжить Хосок из-за внезапно появившегося головокружения.       Адреналин негативно влиял на организм Хосока, только-только перенёсшего процедуры после остановки сердца. Возник шум в ушах, пространство пошатывалось, как и он сам: Хосока шатало. Мелкая дрожь проявлялась по всему телу. Участившийся пульс назойливо бил по ушам каждого из троих присутствовавших в палате мерзким, визгливым и частым пиканьем аппарата. Они вновь растерялись и были без понятия, что делать.       — Перезвоните ему, - требовательно подсказал Хосок.       — Сейчас!       — Чт… эй! – помощница не успела и выразить реакцию, как медсестра покорно взялась за стационарный телефон снова.       Она не могла стоять и смотреть на это бездействуя, а потому потащила медсестру за ручку в сторону, чтобы прошептать громко:       — Что ты делаешь?! Зачем?       Медсестра выдернула свою руку обратно и остановилась, отказываясь идти с ней дальше.       — А ты как думаешь?! Звоню!       — Но зачем?! – и пары слов хватило, чтобы обнаружить в них недовольство помощницы по поводу потакания прихотям сложного пациента.       Она обалдела. Её лицо этого не скрывало. Медсестра сканировала каждую её микрореакцию глазами, читала весь состав её намерений между строк и осознавала их скрытый смысл. Он конфликтовал с её мнением по поводу текущей ситуации:       — Потому что он прав! Надо перезвонить ему. Попытаться сначала точно узнать каков его окончательный ответ.       — А разве итак не понятно?!       — Нет! – и всё.       Послышались гудки. Помощница закатила глаза. Медсестра твёрдо стояла на своём, будто не ей вскоре придётся разочароваться в своём решении, убедившись, что Агуст Ди плевать на Хосока и именно поэтому он и бросил трубку, да больше не возьмёт телефон, в связи с чем нет лучшего решения, чем обмануть Чона и утихомирить его препаратом, более не тратя времени на «дурацкие исполнения его капризов», считала помощница.

***

      — Почему ты не остановился, когда мы позвали тебя?! – Лайла сразу перешла к серединному вопросу, уже давно найдя ответы на первичные самостоятельным образом, больше не нуждаясь в участии Юнги для сей выясняловки.       Юнги виновато поник. Так, как будто его отчитывала мать за проступок. Было бы неудобно, если бы Инди засмеялась. Поэтому она едва, да старательно сдерживала позывы взорваться.       — И-извини… я сам не знаю… почему, - Юнги не поднимал взора с пола, подлинно, подобно ребёнку.       От данного зрелища Индике захотелось прыснуть только сильней, а потому она всосала губы внутрь, образовывая ртом ровную полоску и отвернулась в сторону окна. Юнги продолжил оправдываться:       — Я поступил неосознанно и сам не понимал, что творил…       — То-то оно и ясно отчего ты не додумался поймать такси, оболтуса ты кусок! У тебя мозги отрубились, стоило им воспринять, что Хоби очнулся!       От этого вкидона Лайлы Юнги раскраснелся, а Индика с таксистом заржали. Дальше сдерживаться было уже физически больно. Естественно, ни Мин, ни лидер не оценили такого веселья:       — Да что с вами?! – в абсолютном синхроне произнесли они оба.       Тишина наступила как по щелчку пальца. Индика достала из сумочки ручку с мини-блокнотом и стала царапать по бумаге каракули. В то время, как таксист, совершенно к тому не подготовленный, ловил неожиданную просьбу нового пассажира:       — Извините, а вы не могли бы, пожалуйста, прибавить скорости?       — С ума сошёл?! – Лайла тотчас же ударила Мина в грудь локтем.       Таксист растерялся, не зная кого из них слушать, тогда как Юнги с Лайлой вступили в конфликт из-за этого:       — Не подвергай опасности человека!       — В опасности будет твой сын, если мы не ускоримся!       — Откуда ты знаешь?! И с чего ты это взя…       — Может быть, потому что мне позвонили и сообщили о срочности моего появления?!       — Аргх! Всего этого можно было бы избежать, если бы кое-кто не выбежал из хаты, как долбанутый и просто подождал нас и сразу сел с нами в такси!       — Ну прости!       Юнги задышал учащённо из-за обилия стресса, тревоги и разговоров на повышенных тонах. Но он быстро возвратился к своему, толком не восстановившись, было плевать, надо было добить уговоры:       — Но раз уж мы уже в такси, так почему бы нам не ускориться?! – добавил он второпях, пока Лайла ничего не сказала.       — You know what? – не выдержал и вмешался водитель, - Я дам газу, на дороге всё равно почти никого нет.       — Сэр, не надо! – Лайла попыталась его переубедить, - А вдруг вас остановит полиция за превышение скорости… и… а… А? А-а-а!       Она не договорила, что им всё равно не далеко ехать, таксист надавил на газ и они все трое свалились на задние сидения. Юнги почувствовал удовлетворение. Странное, запутанное удовлетворение, перемешанное с ни на секунду не прекращавшейся тревогой и только усилившимся стрессом от увеличения скорости езды. Он не сомневался в своём выборе и определённо точно хотел скорее оказаться рядом с Хосоком, но, оказалось, что чем меньше становится расстояние между ними и чем скорее приближается момент их встречи, тем сильнее разрастается и его волнение, создающее сумбурные ощущения внутри. С такой же скоростью, с какой мимо него пролетали светофоры, дома и квартиры, билось его разволнованное сердце, создавая острую и давящую боль в груди.

***

      Они звонили. Названивали. Перезванивали трижды и никто не брал трубку. Аппарат, к которому был подключен Хосок, пищал не переставая, действуя на нервы помощницы. Хосок не мог понять, что произошло и никто ему ничего не объяснял. От этого неугомонная тревога росла в геометрической прогрессии.       — Да что там?! – не выдержал Хосок и спросил, когда медсестра в третий раз с досадой отцепила телефон от уха.       Она виновато и растерянно глянула на Хосока и пока лишь фальшиво улыбнулась, покаместь не придумала, что ей говорить и делать дальше. Кажется, помощница была права. Толку от выполнения просьб Хосока не было, нет и не будет. Всё тщетно. Она нехотя взглянула на бензодиазепины, после чего с грустью в глазах — на помощницу. Та же, в свою очередь, выразила без слов, одним своим видом: «Я же говорила. А теперь давай уже приступим к делу» и кивнула в сторону стационарного телефона, как бы намекая на четвёртую лже-попытку, которая «окажется удачной», утихомирит Хосока и позволит им вколоть в него необходимые препараты.       — Сейчас-сейчас, - медсестра быстро всё уловила, сообразила и наконец дала ответ Чону, - Звоним ещё раз.       Помощница выпрямилась, в довольстве окидывая мимолётными взглядами ампулы, пациента и коллегу. Ни один из них не заметил закопанного глубоко в её глазах ехидства. Медсестра снова набрала ту же комбинацию цифр, только в этот раз не осуществила звонок, а лишь реалистично притворилась сделавшей это. Хосок не увидел никакой разницы и правда подумал, что пошла четвёртая попытка. Но несмотря на всю видимую атмосферу спокойствия, что-то всё равно продолжило настораживать Чона, а потому показатели его пульса как были, так и оставались превышавшими норму.

***

      — Кто-нибудь что-нибудь слышал?! – пытался перекричать орущую музыку Кайл.       Болтавшийся в его руках пластиковый стакан рисковал вылить всё своё фиолетовое содержимое наружу. В размазанном наркотическим бредом восприятии едва и неотчётливо появились отрицательные мычания трезвых и не очень коммуновских. Когда дома нет ни Лайлы, ни Нины, ни Инди здесь начинается подобный хаос, потому что вместо них за «главного», так себя провозглашает он самый, остаётся главный по наркотикам — Кайл. Его никто не выбирал, просто выбора-то и нет, когда упороться уж очень хочется, но весь стафф базируется в его единственном, будь он проклят, таком рюкзаке. Непонятная электронная музыка продолжила пропитывать дом своими безвкусными однотипными битами, пока никем не услышанный домашний телефон оставался под толщей всего этого спонтанного домашне-рейверского шума.       — Проклятье…       Нина только подоспела к хате и тут же увидела уже снаружи, что за дичь происходила внутри. В окнах — неоновый свет, выглядывавший из штор, плотно закрытых (средь бело дня!)… нехороший признак.       — Твою мать, стоило мне отойти на собрание по поводу следующего митинга…       … который отменился. И неуправляемая срань тут как тут. Нина быстрым шагом направилась к дому останавливать беспредел взрослых малышей, не способных и пятнадцать минут побыть без управляющих тихо.       Собственно, вот и тупая причина, по которой никто не брал трубку, а могли бы…       … предотвратить накачку Хосока, сообщив, что — да, Агуст Ди направился к ним в больницу и просто забыл уведомить об этом по телефону.

***

      — Ну что?!       — Он ответил и сказал мне, что едет.       Они соврали. Чон поверил. Несказанная радость расплылась по всему его лику, придавая болезненно потускневшему виду какую-никакую долю солнечности. Помощница незаметно взяла ампулу со шприцом со стола, пока медсестра, загородив ту, начала отвлекать Хосока новыми бесполезными вопросами об его самочувствии и других, может быть, каких пожеланий. Которые никто из них, естественно, выполнять не собирался. Им просто было нужно снизить бдительность Чона до максимально низкой шкалы, чтобы как можно скорее ввести в него препараты и усмирить того ещё на несколько часов, даря ему же, себе и прочим медработникам необходимый покой. Очень некстати Хосок начал задаваться вопросами, уточняющими детали. А они норовили нарушить все планы.       — А почему, кстати, вам вообще пришлось перезванивать? И чё это он сразу не ответил, что едет?..       Медсестра растерянно посмотрела на помощницу. Помощница подхватилась и взялась отвечать вместо неё:       — Он ответил, ответил. Просто связь оборвалась, - попыталась отмахнуться она, но Чон тут же спросил следующее:       — И что он ответил?       Тишина.       — Что ответил?!       Снова никто ничего не сказал.       — Стоп, - пустота дала пространство для размышлений, - И разве к тому моменту, как они перезвонили, он уже не должен был выкатить?..       Озарение.       — Тогда… кто взял трубку? – последний вопрос звучал уже с неким напором, явно указывавшим на то, что возникли сомнения и ему требуются доказательства, как если бы их общение было переговорами по торговле нелегальным, где ни одна сторона не может доверять другой полностью.       Медработницы нечаянно подавились молчанием. В этот момент едва было успокоившееся сердце Чона снова забилось в неспокойном ритме прогрессирующих подозрений. Его состояние начало ухудшаться, в очередной раз убеждая медсестру в том, что помощница была права и ему требуется срочное введение бензодиазепинов. Но только она было кивнула помощнице в немом: «Приступаем», как Хосок задёргался, отталкивая медсестру от себя дальше и требовательно спрашивая:       — Почему вы не отвечаете?! Дайте мне ответ! Что вы собираетесь делать? – повернулся он уже к помощнице…       … и с ужасом обнаружил в её руке готовый шприц с неприятного вида жидкостью в ней.       И прорвало.       — Не надо! – Хосок машинально ударил объект в руке помощницы, заставляя тот отлететь и приземлиться на кафель.       Он и сам не понял, как это произошло, весь разум вновь затуманился, в кровь прыснула тонна адреналина. Снова. Всё заново: заверещавший электрокардиограф, невозможность приблизиться к Чону хотя бы на метр, активные сопротивления с его стороны и полетевшие к чертям положительные показатели.       Их план разрушился. Хосок не так наивен, как кажется. Они провально вернулись к изначальной точке, в которой неуправляемый пациент не даёт сделать легче себе же, впадая в опасное для здоровья состояние.       Хосок и сам не сознавал, что был неадекватен, что его такая сильная потребность увидеть таинственного незнакомца — маниакальная, а настойчивое и практически истерическое требование выполнить данную бесполезную просьбу прямо сейчас — что-то уже граничащее с сумасшествием. Но он был убеждён на уровне религиозного фанатика, что они обязаны встретиться. Не важно, кто это, не важно, что он впервые вообще о нём услышал сегодня. Ничего, чёрт возьми, уже не было важно.       Внутри него жила надежда, вещавшая:       А может быть, всё же, он окажется им?..       И она всецело им управляла, распространяя внутренний хаос на палату.

***

      Юнги был сам не свой, бросал неспокойные взгляды то на спидометр, то на водителя, то на трассу. Было мучительно сидеть здесь, как в клетке, пока в больнице с Хосоком происходило бог знает что. До него только сейчас допёрло, что он накосячил, когда он выбежал из дома, как умалишённый. Мин проклинал себя за то, что позволил своему разуму притупиться из-за спешки и оказаться в состоянии, в коем невозможно думать ни о чём, кроме: «быстрее, быстрее, быстрее» и «как я могу добраться туда быстрее?». Ведь теперь, когда он уже закрыл этот вопрос и оказался в результативном движении, к нему вернулась способность думать и он понял, что совершил глупейшую ошибку: он сорвался с места слишком резко, ничего не ответив медсёстрам. И у него было странное предчувствие, что зря он так сделал, что будут последствия. Пытаясь снять с себя хоть часть напряжения, он спросил у Индики:       — Слушай, - с заметной надеждой в интонации, - а кто-нибудь из вас сообщил им, что мы выехали?..       «Молю, скажите мне, что да», - осталось неозвученным.       Ди взглянула на Мина с испуганной ошарашенностью, которая всё сказала за неё: к ней и самой как обухом по голове прилетело аналогичное же осознание:       «Чёрт! Сообщить им! Точно… мы забыли!», - запросто прочиталось в её взоре.       — Твою ж! Аргх…       Юнги схватился за голову, сжимая волосы и неприкрыто распереживавшись из-за этого.       — Ну, я думаю, в этом нет ничего страшного, - попыталась Лайла успокоить Юнги, - Сам подумай, да что от этого изменилось бы? Ну не ответили мы и не ответили, ладно. Как будто кто-то там собрался резать Хосока… да лежит он, скорее всего, там себе спокойно! И лежал бы так, вне зависимости от того, придём мы или нет. Хватит надумывать всякого.       Тщетно.       — Нет! – Юнги не унялся, - Тогда почему меня вызвали, говоря, что это срочно и что я могу заходить без опекуна?!       На такое у Лайлы не нашлось аргументов. Она и сама опешила, только узнав о сказанном Мином. Похоже, что ситуация куда замороченней, чем она нагипотезила в голове.       Юнги начал подсказывать водителю способы сокращения пути: где можно срезать, куда следует заехать, чуть ли не норовил сам залезть на сиденье водителя, взяться за руль и перенять управление. Пришедшее к нему осознание мелкой ошибки, предположительно способной привести к крупным последствиям, вынуждало его торопиться к Хоби сильнее. Даже того пуще прежнего раза в сто. И как бы логично ни звучала Лайла, как бы в глубине души он ни был с нею согласен, всё равно тревожные чувства доминировали, ни на миг не позволяя расслабиться и прекратить заниматься самобичеванием, одновременно с тем суетясь и ища любые возможные способы добраться быстрее туда, куда итак в принципе было не далеко.       — Почему люди ещё не изобрели такие телефоны, которые можно было бы таскать с собой и в любой момент передавать информацию?! – к нему даже стали приходить инновационные идеи.

***

      Медсёстры сдались и начали применять силу, преодолевая страх приближаться к разъярённому пациенту. Хотя это и страхом-то и не назовёшь. Названное чувство, в их-то, тем более, сфере, где всякие подобные ужасы происходят на ежедневной основе, возникает у них крайне редко. У них, скорее, больше были опасения. Что Хосок навредит им и что хуже — стопроцентно принесёт вред себе. Рыпаясь, рыча, крича и отбиваясь то от одной, то от второй Хосок даже случайно вынул иглу капельницы из руки и чуть так же не отцепил от себя электроды. Ситуация становилась хуже с каждой секундой.       — Вы меня обманули! – Хосок вышел из себя полностью, - Зачем вы это сделали?! – у него сбивалось дыхание.

***

      В лёгких не хватало воздуха от духоты тачки. Но ещё больше — от переживаний. Ведь вот она — та самая больница, конечный пункт и решающее судьбу место. Умиротворяюще перед глазами, нервирующе за красным светофором. Шедший обратный отчёт до зелёного казался невыносимо замедленным, каждая секунда забирала по одной нервной клетке, создавая и в нём самом ощущение некоего обратного отчёта до полного разгрома в его нервной системе.

***

      — Мистер Чон, дышите спокойно, - с характерными жестами медсестра попыталась медленно приблизиться к Чону, чтобы заменить иглу на капельнице и вернуть всё необходимое на место.       Но Хосок дёрнулся прочь и почти было встал с кровати, да помощница, находившаяся с другой стороны, ловко схватила того и спустила на койку. И всё, что он смог сделать — оттолкнуться и от неё, закричав:       — Отвалите! Не трогайте! Гха… - и то боль пронзила его грудную клетку, на пару секунд заставив скрутиться пополам.       — Делай!       Помощница спохватилась, словив момент и схватила Чона за кисть, в следующее же мгновение прижав руку к койке и нацеливаясь совершить скорейшую инъекцию с уже новым шприцом с готовым раствором. Хосок до конца не хотел притрагиваться к женщине, но этот момент, когда с другой стороны его настигала вторая, а эта — что есть мощи придавливала его руку к кровати, намереваясь ввести в него он не поймёт что, вынудил его тело автоматом среагировать на то против своей воли и случайно поцарапать помощницу до крови в попытках выкарабкаться из её хватки. То стало последней каплей для неё:       — Аргх! Ну всё, хватит!

***

      Зелёный.       Загорелся зелёный.       Глаза шире неба, по венам растеклись разряды.       Водитель газанул, хотя в том уже не было необходимости и тем того гуще сделал спектр выжигающих всё внутри чувств в животе Мина. Лайла аж в воздухе вокруг него могла видеть их наэлектризованные искры. Мин был накалён, мурашки бегали по коже. Как при ударе током? Да. Очень похоже.       — Ещё немного…       Ещё немного…       … и…

***

      — Сара, ты оставайся здесь, а я пошла. Я позову подкрепление, - решительно тронулась в сторону выхода помощница, ни коим разом не удосужившись даже услышать ответ медсестры.       — Хорошо…       Стресс, угнетения, траур и сумасшествие… всё слишком крупным обвалом и разом свалилось на Чона. Потолок в глазах заплыл, звуки стали искажаться, создавая впечатление повторного погружения в себя. Глубоко-глубоко. Так, чтобы палата казалась какой-то далёкой вселенной, из которой его вновь вышвырнули в страшную и бездонную пропасть. Туда, откуда он выбрался.       И не хотел возвращаться.       — Нет…       Нет.       Нет!       Хосок сопротивлялся, пытался подняться и не позволять чёрной дыре бессознательного засосать себя снова. Невзирая на сильное притяжение, невзирая на тяжесть и иссякание силы. Он боролся с желанием упасть, отрубиться. Старался чувствовать свои конечности, что окоченели и привести их в движение, даже если то было непросто. В какой-то момент у него получилось, лишь благодаря тому, что он не сдавался и реальность снова ворвалась к нему через все имеющиеся органы чувств. За миллисекунды. Большими порциями. Снося крышу резкой вспышкой телепортации в явь. Он дрогнул, вновь осознавая себя на кровати палаты и жадно дыша, будто вправду побывал в неком вакуумном пространстве, где нет кислорода. К счастью, в том небытие попребывать долго ему не пришлось. К счастью, он всё-таки не отрубился, а это просто сознание так отреагировало на резкий перескок давления с высокого на низкое.       — Так вот оно что…       Пронесло, ха.       Н-да…       Стоп. Чего?..       Мозг только подключился к логическому мышлению, открывая для него дыры в этом сюжете.       — А откуда у меня такая информация?..       Только Хосок стал задумываться над сим вопросом, как ощутил вонзание иглы в свою вену. Его передёрнуло внутри, но снаружи он не мог и дёрнуться: конечности всё ещё были ватными и тяжёлыми. Внезапность этого действия вызвала у него катастрофический страх. Мысли пронеслись по нему неконтролируемыми ветрами параноидального происхождения:       — Что?!       Меня выключат?       Меня. Выключат?!       Снова?!       Не-е-ет!       Они сделали это?!       Как они могли?!       Чёрт!       Мне опять придётся быть там?..       Не хочу!       Хосок сбивчиво задышал, предполагая худшее и злясь из-за своего беспомощного состояния: мир до сих пор был мутным и искажённым, а тело то ли отказывалось его слушать, то ли слушало, но сознание не обрабатывало эту информацию, оставляя Хосока в непонятках даже о том, какие действия он совершал или не совершал вовсе. Облегчение к нему пришло лишь в тот момент, когда он еле шевеля испуганно-изучающими глазками разглядел трубку инфузионной системы и понял, что игла, воткнутая в него только что была всего-навсего иглой капельницы.       Успокоенный вздох.       Оказывается, пока Хосок был в том пятисекундном трансе, что в его голове длился, как целая вечность, медсестра увидела на кардиограмме понижение частоты его сердечных сокращений и подошла к нему, чтобы воспользоваться моментом и принять меры, а конкретно: вернуть капельницу на место. Но на этом не всё. Осталась вторая цель…

***

      — И какая?!       Юнги опять бросил Лайлу с Инди позади, сам первый ринувшись как рехнувшийся в больницу, стоило машине тормознуть на секунду, водитель не успел и правильно припарковаться как. Те двое, в отличие от него, вышли положенным образом, позволив таксисту сначала остановиться нормально. Индика покрутила пальцем у виска, глядя на Мина, который уже беспокоил сотрудников на ресепшене. Его было видно из крупных окон, несмотря на расстояние… что им с Лайлой предстояло преодолеть прям сейчас.       — Так какая палата? – переспросил Мин нетерпеливо, не прошло и пяти секунд с момента озвучивания первого точно такого же вопроса как.       — Момент, сэр…       В день их таких у них бывает пачками, следовательно, конечно, сотрудники не могут ответить ему сию же секунду, вспомнив, кто же он из миллиардов таких. А всполошенный нервами Юнги этого не понимал и донимал их, донимал, да донимал без конца:       — Гляньте в графах сегодняшней даты! Я приходил. И скорее!

***

      Медсестра подобрала шприц с бензодиазепинами.

***

      — Можно, пожалуйста, ещё быстрее!

***

      Чон моргнул и открыв глаза, он увидел, что её перед ним нет. Сердце неспокойно забилось.

***

      «Страшно не иметь контроля над ситуацией».       Что Чон, страдавший от галлюцинаций и искажённого восприятия, в связи с чем не могший воспротивиться действиям медработницы, что Мин, терпевший отнятие его времени рыскавшими в поисках данных сотрудников, пришли к такой мысли. В одно время. Вместе.       Юнги ненавидел это. Когда ему приходилось замедляться из-за обстоятельств от него не зависящих.       — Просто. Дайте. Чёртов. Ответ, - думал он уже сердито, кусая щёку изнутри, дабы не сорваться на маты.       — Палата седьмая.       Дрог.

***

      Хосока передёрнуло ещё раз, когда он ощутил ручку медсестры с другой стороны. Она обошла Чона и собралась вкалывать препарат в ту руку, в кой не было иглы капельницы. Холод окутал его мгновенно, проникая сквозь кости и заставляя дрожащие плечи напрячься. А так же заставляя мозг судорожно принимать неосуществимое решение:       — Надо бежать.

***

      И Юнги побежал. Больше ни слова, ни дослушать, ни соблюсти нормы здешнего порядка. Всё это выгребать за ним он любезно оставил Индике и Лайле, едва было поспевшим за ним на ресепшен. Опять извиняться за него. И позориться. Опять играть с ним в долбаные догонялки…       Помощница пробегает мимо очень знакомой крашеной в белый башки. Но она не успевает осознать, что он — Агуст Ди, как и он вспомнить, что видел её. Каждый продолжил торопиться по своему направлению, лишь приглушенно ощутив где-то в далёких закромах рассудка краткий и максимально второстепенный намёк на опознание знакомого субъекта. И то оставшийся проигнорированным. Ведь ему было важно увидеть Хосока. Ей — увидеть, как в него вводятся препараты.

***

      А Чон едва ли что мог видеть в своём тумане. Вдобавок, остаточное после недовыруба всепоглощающее желание сомкнуть веки присутствовало неизменно, усложняя не только данную, но и все прочие поставленные собой же задачи. В них входило не позволять себе расслабляться в том числе наряду с «постарайся протрезветь от этого состояния». И с последним дела обстояли затруднительнее всего: как бы он ни старался силой мысли и с божьей помощью сделать шатавшийся в глазах мир статичным — не выходило. И как бы он ни просил картинку в глазах перестать быть искажённой… кто там собирался его слушать? У организма свои прихоти. Порой они не подконтрольны разуму. Как было, так всё и осталось.       Ну а на что он рассчитывал?..       — Стойте!       К Хосоку с трудом вернулась способность говорить. Но не двигаться. Из-за чего бесполезная просьба просто вылетела из его уст, но не смогла подкрепиться вспомогательным действием: взмахом руки вверх к медсестре в жесте «Стоп». Рука была парализована, как и все остальные части его тела. Обнаружив это, Хосок стал тревожней, стал трястись и прилагать много усилий, чтобы шевельнуться и покинуть это уязвимое состояние быстрее. Не получалось. Игла уже приближалась. Всё внутри пережалось удавкой. Конечно, медсестра его не послушала. Она продолжала делать то, что должна и что приказал ей делать лечащий врач в случае экстремально неконтролируемого поведения и физического состояния пациента — готовилась вонзить в него шприц с бензодиазепинами. И Хосоку не оставалось ничего, кроме как с досадой в душе и разочарованностью в себе смотреть на свой провал, на конец, до которого он так отчаянно старался не добираться. Отчаянно надеясь увидеться с Агуст Ди. Который, он верил, собирался прийти. Не знал почему, но Хосок чувствовал: это так. А она собиралась его того лишить…       В глазах всё более-менее устаканилось и Хосок уже наблюдал не смазанные пятна, а хотя бы нечёткий силуэт медсестры с чётким до каждой мини-цифры на нём шприцом в руке. Особенно чётко он видел его чёртову иглу, словно весь мир был заблюрен в фотошопе, а эта игла была в долбаном full HD.

***

      — Настал. Настал этот момент! Наконец-то!

***

      Хосок почувствовал иглу под кожей.

***

      Позади послышался какой-то шум толпы. Мин обернулся. Увидел где-то в десяти метрах от себя гору медработников, так же устремлявшихся к Хосоку, как и он.

***

      — Нет… не-е-ет! – закричал Чон.

***

      Юнги его услышал. Что-то тут же раскипятилось в животе. Он перестал обращать внимание на толпу медработников и спешно первый ворвался в палату Хосока, загипнотизированный его голосом. Первые секунды даже не верилось. К несчастью, ум Мина уже привык к отсутствию Чона. И услышать его вот так — взаправду и рядом… казалось чем-то нереальным, будто всё это — сон, а не явь. Все эти дни ему вынужденно только во снах и доводилось слышать его. А теперь этот голос — в действительности. И всё уже в прошлом. Он в действительности. Хосок действительно перед его глазами сейчас, он не в тёплых мечтах на холодном полу карцера, не в душераздирающих воспоминаниях, пока он ждёт свою непонятную участь, зависящую от подчинённых Чонгука, не в страшном воображении от переданной Индикой инфы. Не в голове, не мираж, не представление. А здесь, настоящий, он самый. Реальный.       Всё. Кошмарное. Уже. Позади.       Юнги кружило голову от сего осознания.       «Привык» не значит «желал, чтобы оставалось так».       — Хосок!       Медсестра вскрикнула от испуга. Потрёпанный в волосах и мятый в одежде из-за борьбы с медработницами Хосок тоже вскрикнул от испуга. Очередной не использанный по назначению шприц благополучно полетел по традиции на кафель. Ни единый миллиграмм вещества не успел оказаться в Хосоке. Юнги пришёл. Вовремя. Как рассвет. Как правильное явление, как спасения свет. Но:       — Нет… нет! Нет! – закричал вдруг Хосок, наконец смогший задвигаться…       … тем самым поражая Юнги.       Не такую реакцию ожидал он увидеть от того, кто сам же срочно его и вызвал сюда.       — Не ты… только не ты! Хватит! Нет! – задрожал в испуге Хосок, закрывая лицо ладонями.       — Что?..       Хосок думал, что Юнги — это галлюцинация. Юнги понимал. Даже без объяснений.       — Так значит он…       Да, Хосок не был в курсе, что Юнги выжил. Теперь Мин окончательно в том убедился. Он застрял, не понимая, что происходит, зачем он его вызвал и почему забоялся. Что могло произойти за пятнадцать минут?.. Миллион гипотез строилось за ширмой, не способной раскрыться и дать волю внутренним вопросам. Юнги молчал, не мог задать ни один, боялся хуже запороть и без того напряжённый момент.       Хосок же… тоже запутался. Очень. Всё, что он мог испытывать — это страх и неверие. Снова потонув в том же беспомощном состоянии, в коем трудно различить реальность от выходок психики, он еле собирал себя по кусочкам, чтобы решиться повторно взглянуть на ту стену. И опять увидеть там Юнги…       — Нет! Прекрати мерещиться мне! – ещё громче закричал Хосок, вызвав вздрог и оцепенение у двоих.       Всхлипы.       Дальше Юнги всё увидел собственными глазами… сколько боли, сколько травм и неисчислимых страданий он принёс Хосоку инсценировкой собственной смерти. Чон не мог удержать взгляда на нём, он шатался. Плач был наполнен всем тем, чего он не мог произнести, но Юнги и не нуждался в словах, отчётливо понимая каждое его чувство, выражавшееся в раздирающих сердце бесконечно слезившихся глазах и вздрагивавшем от потрясения теле: Хосок столько раз обманывался, что уже и явную действительность ставит под сомнение.       — И виноват в этом только я, - признал Мин, сам же стремительно заливаясь слезами, опустив голову, не в силах больше смотреть на боль Хоби.       А боль отчего-то только разрасталась. Нелогично. Неправильно, да. Но она разрасталась. Вроде это должен был быть счастливый момент, вроде не эти чувства они должны были испытывать. Но испытывалось то, что испытывалось. И чем дольше Хосок видел своё «видение», считая, что оно над ним издевается, тем едче становились ощущения и ярче проявлялись оставленные Мином раны.       Хосок так хотел увидеть Агуст Ди, в глубине души надеясь, что это окажется Юнги, однако только столкнувшись с ним лицом к лицу, понял, что всё ещё не готов принять такой подарок судьбы, не готов поверить, что всё может быть настолько легко и без подвоха, что желания способны сбываться и мир его не обманывает. Что это не очередной сон/галюн/всё что угодно, но только не чистая реальность.        — Хватит! Хватит мерещиться мне! Хв…       — Мистер Чон! – руки медсестры упали на плечи Хоби, - Он реален, - и встряхнули его.       Действия немного привели Хосока в норму. Но слова…       — Что?!       … привели его к новому содроганию. Электрический заряд шока пробежался по всему телу Хосока. Даже медсестра, кажется, ощутила все его внутренние импульсы через пальцы.       — Ах… кхм… - она отпустила плечи Чона, неловко стряхнув с рук остатки его шока и добавила, - Это Агуст Ди, вы же сами его позвали.       Толпа других медработников уже образовалась у двери, позади Юнги. Увидев их, медсестра подняла ладонь в жесте «Стоп» и отослала их всех обратно. Надобности в накачке Хосока больше не было. Пациент встретился с тем, с кем так рвался увидеться. Всё. Аллилуйя, победа, конец, хвала небесам, можно выдохнуть, йес. Правда выглядел он так, словно увидел живого мертвеца — в таком шоке!       — Да и не суть, - вздохнула про себя Сара, - Я свою задачу выполнила. И я всё! Что ж… - снова посмотрела она на них.       Их взоры намертво вцепились друг в друга.       — … ну и славно! – сделала вывод медсестра и встала, - Наверное, надо уже потихоньку сливаться…       Прежде, чем осуществлять задуманное, медсестра просканировала обстановку ещё раз. Не для того, чтобы принимать или отменять решения, а для того, чтобы подобрать наиболее подходящие слова для ухода. Перед её глазами всё было стабильно:       Юнги смотрел на Хосока.       А Хосок — на Мина.       Однако, у них произошли скрытые от неё изменения: до них обоих только начало доходить, что лишь им обоим известно то, что вовсе не Агуст Ди зовут стоящего тут.       Хосок выглядел много шокированней: он замер статуей, не способный и моргнуть глазом. Оно и понятно, беловолосый Юнги из его воображения материализовался и стоит теперь перед ним. Ему было ничего не понятно. Ни что происходило, ни как, ни вплоть до что испытывать даже. Мозг от перенапряжения словно сжало невидимым кольцевидным металлом. Чон не мог понять, то ли он с ума сошёл и у него есть недиагностированная шизофрения, то ли он потерял память, то ли его всё же накачали и он видит очередной тупой сон. От последнего предположения он моментально избавился, так как оно причиняло мучения. От остальных — не так оперативно, но тоже. И тем не менее, ему требовалось столько объяснений. А Юнги был готов дать их ему. Он видел по Хосоку: всё сложно, Хосок пребывает в сильном потрясении. Медсестра не замешкалась и решила взять данный аспект для вопроса для своего слива:       — Вы точно уверены, что готовы принимать посетителей, мистер Чон?       — Точно. Уверен, - ответил Хосок, не отрывая взора с Юнги.       — Есть! Ура! – обрадовалась медсестра и двинула в сторону двери тут же, как Хосок кивнул туда, безмолвно прося оставить их наедине с «Агустом».       Даже Лайла с Индикой не зашли, хотя не меньше Юнги хотели видеть Хосока. Они тоже смотрели на то, что происходило и видели, как те пережили не самое уютное столкновение. Видели, как Хосок смотрел на Юнги… и решили остаться снаружи, пока те не поговорят и не прояснят всё между собой. Предсказуемо ожидалась напряжённая беседа. Дверь закрылась, а они всё ещё чувствовали её накалённые шлейфы. И настигавшую, только-только разгоравшуюся между ними эмоциональную волну.       Она усилилась и стала ощутима в каждом атоме, стоило двери палаты закрыться.       От нахождения чисто в компании друг друга, без присутствия посторонних, ощущение давления обострилось во много раз. Появилось чувство духоты и Хосоку стало труднее дышать. А Юнги решился шагать в его сторону, того хуже усложняя задачу. Хосок перестал быть статуей и начал мелко вздрагивать от каждого его шага. Он неосознанно отталкивался назад до тех пор, пока не почувствовал, как сильно уже прижимался к изголовью кровати. Будто у него был вариант отойти от него дальше, будто был вариант сохранить большое расстояние меж ними. Лихорадочно заёрзав по кровати, дыша испуганно, Хосок совсем потерял крышу, когда Юнги уже оказался подле него, разделяемый лишь какими-то ничтожными сантиметрами. Его глаза расширились, все мышцы в теле перенапряглись, а сердце снова заставило аппарат отбивать быстрый и колющий слух ритм в динамиках писклявого электрокардиографа. Хосок был подобен растерянной жертве, обнаруженной и загнанной в угол маньяком-каином. В глазах Юнги отражалось не меньшее волнение, пусть тело его и двигалось поувереннее. Он попытался утихомирить Хосока, не выдержав и тут же заключив того в свои объятия, как оказался в такой мучительно притягательной близи и мгновенно залился слезами. Каждая клеточка Мина пыталась запомнить снова эти позабытые кости. Хосок на объятия не отвечал. И молчал. Но Юнги было плевать. Он скучал. В этот момент было аж тяжело верить. Так хорошо и так больно одновременно. Голову вскружило эмоциональное опьянение. Даже с закрытыми глазами Юнги видел свет и чувствовал его проницательные лучи. Мрак над его головой сменился ясностью, как то самое солнце, которого ему не хватало, вернулось и объятия греет. Хосок худ и лёгок, словно воздух. То ранит. Но нет ничего лучше, чем эта твёрдость, впивающаяся в него так по-настоящему и оставляющая за собой натуральное и живое ощущение Хосока. Юнги бы ни на что это не променял. И в своей мёртвой хватке он по полной то проявлял.       — Хватит! – однако, очень вскоре Хосок оттолкнул его.       Сам будучи в шоке со своего же действия. Юнги не оказал сопротивления и просто покорно отлетел туда, куда Хосок толкнул его: на пол. Приземлившись в сидячем положении, Мин принял свою текущую позицию:       — Это правильно, - думал он, - сейчас здесь — мне и место… - и продолжил оставаться на полу, демонстрируя, что в настоящий момент Хосок — выше, главнее и от него зависит судьба их отношений.       Мин даже замолчал, полностью передавая право начинать разговор Хосоку. И был готов ждать сколько требуется. Хоть бы только всё не закончилось так. Пусть он хоть обматерит его, наорёт, что угодно, но лишь бы не говорил, что это конец. Он хотел, чтобы Чон выплеснул всё и… позволил остаться с ним. Да. Несмотря на всё, что было. Да. Несмотря на то, что это — громадное требование. Хотя бы раз в жизни можно позволить себе настолько наглую и эгоцентричную надежду…       А Хосок онемел и не мог разговаривать. Шок всё ещё не отошёл, это не быстрый процесс. Юнги понимал это и запасался терпением. Ещё столько всего предстояло растолковать…       — Какого хера?.. – и вот наконец спустя время, приличное, растрепавшее прилично так нервов Мина время, Хосок удостоил его единственным, но содержательным, выразившим все его недоумения разом, вопросом.       Юнги поднял опущенную голову и посмотрел прямо в слезившиеся глаза Хосоку. Чувство вины кольнуло его с новой силой, разрастаясь в груди болезненным наводнением.       Вдох.       Выдох.       Пришлось брать себя в руки скорее. Хосок ждал. Юнги не имел права тянуть с ответом. Он уже достаточно заставил себя ждать. Теперь… наступил миг для перемен. Он же — шанс. Он же — возможность исправиться.       — Хосок…       Юнги встал на колени перед Хосоком, опустив голову на край кровати у рук его.       — У… моляю… прости меня…       Голос Юнги моментами сжимался от того, что он подавлял плач. И боролся со страхом.       — Я… был… кх… я сделал… т-то… - дрожь стала мешаться.       Не сразу удалось выложить всё, как он рассчитывал. Не так Юнги представлял себе сию встречу. Не в таком свете желал он предстать. Всё было не так. Не так, как он планировал. В голове пятнадцать минут назад сделать это было куда, вроде, проще. А в реальности… уровней так на тысячу сложнее. Волнение поганит всё, присутствие Хосока оказалось вещью не из легко вывозимых. Юнги ошибался, когда думал, что сможет просто взять и рассказать всё ровным тоном, без паники, когда тот, кто чуть не покончил с собой из-за него смотрит прямо на него и слушает его оправдания.       Не выдержав напора чрезмерно усилившихся из-за того чувств, тонкая выдержка всё-таки лопнула и Юнги, не смогший воспротивиться сему процессу, выпустил наружу всё то, что упорно старался сдержать в себе до. Хосоку тоже было непросто зрить на происходящее. Видеть, как достаточно сильный в его представлении человек рыдает и не может связать и двух слов. Он боялся даже представить, через что же тогда он прошёл. Юнги был не тем Юнги, которого он знал.       — Эй, - голос Хосока немного смягчился.       В нём также присутствовала дрожь. И вина. Хосок также плакал. И так же боялся.       — Эй! – но осмелился прикоснуться к любимому.       Хосок поднял голову Мина за подбородок. Полные слёз и стыда глаза стали обращены к нему в полном подчинении его руке.       — Прости! – только повторился Юнги.       И снова стал перебиваться слезами. Ему было что сказать и он хотел сказать это, но чувства так ужасно мешали. Хосок прекрасно понимал то, однако… как бы он ни пытался ответить… и ему было не так-то легко.       — Я так боялся опоздать… - внезапно подал голос Мин, запутавшись и начав совсем не с того, - Я… - Юнги сжал ткань одеяла Хосока, - И я опоздал, Хосок. Я ненадёжный урод!       Последнее он произнёс громче, горче, надрывнее и не скрывая всей ненависти к себе. Теперь Хосок запутался ещё больше, хотя он и до этого ничего не понимал.       — Мне жаль, что я довёл тебя до такого. Мне жаль, что я отнёсся к твоим словам легкомысленно, - всё то чувство вины, что Юнги испытывал на протяжении недели и до сих пор, было вложено в озвученные слова.       И Хосок прочувствовал это.       Идентичное же чувство вины. Озарение пробило его острым колом, жаля проткнутое пространство болезненной правдой:       Юнги не допускал и крупицу мысли, что Хосок мог сам быть виноват в случившемся.       Что он сам поступил неправильно, выбрав смерть. Что это он поступил жестоко с Юнги, а не наоборот, как думал и никак иначе не мог думать Мин. Он осуждал только себя. И был не прав. Вовсе.       Хосоку стало жаль его до тугих узлов удушения внутри.       Капельки скатились по скулам.       Гром истины ударил по думам.       Сколько раз какие-то призрачные отголоски повторяли ему: «Ты поступил эгоистично»?..       А сколько раз он игнорировал их и отмахивался от них, как от назойливых мух…       Ответ всегда был где-то рядом, пусть в виде галлюцинаций, не важно, самое главное — он был! Всегда! И Хосок не замечал его… Тошно. Тошно с себя, законченного ублюдка. Опять. Опять ему потребовалось довести человека до сломленного состояния, чтобы осознать собственную же ошибку.       Море слёз и дрожь…       Всего Чона засыпало.       Хотелось избавить Юнги от заблуждений. Открыть тому глаза на правду, помочь… извиниться. Но ком, подступивший к его горлу и стеснение дыхания, стискивавшие его глотку от всего осознания, не позволяли ему выговориться. Вместо него стал выговариваться Юнги:       — Я лгал тебе. И мне за это стыдно. Я считал, я заслуживал смерти, потому что я сам лишал других людей жизни. Но ты ни в чём не был виноват, поэтому я хотел, чтобы ты остался жив…       — Что ты… - Чон перебил, - сказал?.. – в тоне — горечь.       И Юнги понял, что совершил тотальную ошибку, когда позволил эмоциям взять над собой верх и хронологии своей речи сбиться. Хосок ещё не был готов слышать это. Всё его выражение лица сообщало об этом. Юнги тревожно зрил на то, как полные шока глаза сменили первичную эмоцию на гнев и обиду, оголяя перед ним всё внутреннее переживание Хосоком предательства.       — Мне не послышалось?.. – Чон правда не мог поверить ушам.       — Прости, - ощутив самую мучительную боль в своей жизни, Юнги попытался найти спасение в руке Чона, став прижиматься к ней и взмолившись о прощении.       Но Хосок вздёрнул руку, сим резким движением дав понять, что не желал его прикосновений. Слёз в очах Мина стало на много перлов больше. Однако, Хосок не увидел их, так как в своих очах всё было размыто от собственных. Человек, что поклялся ему его жизнью, что он обязательно вернётся к нему… оказывается, просто солгал ему и не собирался сдержать обещание. Хосока накрыла такая обида, что не сравнилась бы по коэффициенту своей разрушительности даже с болью, которую он испытал, когда он узнал о его «смерти» по радио. Хуже. Почему-то оно ощущается хуже. Как подстава, как будто об его доверие просто-напросто вытерли ноги. Как если бы всё, что было между ними было ничем иным, как иллюзией, ложью. Чон не мог прекратить думать об одном: «Я снова позволил себе утонуть в чувствах к тому, кто был безразличен ко мне. Я снова, как дурак, дал обмануть меня и отдал своё сердце не тому человеку».       Юнги чувствовал. Каждую мысль, каждое слово. Слышал их все в молчании Чона. Они вызывали трепет в сердце и отдавали в груди ударами тревоги. Всю неделю у него был один и тот же страх и он сбылся — Хосок засомневался в нём и в своём выборе после его признания во лжи.       «Это человек, с которым нужно много терпения».       — Точно!       Если бы не это напоминание, удачно занёсшееся в этот момент ветром (спасибо Индике) в сознание, Юнги бы не додумался начать озвучивать все параноидальные страхи Хосока, развеивая их и помогая тому перейти к трезвому мышлению без ложного восприятия, искажаемого тревожностью, что всецело забрала управление его головой себе:       — Хосок…       Парень слегонца вздрогнул, услышав лёгкую строгость в его тоне. Юнги стал серьёзен, обуздал эмоции и… поражал:       — Я знаю, ты думаешь, я такой же, как все.       — Да.       — Но нет, - он будто слышал его мысли и отвечал им, - Я намерен идти до конца.       — Я не верю…       — Я знаю, ты подозреваешь меня в попытке слиться от тебя. Но… я бы никогда этого не сделал. Я твой.       — Стой… - у Хосока появился румянец, - Ты… ты чё несёшь?! – и он ощутил его жар на щеках, недоумевая, почему он так реагирует, - Какого чёрта со мной происходит?!       — Хосок, - а Юнги удвоил их температуру, коснувшись его пальцев и выдав, - Я люблю тебя.       Паника.       Хосоку свойственно недоверие, особенно если дело касается отношений. Любая мелкая оплошность катастрофизируется и вызывает сомнения в чувствах партнёра. И… никто никогда в этой сраной жизни не относился к этому с таким пониманием, как Мин и не старался развеять его паранойю, а лишь бросал его, говоря, что от него столько проблем. Столько головной боли. Столько «выноса мозга».        Впервые столкнувшийся с таким нежным отношением к нему после акта мнительности из-за неконтролируемых пограничных эмоций Чон моментально осадился и ощутил… растерянность. Такого никогда раньше не было. Что делать? Что сказать? Как отреагировать? Произошёл сбой в системе. Хосок завис. Никогда прежде ему ещё не доводилось менять мнение с такой скоростью.       — Прекрати. Я запутался!       Параноидальная пелена опала и ситуация начала раскрываться для него с другой стороны: действительно, а какой у него ещё был выбор?.. Юнги ничего не мог сделать лучшего, кроме как пообещать это, чтобы спасти ему жизнь.        Сначала Хосок запутался, потому что всего было слишком. Слишком много произошедшего. Слишком резкие переходы настроений. Слишком противоречащих друг другу. Он запутался, не зная что испытывать — чувство вины за то, что сам вынудил Юнги прийти к таким действиям своим требованием поклясться ему жизнью или обиду за то, что тот даже и не собирался изначально ничего делать после того, как отошлёт его в Сантбридж обратно и собирался просто принять свою участь: так и помереть там от рук поданных Чона. Выбраться из путаницы помогла простая подсказка из глубин: «Спроси, не делай выводы сам».       — Просто спроси его, просто узнай про всё и ты разберёшься, как к нему относиться.        Как восстановилась ясность рассудка, Чон вспомнил: он ведь так практически ничего и не выяснил.       — Точно…       Ни того, как Юнги остался жив в итоге, ни того, почему он всё-таки решил выбираться, ни того, что заставило его передумать, ни того, каковы вообще были его мотивы. Ответы на эти вопросы решили бы, что Хосоку было бы правильнее испытывать в сложившейся ситуации. И какое, в итоге, решение принять. Посему он принялся их задавать, преодолевая тяжесть, что до сих пор плотно сидела на голосовых связках:        — Юнги…        Услышав своё имя из любимых уст, Мин неприкрыто заблестел в глазах, подобно псу Хатико.       — Как это всё вышло?.. – всё, на что хватило сил Чона.       Юнги не стал грузить парня, сориентировался, мгновенно подал знак, что он понял вопрос и ответил:       — Это всё вышло случайно, - по-честному, - Моё спасение было чистой удачей. Да, правда, я не планировал выжить.       Повтор данной фразы больно кольнул, однако:       — Я помнил, - мгновенно исправило положение, - Я переживал. Чёрт возьми, я ошибся!       То дополнение, которого Хосок не дождался, поспешив отреагировать резко, открыло ему истину: Юнги — не всемогущая машина, обязанная действовать всегда идеально.       — Я солгал тебе, потому что нужно было действовать быстро.       Он просто человек. Он тоже может растеряться, иметь предрассудки, глупить и совершать, блин, ошибки. Ему не было плевать на то, что Хосок мог убить себя. Чон сам сочинил это. Сам же в то и поверил.       — У меня не было никакого подобия плана. В тот момент, когда я клялся тебе твоей жизнью, что я вернусь после службы домой… я просто готов был сказать что угодно, лишь бы ты спасся и вернулся живой. Но каждую минуту в том долбаном карцере, где я чудом оказался благодаря решившим спасти меня людям, я помнил. Помнил то, что я наплёл тебе и… - следующее ему было сложно произносить, так, словно он вновь проживал тот же самый момент, - как ты сказал, что лишишь себя жизни. Я каждую секунду молил всех богов, чтобы инсценировка моей смерти прошла без шумихи, - подтвердил его умозаключения Юнги, - Чтобы вести о моей «смерти» не дошли до тебя. Чтобы я дошёл до тебя раньше. Я не…       Юнги дрожал, с трудом держал ровный тон. Последнее было произносить особенно больно.       — Я… не… успел, - с сожалением глядел он на электроды на Хосоке, больничную койку и гору препаратов на тумбе.       В этот момент Хосок не выдержал:       — Хватит!       Мин ошеломлённо посмотрел на Хосока.       — Хва… тит… - повторился Хосок и далее заговорил более зажато, отводя взгляд от Юнги и упираясь им в пол, - хватит обвинять только себя! - Хосок сжал простыни, - Я не считаю тебя виноватым!       На некоторое время возникло неловкое молчание, которое было по-своему громким. В воздухе ощущалось всё напряжение Хосока, недоумение Юнги и их общее изумление. Для Хосока это был момент осознания, что всё было куда более сложно, чем он хотел бы себе представлять: Юнги пришлось инсценировать смерть, подключить к риску крупную группу людей и в конце концов, торопиться в Сантбридж, преодолевая большое расстояние, затем в таком же темпе смиряясь и расставаясь напрочь со всей своей прошлой жизнью, сменяя личность, имя, фамилию и внешность. И всё это было из-за него. Из-за его угроз покончить с собой. Для Юнги — шок видеть стыд в тех глазах, в коих, как он считал, стыду было не место. Но только он хотел выразить сие мнение, как Хосок опередил его, один чёрт оставаясь в таком неправильном для него состоянии и говоря вещи, звучавшие, как полный нонсенс для Мина:       — Прости… и ты меня. Я был так глуп и поспешен.        — Да что ты такое говоришь?! Хосок, ты не…       — Я требовал от тебя слишком многого и у меня нет права ещё и злиться на тебя за то, что у тебя это могло и не получиться, - не слыша и не слушая Мина, Хосок продолжил говорить безостановочно, - О чём я только думал? Как же я невозможен…        — Хосок, эй, нет… нет же, Хосок, - одновременно с ним говорил Мин, осторожно касаясь его плеч и поглаживая те, намереваясь успокоить, - я тебя понимаю. Не нужно так относиться к себе. Пожалуйста, не…       — Но я не могу! – произнёс громче Чон, в очередной раз вырываясь из рук Мина.       В его широко раскрытых глазах отражалась вся его чрезвычайная злоба. Он вправду не мог. Не мог остановиться. Её в нём было много, до разрыва зениц.       — Потому что это правда, - стал тише Хосок, сжимаясь и дрожа, будто от зимнего холода, - В наших страданиях виноват только я.       — Нет!        — Заткнись, Юнги! – очи Чона, впервые такие пугающие, взабыль, заставляющие Мина заткнуться, столкнулись с ним и обеззвучили его.       Юнги впервые забоялся Хосока. В первый раз видя его таким… мрачным. Как будто у Хосока есть демоны внутри, активизирующиеся в критические моменты, но спящие и остающиеся спрятанными за солнечной оболочкой в повседневной жизни… и он их увидел. Но тем, что его добило окончательно стало не это, а то, что произнёс Хосок дальше:       — Я не хочу больше слышать, как ты косвенно называешь себя моим убийцей. Ведь это просто по факту не так! – как гвоздём в душу молотом забили.       На некоторое время Юнги будто лишился всего кислорода в помине. Мир, до этого казавшийся каким-то тяжёлым по атмосфере, начал ощущаться более светлым и лёгким. Как-то не в тему, да, но произошедший удар принёс ему только шквал несказанного облегчения. Потому что до Юнги начало всё доходить. То, почему Чон испытывал чувство вины. То, почему он считал, что Хосок не должен его испытывать. То, насколько он был в неведении и оторван от реальности по одной, мать его, причине:       Ему. Было. Важно. Это. Услышать.       Лично. Из уст самого Хосока.       Чтобы перестать застревать в своём самоистязательном цикле, чтобы освободиться из этого плена. И как же стало, чёрт его дери, легче…       — Если Хосок сам так говорит мне… т-то… то, значит, я правда не…       — Я поступил как законченный эгоист, - прервал его пребывание в просветлении Хосок, тем самым не дав закрепиться процессу.       Юнги заново возвратило к изначальной точке, как он услышал намёки на плач в его голосе.       — Я… я… просто слишком боялся больше никогда тебя не увидеть, - и оттенки превратились в настоящее, большее, - Поэтому я попытался сделать всё, что в моих силах, чтобы заставить тебя обязательно выжить… - Хосок хотел добавить, что ему жаль за это, как и за то, что он попытался убить себя, однако резко усилившийся рёв не позволил сказать это, отнимая все жизненные силы и способность разговаривать полностью.       Невыносимо видеть его таким. Больно. Неконтролируемо в Юнги по новой зажглись прежней же интенсивности угрызения совести. Мин начал суетиться, окликать Чона, касаться того и пытаться утешить. Только вот Хосок никак не реагировал и плакал так, словно он находился в одиночестве. Так, словно Юнги и вовсе не было рядом. Такое не могло не настораживать. Что с ним?       Как до него достучаться?       Что сделать?       — Всё нормально, Хосок, - Юнги продолжил пытаться, - У тебя тоже не было выбора, слышишь?       Плечи вздрогнули. Слава словам. Он услышал.       — Твои действия нормальны. Ты таков. Прими себя. Ты не…       Чон толкнул Мина.       Мин уже привык. Не сопротивлялся и не удивился. Был готов ожидать от него что угодно.       — По-твоему нормально убивать себя?! – гневно.       — Я не о том! А-а-аргх… - вздохнул, протянув Мин.       Он понимал: Хосок неправильно понял. Говорил не он, за него говорили эмоции. Юнги близко к сердцу не воспринимал его ярость. Напротив, был готов к ней, как и к прочим реакциям, каковых у Хосока сейчас может быть множество: ему нелегко приходилось сейчас, он пережил плен, ложь любимого, «смерть» его. Сам был почти у подножия смерти. Едва выкарабкался, как неумершего встретил. Нужно было скорее помогать ему — вот что только заботило и парило Мина. Поэтому Мин подготовился ещё раз развеять все страхи, сомнения, любые прочие негативные эмоции и иррациональные заблуждения Хосока.       — Чаги.       Юнги с заметным смущением обратился к Хосоку так, как никогда, ни за что и ни к кому прежде.       — Хоби… - с ещё большим стеснением произнёс он.       Непривычно. Появилось ощущение тесноты во всём теле от сдавливавшего его отовсюду смущения. Но так надо. Только это — подходящее начало. По-другому никак. Да и… давно пора так. В подтверждение миновской догадке Хосок моментально развалился на части, как услышал нетипичное со стороны Мина ласковое обращение к нему:       — Что?! Что ты сказал?.. Как ты меня назвал? – естественно, он заметил и естественно, то на него повлияло.       Юнги всегда называл его только «Хосоком». Так официально, так по-сухому, а тут вдруг… ласковое обращение и робкий тон?.. Что на него нашло?       И интересно…       … как же он выглядел при сказанном?..       Хосок не сдержался и посмотрел на Юнги. Юнги машинально увёл взор в сторону, разрумянившись. Происходящее с каждой секундой поражало Хосока всё больше и больше.       — Да что с ним?! Почему он такой…       … милый?.. – самого Чона так же стало спирать стеснение, стоило осознать в полной мере пересечение Мином черты их интимности.       Хоть таять, хоть в лужицу превратиться…       — Аргх! Но это странно. Странно, странно и странно!       Юнги знал, что Хосок думал вышесказанное. Он успел увидеть его удивление. Да и сам он был не в меньшем удивлении с себя. Но пока Хосок всё ещё был под впечатлением, требовалось немедленно продолжить, не отвлекаясь на лишнее, требовалось ещё очень многое-многое сказать ему и все эти вещи были не менее откровенными и непростыми для озвучивания, как и такое, казалось бы, простое: «любимый». Отчасти Юнги тем самым помог и себе, когда решился пересечь ту границу, когда он может называть Чона «Хоби». Теперь и остальные слова будут даваться ему полегче, поскольку, первая ступень, она же — самая тяжёлая, уже пройдена и осталась позади. Это как прыгать в ледяную реку — дискомфортно в самом начале, но как привыкнешь к температуре — не дрожишь больше, плывёшь по течению.       — Я просто хотел сказать, что ты не должен осуждать себя за необдуманные поступки. Тебе было сложно. Тебе было больно. Я могу понять тебя, 내 사랑.       Каждое «любимый» сдирало негативные эмоции с нутра Хосока, как какие-то дешёвые наклейки.       — Пожалуйста, не будь так критичен к себе. Это ранит моё сердце… любимый, - пауза, которую выдержал Мин, прежде, чем сказать то самое слово, повторно вызвала мурашки у Чона, ведь это был признак, что Юнги старался и делал то, что ему нехарактерно…       … скорее всего, ещё и в первый раз в жизни.       От одной только мысли о том, что он может быть для Мина… особенным… всё пережималось в груди. Подобное смелое предположение заставляло терять голову от эйфории.       — Ты не мог поступить иначе, - Мин продолжил на том, на чём он остановился.       Ему было катастрофически важно донести до Хосока, что ни его требование, обоснованное большим страхом потерять его, ни попытка наложить на себя руки, обоснованная особенностями его психического здоровья и более хрупкой, легко ломаемой способностью переносить утрату, чем у других людей не являются чем-то непростительно неадекватным. Он нормален, уж таков он, он так устроен и это абсолютно не изъян — хотелось бы, чтобы Хосок это принял и поэтому Юнги был упорен:       — Ты был испуган. Тобой овладели чувства, страх и агония. И за это ответственен только я…       — Нет…       — Да. Не говори ничего больше. И не отрицай мною сказанного. Я не приму другого варианта. Тем более такого, что предполагает твоё очернение и заставляет тебя чувствовать себя виноватым.       У Хосока не осталось места в теле на все те сильные эмоции, что он испытывал из-за таких слов Юнги. Мин был так непреклонен, что не изменил своего мнения даже после того, как Чон самолично признался ему в своей попытке манипулировать им, в своей бездумности в поспешных поступках и неправоте во всей их ситуации. Юнги взял всё на себя. Хосок млел. Такого никто раньше для него не делал. Все брали больше, чем отдавали, но Мин…       Мин даже брать ничего не хотел.       Лишь бы Хосок был жив и рядом. Достаточно.       — Я не хочу, чтобы ты извинялся передо мной. Единственный, кто должен извиняться сейчас — это я.       Юнги аккуратно поцеловал тонкую кисть Хосока, предварительно спросив разрешение глазами. Слёз бесконечный поток… остановился. Похоже, Хосок принял его слова и понял месседж, заключённый в них. Радует.       — Прости, что не пытался спастись, зная, как ты боялся меня потерять.       Хосок только раскрыл рот, чтобы возразить, как Мин расположил на его губах палец, выражая своим жестом: «Тише» и продолжая говорить своё:       — Знаешь, - зная, кажется, об его возражениях и предупреждая их, будучи с ними не согласным.       Хосоку не оставалось ничего, кроме как раскраснеться, растеряться и позволить говорить Мину дальше. А Юнги говорил. И говорил увереннее с каждым словом, без намёка на сомнения в них:       — Начнём с того, что у тебя получилось мне отомстить. Чон Хосок, официально мы квиты! – с неожиданной веселостью произнёс Мин, однако затем быстро переключился вновь на серьёзную волну, переходя к продолжению речи, - Я чуть не свихнулся, когда пришёл в коммуну и услышал, что тебя там не было. Когда услышал, что ты сделал с собой. Каждый раз, когда я приходил в больницу и мне говорили, что ты до сих пор не очнулся, - Юнги выдержал небольшую паузу, прежде, чем перейти к своим самым главным словам.       А Хосок алел ещё гуще, предвкушая те и не зная, куда бы спрятать разволновавшийся взор.       — Я осознал одну вещь, Чон Хосок, - выдохнул Мин, взяв его руку в свою, - Я тоже боюсь тебя потерять. Не буду скрывать. Боюсь я. И панически.       Эти откровения были для Хосока открытием. В связи с чем он замер, даже и не заметив, что с широко распахнутыми глазами.       Ранее… никто не боялся его потерять. Подобный страх был лишь односторонним течением. Хосок впервые встретил того, с кем всё было настолько обоюдно.       — Ты мне дал сполна ощутить, каково это.       Я смог поставить себя на твоё место.       Узнать, что из себя представляет тот траур, когда тебе сообщают о смерти любимого.       Похоже, что карма… штука весьма реальная, - фыркнул и улыбнулся Юнги.       — Она меня поучила одной вещи тоже, - после вновь он резко посерьёзнел, -       Я узнал, что такое пустота. Настоящая, реальная пустота, не заполняемая ничем и никем другим…       … и я принял решение: с этого момента я больше никогда не допущу твоего отсутствия в моей жизни, - завершил, сильно сжимая в руке запотевшую ладошку Хосока Юнги.       Хосок не ожидал, что после просьбы Юнги ничего ему не говорить, он действительно не сможет заговорить. Ведь всё то, что произнёс ему Мин… просто напрочь лишило его дара речи. Он больше не спрашивает разрешения. Он просто заявляет об этом внаглую: «Да, я забираю тебя» и это так… распаляет. Бабочки в животе крылья расправляют. И летят, щекоча его сумасшествие. Его сумасшествие по Мину Юнги.       Неумолимая волна тепла накрыла Хосока с ног до головы. Хосоку был нужен именно такой мужчина. Решительный, неотступный и преданный. Такой, какового у него ещё не было. И он нашёлся. Успокоил его душу своей стабильностью, утолил голод внутри любовью и взаимностью в страхах относительно него — так же боялся его потерять, как и он его, а так же в одинаковых чувствах — Юнги любил его настолько же сильно, насколько он его и ни на толику меньше.       Он был не про временность и непостоянство. Их отношения — не фаза, не игра, не иллюзия. Теперь Хосок целиком и начисто в том убедился. Рука застенчиво сжала руку Юнги в ответ. Тот почувствовал, нервно увёл взгляд в сторону и позволил себе слегка улыбнуться на миллисекунду. Но ещё через секунду Мин зачем-то попытался отпустить его руку, в лице же став окаменелым и при том, как бы то ни было странно, ещё и чутка взволнованным.       — Что это с ним?.. – разумеется, это вызвало вопросы у Чона.       Он не дал Мину отпустить свою руку. Издал звук, привлёк его внимание к себе и безмолвно, одним только взглядом потребовал не отрывать с него глаз. Юнги стал ещё более взволнованным, однако требование его он выполнил. Мин позволил Чону просканировать себя и обнаружить в его выражении лица все ответы на волновавшие вопросы. Хосок очень быстро понял в чём было дело. Дело не заняло и мгновения. Потому что ответ лежал на поверхности: Юнги просто всё никак не мог выйти из «экзаменационного режима», хотя Хосок давно уже больше не сердился и по нему это даже было видно. Можно было это и заметить! Но нет… он продолжил доказывать то, что уже было доказано и очень вскоре снова заговорил, не выдержав обвала новыми порциями распиравших его внутри эмоций от такого хосоковского взгляда:       — Я… - Юнги нервничал, - я очень люблю тебя, Хоби.       — Я знаю…       — Я не помню с какого момента осознал, что тоже влюблён в тебя, - не давал он Хосоку и шанса подсказать ему, что уже всё в порядке и нет необходимости так переживать.       Ладонь Юнги тоже ощутимо вспотела. Хосок решил: «Ладно, чёрт с тобой, договаривай». Всё-таки, было интересно послушать, чего там такого у него бушевало.       — При первой же встрече, при первых же твоих странных фразах и вкидона попереть за мной на вокзал… или с момента, когда я прочёл твою дурацкую записку про флюорит? Или когда мы поцеловались в том… не хочу вспоминать в каком… подвале. Я без понятия, когда ты мне понравился, но одно знаю точно: ты засел в моей голове, как долбаный паразит и я помру с этим, но тебя не отпущу. Эта зараза раз и на всю жизнь. Боюсь, что я не смогу функционировать без неё.        — Романтик из тебя паршивый, - попытался Чон при помощи юмора показать, что весь напряг уже позади.       Но Юнги оставался серьёзным:       — Я знаю. Я не пытаюсь быть романтичным.       Как же туго до него всё доходит…       — Я просто говорю тебе правду, - никак не унимался и не мог остановиться он, - То, как вправду для меня это ощущается. И знаешь, я счастлив. Я счастлив, что ты необходим мне, как воздух…        — Я верю, - наконец-то без «не», наконец-то уверенно.       И… наконец-то до Мина дошло.       — О… - лишь издал он, прекратив суетиться.       Достаточно было одной улыбки Хосока, чтобы весь шум в голове затих и вся тревожность мгновенно покинула тело, возвращая ей натуральную расслабленность.       По солнечному сплетению Юнги растеклось мягкое тепло любви к нему. Греет. Хосок улыбнулся ему впервые за сегодняшнюю встречу. А Юнги, оказывается, и представить себе не мог, насколько ж он скучал по этой улыбке. Пульс ускорился, его возвратило в период своей юности, точно в свои подростковые годы. Всё ощущалось в такой же мере интенсивно, как если бы его душа вселилась в собственное тело школьного возраста.       Не верится. Что в момент, что в эмоции. Что в то, что всё взаправду позади. Обстановка вокруг напоминала яркий сон, а ощущения внутри — опьянение наркотиками.       — Это правда Хосок улыбается так долго или мой мозг обманывает меня, пытаясь растянуть данный эпизод?.. – недоверчиво.       Мин задал вопрос. Мир дал ответ. Неожиданно.       Слишком скоропостижно, внезапно, стремительно…       В той самой «скорости Чон Хосока»,       к которой он всё никак не привыкнет.       Юнги не успел и глазом моргнуть после мысли, как Хосок схватил его за шиворот и резко притянул к себе, миг же спустя соединяя их губы в неистовом поцелуе. Секундный ахер в глазах Мина успел запечатлеться в памяти Чона, прежде, чем он закрыл свои и заставил Юнги сделать то же самое. Ведь невозможно не сомкнуть их, когда от бури внутри шары закатываются. Когда это именно Чон Хосок. И он делает это в хосоковском стиле.       Ответ на вопрос Юнги, казалось ли ему, что всё замедлилось: нет, не казалось и вот оно — доказательство.       Хосок сам всегда выбирает скорость действий. То и делает его таким непредсказуемым.       Вся тоска по нему, накопившаяся за дни их разлуки, проявлялась в этом поцелуе в полной мере. Юнги ощутил вкус скрытых внутри бесов Чона. Их пламенные искры взрывались под кожей губ, оставляя за собой неугасаемый жар. Мин ощутил в нём ту готовность рвать за него, о которой он и не догадывался. Хосок, обычно прячущийся за невинной оболочкой, только что выпустил всего настоящего себя наружу, демонстрируя в каждом властном и ненасытном движении каким он может быть взрывным и опасным, если соскучится, если будет зол, если ты — Мин Юнги, устроивший ему эмоциональные качели. Становилось волнительно… и аж немного страшно. Объёмы его потенциалов, энергии и страсти были не укладывающимися в голове. Необъятными…       — Откуда в тебе столько жадности?..       … но оттого и… несколько… заводящими.       Кроет.       От мурашек по коже создавалось впечатление наэлектризованности. Всем естеством чувствовался каждый удар их сердец, колени подкашивались от игр огней в животе. Конечности Мина начали ослабевать и он накрыл собой всего Хосока, придавив того к изголовью кровати. А Хосок ловко проник руками под кофту Юнги, сию же секунду будоража каждую область его спины, к которой он изящно притрагивался. По нервным окончаниям Мина забегал табун щекочущих ощущений. Напряжение норовило спуститься вниз и поставить его в неловкое положение. Поэтому мозг просигнализировал: «Стоп»… но губы не смогли отцепиться от Чона. Власть сиюминутного кайфа была так сильна, что голос разума был подобен крику в никуда. Да. Он понимал, что пора останавливаться, что они уже заходят чересчур далеко, однако почему-то никак не мог это сделать. Хосок засасывал в себя, словно водоворот и его катаклизмическим силам было нереально противиться.       Юнги растерялся. Голова рассорилась с телом. Мысли стали спутаны и перемешивались с физическими впечатлениями, число коих возрастало с каждою секундой. Увеличивавшиеся в частоте и громкости вздохи Хосока того только больше способствовали тому, чтобы чаша кинестетического перевесила. И она перевесила, будь он проклят. Мин принялся за неосознанные действия: сам залез под футболку Хосока, спустился дорожкой поцелуев к его шее и чуть не выпал от его судорожного стона, сдержанного, робкого и едва уловимого, когда он коснулся кожи его живота пальцами, одновременно с тем коснувшись его шеи языком.       — Боже…       Мин был перенапряжен, рука вздрагивала, пока поднималась по костяшкам Хосока. Мысли туманились:       — … как же ты прекрасен…       И перетуманились бы…       … если бы не электрод, коснувшийся пальцев Мина, за мгновение утихомиривший его и напомнивший ему, где они находились, да и в каком состоянии Хосок. Юнги был как выкинутый с небес на землю. Твёрдый, металлический, медицинский элемент этой реальности отрезвил его в считанные секунды:       — Достаточно, - опомнился он, -       Нельзя. Хватит.       Нам следует остановиться на этом.       Естественно, сдержаться было сложно. Но оно не являлось невозможным. Всё-таки, напоминание было громче: Хосок только вышел из комы, неправильно это.       Юнги отстранился от своего дьявольского магнита и кое-как да пришёл в себя. Некоторое время было слышно лишь их смущающе тяжёлое дыхание… до тех пор, пока Хосок не рассмеялся, ошеломляя тем и без того ошеломлённого Мина.       — Ч… ч-что такое?.. – стыд звучал в его голосе.       — Да просто… мне смешно с абсурдности всей ситуации.       Хосок дальше ничего объяснять не стал и лишь загадочно засмотрелся на окно после сказанного. Юнги вопросительно окинул взором сначала Чона, затем то окно, на которое он зачем-то начал пялиться. Не найдя ответов, логически объяснивших бы его поведение, Юнги покачал головой и разулыбался.       — Вернулся, - просто и одним словом заключил он.       Вернулся. Да, тот причудливый мальчик в разноцветной бандане с экстра неординарным поведением из его летних воспоминаний вернулся. Он снова здесь. Перед ним. Не грустит. Больше ничего Мину и не требовалось для счастья.       В свою же очередь, Хосок просто осознавал:       — Да какая, действительно, была разница собирался он сдержать слово или нет…       … если он один хер здесь сейчас, он со мной.       То есть, он же всё-таки сдержал обещание, по идее…       … так чего я был так придирчив к нему?..       Взгляд Хосока возвратился к Юнги. Он наполнился решительности и солнечности. Юнги не мог не заметить сих изменений. Его начало интересовать, а о чём же Хосок сейчас думал. А Хосок думал вот о чём:       — Главное, мы оба справились, выжили, снова вместе. Всё получилось. Надо радоваться.       Теперь Хосок определился, что испытывать. Радость. И только её.        — Я люблю тебя, - пластырем.        Дыхания Юнги вдруг стало не слышно. Грудь перестала вздыматься и опускаться в такт его сердцу, недавно заряженному и разожжённому Чоном. Слышались писк электрокардиографа, городские движения за окном, колёса носилок за дверью. Даже лёгкий гомон Индики, Лайлы и медперсонала там же — за дверью, начал замечаться из-за возникшей тишины.       — Юнги? – у Хосока быстро закончилось терпение и он начал махать рукой перед остолбеневшим ним, - Алло-о?       Мин слегка вздрогнул и возобновил остановившееся дыхание, однако продолжил оставаться застывшим, вызывая у Хосока уйму вопросов.       — Эй, что с тобой?! – Чон прекратил махать рукой и придвинулся ближе к Юнги, заглядывая тому в глаза в волнующе максимальной близи.       Юнги не сдвинулся с места и ответил на поставленный вопрос лишь глазами. Хосок прочитал, увидел и понял. Они были наполнены очевидным ответом, искренним чувством и блеском слёзной пелены.       Мин Юнги, суровый солдат и амбициозный рэпер из его памяти, расплакался самыми что ни на есть сопливыми слезами счастья перед ним. Он и вправду очень изменился. Другим стал. Стал неузнаваемым. Милым. От того запутавшегося и холодного снайпера у него не осталось ничего.       — Ну что ты, - Хосок притянул к себе Мина, - переста-а-ань, а то я сейчас тоже буду…       — Л-ладно, - Мин легко упал в объятия Чона.       Но не выполнил того, на что он согласился. Просто прижался к нему, постарался не всхлипывать и сделал мокрой часть ткани футболки на нём. Хосок поглаживал Мина по голове и чувствовал… какой-то согревающий трепет в груди. Как если бы Мин был крохотным, беззащитным. Абсолютно не таким, каким он его запомнил. Хосок издал смешок. Задорно воспринимать в таком свете буквально героя, спасшего тебе жизнь. Занимательно, когда тот, кто в твоих глазах был сильным мужчиной и защитником за мгновение превращается… в котёнка. Хосок словил себя на мысли о том, что он довольно похож на котёнка. Юнги умилял его сердце. Впервые. И эти ощущения были до визга души бесценными. А Юнги считывал это по биению сердца Чона. Он лежал у него на груди и прямо-таки впитывал в себя его нежность. Аура вокруг Хосока засветилась. Её тёплые лучи проникали под кожу, смешивались с душой Мина и исцеляли её.       — И я тебя люблю, - улыбка послышалась в его голосе.       Юнги прижался к Хосоку сильнее, стирая из памяти все боли из прошлого. Поочерёдно они уходили: звуки выстрелов, голос Чонгука, кровь врагов, плач Хосока. Осознание того, что этому всему больше не быть заставляло нутро трепетать, прыгать, выть. Состояние экзальтации, в которое вошёл Мин, напоминало победные взрывы фейерверков. Сердце превратилось в ритмичный барабан радости, мысли о будущем запорхали лёгкими крыльями, словно свободные бабочки в бескрайнем полёте.       — Но! Знаешь, что? – Чон опять прервал негу.       Мин неохотно оторвался от него, прямо-таки всем видом показывая: «Ну вот, ты всё испортил». На что Хосок заулыбался ехидно, таким образом отвечая: «И? Мне пофиг». Не дав новому возмущению накатить, он далее в своей фирменной хосок-скорости переключился к задуманным действиям, как обычно погружая Мина в ступор: он прокатился по его груди пальцами, не успел тот и вдохнуть для своей реплики как. Мину снова пришлось потерять способность дышать. От внезапности, от прожигающего взгляда Хосока, сопровождавшего каждое движение, от того, как он спускался ниже, ниже и ниже, особенно концентрируясь на прессе и про себя подмечая, какой он привлекательный. Напряжение достигло своего пика, когда Чон добрался до штанов Мина и застыл без движений в таком положении, медленно поднимая свой взор с пальцев на ширинке Юнги на его взволнованные глаза.       — Как ты понял, я прощаю тебя… - прозвучало, как удар электрошокером.       Мин поймал заряд шоком. Вибрации молнии. Хосок расстегнул её.       — … но у меня есть условие.       — Кх… - Юнги собирал каждую крупицу самообладания, чтобы не позволить случиться тому, за что ему будет стыдно, - Какое условие?.. – якобы непринуждённо спросил он, якобы не было пожара внутри него вовсе.       Хосок выдохнул едва слышимый смешок и потянул Мина за резинку боксеров:       — Увидишь.       Затем отпустил её, позволив той шлёпнуться об живот Мина с характерным звуком. Далее Хосок ничего не делал. Только с издевательским прищуром наслаждался исходом своих хитрых пробуждающих действий. Мину ничего не удавалось сокрыть, ему это не нравилось, лицо разукрашивалось красками, а он не мог ни повлиять на это, ни сделать вид, что…       … от действия и загадочного ответа Чона у него не появилось напряжения внизу живота.       Что теперь делать?..       Он же не сможет забыть это. Не сможет выбросить сплетённую интригу из головы. Чёртово «Увидишь». Чёртово предвкушение, неконтролируемо появившееся из-за слова. Чёртов Хосок, заставляющий ждать этого момента, с ощущением стыда за то, что он делает это и включённым режимом «быть всегда начеку», ведь непонятно, что он там собрался «увидеть», когда, где, и как…       — Я боюсь что-то, Хосок…

***

      — Вообще, по идее, мальчуган готов к выписке. Если вы готовы взяться за его лечение самостоятельно, полностью ограничить ему доступ к наркотикам и своевременно давать ему лекарства. Либо же это можем сделать мы за дополнительную плату.        Хосок газанул с полной уверенностью, игнорируя тот факт, что говорили не с ним:       — Выписывайте меня.       — Мистер Чон, не вам это решать.       — Выписывайте, я больше не буду юзать.       Хосок посмотрел на Юнги.       — Всё, я брошу.       Глаза Мина заблестели от трогательности.       — Ведь не хочу больше причинять боль любимому человеку. Ну и…       Далее Хосок посмотрел на Лайлу с Инди:       — И… семье.       Индика не скрывала всей поражённости сей нереалистично положительной ситуацией. Это точно Чон Хосок выпалил?.. Точно он?       — Ты слышала?! – было в глазах Инди, когда та свернула свой взор в сторону Лайлы.       А Лайла… так вообще была заворожена до замершего состояния и полного ухода в себя. Вопроса Инди она не заметила, да и в целом, едва ли что могла замечать в текущий момент в окружавшей её обстановке. Она не могла перестать смотреть в одну точку — на источник всего её изумления. На Мина. Лайла была в шоке с того, как изменился Хосок, в шоке и глядела на парня, который и изменил его так. Мнение о Юнги перевернулось вверх дном. Теперь она прониклась к нему уважением. И… кажется, тоже потихоньку начала любить его. Как второго сына. Как того единственного, кто принёс Хосоку большое счастье, сдержал перед ним все обещания, даже повлиял на него и видно повлияет на его жизнь положительно в будущем.       Положительнее даже, чем… коммуна.       Лайлу всегда корило то, что втянув Хосока в коммуну, она не доглядела за ним и он тоже стал торчком. Всё-таки, окружение повлияло. Она частенько сомневалась в том, что Хосок точно там, где он должен быть, ведь лучшую жизнь они ему не смогли подарить… у него нет ни образования, ни престижной работы, ни финансово стабильной семьи. Он начал курить траву с 14 лет. Батрачил, вместо того, чтобы быть обычным подростком и страдать подростковой хернёй. Рано повзрослел, рано столкнулся с тяжёлыми реалиями этой жизни. Рано начал участвовать во всех их движухах и вот — даже пострадал из-за их последнего митинга. Но… с другой стороны, если бы не эти последствия митинга, вряд ли бы у него что-то закрутилось с Юнги. Печально, конечно, что пришлось пройти через все жестокие круги ада, чтобы воссоединиться с любовью, но оно, наверняка, того стоило. Как бы то ни было, мнение Лайлы сформировалось, установилось и укрепилось внутри прочно:       — Я не была хорошей матерью для Хоби. Но ты… ты доказал мне, что ты способен позаботиться о нём намного лучше, чем я, Мин Юнги…       Врач оторвал Лайлу от её извечных самобичеваний на данную тему:       — Ну, что ж, хорошо. Тогда вот вам рецепты на препараты и рекомендации врача. Мы его выписываем. До свидания! Через три недели просим вернуться для сдачи повторных анализов.        Лайла часто заморгала, возвращаясь в реальность и только тихо угукнула в ответ, рассеянно приняв сунутые ей бумаги. Индика пожала руку врачу, выразила благодарность за них обеих и сама первая задала следующие вопросы, уточнявшие что и где нужно подписывать перед их уходом из больницы, так как поняла, что Лайла переживала сильные эмоции и была не в состоянии принимать какие бы то ни было решения.       Они все вчетвером в полном составе удачно и оперативно покинули медучреждение очень вскоре после дополнительного осмотра Хосока и покупки всех лекарств там же, в аптеке внутри самой этой больницы. Юнги с Хосоком шутили, смеялись и шли за ручку, как ни в чём не бывало. Индика же, эмпатировавшая Лайле, испытывала лёгкую подавленность, хоть и была рада за счастливых парней. Ей очень хотелось спросить и узнать, что случилось. Но Лайла, кажется, не была готова поговорить. В связи с чем смирившаяся с тем Индика не могла позволить себе ничего большего, кроме как поддерживающе идти рядом с ней, не присоединяясь к веселью парней. Всю эту кашу из перемешанных атмосфер враз и вдруг развеял какой-то немного знакомый голос дядьки:       — Э-ге-гей! Аллилуйя! – изрёк он и присвистнул, - Значит, вон каков он? И красавец ж ваш сын!       — Что?! Что вы здесь делаете?.. – Индика поразилась, увидев, что тот таксист, привезший их сюда час назад до сих пор был припаркован сюда.       Вообще-то, и Юнги, и лидер не меньше оказались шокированы ситуацией.       — В… в-вы здесь нас ждали?.. – посмел вслух предположить Мин.       — Конечно! – абсолютно беззастенчиво ответил водила.       Абсолютно точно так же беззастенчиво и переходя к «не его дело»-вопросам:       — Смотрю, всё хорошо закончилось у вас, да? – расхохотался он жирным, басистым и достаточно объёмным смехом, - Это хорошо-о-о!       — И… извините меня, а вы кто? – Хосок тоже был нормально так беззастенчивым.       — Хо-о-оби-и-и! – Лайла проснулась, - Как невежливо! – она шлёпнула Чона по лбу.       А тот возмутился:       — Я же просто спросил! – почёсывая щиплющий лоб.       Юнги дал ответ:       — Он — герой-водитель, который привёз нас сюда за пятнадцать минут.       — Да ну-у-у! – тут же повеселел Хосок, - Знаете… тогда огромное спасибо вам!       Все умолкли. Все взгляды перенеслись на Хосока. Никто же не знал, что его ожидало, если бы Юнги не успел к нему вовремя…       — Меня хотели накачать хер пойми чем и благодаря вам я избежал такой участи!       У Лайлы широко раскрылся рот от накативших на неё удивления, ярости и претензий к медперсоналу, который собирался совершить подобные манипуляции по отношению к её сыну.       — В смысле?! Это ещё что такое? – за мгновение ока в ней загорелся сильный гнев, - Я сейчас же вернусь туда и выскажу им всё, что я думаю по данному поводу!       — Лайла, не надо! – одновременно сказали Хосок, Ди и Юнги, каждый схватив по одной части её тела.       — Давайте просто уедем! – затем воскликнул крайне жалобным тоном Чон, - Я так устал находиться здесь! Боже… Я не хочу больше быть здесь! Хочу поскорее забыть это место!       И Лайла уступила Хосоку:       — Хорошо.       Затем опять меланхолично замкнулась. Она снова начала грузиться. Снова по той же теме: «Я никчёмная мать», вспомнив, как Юнги торопил их, походу зная и предчувствуя что-то, пока она говорила, что с Хоби ничего страшного не может случиться… и ей стало стыдно, паршиво, досадно. Не потому что Мин оказался прав и опережал её в вопросах заботы о Хоби. А потому что она не могла так же, несмотря на то, что была с Чоном на тринадцать лет дольше, чем Мин. Соревноваться с кем-либо и пытаться быть всегда правой — такое вообще не про Лайлу, ни разу и никогда в ней не было подобных качеств. Она напротив старается учиться у тех, кто лучше неё и любит таких людей, уважает. Юнги скорее вдохновлял её, чем вызывал ревность. Ревность, кстати, тоже не про Лайлу.       А вот про Индику — очень даже.       Пока Лайла грузилась, снова закрывшись в себе, снова не позволяя себе делиться переживаниями с другими и в своей типичной манере вывозя всё в одиночку, Юнги и Инди полюбопытствовали, а чего же водитель решил подождать их. Он моментально перенёс взор к их лидеру, молниеносно тем вызывая у Ди собственнический гнев в груди от подозрений…       — Я не смог выкинуть вас из головы.       … оказавшихся обоснованными.       — Хэ-э-э?! – лидер услышала сей недвусмысленный ответ и не смогла отреагировать иначе.       He got her pissed off. Индика буквально вскипела на глазах у всех после такого ответа таксиста. Теперь и Хосок догадывался, что между ней и его матерью… что-то есть.       — Позвольте ещё раз без платы подвезти вас до вашего дома, - продолжил приударивать за Лайлой таксист, кажется, единственный ни о чём не подозревавший.       На фоне очаровавших его дредов, сильной ауры лидера и влюбляющих в себя глаз, гипнотизировавших его с каждым мигом сильнее, подобно психоделическим мандалам, очевидный гнев Индики позади оставался совсем незамеченным.       — Вы мне…       — Нет. Не смей.       — … понравились.       — Слышь!       Только Инди было шагнула в сторону машины, нацеливаясь на сидевшего в ней, как её остановила рука лидера, образовавшая ровную преграду и стукнувшаяся об грудь Индики. Она ошеломлённо взглянула на лидера, но лидер глядела не на неё, а на водителя. Обстановка накаляла всё внутри Ди до тех пор, пока Лайла не заговорила вежливым, однако достаточно жёстким тоном, обращаясь к мужчине и отшивая того:       — Безусловно, замечательно, что вы испытываете такие прекрасные чувства. Но я вынуждена вам отказать. Вышло так, сэр… что мне нравятся женщины. До свидания!       Лицо Хосока словно имело субтитры, на нём весь его ахер был чёрным по белому писан. Лайла в первый раз открылась для него с такой стороны. Ранее она ни разу не заикалась ни о своей ориентации, ни о каких отношениях вообще. До того, некоторые коммуновские считали её одинокой волчицей, которой по барабану на это, у которой на такое нет времени. Сам Хосок тоже так считал, хотя глядя на то, как Лайлу воротит от мужчин и наблюдая сию картину ежедневно, кое-что да подозревал… но не смел спрашивать. Из уважения к старшей. И сейчас нужный ответ сам пришёл к нему.       Юнги старался терпеть и не ржать, но в какой-то момент тупо не выдержал. Хосок тут же повернулся к нему с очевидным вопросом в глазах:       — Что такое?!       Мину потребовалась минута, чтобы успокоиться и стабилизировать голос.       — Да просто… твоё шокированное лицо, - едва как выговорил Мин и затем все его труды пошли насмарку: он повторно взорвался, ещё раз увидев разукрашенное ахером лицо Хосока.       — Что-о-о?! – Хосок схватил Юнги за плечи, - Ты знал? Так ты знал?! Ты всё знал?! Харе ржать! Успокойся и ответь мне! Юнги-и-и…       Юнги успокоиться не смог и дал жалкий ответ в виде кивка, перемешанного с его гулким смехом.       — Ну всё, хватит, - Лайла повернулась к тем двоим, - Домой едем. На другой попутке.       Почему-то Лайлу Юнги сразу послушался и вмиг угомонился, стоило ей приказать. Хосок на это возмущённо надулся и отпустил руку Мина, обидевшись показательно.       А Индика была космически довольной.       В её мыслях витало одно слово.       «Моя».