Hippie Hope & Sniper Suga

      Такое странное, странное место. Причудливое настолько, что необъяснимо. Нет ни визуальной, ни аудиальной, ни тактильной информации. Пусто. Тишина тотальная и смертельно душная. Полный дисконнект с действительностью. Сознание наполовину работало, наполовину ничего не чувствовало. Не особо что-то запоминалось. Лишь изредка и крайне приглушенно, да отдалённо появлявшиеся звуки медицинских приборов и собственного монотонного пульса. Будто те в другой комнате, а он взаперти в каком-то тёмном пространстве. В маленьком, тесном, непонятном, в котором нет никаких физических ощущений. Время текло спутанным образом, создавая впечатление неадекватного перемещения: его то бросало в прошлое, то словно тянуло в будущее, а при нахождении в «настоящем» не складывалось никаких ощущений, кроме как чувства собственной стёртости с этой планеты. Покуда ты жив, тебе сложно представить, что это такое — когда тебя нет, тебя не существует. Но стоит однажды постичь смерть вот так…        Внезапно забившаяся в груди тревога от такой мысли позволила заново ощутить себя живым и наконец осознать хотя бы своё дыхание. А дальше — больше…        Эта комната начала рваться. Буквально. Словно та была сделана из плавящейся ткани. Тёмная гладь потолка превращалась в дырявую неровность с липкими нитями расплавившейся конструкции повсюду. Они тянулись, как плавленый сыр, комната таяла, а из дырок в глаза настойчиво пробивался слишком яркий свет, заставляющий невольно сощуриться. И сознание начало пробуждаться, оно вновь научилось с ним разговаривать. Первым делом прозвенело напоминание:        — Жизнь продолжается, несмотря на мрачные события в ней. Ты ещё не готов умереть. Твоё время ещё не настало.        Чувство же покалывания в конечностях напоминало ему о его телесных функциях, которые также начинали постепенно восстанавливаться. Лёгкость пропала. Всё стало тяжёлым. В особенности — едва раскрывшиеся веки. Хосок открыл глаза. И сделать это было неимоверно тяжело.        — Слепит, - была его первая мысль.        А дальше… ресурсов не хватило, чтобы даже думать. Усталость впиталась во все его конечности, хотя он вроде недавно проснулся. Ослепляющая, чрезмерно белая палата быстро перестала быть таковой. И его взору наконец открылись расплывчатые детальки того места, где он находился. Сначала это были мелькающие тени и формы, затем четкие контуры предметов в палате. Звуки тоже становились всё громче и различимее: шёпот медсестры, шуршание бумаги, частота сердечного ритма. С каждым писком электрокардиографа рядом реальность начинала ощущаться реальней.        — Пик.       Мутное сделалось менее мутным.       — Пик.       Тело разнылось от небольшой боли.       — Пик.        Теперь и голова стала забиваться вопросами:       — Где я?..       Почему… я здесь?       Что произошло?        — Ох, ты не захочешь вспоминать это, Хосок.        Кто это ответил ему?! Хосок вздрогнул. В этот момент медсестра обернулась к нему, увидела, что он очнулся и тут же спохватилась, замахав руками взбудораженно:       — Мистер Чон! Вы проснулись? Лежите спокойно!        Она мгновенно вылетела из палаты, крича сразу же, как оказалась за дверью:       — Сьюзен, зови главврача! Он проснулся!        Захлопнулась дверь. За ней слышались переполох и шум. А Хосок всё ещё с трудом обрабатывал информацию мозгами. Это давалось так непросто, что каждая секунда напряжения извилин будто отбирала у него приличную долю процентов способности пребывать в сознании. И вот так система и перегрузилась, в конце концов. Едва Хосок побыл в сознании, как… вдруг снова всё начало становиться расплывчатым, заставляя его с трудом бороться с желанием вырубиться обратно. Туда не хотелось возвращаться. Он только осознал, как это было страшно. Плюс очень хотелось выяснить, что случилось. Но веки предательски опускались, не слушаясь его. Раз темнота. Сопротивление. Он открыл глаза — а уже другой момент. Силуэты людей вокруг появились. Хосок не понял, как резко оказался в этом моменте, будто он путешественник во времени. Два. Вновь темнота. Запах нашатырного спирта. Теперь перед его глазами — мужчина. А в ушах саднящий тиннитус. Почему-то очень хотелось заплакать. Присутствовало ощущение, что он совершил нечто ужасное и поэтому он здесь, а он и не помнит что. Врач говорил ему что-то. Чон не слышал. Накатывала какая-то паника. Глаза не понимали за что зацепиться, хаотично бегая по всей палате, пока не переполнились слезами и… три. Снова сомкнув веки и раскрыв их, он телепортировался к другому моменту. Сердце уже не билось панически, врач сидел рядом, чиркая что-то на бумаге, состояние стало подозрительно успокоенным, будто ему дали блант марихуаны. Хосок повторил попытку понять, где он находился, став рассматривать всё помещение справа налево. И как только его фокус сместился с врача на капельницу над своей головой, прямо возле, с противоположной стороны от того места, куда он смотрел, прозвучало крайне укоризненно:       — Ты хоть понимаешь как эгоистично ты поступил?       Твою жизнь так бережно сохранили, а ты взял и растоптал этот подарок.        Ты должен был быть благодарен и беречь её, дерьма ты кусок.       — Что? Что вы сказали? – мгновенно и испуганно Хосок повернулся обратно к врачу.       А тот убрал взгляд с бумаг и переместил его на пациента, отвечая:       — Я ничего не говорил, мистер Чон.       Тревожность Хосока преодолевала седативный барьер введённых в него веществ. Он слишком многое уже употреблял, так что у его организма сформировалась толерантность. Вливавшиеся в него через капельницу успокоительные препараты так же стремительно перестали работать, как стремительно и дали свой краткотечный эффект. Хосок стал суетливо оглядываться, ища того, кто произнёс ему те слова, если не врач и с ужасом обнаружил, что здесь никого, кроме него и этого врача-то и нет.       — Как вы себя чувствуете? – спросил он.       А Чон от страха ещё не отошёл. Он смотрел пугливыми глазами на мужчину и сдерживал сильный порыв разрыдаться. Было так одиноко. И холодно. И кажется… кое-что вспоминалось.       Слуховые галлюцинации перед окончательным исчезновением решили задеть его ещё раз напоследок:       — Предсмертным желанием Юнги было, чтобы ты просто остался в живых. А ты проявил омерзительное неуважение к спасителю, сделав всё в точности да наоборот… - затем полностью растворяясь в отошедших пост-эффектах вводившегося в него вещества.       Слёзы не смогли удержаться на ресницах и ручьём растеклись по худым скулам Чона. Врач расценил это как отрицательный признак и начал увеличивать дозу успокоительных, добавив дополнительный раствор в шприц и вводя его в капельницу Хосока. Чон никакого сопротивления не оказывал. Просто не мог. Сил не было. Боль была… всепоглощающая, беспощадная. Несмотря на любые медицинские манипуляции, вторгнуться в настроение Хосока и развернуть его в противоположную сторону не удавалось. Он был убит трауром. Не мог прекратить рыдать, пока находился в сознании. Врач попытался отвлечь его новыми вопросами:       — Хотите есть?       — Нет…       Хосок не видел смысла. Ни в еде, ни в другом, ни в том, что ему сохранили жизнь… опять. Теперь уже во второй раз.       — А воды?       — Нет…       Его глаза опухли и покраснели. И говорить ему удавалось с трудом.       — Well, знаете, вам придётся, - немного сменил тон мужчина, становясь строже.       Хосок фыркнул.       — Надо! Вас хотят посетить…       — А… эти две девушки…       — Две девушки и один юноша.       — Ю… ноша?..        Мужчина кивнул.       — Назвался Агуст Ди. Он настойчивее других рвался к вам в палату. Так что выздоравливайте поскорее и позвольте ему, вашему опекуну и девушке рядом с ней увидеть вас.        Хосок никак не мог понять, кто такой Агуст Ди, как они знакомы и почему он не помнит его. Как вышло так, что Лайла с Инди пришли сюда вместе с ним и разрешили ему навестить его?.. Странно. Хосок обшарил все разделы своей памяти, но ни в одном из них не нашёл этого имени. Тем более, воспоминания, как он познакомил такого человека с коммуной. Не много времени потребовалось, чтобы, в конце концов, он просто сдался и решил расспросить о нём самого врача:       — С-слушайте… а как Агуст Ди выглядит?       — Ну, кореец, - врач обрадовался, что ему удалось отвлечь Хоби и принялся отвечать на вопросы более охотно и живо, - Белые волосы, лисьи глаза, голос немного такой шепелявенький.        Хосок слегка привстал от удивления.        — Что вы делаете? Вам пока нельзя так резко двигаться!        Датчики стали фиксировать участившийся пульс. Как и выражение лица Хоби выдавать, что он пришёл в такой шок, словно увидел какое-нибудь беловолосое приведение.        — Нет… Вы что, гоните? Или я…        Я… может слишком отчаялся? - замер в оцепенении Хосок, прямо перед своими глазами практически видя описанного парня…       … то есть, перекрашенного Юнги.        Врач начал суетиться и просить, чтобы Хосок вдыхал и выдыхал медленно, стремясь осадить его сердцебиение, так как не хотел опять прибегать к препаратам, не попытавшись для начала сделать это естественным образом. Всё-таки, Чон только пришёл в себя после остановки сердца и нагружать его паникой было небезопасно. Но Чон никак не мог сконцентрироваться и едва выполнял им озвученные упражнения. Так что замешать очередной раствор всё же пришлось.       — Мистер Чон, расслабьтесь, сейчас вас склонит в сон, - пугающе произнёс врач, готовя небольшой шприц, - Я введу в вас…        — К-как давно я здесь?.. - смирившись, что ему вновь придётся спать долго, Хосок решил успеть уточнить хотя бы это.        Врач вздохнул и ответил:

***

      Прошла неделя.        Чёртова долгая, невыносимая, растрепавшая все нервы Мина неделя. Лайла с Юнги «сдружились» не совсем быстро и не без усилий Индики, конечно. Всё шло негладко по тем же причинам, по которым негладко шло всё и у Индики с Мином: те же претензии за ложь Хосоку, появление здесь после объявления смерти и частичная его причастность к попытке самоубийства Хосока. Лайле, как матери, было куда сложнее простить незнакомца за такие ошибки в сторону её любимого и единственного сына, чем Инди, логично. Разумеется, каждый отнёсся к ней с пониманием, учитывая насколько дорог Хосок этой женщине. И когда та вновь заперлась в своей комнате на два дня после такой с ума сводящей встречи «косвенной убийцы сына» с его матерью, никто не стал тревожить её, позволяя той воспринять случившееся и обдумать то столько, сколько ей требуется. Чтобы в итоге не принять Юнги, но хотя бы дать ему последний шанс. Поставив условие длиной в целую жизнь, если после посещения Хосока, тот простит его и снова захочет его полюбить.       — Ты должен быть с ним до конца, не иначе. Нет никаких других опций, понятно? Либо ты сейчас обещаешь мне это, либо можешь разворачиваться и уходить уже прямо сейчас. Не трать время моего сына напрасно. Нам не нужны временные подонки. Итак уже было немало таких. Если ты только правда достоин его, не предашь его, будешь предан ему… когда-то я смогу принять тебя, наверное. Сразу, как ты докажешь мне это. Ну а пока… хорошо. Я согласна. Вы увидитесь. А потом… всё увидим, - было сказано.       И Мин был тому несказанно рад. Она согласилась. Они встретятся. Он пообещал ей всё запрошенное мгновенно же и на полной уверенности:       — Я всегда буду с ним. Не раню, не совру больше. И не уйду. Благодарю вас за благословение. Да. Хорошо. Я вам всё докажу.       Индика достучалась до Лайлы, смогла объяснить ей, что он нужен Хосоку. Что следует дать им встретиться хотя бы для того, чтобы Хоби смог встать на ноги; узнать правду. Увидеть, что Юнги не мёртв, а живой. Позлиться, выйти из депрессии, а далее… решать уже самостоятельно — прощать его или же с ним распрощаться. Благодаря этому Лайла поняла, что она не может лишать Хоби такой возможности и дала добро Мину. Но с условиями. И в условиях проверки. А Юнги был не против.       Вот так спустя три дня эта троица и смогла наконец посетить больницу, где Хоби. Они узнали, что Хосок жив и в порядке. Однако, им пришлось довольствоваться одной лишь этой новостью. Поскольку, касательно посещения его работники выразились следующим образом:       — К сожалению, это пока невозможно, так как… - куча непонятных слов и терминов, короче, в итоге, при приблизительном переводе на обычный язык давшие смысл: «Пациент по-прежнему не открыл глаза».       И им ничего не оставалось, кроме как смириться и направляться восвояси. Пару дней они приходили втроём, каждый раз надеясь, что есть изменения. Но каждый раз ответ был одним и тем же — нет их, Хосок до сих пор не очнулся. Юнги решил не сдаваться и продолжил приходить один, когда Лайла же с Инди решили подождать дома неделю, воспользовавшись предложением Юнги быть их личным доставщиком новостей. Он приходил за ними с поразительной дисциплинированностью — не пропуская ни одного дня, уже надоев своей назойливостью уставшим отправлять его домой медработникам. Юнги, конечно, рвался: «Можно хотя бы посмотреть на него?!», но работники запрещали: «Нельзя!» и он с досадой возвращался в коммуну. По дороге прихватывая для них продуктов и немного сигарет для себя.        Что до города… весь город уже похоронил Мина в мыслях. Оказывается. А он и не знал. Но узнать, к сожалению, пришлось. Ещё и не особо-то уж и приятным образом… СМИ.       Было стрёмно постоянно слышать из каждой щели, по радио, по телевизору, в гомоне мимо проходивших людей:       «Да, жалко, что он скончался таким молодым, а ведь был таким талантливым рэпером…»;       «Представь, сколько ещё улётных треков не выпущено и никогда уже не выпустится. И сколько бы он нам их мог ещё подарить…»;       «Так и не увидели, как он выглядит, эх. Был таинственной легендой живым, таинственной легендой и ушёл в мир иной!»;       «Покойся с миром, Мин Юнги!».       — Чёрт, - закатил глаза Юнги, запыхавшись, грохая пакет с фруктами на стол, за которым сидели Индика и Лайла.       — Чё, - уже догадалась, что случилось Индика, - очередной день подслушивания того, как грустно, что ты с бухты-барахты скончался, чемпиончик по рэпу?        — Ха-ха-ха! – Кайл несдержанно расхохотался, роняя шишки, которые собирался готовить к употреблению для Лайлы.       — Это, вообще-то, не смешно, дружище, - прокомментировал смех Кайла Юнги, - А вот что реально смешно, знаете?       Индика посмотрела на Мина заинтересованно, ну а Кайл же, напротив, напрягся, заметив её заинтересованный взгляд, поняв, что Юнги собрался ей рассказать и не желая, чтобы он это рассказывал.       — Стой!       Но Юнги уже начал:       — Это то, как…       — Заткнись! – Кайл пытался перебивать.       — … Кайл…       — Нет! – он аж встал и подбежал к Мину, однако:       — … чуть не обосрался, подумав, что я — мент! Ха-ха-ха! – успел досказать Мин до того, как высокорослый американец набросился на него.       — Ха-ха-ха-ха! – Индика тоже залилась смехом.       Пока щёки Кайла заливались румянцем.       — Это тогда что ли, в тот день? – спросила Ди, вспоминая, как Юнги только пришёл к ним в коммуну.       — Ага! – умудрился ответить ей Мин, пока Кайл сыпал его множеством мелких ударов стеснения, а он пытался уворачиваться от них, ловил их и периодически сам так же шуточно ударял ещё одного нового друга в ответ.       Единственная не веселилась их лидер. По понятным причинам. И думать не нужно.       — Аргх, - вздохнула она, громко, строго и демонстративно кладя свою кружку с кофе на стол.       Да так, чтобы все в один миг утихомирились и тут же обратили на неё внимание. Все это и сделали, остановившись смеяться, посерьёзнев и подготовившись слушать, что она скажет. Юнги и сам не заметил, как стал частью коммуны, попребывав здесь какие-то семь дней. Тоже начал следовать их правилам и тоже умолкал, когда приходило время давать слово лидеру.       — Что с Хосоком? – спросила она, не отрывая взора со своей кружки.       — А… а, это, - Мин зависнул сначала, а затем неловко ответил, - Простите, забыл сказать сразу. Виноват. Кхм… Что с Хосоком… да ничего нового. Так же всё.       — Ясно.       Лайла отвела взгляд от кружки и кивнула головой в сторону уроненных шишек. Кайл, тут же понявший её без слов, рванул к ним, говоря:       — Всё-всё, хорошо! – он подобрал шишки, - Сейчас замучу…       Продолжил с ними на чём он остановился. А далее Лайла посмотрела на Мина. Индика нервно откашлялась в сторону. Юнги и сам был готов впасть в лихорадку. Однако:       — Ты сам виноват, что ты популярный, - абсолютно неожиданно выпалила она.       Видимо, всё-таки, пытаясь сконнектиться с ними и как-нибудь выйти из омрачённого состояния.       — Т… т-то есть… ну, - выходило это у неё неуклюже, - Имеется ввиду… выбрал этот путь? Вывози!       Шутка не удалась, никто отсылки к первой теме не понял, да и вообще, все уже забыли, что недавно обсуждали реакцию людей на смерть Шуги, а Лайла вернулась к той теме так внезапно и безо всяких объяснений, что логичным ходом после её неудачной реплики повисла лишь задумчивая тишина. Что Индика, что Юнги… подохренели, будучи не подготовленными к такой резкой смене характера лайлиной речи. Заметив произошедшие изменения в их лицах, лидер слегка засмущалась и снова упёрлась взором в свою кружку.       — Кха-ха… ха-ха-ха, нормально! – и сам смутившись, попытался поддержать её Юнги, многозначительно глядя на Инди, указывая ей головой в сторону Лайлы, прося её таким образом: «Ну же, давай! Скажи, что-нибудь тоже!».       И Ди спохватилась:       — А! Д… да-а-а! Я… согласна? – произнесла Индика палевно неестественным образом, палевно поглядывая на Юнги с вопросом: «Сойдёт?» в глазах, ловя дымившееся возмущением: «Ты чё несёшь?! Нет, конечно!» выражение миновского лица в ответ.       — Ладно, - Лайла встала со стула, как увидела подзывающий к себе взмах рукой Кайла, означавший, что её косяк готов, - вы, молодёжь, отдыхайте пока, а я пойду составлю план действий…       — Куда-а-а? – Индика ревностно схватила ручку Лайлы и удержала её, - Останься немного! Давай поедим…       — Инди.       Одного этого «Инди» оказалось достаточно. Тон ясно дал понять, что лучше её отпустить, несмотря на то, что он был тихим и спокойным. Было в Лайле что-то. Нечто такое… позволяющее ей звучать очень влиятельно, даже если та пребывает уставшей, даже если разговаривает равнодушно. Индика в момент отцепилась от неё, более ни слова ей не говоря. Лидер тронулась в сторону Кайла, себе и не представляя, как в этот момент поражался с её ауры Юнги. Он провожал её взглядом вплоть до мгновения её исчезновения с их поля зрения.       — Вау… она правда… она невероятно… она… - не мог он и в мыслях сформулировать какое неизгладимое впечатление внутри оставляла ему их лидер коммуны.       — Ну, что? Чем займёмся сегодня? – Индика не фокусировалась долго на негативе и мгновенно сменила тему.       — Не знаю, - вздохнул Юнги, присаживаясь на место Лайлы.       Выглядел он встревоженно и подавленно. Индика сразу уловила в чём дело:       — Юнги, - окликнула она Мина, привлекая к себе его внимание, - ты…       Мин покорно пошёл на зрительный контакт с ней.       — … очень переживаешь перед встречей с ним, да?       — Конечно, - признался он без промедлений, - Представь, как это странно… заявляться к человеку, который попытался убить себя из-за твоей «смерти» и стоять перед ним такой типо: «О, а прикинь, я жив… оказывается! И зря ты так поступил, конечно!».       На такое Индика не знала, что и ответить. Потому что Юнги прав. Ситуация сложная. В голове даже не укладывался хотя бы примерный сценарий того, как Хосок мог бы на такое отреагировать. Юнги, скорее всего, постоянно готовился. Он подтвердил догадку:       — Знаешь, - опустил голову Мин, делясь этим с явным смущением, - я… - аж взял небольшую паузу перед тем он, - Я, мать твою, репетировал даже!       Его уши и щёки слегка порозовели. Индика находила это милым:       — What a cutie!       Юнги был первым из всех парней Хосока, кто настолько переживал об их отношениях.       — И я теряюсь… я без понятия, что делать. Аргх, почему подготовка к разговору с ним так… в разы сложней репетиций перед выступлением, что ли?..       — А ты не готовься, - улыбнулась Индика.       — Чт… в смысле?! А как же…       — Да забей болт! – перебила Ди.       Юнги опешил. Ожидаемым образом. Индику забавляла такая его предсказуемость. На все только что им озвученные вопросы в её голове уже давно были заранее заготовленные ответы:       — Ну, смотри, ты же хочешь быть искренним с ним?       — Мгм.       — Тогда, чёрт возьми, будь искренен полностью!       — Не понял?!       Индика тыкнула в грудь Мина пальцем, подчёркивая своё «ты» в своём:       — Если ты, - она резко вернула руку на место, - будешь заранее готовить свою речь, как перед каким-нибудь собеседованием… пфха-хах! Извини… На должность парня Хосока… увы, это не будет правдой и искренностью! - едва сдерживая смех, произнесла она, в этот раз сама же от себя и не ожидав подобной неуместной шутки.       Как и Мин. Он в очередной раз пришёл в ахер с Инди и её неспособности противиться позывам пошутить в самые неподходящие для того моменты. Она угорала уже вовсю несдержанно, пока Юнги тормозил, думая: «Эм. Что это было?..». И тем не менее, один хер, она первая успела добить свой ответ и досконально донести свою точку зрения, прежде, чем Юнги удалось раскрыть рот, дообработав информацию в мозгу по-черепашьи:       — Короче, что я хотела сказать, - резко посерьёзнела она, - Лучше приходи туда и дай произойти тому, что должно произойти. Не надо заранее пытаться повлиять на исход, ты же не аналитик системный! И отношения — это не грёбаная стратегическая игра, где можно предусмотреть всевозможные исходы. Приходи туда и там и посмотришь, что почувствуешь — то и скажешь. И всё! Будь открыт и искренен прямо там и в моменте, доверься процессу, не стремись всё контролировать. Я, кстати, на сто процентов уверена — Хосок простит тебя, не имеет значения, что и в каком формате ты ему скажешь.       От последних слов Ди в сердце Мина аж зажглось ощутимое пламя надежды.       — Вот так, - заканчивала Индика, - Не готовься! Нахер это! Только испортишь правдивость.       Юнги ярко засверкал от того, как Индика была права. И вправду… своей нервотрёпкой и подготовками Юнги норовил всё только испортить. Надо дать разговору быть естественным, протечь ему своим положенным ходом. Юнги от чистого сердца поблагодарил Индику за такую просветляющую подсказку:       — Спасибо!       — Не за что! – захихикала Инди, - А теперь, чё, может, уже решим, что мы с тобой будем делать сегодня?       Внезапный звон давно забытого, покрывшегося пылью домашнего телефона вызвал у всех коммуновских коллективную дрожь, попутно обрывая Юнги, только-только было собравшегося ответить Инди.

***

      Ветер неумолимо обдавал его измученное лицо, когда он летел вниз с обрыва.       — А как я здесь…       Как он здесь оказался?.. Это вихрь безумия унёс его в неизвестном направлении. Вокруг него всё теряло привычные очертания, словно картина, растворяющаяся под натиском времени и пространства. Тени и свет испытывали странные искажения, переплетаясь в вязком плетении действительности и воображения. Хосок снова забыл кто он и где он. Как долго он здесь и что происходит. Всё казалось искусственным и нереальным.        А может, таковым оно и являлось?..       Страх забился в нём только сейчас, заторможенно, когда он понял, что он снова там.       — Я умираю?..       — Ах, теперь ты боишься?.. – в ответ прозвучало сатирическим тоном.       А голос… знакомый.       — А так стремился к этому… ты смешон.       Этот голос отражался от скал и был буквально повсюду в виде объёмного эхо. Но самого его обладателя не видать. Да и вспомнить по тембру что-то не удавалось. Хосок летел вниз на высокой скорости и эта скорость была на тот момент единственной вещью, которую он мог осознавать и чувствовать. Принимая неизбежный конец, что ожидал его по окончанию полёта. С каждым метром приближения ко дну в нём тухла тяга к борьбе за собственную жизнь. Апатия пропитывала его до косточек, свет в глазах гас и сердце больше не билось ускоренно. Он попытался сделать последний вдох, но не вышло: рот будто застилала невидимая баррикада. Потому Хосок просто зажал глаза и позволил организму окунуться во мрак бессознательного. В следующую секунду, открывая глаза, сам не понимая, зачем он это сделал…       … он оказался в чьих-то надёжных руках, словивших и придерживавших его, как невесту. Глаза моментально заморгали часто в неверии, когда узнали в мужчине перед собой… Мина. Он шёл, Хосок покачивался, вокруг стоял шум медицинского учреждения. Голова не успевала процесснуть все вопросы: как он мог оказаться здесь резко, если он только что падал с обрыва? И вообще, зачем он это сделал? Неужели с ума сошёл? Или… это видение/провалы в памяти/какой-нибудь очередной глюк/бэд-трип?..        И… Юнги?..       — Что ты делаешь здесь?..       Или я… там?!       Ничего не понималось, какие бы усилия для того им ни прилагались. Оттого всё и пугало, путало, заставляло ощущать себя беспомощным и потерянным. Он не мог определить даже время суток, все моменты сливались в один общий хаос.       — Бредовые мысли. Бредовые предположения, - внезапно ответили ему.       — Этот голос!       Он самый. Тот же самый голос, что эхом окружал его фактически мгновениями ранее. К запутанности прибавилось запутанности. «Ах, теперь ты боишься», «ты смешон». Почему? Почему Юнги говорил ему так? Единственным логичным предположением был… сон. Что всё, что с ним произошло — это сон. Что на самом деле Юнги не погиб, они удачно выкарабкались вместе оттуда. И пусть непонятно, конечно, каким боком он оказался в больнице и ничего не помнит, не суть, ничуть не волновало, душа ликовала от подобной идеи. Душе хотелось в это верить и она была слаба перед сей иллюзией, одурманившей его в считанные секунды.       Хосок засмотрелся на Юнги зачарованно. В его внешности не было ничего нового — те же тёмные, длинные волосы и красивые, мужественные черты. Но самым главным в созерцаемом было то, что он был рядом и Хосок мог видеть его на расстоянии вытянутой руки. Неизменным. Таким же, каким он его и запомнил. Будто всё правда так и есть — они выбрались вместе. Такие подозрения заставляли сердце забиться с частотой, подобной герцам мотыльковых крыльев, позволяя раствориться в текущем моменте и совсем забыть о том страшном предположении, что, вероятнее всего, он заново угодил в кому. Он не мог задуматься об этом ни на мгновение. Увидев Юнги, Хосок потерял голову. Поток голосов в голове был поставлен на «mute». Работали лишь зрение и тактильные ощущения, от которых каждая клеточка него млела. Ему так этого не хватало.       — Я скучал, - так и признался он, собравшись прижаться сильнее.       Но вдруг его прервал голос, похожий на собственный, настораживающим образом прозвучавший откуда-то извне, а не в его голове:       — Чтобы настолько не принимать горькую действительность… это ж насколько надо быть психом зависимым?..       — Что?! – Хосок повернул голову к источнику звука, начав испытывать ужас и частое сердцебиение.       Сказанное прозвучало где-то вдалеке за спиной. Задело, ранило, посягало разбить розовые очки. Лишить иллюзорной зоны комфорта, в которой он едва ли как успел побывать. Он осмотрел шатавшийся в глазах коридор, периодически задерживая взор на глючивших дверях, что то открывались, то закрывались, то и вовсе оказывались без двери. Хосок не обращал внимания на данный аспект, больше его волновало откуда был голос и почему он не наблюдает людей. Всё внимание было сконцентрировано на поиске. Закончившемся так же быстро, как и бывшем начатым. С привычным ему методом списания всё на галлюцинации.       — Ха-хах, вот надо же, причудится же мне всякое, - не предвещая никаких бед, однако внутренне продолжая вариться в тревоге, Хосок стал обратно поворачиваться к любимому, стараясь просто игнорировать и заглушать в себе тревожные звоночки.       Он слишком давно не видел его, даже не так, он полностью и не был уверен в том, увидятся ли они вообще ещё когда-либо, даже не так, он уже успел и убедиться, что нет и переубедиться в этом обратно, чтобы портить такой момент и упускать возможность насладиться его компанией по полной. Поэтому Хосок забил болт на всё и судорожно сжал ткань одежды Юнги, точно убеждаясь, что он реален и выражая в своей хватке весь кроившийся в нём страх потерять его снова.       — Нет, ну бре… - однако, только он довершил поворот к нему, нервно смеясь, как увидел перед собой безглавое тело, продолжавшее нести его в леденящей кровь тишине.       Всё внутри сжалось в одну ничтожную точку. И больше, чем страха, в нём было отчаяния, ведь он лицезрел олицетворение своего непринятия. Именно так оно и выглядело бы, если бы приобрело человеческую сущность: тело, да без головы — идеальная интерпретация нахождения одной ногой в реализме, другой — в до сих пор скрытно циклившемся внутри отрицании. Он есть. Но наполовину. Как и в жизни…       Он есть в его сердце, но его в живых…       — Не-е-ет! – Хосок хотел прокричать это, но что-то как будто прижало его горло, душа его и заставляя проглотить неудавшийся крик.       Стоило его идиллии маленько нарушиться капелькой напоминания о реальности, как его нервы вмиг вышли из строя.       — Не надо, прошу, - его тело задрожало.       Хосок не мог ни двигаться, ни закричать. Шок парализовал его вплоть до голосовых связок. А картина перед глазами замедлилась.       — Если это галлюцинация, то… не надо, прошу, продолжаться, - слёзы излились из глаз.       Тон был жалобным и умоляющим реальность оказаться той, которую он вожделел.       Ничего не поменялось. Безглавое тело продолжило нести его дальше. Страша тем, что непонятно — куда, почему. Заставляя всё естество содрогаться перед сим неизвестием.       — Юнги, пожалуйста, - произнёс Чон, задыхаясь, - возвращайся. Мне страшно, - закрыл он глаза, - Прошу… умоляю… возвращайся… Прошу!       Отчаяние не угасало даже после увиденного. С закрытыми глазами Хосок ощутил интенсивней собственный до предела ускорившийся пульс. Он не хотел думать. Не хотел вспоминать. Не хотел снова видеть то чудовище. Только…       — Я здесь.       … только б ему хоть какой-то намёк на то, что всё показалось — едва было в мыслях такой запрос сформировался, как он услышал спасательный голос.       Мурашки.       — Всё в порядке, я здесь, - Юнги звучал натурально.       Хосок рвано дышал, не сразу решаясь открыть глаза. Но ощущение, что движение прекратилось и они остановились на одном месте вынудило его сделать это против воли. Открыв глаза, Хосок увидел Юнги. Юнги. Не безглавое существо, не сбивающий с толку мираж, а Юнги! Сердце снова затрепыхало, только теперь уже без тревоги. Его накрыло неописуемое счастье. Такое облегчение, будто того монстра никогда и не было, он был лишь плодом его воображения.       — Юнги! – тут же спохватился Хосок, как если бы ещё немного и он снова исчез бы, - О, боже! Ты не представляешь, что мне только что привиделось… Что… что с тобой?.. – закончил безмолвно Хосок.       Юнги был… как не он сам. Выражение его лица выглядело странно. А что было ещё более странным — он не отвечал ему. Хотя бы мимикой, хотя бы реакциями. Он лишь тихо ухмыльнулся и начал расслаблять руки.       — Нет, - Хосока это моментально встревожило - не отпускай меня! – осталось проигнорированным.       Появилось ощущение обрыва под собой.       — Н… н… н-не, - от учащённого дыхания его слоги рвались, - Не бросай меня здесь! – несмотря на то Чон смог завершить предложение, перейдя на крик, так как понял, что Юнги не слышал его: на его лице не дёрнулся ни один мускул и отчаянный страх, связанный с этим был куда посильнее физиологического дискомфорта.       Хосок продолжил сползать с рук Юнги.       — Нет! – Чон стал противиться и впиваться ногтями в одежду Юнги, но те почему-то соскальзывали, не оставляя никакого другого выбора, кроме как обречённо умолять его не делать этого, как если бы он просил не убивать его, - Не надо, прошу! - захлёбывался он слезами.       Говорить становилось сложно, как и продолжать цепляться за Мина из-за истерического плача и дыхания. И увеличивавшегося в нём страха полного исчезновения Мина.       — Не бросай…       … пожалуйста… - иссякая, произнёс Хосок потухшим голосом, что перебивался дёрганым нервным заиканием.       Юнги отпустил Хосока, разрывая его сердце на части, в следующее же мгновение исчезая перед глазами.       Вскрик.       Падение на койку почему-то ощущалось как то же падение с обрыва минутами ранее. Хосок ощущал спиной большое расстояние, словно всё началось заново и он вновь проживал идентичный момент. Вернее, именно его и проживал: время — вспять, потолок в звёздах, скалы вместо стен больницы. Грохнувшись на койку с судорожным воплем пробуждения:       — Нет! – Хосок вновь оказался в плену одышки и аритмии.       А электрокардиограф опять заверещал, вызывая у медсестёр напряжение.       — Не кричите! - тут же слышится медсестра, - Спокойствие, мистер Чон, я рядом и вы в безопасности, - чувствуется её тёплая ладонь на своей.        В расклёванную память словно снова насильно вставляли позабытые фрагменты. Так оно и ощущалось, просыпаться. В голову всё вдалбливалось болезненным образом:        Раз гвоздём: «Его. Нет».        Два: «Ты в больнице».       Три: «Ты обуза».        Четыре: «Забудь его».        На секунду на потолке промелькнули остатки его очертаний со сна. Хосоку хотелось расцарапать себя, принести этому телу новые шрамы. У необъяснимого желания причина если и была, то до сих пор была им непостижима. Селфхармом он занимался ещё с ранних лет, каждый раз после примерно одинаковых событий: срыв при попытке бросить наркотики, за заедание стресса калорийной едой и от боли тоски по ушедшим отношениям. Скорее всего, причина в сильном чувстве вины. Но дойдёт ли это до его разума сейчас? Нет. Он никогда не глядел своим проблемам в глаза, предпочитал избегать их, как трус и даже не признавал хоть толику их наличия в себе.        Сначала его сны ему не запоминались. А теперь они ощущались, как реальность. От того и ранили сильней, ведь это не правда. Его с ним нет, вокруг лишь палата и всё то же удушающее одиночество.        Все эти люди ему так осточертели. Медсестра, её помощница и главный врач. Гневят. Своими постоянными слежками за ним, вопросами за вопросами и попытками заставить его есть. Тщетными, попросту время тратящими. Поскольку, им это не удавалось один хер и приходилось вливать в него питание через систему.        — Пожалуйста, сообщите, были ли предприняты вами какие-либо попытки лечения анорексии?       — Нет… я думаю, у меня её нет, - откровенно наглая ложь и кажется, та, в которую Хосок сам хотел бы и верить, - И мне был поставлен неверный диагноз.        Главврач вздохнул устало. Это звучало просто смешно. Он не доверял ни единому его слову. Было видно, что Хосоку просто стыдно признать, что у него имеется такая проблема.        — Слушайте, нам врать бесполезно, мистер Чон. Давайте вы лучше посотрудничаете? Чем быстрей вы мне расскажете правду, тем быстрей мы вылечим вас и вы сможете уйти. Да и ко всему прочему, ваши данные итак прямо сейчас у меня на руках, - произнёс он, окидывая взором графы, где жирными буквами было писано:        «Рост: 178 см.        Вес: 56 кг.       Диагнозы: F50.0; F19; F60.3».       Плюс уйма названий прописанных ему препаратов, рекомендаций и результатов анализов. Не совсем утешительных, кстати. От подобного кровь в жилах стынет. Выглядел Хосок тоже не очень здорово: как настоящая человеческая интерпретация «героинового шика». Жалко было смотреть, как тело такого молодого парня стремительно худело, режа глаза выпирающими костями, торчащими венами и общим иссушенным видом. Оттенок мешков под его глазами дополнял устрашающую картину не менее заметной и пугающей деталью.        — Мистер Чон, нам это нужно для того, чтобы… - звон.       Хосок сильно зажмурил левый глаз, так как слева и начался этот проклятый тиннитус. То, что говорил врач дальше звучало так, будто воздух транслировал его человеческий язык на инопланетный; его погрузило куда-то в глубину, где болят уши от давления и всё слышится как под толщей воды. Мысли запутались, стало тяжело концентрироваться, как если бы в нём было море крепкого алкоголя. Опять. Опять оно возвращается. Дезориентирует. Часы замедляются.        — Подскажите, пожалуйста, с какой регулярностью и какие конкретно наркотические вещества вы употребляете? – спустя время прозвучало хотя бы уже как из трубки телефона, а не под толщей воды.        Но, к несчастью, когда Хосок стал светочувствителен и прикрыл глаза от испуга. Он еле как их отворил, чтоб ответить, щурясь так, словно в него светили прожектором и потерял дар речи, увидев голову, на которой постоянно менялись лица. Теперь он не мог понять, кто с ним говорил: врач, медсестра или её помощница. А ещё он снова и снова между сменами лиц видел лёгкие намёки на очертания Юнги. Это доводило его до истерики, ведь они были чрезмерно реалистичны.        Чон в целом не уловил ни единого мига действительно произошедших изменений: в его глазах размытые кадры менялись то ли в слишком быстром, то ли в заторможенном темпе. Даже этого Хосок уже не мог определить. Становилось очень страшно в этом неразборчивом тумане и хаосе из потерявших свои формы объектов и бесчисленно сменявших друг друга лиц.        — Скажите, вы испытываете галлюцинации? - наконец он услышал хоть что-то разборчивое.        — Да, - панически быстро ответил он, надеясь на помощь, однако самому себе он казался замедленным.        — Как часто?       — Прямо сейчас…       Перед ним вновь промелькнули те самые лисьи глаза.        — Что?.. - медсёстры опешили.        — Прямо сейчас! - закричал Хосок.        И отрезвился. Так, будто вырвался из сонного паралича. Обнаружив, что он способен говорить снова, он лихорадочно задвигался, решив воспользоваться этим, пока не поздно, пока вновь не потерял сию хрупкую на данный момент и при его состоянии способность:       — Позвоните, пожалуйста, Агуст Ди! Прямо сейчас! И позовите его ко мне в палату!       — Н… н-но…        Хосок и сам не понял, почему Агуст Ди, зачем ему вдруг сдался упомянутый незнакомец. Но что-то внутри ему подсказывало, что следует настоять на их встрече с ним. И он не смог воспротивиться возникшему внутри давлению, которое не собиралось утихать до тех пор, пока Хосок не добьётся осуществления своего требования.       Вообще, обычно не принято потакать прихотям пациентов, но это, кажется, был особенный случай. Электрокардиограф Чона вновь начал шуметь, отбивая самый истерический ритм. А когда помощница медсестры попыталась придержать Хоби, чтобы тот не брыкался, пока медсестра не совершит очередное вмешательство в его организм, он один чёрт начал брыкаться и материть их, уверяя, что нихрена из этого ему не поможет, ему нужно только одно — чтобы они выполнили его просьбу. Более того, поцарапал помощницу, чуть не порвал шнур датчиков и… зрачки. Его зрачки слишком сильно расширились. Это насторожило медсестёр. Ситуация безвыходная. Нельзя ни вколоть ему ничего, ни повлиять словами, ни подойти ближе. Но организм находился в опаснейшем стрессе. Надо было делать хоть что-нибудь. Срочно.       Они были без понятия, как добыть Агуст Ди. В целом, кто он вообще, где живёт и так далее. Однако, решили не показывать этого Хоби, так как заметили, что его сердце стало успокаиваться, стоило ему услышать заветные звуки нажатия на кнопки стационарного телефона. Поэтому они продолжили просто втихую набирать дом Лайлы, чтобы таким образом (да, манипулятивным. А что ещё остаётся?..) повлиять на него и утихомирить. В дальнейшем, не теряя бдительности, готовясь накачать его бензодиазепинами.  Каково же было их удивление когда после поднятия трубки с того конца провода послышался знакомый мужской голос:

***

      — Алло? - Юнги ещё не подозревал, что его ожидало…        — Вы можете приехать сейчас? – медсестра обалдела, услышав именно его голос, но быстро подсобралась и озвучила необходимое, меняя план действий на ходу и сообщая об этом помощнице жестами, - Пациент очнулся. И он хочет видеть именно вас.       Трубка выпала из руки Мина, моментально же тем самым привлекая внимание Индики. Она уже столько всего себе напридумывала, потому что он ей не отвечал, распереживалась, вскочила с места, но ни того, как она подбежала к нему, ни единого её вопроса о том, что случилось, получил ли он какие-либо плохие новости о Хосоке и всякое прочее он не замечал из-за трепетания собственного сердцебиения и того, как кровь зашумела в ушах. Только когда Индика ударила его и отрезвляющая боль прошлась по его щеке, до его слуха добралось:       — Соберись!        И Юнги освежился, став понимать, что происходит. А конкретно — что ему оно не послышалось, всё правда: момент, из-за которого он так переживал… настал раньше времени и плевать, был он готов к нему или нет. Придётся быть готовым уже прямо сейчас, ведь:       — Можете заходить без опекуна, только просим, пожалуйста, приезжайте скорее! – кажется, ситуация была по-серьёзному чрезвычайной.       Юнги сию же секунду положил трубку, бросил всё, бросился на выход, как умалишённый. Ни черта не объясняя Индике, забыв ответить медсестре, что скоро будет, притом ещё и не надев свою куртку. Его след простыл со скоростью света, Индика не успела и моргнуть глазом как.       — Что за чёрт?!       Она тоже начала собираться, крикнув Кайлу, чтобы тот поспешил и позвал быстро Лайлу, надеясь успеть догнать Мина и вынудить его пояснить им ситуацию.       — Как он может быть таким эгоистичным?! – разозлилась Ди.       — Успокойся, - Нина пыталась укротить её пыл, - Должно быть, на то есть веские причины, Индика.       — Какие ещё «веские причины»?! – Индика резким махом вырвала своё плечо из хватки Нины, - Неужели он забыл, что, вообще-то, Хосок первостепенно, блин, относится к нам, а уже потом — допустим, имеет какое-нибудь отношение к нему?!       Нина вздохнула с усталью, не имея сил спорить с разгорячённым подростком. Вдобавок, уже начался суетливый переполох и никому не было дела до её нравоучений о том, что Юнги — тоже человек и не всегда может оставаться статичным. В данный момент Мин не был эгоистичным, им просто задвигали эмоции и Нина единственная увидела это. Остальные же поддержали Индику:       — Да-да, вот именно! Она же нормально спросила: «Что случилось?», а он! Неужели было так сложно просто пошевелить ртом и сказать ей пару слов?!       — Ага! Более того, он же живёт здесь теперь, он часть коммуны — уже и ежу то понятно! Мы дали добро ему на встречу с Хосоком и лидер, пусть то было сложно ей, дала ему зелёный свет, ом мани падме хум! Мы приняли его в свои ряды, оснастили кровом и общиной, а он! Вот как он нам отплатил!       — Не драматизируйте, - наконец спустилась вниз Лайла.       Все опустили свои головы и поутихли один за другим, испытывая неловкость из-за того, что объект их обсуждения оказался здесь и она всё услышала.       — Лайла! – запищала Индика.       — Пойдём, - без лишних слов и выяснений отношений с коммуной, лидер схватила Индику за ручку и повела её к выходу.       Ди покраснела.       Нина покачала головой, улыбаясь, глядя в их сторону и не замечала, как в этот момент на неё поглядывал Думизани. А когда заметила, на неё тут же набросился его вопрос:       — А чего ты залыбилась?!       Она без лжи ответила просто:       — Ох, всё налаживается. Что в их отношениях, - сначала кивнула та задорно в сторону уходивших Ди с Лайлой, - Что со здоровьем Хосока, - затем она зафиксировала свой взгляд на глазах Думизани.       — А откуда такая уверенность?!       — Видно же, - закончила загадочно Нина.       Дверь главного входа в коммуну закрылась. Теперь им лишь оставалось ждать их возвращения. Желательно с положительными вестями. А лучше — с восстановившимся и целым Хосоком.