Hippie Hope & Sniper Suga

      Вдруг ни с того, ни с сего в погружённом в мрачную тишину красочном доме, поднялся шум. В семь, мать его, утра! Круто. Индика пошла разбираться с проблемой.       То, как разконфликтовались хиппи на первом этаже было слышно аж на втором, где она находилась, до этого отчаянно вымаливая у Нины пропуск в комнату Лайлы. А та, разумеется, её не пускала, предпочтя выполнить просьбу лидера охранять её одинокий покой. Какая же была отрада для Нины, что возник этот суетный галдёж внизу, который обязательно бы не оставил такую, как Индика, без желания сунуться туда и вмешаться. Ура. Какая-никакая передышка от этого навязчивого подростка. Наконец-то! Нина присела на подоконник и всей поясницей ощутила её долгожданное облегчение. Всё-таки, возраст. Всё-таки непросто стоять подолгу, когда тебе уже сорокет.       Индика бегом спустилась по лестнице, не без шума, естественно: её грохоты тут же привлекли внимание главного виновника поднятой вокруг него суеты. Юнги засмотрелся пристально на подбегавшую к ним даму, пока все остальные продолжали смотреть на него. Почему-то она сулила чем-то благим. Не знал Юнги почему, но Индика сеяла в нём какие-то намёки на надежду. В то время, как прочие коммуновские, напротив, как будто норовили её растоптать. Да ещё и никаких прямых ответов не дали. Лишь выгоняли его, да выгоняли. Но Юнги решил не сдаваться без боя. Остался. Давил на них. Так и поднял весь шум.       — Посторонитесь! – выкрикнула Индика, толкая знакомых, что столпились вокруг пришедшего незнакомца.       Они сделали это неохотно и то — только потому что Инди вынудила их силой. А так уже были на полном готове вытолкнуть Юнги из дома, покрыв тонной мата.       — Ты кто такой?! – быстро та добралась до Юнги.       — Я спас Хосока, - долго не раздумывая, ответил Мин.       И ответ этот оказался удачным. Постепенно шум и ярость толпы стала сходить на нет, все начали в непонятках переглядываться друг с другом. Почему этот тормоз не догадался при первой же возможности упомянуть этот факт?.. Ах, да. Поддался панике. Всё забыл. Сам себе всё усложнил. Вот дебил. Теперь ему было стыдно за собственную глупость и ему хотелось бы объясниться. Но момент уже был совсем не тот. Следующее указало ему на это: Индика вообще не держала ничего в себе, в открытую проявляя все настигшие её эмоции. Сначала она застыла с широко раскрытыми глазами, воспринимая сказанную информацию, после чего повернулась к коммуновским и резко дала по головам тем, кто неудачно оказался с ней рядом и попал под горячую руку. Конечно же, за эти ничтожные секунды Юнги ничего не успел прояснить: ни того, что это был его косяк, а они — не виноваты, ни того, что, потому что это он никому сходу не сообщил, что являлся спасителем Чона.       — Какого хера вы с ним так обращаетесь?! И вы из-за этого подняли шум?       — Индика, стой!       — Инди, пожалуйста, дай нам всё объяснить!       Индика повернулась к тому, кто произнёс последнее, дала и ему леща и впрыснула:       — Нахер идите!       Мурашки пошли по всему телу Юнги. Он сам оказался в таком же шоке, что они. Мин впервые в жизни испугался женщины. А та, не подозревая того, испугала его ещё больше, вдруг резко повернувшись к нему и начав говорить с ним:       — Проходите…       Мин вздрогнул.       — … простите их, - Ди стала мягче, - дикарей! – но вновь через секунду заорала на коммуновских, повернувшись к тем, - Для нас это честь, - затем вновь в мягком тоне, обращаясь к Юнги, - принять такого гостя. Героя!       Ну вот, теперь Юнги стыдно того сильней. А Инди не давала ему возможности и пискнуть, таща того за ручку к диванам, где они обычно угощают гостей едой, алкоголем и наркотой. Обстановка здесь была всё та же, какую Юнги и запомнил с первого раза: всё те же бонги, котики, Чакра, узнавший его и пару раз мяукнувший в его сторону. И укурыши — на полу, возле двери, на диванах, куда Юнги и привели. Последние, кстати, сняли с него обязательство и облегчили его долю, сказав:       — Индика, этот юноша не осведомлял нас о том, что он — тот, кто спас Хосока, - вместо него.       — Д-да, - Юнги оставалось лишь только поддакивать, - С-совершенно верно. Простите меня.       — Не извиняйтесь! – ну а Инди было плевать, - И чо? – снова она за секунду менялась из милой барышни в яростного гангстера, как переставала обращаться к Юнги и отвечала кому-то из коммуновских, - По-вашему это повод на него нападать?! Где ваше гостеприимство, народ?       — Ты бы видела как он залетел сюда в хату!       — Ну-ну! – расшумелись все, - Сам на всех первый жути нагнал!       — Ни привета, ни постучаться перед входом! Сходу спрашивает, где сын лидера нашего! Конечно он нам показался подозрительным…       — Он схватил Кайла за руку и…       — Да мне плевать, - перебила Инди, - Завалите все уже, по-братски! Прошу!       То ли потому что она была любимицей лидера, то ли из-за её действительно влиятельной ауры, то ли из уже давно установившейся неприкосновенности Инди (так как она прожила нелёгкую жизнь и никто никогда не имел права поднимать на неё голос из-за этого), все действительно хором умолкли, потрясая тем самым и без того заворожённого Юнги.       — Чай? Кофе? Травы? – спросила внезапно та.       — Вау… - немного опешил Юнги, - А… - затем кое-как да пришёл в себя и ответил, - просто воды будет достаточно, спасибо.       Интересно, а кто она? Лидер? Почему все здесь её слушаются? И каждый ли день у них всё вот так вот?.. А куда делась та дредастая? Много вопросов за раз возникло у Мина в башке. Пока он раздумывал один за другим, отвлекая сам себя, стараясь больше не пугать бедных хиппи до сих пор горевшим внутри неизменным вопросом о Хоби, туша и подавляя его, Индика шустро успела сгонять за двумя стаканами воды и дать один Мину, другой оставив себе.       — Как вас зовут? Можем ли мы познакомиться?       Стакан в руках Юнги вдруг чуть не треснул. Но он вовремя остановил грёбаный импульс пережать его от нервов.       — Спокойно. Просто скажи ей, что ты Агуст Ди. Я — Агуст! Приятно…       — Ха-ха-ха-ха! – Инди рассмеялась, внезапно перебив Мина.       Юнги растерялся.       — Смешное у вас имя! А я — Индика…       — У вас имя посмешнее же будет?.. – неловко попытался Юнги войти в характер беседы.       — Почему-у-у-у?       — Ну… типо… - Юнги правда терялся.       Он всю жизнь привык общаться с мужчинами и совсем не знал, как вести диалог с девушкой. Ведь это другое. Надо подбирать слова иначе. И она может реагировать на них иначе. Пока Юнги тормозил, Индика сама уже обо всём позаботилась:       — Дай-ка угадаю, потому что это звучит как долбаный сорт травы, да?       Мин оцепенел. Да. Вообще-то, да. Это именно то, что он и имел ввиду. Но это же как-то… невежливо?..       — Чёрт! Как же трудно общаться с женским полом…       И что же ответить? А вдруг, если он ответит ей: «Да» — она обидится? Итак неловко! Юнги и без того испытывал испанский стыд за то, что выпалил недавно выпаленное, а тут ещё и подтверждать это…       — Вот! И я о том же, - однако, Индика не выглядела расстроенной.       Более того, она угорала.       — Прикинь, вот так меня родаки и назвали. Взяли да дали название травки, типо под ней и зачали.       — Что-о-о?! Да как так…       Глаза Юнги округлились.       — Как она может говорить о таком… мне! Незнакомцу! Вот так спокойно?..       Ну как «спокойно»… её хохот летел до потолка. Водичка чуть не вылилась из стакана. Позитивная дама, однако. Поменяла в целом, мнение о женщинах. Оказывается, с ними не так-то уж и сложно общаться. It’s just him. Они бывают разными. Юнги чувствовал себя комфортно с Индикой. Она юморная; по ней видно — она сильная, а сильных людей Юнги обожает; довольно по-смешному бестактная, но при этом ещё и вежливая, конечно, непонятно как она сочетала в себе два таких абсолютно противоположных друг другу качества, однако получалось у неё это весьма натурально, легко и без напряга. Ещё в самом начале Юнги ведь почувствовал: эта девушка уснащала его надеждой. Сейчас, когда они посмеялись и завели непринуждённый диалог, он ощутил расцвет этого убаюкивающего состояния. Ему показалось, что раз она беседует так весело, то, может быть, с Хосоком — порядок? Инди звучала довольно безмятежно для человека, у которого бы что-то случилось с членом коммуны. Быть может, тогда не о чём переживать?       — Не знаю, - и всё-таки, капелька сомнений в нём чуточку, да присутствовала, - Но остальные выглядели напряжёнными…       Да. Нельзя делать выводы по одной Индике. Юнги решил не тянуть кота за хвост и спросить наболевшее в лоб, напрямую:       — А…       — А-ах, - но Индика вновь отвлекла Мина, снова нечаянно перебив его, - больно…       — Что такое?       Индика сморщилась, потряхивая ту руку, которой била коммуновских. Юнги всё понял без ответа и спросил:       — Ваша рука! Вы в порядке? – неловко, - Может мне помочь вам чем-нибудь?       — Ай, не надо! – Инди похлопала Юнги по плечу так, будто они были братанами-приятелями, - Я уже привыкла. Частенько так делаю. И потом, - она взяла руки Мина в свои, - негоже гостю заниматься заботой о хозяйке! Позвольте лучше мне позаботиться о вас.       Не привыкший к физическому контакту вот так сходу, толком не познакомившись, да ещё и с противоположным полом (с которым Юнги в принципе не общался, не говоря уже и о прикосновениях), Юнги шокировался и онемел ненадолго. Увидев это, Индика тоже смутилась и прекратила к нему прикасаться.       — Извините!       — Н-ничего…       — Просто привыкла, - начала та оправдываться, - что здесь мы все выражаем любовь и уважение через тактильную коммуникацию!       — Это нормально! - поспешил заверить Юнги, - Я сам человек не тактильный просто. А так, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом…       — Ой, не надо, ну что вы! – Индике стало только более неловко, - В-вы не обязаны… так же, как мы… - на секунду Инди потеряла способность формулировать мысли ясно и не закончила своё предложение.       Кажется, она явно была одной из тех, кто говорит прежде, чем обдумает слова. Но она быстро собралась и сказала другое:       — Короче, чувствуйте себя как дома! Я хочу, чтобы вам было уютно, - так же резко, как и то глючное начало, которое она не довела до конца.       Юнги притих, кивнув в ответ вежливо и думал о том, какая же Индика общительная, энергичная и реактивная. Он не поспевал за её темпом, сам же являясь настоящей спокойной черепашкой. Напоминает их общение с Хосоком… о котором он, кстати, так до сих пор её и не спросил:       — Ah, shit, - Индика снова заострила внимание Мина на своей руке, став поглаживать её с таким вот ругательством.       Юнги не удержался и рассмеялся.       — Что-о? – протянула Ди с любопытством.       — Да просто… я думал, хиппи все типо… пацифисты. Против насилия и всё такое.       Индика тоже расхохоталась.       — Ой, не могу, какой ты смешной.       Юнги неловко глотнул воды, про себя подмечая, что прикольная у них здесь обстановка: даже стакан был цветным и с узорами. Мелочь, а полностью соответствует всему интерьеру дома хиппи. Пока он разглядывал эти графичные лиловые цветы на кислотно-жёлтом стекле, Индика продолжала рассказ:       — Пацифисты, а-ха-ха-ха, - звонко смеясь и убирая мешающе падавшие на её глаза пряди кудрей, - Это они-то — да. А я… выросла в Ланчо. Там либо ты стреляешь…       — … либо в тебя, - закончил её фразу Мин, заглянув ей в глаза.       Те выглядели ожидаемо поражёнными.       — Ох, ты всё знаешь!       — Конечно, я был там.       Теперь и вся мимика Индики стала живой:       — Na-a-ah, no way! – протянула она, наклоняясь назад с широченно раскрытыми глазами и устами, не веря, что кто-то в здравом уме захотел полезть в эту дыру, - Stop it! Серьёзно? Ain’t no way! Dude! Зачем ты там был?!       — Изучал… - Мин запнулся.       Он чуть не спалил, что он из BTS и ехал туда изучать их проблемы, чтобы осветить их в своих текстах и плюнуть ими в правительство Америки в формате песни «Lancho Weekdays». Что, кстати, у его группы и получилось, ведь общественность взбунтовалась после этого и начала требовать у правительства обратить внимание на такие районы, а не только и делать, что развивать развитые. А потому эта песня была популярна back then. Опрометчиво, опрометчиво. И опрометчиво! С его стороны было большой неаккуратностью дать ей узнать, что он знает главную «поговорку» их улиц: «Либо ты стреляешь, либо в тебя». Как теперь из этого выкручиваться?..       — Что изучал?       Приехали.       — Я не…       Юнги почувствовал себя загнанным в угол.       — Я не хочу рассказывать.       — Ладно.       Он чувствовал себя, как придурок, сначала сам начавший эту тему, а затем от неё отказавшийся. Но Индика…       — Серьёзно?! Так просто?..       … была совершенно не заморачивающейся. Она даже первая сменила тему:       — Ну, что там? Что случилось вон там? – кивнула та в сторону дверей, - Как вообще срач начался-то? Из-за чего?       — Ох…       Вот он. Момент. Шанс. Наконец он настал. Индика сама спросила Юнги о том, о чём он и хотел с нею поговорить, но каждый раз не решался, думая, что момент для этого неподходящий. Это на много ступеней приблизило его к своей первостепенной цели быть здесь — узнать про Хосока. Мин профукивать шанс не стал:       — Когда я сюда пришёл и спросил, где Хосок, мне просто ответили, что его нет. Так вот, я бы хотел спросить: его не стало? Или он ещё не доехал сюда? – спросил он прямолинейно, не особо заботясь о формате вопроса.       Спросил, невзирая на то, как болезненно и страшно одновременно было произносить все эти слова. Как и предвкушать ответ, который может содержать в себе всё, что угодно.       Индика посмотрела на него странно. Тяжело было сказать, что её лицо выражало. Оно было безэмоциональным, однако с ноткой легко читаемого замешательства. Словно тот, о ком Юнги спросил, был его вымыслом и вовсе не жил здесь. А он — галлюцинирующий психбольной, уверяющий, что такой человек есть. По крайней мере, так казалось Юнги.       Чем дольше становилось молчание после вопроса (а оно становилось), тем больше отрицательных сценариев и мыслей проносилось в голове Мина.       — Она молчит, потому что… он мёртв? – этот вопрос естественным ходом первым поднял его пульс, - Отвечай мне!       В груди появилось ощущение тесноты. Ком подступил к горлу. Тревога душила.       — Или он не приехал? – звучало внутри уже с ноткой надежды, - Тогда так и скажи!       Мин побледнел из-за ожидания. Индика заметила это. Как и то, что Хосок был небезразличен парнише.       — Скажи мне. Быстрее. Скажи, чёрт возьми! – уже вовсю читалось во взгляде Юнги.       Он бы мог поуспокаивать себя мысленно, говоря себе, что, возможно, вопрос был чрезмерно прямолинейным и грубым и задан уж чересчур резко, посему Индика могла замолчать из-за растерянности или же, банально, от внезапности. Однако, такие мысли не успевали в нём и формироваться, оставаясь за баррикадой паранойи, прочно установившейся первее.       — Не молчи…       А Индика молчала, так как не знала, как сообщить ему такое, зная, даже не предполагая, какие именно чувства к Хосоку испытывал Мин. Это было видно по ряду его поступков и физиологических реакций. В том, как Мин ворвался в коммуну, первым же делом расспрашивая о Хоби, как не просто спас его и исчез, а пришёл сюда, ища его, скорее всего, сбежав из армии и в том, как требовательно он смотрел на неё, уповая на утешительный ответ — везде легко угадывалась спешка скорее оказаться рядом с Хосоком. Он не мог утаить своей обеспокоенности. Юнги нервно теребил стакан в своих руках, почти не дышал, будто пытался услышать думы Индики. Или прочесть ответ по её мимике, внимательно оценивая каждое микродвижение, улавливая любое мелкое изменение в лице. Естественно, подобные попытки отсканировать её напрягали Индику. Но сдалась она совершенно по другим причинам — не было смысла оттягивать неизбежное. Она чувствовала: Юнги так или иначе узнал бы обо всём. Если не с её уст, так с чужих. Если не с чужих, так проведя собственное расследование. Это было очевидно и логично, что человек, которому небезразличен другой человек, не оставит вопрос об его целости незакрытым и не станет на него забивать. Так что довольно мучить его понапрасну.       — Он сейчас в реанимации, - наконец тихо произнесла Индика, опустив голову, словно это она провинилась в случившемся перед спасителем.       Глаза Юнги раскрылись широко. Боковым зрением Индика увидела это. В ней зародилось паршивое чувство от того, что они не уберегли того, кого Мин бережно отправил домой. Трепетно сохранив его душу. Разбили хрупкое, едва спасённое и доставленное к ним в целости. Стыдно.       А Юнги не знал, что испытывать. Со всех сторон в огромных количествах его накрыло разными чувствами. Его передёрнуло от слова «реанимация», вопросы сыпались тоннами: как так, что случилось, как он там оказался, чего успел натворить за один день? Он употреблял? Что? И с кем? Из-за чего?..       — Из-за меня?..       Узнал ли он о «смерти Шуги»?..       Теперь он торопился расспросить всё это.       А с другой стороны, он был рад, что Хосок всё-таки добрался домой. Он был здесь. Его видели. А значит, встретиться с ним получится… может быть?..       — Где он?! И почему он там? – неточности его не устраивали, - В какой он больнице? – нетерпеливо Юнги завалил Инди несколькими вопросами.       — Агуст, пожалуйста, не торопись туда. Он только вчера оказался там. И нам самим ещё ничего не известно.       Неизвестность — наихудшее явление.       — Вчера? Почему? Что случилось? Как вышло так?! – Юнги забыл обо всём на свете и даже о том, что он не прикасается к людям, в порыве паники схватив Ди за плечи и вынуждая её посмотреть на себя.       Индика была ошеломлена. Если он начал касаться её, а в касании его была явная дрожь, то, значит, ею сказанное нешуточно встревожило Мина. Она принялась ему отвечать, понимая, что неизвестность пугает, поскольку, они сами проходили через это и Инди надеялась, что ответы помогут ему почувствовать себя капельку лучше:       — Прошёл день с тех пор, как объявили об остановке его сердца.       Глаз Юнги дрогнул.       — Тише, не бойся, - Индика погладила руки Юнги, пытаясь успокоить его, - Хоби спасли. Мы вовремя вызвали скорую. Слышишь? – спросить последнее её вынудило то, как начал выглядеть Мин: он будто её не слышал, застрял в моменте, когда она сообщила неприятную новость.       Юнги ничего ей не ответил.       — Агуст?..       Мрак накрыл его выражение лица. Во взоре, неизменно устремлённом в Индику, не способном оторваться, по-прежнему плавал страх. И он не угасал.       — Агуст! Всё в порядке, не бойся!       — Я хочу поехать к нему. Назови мне адрес, пожалуйста, - вдруг внезапно потребовал Мин.       Индика озадачилась.       — Слушай…       — Нет! Не хочу, - встал с места Юнги, - Я должен поехать! – повысил он голос, - Я должен…       Индика схватила Мина за кисть. А затем охренела, ощутив его бешеный пульс. Мин же мгновенно вырвал руку из её хватки и отчаянно продублировал:       — Прошу… Пожалуйста… просто скажи мне адрес больницы!       На самом деле, ей очень хотелось сорваться и просто дать ему чёртов адрес. Видя, в каком он отчаянии и особенно — прочувствовав его пульс. Но Ди понимала, что ничего хорошего из этого в итоге не выйдет. Поэтому ничего не оставалось, кроме как войти в режим суровой Индики. Мягко до Мина достучаться не удалось. Придётся достукиваться другим образом. Забив на то, что она почувствовала. Забив на то, что видела перед собой.       — Не скажу, - Индика тоже встала с дивана, отряхивая от себя шлейф его сердцебиения, - Сядь. Ты всё равно ничего не добьёшься сейчас.       — Аргх! – кажется, это срабатывает.       Юнги садится обратно. Но злой.       — Почему?       Индику это удовлетворяет. Пусть лучше он будет здесь и пускай злой, чем поедет туда, наслушается лишнего и бог знает, что с ним после этого будет. Хотелось верить, что Хосок скоро оправится и они все вместе смогут увидеть его. И он будет рад встретиться с любимым, лицезреть его целого своими глазами. После того, как они допустили такую непростительную ошибку, как позволить Хосоку словить передоз, хотелось хоть как-то загладить вину, оставив Мина в сохранности ради него. Одной ошибки в этой истории достаточно. Индика не желала допустить и вторую.       — Потому что он в реанимации, - Инди скрестила руки на груди, оставаясь стоять, глядя на него сверху, - пока он не придёт в себя, смысла посещать его нет — всё равно не впустят. Хочешь видеть его? Тогда жди здесь, как и мы.       — А что, если уже сейчас есть новости?       — Нет их.       — Почему?       — Над ним ещё работают.       — В смысле?!       Последнее точно напрягло Юнги, поэтому Индика поторопилась поделиться информацией:       — Когда мы уходили вчера, мы спросили, что с ним будут делать и через сколько закончат. Ответ — ну уж точно не за день, его надо восстановить, а это потребует… ах, варьируется. Некоторые восстанавливаются за пару дней. Некоторые — неделю и дольше. Так что давай переждём вместе день? А завтра можем поехать спросить про него.       Юнги выглядел очевидно подавленным. Очевидно и, пожалуй, уместно. А как ещё должен выглядеть человек, которому сообщают подобное?.. Который торопился увидеть любимого, очень боялся опоздать… и опоздал. Ждал момента их воссоединения, а теперь ему говорят ждать ещё… неизвестно чего. Индика не могла просто стоять и смотреть на то, как люди страдают. Всё-таки её вырастила Лайла, а Лайла — концентрат синдрома спасателя. Лик её снова предательски смягчился, не в силах поддерживать холодный тон долго, когда перед ней переживающий человек, нуждающийся в поддержке:       — Эй, Агуст, - Индика вновь села с ним рядом, - не переживай. Всё будет нормально. Он выкарабкается. С ним лучшие врачи. К тому же, он жив. А ведь не это ли главное?       Юнги медленно поднял опущенную голову, чтобы посмотреть Индике в глаза. Взор, переполненный боли, столкнулся со взором девушки, переполняя и её болью. Она не знала, через что он прошёл, какой путь проделал и в чём себя обвинял. Но прочувствовала всё то, что царило в нём, одним соприкосновением взглядов уловив эти душевные муки, не понимая, в чём же дело и отчего Юнги ощущал себя так.       — Почему? Ты ведь спас ему жизнь… а мы… почти разрушили то, что тебе дорого, - заблуждалась она, - Это я должна испытывать вин…       — Инди.       Вздрог.       — Ой, - голос Юнги, возникший внезапно, вырвал её из интенсивного сопереживания, в связи с чем Индика встрепенулась и быстро вернулась в реальность, - Да, Агуст?       Мин нервно сглотнул. Похоже, вопрос, что он пытается задать, не из лёгких для озвучивания. Но он старался и переступал через себя, душа в себе страх получать информацию:       — Расскажи мне, что случилось, пожалуйста, - трепет в его голосе был ощутим, - Известно ли, почему у него, - голос стал ещё более дрожащим, - с… с-случилась остановка… сердца?.. – просипел последнее Мин.       После чего он прочистил горло, пытаясь возвратить пропавший вдруг голос. Индика протянула ему воды, погладила его по спине и удостоверившись, что он попил, начала отвечать на вопрос:       — Передоз талаптифаминами, - вздох, - Предполагается, что… - Индика остановилась.       Юнги выглядел крайне напряжённым. Из-за чего к ней подкралось сомнение, а правильно ли вообще сообщать это. Однако, Юнги сам спросил её:       — Что?       И в тоне его, пусть неровном от страха, проскочила настойчивость, просящая правду. Он имел право знать её, а она утаивать её — нет. Поэтому выбор отсутствовал. Пришлось сказать, как есть:       — Хосок…       … совершил попытку самоубийства.       Пустота застыла в пространстве.       Даже гомон коммуновских поутих, будто они слышали их разговор. Юнги не мог и пошевелиться, снова бледнея, как полотно, едва к нему вернулся нормальный цвет кожи. Такой вид не мог не настораживать Инди. Она была без понятия, что делать. Её саму охватил сильный ужас. Но только её уста раскрылись, чтобы хотя бы выразить: «Мне очень жаль», как Мин опередил её своим:       — Почему?.. – прозвучавшим скорее, как: «За что?».       Спросил это Юнги, оставаясь бездвижным. Шёпотом. Так тихо, словно и не произнёс, а лишь очертил сложно дававшиеся слоги губами. В этот раз Индика не поспешила давать ответ, а поинтересовалась сначала:       — Ты уверен, что хочешь говорить об этом?.. – обращая внимание на омертвевший вид Мина, - Я немного беспокоюсь о тебе. Ты выглядишь не совсем здорово сейчас.       «Пожалуйста, просто продолжай», - в ответ выразил его кивок вместо немотных уст.       — Ладно…       Индика стала шариться в кармане юбки. Надо было пусть мелочью, но хоть как-то помочь ему отбросить часть стресса. Хотя бы мизерную долю его. Хотя бы так попытаться помочь. В связи с чем, немного пошарившись, Индика достала пачку лайлиных сигарет. И:       — Куришь? Возьми, - открыла она её непринуждённо перед носом Юнги.       Мин вяло рассмотрел предложенное и покорно достал сигарету.       — Спасиб…       Зажигая её для Юнги, она ещё раз всмотрелась в него. Была огромная разница между Мином, только-только пришедшим сюда и тем, который сидел сейчас рядом с ней. Кажется, он постепенно входил в опасно погашенное состояние. И процесс этот был необратим.       — Ах, хоть бы я знала, в чём же причина…       Её удручало то, что она не могла ничем ему помочь. А ей хотелось. Очень хотелось. Но в твёрдо установившиеся чужие чувства со своими изменениями, увы, не влезть.       Юнги довольно охотно всосал в себя никотин. Индика продолжала наблюдать за ним. Только не долго, поскольку, выпустив клубок дыма наверх, сразу после того, как серые фракталы зачесали её рецепторы своим терпким ароматом, он повторил свой тот же вопрос:       — Так почему? – обременительно напомнив ей о необходимости отвечать.       Индика устало выдохнула в сторону. И заставила себя говорить то, что обязана:       — Ой, мы не знаем, парень, - она была честна, - Это произошло так внезапно. Всё было хорошо. Он только вернулся. Лайла вроде бы как уже почти увела его отдыхать…       Юнги уже почувствовал что-то неладное.       — … как вдруг… - и эти слова Индики подтвердили приближение предполагаемого.       Самый большой страх Юнги, худший его ужас был услышан вперемешку со звоном в ушах:       — … он услышит по радио, что…       Сердце забилось ускоренно. Он знал, что она собиралась сказать. И всё равно боялся это услышать.       — … скончался его любимый артист…       Сигарета в руке Мина разломалась пополам. Так как Индика этого не заметила, она продолжала выполнять его требование:       — И он разнёс всё, что здесь находилось, - каждое слово ранило всё сильней и сильней, - Плюс магнитофон, который сам же нам и купил. Ох, если бы я знала, кто этот Мин Юнги…         Сигарета грохнулась на пол вместе со слезами Юнги.       — … я бы сделала всё, чтобы он не умирал и не ранил своею смертью Хоби.       Это был предел. Такого высказывания Юнги уже не мог вынести. Индика правильно про него угадала: Мин медленно сокрушался перед ней. И сейчас он дошёл до своей крайней точки. Та вызвала у него нервный срыв:       — Это я! Это всё из-за меня! – плача навзрыд, не удержавшись, признался Юнги.       Всё его тело перенапряглось. Было в треморе. Руки сжали волосы. Плач мешал договорить ему кое-что и леденил кровь в жилах Инди. Холод пронзил её до косточек. Было боязно видеть, как выходит из строя самый хладнокровный человек, какой только встречался ей в жизни. Особенно после того, как ещё секунду назад этот парень был абсолютно спокоен, а сейчас — вдруг, ни с того, ни с сего у его ног лежала разломленная сигарета. Она хотела её подобрать, едва успев заметить её, но в эту же секунду к ней прилетело прервавшее это действие новое признание:       — Тот, из-за кого Хосок пошёл на это — это я! – от внезапности разгоняя по её венам адреналин.       Ди вздрогнула. Она не понимала, что происходило. И не верила ушам:       — Что ты такое несёшь, Агуст?!       — Нет! – громче прежнего воскликнул Юнги, - Я… я не Агуст.       — А кто ты?!       — Юнги.       Каждый слог прошёлся по Инди ударом.       Юнги… это — то самое имя, которое содрогаясь, называл Чон. То, что выстрелилось из магнитофона и попало прямиком в сердце Хоби. Прошло сквозь него, разбило его и заставило упасть на пол кровоточить. Тот самый «Мин Юнги» в памяти Инди на устах Хоупа во время истерики. Все моменты заново оживились в её памяти, ударяя её, словно электрошокером. Это было неприятно. И больно. Хотелось убежать прочь из плена своей черепной коробки, мучительно, снова и снова, со взрывом и грохотами воспроизводившей те страшные кадры внутричерепными фейерверками флешбеков. Так шумно…       Она так и застыла в согнутом положении, рукой не дойдя до сломанной сигареты. Шок заморозил всю систему внутри. Мертвец? Перед ней? Живее живых?..       Это не то, как когда ты встречаешь «тот самый предмет воздыхания» близкого. Того, кого воспевал этот близкий. Не то, как когда встречаешь артиста. Не тот шок. Не те ощущения. Блеск в глазах не от восхищения. Она была раздавлена этим фактом. Брошенным в неё, как гром из ясного неба.       Какие ей делать выводы?       Страшно.       Непонятно, кто сидел рядом с ней.       Было проще поверить в то, что он — самозванец. Сумасшедший какой-нибудь самозванец, провозгласивший себя спасителем Хоупа, чтобы пробраться в коммуну. А главное — зачем?.. Индика испуганно посмотрела на Мина. В голове происходила путаница. Ведь как он мог быть здесь, если он мёртвый?..       Как?       Как?       Как?!       — Инди.       Пульс Инди поднялся.       — Прости, что соврал тебе, - вытер слёзы Юнги, - Вот, - он достал из кармана свои прошлые документы, от которых ещё не избавился, - Я…       — Т-ты… - с дрожью в голосе произнесла Индика, не веря глазам, - Т-ты… и правда… ты?..       — Да…       Резкий звук скользнул стилетом по слуху. Левый глаз Юнги непроизвольно зажмурился. Индика порвала данные ей листки бумаги, сдавливая внутри порыв закричать.       — Какого хера происходит, Юнги?! – швырнула она затем эти клочки, да с такой силой, что стало понятно: она таким образом перенаправила к руке ту энергию, которая рвалась к её глотке, чтобы стать криком в его сторону.       Она подавила желание накричать на него. Мин стал убит горем и чувством вины.       — Я инсценировал свою смерть, - признался он так, словно признавался в убийстве.       Хотя это оно и было, считал Мин. Он считал себя убийцей Хосока.       Запутанно. Сложно. Неясно, что делать. Неясно даже что надо испытывать. У Индики до сих пор был сильный шок. Вдобавок прибавилось и путаницы.       Как относиться к нему?..       Что спросить?       Её завалило чрезмерно большим количеством вопросов за раз: были ли они знакомы до войны; почему он не сказал Хоби, что инсценирует смерть; зачем он так поступил с ним и как вообще посмел явиться сюда, после того, как сделал это, почему не сбежал и на что он рассчитывал?..       Или, может, он сам не знал, что всё так выйдет? Но тогда почему он солгал ей, назвавшись другим именем? И почему признался в этом только сейчас, когда услышал, что Хосок попал в больницу из-за него?..       — Инди… ка… - Юнги и сам был встревожен, - Прости…       Слёзы, стёкшие по его щекам в этот момент… почему-то вызывали доверие. Однако, Инди не поддавалась секундным переживаниям, стараясь держаться за критическое мышление.       — Я даю тебе ровно минуту. Ты объяснишь мне, что ты за шут в жизни моего брата. И если ты хоть каплю соврёшь мне ещё, - со взора Инди пропал и намёк на всю ту прежнюю теплоту и уют, с которыми она его встретила, - если я узнаю то, что мне не понравится — то выметайся отсюда к херам и навсегда забудь о Хосоке. Ты никогда его больше не увидишь. Я лично позабочусь об этом.       Что мог Юнги, и вправду считавший себя виноватым, боявшийся потерять единственный шанс вновь увидеть его, страшившийся одной только мысли о том, что он может потерять Хосока, поделать? Он покорно выложил всё от и до Индике, не запинаясь и сам нервно отсчитывая в голове секунды данной ему минуты:       — Да. Мы были знакомы до войны.       От этого Ди передёрнуло. Появился первый порыв послать Мина к чертям. Но она не перебивала его. Заглушила порыв, стиснув зубы, решив слушать дальше.       — Но лишь вскользь: я занёс его кота вам в коммуну, а затем поспешил на свой поезд. Он побежал за мной, оставил открытку мне и какой-то флюоритный браслет. Дальше наша связь оборвалась, поскольку я уехал служить.       Выводы начали переворачиваться… было, как Индика затормозила процесс. Нужно дослушать рассказ до конца. Ещё не время ему доверять.       — Потом он поступил к нам, как пленный и мой офицер велел мне его убить. Я не узнал его. Думал он правда шпион из вражеской территории.       — Что? Как ты мог не узнать его?..       Странно. Уже странно. И есть некоторые несостыковки.       — Я так и знала, что ты обманывае…       — Я видел его всего лишь раз в жизни. Летом. Даже не помню когда. А потом прошло несколько месяцев… но затем я всё равно его узнал. Только вот он меня — нет…       Как бы ни было странно, а всё-таки… Юнги звучал достаточно искренне. Однако:       — А что ты сделал, чтобы он узнал тебя? – не проверить достоверность его слов Индика не могла.       — Вот, - Юнги закатал рукав своей кофты и показал тот флюоритный браслет.       Фиолетовые камушки сверкнули аурой Хоби, оседая на чувствах Индики смесью сплина с некоторой необъяснимой отрадой, от коих возникали ощущения запутанности.       — Я показал его ему, но он… - то, что дальше Юнги сказал, Ди не услышала.       Потому что чувства в ней заговорили капслоком. И те были более громки, чем голос Юнги. Лёд в Индике растопился мгновенно, как она увидела почерк Хоби в том браслете, который она, конечно, узнала. И челюсть чуть не раскрылась из-за удивления. Но нельзя было показывать ошеломления, несмотря на то, что оно в ней было гигантским.       — Этот браслет… этот чёртов браслет!       Она видела своими очами, как Хосок мастерил его ночами.       — Выходит он… и правда влюблён?       Выходит, да. Он хранит эту вещь.       — … мы выбежали из базы и я сказал, чтобы он уходил сейчас, а я приду позже, - уже пришёл к ключевому моменту Юнги, а Инди только отошла от момента с браслетом.       Она больше не смотрела на Юнги, как на врага. В её глазах было одно удивление, но Юнги всё равно продолжил рассказ, а Инди дослушала, только уже не из желания проверить его, так как Юнги проверку прошёл, а из желания узнать, что случилось, ведь и это было важно для неё.       — В этот момент я его обманул, - особенная тень угрызений совести легла на его интонацию, когда он перешёл к этому, - Я сам не верил в то, что ему говорил. В то, что я останусь в живых. Мне на это было плевать. Я просто хотел, чтобы Хосок сбежал…       — Стоп. Что? – Индика несколько подохренела, - Ты соврал ему, что ты вернёшься позже, хотя не был уверен в этом, ради того, чтобы Хосок убежал?       — Да…       Юнги виновато опустил голову.       — Просто Хосок не желал уходить и сказал, что либо умрёт, но останется со мной, либо мы будем бежать оттуда вместе… и я растерялся. Наплёл первое, что пришло в голову.       — В чём была проблема бежать вместе с ним?       — Тогда нас бы обоих убили.       Теперь Инди почувствовала себя неловко.       — Хорошо, продолжай, - но она не подала виду, - Ты что, собирался умирать? И ты был готов к этому?       — Да, - ответ пронзил своей неожиданностью.       Всё оказалось не таким лёгким, как в вымышленных сценариях Инди.       — Для меня это было вовсе не важно до того момента, как я не вспомнил, что мне сказал Хосок после…       — Что?       — «Попробуй только не сдержать своё слово и я достану тебя с того света или отправлю туда же себя», - точь-в-точь, слово в слово, даже в той же интонации процитировал Чона Юнги.       Индика поразилась такой точности. Действительно, звучало похоже на Хоби. Он мог сказать подобное, так как у него была одна проблема… не самый сладкий дар наполненной травмами жизни — психическое расстройство, именуемое «ПРЛ». Заработал он его по очевидным причинам: эмоционально нестабильные родители, то приближавшиеся к нему, даря любовь, заботу и ласку, то отдалявшиеся от него, наказывая холодом, оскорблениями, приведшими к наинизшей самооценке и игнорированием, приведшим к паттерну, который установился у него теперь на всю оставшуюся жизнь: он никогда не уверен, что он любим, ему нужно это доказывать. Часто. А если он уверен, что любим кем-то… то этот человек рискует стать предметом его одержимости. Для Хосока никогда не существовало понятия «дифференциация». Или симбиоз раз и навсегда, или сразу расставание с партнёром. Естественно, никто не хотел застревать в зависимых отношениях с Хосоком и ему приходилось каждый раз переживать расставания слишком, крайне, страшно болезненно. И никто ничем ему не мог помочь. Ведь родители, с кем он симбиозился достаточно долгое время — с рождения, бросили его в незнакомой стране, оставив с большой, никем и ничем не заполняемой дырой в груди. Он заполнял её наркотиками, когда приходилось пытаться заглушить эту боль. А приходилось частенько, ведь Хосок вообще не мог переносить одиночество. Один партнёр покидает его — он упарывается, находит другого. Другой его тоже не выдерживает. Он упарывается. И третьего ищет. И каждый раз верит, что это любовь. Надеется, что до гроба. Обжигается. Вновь и вновь наркота, поскольку она единственная не даёт обещаний. Зато даёт всё тот же эффект — ощущения, схожие с любовью. Дурь обнимает его, утешает, на время заставляет поверить в то, что именно она ему и нужна, а не отношения… всё равно ведущие к ней.

***

      Однажды Хосок просто перегорел. Устал. И перестал рваться строить узы с кем-либо. Он просто взял и соскочил с одной зависимости и гиперфиксировался на второй. Каждый раз, когда ему хотелось любви, он отправлял в желудок экстази, чиркая в дневнике:       — Какая разница, взбушует цветным у меня внутри от человека или таблетки… если это одинаковые ощущения?..       И затем порхал во временной эйфории, бравшей его же эмоции у него же в кредит.       — Какая разница, если и после того, и после этого — одинаково больно?.. – думал он уже во время попадания в серотониновую яму.       Но она переносилась им куда легче, чем уход человека из его жизни.       Каждый раз, когда ему хотелось быть чем-то, хоть чем-то, хотя бы на шесть с лишним часов, ведь он чувствовал себя никем и пустым, он клал себе под язык ЛСД. Мир плавился, расцветал более яркими красками, а внутри — наконец обретённое что-то. Ощущение, что он всё и все в одно время. А время? Его не существует. Как вечность… в том самом симбиозе, которого он так вожделеет. И плевать, что он искусственно создан веществом. Плевать, что весь этот блеск в душе — ненастоящий, а узоры нарисованы временной краской, которой скоро предстоит стереться, ведь:       — Какая разница?..       Люди с ним тоже так поступали, считал он. Дарили лишь недолговечные чувства. А затем, уходя, забирали с собой всё — часть него, время, эмоции, душу. Вновь оставляя его наедине со своей необъятной, незатыкаемой дырой в груди.       — Ка… ка… я… раз… ни… ца?.. – капли слёз на дневнике.       От амфетаминов чересчур трясло руки. В этот момент он увидел свой почерк, на который раньше не обращал внимания. В первый раз заметил, как он менялся, как много больше стало у него кривых букв, орфографических ошибок и плохо структурированного, неразборчивого текста. Первый раз, когда он столкнулся с последствиями и осознал, на какое дно идёт. Хосок испуганно отвёл взгляд в сторону. Столкнулся с зеркалом. И испугался того больше. В широких зрачках обнаружился крик о помощи, по исхудалому лицу стекало неизмеримое количество слёз.       — Сгинь! Ненавижу тебя! – закричал он.       И закрыл глаза, зарывшись в коленях, которые приобнял машинально и попытался убежать от себя… не желая принимать, что это невозможно. Не желая принимать сам себя. Не желая жить в этом теле, быть Хосоком. Не желая даже знать о себе.       Сердце билось так панически быстро, что аж в ушах отдавало. Мир блекнул. Которую дорожку подряд он надеялся снова ощутить эйфорию, но его мозг уже весь износился и отказывался выделять эндорфины. Это уже было отчаяние. Он нюхал, зная, что не будет эффекта. Тело будто работало автономно от мозга, совершая все эти бессмысленные действия: сыпать, крошить, скручивать, втягивать в двадцатый раз за день… и вдруг зиплок пуст. Как и он сам. Вновь.       Злость.       Боль.       Надоело.       Стекло, с которого Хосок нюхал, полетело к стене и разбилось, рассыпаясь по полу, по которому когда-то так же был рассыпан и он, будучи таким же разбитым, как и это долбаное стекло.       Он знал, что всё опять так будет, но не мог остановиться…       … не мог…       … пока чья-то шепелявая читка резко не ворвалась в его жизнь с колонок.       «Дурь — не панацея, ты покупаешь боль», - вошло прямиком в душу…       … и, чёрт, задело. Не не заметилось. Не осталось проигнорированным, как все прочие треки, галдевшие на пати. Скрученная купюра выпала из его руки. Глаза расширились. Создалось ощущение, будто этот исполнитель всё это время наблюдал за ним и произнёс это прямо около его уха, находясь позади него. Жутко…       Холод, пробежавшийся по позвонкам от такой мысли, вызвал у Хосока дрожь. И вдруг:       «Я знаю каково, когда холодно столь», - снова попал в точку он.       И снова…       «Когда нет кого, чьим б теплом защититься».       И снова он прав.       Глаза стали слезиться.       Снова.       «Манит очередная полоса? Хватит».       Хосок стыдливо убрал взор с пустого зиплока и как сумасшедший заговорил со стеной: «Это ты… хватит! Следить за мной…».       Снова.       «Тебе внушено, что ты виноват», - перебила его ни на секунду не прерывавшаяся музыка, -       «Сам вершитель судьбы,       Сам привёл себя в ад».       На этих строчках слёзы не удержались на ресницах и множеством рухнули на ламинат. Впервые его обнимал не порошковый приход, а чей-то приятный, поддерживающий мужской голос. Такой, какого ему не хватало.       «Но ошибка не ты,       Ошиблись они».       Хосока просто разобрало на части. Вроде бы всего лишь песня, а счастья…       Эта песня звучала в другой комнате, смешиваясь со звуками вечеринки, на которой он находился только ради халявных амфетаминов, успешно заполученных и в крысу сьюзанных в пустой комнате бывшего. Но он и то услышал её. Услышал отчётливо каждое слово. И каждое: «Ошибка не ты, ошиблись они» смогло задеть запылившиеся струны его души, оживляя их и наполняя его давно забытой мелодией живости. Так, как ничто больше не смогло, не влияло и не помогло.       — Что я здесь потерял?.. Что я здесь делаю?! – к нему начала приходить толика осознанности.       Хосок сорвался с места. Хотя до этого совсем не мог найти сил на то, чтобы встать. Залетел в комнату к друзьям бывшего. Хотя до этого никого из них не желал видеть. Он всех перебил, никому не ответил и требовательно указал пальцем на колонку, задавая свой единственный и предпрощальный вопрос:       — Кто исполнитель?       Ловя:       — Beside The Streets, - в ответ.       И мгновенно хлопая дверью пред этой компанией отныне и навек обрывая с ней связи.       Это и было началом нового сезона в жизни Хосока. Beside The Streets — та самая вспышка, тот самый сигнал Вселенной: «Танцуй!». Тот самый момент, когда Хосок понял, что вовсе не пуст и представляет из себя что-то. Тот толчок, заставивший принять себя, постараться полюбить себя таким, какой он есть.       Ни Лайла, ни коммуна подавно… не знали, что было в душе у Хосока. Он всё скрывал старательно. Улыбался. Перед ними упарывался лишь травой и грибами, тщательно пряча ненавистную мачехой синтетику в потайных закромах своей комнаты.       Даже наблюдателям со стороны, если бы те имелись у него и если бы жизнь Хосока была фильмом, было бы ясно, что для него значила эта группа. Он перестал влюбляться в каждого первого встречного, а соответственно и раниться о них. Перестал употреблять на ежедневной основе, не бросил полностью, но хотя бы стал делать это реже. С головой ушёл в танцы и заработок, сконцентрировался, наконец, на себе. А это идеальная ремиссия для людей с ПРЛ. И привели его к этому Beside The Streets.       Грустно лишь то, что и те его покинули.

***

      Как только минутное зависание в воспоминаниях прошло, Индику вновь выкинуло в дом, в коммуну, к Юнги. К повторному осознанию того, что он сказал ей только что.       — Подожди, что-о?..       Она закрыла глаза и покачала головой, мысленно возвращаясь к последней фразе Юнги. Вернее, к фразе Хосока, процитированной им. Открыв глаза, перестав качаться, она растерянно посмотрела на Мина.       — Повтори-ка ещё раз его слова?..       Юнги разнервничался из-за этой просьбы, но покорно выполнил её:       — О… окей. Он сказал, что либо достанет меня с того света, либо умрет сам.       Индику пробило.       Хосок не поступал случайным образом. Парень дал клятву. И он её выполнил.       Осознание этого факта ударило гонг в её сознании и его звонкий гул завибрировал повсюду внутри, проясняя эту истину для неё. Теперь пазл в голове у Инди сложился. Мотив действий Хоупа стал чётче и прозрачней. Но от того обременительней, ведь… эта правда колит хуже её заблуждений.       Она этого озвучивать не стала, но, по правде, ей был неясен поступок Хоби. Всё-таки, самоубийство по причине кончины артиста… глупейшее, нелогичное решение, считала она. Но осуждать пострадавшего — некрасиво. Табу. Так делать нельзя. Он же близкий. Одна причина, вторая, десятая… как бы она не старалась заглушить подобные мысли подобными нравственными запретами, проконтролировать их прогрессирование она, к сожалению, не могла: то, как поступил Хосок, оставалось для неё бессмыслицей. Из-за этого у Индики возникал когнитивный диссонанс до поры до времени, пока она не поняла, что Хосок услышал о смерти не просто артиста, а любимого, спасшего ему жизнь, человека.       И ей стало стыдно.       И стыдно, и больно.       Стыдно, что она не разобралась в Хосоке. Не спросила, что Мин значил для него. Не узнав ничего, сделала выводы. Которые оказались не имеющими ничего общего с реальностью.       Больно, потому что Инди моментально поставила себя на место Хоби и поняла, что услышь она о том, что Лайла погибла… ей не хотелось такое даже представлять. Больно. Чересчур больно и допускать подобную мысль, а Хосоку пришлось пройти через это по-настоящему. Теперь его поступок не казался ей нелогичным. Всё стало обоснованным… но оттого и обременительным.       — Что с тобой? – Юнги обеспокоенно очертил взором стёкшие по щекам Индики слёзы.       — Я… кх… я просто… Нет, - Индика покачала головой, быстро вытирая всё и прося, - Не беспокойся. Моя собственная запара о моём. Мелочи, - махнула она рукой в своей беспечной манере, после чего попыталась натянуть искусственную улыбку, как обычно.       Она была удивительно сдержанной. Даже Юнги сам себе показался более эмоциональным по сравнению с ней. Он не хотел забивать на её проблемы вот так, несмотря на то, что Инди была за это и подавляла свои эмоции.       — Выговорись, - настойчиво попросил Мин, - пожалуйста. Не нужно держать всё в себе, Индика.       Но она неизменно стояла на своём:       — Прости, но мы не так уж и близки.       — Хорошо…       Такой диалог породил неловкое молчание. Каждый засмотрелся себе под ноги. Были слышны лишь тики часов их коммуны. Часть людей уже разошлась по домам. Другая была в тихом кумаре на кухне. Но «массовка», по сравнению с ними, хотя бы периодически и хотя бы подобием общения перекидывалась друг с другом. А эти — до сих пор сидели в затишье. Что тот, что она не проявляя инициативу, не начиная обсуждение какого-нибудь ещё аспекта истории. Однако, Юнги не знал, что у неловкого молчания была и вторая причина: мысленная подготовка Индики признаться кое в чём ему. И вот в чём:       — Look, Юнги… - Инди всё ещё не смотрела на Мина, - Ты хочешь меня выслушать? Выслушай.       Юнги кивнул, хоть и знал: она не смотрела. Но она услышала этот кивок.       Вздох.       — Я не знала, как к тебе относиться, ведь это такая путаница. Сначала я считала, что ты — причина самоубийства Хосока и тысячи выплаканных слёз моей любви — Лайлы. Причина остановки сердца нашего коммуновского солнца. И тот, кто явился сюда слишком поздно, - достаточно жёстко начала Индика, однако, - Но насколько я поняла по твоему рассказу… ты в этом не был виноват, всё-таки, - ровно так же быстро сменилась в мягкую сторону, - Как-никак, ты вызволил Хоби из плена и только благодаря тебе он вернулся домой, - грусть проскочила в её интонации, - А без тебя в этой ситуации… он бы там и умер. Так что во-первых, я выражаю тебе свою огромную благодарность. Во-вторых, я прошу прощения. За неверные выводы в твою сторону. За то, что мы сами не доглядели за Хосоком, а затем я обвинила в его самоубийстве тебя. За то, что осудила тебя в своих мыслях за ошибку, забыв о том, что ты ещё не знаешь о Хоби мно-о-ого-го… и естественно, ты сделал всё, что было в твоих силах, всё, что ты мог сделать, зная тот мизерный процент информации о нём, что у тебя был. Аргх… какого хрена я ожидала от тебя — по сути для него незнакомца, поступков отцовского уровня?! Dude, I’m so sorry! Я больше не позволю эмоциям управлять моими думами, - последнее она уже добавила про себя.        Юнги логичным ходом слегка застыл в шоке. Индика неловко затеребила свои плетённые браслеты, ожидая ответа. Первым делом внимание Мина упало на эти украшения и он спросил:       — Лайла… кто это? Я, кажется, знаю её. Да! У неё были такие же браслеты. Это, видимо, та дредастая, да?       Теперь в шоке оказалась Индика, ведь из всего её эмоционального высера Мин зачем-то решил заметить именно это вскользь и единожды упомянутое имя. Вдобавок: «А откуда он знает её?!» прибавляло к этому шоку озадаченности. А Юнги не сделал это специально. Так получилось. Неловко. Но что уж поделать. Он просто не знал, с чего бы начать. Но точно не хотел переходить сразу к напряжённому, не попытавшись для начала разрядить обстановку.       — Д-да, - она засмущалась, - она… моя… девушка? Не знаю. В общем, наша лидер.       — Прикольно.       — Чего?!       — Нет, не в плане «это смешно»! А просто… я думал, что ваш лидер — это ты.       — Польщена.       Смех.       Кажется, разрядить обстановку получилось и сейчас Юнги оказался в уже более уверенном состоянии, чтобы ответить на её извинения, обвинения, о которых он и не догадывался и благодарности, которые, считал Мин, он не заслуживал:       — Индика, я очень рад нашему знакомству. Ты очень харизматичная и добрая. Я не заслужил твоей доброты. Понимаю, ты прощаешь меня, но я, - голос Юнги посерьёзнел и стал тише, - я сам не могу простить себя за это. Мне кажется, вы слишком добры ко мне…       — Нет, - Индика прервала Мина, - Не пойдёт так, - она взяла ладонь Мина в свои руки, - Прощение и благодарность — это и есть то, что справедливо по отношению к тебе. А ты, как раз-таки, несправедлив по отношению к себе. Ты не мог поступить иначе, понимаешь? Ты мало что знал и знаешь о Хосоке…       — Кстати, об этом… и о многом другом, - Юнги сменил тему, однако сначала одарил её тёплым взглядом благодарности в ответ, - Я… хотел бы задать тебе вопросы. Я принимаю твоё предложение переждать вместе день.       Лучезарная улыбка, сформировавшаяся на лице Инди, просигнализировала Юнги о том, что она поняла: её слова были услышаны и Юнги принял её слова о нём. И пусть не полностью, пусть ещё потребуется время, чтобы Юнги смог простить себя… это не то, во что она может вмешиваться. Это то, что Юнги должен решать сам с собой. Поэтому Индика охотно перешла к другой теме:       — Конечно, darling. Спрашивай, что захочешь. Может, чаю? Нам предстоят долгие часы ожидания…       — Давай. Не смею отказываться, - улыбнулся Мин.       Индика отпустила его руку, подмигнула ему в немом: «Я сейчас» и отошла на кухню, ненадолго оставляя его наедине с собой. Тихо. Лишь шорохи, звук спички и газовой плиты достигали до Мина незамысловато разумно, так как у кухни за его спиной не было двери, лишь украшенная растениями арка. Юнги смотрел на круглый жёлтый кофейный столик перед собой и наконец-то ни о чём не размышлял. Голова была перенасыщена событиями, эмоциями и информацией слишком долго. Ей не хватало такой медитации, расслабленного состояния и обыденного созерцания реальности, без размышлений, лишь восприятие через слух, осязание и зрение. Как урок наблюдения за сакурой в Японии, называющийся «любование природой». Суть которого заключается в том, чтобы научить учеников не спешить, быть «здесь и сейчас», сконцентрироваться на природе и отбросить всякие лишние мысли, занимаясь лишь умиротворённым наблюдением. Юнги чувствовал необъяснимое облегчение, неоправданное, по его мнению, поскольку… он ещё не увидел Хосока. И не получил его прощения.       — Нельзя…       Кто-то открыл окно и чириканье синиц тут же стало слышно отчётливей и громче на несколько уровней, отвлекая Мина от едва начавших вновь зарождаться терзаний. И Индика уже подоспела с подносом с не менее отвлекающим экстравагантным чайным сервизом на нём. Глаза Юнги давно привыкли к обстановке в этом доме, но, тем не менее, каждый раз удивлялись, обнаруживая новые, ещё не изученные объекты. В этот раз ими стали сказочные кружки, изгибы которых напоминали растения и цвета у них были какие-то… вкусные. Мармеладно-изумрудно-розовые. Покрыты узорами и пупырышками, выглядящими, как сахар. А чайники, покрашенные в фиолетово-голубой градиент, источали энергетику магии. Словно Индика — фея, собиравшаяся напоить его псилоцибиновым трипом.       — Угощайся, - протянула она Юнги мини-тарелку с кружкой, - Жасминовый чай. Надеюсь, любишь.       — Спасибо! Да, люблю. Любой чай хорош.       Аромат тут же ударился в нос. Насыщенный, цветной, чувственный и эфирный. Он мгновенно вызвал аппетит у Юнги. Мин даже не ожидал, что Инди настолько хороша в заваривании чая. Либо тот, кто ответственен у них здесь за покупку продуктов — обладатель настолько хорошего вкуса в выборе его сортов. Не долго думая, Мин приступил дуть на содержимое кружки и торопливо сделал свой первый глоток. Вкусно. Потрясающе. Не горячо. Как же он соскучился по подобным домашним приятностям-мелочам, которых был лишён во время службы. Аж глаз дёрнулся, стоило ему только вспомнить то отвратное пойло, коим их поили в армии. Но безмерно вкусный эффект следующего глотка быстро вернул его сюда, спасая от тех воспоминаний и стирая их фантомный отзвук мерзкого вкуса на языке.       — Что ты хотел спросить у меня? – ничуть не нарушило его блаженство.       Юнги поставил кружку с тарелкой на кофейный стол и умиротворённо ответил:       — Много всего…       Индика сделала то же самое, что он и придвинулась чуть ближе к нему.       — Начинай, - вбросила она и умолкла, угодливо давая слово своему гостю.       — Так… что ж… - Юнги охотно принял её предложение и не медля спросил, - Первое. Я намерен каждый день посещать больницу и узнавать новости про Хосока…       Начало Индике уже не понравилось. Но продолжение было ещё того хуже:       — … чтобы при первой же возможности зайти к нему, как он очнётся, поэтому… всё-таки, можно мне адрес больницы? – добил он вопрос, как последний маньяк-сталкер, испытывающий ломку по человеку.       До чего же этот парень был настойчив. Прошло столько тем, столько времени и эмоций, а он до сих пор упорно держался за эту цель. Ди вздохнула. Ладно, так уж и быть, она обещала ответить на всё, да и всё равно он к нему не попадёт без них, так что ничего не случится, если и спалить адрес, решила она.       — Знаешь ж, наверное, больницу на Fulton Street… - однако, едва она успела озвучить начало ответа, как:       — Да… да, да! Да, - загорелся Юнги, - Это же так близко. Ах, с ума сойти…       — Стопэ, - Индика подняла руку, перебив Мина, разбив его порыв, - но здесь есть одно «но».       — Какое?..       Глотки чая.       — Кхм. Тебя не впустят к нему.       Юнги поймал досаду:       — Почему?!       — Потому что, - Индика была несколько даже рада сообщать это, - единственный его опекун — это Лайла. По правилам больницы посещать пациента имеют право только близкие родственники или же опекун. Чтобы зайти к Хоби тебе нужно будет познакомиться с ней. И зайти туда вместе с ней. Но она сейчас не в лучшем состоянии. И даже меня к ней не пускают.       Юнги устало свалился на спинку дивана. Бесчисленное количество трудностей в достижении простого контакта с Хосоком заставляли его ощущать себя как грёбаный персонаж-неудачник в книге какого-нибудь беспощадного автора. Тем не менее, руки у Мина не опускались и он несмотря на своё убитое положение продолжил допрашивать свою недавно приобретённую подругу:       — Хорошо, а кем является Лайла? У меня есть возможность познакомиться с ней? – спросил он, глядя на потолок потускневшими от устали глазами.       — Эх…       А Индика смотрела на Мина и видела всё это. Всё то, что с ним происходило. В какой-то степени ей это даже… нравилось. Она начала признавать Юнги в качестве достойного парня для солнышка коммуны. Он упорный, решительный, заботливый — самое то для слабохарактерного Хоби.       — Лайла является приёмной матерью Хосока.       Пребывавший бездвижным Юнги зашевелился, услышав это и поразившись тому. Он вновь присел ровно и вцепился в Индику недоумевающим взором.       — Ага…       — Стоп. Что?.. – уже и манера речи Индики прижилась Юнги, - Так вот о ком…       Он вспомнил, как когда он стоял у порога их дома, кто-то вещал что-то о том, что Хосок — сын какого-то лидера.       — … речь шла тогда.       — Да. Хосока усыновила Лайла, а Лайла — лидер и основатель нашей коммуны, - Индика помешивала свой чай, добавив туда немного мёда, - Лайла забрала его с улицы, когда ему было 11 лет. Он сам родом с Кореи, но родители бросили его здесь, в США.        Два звонких удара ложкой по краю кружки. Индика встряхнула таким образом остатки мёда и убрала очистившуюся посуду на поднос. После этого её взгляд столкнулся со взором Мина и в нём та заметила очередную шокированность.       — Что такое? – естественным ходом возник и вопрос.       — Н-ничего… - просто отмахнулся Юнги, посчитав, что слишком долго будет объяснять, да и возможно, она уже знает, что это объясняет причину такой привязки Хосока к Beside The Streets.       Группа поддерживающе относилась к людям со схожей с Хосоком судьбой: к брошенным, сиротам, заблудшим. Плюс Юнги тоже был из Кореи. Тоже сиротой. Тоже уличным, в основном, пацаном. Кажется, Хосок увидел в нём себя. Прямо как только что и Юнги, услышав об истории его жизни. Этот факт поразил его больше всего. У них оказалось больше общего, чем он ожидал. Отсюда и вытек его второй вопрос:       — А второе, - вернулся к тому перечислению Юнги, о котором Инди уже и позабыла, - Ты сказала, что я ничего не знаю о Хосоке. Это правда. Я ничего о нём не знаю. Но я хочу узнать. Так что, пожалуйста, расскажи мне всё о нём: каков он, что пережил, чего такого кроится за ним, что ты аж говоришь так про него… несколько… с испугом?.. – произнося последнее, Мин запинался, поскольку не знал, какое лучше слово подобрать, чтобы описать, как описывает Хосока Инди.       И то Мина его вариант не устроил. «С испугом» — вряд ли. Скорее, с негативом. Только непонятно с каким негативом.       — Вышло, что вышло, ладно, - решил Мин, - Плевать. Всё. Жду ответа. Главное, суть она поняла… наверное.       Взгляд Инди устремился к потолку. Видимо, визуализируя прошедшие события. Она подпёрла подбородок обеими руками и принялась раздумывать, с какого куска этого хаотичного материала из всех воспоминаний, связанных с Хосоком, что у неё имеются, начать пересказ. Юнги пристально наблюдал за ней, так как здесь ему было заниматься больше, собственно, нечем. Индика не удивила его, когда спустя пять секунд начала говорить. Он уже привык к её нечеловески высокоскоростному темпу движений, общения и размышлений. Он бы скорее удивился если бы это, напротив, заняло у неё много времени. А потому он обрадовался. Ведь информация поступала к нему быстро:       — Хоби… на момент знакомства со мной было уже 21. Я же начала жить здесь с 15 лет.       Математически всё в голове у Мина сложилось автоматически и молниеносно. И он чуть не поперхнулся чаем.       — Что?! Ей 18?..       Она выглядела гораздо старше.       — Ха-хах, - Индика заметила его удивление, да и привыкла уже к такой реакции, - Я понимаю, о чём ты сейчас, возможно, задумался…       Юнги уж было подумал: «Чёрт, это так очевидно?..», как Индика обломала его своим:       — О том, что это как-то неправильно… то, что между двумя женщинами с разницей в возрасте в 17 лет могут быть какие-то чувства…       В этот раз Юнги всё-таки поперхнулся чаем.       — О чём ты?!       — Оу… - до Индики дошло, что подумал Юнги вовсе не об этом и она случайно сболтнула лишнего, - Н… н-не важно! – её вдруг смутила собственная же излишняя откровенность.       — О ком ты?..       Наступило необычайно стеснительное молчание. Необычайное, поскольку, Индика не отличалась особой зажатостью. Индика в таком свете удивляла Юнги, так как это было не похоже на неё.       А ещё… он понял, что речь о приёмной матери Хосока, но до конца не хотел в это верить, пока не получит подтверждение с уст самой Инди.       — Ладно! – сдалась она так же быстро, как и начала эту тему, - Ой, ладно! Подумаешь, ну нравится мне мама Хосока… - жар подступал к её щекам от произнесения этого, - Но на то есть обоснованные причины!       — Да я ничего против и не имею, - замахал руками Юнги, тоже начавший испытывать неловкость.       — Ха-ха-хах… - защитная реакция Индики, - Короче, в общем, я сбежала из сраного Ланчо. Была бездомной. Жила на улице. И в один прекрасный день меня нашла Лайла. С тех пор я живу здесь.       — Ох, я смотрю у неё есть привычка дарить крышу над головой бездомным.       — Не всем, - подметила Инди, - Лайла, конечно, эмпат. Но избирательна.       — Это нормально.       Во всех мелочах — будь то изменение в тоне, в смягчившихся жестах или в том же стеснении, легко замечалась любовь Индики к Лайле. Она говорила о ней с придыханием. Но Ди не хотела зацикливаться на этой теме, учитывая, что Мину интересно не это, а то, почему она считает Чона проблематичным, поэтому она закончила абзац тяп-ляп и абы как, дабы поскорее перейти к части с Хоби, говоря:       — Вот я и полюбила её! Она как удача, снизошедшая для меня с небес. И если бы не она… я бы осталась на улице. Да и потрясающий она человек. Но вот что насчёт её сына…       Мин напрягся.       — Я почему-то всегда ему не доверяла.       — Почему?       Индика рассмеялась.       — Похоже, что это твоё любимое слово на сегодня.       Юнги растерянно и вопросительно склонил голову на бок, не понимая, о чём она. А Индика объяснила охотно:       — Можно уже вести счётчик того, сколько раз за сегодня ты произнёс: «Почему?», ха-ха-ха!       — Кха… ха? – попытался искусственно рассмеяться Юнги.       Ди закатила глаза.       — Так, всё, ладно. К истории.       Она взяла небольшую паузу для того, чтобы глотнуть чаю, параллельно систематизируя мысли и вернулась к рассказу с огромным размахом, более не отвлекаясь на лишнее:       — Слишком улыбчивый. Слишком общительный. Слишком дружелюбный. Это были мои первые мысли. Я была покоцанным гангстерским районом подростком и у меня были проблемы с доверием. Такие чрезмерно позитивные люди казались мне фейковыми и подозрительными. Я не хотела контактировать с ним, потому что не знала, что реально у него на душе, этот мазафакер всегда чуть что — угорал, никогда на людях не выражал ни агрессии, ни грусти, ни… чего-либо ещё, что хоть как-то бы указывало на то, что он живой и нормальный человек. Я решила, что он конченый наркоман.       У Юнги чуть челюсть не отвалилась от насыщенности её негатива в сторону Хосока. А так же от того, что… она угадала. Но, видимо, она этого не знала. Либо же на момент их знакомства Хосок не был торчком. Короче, это предстоит ещё выяснить…       — Но всё изменилось, когда Лайла объяснила мне, кто он, как тяжело ему было когда-то приспособиться к жизни здесь. И я… поняла, что он безобидный. Просто боится обременить нас эмоциями. Считает себя обузой для Лайлы. У него очень низкая самооценка и сильная, тревожная, практически на грани безумия неконтролируемая привязанность к людям.       Откликнулось. Каждый момент сверкнул в памяти, заставляя Юнги неприкрыто выражать наисильнейшую ошарашенность мимикой.       — Так вот почему он тогда не хотел убегать… - думал Мин, вспоминая, как во время побега Хосок с трудом отпустил его руку.       Тяжело оставаться хладнокровным, когда приплывают такие логические объяснения нелогичному поведению людей. Юнги жаждал узнать ещё больше, поэтому воздержался от комментариев. Ну а Индика продолжала удовлетворять его эту информационную потребность:       — Из-за чего он боится нас потерять. И ничего с этим не может поделать. Он будет скрывать всё, будет делать всё возможное, чтобы мы от него не отказались. Но он не понимает, что никто и не собирается его бросать! Вот так однажды оставленная ему травма его же извергами-родителями теперь живёт с ним и по сей день, не позволяя довериться людям.       Последнее задело Мина сильнее всего. По той причине, что ему это знакомо. Когда он писал:       «Я знаю каково, когда холодно столь,       Когда нет кого, чьим б теплом защититься»,       эти же, описанные Индикой чувства, он и вложил в песню, намереваясь утешить тех, кто, возможно, прошёл через то же самое. И Юнги подозревал: таких здесь немало. Но он и подумать не мог, что:       «Я собирал те же осколки, что ты,       Давай мы их вместе сделаем пазлом.       Забудь их, забудь, у тебя теперь — мы.       Повторяй это как мантру, мой хасла:         Ошибка не ты,       Ошиблись они», - станет римской империей Хосока, поскольку совпадёт с его жизнью на все сто процентов.       Ведь их сердца были одинаково разбиты. Одинаково — самыми близкими людьми. Они собирали эти осколки. А когда нашли друг друга — дополнились пазлом.       Только несмотря на схожий опыт, между ним и Хосоком были крупные различия: Чон начал сильно привязываться. А Юнги, напротив, всю жизнь избегал привязанностей. Боясь, что ему вновь будет слишком больно, так же, как когда родители отказались от него.       Теперь он ощущал себя так, словно Хосок — тот, кто был послан ему Вселенной, чтобы научить его не бояться любить. И не бояться привязываться. Так же, как и он отучил Хосока от вступления в созависимые отношения. Треком. Сам об этом не подозревая. Это сносило крышу Юнги. Он никогда не мог себе такого и вообразить, чтобы песней притянуть к себе определённую судьбу, словно бумага, на которой он чиркал этот текст — волшебная и воплощает на ней писаные сценарии в реальность.       Каждый из них, будучи противоположностью другого, показал плюсы и минусы своего мира, идеально дополнив друг друга, подобному тому, как инь сопутствует ян.       — Теперь подготовься услышать самые главные три вещи о нём, - однако, Индика всё продолжала проверять убеждения Мина на прочность, - Это может оттолкнуть твоё желание быть с ним.       — Не может, Индика. Я уже всё решил, - улыбался Юнги, держа в голове недавние сходства и параллели, твёрдо убедившие его в том, что Хосок — его соулмейт, учитель и ученик и никто другой в этой жизни не подойдёт ему настолько гармонично.       Никто. Никогда.       — Хороший настрой. Но, - Ди держалась за своё, - сохранится ли он после того, как я скажу тебе, что Хосок оказался торчком и на самом деле?..       — И что? Я уже знал это, - промолвил Юнги.       После чего дополнил уже мысленно:       «Я пел ему, что дурь — не панацея ещё до того, как мы познакомились… хах…».       — Переходи к следующему.       — Чт… как?! Стой! – Индика спохватилась и коснулась Юнги, - Как ты узнал об этом?       Небольшая неуверенность кольнула его язык, будто намекая, что говорить этого не стоит… но он сказал:       — На базе я обыскивал его и нашёл у него амфетамины.       Её глаза расширились и… почему-то Индика застыла. Она отпустила ткань кофты Юнги. Мин растерянно окинул взглядом сначала её руку, затем глаза, выражавшие неверие, разочарование и потрясение.       — А-а-аргх! Чёрт… - подумал он, - Она не знала. А я рассказал ей… и что теперь делать?       Она и вправду не знала:       — Хосоки… никогда не употреблял порошки. По крайней мере, он так говорил нам. Но, видимо, врал…       В её тоне отчётливо слышалось, как больно было узнать правду с чужих уст. С чужих, а не с его собственных.       — Мы думали, что он совсем завязал.       — Мне очень жаль, - поспешно вымолвил Юнги, отчего-то испытав необходимость сделать это, не особо раздумывая и тут же получая логичный ответ:       — Почему тебе жаль?       Как обычно взгляд Индики со скоростью света сменился в мягкосердечный и она заторопилась исправлять состояние Мина, встряхнувшись и коснувшись его руки:       — Ты здесь не причём! И вообще, спасибо, что сказал мне… только Лайле, прошу, не говори. Она дико отрицательно относится к таким вещам, если это касается Хоби.       — Х-хорошо…       — Я просто в шоке! – а дальше Инди тараторила, не позволяя Юнги и слова вставить, - Во-первых, со своей невнимательности… аргх! Как можно было не замечать всех симптомов, которые у него были налицо, прекрасно шаря в этом, ведь я росла среди амфетаминовых и прочих торчков?! Он не ел. Он очень худой. То слишком энергичен, то слишком ленив. Либо не спит трое суток, либо только и делает, что дрыхнет и днём, и ночью! Спасибо, хоть зубы и волосы не успели у него повыпадать… и я узнала об этом вовремя. Во-вторых! – Индика позволила себе немного отдышаться от эмоций, а затем продолжила в том же темпе, - Какого чёрта он не делится с нами проблемами?! И мне приходится узнавать об этом вот так — от кого-то другого! Кошмар! Как будто я бы отругала его… как будто я бы не помогла ему. Я что, ему чужая? Раздражает меня! – Индика стукнула подлокотник дивана на эмоциях, после чего мгновенно зашипела, - Ай…       — Э… - «Эй, осторожней!», - хотел сказать Мин, но не успел:       — Ай, не важно! – грохнулась на спинку дивана Инди, тут же переключаясь к Юнги с вопросом, - Хочешь знать следующее? – пошатнув нервную систему Юнги чересчур лютым инфодампингом и резким характером переходов.       Ещё не осиливший ничего переварить Мин сначала перепуганно сглотнул, а затем растерянно кивнул, так как его процессор не тянул такую скорость формирования устных ответов.       — Да ты хуже всех этих скоростных, - думал он, - Хотя, скорее всего, трезвенница…       — Следующее, - как ни в чём не бывало перешла Индика, - у него есть ряд психических расстройств.       — Каких? Кстати, о наличии них у него я не сомневался.       — И… даже… так?..       — Да. Пусть я в этом не сильно разбираюсь, но тут и разбираться не надо — по нему это всё легко читается. Я бы не назвал его душевно здоровым. Какой душевно здоровый человек захочет умереть на войне с первым встречным парнем?..       Индика гулко расхохоталась.       — What?! Ей заходит чёрный юмор?       Конечно. Она ж сама чёрная. Вдобавок, с гангстерского района. Кажись, слишком фокусируясь на том, что Инди — милая девушка, Юнги и совсем позабыл о том, кто она и откуда она родом.       — Годно, - села она снова в нормальную позу, после того, как сложилась пополам из-за смеха, - В общем, если продолжать отсюда… так, дальше… - быстренько Ди вспомнила продолжение, - Где-то в возрасте четырнадцати лет в связи с его неадекватным поведением, Лайла повела Хосока к психиатру. Тот диагностировал ему РПП: нервную анорексию и далее — подозрения… естественно — лишь подозрения! Потому что Хосок нам не признавался, что у него есть наркозависимость… в общем, да, подозрения на наркозависимость и вишенка на торте — пограничное расстройство личности.       О большинстве перечисленных ею болезнях Юнги хоть что-то да когда-то да слышал, но вот что такое ПРЛ он, если честно, только сейчас послушал впервые. Индика неторопливо и детально описала течение данного расстройства. И в каждом описании Юнги, действительно, обнаруживал частички Хосока. Ди таким образом хотела плавно перетечь к теме личной жизни Хосока, чтобы не вышло неудобно, так как, всё-таки, она рассказывает о бывших нынешнему… а это немного неудобно.       — Он вёл беспорядочные половые связи. При его расстройстве — это обыденность. Как и следующее… его жизнь представляла из себя что-то вроде замкнутого круга по типу: наркотики, секс, «любовь», расставания. И всё заново. Заново. И заново. Пока он не подсел на твою группу.       Мурашки.       — Всё бросил! Стал помогать коммуне деньгами. Каждый день наслаждался вашими песнями и наконец-то завёл другое хобби и занялся им, а не пропадал и гадай где он да переживай, на тусовках непонятно под чем.       Мин оцепенел. Кружка, которую он держал в руке, не добралась до его губ и так и застыла в воздухе подле. От услышанного внутри аж что-то дрогнуло и миллион рассыпанных догадок сложилось в одну чёткую картину. Только услышав это, Юнги осознал, насколько же большую ответственность он нёс, будучи артистом. До какой степени глобально мог влиять на чужие жизни. Как масштабно мог менять чьё-нибудь мышление. Даже перевернуть его жизнь вверх дном. Конечно, он и до этого понимал, какая это ответственность, соответственно и подошёл к этому делу с особой чуткостью, подбирая правильные слова в текстах и стараясь принести ими обществу только пользу. Но именно понимал. Понимал вот так, холодно, головой, для того, чтобы сделать всё правильно, а не сознавал и чувствовал сердцем, как сейчас. Он прочувствовал опыт Хосока, словно прожил его сам. Его осветило.       — Мы были очень рады за него. Грустная правда, но без отношений ему куда лучше. Ты же уже знаешь и всё понял про него.       Мин кивнул.       — Он так просто людей оставлять не умеет. И нам приходилось каждый раз наблюдать, как партнёры проявляли по отношению к нему насилие…       — Что?..       Кровь вскипела в жилах Юнги.       — Как понимать «насилие»? – был в ярости он.       — … пользовались его неспособностью уйти первым и упивались тем, как он умолял не бросать его, соглашался на всё, на любое дерьмо, лишь бы с ним не расставались.       Руки чесались.       — Но затем с ним расставались.       — Какого… - хотелось найти их и выбить из них всю дурь, - чёрта?! - Юнги стал крайне зол.       И сам не мог себе объяснить, с чего это вдруг его так потянуло срочно найти этих абсолютно незнакомых ему ублюдков, оставленных в далёком прошлом Хосока, лишь услышав об их деяниях, даже не видев их и уничтожить тех. Полностью. С концами. Эмоции были так чрезмерны и резки, что не позволяли ничего себе объяснять. Только чувствовать. И терять голову.       — Ах, это пугает…       Такое у Мина впервые. Даже слова Индики стали пролетать мимо, настолько он погрузился в себя. Пока она вдруг не изрекла:       — Меня один выбесил настолько, что я, - отчего-то зазвучав в ушах слаще, - нашла его у него на районе и отмудохала битой.       Ухмылка.       Приятно чёт.       И… что-то…       … слишком приятно.       Юнги настороженно встрепенулся, тут же возвращая себе нейтральное выражение лица.       — Что?.. Это странное чувство… что это за странное чувство?! Почему я ухмылялся?! И я… н-неужели я рад этому?.. – он понял, что обрадовался насилию по отношению к другому.       А это неправильно…       … же?       Вроде?..       — И я знаю, что это не моё дело… и я поступила ужасно…       Здесь Мин уже не мог не сорваться:       — Нет! Х-ха-а-ах-х… - выдохнул он, - Знаешь… здесь всё правильно, - не удержавшись и вылив те эмоции наружу, - Индика, я зауважал тебя ещё больше.       Бровки Индики приподнялись, а у самой у неё внутри произошёл шок.       — Хэ?! – она вздрогнула.       Юнги смотрел на неё, восхищаясь.       — Отчего восхищаясь?! - Инди озадачилась.       — Если честно и я бы так поступил. Я вот только что об этом задумался…       — Да-а?!       Юнги кивнул.       — Конечно да. Справедливо, когда тот, кто проявил насилие сам получает насилие в ответ в наказание, - промолвил Мин, а в том, как он это промолвил явственно слышалось очевидное: «Я просто рад, что мучителю Хосока причинили страдания».       И Индика ошеломлённо застыла. Во-первых, потому что она уже на протяжении трёх лет не слышала подобных высказываний, ведь на секундочку, стоит вспомнить: она живёт в хиппи-коммуне — в среде обитания настоящих радикальных пацифистов, считающих, что любое насилие недопустимо, даже то, что применяется в целях самозащиты. У них имеет право на существование только тот принцип, что подразумевает осуществление правосудия без их участия, мол, карма сама обо всём позаботится, «жизнь бумеранг», «зло злому вернётся». Конечно, её, росшую совсем по другим понятиям, такие слова Юнги впечатлили. Она никогда не была согласна с бездействием, приятно, что спустя годы ей встретился-таки наконец человек, который полностью её поддерживает в подобных её суждениях и взглядах. Коммуновские бы её за это осудили. Вдобавок, Инди знала, как Лайла может отреагировать на эту историю, так что не рассказала её ей, да и от всей коммуны скрывала от греха подальше. О том, что она избила бывшего Хоби битой (теперь) знает только один человек — это Мин. Ну а во-вторых… взор Юнги. То, как он изменился. Само то, что он произнёс. Его пугающе заискрившиеся глаза выдавали факт искренности его слов: он бы и сам не прочь подарить по перелому черепа тем, кто посмел обидеть Хосока, как и она в ту самую кровавую ночь, когда едва смогла себе помочь остановиться, чтобы не оставить пацана инвалидом.       Вихрем пришедшие флешбеки ушли, забирая с собой и холод, и дрожь, которые Инди и не заметила, уйдя целиком в свои мысли. И только сейчас Инди осознала, что те, оказывается, были в теле, когда уже обнаружила другое — какое тепло согревало её. Это были те самые глаза, которые секунду назад ею же и клеймились «пугающими». А теперь они её согревали?.. Индика встряхнулась и отвела взгляд.       — Что такое?       — Выводы, - быстренько выплюнула Индика, не желая ни отвечать на вопрос, ни самой об этом задумываться, - Я хочу слышать твои выводы и что ты решил после того, что я рассказала тебе о Хосоке. Ты всё ещё хочешь быть с ним? Только честно.       Юнги сначала опустил голову, покачал ею и разулыбался. А затем рассмеялся, привлекая внимание Инди и всё-таки вынуждая её вновь посмотреть на себя.       — Да. Твои слова ни разу не отменили моих чувств к Хосоку.       Индика ответила:       — Либо ты врёшь, либо ты псих законченный, - неожиданно.       Юнги такой поворот событий несколько удивил, так как он не предвещал такой резкой смены мнения Индики:       — С чего бы вдруг?!       До этого она, казалось, ему доверяла и вроде была не против их отношений. Что же случилось? И что изменилось?.. Хотелось услышать её аргументацию:       — Слушай, спасибо за всю информацию, но, Индика, - Юнги всерьёз озадачился, - я всё это итак замечал. Подозревал, что он больной на голову, заметил, что он худ и нездоров, видел своими глазами зиплок с амфетаминами у него. И ничто из этого меня не отталкивает. Более того, знаешь что, аргх… - он сбивался, было сложно говорить, преодолевая эмоции, - наверное, я прозвучу самоуверенно, но я бы, мне кажется, мог бы повлиять на него. Я хочу взять на себя смелость взяться за Хосока…       — Ч, - Инди фыркнула.       Она не дала Юнги досказать, это был звук, перебивший его, далее переросший в:       — Ты знаешь, Хосок не самый лёгкий человек, чтобы браться за него. Даже Лайла с трудом справилась…       — А я возьмусь. И мне плевать на трудности, - точно так же, как она прервала его на полуслове и он прервал её, но это не помогло:       — Юнги! Знаешь что?! Каждый второй говорил то же самое. Каждый затем и бросал Хоби, не выдержав его. А расставания он переносит… сам видишь как, - раздавила она его фактами, болезненной темой и тоном, не позволявшим более её перебивать, - Это человек, с которым нужно много терпения. Are you sure that you can handle that?       Ступор. Не из-за того, что он передумал или потерял уверенность в своём выборе. Дело было в интонации Индики и в том, какое давление она оказывала в его сторону, вынуждая его осадиться ненадолго и помолчать, дослушивая её. Но как только он понял, что вопрос не был риторическим и Индика ожидает ответа, он тут же подсобрался и выпустил на волю весь долго державшийся внутри него крик души:       — Я никому его не отдам. Пусть мне придётся вытаскивать его из наркозависимости, пусть мне придётся учить его полюбить себя наконец, пусть я буду 24/7 с ним и буду должен не спускать с него глаз… я согласен на всё, лишь бы он не страдал больше. Думаю, он настрадался достаточно. Я ужасно скучаю по Хосоку. Инди, он очень ценен для меня, каким бы он ни был и что бы он ни творил. Я полюбил Хосока с первого взгляда. А до него я ни в кого не влюблялся. Я боялся… чувств, отношений, привязки. Быть уязвимым. А с ним — ничего мне не страшно. Только потерять его… - последнее — мысленно.       Если бы у прилива тепла в груди у Ди в этот момент был цвет, то это был бы пляжный персиковый.       — Именно так ощущается это… именитое растопление сердца?..       На самом деле она давно ему поверила, одобрила и приняла его как парня Хосока. Просто хотела устроить проверку, так, напоследок и на всякий случай… чтобы… в итоге… результат превзошёл ожидания. Индика услышала всё самое ключевое. Юнги — не тот, кто поиграет с Хосоком и как наиграется — бросит загнить. Он отнёсся, относится и будет относиться к Хоби серьёзно. Спас, намерен спасать и будет спасать сколько потребуется. Юнги не был похож ни на одного бывшего Хоби: по ним с первой встречи можно было судить и не ошибиться — нарцисстичные подонки без доли эмпатии, просто обманывавшие доверчивого малого ради утоления своего голода по вниманию и подсоса своему эго. Вампиры. Ну а Юнги… по нему тоже можно судить с первой встречи — абсолютная их противоположность, сразу понятно. Лгать не умеет, не хочет, не станет. Он чист. У него нет тяги к подобному. Намерения по отношению к Хосоку серьёзны. А это было для неё самым главным.       — Хочешь, я попытаюсь повлиять на Лайлу, чтобы она поскорее пришла в себя? – Инди бодро толкнула Мина локтем, мгновенно ловя на себе его ошарашенный взгляд и вспоминая, что, о, точно, проверку-то она затеяла у себя в голове и забыла уведомить Мина о ней после её завершения…       … отсюда, наверное, и такая реакция Юнги.        — Ха-ха-ха! Ты испуга-а-ался? Прости! – тут же принялась Ди исправлять ситуацию.        — Да! Конечно! С ума сойти… так ты прикалывалась?! А я-то уже думал: «Что стряслось?!» и почему ты…        — Прости! – повторила Индика.       Юнги умолк. А она завершила:       — Я поднимусь к ней и поговорю с ней, когда принесу ей ужин. И вы познакомитесь.        — Спасибо.       Счастье.       Юнги первый улыбнулся Инди. А она ответила ему взаимностью.       Легче…       За час общения произошло столько всего и это, пожалуй, лучшее из событий. Индика непрямым образом сообщила о подтверждении своей дружбы с Юнги, делая ему такое предложение, соучаствуя в его воссоединении с Хосоком. Юнги сразу понял это и принял помощь, также подтверждая желание дружить. Такое невероятное ощущение… преодолеть все трудности и наконец найти в ней доверие. И… в первый раз подружиться с девчонкой.       — Хах, - думал Юнги, когда она уже ушла, - Вы, существа, конечно, сложноватые… да… будь на твоём месте пацан, он б не потратил целый час на то, чтобы довериться мне и опрометчиво быстро принял бы меня в свои ряды, услышав о моих, так сказать, «подвигах». Но тем вы и более превосходны, чем мы, - признал он, что они куда умней социально, - что не доверяете каждому первому встречному. Это правильно. Мир жесток. Тем более — мужчины…       Его созерцание открытий прервала чья-то больно знакомая пышная шёрстка. Она прошлась по его задней части шеи, тут же вызывая щекотку и мурашки от неожиданности. Юнги повернул голову и увидел того самого рыжего озорника, с кого всё и началось. Он взобрался на пик дивана и сидел себе, величественно мурлыкая.       — Чакра?.. Приве… Ох, - едва Мин поздоровался с котом, как запнулся, обнаруживая… пустоту.       Дом ощутимо опустел, оказывается. А он и не заметил, утонув в собственных мыслях. Множества разноцветных хиппи-голов как по щелчку пальцев вдруг разом не стало. Каждый разбежался кто куда — кучка за стаффом, другая — в палатки снаружи, остальные, те, у которых есть дома — по домам. В этом остались лишь он, какой-то старик, гора кошаков, Индика и Лайла. Из-за тишины внезапно умолкшей головы мурлыканье Чакры будто стало звучать на несколько децибел громче. И реальность вокруг начала замечаться, вызывая у него жуткую тоску. Эта пустота давила на него, напоминая о пустоте в душе по Хосоку. Сидя в полном одиночестве в огромном пространстве он ощущал себя песчинкой в бездонном космосе. Шуршание Индики по кухне за готовкой ужина для Лайлы полностью притупилось из-за вибраций за ухом.       — Мяу, - Чакра требовательно настоял на внимании.       Юнги вздохнул и погладил кота. Его басистое урчание усилилось.       Прыжок.       Теперь массивный рыжик решил по-барски разместиться на коленях Юнги. Мейн-куны такие огромные, чёрт побери. Пока его задние лапы удобно устраивались на бёдрах Юнги, голова уже активно ластилась у шеи, щекоча её длинными усиками, пушистой шерстью и вибрациями. Это приносило некоторый дискомфорт, в связи с чем Юнги аккуратно попытался спихнуть Чакру с лица, борясь с его непреодолимой тягой к ласке, тягаясь сам без энергии с энергичным котом. Но так, чтобы случайно не прогнать его насовсем. Хотелось, чтобы кот с ним оставался. Так было хотя бы не так одиноко…       Чакра поддался Юнги. И остался. Больше к его лицу кот не тянулся. Он продолжил ластиться, только уже у груди, умиротворённо и блаженно закрыв свои глазки. Появлялись какие-то странные чувства. Они накатывали Юнги постепенно. До этого он был выжат до последней капли, иссох, почти уже и сам превратился в ту самую пустоту, какую чувствовал и наблюдал последнюю минуту. Но с появлением Чакры возле него всё вдруг зашевелилось в нём и оживилось по новой. Любовь и нежность этого кота напоминали человеческие утешения. Он пришёл к нему в тот же момент, как Юнги начал, сам того не осознавая, в этом сильно нуждаться. И обволок его своей теплотой, будто говоря ему: «Не грусти, я рядом».       Да и сам он… что-то больно, коля в самое сердце, кое-кого напоминал ему. Сильно.       Не выдержав такого обилия заботы, что-то внутри него вмиг раскололось. Напоминало крах айсберга. Ледяным оставаться у Юнги больше не выходило. Замороженные, оставленные на потом чувства, растопились и сейчас же стали течь по нему каскадами.       Слёзы.       — Какого чёрта вы с ним так похожи?..       Кот на это отвечал лишь тихим мурлыканьем. Боль от того растекалась по Мину ещё того более ощутимыми потоками. Нежность Чакры заставляла расплакаться. Система души Юнги была взломана.       — Хосок…       Приходи в себя скорей… умоляю.       Я не выдерживаю твоего отсутствия в моей жизни.       Всё… - метнул он глазами в сторону Чакры, - всё мне о тебе напоминает…       Его рыжая голова, примкнувшая к груди Юнги, сливалась перед глазами Мина с картинкой из воспоминания, вызванного Чакрой, как так же когда-то к его груди в прощальных объятиях льнула голова Хосока… такая же рыжая, любвеобильная и нестираемая из памяти.