Hippie Hope & Sniper Suga

      — Что ты сказал?! – поперхнулся слюной не ожидавший этого услышать Стивен.       — Чимин — ге…       — Нет, я услышал, но, - схватил Александра за плечо резко медбрат, - просто поверить не могу. Он же…       — Да от него…       — … нормальный парень!       — … смердит, - продолжал Лекс, - голубизной за километр, ты чё не слышишь? Ха-ха-ха-ха!       Два медбрата общались за дверью, пока в лазарете был кое-кто, попросивший не заходить. Без объяснения почему. Стивен удивлённо моргал, всё ещё не отошедший от этого внезапного заявления друга, не укладывавшегося в голове. И попросил его всё объяснить:       — С чего ты вообще взял это, дурак?!       — Сядь, - пригласил его сесть Александр, - у меня есть на то аргументы!       Стивен загулял оленьими глазками по коридорам, растерявшись, а затем всё-таки присел к нему, ведь слушки всё ж интересно послушать. Что поделать, скучная работа. Захотелось её разнообразить. Хотя бы раз в жизни поддаться соблазну совершить грех — обсудить за спиной. Александр ему улыбнулся бесовским оскалом, он — дьявол. Но чертовски убедительный дьявол. Раз завлёк в свой грязный разговор самого праведного мужчину их армии.       — На это указывает, - он зевнул, - хренова туча всяких факторов!       — И каких же?!       — Первое, - выпучил палец медбрат, - Пак постоянно водится вокруг членоимущих существ…       — Ты сдурел?! – перебил Стивен, - Балбес! Кроме мужиков у нас здесь ведь никого нет! Логично же, что…       — Стой! Я не досказал.       Стивен решил больше не перебивать. Кивок. И Александр продолжил:       — Это нормально, да, я согласен. Но Пак с ними ведёт себя странно.       — Как же? – застыло в нахмурившихся в непонятках бровях Стивена.       — Ах, - вздохнул Лекс, - посмотри на него! Он же не общается как мужик с мужиком. Он ведёт себя как женщина. В овуляционные дни.       От впервые созерцаемых подобных слов в адрес коллеги из уст другого коллеги, Стивен маленько диву давался, но был по-прежнему верен молчанию.       — И ещё, - дополнял Александр, - помнишь мы сидели как-то, - он уже выпучил свой второй палец, как бы указывая на то, что перешёл ко второму факту, - баб обсуждали, спрашивали.       Кивок.       — Так вот, - наклонился Алекс к Стивену и посмотрел ему прямо в глаза, - он же молчал.       А Стивен не мог. В этот раз он всё же прокомментировал:       — Ну и что? Он же скромный пацан! И потом, - отстранился от друга, - в конце он ведь сказал нам ответ!       — Да, но ты видел, как он нервничал? – замахал пальцами пред ним медбрат, - А ещё, - добавил свой третий палец, - он долго молчал — видать, тупо придумывал, какой бы дать логичный ответ, а затем выкинул базу всех баз, мол, чтобы была длинноволосая и женственная, заботливая!       Стивен закатил глаза.       — Ну, бывает! – не хотел верить так в это он, - Ну, может, действительно вот такие у него предпочтения — простые. А кому такие не нравятся?       — Стивен! – коснулся его руки медбрат, - В этом-то и есть вся проблема! Очнись! Он — подозрительный и… а ты чего его защищаешь?       Глаза медбрата прищурились и он выглядел вынюхивавшим что-то. И хотя Стивену было нечего скрывать из разряда подобного, он всё равно напрягся, застыв с открытым ртом и засмущавшимися глазами. Он сам уже показался себе подозрительным, «одним из этих», пытавшимся сокрыть это и хоть это было не так, он всё же зачем-то принялся вдруг защищаться:       — Всё не так! – спохватившись, отводя взгляд и нервничая, - Просто нельзя же так говорить! О… он не сказал нам этого с-сам, а значит…       — Ха-ха-ха! Да расслабься!       Александр похлопал по плечу мелко содрогавшегося друга. У него чуть душа не ушла в пятки, а этот, оказывается, стебался. Но только он хотел посмеяться и отчитать друга за подкол, как:       — И всё равно, - опередил его тот, - Пак, по мне, замаскированный педик.       — А-а-алекс!       — А что?! Брось, я лишь искренен с то…       Внезапный шорох за дверью отвлёк обоих и не дал договорить. Будто сговорившись подслушивать безмолвной ментальной связью они многозначительно посмотрели сначала друг на друга, после — на дверь. Стивену было стыдно за это сование носа не в своё дело, в связи с чем он, в отличие от Лекса, не скрывавшего интереса то делать, зажался и начал придумывать, что бы сказать следующего, чтобы отвлечься. Пока вдруг первым это не сделал по-прежнему смотревший на дверь медбрат:       — Слушай, - вплеснул он внезапно, заставив сконцентрированного и генерировавшего смол-токи в голове Стивена вздрогнуть, возвратив того в реальность, - этот…       И только Стивен выдохнул, думая, что наконец тема сменилась, как:       — … напомни-ка, - продолжил Лекс, - почему нам с тобой ща нельзя в лазарет?       — Чёрт…       Троеточия. Над головой. С одной стороны не хотелось проблем, с другой — а возникнут ли они вообще? Если никто его и не просил о конфиденциальности этой инфы.       — Офицер Чон сейчас там с Чимином, - сдавшись, всё-таки вкинул Стивен.       Когда его просили освободить лазарет и не заходить туда час, Лекса с ним подле не было и поэтому он так запереживал.       — Кто-о?! – чуть не споткнулся, закашлял и разинул широко очи медбрат, - С ума сошли?! Что они делают там?.. – следующее он уже спросил шёпотом.       Стивен испуганно пожал плечами и залился лёгким румянцем. Всё это смешалось в его башке с недавно обсуждавшейся темой и особенно из-за этого повлекло за собой такую алую реакцию. Заданное Александром нежданно разгулялось по его мыслям неприемлемым им любопытством, вызывая осуждение себя. Медбрат мгновенно одёрнул себя от таких непозволительных мыслей и понял, что всё это — не для него. Зря он погряз в этом, пусть и недолго.       — Вздорный вопрос! Такой идиотский, - сразу пошло его сопротивление, - Какая нам вообще разница? Ох! Лучше бы ждали тихом, как велели.       Краснота с щёк распространилась оттуда до ушей, вызывая ощущения духоты, жара и даже какой-то странной щекотки на шее. Чимин, крытый ладонью Чонгука достаточно продолжительное время, уже задыхался и рыпался в поисках возможности вдохнуть воздух ртом хотя бы вскользь и единожды.       — Нет.       Давление на него только усилилось. И толчки снизу всё учащались. Несмотря на измученные шумные вздохи Пака чрез нос. Чонгук не посмотрел на его мольбы, в открытую тёкшие пред ним слезами и продолжал прижимать его к стенке, находясь в нём по основание. Руки держали бёдра так, словно тестировали чиминову гибкость. А свою силу уже доказали — он поднимал его так много раз. Как манекен. Без усилий. Кайфуя. Умудряясь при этом так же продолжать мьютить Пака ладонью и двигаться в нём в произвольном и жёстком и то в статичном, то в скачкообразном темпе. Жалобный взгляд утопал под слоями бесцветной консистенции в глазах, замыливая беспощадие во взоре страшно возбуждённого Чона. Но даже так он видел отчётливо в этих заблюренных карих глазах, как они наслаждались процессом, полного, сотканного из страданий. Ухмылка почувствовалась на ладони и Чонгук разъярённо сжал свою челюсть. Этот бес вновь строил из себя «сжальтесь надо мной»-парня, пока сам был на седьмом небе от удовольствия и этим до хруста эго бесил. Член вышел из Пака наполовину, а затем был резко, во всю силу и длину загнан в него обратно, взрывая искры в его глазах. Пак застонал, пробивая барьер чонгуковой ладони и тем самым вызывая у него смесь из ахера, ярости и бури прочих быстрых реакций. Он сжал рот Пака сильнее, до боли и вынудил посмотреть на себя. Добился этого и сказал:       — Заткнись, - резью своего взора как будто прокалывая тому глаза.       Фриссон распространился ознобом с ключиц по щиколотки Чимина. Он мог чувствовать внутри себя как чувствовал себя офицер Чон. И в этот момент он был очень озлоблен. Но тем и провоцировал течь. В нервах сфинктера таяла нега. Пульсация тела была громка.       — Хочу, - только мог и думать Чимин, глядя на такого Чонгука, пульсируя вокруг его длины и истекая предэякулятом.       Он укусил его намеренно, зная, на что он шёл и как только Чон, заматерившись, убрал ладонь, застонал снова не безволненно. Веки Чонгука уширились, брови подпали к ним от ярости и он, реактивно заткнув ему рот, произнёс:       — Какого хера, Чимин?!       А в его голосе зазвучал страх, закамуфлированный под коркой гнева и попыткой всё контролировать, при сбое чего он терял себя. До того, что то было видно. И крыло Пака экзальтацией. Сильно. Он снова заулыбался в ладонь и Чон увидел клятый огонь в его красных, азартных глазах, только недавно бывших в слезах. Было ясно, кто управлял ситуацией и это раздражало до зуда. В задетой гордости, в доведённом до накала сознании Чона кипело: «Поставь засранца на место» и…       «Стой. Он этого и добивается же».       Чон не остыл, но застыл без движений. Обескуражив этим Чимина.       — Я буду чертом в очередной раз, если поведусь на его провокацию, - засверкало вдруг в голове.       Худший сценарий стал чистой явью. Почти дошедший до пика Пак рассчитывал его разозлить так, чтобы от того самому кончить фонтаном, ведь его заводила агрессия. Но Чонгук просто остановился, холодом своим всё морозя. И заставляя виснуть у края, не позволяя дойти до оргазма. Теперь оскал был только у Чона. Лыбиться ему Пак перестал. Чонгук почувствовал, что уже можно убирать ладонь с его рта и сделал это, разместив далее руку поудобней: на ягодице. Капля стекла. Чимин мгновенно задышал жадно через рот, до сих пор крытый мурашками. Мышцы содрогались повсеместно. Сорванный процесс ощутимо отразился на его низе жгучим кипением. А когда Чон начал раздвигать булку, тем вызывая там приятные мучения, усиливая давление на нервы, без того свербевших от возбуждения, он поспешно прикусил губу и глянул на Чона вопросительно, так спрашивая его разрешения.       — Нельзя, - безмолвно покачал головой Чон на него издевательски глядя.       И Чимин хныкнул, не позволяя себе издать лишний звук. Чон ликовал. Ему было тяжело это делать. Растягивавшаяся кожа вокруг прохода и капля предэякулята, тёкшая, будоража все чувствительные области ствола, разнывшегося от этого жеста, сносили ему крышу своими лютыми всплесками напряжения снизу.       — А теперь слушай сюда, потаскун, - Чон сделал круговые движения.       Пак задрал голову, выплеснув выдох.       — Помалкивай лучше или… - расплылось.       Наполненность Чонгуком теперь ощущалась совсем иначе. Стенки из-за него млели, горели и заставляли дышать тяжело. Пак не услышал, что сказал Чон, но понял, что ему лучше помалкивать. Однако, ему было тяжело не молить, чтоб он быстрее уже его трахнул. Грудь подпрыгивала от дыхания. Рваного, как при рыдании. Мутит. Чимин пришёл к состоянию, где он не способен соображать. Хочется. Возбуждение накрыло его отовсюду, концентрируя его распалённое и раздражённое внимание исключительно на несвершившемся, требуя его агрессивнейшим образом, больно трезвоня тем в голове.       — Неудовлетворён, да? – не помогал Чон, - А мог бы быть уже давным-давно-о-о, - глумливо медленно задвигался в нём, - Если бы не орал и был тихоней.       Пак начал сам нетерпеливо пытаться насаживаться в ответ. Офицер цокнул.       — Не двигаться.       Чимин остановился.       — Моё условие таковое.       Глаза сжались в муках. Тянуло сорваться. Но приходилось сопротивляться. Он был согласен на все условия, ещё даже не услышав их, ведь плакало всё его тело, в нём нить терпения растянулась до боли, готова была порваться уже. Как и его хрупкий контроль над собой. Он молил, нет, кричал в голове: «Быстрее говори!», пока снаружи был молчалив, как ему и приказали. Чонгук залился блаженством:       — Неужто ли, - погладил он того по щеке, - хах! Я приручил этого чокнутого.       Проехался по его простате.       — Кх… м-мх!       И убедился, что тот больше не зашумит.       — Видел б себя, какой безропотный, - напоследок подумал офицер Чон и, - Чем ты безмолвней, тем я быстрей, - озвучил наконец своё условие.       Пак судорожно закивал, услышав это и загорелся того ещё большим пламенем исступления внутри. Стал течь ещё безбожней, сияя. Пока Чонгук думал, что победил, что всё вернулось на «свои места». Он управлял, а он подчинялся. И удовлетворял он только себя.       Нет.       Чимин просто молчал. Потому ему было неизвестно то, что ему такой характер событий более, чем пришёлся по нраву.       Чонгук сделал проверочный толчок, пробуя выдержку Пака на вкус. Дегустация прошла успешно. Мимика сдерживавшегося Пака насыщала своей содержательностью. Его губы разомкнулись округлённо и их пухлые каймы содрогнулись. Он выглядел так, словно вот-вот и треснет. Но терпеливо держал всё в себе.       — Какой хороший мальчик, - изрёк Чонгук.       Обещания он выполнял. Следующие разы он входил глубже и на капельку раз ускорился в темпе. В нервных сплетениях Пака внутри заиграло лёгкое удовольствие. Но… этого всё ещё было так мало. И Чимин едва сдерживался, чтобы не сказать ему: «Больше!». «Пожалуйста…». Закрытые глаза закатились, прошлись по линии дуги один раз и распахнулись, посмотрев на Чона с надеждой, что он прочтёт желание в глазах.       Он прочитал.       В сердце ёкнуло что-то.       Сначала Чимин поддался было этому ощущению всецело, но затем его гигантским обвалом залавинило ошеломление. «Что это было за чувство только что?..». Рассуждению не позволили развиться новые фрикции Чонгука. Дразнящие. Чимин потерял бдительность и чуть не вытащил из себя несколько дёрганых стонов.       «Нель… зя…».       Он хныкнул почти беззвучно, сжимая один глаз, другим продолжая смотреть. А Чонгук не долго держал контакт и вскоре вцепился в его шею. Делал он это впервые. В связи с чем Пак опять охерел с пят по макушки.       — Что происходит?! Но так приятно…       В повторно закатившихся глазах сверкнуло новыми порциями искр. Влажный язык обыденно такого грубого офицера внезапно нежно и с чувством начал ласкать его распалённую шею. Держать свой голос в клетке стало ещё затруднительней из-за этого. Чонгук закончил рисовать круги и начал всасывать её губами. Оставлял крупную красную метку. Закружил голову Пака сильнее.       Он не мог ничего сделать: ни спросить, ни попросить, ни оттолкнуть хоть руками. Офицер обездвижил его и оставил совсем без вариантов. Кроме принятия всех его действий. Всецелого подчинения ему. Пак стал дрожать, сжимая Чонгука крепче, чем когда-либо ещё в этой позе и тогда офицер остановился, чтобы пробасить прямо у уха:       — Медбрат Пак, похотливый наркоша, - вибрируя частотами в нём глубоко, - ты, случаем, не мазохист?..       Пауза.       Тихо.       Внутри Пака раздался фантомный, но достаточно громкий треск.       Поломалось.       Невидимый, неосознанный до этого момента аспект Чимина впился осколками в его сознание резким осознанием: «Не хочу это слышать». И пусть это и правда и он этого даже и не скрывал, но именно стыд, связанный с тем, что его тыкают мордой в это, как псину на смердящие пятна на ковре, пилило его душу болезненно. Чонгук заметил, как он притих и обрадовался, что ему удалось наконец по-настоящему сделать больно этому извращенцу. Вот только он не знал, что дело не в том, что, как он думал, он уличил Пака в чём-то таком, а в том, что он впервые пристыдил его за то, каков он. Он это сделал нечаянно, ведь для него это реально было открытием. Чон действительно в этот момент только осознал, в чём было дело и почему всё это время из всех, кого он трахал так беспощадно только Пак наслаждался процессом и всегда оставался довольным. Но Чимин так не думал. Он считал, Чонгук знал об его предпочтениях. И поэтому выбрал его. А теперь за это его унижает?..       — Остановитесь, пожалуйста, - внезапно сухо и твёрдо попросил Пак.       — Ты не выбираешь, - ответил Чон.       И на этом игра Чимина в холодного обиженного партнёра закончилась. Не успел он и предъявить Чону за пять секунд назад случившееся, как он прижал его к стенке сильнее и стал вдалбливаться, как в последний раз. Глаза медбрата раскрылись широко на мгновение от неожиданности, после чего веки непроизвольно потяжелели, а зрение расшаталось. Находившееся около вынужденно приторможенной кульминации место наконец залилось удовлетворением от нещадного раздвигания и растягивания его измучившихся от ожидания этого стенок. Покалывало. Пальцы на ногах сжимались из-за прыснувших в кровь гормонов. Разряды. Они окутали нутро спиралями электрического тока повсюду, начиная от нежданно застимулировавшейся простаты, заканчивая горлом Чимина, из которого уже вылетали все ноты. Громко. Им обоим стало плевать. Чимин пронзил офицера ногтями, задрал голову и стал стонать. Во всю мощь. Чонгук тоже не стоял в сторонке и поддавался импульсам голоса. Несмотря на то, что Лекса за дверью, говорившего: «Яж говорил!» было так же слышно, как и их. Всё равно. Момент забрал весь рассудок парней.       Чонгук и сам не успел обработать, что же на него резко нашло. Пространство Чимина ему казалось привлекательней обычного и запах внезапно стал так пьянящ. Как и лившийся ритмичным потоком голос. Возможно всё дело в том, что страдание, которого он так упорно добивался на протяжении такого долгого времени с ним, окончательно было достигнуто. Нет. Без «возможно». Всё так и есть. Оскал Чонгука съезжал до висков. Его залившийся новым возбуждением член принёс ему незнакомые впечатления. На которые он сразу подсел. Ведь взрывной драйв, что прикасался к каждой клеточке тела, создавая в них волнение и экстаз, аж таял на его языке мёдом, крыл теплом хлеще лучей эйфории, дарившихся ему кристаллами химии. Конечно, он хотел Пака теперь больше, когда он и вправду сломался. Правда испытывал угнетения. И этим и дьявольски заводил Чона. До пылкого танца огней в животе. Расширенных зрачков. Кайфа в крови. Разбуженные в нём силы забились об Пака ещё разъярённей, чем было до и превратили обычные стоны в необузданные надрывные крики. В первый раз Чон созерцал это чувство пришедшего облегчения от секса. Он много раз пытал и ему было скучно, банально, слишком привычно. Бесцветно. Пока в его жизни не возник Пак. И не стал зудящей целью в башке. Ребусом, невозможным решить. Сложным придурком, несокрушимым. И он питал невообразимое удовольствие наконец такого сокрушить чем-то. Он кончал так крышесносно, что едва верил в подлинность всех этих чувств. Так ему больше не было ни с кем. Так, чтоб открыть глаза от испуга и отстраниться от теплевших губ. Не понять, как вышло так. Покраснеть. Охренеть с самого себя в край.       Улыбка.       — Улыбка?!       Он издевается?..       — Ещё! – Пак тянулся игриво, - Ха-ха-ха! – и… кажется, не был расстроен ни капли.       А капли его оргазма касались собственного торса и взора Чона. Чонгук оттолкнул его, вышел, отошёл. Отвернулся. Не желал видеть. И верить. Не желал понимать, что натворил, как он мог оказаться на губах Пака. Он никогда не целовал секс-партнёров. Хотелось провалиться сквозь землю. Но от вопросов, падавших на него неизбежным свалом и собственных чувств было не убежать, как ни пытайся. Они кололи его отовсюду:       «Какого хера он мне снова лыбится?!».       «Он кончил?! Серьёзно?».       «Я проиграл?..».       «Опять?!».       «Ему не больно?».       «Он не разбит?».       «Не оскорблён?».       «Что?! Как?!».       «Мы целовались?».       «Зачем я это сделал?».       «Зачем?!».       «Почему я сейчас такой странный?».       — Ха-хах!       Смешок в его спину только пронзил его открытую рану больнее. Чонгук растерянно перестал сжимать свои литые потом волосы и посмотрел на свои трясущиеся руки с ошарашенностью. Он осознал. Не за секунду. Осознавал это медленно, исподволь. Проходя чрез все стадии от отрицания к принятию. Неприятному. Не того, что легко признать:       Его жизнь без Чимина — не то.       Это всё лишнее. Особенно здесь. На войне. Меж кучи сослуживцев. И… не таким Чон желал себя видеть. Ему было тошно от себя. Но… прийти к этому пришлось всё равно. Деваться уже было некуда.       Правда. Он — тот единственный, кто подошёл из всех трёх миллиардов ему идеально. По всем пропорциям, параметрам и будь его всё проклято, фетишам. Но ему некогда в отношения. Но упускать такого идеала?..       Чон повернулся к Чимину, поднял руку, глядел на него строго, обычно. Однако, подготовился говорить не очередной нагоняй, а решился быть честным с ним. Вот только:       — Офицер Чон, с Мином Юнги мы порешали, - перебил его голос, нежданно вылупившийся из рации, почти разрушивший его настрой.       Почти. Ключевое слово, поскольку, решительность его не стёрлась нисколько. Он был готов. Готовился долго. Шёл к этому месяцами. Достаточно. Он хотел было ответить: «Всё. Принято» и продолжать, на чём он остановился, как разрушителем его настроя уже выступить решил кто-то другой:       — Ах, жалко, - выдохнул Пак, - я любил его.       Рука Чонгука упала вновь вниз. Лицо сгорело от температуры. Он не ждал, что это будет он. Трясся.       «Любил».       Проткнуло, как ножом. В сердце.       «Любил?..».       Бурный поток, разбушевавшийся в глубинах его сущности, стал подниматься эмоциональным ураганом по всем этажам его нервной системы. В нём словно произошло землетрясение. Он уже мёртв, но хотелось убить ещё раз. Только своими руками. За то, что украл чувства того, кто единственный, кто принял его таким, какой он есть и наслаждался его компанией искренне. Пока все сливались, боясь его. Чонгук никогда не испытывал этого. Пак Чимин лишил его девственности к привязанности и тёплым чувствам, не имеющих ничего общего с грязным, садистским и блудливым образом жизни, что он вёл до встречи этого единичного случая рождения нежного лучика света в его чёрством сердце в армейском медицинском халате. Всё разбилось за ничтожный миг. Не успел он и прочувствовать это. В груди горело жадное пламя. Заместо свежих и нежных чувств стремительно пришла свирепая, собственническая боль. На поводу у этого возникшего гнева он необдуманно сказал:       — Ну и чёрт с ним. Это — дезертир. Он мёртв заслуженно. И… ну, знаешь… - Чонгук растерялся.       Как-то странно, но Пак не реагировал. Просто. Никак. Ноль эмоций на лице. Это пугало.       — Хорошо, что он устранён… - далее сказал неуверенно Чон, чувствуя мурашки по телу и забывая, чего в итоге хотел он.       Для любившего кого-то медбрат… был что-то больно спокоен. Что не так?..       — Может, соврал?.. – проблеснула надежда.       — Да? – лишь лукаво дал ответ Пак.       Он улыбнулся как-то избито. Его глаза были стеклянными. Чонгук, остывший от гнева, нашёл его атмосферу нагнетающей. Впервые он — бесстрашный офицер, ощутил какой-то отблеск сполоха внутри. Но его от этого вдруг отвлекли Стивен и Лекс, зашедшие к ним. Чимин впустил их, как ни в чём не бывало. И холодно сказал:       — Что ж, нам работать надо.       Чонгук опешил. И просто вышел. Сердце заколотилось так бешено. Так ненормально. Так непривычно. В голове вновь флешбеками ласка. С которой он целовал шею Пака. Румянец окрасил лицо неожиданно. Этого никогда не было у Чона в арсенале его действий в половых актах. Он сделал это впервые с Чимином. Из-за чего сгорал от стыда. Не привыкший чувствовать так себя Чон сразу начал сопротивляться тому: «Какой-то бред. И на хрена мне это?», пытаясь уверить себя тщетно в том, что «это ему не свойственно» и «это ничего не значит», «случайность». А поцелуй тот…       — … тоже ошибка.       Я не… то самое. Я прост сдурел. Надо объяснить, - подумал начало, но затем остановился Чонгук, - А хотя… зачем? – взор на Чимина, - Он скорее всего даже не думает об этом, так же, как об этом задумался я, - примесь из смущения, удручённости и злости, мучимой ревностью рассыпалась по щекам алым оттенком, - Его думы ведь заняты кем-то другим.       Боже, какая мне разница?..       Чонгук потряс голову мелко и вытряхнул из себя часть сверлящих эмоций, но полностью в себя всё ж не пришёл:       — Ч! Тем, кого даже нет в живых, - не смог удержаться и выплеснул наружу он.       А затем момент осознания.       — Аргх, чёрт!       Чон сбежал куда подальше от них. Его странное поведение вызвало вопросы и смех у других двух медбратов, пока Чимин с ухмылкой засмотрелся на опустевшее место, где пребывал Чон.       — Нет в жи-вых?.. – приподнял бровь, не произнёс, а лишь очертил эти слоги губами без единого звука Чимин, загадочно, холодно и по-прежнему без тени эмоций глядя туда.