«А я смотрю — свой человек, вор!»
К/ф «Бархатные ручки».
***
«А чё эт мне тебя бояться, тётя? Ты, чё, крутая?»
К/ф «Моя мама — снегурочка».
Не знаю, что потом происходило дальше… Сразу я как-то не разобрала, — а потом, когда оно уже свершилось, или просто вышло, как вышло, воспоминания приходили как-то разрозненно, по кускам.
По плохо собранным и наломанным, или с мясом вырванным откуда-то кускам.
Из-за чего впоследствие мне казалось, будто я просто смотрела с гриппозной температурой почти всю ночь какой-то странный фильм со старательным закосом под ужастик. А потом поняла, что заболела — и легла спать.
И мне снились кошмары, от которых меня то ли никто не смог разбудить, то ли будить было некому.
И я не знала, когда я проснулась. Да и проснулась ли?
До сих пор не знаю точно, что за сила тогда, на пороге, заставила меня обернуться, чтобы посмотреть, что же там творилось у меня за спиной. И не сказать, чтобы волки были такими уж любопытными тварями, по крайней мере, взрослые олухи, то есть, особи!
Но я тогда победоносно ввалилась в дом с «прекрасным незнакомцем» на плече, пока он старательно притворялся мёртвым. Что-что, а уж это-то я хорошо поняла, к своему облегчению. И вовсе не потому, что в промёрзшей скайримской земле, да и, к тому же, под падающим снегом было бы проблематично могилу рыть.
Проблематично было бы чисто психологически, — просто знать, что, пусть даже если я лично никого и не потеряла, но только что кто-то при мне умер. А я не смогла его спасти. И всё получилось вот так: был живым — а стал мёртвым. Для меня, Марии, — как ни крути, а самая страшная магия.
Но вот такое вот «чудо из чудес», которое, казалось, пряталось в Скайриме под каждым кустом, в каждой вечерней тени, в каждом крике ночной птицы и в каждой упавшей снежной шапке. И близость «чуда», равно как и его неотвратимость, пугала до дрожи, до взъерошенной шерсти на загривке, и до желания зарычать.
Потом-то, спустя некоторое время, я уже поняла, что сильно переоценивала как свои личные, так и наши совместные способности… Но тогда, небрежно волоча освобождённого пленника, как мешок с картошкой, я отвлекалась на мысль о том, что с нашей магией и моей отдельно взятой силой даже рытьё котлована не стало бы чем-то недостижимым. Ну, котлован — да, правда, зачем он нам будет нужен?
Но уж лучше никому не нужный котлован, чем чья-то «очень нужная» могила!
… Меня привлекло тогда багровое зарево, встающее над лесом.
Очень похожее на свет от огромного костра.
Или на бездымный пожар.
Или на свет множества факелов.
Или, на самом деле, не такого уж и множества, — просто несколько промасленных факелов, идущих близко друг от друга в темноте, выглядят именно так?
— Мария, подожди! — окликнул меня Фарвил — Не надо!
Но я уже уходила, не оглядываясь. И потом, когда стало уже слишком поздно, мне казалось, что я слышу его голос, снова и снова, — наверное, именно потому, что я тогда не остановилась.
Не послушалась. Не осталась с тем, кого так и не осмелилась назвать своим самым близким человеком, вернее, эльфом, пусть даже и наедине с самой собой. И его голос всё звал и звал меня, из стремительно удаляющегося прошедшего времени.
Я шла по направлению к тому месту, которое ознаменовывалось для меня «бездымным лесным пожаром», безо всяких мыслей. И мне не нужно было прилагать для этого никаких усилий, — казалось, ноги сами несли меня.
А в голове было пусто, и только на душе было как-то тихо и нехорошо. Словно… Словно в ближайшее время кто-то погибнет или умрёт, — а ещё кто-то никогда больше не сможет улыбаться.
Что там говорится в хороших фильмах, в самый напряжённый и ответственный момент, когда главный герой делает выбор, куда пойти
направо пойдёшь — сам погибнешь, налево пойдёшь — коня потеряешь? В такие моменты всегда играет какая-то хорошая музыка, дыхание учащается, а на заднем, переднем и даже среднем плане мелькают то ли знамёна, то ли знамения, то ли всё сразу.
И всем всё становится ясно… Зрителям, в смысле, — герой-то основательно и старательно тупит, потому что ему-то как раз ничего и не видно, и не понятно.
Тихо скрипнула старая сосна, с головой укрывшись белым снежным одеялом, словно она, как маленькая девочка, испугалась того, что творится этой ледяной и бесконечной снежной ночью, и теперь она прячется, чтобы ничего не видеть, раз не получится убежать.
Не знаю, кто мне тогда показывал дорогу, — может, какой-то инстинкт? Не было ни запахов, привлекательных для вервольфа, не было слышно ничего такого, ради чего стоило бы бросить всё и броситься без разговоров самой в лес, смотреть на какой-то «фейерверк».
Интуиция молчала, инстинкт самосохранения молчал, — и только далёкие воспоминания о том, как меня с порога звал Марен, нет-нет, да и выныривали из толщи какой-то бессознательной дури, словно утопающий из волн.
Наконец я подошла достаточно близко к тому месту, рядом с которым должен был быть «пожар», и первое, что я почувствовала — это странный запах.
Похоже, здесь и правда что-то горело, — но это не было похоже на уже известные мне запахи сгоревшего дерева, или угля, или печально и трагично известного запаха чьей-то плоти. Это напоминало скорее запах какой-то жжёной таблетки вперемешку с ладаном, который я когда-то в другом мире покупала в парфюмерной лавке, в Моршанске.
Правда, потом мы с сестрой выбросили тонкие тёмно-красные палочки, решив, что и запах у них так себе, и просто от этого церковного запаха благочестия в нас точно не прибавится. Но здесь-то этот запах появился откуда?
Однако, несмотря на мой странный порыв пойти и срочно посмотреть, что там такое происходит, я не растеряла остатки ума, поэтому сразу же, как только увидела отблески огня, спряталась за дерево, опешившее от такого нахальства.
Из-за заснеженных тяжёлых еловых лап было видно, что там, впереди, была небольшая поляна, где деревья росли пореже, и там время от времени мелькали чьи-то фигуры. Удивительно, — но они не вызывали у меня ровным счётом никаких эмоций, в том числе и простого любопытства.
«Ну… — вяло подумала я — Это, наверное, священники местные какие. Или дровосеки?»
«
Священники, ага. — вяло ответил разум, или то, что теперь стало исполняющим его обязанности —
И дровосеки. Все вместе. А может, и дровосеки из храма. А что здесь такого? Разве так не бывает? Представьте себе, очень даже может быть.»
Как это зачастую бывает, — тело оказалось умнее, чем всё остальное. Организм решил, что происходит что-то не то, а потому взял ситуацию в свои лапы, или пока ещё в руки.
Сначала я обнаружила, как приседаю за деревом, почти как в игре, только с упором на одно колено. Потом — как рука выхватывает лук и стрелу, а другая берёт меч. Как знала, я взяла с собой не меч генерала Туллия, а совсем другой, более анонимный — и менее ценный.
«Надеюсь, мне и этим мечом удастся покромсать местных шутников. — пробилась, как рыба сквозь лёд, здравая мысль, и к тому же, ошалевшая — Сейчас я узнаю, что здесь за балаган такой. Ну, если это просто бродяги, который здесь какую-то хрень жгут…»
От внезапно настигшего меня то ли озарения, то ли поумнения я почувствовала, как внезапно стало холодно голове, как когда-то, давным-давно в Моршанске, когда я выходила куда-то, не надев шапку.
Незнакомцы на поляне занимались чем-то не особенно понятным, но что при ближайшем рассмотрении казалось мне чем-то совсем уж нехорошим.
«Блин. — вылупилась в опустевшей черепной коробке умная мысль — Кажется, я забылась, что я не в игре, и что я не Довакинша, которая технически бессмертна. И то, что происходит сейчас, уже не разработчики пишут, и скриптов здесь нет, скрипты не работают!
Да я теперь не Довакинша, а Дуракинша, блин. Поверила в свою исключительность и свою неуязвимость! Ну, вот, без зелий, без нормальной брони, без оружейного склада, без уверенности в том, что я знаю заклинания, или хотя бы смогу их вспомнить, а потом нормально воспользоваться, куда я только сунулась?!
А как я своим… парням скажу, куда я сереньким зайчиком ускакала, будто меня дремора боднул?»
Негромко переговариваясь между собой предлогами и междометиями, лесные златоусты и краснобаи оттаскивали в сторону что-то, на первый взгляд напоминающее трупы, и небрежно кидали в огонь.
Пламя послушно поднималось до небес, распространяя вокруг запах ладана и горькой таблетки, неприятный даже на свежем воздухе. Интересно, что здесь такое произошло — и что же они жгут? Вряд ли это местный праздник Масленницы, на котором нужно было какое-то чучело сжигать!
Да если это и какой-то местный обряд, то зачем им столько кукол — и почему оно так странно пахнет? Травки, что ли, какие-то курят?
Мои размышления о моём дуракинстве и тщете всего сущего были прерваны чьим-то появлением. Странно, — но я никого не видела, но при этом абсолютно точно знала, что здесь кто-то есть.
Недружелюбный взгляд, направленный прямо в затылок, быстрая перебежка с места на место — и странное ощущение, будто по спине пробежал ледяной сквозняк, или кто-то особенно умный уронил туда маленький снежок. Странно, — но это чувство было не совсем физическим.
— Убью! — пошептала я, оборачиваясь и недвусмысленно грозя кулаком в ту сторону, где, как мне казалось, спрятался неизвестный шутник — Тоже мне, шуточки.
Вроде я и говорила еле слышно, — но меня, похоже, всё-таки услышали. Раздался еле слышный возглас удивления, на мягком снегу под деревом появился маленький след, словно кто-то оступился. Качнулась еловая ветка, и передо мной появилась худая, можно даже сказать, тщедушная девушка в разорванной в нескольих местах броне и с растрёпанными волосами.
При виде меня она стала смотреть куда-то вниз и вбок, как двоечник, которого отчитывает строгий учитель. Я же, в свою очередь, воззрилась на неё, как стадо баранов на распродажу новых бронированных дверей и укреплённых ворот. Это что сейчас вообще было?
— Может, ты мне скажешь наконец, что здесь вообще происходит?! — спросила я, неслышно крадясь к ней — Какого… скампа драного?
Изначально я хотела спросить «какого чёрта»… Но потом поняла, что, если мои спутники уже привыкли к моим (не)милым странностям, то остальных не стоит пугать моей экзотичностью. А потому решила адаптировать привычные мне земные ругательства к местным.
Как оказалось, — даже если ты не знаешь всех особенностей другого мира, это вовсе не значит, что ты не сможешь ругаться так, чтобы и тебе самому было приятно, и чтобы другие тоже поняли. А что? Можно подумать, Машенька, простая моршанская разнорабочая и кладовщица, не ругалась никогда!
— Ты, что, коза, совсем мелкая или страх потеряла? — продолжала я — Я тебе побросаюсь снежками! Тоже мне, нашла время. Лучше иди к своим родителям, пока я тебя сама вместо них не отшлёпала.
На лице девчонки отразилось явное и неприкрытое изумление.
Правда, выражение её лица было каким-то голодным, а черты лица — странно заострившимися, но я решила не обращать внимания на такие мелочи. Мало ли вообще не очень красивых людей в Нирне! Может, это я просто таких не видела никогда.
Кстати, — хоть я и не была по этой части, молодая оборванка такой уж некрасивой не была, просто что-то мне в ней казалось странным. Но вот что?
— Ты… — начала она странным шипящим голосом — Ты хоть знаешь, с кем вообще говоришь?
Да вот всю жизнь только и думала, как бы мне с этой голодранкой приютской познакомиться. Интересно, что с ней вообще случилось-то? Пошла погулять и подралась с медведем? Или она пошла в лес за подснежниками? Хотя, это вроде как из другой сказки, не из нашей! В нашей и без того злодеев, чудовищ и прочих чудес хватает.
Казалось, была бы я сейчас в волчьем обличье, я бы обязательно зашевелила ушами. Так же мне просто пришлось прислушиваться одновременно ко всему, — и к тому, что происходило на поляне, где кто-то устраивал «сожжение Масленницы», и к тому, что может сказать или сотворить местная «Красная Шапочка».
Потому что по какой-то причине девчонка вызывала у меня странные ощущения. И в том, как она была одета, как всё время смотрела вниз и вбок, словно стесняясь, хотя стеснительной при этом уж точно не была, и в её рваной броне с чужого плеча явственно ощущался какой-то подвох. Но вот какой? Она, что, из Гильдии Воров? Но что они здесь забыли?
— Красная Шапочка. — прошептала я, отступая назад и в сторону незнакомки — Так я тебя теперь и буду называть. Нравится-не нравится — мне это неинтересно. Я буду так называть тебя в уме.
— Что?! — тут же взъерепенилась девчонка, судорожно хлопая себя по бокам, словно в поисках оружия — Какая я тебе…
Будучи на нервах, я дёрнула головой, отмахиваясь от девчонки, как от надоедливой мухи. Не нянька я, в конце-концов, мне сейчас ещё ребёнка защищать, а то и освобождать из плена её родителей. Или просто старших, с кем она сюда в лес пошла. Чёрт, да когда эта паскудная ночь-то уже закончится?
Отвернувшись от насупившейся «Красной Шапочки», я сосредоточилась на супостатах, которые делали какое-то чёрное дело на поляне и, судя по всему, чувствовали себя более, чем уверенно и спокойно. А куда мне ещё в сложившейся ситуации было смотреть?
От почти что ребёнка я не чувствовала никакой опасности, а вот от тех странных «празднующих» на поляне — вполне. Кого же эти уроды в странной… чёрт… неужели опять разбойничьей броне, убили?
Ну, так оно и выходило логично: здесь — только один ребёнок в рваной броне, причём девочка. Скорее всего, подросток, одинокий, невоспитанный и диковатый. Это-то как раз не вызывало у меня никаких подозрений: помнится, маленькая Маша хоть и была домашним ребёнком, но и сама была такой же.
А там, на поляне — чёрт знает, сколько взрослых и решительно настроенных мужиков, промышляющих разбоем. И их манеры, а заодно и морально-нравственные ценности не вызвали у меня никаких сомнений в их полном и бесповоротном отсутствии.
И посередине, как точка встречи из учебника по математике — такая вся из себя красивая я, не особенно понимающая, какие заклинания я «помню», какие могу использовать — и как мне тогда вообще удалось аж целого дракона огненным шаром порадовать.
— На вот, возьми. — прошептала я, передавая девочке своё запасное оружие и надеясь, что девчонка всё-таки не совсем уж маленький ребёнок и хотя бы знает, как обращаться с оружием — Надо брать той рукой, какая тебе больше нравится, за тупой конец, а острым концом тыкать во врага. Желательно ещё и попадать. Если тётя будет занята, тётя не успеет поднимать тебя, если ты упадёшь и ушибёшься.
Хотелось, конечно, съязвить — но особенно обижать мелкую занозу, к тому же, обиженную кем-то из старших, я бы не могла.
Ну, не тот я Серый Волк, с которым Красную Шапочку, если верить анекдотам, связывают очень длительные и сложные отношения! Да и вообще, мне совсем другой человек нравится, безо всяких шуток. И не буду я никого есть, даже и не просите. Ни эту девчонку, ни какую бы то ни было другую.
— А… А ты хоть знаешь, кто я? — от удивления поперхнувшись воздухом, спросила девчонка — И ты так спокойно мне оружие отдала, и не боишься. И про… про холод сказала, когда я… это…
Ну, точно, — ребёнок. Нашла время, снежками во взрослую и серьёзную тётю снежками бросать! Хотя, что-то мне подсказывает, что я так никогда и не стала взрослой и серьёзной тётей, вот только малявке про это знать незачем. Неизвестно ещё, есть ли ещё кто-то, кто для неё авторитет, или мне предстоит стать первой.
— Ой, да знаю, кто ты. — отмахнулась я — Свой человек, вор. И хулиганка мелкая. Ишь чего вздумала, — во взрослых снежки кидать!
Не отчитывать же мне теперь чужого ребёнка из-за странной, скорее всего, воровской, брони, особенно, если воровство — единственный способ хоть как-то прокормиться?
— Ты лучше скажи, что там за мужики такие на поляне — и кого они только что убили? — спросила я, очень надеясь на то, что девчонка окажется суровой, под стать взрослым местным жителям, и прямо под носом у убийц устраивать истерик не станет.
Я и так-то не умею обращаться с детьми, а с малышами и вовсе никогда не имела дела, — а уж доказывать ребёнку, только что увидевшему, наверное, самое страшное, что вообще могло случиться, обратное, что мир безопасен, а жизнь прекрасна, — это я уж точно не смогу. Да и вообще, нельзя детям врать!
Приятная неожиданность, — девчонка ничуть не расстроилась, только будто бы… смутилась?
— Понимаешь, в чём дело… — начала она шёпотом, ковыряя ножкой смёрзшийся снег и по-прежнему глядя куда-то в сторону — мы здесь с остальными никого не трогали, просто шли по своим делам. И потом старший — ну, его уже убили и сожгли, — сказал, что нам надо бы и поохотиться.
Так. Ничего не поняла! Так они, что, не воры, а охотники? А дальше-то что? А дочка охотника, похоже, не промах. Хотя, вполне возможно, у неё сейчас просто шок, поэтому она говорит так спокойно, и даже хихикает. А что мне с ней делать потом? Да ещё и здесь, одной, далеко от дома, когда и дома-то неизвестно что теперь происходит!
— Ну, а дальше что? — прошептала я — Что произошло — и почему ты осталась одна?
— Потом кто-то из нас почувствовал, что ты здесь… — мне показалось, или голос девочки стал каким-то покаянным? — И он позвал тебя. Потом, правда, мы поняли, что ты не из этих…
— Из кого — «этих»? — спросила я. — И кто вы вообще такие, Хирсин вас побери?
В другое время я, может, вышла бы на лужайку и как-нибудь постаралась бы узнать, кого мне начинать убивать первым, и за какие именно преступления против Скайрима и его народа…
Волчья кровь, я думаю, помогла бы мне провернуть и это дело тоже, правда, уже не таким мирным путём, каким я перед этим отгоняла от нашего дома бандитов. И, скорее всего, мне пришлось бы превращаться здесь, за ёлочками, чтобы потом не тратить ни время на разговоры, ни своё здоровье на получение
урона ударов…
Но присутствие ребёнка рядом основательно связывало мне руки, чтобы драться, — и язык, чтобы высказать всё, что я думаю об этой ситуации.
Да и потом, превращаться при ком-то, особенно, при чужой девочке, оставшейся здесь совсем одной, казалось мне не самым лучшим вариантом.
А что, если здесь есть ещё охотники, которые при виде лохматой образины помирятся с разбойниками, а потом все вместе начнут охотиться на меня? А я здесь, блин, совсем одна! Да ещё и наш дом, как назло, рядом, — и не факт, что Фарвил успеет понять, что происходит, и скоро, судя по всему, ему придётся ждать визита непрошеных гостей.
Вот только совсем не факт, что я смогу выстоять одна в бою, а потом прибежать и спасти тех, кто ждёт меня в доме и недоумевает по поводу моего неожиданного исчезновения. А что, если я вдруг… ну, «того»?
К тому же, мне в голову совершенно неожиданно пришла неприятная мысль о том, что я, скорее всего, не неуязвимая, да и вообще, смертная. Как и вообще все. И эта девчонка, которая виновата разве что в том, что она мелкая и невоспитанная, — тоже. Только она ещё мелкая, да и испугалась небось, вот и не боится.
— Ну… — нехотя продолжила девчонка — Мы не сразу поняли, что ты вервольф. А мы на оборотней никогда не нападаем. Я и не хотела на тебя нападать, клянусь! — зачастила она — Да тебе и не будет ничего!
— Чего-о-о?! — грозным шёпотом протянула я, внезапно понимая, что мелочь в рваной броне сейчас злит меня даже сильнее, чем разбойнички на поляне — А. Ну. Рассказала мне, что за дрянь. Здесь. Происходит. Живо!
Никогда бы не подумала, что умею кричать шёпотом… И хорошо, что те, кто занимался сожжением трупов на поляне, были людьми. Иначе они бы сразу услышали наш разговор, а ещё — почувствовали бы запах. Но люди не обладают такими способностями, как вервольфы и… Вот ведь чёрт.
— Мы ничего тебе не сделали, клянусь! Мы никого не убивали! И там, на поляне, злые люди! — зачастила девчонка, пятясь назад и по-прежнему не поднимая на меня взгляд — И я тоже, вот честно-честно!
«Честное пионерское. — мрачно подумала я — Ну, вот и что мне теперь с девчонкой делать? Убить её? Ну, так ведь и не за что! Она ведь не виновата в том, что с ней случилось!
Да и потом, у неё уже было время, чтобы напасть на меня, пока я стояла к ней спиной, — а она вместо этого просто поддерживала разговор.
Ребёнок, что с неё взять. А даже если бы она ребёнком и не была… Вот чёрт! Мне, похоже, придётся ещё хорошо прокачаться и поучиться, прежде чем перестать лезть к врагам с «поговорить», а вместо этого сразу бить на поражение. А то договоришься ты когда-нибудь, Машка, до смерти. Саму себя насмерть заболтаешь.»
— Посмотри мне в глаза. — сурово сказала я девчонке.
Та медленно подняла голову с я увидела её глаза.
И хорошо ещё, если только саму себя насмерть заболтаешь, а не тех, кто тебе доверился и кто рядом с тобой.
Как я и ожидала, глаза у девчонки были оранжевыми и светились, словно отражая пламя двух костров. Впрочем, надежда на то, что у неё в глазах и правда отражалось пламя от высокого огня у меня за спиной, растаяла сразу же, как только голодранка застенчиво улыбнулась, показав белые зубы с острыми клыками.
Как я ни хотела сдерживаться при каком-никаком, а ребёнке, но всё-таки помянула шёпотом чью-то маменьку, ведущую на редкость разгульный образ жизни.
Вампир. Вампирша, чёрт бы её подрал! И почему она только в броне Гильдии Воров?
Не успела я опомниться и сообразить хоть что-то, как шевеление около костра изменило своё направление. Похоже, кто-то шёл в нашу сторону.
— Я видел, там ещё мелкая была, она убежала куда-то! — произнёс знакомый грубый голос, который, казалось, я теперь узнала бы из тысячи.
Орк! Тот самый главарь бандитов, которого я так лихо погнала ещё сегодня. Быстро же он оправился!
— И ещё с пяток кровососов тоже сбежали. — продолжал главарь, чью помятую броню я теперь отчётливо различала среди деревьев. — Теперь они сюда не сунутся. Как мы их, а?
— А то. — поддакнул ему другой голос, принадлежащий кому-то, кого я то ли ещё не встречала, то ли тому, кто просто не раскрывал тогда рот — Так ты говоришь, тот дом, куда мы собирались прийти, того? Ну, этого? Там кто-то есть?
Моё острое чутьё подсказало мне, что к нам шло много народа.
Очень много народа, — гораздо больше, чем пришло в тот раз в нашему дому в лесной глуши. Одной рукой оттолкнув мелкую вампиршу себе за спину, я встала поудобней и сжала обеими руками меч, приготовившись сражаться.
— И чего вы, мужики, одну бабу испугались? — громко, на весь лес, захохотал другой бандит — Она, что, крутая?
Я вдохнула поглубже, приготовившись сражаться, и бесшумно сменила меч на лук, приладив первую стрелу.
Девчонка, умница, уже куда-то убежала. С одной стороны, — союзник-вампир, это было бы совсем не плохо, а с другой…
Что с ребёнка-то возьмёшь? Мне теперь, что, бегать по лесу, уворачиваясь от гадов, которые в благодарность за то, что я их не убила, убьют меня сами, и звать «эй, вампиры, помогите, все сюда?» Смешно. Смертельно смешно.
Первая стрела со звоном царапнула по броне, заставив противника пошатнуться и с тупым недоумением осмотреться. Но я уже успела нырнуть за дерево и отправить следующую стрелу прямо в незащищённую грудь бандита, одетого, почти как в игре, в открытую броню. Злодей захрипел и упал на землю, выгибаясь дугой и обливаясь кровью.
«Главное — не думать, что всё по-настоящему, что это больше не игра…» — думала я, петляя за деревьями и отправляя одну стрелу за другой в живые мишени, которые отошли от первого шока и теперь яростно ломились мне навстречу, как стадо разъярённых мамонтов.
Конечно, в таком случае очень помогли бы заклинания, например, огненного шара… Но для этого нужна была концентрация, спокойствие, — а также уверенность в том, что я смогу и что у меня всё получится. А не стоять в позе цапли поседи снежных зарослей и надеяться на чудо. А также на то, что сейчас меня обнаружат бандиты, после чего все вместе умрут от смеха.
К тому же — я совершенно не была уверена, что готова увидеть заживо горящих людей, какими бы преступниками и злодеями они бы ни были.
— У-у, с-сука-а-а! — заорал на весь лес какой-то бандит, уязвлённый в своих
лучших худших чувствах — Пор-р-ву! Выпотрошу!
Неизвестно, как продвигался бой, и скольких мне удалось ранить и скольких убить, потому что снежные ветки как защищали меня от бандитских стрел и очей, так и мешали мне самой видеть точно, как разгруппировался противник.
Плохо было и то, что обиженный «урук-хай 2.0», похоже, привёл с собой подмогу, и пока они шли к нашему дому, я сумела сама выйти им навстречу.
Ну, может, так оно и лучше, — по крайней мере, у моих друзей будет время что-нибудь предпринять, и они не будут ждать, как куры, пока их всех перережут. А раз уж я всё равно когда-нибудь умру, так почему бы и не умереть прямо сейчас и давай время своим, чтобы те хотя б догадались, что меня больше нет?
Неожиданно откуда-то со сторон донёсся треск молний, шум борьбы и крики боли. Но что там происходило, я уже не могла обернуться и посмотреть.
Потом что-то, показавшееся мне большим и тёмным, полетело мне в лицо, сползло ниже, ткнуло в бок, как иголка, — и я почувствовала, что медленно заваливаюсь в снег.
Я попыталась было посмотреть, что там в меня попало, но в этот момент кто-то грубо наступил мне сапогом на голову, вдавливая её в снег. Было совершенно не больно, только снег показался каким-то голубоватым. Треск молний за моей спиной стих, и стало тихо. Или не стало, а просто у меня тонко зазвенело в ушах?
— Ну, что, попалась? — торжествующе спросил чей-то грубый голос.
— Отпустите её, я пойду с вами вместо неё! — раздался до боли знакомый голос, плохо различимый из-за нарастающего звона в ушах.
За этими словами послышался звук удара и болезненный вскрик.
«Доигралась, Дуракинша.» — вяло подумала я, пока кто-то снял ногу с моей головы и начал грубо переворачивать меня и трясти, как куклу.
А затем наступила темнота.
