Простолюдинка и принцесса

      В процессе грызни с дикой тварюгой, бывшей одновременно седым вервольфом, а по совместительству и моим «папашей» Эмбри, я, кажется, поняла несколько вещей. Поняла — и возгордилась тем фактом, что я, оказывается, такая понятливая и мне не нужны ни особые мантры, ни медитации. Хотя, вполне возможно, когда тебя так мотают из стороны в стороны и прикладывают со всей дури обо все имеющиеся в доме поверхности, немудрено и поумнеть. В моём случае, по крайней мере, оно точно сработало.       Неудобно было только то, что во второй ипостаси сохранить ясную голову оказалось довольно-таки проблематично. Наверное, потому, что вервольфу и не требуется рассуждать над сложными вопросами или решать какие-то проблемы, — а если (вернее, когда) проблема появляется на горизонте, решить её можно только одним способом: перегрызть ей горло. И, судя по всему, мой освободившийся внутренний зверь именно это и собирался сделать.       Итак, проблема на повестке дня была простой — но неожиданной и, как ни крути, обидной.       «Папаша» ведь помогал нам с эльфом, защищал, как мог, выпер из дома односельчан и навешал лапши на уши стражнику, который пришёл за мной, как за убийцей Анис. Он называл меня дочкой, из-за чего не раз чуть не выжал у меня скупую слезу циничной и рано повзрослевшей девочки, с которой даже её родной отец никогда так не возился. Закрывал глаза на все мои разнокалиберные косяки, помог встретиться с моим другом, когда того вели в Вайтранскую тюрьму, а перед этим дал оружие и новое снаряжение, а теперь…? А что теперь?!       Эмбри напал на Фарвила.       Причём особо цинично, зная, что тот гораздо слабее его, и при этом думая, что он пришёл сюда один, а меня рядом не было. Странно, — ведь у вервольфов должен быть хороший нюх! А Эмбри почему-то решил, что Марен пришёл к нему один. Может, он и правда выпивал время от времени, или употреблял что-то ещё, от чего нюх даже у оборотней портится?       Естественно, я решила помешать Эмбри причинить зло моему другу — и тот теперь напал на меня. Убила бы. Дело осложнялось только тем, что Эмбри и сам собирался меня убить, и пока что довольно успешно претворял свой план в реальность.       Выход был только один: уничтожить врага единственным доступным зверю способом.       К сожалению или к счастью, это была моя первая битва, причём такая, где рядом не было никого из Стаи, оставшейся в Вайтране. Глупо было бы надеяться, что кто-то из них придёт сюда, чтобы помочь нам; тем более, что мы вроде договорились, что пойдём одни, потому что Старик дал задание найти дневник Эмбри именно мне. А остальные и в Вайтране, в Йоррваскре, себе и без нас дела найдут.       Хотя бы новобранцев обучать, которых, в отличие от игровой версии, было не просто много, а очень много, — просто большую часть времени их не было видно и все они занимались своими делами. Не удивлюсь, кстати, если потом эти, ставшие уже бывшими, салаги, занимали какой-то хороший воинский пост. И в Йоррваскре они сидели далеко не всегда, — но чем это было обусловлено, я тогда так и не поняла. Возможно, это делалось для того, чтобы никто не узнал секрет Круга, к которому и относилась наша Стая.       Но сейчас здесь Стаи не было, а потому мне придётся разбираться самой.       Как мне стало понятно, — в качестве вервольфа Эмбри был гораздо старше, чем в человеческом обличье. Будто он терял что-то, отращивая хвост, и обычные вервольфы были в его возрасте гораздо сильнее. Но с чем был связан такой феномен и как он объяснялся, — к сожалению, я этого не знала. Да мне и было не до этого, скажем так.       Надо отдать должное Эмбри, — в обеих ипостасях он всё равно был сильнее и опытнее меня. И если раньше он был просто зрелым мужчиной, охотником и воином, то теперь он был ещё и вервольфом, что тоже не облегчало мне заданную работу. Я быстро разгадала его тактику — попытаться загнать меня в угол, а потом незамысловато придушить, для чего он предварительно решил погонять меня по всему дому, — но меня это совершенно не обрадовало. Помогало то, что я была легче и проворнее его, да и, кроме того, я сохраняла ясную голову.       Неудачный бросок — и я успеваю увернуться в последнюю минуту, попутно вывернувшись, как уж на сковородке, и своротив на седую голову «папаши» какую-то домашнюю утварь. Утварь незамедлительно стала мусором, не пережив близкого знакомства.       «Папаша», обидевшись на то, что я мало того, что разгадала его манёвр, но и успешно увернулась, от досады полоснул по мне клыками; боль была сильная, но не такой, какой была бы, останься я в этот момент человеком. Да что там, боль! Я бы просто отправилась в Совнгард через чёрный ход, и ни до каких болевых ощущений просто не дожила бы.       Медленно пятясь к входной двери — надеюсь, сейчас она не откроется и к Эмбри не зайдёт любопытная соседка за солью — я слежу за тем, как спятивший оборотень медленно и уже не так уж и уверенно направляется ко мне. В этот момент новое тело напоминает мне о моём состоянии — средней помятости, а также пожёванности и потрёпанности — и я мотаю головой, словно пытаясь вытрясти из неё эту, скажем так, лишнюю информацию.       «А что, если сейчас безумный «папенька» меня здесь завалит? — мелькает непрошенная мысль — Не думаю, чтобы Фарвил справился с ним один! И потом, что он потом будет делать один, без меня? У него ведь, кроме меня, лохматой серой бестолочи, никого нет! И здесь я проблемы на свой хвост нашла; но мой друг-то при чём?       «Нет, умирать мне ну никак нельзя!» — думаю я и чувствую прилив сил.       Казалось, страх за моего друга если и не вылечил все мои раны, то хотя бы сработал, как мощное обезболивающее, и я снова была готова к бою.       Марен, бледный до синевы, — главное, что живой и вроде как невредимый, — боязливо выглядывает со стороны лестницы, и трясущимися руками пытается сотворить какое-то заклинание. Сейчас он слишком, опасно близко к вошедшему во вкус «папаше», и если…       От этой мысли, — к счастью, незаконченной, — мне всё равно становится жарко, так, словно по моей потрёпанной и драной серой шкуре пробежались язычки пламени.       … если этот старый сумасшедший сейчас отвлечётся от меня, он ведь ближе всего сейчас не ко мне, а к Марену; и если он и правда решится напасть на него, — сейчас ему будет проще, чем тогда, когда он был в человеческом обличье. Ему и меча не нужно будет; а, кстати, где он сейчас у него? Не в шкуре же он его где-то спрятал, ведь меч — это не блоха! Да и нет у вервольфов никаких блох!       Подумала — и сглазила.       Потому что медленно, как в замедленной съёмке, Эмбри поворачивается к моему другу.       И их взгляды встречаются.       Я пытаюсь броситься вперёд — и совершенно некстати тело пронзает острая боль. Взвизгнув от неожиданности, как обычная собачонка, я шлёпаюсь на бок, который, судя по ощущениям, чувствует себя довольно скверно. Интересно, как я потом буду превращаться обратно в человека — и не убьёт ли меня такое превращение? Потому что вервольф-то, как ни крути, гораздо здоровее человека будет! А если я сейчас даже на четырёх лапах ближе к царству Хирсина, чем к миру живых, что же со мной в человеческом облике произойдёт?       Фарвил, заметив, что я временно выведена из строя, да и к тому же, нахожусь непозволительно далеко, пятится назад, скользя и оступаясь на ступеньках. «Папаша» уже приготовился для последнего броска, когда я, проклиная ту самую секунду, которой мне не хватает с того самого момента, как мы пришли в дом Эмбри и нашли его дневник, старательно забываю о физической боли и бросаюсь вперёд.       Было бы дело в игре, — я бы увидела, как на весь экран расцвела роскошная огненная вспышка, за которой не видно абсолютно ничего. Теперь же ощущения были гораздо более мерзкими и противными, — уже потому, что я была не в игре, а присутствовала здесь лично. Но одно оставалось общим, — на несколько секунд я, казалось, потеряла зрение, только почувствовала, как меня обдало нестерпимым жаром, от которого на мне затлела шерсть.       Казалось, что тот самый огненный шар, направленный в меня Мареном тогда, в темнице Хелгена, и благополучно разбившийся о каменную стену, всё-таки отлетел от неё бумерангом и нашёл меня спустя долгое время.       Глухо рыкнув, я пячусь назад и не чувствую под собой пола. Или то, что без конца качается в разные стороны и то взлетает, то падает вниз, это и есть пол? Оглушённая и полуослепшая, я села и начала кашлять и трясти головой. Вонь стояла такая, что я пожалела о своём новом хорошем обонянии, потому что запах стоял просто невыносимый. Но в то же время он казался мне… приятным?       Наконец дым немного развеялся, и я смогла увидеть Эмбри, полуоглушённого и валяющегося огромным комом дымящейся шерсти в углу. Я ожидала чего угодно. Например, почувствовать смрад палёной роговицы, сладковато-тошнотворную вонь горелой плоти, отвратительно-свежий, металлический запах крови, как тогда, по дороге в Вайтран, когда я сжигала тела убитых мародёров и солдат, но вместо этого я унюхала что-то гораздо более привлекательное.       Еда! Это была еда. Более того, — все присутствущие здесь, в доме, были едой. Потенциальным обедом или ужином для тяжело раненого вервольфа в моём обличье, пострадавшего в бою.       И снова моё сознание раздвоилось.       Звериное чутьё подсказывает, что есть один способ восстановить если не всё потраченное здоровье, то хотя бы большую часть, и это будет… Нет, нет, нет! Даже думать не хочу! Но оборотень в моём лице, вернее, морде, инстинктивно принюхивается и к валяющемуся Эмбри, и к Марену, забившемуся в угол.       Один из них — добыча. Лёгкая добыча, с которой ты справишься и которая вернёт тебе здоровье.       Абсолютно не к месту вспоминаю, как давным-давно, в другом мире, много лет назад, жила-была молодая женщина Маша, и она была заядлым геймером. И один раз, когда у её персонажа была битва с боссом, а все лечилки закончились, она открыла для себя, что даже еда может выступать отличным способом лечения. Мешки с мукой, например. Или даже сырое мясо. Ну, в человеческим обличье я бы и не смогла сырое мясо есть… а вот в облике вервольфа…       Чувствуя, как зрение начинает застилать зловещая красная пелена, я задерживаю дыхание и стараюсь не моргать. А что, если я сейчас моргну, то что я увижу потом? Ну, если я просто порву на куски Эмбри, — полудохлого или полумёртвого, — это будет как «полбеды» или всё-таки нет? Зверь же.       Волк-оборотень.       Имею право.       Или… нет? Не имею?       В груди жгёт от нехватки кислорода, а перед глазами помимо красной пелены пляшут хлопотливые чёрные мушки. Главное — не вдохнуть прямо сейчас. Не вдохнуть запах живого существа, которое находится так заманчиво-близко от меня, не почувствовать исходящий от него запах добычи.       Запах страха.       Главное — продолжать думать. Думай о чём угодно! Хоть о том, как ты выпивала с сестрой! Вспомни ваш дом на Косомольской! Хоть словарь матерных слов вспомни! Ну же, давай!.. Нет, я не помню. Я уже ничего не помню, что было раньше. Я не помню ничего и никого…       «Папаша», которого я ошибочно приняла если не за умирающего, то за полумёртвого, встаёт на трясущиеся лапы и направляется во мне. И не радует даже то, что ему, судя по всему, немногим лучше, чем мне: как-то вариант отправиться к Хирсину, да ещё и в один день и вместе, меня не очень-то и радует.       «Наверное, сейчас будет последний бой…» — подумала я, приготовившись к последнему броску.       Кажется, человек просыпается во мне с осознанием никуда не девшейся опасности — и наконец прогрузившийся словарь матерных идиом, слов и выражений, оказавшийся неожиданно богатым, напомнил человеку во мне о том, что он — человек, а не зверь.       Мда. Но всё равно, далеко не ангел.       Страшно уже не было; да и вообще, было такое ощущение, что всё происходило или во сне, который я наблюдаю со стороны, или вообще не со мной. Меня больше не было, — а вокруг был просто чей-то горячечный бред, или сон во сне.       Краем глаза я отметила, что Фарвил трясущимися руками открыл какой-то флакон и, скривившись, выпил его содержимое; что это могло быть и для чего было нужно, я так же отстранённо понимаю секундой позже.       Лёгкий взмах тонкой руки, от которого всколыхнулся рукав мантии мага-новичка, и в ту же секунду с характерным и давно знакомым иномирным звуком открывается голубоватый портал. Почему-то этот звук никак не мешается с окружающим столпотоворением и проходит сквозь него, как раскалённый нож сквозь сливочное масло. Не знаю, какое лицо было у призванного Фарвилом дреморы, — но в этот момент перед ним стало как-то стыдно.       Казалось, при виде рогатого красавца из Обливиона, одетого в закалённую даэдрическую броню, человек и зверь в моём сознании переглянулись.       Человек подумал, что за беспорядок должно было бы стать стыдно… А зверь промолчал и просто махнул лапой на такие мелочи.       «Интересно, а этот чёртик как-нибудь разберётся в нашей «собачьей свадьбе», где кто — или нет? — успеваю подумать я — Потому что мне кажется, что «папашу» надо бы и прибить, в медицинских целях.»       «Чёртик» то ли оказался пацифистом, то ли таким же воином, как и его призыватель, потому что, посмотрев на происходящее, он вспомнил популярную в Обливионе поговорку «свои кланфиры дерутся — чужой не лезь», и пошёл вниз по лестнице, сбивать замок, не до конца открытый Эмбри.       Следя за демонстрацией навыка взлома, которым так и не смог овладеть призванный дремора, Фарвил подумал, что ему определённо придётся что-то делать самому.       Иначе Мария погибнет.       И почему-то он не мог избавиться от мысли, что всё происходящее случилось исключительно по его вине. Хотя… это, может, со стороны было виднее, и его Мария обязательно успокоила бы его, сказала бы, что он ни в чём не виноват… Но другое дело, что «сторона» в этот момент была очень занята: она с переменным успехом пыталась отправить к Хирсину того, кто представился, как её отец.       «Азура… Неужели у всех оборотней такие отношения с родителями? — потрясённо думал Марен, сжавшись в калачик на лестнице — Но он же её убьёт! Что же мне делать? Что делать?»       Позвать кого-то на помощь было далеко не самым лучшим решением, — да и, к тому же, не особенно реализуемым. Во-первых, — для этого надо было выбраться наверх, а потом пересечь большую комнату, постоянно рискуя попасть кому-нибудь под горячую лапу. Кроме того, Марен ещё хорошо помнил, как его здесь приняли за некроманта и разбойника и отправили в Вайтран, в тюрьму, и только чудом Мария смогла спасти его по дороге. А что, если сейчас любой селянин вместо того, чтобы помогать, позовёт стражника? И он сам не сможет спасти Марию, — и его самого в этот раз не спасёт уже никто.       Огненный шар, кажется, попал в цель… но, увидев, какой именно результат был от его вмешательства, Фарвил запоздало вспомнил, что это, вообще-то, было заклинание по площади. Каким-то чудом Марии удалось увернуться, — хотя, учитывая, что и сам горе-заклинатель не сразу увидел, что именно произошло, на время ослеплённый своим же собственным заклинанием, он мог только надеяться на то, что у него получилось не так плохо, как могло, — и что Мария его потом простит.       Но если он всё-таки позовёт хоть кого-нибудь… Вопросов не было, но от этого не было менее жутко.       Верная гибель для них обоих, и каждый умрёт в одиночестве.       Дремора, быстро сбивший замок, некоторое время стоял рядом с Фарвилом и с нечитаемым выражением смотрел за происходящим. Должно быть, он уже не вполне понимал, кто здесь свой, а кто чужой; по правде говоря, и сам эльф уже с трудом ориентировался в происходящей свалке.       После небольшого перерыва грызня продолжилась, но теперь мне почему-то казалось, что осталось совсем немного. Сознание прояснилось, и я всё сильнее чувствовала, что Эмбри движет исключительно животная ипостась и звериная ярость. А ведь сила без разума вроде бы как непобедимой не становится, не правда ли? Кажется, роли поменялись и теперь уже у меня, а не у Эмбри, выработалась определённая тактика, — а по всему дому были разбросаны готовые материалы и учебные пособия по столярному мастерству на тему «Как дать дуба в домашних условиях. Пособие для новичка».       В какой-то момент всё так закрутилось в бешеной карусели, что я перестала понимать, где у меня морда, а где хвост, — а потом и вовсе перестала ощущать что бы то ни было и просто махнула лапой на это бесполезное занятие. Один чёрт, что-нибудь, но в этой разборке у меня пострадает ещё больше, чем сейчас, — а потому, как говорила великая королева здорового пофигизма Скарлетт О’Хара, об этом я подумаю завтра.       Вот, правда, мне о моём «завтра» надо было подумать уже сейчас, причём «папаша» явно не собирался облегчать мне задачу; да и Скарлетт в своё время тоже было легче, чем мне. Потому что, насколько мне известно, предприимчивая американка никогда в ходе повествования не отращивала хвост, да и предпочитала ходить на двух ногах, а не на четырёх лапах.       А тактика моя была простой, незамысловатой, — и по-звериному ясной и жестокой.       Просто вцепиться «папаше» зубами в горло — и не отпускать. Потому что иначе ни я, ни Фарвил просто не выживем. А что, если и сам Эмбри был человеком, мягко говоря, таким себе? А потому и в образе окончательно берега попутавшего вервольфа стал опаснее кого-нибудь из стаи? А ведь Эйла говорила, что некотрые из них, вернее, теперь уже из нас поддаются влиянию инстинкта и полностью теряют человеческий разум. Интересно, сколько его у прежнего Эмбри вообще было…       Разгромленная комната крутилась вокруг меня в бешеном ритме неизвестного науке танца, причём я совершенно не к стати вспомнила про известного мангуста и его сражение с Нагайной. Блин. Ну, почему я всегда вспоминаю то, что не нужно, и в самый неподходящий момент? Кажется, мангуста тогда спасли люди, а именно, человек с ружьём; сейчас же в средневековый мир магии, ружья ещё не завезли. Мангустов вроде бы как тоже.       Но я же поумнее какого-то молодого мангуста и старого волка буду, так ведь? Или… не так? А значит — пока я ещё жива, надо попробовать один приём, и если не получится это, то тогда… Да всё получится, Машка. Потому что другого выхода нет. И если ты умрёшь, то тогда уж точно ничего не будет. И ты ведь не умрёшь, не так ли? Ты не позволишь себе такого предательства и такой подлости?       Деревянные ступеньки, выщербленные от времени, скользят от пролитой крови, и Марен сдерживает дыхание, старается случайно не посмотреть под ноги, не увидеть, почему именно он так скользит.       «Это просто вода, — шепчет он в полуобмороке, — просто кто-то разлил воду… Мария пришла из другого мира, она что-то хотела рассказать мне, но не успела, потому что нас отправили в Ривервуд. А сейчас… О, Азура, какой кошмар… забери меня к себе, прошу тебя. Я не воин, не герой и не самый достойный эльф. Я просто слабый и трус. Я ничего не умею, ничего не могу и только приношу одни неприятности. Во всём виноват только я один. Не зря же от меня все отвернулись, кроме Марии. А Мария сейчас погибнет там, наверху… Если бы меня не было, сейчас Мария была бы в безопасности, и никто не заставил бы превращаться её в оборотня. И она не оказалась бы в Ривервуде… Всем было бы лучше, если бы меня не было, и мне самому тоже.»       За спиной продолжает ломаться оставшаяся мебель, где продолжают биться насмерть два свирепых могучих хищника. Фарвил пробовал понять, на чьей стороне перевес, но, к своему стыду, понял, что у него почти не осталось магии, и даже зелья больше не могут её восстановить. К тому же, слишком много сил уходило на то, чтобы позорно не упасть в обморок, чтобы очнуться потом уже в Этериусе.       Про то, что он и так помог своим огненным шаром, и правда, оказавшим Марии неоценимую услугу, он и не подумал. И Фарвилл бы очень удивился, если бы узнал, что свою будущую победу, которую его госпожа решила в прямом смысле слова выгрызть зубами, она решила посвятить ему.       Пол опасно качнулся и накренился, и Фарвил, пытаясь ухватиться хоть за что-то, в полуобморочном состоянии ввалился в подвал, который теперь усилиями Эмбри и дреморы был открыт.       Стало тихо, и все звуки Нирна пропали за космическим звоном в ушах. Ноги подгибались, и руки, казалось, налились свинцовой тяжестью, будто на плечи давил какой-то великан.       Наконец разноцветный клубящйся туман перед глазами слегка рассеялся, и Марен без сил опустился на пол, бесславно сползая по стенке. Он не сразу смог увидеть то, чего в подвале в принципе быть не могло. А именно — какую-то истощённую фигуру, прикованную к стене ржавыми цепями, в истлевшей одежде и кажущуюся привидением.       — А ты кто? — шёпотом спросил Фарвил, протирая глаза, чтобы убедиться, что зрение его не обманывает.       Привидение медленно повернулось к нему, словно не до конца уверенное в том, что с ним и правда кто-то разговаривает.       — А ты… живой? — прошелестело привидение.       «Эмбри кого-то запер в этом подвале! — ужаснулся Марен — Я должен помочь, я обязательно должен помочь! Я не могу оставить их здесь одних! Азура, что же здесь происходит?»       Как бы ему страшно ни было, желание помочь и защитить было сильнее. И этого незнакомца, который был заперт в подвале, и Марию, которая осталась там, наверху, совсем одна. Одна, и без помощи кого бы то ни было! Он обязан её защитить! Про то, каким именно образом, он ещё не знал, — но был готов защищать её даже ценой собственной жизни.       Дверь подвала, кажущаяся открытой дверью в другой мир, манила к себе и притягивала. Пленник внимательно смотрел на то, что происходило за ней, и, казалось, от волнения даже забывал дышать. Как, оказывается, огромен мир, и как в нём много людей! И там, наверху, есть кто-то ещё…       Послышался шум ожесточённой борьбы, короткий болезненный вскрик, треск выламываемой двери, — и всё стихло. А незнакомец в тёмной мантии скатился по лестнице к самому её подножью и остался лежать на полу, как тряпичная кукла. Казалось, его кто-то сбросил сверху, и теперь пленнику было интересно узнать, кто же именно — и что там произошло. Жаль только, что тот человек, который приходил к нему и рассказывал разные вещи, сегодня не пришёл. Потому что он ждал его, но тот так и не появился.       Наверху послышалось какое-то шаркание, шуршание, сдавленный стон, хруст чего-то, стук двери и плеск воды, и наконец всё стихло. Немного погодя раздались другие шаги, — тяжёлые и неуверенные, будто шёл поломанный автоматон.       Император только что проснулся, когда в его покои ворвался один из его приближённых и, по привычке оглядевшись по сторонам, передал сообщение, запечатанное для верности заклинанием.       Нетерпеливо раскрыв его, император сразу же прочитал его — и ему показалось, что земля ушла у него из-под ног:       «Кажется, мы нашли твою дочь. Остаётся только убедиться, жива она или нет.»       И в ту минуту расстроенный и обрадованный отец был готов убить того, кто посмел так над ним поиздеваться, отправив это сообщение.