Старые привычки, умирая, кричат

Дыхание дракона обожгло до костей. Буквально, каждая косточка была в агонии, а душа уже давно рвалась покинуть тело, которое за несколько секунд превратилось в пепел. Висенья встречала этот огонь с открытии глазами, сжатыми кулаками. Глаза дракона — золотые — смотрели прямо в её, фиолетовые, и Висенья не чувствовала страха. Она, внезапно, почувствовала освобождение и руки матери, которые обнимали ее. «Бедная, бедная моя девочка», — Висенья удивилась, слыша голос матери, но она была так спокойна, растворяясь этом огне, что встречала эти слова с благословением. Пусть мама говорит, пусть успокаивает её. Она, в конце концов, тоже еще ребенок! Ей нужна семья. — Мой маленький мальчик, — тихо сказала она, гладя волосы сына. — Тебе было больно, я верю… Она превратилась в пепел, как и полагает ей — предательнице семьи. — Висенья! — она открыла глаза чересчур резко, услышав свое имя. Голова раскалывалась, а в горле до сих все пекло от крика, который к тому же стоял у нее в ушах. Сколько она так проспала неизвестно. День или два…может, три? Она практически ничего не могла вспомнить с той ночи, лишь лицо её сына, в страхе и ужасающий крик — чей? — который еще долго будет отбиваться эхом в стенах замка. — Посмотри на меня, — теплые и мягкие руки подняли ее голову и Висенья взглянула на Алисенту, сидящую перед ней. Жалость и скорбь. Вот, что было в глазах Алисенты, пока её руки гладили лицо Висеньи. — Дайте королеве успокоительный чай и, где черт возьми, Эйгон? Она не слышала ответов, но чувствовала как руки Алисенты исчезли, а вскоре ей помогли выпить горячий и сладкий, даже приторный, чай. — Как Нейрис? Где она? — За ней присматривают мейстеры. Когда тебе станет лучше, я приведу её. Выпей еще. Алисента положила свою руку на колено Висеньи и только сделав еще несколько глотков, она поняла, что находилась не в своих покоях, а в комнате Эйгона. Верно, её покои теперь были в крови её собственного сына. — А Эйгон? Алисента тяжело вздохнула, опуская глаза на несколько секунд. — Ты спала два дня, — каждое слово было настоящим испытанием для Висеньи еще и потому, что она слышала боль, которая ядом пропитывала все вокруг. Нет, она не могла больше все это терпеть, больше нет. — Эйгон переживает по своему. — Он приходил? Алисента замолчала и Висенье не требовалось повторять дважды, чтобы понять, что её муж не приходил. Что ж, это и не стоило ожидать — он никогда не приходил, когда ей было плохо, он просто не умел делить боль. Он либо сам тонул в этой боли, либо затягивал еще кого-то, но он не умел делиться ею и делить. — Отдохни, я приду позже. Алисента сжала её руку, а потом, неожиданно, поцеловала в горячий лоб. Висенья закрыла глаза и снова уснула, надеясь, что в это раз дракон не сожжет её до костей. *** После похорон ей не стало легче, но стало спокойнее. День за днем, неделя за неделей, Висенья все больше позволяла себе дышать полной грудью, теперь лишь удалившись в заботу о дочери. К несчастью, Нейрис замолчала, закрылась в себе и теперь ей требовалось уделять дочери все больше и больше внимания, пытаясь вырвать ту из объятий тьмы. Она не могла позволить забрать у нее и дочку. С Эйгоном все так же было тихо и спокойно. Он уходил из покоев рано, возвращался слишком поздно, а Висенья и не просила иного. Она закрывала уши, когда заходил разговор о новом наследнике и все чаще закрывала глаза, когда муж пытался склонить её к долгу. Висенья словно снова возвращалась в начало, когда любое прикосновение вызывало у нее отвращение и страх. Сейчас же ей просто хотелось, чтобы все закончилось как можно раньше. Настоящее спокойствие ей приносила Айракс. Висенья могла все свободное время проводить с ней, иногда даже приводя Нейрис. К несчастью, даже дракон не могла разбудить девочку из её сна, в котором она осталась в ночь убийства её младшего брата. Но бывало и искренне счастье, когда Нейрис гладила крыло или спину Айракс, улыбаясь своей детской и наивной улыбкой. — Драконы…свободные, не то, что мы, не так ли? — Висенья вздрогнула, услышав голос мужа за спиной. Она стояла на верхней башне, наблюдая как Айракс кружится над городом. Она была несколько беспокойной, что дарило беспокойство и самой Висеньи. Она не знала, что будет в будущем, более того, она несколько боялась его, но как же ей хотелось чтобы в этом будущем было место для нее и Нейрис. У нее больше не было другой семьи. Ей еще следовало понять, почему был убит её сын. Нет, это определено не был приказ её матери. Рейнира так сильно любила свою единственную дочь, что никогда бы не могла подарить ей такую боль. Все было не так. — Ты король. У тебя свободы больше, чем у всех нас вместе взятых, — Висенья усмехнулась, смотря на мужа. Он поровнялся с ней и положил свою руку рядом с её, на холодный камень, но так и не придвинулся ближе, чтобы хоть как-то тронуть её. — У пастуха, который мочится под деревом где-то возле Стены свободы больше, чем у меня. — Что ж, — Висенья хмыкнула и только тогда посмотрела на него. Первый раз со дня трагедии, из глаза были направлены друг на друга. — Ты хорошая королева, Висенья, но еще лучшая жена и мать. — Я стараюсь, Эйгон. — Ты лучше, чем моя мать. Ты мое прошлое, настоящее и будущее, Висенья. Он погладил её руку, каждый палец, мягко, проводя по рукаву вверх. Глаза Эйгона не переставали быть направлеными на Висенью, пока он проходил этот путь. — Я хочу отомстить им. За нашего сына и за ту боль, которую ты испытываешь. Висенья не хотела спрашивать, кому конкретно Эйгон собирался мстить, зачем и почему, она не стала объяснять ему, что месть не будет лучшим решением в столь штормовой час. Вместо этого, она прижалась к его губам, целуя, потому что ей нужен был этот поцелуй, чтобы почувствовать, что внутри еще что-то жило. Его руки прижимали Висенью все ближе и ближе и она была благодарна за то, как сильно он сжимал её ребра. Эта боль давала ей чувствовать себя живой и нужной. Но этот поцелуй не продлился и нескольких минут. Эйгон отпустил её, прервал то, что начала Висенья, а потом потупил свой взгляд вниз, словно извиняясь. — Ты можешь делать со мной все, что ты хочешь, пока я позволяю тебе, — тихо проговорила ему это Висенья, после чего развернулась и ушла прочь, оставляя теперь уже Эйгона наблюдать за Айракс, которая становилась все беспокойнее. Когда море успокоилось, когда солнце было сменено луной, когда волк завыл в попытке собрать свою стаю, Айракс наконец вернулась в Драконье Логово.