Старые привычки, умирая, кричат

— Славный мальчик, — Эйгон поцеловал сына в маленькую светлую макушку, укладывая его обратно в кроватку и укрывая мягким одеялом. Детские ручки тут же ухватили краешек одеяла и мальчик закрыл глаза, засыпая. Эйгон еще никогда не чувствовал такого умиротворения. Ни вино, ни женщины не давали ему этого чувства. Эйгон не знал, до момента рождения детей, что семья может не ранить, не давить, не требовать, а отдавать, оберегать, ценить. Всегда потерянный в море сомнений в себе и не любви к собственному отражению, Эйгон нашел себя довольным в объятиях жены и детей. Эти трое имели на него то влияние, которое он ранее не желал от других людей. Но теперь все поменялось. Ему было необходимо, как слепой нуждался в поводыре, то внимание и та любовь, которую давала ему его семья. Будучи ребенком, Эйгон всегда был недостаточным для матери и отца, но для Нейрис и Джейхериса было все равно. Они были его детьми и Эйгон делал все, чтобы его было достаточно для своих же детей. С Висеньей, конечно, все было сложнее. Он боялся, видя в ней собственную мать, даже не сестру. За те года их брака, Висенья становилась похожа на Алисенту в своих высказываниях и действиях, но в отличии от его матери, жена не была холодной. Висенья умела любить. Он видел, как она любила его детей. Иногда, Эйгон мог получать ту толику любви и к собственной персоне, но лишь тогда, когда делал то, что Висенья ожидала от него. Что ж, действительно, его мать имела влияние на них всех, хотела оно того или нет. И все таки, он был благодарен за то, что Висенья была его женой. Она была нежной, спокойной, упрямой, а еще она прощала. Господи, сколько же она прощала ему, хотя он ни разу не просил ее прощения. Часто, будучи пьяным, в объятиях очередей шлюхи, Эйгон представлял, сколько всего он готов был сделать для нее, если бы Висенья только просила. Когда же его опьянение проходило, Эйгон был подавлен, игнорируя все просьбы жены. И этот порочный круг еще долго не будет разорван. Вино, шлюхи…Эйгон прятался в их объятиях лишь затем, что хотел спрятаться от всего мира. Недостаточно хорош для жены — достаточно хорош для шлюх, чтобы не задавать вопросы. — Тебе тоже пора спать, маленькая принцесса, — Эйгон так же поднял аккуратно на руки Нейрис, целуя ту в щеку. — Хочешь тебе прочтут сказку о драконах? О великих и ужасных. Маленькая улыбнулась, что-то проговорив на лишь ей понятном языке и Эйгон передал малышку няне, оставаясь наконец наедине. Покой его не длился, однако, долго. Висенья спокойно, как и всегда, зашла в свою спальню. Она скинула перчатки, что значило, что она проводила время со своим драконом. Ветер уничтожил её прическу, а дождь позволил промокнуть верхнему плащу, но девушка все равно была прекрасна в глазах Эйгона. — Ты стал появляться здесь чаще, муж мой, — она усмехнулась, скидывая с себя плащ и оставаясь в синем костюме для полетов. — Хотел провести время с детьми. Как полетала? — Если бы не дождь, было бы лучше. Эйгон стал напротив жены и посмотрел на нее, убирая влажные волосы с её шеи и лица. Лицо жены не дрогнуло, она так и стояла, снимая с себя серьги и ожерелье. — Завтра присоединишься к собранию? — Я бы хотела, к слову, с тобой это обсудить, — Висенья налила вина и протянула Эйгону бокал. В комнате становилось все теплее, хоть за окном гроза только и усиливалась. — Не думаешь, что нужно начать избавляться от плута под крышей? — О чем ты? Они стояли друг против друга, абсолютно не похожи. — О деснице. Отто умный и изобретательный, а еще он честолюбив. Однако он не видит в тебе мужа. Лишь мальчика, своего внука, не короля, а для десницы это недопустимо. Эйгон молчал, продолжая глазам следить за тем, как Висенья ходит с угла в угол, продолжая свой монолог. — Твоя мать сделана из того же теста. Она не видит в тебе угрозу, лишь своего маленького ребенка. Наверное, все матери такие, — Висенья улыбнулась кончиками губ. — Потому тебя и не слушают на совете. Ты для них лишь удобная кукла против моей матери. — Я понял к чему ты ведешь. — Я не о наследнике трона, Эйгон, — Висенья прошла и села напротив него, на мягкий пуфик. Она взяла его руку в свою, мягко сжимая. — Я о том, что королю не нужны люди, которые сомневаются в его способностях. Глазом не моргнешь, как они уберут тебя и посадят Эймонда. Или кого-то более удобного, ведь неважно. Заставь сначала их бояться себя, а потом и мою мать. Висенья смотрела на него мягко, заискивающе. Его взягод ломался, она видела это и наслаждалась тем, что её слова попали в точку. Пусть будет так, вздохнула королева, пусть он начинает думает не только об удовольствиях в жизни, а еще о том, как эту жизнь сберечь. — Мы король и королева, мой дорогой, а наш сын будет наследником. Твоя мать и отец не Таргариены, они не могут решать, что хорошо для короны. Но ты и я, — она ткнула пальцем в его грудь. — О, мы можем. Последние слова были сказаны шепотом, но для Эйгона они было громче грома за окном, громче Богов и молитв. Он кивнул раз, потом два раза и снова поднял глаза на жену. Слезы в его глазах показались Висенье благим знаком того, что она стала на правильный, свой путь. — Я хочу, чтобы ты любила меня, — спустя несколько минут он уже плакал. Висенья лишь пожала плечами, делая глоток вина. — Так сделай что-то. *** В замке становилось все холоднее и сырее. Слуги то и дело, что подкидывали в камин поленья, зажигали свечи по всем покоям, приносили теплые одеяла. В покоях же десницы, по мнению Висеньи, было чересчур жарко, что ей даже пришлось снять шаль с плеч. Она оглядывалась по сторонам, впервые оказавшись в этой комнате. Взгляд блуждал по старым книгам, пыльным полкам, канделябрам и десятках разных свитков. — Принцесса, не ожидал вас здесь увидеть, — Висенья усмехнулась от того, что застала Отто врасплох. — Королева, — она кивнула, все так же с улыбкой смотря на Отто. — Я хотела поговорить с вами, а это единственное место без лишних ушей, так что прошу извинить меня за приход без приглашения. — Имеете право, я полагаю. Чаю? — Нет, разговор не будет долгим, — она не переставала улыбаться, однако теперь села в глубокое кресло, складывая руки вперед себя. Кольца на её руках блестели, а фиолетовый дракон на черном платье блестел в огне от свеч. — Эйгон одной ногой от того, чтобы сместить вас с должности. Десницу трех королей… — Что же держит моего внука от сего шага? — Отто вновь усмехнулся, наливая себе вина, но не предлагая этого Висеньи. Она проследила взглядом за его движениями, лишь немного вскинув бровь. — Полагаю неопытность и страх. — Королю нельзя бояться. — Я тоже так думаю, но мы имеем что имеем, а потому и должны работать с этим, — Висенья выдохнула. Что ж, по крайней мере, с Отто было о чем говорить. Она не имела столько опыта как он, она не была сильна в интригах, но то, что десница уже слушал её — это меленькая победа. Эйгон обычно не доходил до этого момента. — К чему вы ведете? — Я буду говорить Эйгону, чтобы он не думал убирать вас. Вы же, будете поддерживать меня в том, чтобы не влезать в мои дела. Мужу полагает слушать жену, особенно, такую как я и Эйгон понимает это. Я не собираюсь помогать моей матери взять трон, больше нет. Но я собираюсь помогать Эйгону править, ради общего блага, ради королевства. — В чем же моя выгода? — В том, что мы оба поможем Эйгону быть королем, которого мы хотим видеть на троне, — она победно улыбнулась, окончив свою речь и с ожиданием смотря на Отто. Тот вернул ей улыбку и на минуту лишь в его глазах промелькнуло сомнение, сменяемое гордостью. Они вырастили эту девочку в то, что теперь жило в этом замке. Девочку, которая может показывать зубы, потому что имеет на это право. — В игру вступаете еще и вы? — О, ну что вы, — она встала, возвращая шаль на плечи. — Я всего лишь жена и мать, я вряд ли имею право на много. Но меня беспокоит королевство и война, я её не хочу. — Вы бы могли достичь успеха, помогая Рейнире вернуть трон. Висенья коротко кивнула, пожимая плечами. — Я уже предала её, я не желаю теперь предавать мужа и детей. Чего не сделаешь ради тех, кого любишь. Доброй ночи, — она вышла из его покоев, не дождавшись ответа, но чувствуя, что из сделка была подписана. Пусть словами, но иногда это даже ценнее, нежели кровью на бумаги. Висенья тихо ступала по замку. Она направлялась в библиотеку, чтобы взять книги по военному искусству дабы почитать перед сном. Девушка давно не ложилась вовремя, досиживая едва ли не до рассвета. Все равно Эйгон почти не ночевал с ней, а Джейкерис был настолько беспокойный малышом, что он то и дело вынуждал её подходить к своей кроватки. Только оказываясь в маминых теплых объятиях, принц засыпал. Поднявшись по лестнице вниз, Висенья услышала однако громкий детский плач и крик горничной. Ее сердце упало вниз, когда она поняла, что плакал её сын, а после добавился еще и плач дочери. Она подняла юбки и побежала к своей спальне, забывая совершенно обо всем. Сейчас была лишь одна цель — добраться до своих детей и разобраться, что же случилось. — А вот и Её Величество, — худой мужчина в обносках и с соответствующим запахом стоял посреди комнаты, держа в руках её сына. Другой же, крепко держал за руку Нейрис, прижимая нож к её горлу. — Что… — прошептала одними губами Висенья, смотря на горничную, которая уже была без сознания. — Кто вы такие? Что вам надо? — Правосудие не может ждать. — Кто вас послал? Она было ринулась к ним, но тот что был выше прижал нож к щеке Нейрис, делая небольшой надрез и заставляя ту плакать еще сильнее. Висенья остановилась. — Какие у вас условия? — прошептала она. — Королева желает правосудия. — Рейнира? Моя мама? Вопрос очевиден поставил их в недоумение. Откуда же им было знать, кто здесь кому приходится. Этих Таргариенов в их любви к межусобным бракам точно не понять. — Я заплачу вам. Я сделаю все, что вы хотите, только отпустите детей. Они не виноваты ни в чем, — Висенья не плакала, не умоляла. Она говорила спокойно, размеренно, с надеждой и решимостью в глазах. — Седьмое Пекло, Деймон ничего не говорил о том, что это дочь Рейниры. Нейрис отпустили и девочка кинулась к матери в объятия, но сына — нет. Висенья подняла дочку на руки, прижимая к себе, пачкаясь в её крови и отворачивая от сего деяния, ожидая лишь когда отпустят её сына. — Черта с два, мы не уйдем отсюда без мальчишки. Сын за сына. Висенья лишь успела закрыть глаза, тяжело втянуть воздух, когда услышала звук меча, плач её маленького сына и тишину. О, как же она ненавидела тишину! Это липкое чувство, когда ты слышишь как бежит кровь по венам, как громко бьется сердце в груди, как потеют ладони и как все наливается свинцом. Висенья так и стояла, не в силах открыть глаза, услышав лишь как те двое тихо ушли из покоев, словно их там и не было. — На помощь… — одними губами прошептала Висенья. Куда делся голос? Она открыла глаза, смотря на тело сына, без головы, лежащее в луже крови. Если бы не Нейрис в руках, она бы свалилась прямо здесь, утопая в этой крови, захлебываясь в ней от боли и отчаяния, от того, что его убили. Боги наказывают её, Висенья знала, и все за то, что она обратила свои знания и силу против своей семьи. — На помощь! — уже громче прокричала она, вытирая слезы, которые теперь подступили к глазам. Через десять минут стражи сбежались на крик, через пятнадцать Алисента забрала из её рук Нейрис, а через двадцать Висенья упала камнем без сознания на тот пол и кровь окрасила ее платье в красный. Как и подобает Таргариену.