Железо и лед

Маленькая фигурка пробежала через сады лотосов, спрыгнула с деревянного моста и перепрыгнула через огромные кувшинки, словно лягушка. Один, два, три, четыре, пять — затем прыжок и вверх на травяную тропинку, скользя между группой испуганных женщин, которые изо всех сил старались не уронить свои корзины из-за ребенка, проносившегося сквозь них на четвереньках, словно маленький зверек. Сандали стучали по бамбуковой ограде, ритмично барабаня, когда Канао быстро двинулась в погоне. Она спрыгнула с ограды, чтобы приземлиться на вершине перил моста, балансируя так же ловко, как кошка, прежде чем броситься вперед на каменные ступени, ведущие вниз от главной коммуны* к фермерской зоне. Она последовала за четвероногой фигурой, когда она пробежала половину каменной лестницы и метнулась влево. Сладкий запах цветов стал насыщеннее, воздух прохладным и спокойным. Весна была теплой и солнечной в Культе Вечного рая, сливовый сад был ярким с пушистыми розовыми и фиолетовыми цветами. Другие деревья по ту сторону горы были такими же цветущими, готовясь к предстоящему лету, но она шла за сад. Она знала своего младшего брата достаточно хорошо, чтобы знать куда он пойдет, и последовала за ним перепрыгивая через небольшой забор к длинным рядам сливовых деревьев. Простые грунтовые тропинки бежали вниз по каждому ряду, с редкими ведром и повозкой, ожидающими сезона сбора урожая. Канао приземлилась почти бесшумно на входной тропе, глаза метались по широким стволам сливовых деревьев. Густые цветы, как цепляющиеся за ветки, так и покрывающие землю, могли затруднить поиск кого-либо, но они также давали Канао след, по которому можно было идти. Ее острые глаза заметили нарушение в одеяле лепестков на тропе, где были маленькие руки и ноги. Она последовала за ним, прыгая в маленькие щели между лепестками, продолжая преследование. Время от времени она слышала порхание птиц над деревьями и постоянное гудение пчел, карабкающихся по цветам, или даже голоса людей, идущих по каменной дорожке рядом с садом сливовых деревьев. Канао проигнорировала это, осматривая землю, пока она кралась по дорожке. Несколько цветков упали с пушистого навеса над головой, приземлившись на ее темные волосы, которые были собраны в неизменный боковой хвост и стянуты блестящей заколкой в ​​виде лотоса. Канао продолжала идти по следу в потревоженных цветах, пока он не исчез, и ее взгляд метнулся к ближайшему стволу дерева, отметив небольшие отметины на коре, где маленькие ногти впились в нее. Она остановилась, глаза пристально изучали ветви дерева над собой. Они были густыми, покрытыми такими пушистыми цветами, что ее зрению было трудно сквозь них проникнуть. Но птицы дали ей знать, где находится ее добыча, трепетом крыльев, когда небольшая стая воробьев взлетела с нескольких деревьев, и Канао бросилась вперед. Она услышала шипение сверху, а затем шуршание конечностей. Канао последовала за темной фигурой, прыгая с ветки на ветку с ловкостью белки, выжидая подходящего момента для удара. Меньшая ветка опасно согнулась под тяжестью, которая зацепилась за нее, и она прыгнула, схватив тощую лодыжку и выдернув Иноске из ветвей дерева, когда он закричал в знак протеста. Они оба приземлились с глухим стуком на траву и лепестки, Иноске подпрыгнул на коленях Канао, когда она надежно его поймала. «Я поймала тебя» — без всякого выражения сказала Канао. Иноске надул свои пухлые щеки, извиваясь в ее объятиях и размахивая руками: «Потому что я споткнулся об эту дурацкую тележку! Ты бы меня не поймала. Какой-то придурок ее туда подложил. Это их вина!» «Двадцать три из сорока пяти», — продолжила она, взъерошив темные волосы Иноске. Они достигали его плеч дикими рваными прядями, кончики были ярко-голубыми. Его большие зеленые глаза были прищурены, глядя на нее, растроенный из-за своего проигрыша. Она отпустила его, и Иноске тут же вскочил на ноги, выпятив маленькую грудь. Его кожа была в грязи и пыли. Его штаны хакама были испачканы грязью, а к темно-синей ткани прилипли несколько частично раздавленных цветов. «Еще не ночь! Я могу победить!» — сказал он топая босой ногой и скривив лицо в праведном гневе. К большому отчаянию Мисаки и других пожилых женщин, Иноске просто ненавидел рубашки со страстью и срывал их, как только у него появлялась возможность. На праздниках его можно было уговорить надеть их, но они должны были быть из самого дорогого шелка, чтобы не раздражать его чувствительную кожу. В противном случае он просто бегал в одних брюках, даже обувь ему не нравилась. Неважно как часто его ругали или насколько холодной становилась зима, он просто корчил рожи или кривлялся тому кто жаловался. Канао и Доума не заботились о привычке Иноске, которую он всегда использовал в качестве оправдания, когда кто-то жаловался на нее. Обычно это были «вонючие затхлые старички», как говорил шестилетний ребенок, что просто рассмешило Доуму, когда однажды Кенджи-сан попытался привлечь То-сана после того, как тот разбил вазу, сделанную в эпоху Асука. Как бы то ни было, Иноске слушал Канао или Доуму только тогда, когда дело доходило до ругани, и даже тогда это почти никогда не случалось. Доуму никогда ничего не беспокоило, и Канао тоже не возражала против поведения Иноске. Он всегда был таким возбужденным и энергичным, и это давало ей знать, что он здоров и счастлив, и как его старшая сестра она хотела, чтобы он был таким всегда. «Нее-сан, как насчет пряток? Последняя игра!» Иноске оживился, садясь на корточки как маленький зверек, и его глаза загорелись. «Нам больше не разрешается прятаться в прудах». Хотя это было в основном потому, что Мисаки увидела Канао под водой, когда однажды проходила с бельем, и запаниковала, прыгнув, чтобы вытащить Канао. Она была в полном порядке, если не мокрая, практикуя технику дыхания тростником, о которой она вычитала в книге, но видя, как Мисаки в слезах думает, что утонула, Канао добавила это правило в их игры. То-сан просто нашел все это забавным, когда Иноске рассказал ему. "Все в порядке! Теперь у меня есть отличное место для укрытия, спорим, ты не сможешь меня найти, пока папа не закончит со своей тупой аудиторией!" - ликовал Иноске, подпрыгивая на месте. "Тогда, если я выиграю, ты должен будешь сделать мне темпуру, мы же обещали!" Канао кивнула. Теперь у них был обычай соединять мизинцы вместе, когда они делали ставки. Она быстро обнаружила, что использование игр — самый простой способ заставить Иноске вести себя хорошо, так как в противном случае у него было бы так много энергии. Она также подчеркнула, что такие обещания никогда не могут быть нарушены, и именно это они использовали, когда говорили о секретах То-сана. Иноске знал только о комнате с черепами и имел смутное представление о том, что происходит с теми, кого отправляют в Рай, но Канао заставила его поклясться, что он не будет говорить об этом с другимт. Иноске относился к своим клятвам серьезно, как и Канао. Было важно сдерживать обещания. Хотя игры были самым большим, на что они ставили друг против друга. Текущим фаворитом для Иноске был Тэг, и Канао обнаружила, что это проверка ее зрения, отслеживая помехи, которые бег Иносукэ мог вызвать, как орел, выслеживающий кролика. Они иногда играли в салки с Ото-саном, но он всегда побеждал. Находя их еще до того, как они поняли, что он где то рядом. Они пообещали, что однажды выиграют у него, и Доума сказал что купит им домашнего тигра, когда это произойдет, к большому восторгу Иноске. «Прятки», — согласилась Канао. «Очень хорошо. Я досчитаю до одной минуты, а затем пойду искать тебя. Если я найду тебя в течение десяти минут, ты уберешь комнату. Если победишь, я приготовлю темпуру». "Ага!" Канао послушно села, закрыв глаза руками. Она услышала возбужденный вопль Иноске, прежде чем он убежал, шаги медленно затихали. Отсчитывая секунды, она услышала, как ветер дергает сливовые деревья, тихий шелест ветвей, прерываемый птичьими криками. Ее конский хвост покачивался, жемчужины в ее шпильке слегка терлись о кожу ее шеи, когда ветер дергал ее. Она была довольна своей жизнью, довольна игрой со своим отото, довольна Культом Вечного рая и довольна своим отцом. Ей потребовался целый год после того, как она стала старшей сестрой Иноске, чтобы наконец спросить Доуму, является ли он ее ото-саном. Она глубоко об этом думала, снова и снова, заботясь об Иноске, вспоминая совет Доумы принимать решения, когда она слишком запуталась. Думать на благо Иноске и Доумы, и она пришла к выводу, что Доума, будучи их отцом, будет лучшим для них всех. Он смотрел на нее не мигая в течение минуты после того, как она спросила, и она ни разу не отвела взгляд, даже когда ее глаза затуманились и горели, прежде чем он наконец сказал, что если она хочет называть его так, то может. Она так и сделала, а затем сказала Иноске, что теперь Доума их ото-сан. Ее младший брат не колеблясь привык к новому имени, особенно когда он начал расти и говорить. Он говорил, говорил, говорил, говорил, Канао не понимала, откуда у ее брата хватает энергии, чтобы так много говорить. То же самое и с Ото-саном, который так же любил болтать. Она находила утомительным говорить так много каждый день, даже со своей семьей. Теперь она могла говорить полными предложениями, но потом быстро уставала и замолкала. Всякий раз, когда все трое ужинали вместе — хотя Доума пил сакэ только тогда, когда появлялся — его голоса и голос Иноске были для нее успокаивающими, когда она ела тихо, пока они разговаривали. Иноске почти всегда спал с ней в ее комнате, как он делал это в детстве, когда она за ним присматривала, даже если у него была отдельная комната, расположенная чуть ниже ее собственной. Она обнаружила, что это помогает ей самой спать, и всякий раз, когда Иноске был особенно беспокойным, она пела ему, пока он не засыпал. Время вышло. Она встала, стряхивая грязь со своего фиолетового дзинбэя*, прежде чем развернуться на месте и начать бег трусцой из сада. Ее сандалии хрустнули по грязи, прежде чем она перепрыгнула через забор и начала поиски Иноске. Она проигнорировала поля у подножия горы и вместо этого направилась обратно к храму Ото-сана. Она знала любимые места укрытия Иноске — одно из тех, что она искала дольше всего, было на крыше приюта, и единственная причина, по которой его вообще нашли, заключалась в том, что Хама услышал, как он там сражается с крысами, и подумал, что это бешеный тануки. Канао мысленно пересчитала свои обычные места укрытия, зная, что он не выберет то, что использовал раньше. Он говорил о новом. Где она не искала? Он прятался в комнате с черепами раньше, заползая в вазу с черепами. Доума нашёл его там в тот раз. Были также стропила, под половицами, кухонные шкафы. Но приют не был одним из мест, которые она бы сейчас проверила, другие дети не любили ни её, ни Иноске. Хотя в случае с Иноске это могло быть из-за той одной штормовой ночи, когда он висел на потолке, как паук, в маске Они, которую он украл из одной из кладовых, и терроризировал других детей, пока Мисаки не удалось поймать его. Канао было все равно, ей было достаточно своей семьи, и Доума любил их обоих, поэтому он никогда их не наказывал. Когда небо потемнело, Канао обыскала все места, где могла, но не смогла найти своего младшего брата. Она пробежала по списку, думая обо всех укрытиях. Это было трудно, так как Иноске был очень гибким, он даже мог заползти в бочки с сакэ, так что на самом деле не было предела тому, где он мог быть. Канао знала, что в конечном итоге она будет готовить темпуру, но ей нравилось готовить, так что это того стоило. Хотя ей все равно нужно было найти Иноскк, чтобы закончить игру. К этому моменту другие члены Культа Вечного рая уже привыкли к ней и прекрасно знали о ее фаворитизме, поэтому, когда она просто прямо спросила «Иноске» своим обычным ровным тоном, некоторые указали ей правильное направление или покачали головами. Некоторых она узнала, а других нет. У Ото-сана был здоровый аппетит, но было несколько человек, которых он держал, чтобы коммуна нормально функционировала. Несколько были новичками, в некотором роде нервными и не знали, как помочь. Она просто двинулась дальше со своим немигающим взглядом, когда они спросили ее, кто такой Иноске. В конце концов, после того как она побегала по крышам домов, ей указали на большой каменный храм. Но Иноске и Канао провели много времени, играя в прятки в храме. Какое же новое место для укрытия? Канао размышляла об этом, пока бежала по коридорам, мимо роскошных внутренних садов и возвышающихся статуй Будды. Он уже прятался там или под деревянными дорожками в внутренних садах лотосов. Так какое же новое место для укрытия? Затем Канао вспомнила его слова о том, как он ждал аудиенции Доумы, где он говорил с членами Культа Вечного рая об их бедах. Иногда Канао садилась с ним, слева от него, потому что ей было интересно изучать людей. Иноске находил это слишком скучным, и когда она была малышкой, он просто ползал по Доуме и пытался жевать его ожерелья, пока Канао не оттаскивала его. Доуме никогда не было дела, и люди, которые жаловались, просто неловко игнорировали это, но Иноске находил все это утомительным, поэтому она иногда садилась с Ото-саном, обычно когда Иноске бродил по комплексу один или с Мисаки, которая все ещё была близка с ними. Канао быстро нашла дорогу в аудиенц-залы. В поздний час кто-то уже вытирал пыль с деревянных полов снаружи, и Канао сразу узнала тощего мужчину. Хотя Роджину едва исполнилось двадцать лет, его длинные черные волосы уже начали редеть сединой. Он также был одним из самых легкомысленных людей, которых она когда-либо встречала, когда он прибыл в коммуну год назад, но он всегда играл с Иноске, когда шестилетний мальчик требовал этого, поэтому Канао он нравился. В любом случае, лучше старика Кэндзи, он просто все время жаловался или бросал на нее и Иноске неприятные взгляды, когда они играли в пятнашки внутри. «О! Канао-тян, ты ищешь своего младшего брата?» Роджин моргнул, его слишком большие глаза придавали ему постоянно удивленный вид. «Я думаю, он внутри с Основателем. Он, казалось, очень торопился, когда пробегал мимо, он снова прошел прямо через дверь седзи». Это было правдой, поскольку, когда Канао посмотрел на дверь, в нижней части рисовой бумаги была заметная рваная дыра там, где что-то прорвало ее насквозь. «Мне следует это исправить. Или попросить кого-нибудь это сделать. Но сначала мне нужно вытереть пыль. Пыль везде. Они превратятся в кроликов, если их не подмести, ты же знаешь». Канао позволила Роджину поразмышлять самому, раздвинув дверь, чтобы войти в зал для аудиенций. Там было пусто, за исключением Доумы, который сидел на полированном деревянном возвышении среди своей обычной группы плюшевых шелковых подушек. Казалось, он дремал, развалившись на своем троне из подушек в своем обычном плаще и короне с закрытыми глазами. Над возвышением висели тонкие занавески, а с потолка свисали нежные бумаги Омикудзи. Большие картины цветущих деревьев, плавающих карпов и журавлей, богов и Будд тянулись по стенам. Потолок был покрыт массивной картиной дракона, извивающегося и скручивающегося в облаках, как змея в море. Стена позади Доумы была покрыта исключительно картинами цветущих лотосов, и еще больше флоры украшало землю перед возвышением, на котором он сидел. На стенах висели гравюры на дереве, картины тушью и шелковые ленты. Несколько шелковых занавесок были установлены вокруг большого зала, а столы перед ними были покрыты многочисленными амулетами, такими как омамори, куклы Бодхидхармы* и пустые таблички с желаниями. Вокруг шелковых занавесок также толпились многочисленные оригами-журавлики и сорванные гортензии, хризантемы и цветки лотоса. Ухоженные деревья бонсай сидели на столах между счастливыми талисманами, их горшки были украшены замысловатыми узорами. В комнате было четыре статуи Будды, размещенные на севере, востоке, юге и западе, с бусами и ожерельями из нефрита, свисающими с них, и горящими благовониями, тлеющими у их ног в золотых горшках с надписями в виде символов пяти элементов. Канао обошла комнату, зорко оглядывая роскошные покои, пока искала своего брата. Как зал для аудиенций, это было место большого богатства и роскоши. Она проверила за шелковыми ширмами, шагая между скоплениями сложенных журавликов. Она проверила плетеные бамбуковые корзины в комнате, она проверила различные вазы. Она проверила Будд. Все это время Доума продолжал дремать на подъеме, подперев подбородок одной рукой и, по-видимому, игнорируя ее. Она остановилась на полпути, ее взгляд упал на ее отца. Дума не задерживался в зале для аудиенций. Когда последний из его последователей уходил, успокоенный своими горестями, он тоже уходил. Он пожаловался на это однажды, сравнив это с тем, как фермеры должны были щедро заботиться о своих козах и коровах. «Счастливое мясо сладкое на вкус», — сказал он с подавленным вздохом. Затем ее взгляд скользнул вниз к черному плащу Доумы, пурпурным лентам, свисающим с его широких плеч, и расшитому золотом концу плаща, нагроможденному на подушки вокруг него шелковыми волнами. Канао прошла через зал, перепрыгнув через одеяло из цветков лотоса, чтобы приземлиться на возвышении. Ото-сан продолжал дремать, делая вид, что не замечает ее присутствия. Даже когда она смотрела прямо ему в лицо всего в нескольких дюймах от него, он продолжал сидеть там. Она осторожно перетасовала пышный ассортимент подушек, стараясь не споткнуться ни об одну, пока не оказалась у спины отца. Даже стоя, а он сидя, он был выше ее, годы здорового питания сделали ее крепкой и цельной, но Доума была высокой и широкой, в то время как Канао была еще молодой девушкой. Выше любого из мужчин, которых она видела. Но ее основное внимание было приковано к тому, как шелковые складки его плаща странно падали на спину. Как будто под ними что-то было. Канао потрогала шишку. Долю секунды спустя Иноске выскочил из-под плаща, врезавшись в живот Канао и опрокинув ее на подушку. Она услышала, как Ото-сан фыркнул, хотя она крепко держала шевелящуюся шестилетку, цепляющуюся за нее и смеющуюся. «Ха-ха, Оне-чан, я победил! Тебе потребовалось много времени , чтобы найти меня!» — крикнул Иноске, его громкий голос разнесся по всему залу. «Да, ты победил», — согласилась Канао, погладив Иноске по волосам. «Теперь приготовь мне темпуру!» "Да." Затем большая рука опустилась на спину Иноске, прижав его к Канао, которую вдавило в подушку. Иноске начал хихикать, извиваясь на Канао, пытаясь вырваться из хватки Доумы. Доума наклонился над ними обоими, все еще прижимая их друг к другу рукой и сверкая радужными глазами. «И, кажется, ты победитель игр дня. Канао согласилась приготовить для тебя темпуру, не так ли, Иноске?» «Да! Она делает это лучше всех!» «Хорошо. Тогда пойдем на кухню». Их отец мог легко нести их обоих, как когда Канао была младше. Ей пришлось крепко держать Иноске, держа его на коленях, пока Доума нес их по тихим коридорам. Они прошли мимо Роджина, который подпрыгнул от бурного приветствия Иноске и тут же уронил свое ведро, полное пыли и грязи, на землю. Он проигнорировал беспорядок, теперь разбросанный по всему полу и его ногам, и помахал им. Даже с наступлением позднего часа на кухне было несколько человек, хотя большинство убиралось или чинило что-то для следующего дня. Единственное время, когда Канао обнаружила, что она действительно пуста, было, когда ночь была самой темной. В противном случае даже за несколько часов до рассвета люди вставали, чтобы начать готовить еду. Канао начала учиться готовить год назад, зная, что поддержание Иноске в порядке будет способствовать его благополучию. Тем более, что он ел человеческую пищу. Она все еще не знала, чем кормить Ото-сана. Хотя ей не нравилось, когда люди вторгались в ее уроки самосовершенствования, как заметил Доума, ей следует быть более самодостаточной. Быть старшей сестрой и дочерью было необходимо для этого. Несколько месяцев назад Канао подожгла кухню глубокой ночью, когда она практиковалась в готовке. Она просто вышла, когда загорелись кастрюля и скамейка, чтобы пойти и сказать Ото-сану, где он в своих комнатах читает. Он просто нашел забавным, когда она сказала ему, что подожгла кухню и не знает, что делать дальше. Он использовал один из своих сверкающих золотых вееров, чтобы потушить огонь, когда они прибыли, размахивая одним из них и создавая сильный порыв ледяного воздуха, который мгновенно погасил огонь и покрыл половину кухни сверкающими шипами льда. Роджин вернулся с шумихи, когда он чистил цветочные горшки глубокой ночью, и подумал, что внезапный лед повсюду был из-за того, что кто-то оставил окно открытым, и оно покрылось инеем, по-видимому, не замечая ожогов повсюду. Затем он сказал Канао и Доуме быть осторожными, чтобы они не поскользнулись, и какой ужасный мороз должен быть снаружи, будут ли в порядке сады? На следующий день Мисаки также упомянула об этом, как им пришлось заменить некоторые печи и плиты. Затем это перешло в бессвязный разговор, в котором она задавалась вопросом, проведут ли они электричество в остальную часть комплекса, поскольку он неуклонно набирал популярность. Но к этому времени Канао уже научилась не поджигать вещи, если только сама не хотела этого. Иноске любил ее еду, он считал ее лучшей, поэтому она готовила для него в качестве награды за хорошее поведение или победу в играх, и ей нравилось быть хорошей старшей сестрой и кормить его. Темпура была его любимым блюдом, и она хорошо знала, как ее готовить. Доума крепко держала Иноске, развлекая его, пока Канао подтащила табурет, рылась в шкафах, замешивала тесто, а затем схватила рыбу из морозильника. К тому времени Ото-сан сидел на одной из скамеек, перебрасывая Иноске из руки в руку за лодыжку, пока мальчик бил его, радостно рыча, как котенок. Затем она нагрела смазанную маслом сковороду (но не слишком сильно, она усвоила урок), покрыла рыбу тестом и жарила до готовности, вытаскивая рыбу из сковороды палочками, чтобы дать стечь маслу. Когда она положила их на тарелку и занялась уборкой, Ото-сан поставила Иноске на стойку, и он тут же на четвереньках подбежал к тарелке и с удовольствием принялся есть темпуру, не обращая внимания на то, что она обжигала его язык. «Как поросенок в корыте», — рассмеялся Доума, сверкнув длинными зубами. «Оне-сан лучшая!» — сказал Иноске, надул щеки, выплевывая крошки изо рта на стойку, прежде чем поспешно запихнуть остатки в рот и громко прожевать. К тому времени, как Канао закончила уборку, Иноске съел всю темпуру и теперь крепко спал, уткнувшись лицом в тарелку. Доума поднял его, держа под одной широкой рукой, как мешок с мукой. Канао вымыла и вытерла тарелку, прежде чем взять Ото-сана за руку. В комнате Иноске всегда был беспорядок, казалось он просто разбрасывал вещи повсюду и много двигался во сне. Он также любил грызть вещи, на стенах были следы зубов и ногтей. Некоторые из его картин висели на стене, но он всегда использовал свои руки в чернилах и красках. Также было несколько черепов животных, которые он нашел вокруг коммуны, внизу на ферме. Воробьи, белки, крысы, лисы, козы. Единственное время, когда он не извивался по всему полу во сне, было, когда он был с Канао, и она держала его в тисках. Канао знала, что он будет весь скрюченный утром, когда она укладывала его в футон, вытирая несколько оставшихся крошек с его пухлого лица, которое было вялым после сна. К тому времени, как Канао захлопнула дверь, Ото-сан уже направился к выходу, и она ускорила шаг, чтобы схватить его за руку. «Хм?» Ей все еще было легче писать, чем говорить, даже в кругу семьи. Поэтому она протянула отцу сложенную бумагу из кармана одежды, которую она приготовила заранее, когда приняла решение после недели раздумий, и подождала, пока он прочтет ее содержимое. «О, ты хочешь купить что-то особенное для маленького Иноскк, ведь у него скоро день рождения... Ну, я не вижу причин для отказа, почему бы и нет. Эта гора может быть скучной, а ты ведь никуда не уезжала с тех пор, как приехала сюда, не так ли?» Он выгнул густую бровь, глядя на нее, и его губы скривились в почти дразнящей улыбке. «Ну, тогда мы можем составить планы на эти выходные. Отпусти Иноске с Мисаки на все время, она никогда не говорит «нет» ни мне, ни вам, двум очаровательным малышам, не так ли? Так ты будешь знать, что он в надежных руках. Ты придумала подарок?» Канао покачала головой. Однако у нее было много идей. Ей придется поискать, чтобы найти что-то похожее. Услышав о городах от других членов Культа Вечного рая, она подумала, что это были бы хорошие места для подарка. Ото-сана, похоже, не смутило отсутствие выбора, она пожала плечами. «Эти большие человеческие города, безусловно, процветают в наши дни, и все это электричество теперь означает, что они не просто выключаются в темноте. Так что я отведу тебя в один из них, а там ты сможешь поискать что-нибудь для своего младшего брата. Как тебе это?» «Хорошо. Спасибо, отец». Большая когтистая рука на ее голове, ерошит ее темные волосы. "Конечно! Все, что угодно для моей маленькой дочери. А теперь спать. Растущим девочкам нужен отдых, ты же знаешь".