Железо и лед

Девочка привыкла к голоду и боли. Родители били ее всякий раз, когда она говорила, поэтому она научилась не говорить. Родители били ее всякий раз, когда она пыталась съесть что-нибудь со стола, поэтому она научилась едва есть. Родители били ее, если она плакала, поэтому она научилась не плакать. Родители били ее, если она делала что-то без приказа, поэтому она научилась ничего не делать без приказа. А иногда они били ее по причинам, о которых девочка не знала, но она пыталась прекратить делать то, что делала, когда ее били, пока не перестала делать вообще ничего. В их хижине девочка сидела в углу и часами смотрела в никуда. Не обращая внимания на вшей в ее жирных волосах, клещей, ползающих по лохмотьям ее грязной одежды, чтобы укусить красные рубцы на ее желтоватой коже. Иногда она сидела целыми днями, тихо и неподвижно, пока ее родители не засыпали. Только тогда она пила из прохладных луж воды, которая падала через треснувший потолок, или ела остатки еды, упавшие на пол. Ей не разрешалось прикасаться ни к одной еде на столе, никогда. Она должна была слушаться и быть хорошей. Однажды после того, как отец вытащил ее из хижины за волосы и пинал до тех пор, пока ее не вырвало, девочка почувствовала щелчок внутри себя, и все онемело, когда она лежала кучей снаружи. Задыхаясь, кровь вокруг рта, густые черные волосы были разбросаны по грязной земле, но страх исчез. Высосали, оставив ее пустой и холодной под солнцем. Девочка была пустоте. Грусть, страх, все это, казалось, было поглощено ничем после того дня. Стало легче не плакать, не рыдать. Даже когда ее били, она больше не кричала. Только изредка вздыхала или ворчала. Даже когда ее связывали на заднем дворе, завязанная веревка была плотно обвязана вокруг ее талии, и она просыпалась среди ночи от того, что крыса грызла один из ее пальцев на ноге до крови, она не кричала. Вместо этого девочка схватила крысу тонкими, грязными руками и вонзила мелкие зубы в ее визжащее тело и ела и ела, пока не почувствовала себя почти сытой. Это было самое большое количество еды, которое она помнила с тех пор, как она последний раз ела. Закончив, она пошла так далеко, как позволяла ей завязанная веревка, чтобы вытереть руки об клочок травы, пока они не стали менее красными. На следующее утро ее отец просто подумал, что пятна вокруг ее губ были от его удара накануне. Она провела две недели связанной на заднем дворе. Большинство дней были солнечными, палящими и беспощадными, но некоторые были густыми от моросящего дождя и холода. Ее голод грыз ее живот, постоянно с тех пор, как она что-либо помнила. И вот однажды ее отец пришел во двор с высоким лысым мужчиной, которого она никогда раньше не встречала. Рука, зацепившая ее за волосы, подняла девочку, и она встала, не издав ни звука протеста. «Вот она», — сказал ее отец. «Она довольно тихая», — лысый мужчина презрительно усмехнулся. Она уставилась в пустоту, зная, что не стоит встречаться с ним взглядом. «Ну и что? Ты найдешь ей применение, как ты и сказал». «...У нее действительно необычные глаза. Отлично». «Отдай мне мои деньги и забери эту паршивку». Веревку отвязали от столба и передали мужчине, который затем передал горсть денег отцу девочки. Затем лысый мужчина дернул за веревку, и девочку вывели со двора рядом с незнакомцем, оставив ее отца на заднем дворе считать деньги. Он ни разу не взглянул на нее, пока ее уводили прочь от хижины по грязной тропинке, пока места, что она знала, не исчезли из виду. «Я твой новый хозяин, поняла?» — сказал мужчина, дергая за веревку, чтобы она пошла быстрее. «Твой отец говорит, что ты уже обучена, знаешь, когда держать рот закрытым, и делаеш только то, что тебе говорят. Так что продолжай делать это, даже если я тебя продам. Выполняй все приказы, вот и все». Девочка ничего не сказала, так как ей не разрешили говорить, и пошла в ногу со своим хозяином, несмотря на свои тонкие конечности и голод. Она могла повиноваться, она знала, как это делать. Она будет делать то, что ей скажут, чтобы ее не наказали. Она будет повиноваться своему новому хозяину. Даже когда ее продавали, она не чувствовала грусти, только большую пустоту в животе, поэтому она не боялась. Пока она была хорошей, не будет никакой боли. Она будет повиноваться. В ту ночь, когда они остановились на полпути к ближайшему городу, мужчина дал ей рисовый шарик. Он был холодным, простым и безвкусным, в отличие от горячей еды ее хозяина, но это было самое вкусное, что она когда-либо ела. Мужчина также был доволен тем, что девушка не взяла еду, даже когда она стояла перед ней, пока он не приказал ей сделать это. Когда они добрались до города, ее босые ноги были в крови, все болело, а зрение было затуманеным, но она не произнесла ни слова протеста. Солнце светило, жаркое и беспощадное, и девочка послушно последовала за своим хозяином. Не рядом с ним, она знала что нельзя, а на два шага назад. Гладкие доски моста были облегчением после каменистой тропы, и девушка продолжала идти, даже когда ее хозяин начал искать кого-нибудь, кому можно было бы её продать в конце моста, где начинался город. Она оставалась послушной и тихой, даже когда солнце палило на нее, делая ее легкой и дурманящей, а вши извивались на ее голове. Она смутно осознавала, как лысый мужчина окликает прохожих, двигающихся туда-сюда, рассказывая им о ее послушании и молчании. О том, какой красивой она будет после ванны и смены одежды, чтобы ее можно было использовать в качестве служанки или компаньонки. Большинство игнорировали мужчину, но некоторые останавливались, задавали короткие вопросы. Одна женщина даже запрокинула голову девочки назад с накрашенными ногтями, уставившись в ее большие фиолетовые глаза и потянув ее за темные волосы, прежде чем продолжить свой путь по улице. Это повторялось несколько раз, тычки и толчки, а иногда и встряхивание, но никто не отнял веревку у ее хозяина — это означало бы, что они ее новые хозяева, сказал ей лысый мужчина. По мере того, как тянулся день, она знала, что мужчина начинает раздражаться. Он хотел продать ее побыстрее. Она не знала, как быть более тихой или послушной, поэтому она просто стояла и ничего не делала, надеясь, что этого будет достаточно. В какой-то момент ее хозяин грубо потащил ее за собой, его внимание было приковано к двум худеньким девушкам, пересекающим мост в город. Они были одеты странно: в темную униформу с брюками хакама* и струящимися хаори. Та, что пониже, была одета в белую, а другая девушка та, что повыше, была с синими и розовыми краями. У обоих были заколки в форме бабочек в волосах, у той, что пониже, одна, а у той, что повыше, две прямо над ушами. У обоих на поясе висели мечи, что привлекало обеспокоенные взгляды прохожих, которые обходили их стороной. Ее хозяин усмехнулся себе под нос, когда женщины переходили мост: «Убийцы демонов, ты можеш в это поверить? Кучка психов, если хочеш знать мое мнение, они бегают с этими мечами и в своих дурацких нарядах, преследуя кошмары и слухи». Девочка ничего не сказала, оставаясь неподвижной позади лысого мужчины, продолжая равнодушно смотреть в никуда. Она подумала, что, возможно, высокая девушка с бабочками заметила ее, бледно-фиолетовые глаза уставились на девочку, и ее шаг на мгновение запнулся. Ее хозяин крепче сжал веревку, потянув девочку дальше за собой. Она не издала ни звука, вместо этого слушая успокаивающий шум реки, текущей под мостом. Птица кричит вдалеке, покачивая деревья на слабом ветру. Девушка-бабочка еще больше замедлилась, почти остановившись перед лысым мужчиной, но впереди другая окликнула ее. Слова о расследовании чего-то, которые девочка не могла ясно услышать из-за своего затуманенного зрения и слабого тела. Мелькнули длинные темные волосы, и женщина-бабочка исчезла, поглощенная городом. Девочка продолжала моргать, не видя, рубцы под ее рваной одеждой зудели. Она задавалась вопросом, даст ли ей хозяин еще один рисовый шарик. Когда стемнело, ее никто не забрал, и когда ее хозяин снял комнату в близлежащей гостинице, он заставил ее спать на полу. Он сказал, что попробует еще раз завтра, прежде чем они отправятся в следующий город. Если это не сработает, то ее хозяин сказал, что избавится от нее. Она спала на деревянном полу и больше не думала о словах своего хозяина, завязанная веревка была привязана к шкафу у стены, чтобы удерживать ее на месте. Это было лучше, чем земляной пол лачуги, к которому она привыкла, и не было крыс, которые могли бы ее грызть. Это было хорошее место для сна. Не было никаких протечек в крыше или сквозняков. Девочка хорошо спала. Затем посреди ночи раздался громкий стук. Девочка мгновенно проснулась, встав на колени. Всякий раз, когда ее родители шумели, ей приходилось быстро просыпаться, иначе ее наказывали за безделье. Ее хозяину пришлось выдержать еще несколько стуков, прежде чем он с раздраженным стоном вытащил себя из кровати и протопал через комнату. Девочка моргнула, когда дверь отъехала в сторону, открыв силуэт невероятно высокого мужчины, чьи глаза, казалось, светились калейдоскопом цветов в угасающем свете свечи. Она могла видеть, как ее хозяин ошатнулся от незнакомца, очевидно, ошеломленный его размерами и внешностью. «Привет!» — голос незнакомца был нежным и милым, как будто он улыбался. «Ах, мои искренние извинения за беспокойство в столь поздний час, но не могли бы вы мне помочь? Я ищу двух женщин, двух очаровательных молодых леди с бабочками в волосах. Я слышал, они недавно проезжали мимо?» «Ты что, не знаешь, сколько времени уже?» — рявкнул ее хозяин. «Иди спроси хозяина гостиницы и перестань меня беспокоить!» «О, я спрашивал его. И его вкусных дочерей. И остальных жителей города. Но, похоже, они не совсем знают ту информацию, которую я ищу. Какая жалость! Поэтому я также проверяю гостей, а ты последний, кто остался в этой милой маленькой деревушке. Ты знаешь, куда ушли девочки-бабочки?» «Уходи, урод». «Я понимаю это как «нет»?» «Воспринимай это как «отмазку». «Вот это не очень приятно». Раздался резкий щелчок , а затем глухой удар, когда голова ее хозяина была отрезана в сверкающей сверкающей стали. Девочка моргнула, когда тело ее хозяина упало на пол вскоре после его отрубленной головы. Его кровь выглядела как густые черные чернила, когда они растекалась по полу. Запах заполнил ее нос, напомнив ей обо всех случаях, когда ее избивали и она истекала кровью. Она не двигалась. «Хм, обычно я не люблю есть мужчин, но тратить не хочу нет». Возвышающаяся фигура вошла в комнату, наклонившись, чтобы схватить тело ее хозяина длинными когтистыми пальцами. Девочка молчала и ничего не делала, пока незнакомец пожирал тело, ел с удовольствием, пока звуки разрываемой плоти и хруста костей наполняли воздух. Девочка терпеливо ждала. Был ли этот мужчина ее новым хозяином? Он не взял веревку, но ее предыдущего хозяина съел незнакомец. Ее отца не убили, но, возможно, это было потому, что у него были деньги? Возможно, этот новый человек с мерцающими глазами тоже был его хозяином, и поскольку лысый был плохим, его наказали. Девочка не знала и молчала. Молчать было хорошо, она отвела взгляд в пол. Она будет хорошей, поэтому ее не накажут. «О боже!» Она моргнула, когда пара ног внезапно заполнила ее поле зрения. Она не заметила, как звук чавканья прекратился. «Ты была такой тихой мышкой, я тебя даже не заметил!» Мужчина присел, нависая над девочкой. Его серебристо-золотые волосы были окрашены красным, как и его ногти. Его зубы были острыми, кровавые резцы такими длинными, что они торчали над его нижней губой, когда он улыбался ей. Несмотря на то, насколько высоким и широкоплечим был мужчина, его лицо было милым и открытым, глаза большими и яркими. Его глаза были всех цветов радуги. Кандзи были выгравированы на его радужках, но девушка не умела читать, поэтому она не знала, что они говорили. Его рука была такой большой, что легко обхватила ее горло, большой и указательный пальцы коснулись ее затылка. Девочка уставилась на него, прежде чем вспомнила, что ей нельзя смотреть людям в глаза, поэтому ее взгляд упал на его кровавую улыбку, которая стала еще шире. «Не волнуйся», — успокаивал голос мужчины, его радужные глаза светились в темноте. «Все боятся смерти. Но когда я ем кого-то, он остается со мной навсегда. Его чувства, его плоть и кровь. Я принимаю от них все и веду их вместе с собой к просветлению. Ты больше не будешь чувствовать боли или страдать. Не бойся, мышонок». Девочка не боялась, но ей не дали разрешения говорить, поэтому она ничего не сказала. Мужчина наклонил голову набок, улыбка сменилась на смущенную гримасу. «Ты не будешь кричать?» — спросил он. Девочка продолжала молчать. Его рука сжала ее горло, так сильно, что она едва могла дышать. Она ничего не сделала, даже когда ее зрение начало темнеть, а легкие боролись и скручивались от нехватки воздуха. Через мгновение его рука расслабилась, и она вздохнула, но не сделала попытки оттолкнуть его или бороться с его хваткой. «Это странно», — сказал мужчина. «Ты действительно не боишься?» Она моргнула, но не ответила. Его рука ослабла на ее горле, пока он не прижал свой окровавленный указательный палец к ее шее, ощущая ее пульс. Он был таким же ровным и спокойным, как и всегда с того дня, когда она стала пустой. «Ну, разве ты не интересная? Думаю, я тебя оставлю», — решил мужчина. Острые ногти разорвали веревку, обвязанную вокруг ее талии, и мгновение спустя она оказалась в сгибе мускулистой руки. Мужчина, должно быть, ее новый хозяин, решила девочка. Он забрал веревку и увел ее от старого хозяина. Он стоял, напевая себе под нос, когда выходил из гостиницы. Девочка заметила много вещей, пока ее несли; мужчина не дышал и не издавал ни звука сердцебиения из своей широкой груди. Гостиница была разрушена, на полу и стенах были пятна крови, но тел не было. Снаружи в маленьком городке было странно тихо, многие двери были разрезаны, но, как и в гостинице, тел не было, несмотря на темные лужи тут и там. Только какая-то напряженная тишина наполняла деревню. Девочка даже не слышала никаких насекомых. Над ней светился серп луны. «Накиме-тян!» — голос мужчины был веселым, эхом разносясь по тихой деревне. «Не могла бы ты быть милой и отправить меня обратно домой?» Девочка моргнула, не понимая, с кем говорит ее новый хозяин. Это должно было быть ее новое имя? Ее родители никогда не давали ей одного. Раздался резкий звук инструмента, и дверь сёдзи* щелкнуло на грязной тропе. Девочка смотрела, как двери раздвинулися, открывая комнату внутри вместо земли, и мужчина шагнул без колебаний, спустившись в место, где пахло ладаном и цветками лотоса, а девушка все еще крепко держалась в его объятиях. Дверца сёдзи захлопнулась, и в воздухе раздался еще один звон , а затем все стало так, словно там ничего и не было.

*—*—*—*—*

Прим.переводчика: Хакама — это традиционные японские длинные широкие штаны в складку. Сёдзи — это дверь состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.