Sigillum Interdicti

"В самые тёмные ночи прошлого есть такие истины, что лучше бы им остаться похороненными. Она помнила тот день, когда её детская наивность разбилась о холодную реальность: мать, ставшая символом предательства, обернулась чужим лицом, а её клятвы верности семье оказались лишь дымом. И теперь Кассандра носила эту тайну, как нож, спрятанный за спиной — зная, что если правда откроется, то сердце её отца будет разбито сильнее, чем любой враг мог бы это сделать." Южная Франция, 11 век Вечер взорвался музыкой, голосами и смехом людей, заполнившими величественный замок графа де Мартеля. Свет множества свечей переливался на золотых подсвечниках, играя бликами на зеркалах и старинных тканях. Каменные стены были украшенные изысканными гобеленами, а тяжёлые канделябры спускались с высоких потолков, словно золотые сети. Для них всё это выглядело не реальностью, а издевательской сказкой. Циничная усмешка невольно вырывалась на губах каждого из Первородных. Кол, изучающий каждую мелочь с видом театрального критика, не скрывая своего пренебрежения.  "Глупцы," —  думал он, глядя на женщин в шёлках и драгоценностях, смущённых своим отражением в зеркалах.  Ребекка, в свою очередь, выглядела бледнее обычного. Её корсет был затянут слишком туго, а голод — слишком силён. Её руки слегка дрожали, когда она подносила бокал к губам, чтобы скрыть это от окружающих. Но даже в таком состоянии она сохраняла достоинство, хотя внутри чувствовала слабость. Элайджа, стоящий рядом, заметил это первым. Его рука незаметно поддержала сестру за локоть, притворяясь лишь дружеским жестом. Финн осторожно молчал, скрываясь за другими родственниками и боялся даже поднять голову к высоким потолкам. Клаус же напротив слишком быстро влился в свой образ благородного лорда и неловкие молчания перед гостями приема заполнял рассказами о охоте. Кассандра же, несмотря на безупречную маску равнодушия, всё же чувствовала уколы странного восхищения. Простая истина, что эта роскошь могла существовать только за счёт чьей-то бедности, придавала всему происходящему привкус горечи. Некогда обычная селянка попала в высший мир, где все решалось титулами или деньгами.  Но вся эта искусственная мишура меркла перед воспоминанием о событиях, предшествовавших их прибытию. Всего несколько часов назад они тряслись в старой, краденой карете. Колёса скрипели, словно жалуясь на свой тяжёлый груз, а внутри не смолкали раздражённые замечания Ребекки и глухие вздохи Элайджи. Они только что убили бывших владельцев этой кареты — слишком уверенных в своем статусе, чтобы думать о безопасности. Единственным, кто избежал их ярости, был молодой конюх Люсьен. Ему жизнь спасла находчивость: он предложил Первородным план, настолько дерзкий и слишком заманчивый, чтобы отказаться. Замок графа де Мартеля, где никто не знал убитых владельцев кареты, мог стать их укрытием. Люсьен уверял, что приглашение на бал у графа позволит им легко влиться в окружение местной знати. Ирония, однако, настигла их быстрее, чем они добрались до ворот замка. На их пути возникли разбойники, словно тени, вышедшие из леса. Один из них выкрикнул требования: золото, карета, жизни. Он они понятия не имели, что напали на тех, кого нельзя убить. Кол, не дожидаясь реакции Элайджи, выскочил из кареты с выражением откровенной радости на лице. Его движения были стремительны, а глаза горели жаждой развлечений. Всё закончилось за считанные мгновения: звуки битвы сменились тишиной, нарушаемой лишь каплями крови, падающими на землю. Кровь залила дорогу. Её было слишком много для того, чтобы быстро замести следы. Единственный выживший разбойник упал на колени, не в силах понять, почему не умер, как остальные. Но Кол, довольный результатом, отпустил его с улыбкой: «Живи, чтобы помнить, на кого нельзя нападать». Теперь, стоя в залитом светом зале графа, Люсьен с видимым усердием раздавал дельные советы. Как выглядеть благородно, как отвечать на вопросы, как заставить окружающих поверить в их ложь. Его голос был тихим, но уверенным, хотя руки всё ещё слегка дрожали. Кассандра, ловя обрывки разговоров Люсьена и едва прислушиваясь к его указаниям, наблюдала за происходящим с лёгкой усмешкой. Её взгляд блуждал по залу, останавливаясь то на жемчужных ожерельях, сверкавших на шее высокородных дам, то на парадных мундирах мужчин, которые, казалось, держались исключительно ради своего тщеславия. Её платье, глубокого бордового оттенка, было простым, но притягивающим взгляд. Атласная ткань струилась вдоль её фигуры, подчёркивая её утончённость. Узкий корсаж, перехваченный золотым шнурком, сдержанно выделял её осиную талию, а высокий вырез открывал лишь тонкую линию ключиц, намекающую на грацию, но не более. Рукава были приспущены, открывая её плечи и шею, оставляя место для воображения. Юбка, длинная и волнистая, скользила по полу, а тонкая вышивка в виде золотых виноградных лоз придавала образу не кричащую, а благородную роскошь. Волосы Кассандры были уложены в аккуратный низкий пучок, гладко зачёсанный, с несколькими выбившимися у лица прядями, которые словно случайно добавляли легкости и живости её облику. Единственным украшением были маленькие рубиновые серьги, переливавшиеся в свете свечей, и тонкое серебряное кольцо на пальце, больше похожее на личную реликвию, чем на модное дополнение. Голод был для них следующим испытанием. Сердцебиение окружающих заполняло её сознание, словно музыка, от которой не спрятаться. Кассандре хотелось уйти, спрятаться, а ещё больше — насытиться. Она вдруг почувствовала, как её пальцы невольно сжимаются на краю бокала. Музыка сменилась более оживлённой мелодией, и пара гостей пригласили друг друга на танец. Граф де Мартель приблизился к их небольшому кругу с плавностью, свойственной опытному хищнику. Его шелковый камзол чуть поблёскивал в свете свечей, а улыбка, растянувшаяся на лице, была до отвращения самодовольной. Шагнув ближе, он слегка поклонился перед Кассандрой, отчего все разговоры вокруг будто стихли.   Ребекка вдруг сделала шаг назад, будто теряя равновесие. Элайджа тут же оказался рядом, подхватив её под руку. Он склонился к её уху, тихо, но твёрдо произнеся несколько слов, которые вернули ей силу. — Леди Кассандра, вы украсили мой вечер, но позволите ли вы мне честь украсить ваш? — произнёс он мягким голосом, на что Майклсон хотелось лишь интуитивно отступить. Лишь на мгновение замерев, она почувствовала, как на неё устремились взгляды — Элайджи, Кола, Ребекки, Финна и, кажется, десятков гостей, ожидавших её ответа. Она знала, что отказаться было бы недопустимо, ведь это бы выдало их з потрохами.  С усилием улыбнувшись, Кассандра позволила себе легкий поклон.   — С радостью, ваше величество, — слова прозвучали слишком фальшиво, даже с ноткой язвительности, будто она делала ему одолжение, но граф этого даже не заметил.   Он протянул ей руку, и она вложила в неё свою, холодную, как мрамор. Он проводил её в центр зала, где другие пары уже во всю танцевали, но интуитивно освободили пространство. Кассандра почувствовала, как кровь приливает к щекам от напряжения. Она никогда раньше не танцевала вот так, но теперь ей нужно было сыграть роль дамы, уверенной и грациозной.   Музыка заиграла плавно, с лёгким акцентом на скрипках. Граф прижал её к себе слишком близко, его рука обвила её талию с силой, которая заставила её стиснуть зубы. Она постаралась сохранить улыбку, сдерживая желание вырваться.   «Ты — леди, ты привыкла к этому», — снова напомнила она себе, подчиняя тело музыке и взгляд окружающих, которые уже начали перешептываться. Граф вёл её в танце уверенно, но его хватка была слишком властной, почти грубой. Его пальцы слегка впивались в её талию, а взгляд блуждал по её лицу и шее с такой прилипчивостью, что ей становилось не по себе.   — Вы танцуете с грацией, достойной королевы, — произнёс он, наклоняясь так близко, что аромат его духов заполнил её лёгкие, заставляя задуматься, не похоронены ли под этим запахом десятки девушек, которые когда-то также удостаивались подобных комплиментов. — Благодарю, — она ответила тихо и спокойно, хотя внутри всё сжималось от отвращения.   Она скользила по залу, как могла, позволяя графу вести. Её движения были неуклюжи в мыслях, но со стороны выглядели идеально. Она повторяла за ним шаги, чувствуя, как тяжёлый бархат её платья мягко касается пола.   — Гляди, только приехала, а уже строит глазки графу,  — долетали до вампирского слуха отрывки разговоров.  — Ни стыда, ни совести! Ей же не больше лет чем леди Авроре. Вот же будет рада дочурка появлению новой мачехи, — Кассандра еле сдерживалась чтобы не сорваться. Клыки мешались во рту, а её рука вложенная в руку графа заметно сжалась. Но на мгновение её взгляд поймал Кола. Он стоял в толпе гостей, скрестив руки на груди, его выражение было почти насмешливым, но глаза блестели беспокойством. Она знала, что он все видит и слышит и готов сорваться в любой момент, если что-то пойдёт не так.   Рядом с ним Ребекка, по-прежнему бледная от голода, крепко сжимала веер в руке. Её взгляд был полон тревоги, но она не делала ни единого движения, чтобы привлечь внимание к своей семье.   А Элайджа, как всегда, стоял непроницаемо. Его спокойствие было почти пугающим, а взгляд следящим за каждым ее движением. Граф де Мартель продолжал говорить, не обращая внимания на её молчание:   — Вы привнесли в мой замок свежесть, как весенний ветер. Ваше присутствие... вдохновляет, — протянул граф, скользя взглядом по её лицу с таким смаком, что ей стало физически дурно. Она крепче сжала зубы, скрывая раздражение.   — Вы слишком любезны, граф , — ответила она, стараясь звучать равнодушно.   Танец продолжался дольше, чем она могла вынести. Его рука, казалось, намеренно скользила ниже, его взгляд задерживался на её губах. Ей приходилось сдерживаться, чтобы не выдать себя, чтобы не оттолкнуть его с силой, от которой он мог бы перелететь через весь зал. Наконец, музыка смолкла. Граф отпустил её, но его рука всё ещё задержалась на её руке. Кассандра сделала всё, чтобы её улыбка не дрогнула, и позволила себе лишь короткий поклон.   — Благодарю за танец, — сказала она с такой грацией, что даже он на мгновение растерялся.   Она поспешно вернулась к своей семье, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Кол посмотрел на неё с лёгкой усмешкой.   — Великолепно справилась, — сказал он одними губами. Правда его глаза блестели тем же раздражением, что и её собственные.   Кассандра позволила себе наконец вздохнуть, но напряжение не отпускало. Граф всё ещё наблюдал за ней, его взгляд был таким, словно она была для него не человеком, а трофеем. — Да что этот мерзкий старик о себе возомнил? — резко прошипела Ребекка. Кассандра бросила на неё взгляд, полный усталости.   — Нужно притворяться, помнишь?   Ребекка вздохнула, её губы дрогнули в гневной гримасе, как будто сдерживать себя было ещё более мучительным, чем голод, который явно сжигал её изнутри. — Да как можно сохранять здесь спокойствие, когда тут практически каждый достоин, чтобы его разорвали на части? — её голос зазвучал громче, чем она, возможно, хотела. — Мы здесь уже столько времени, а у меня горло так горит, что я готова броситься на первого встречного! — Ребекка, тише, — прошептал Элайджа, подтянув к себе сестру за локоть и нервно оглядываясь, чтобы проверить, не услышал ли кто. — Никто не должен пострадать.  Кассандра на миг представила, как Ребекка сжимает в руках бедного гостя в шёлковой рубашке, обрызганной красным вином (или чем-то ещё), и всё это превращается в одну из тех грозных картин, что украшают замковые галереи. — Ах, так вот… — Ребекка повысила голос, но быстро подавила его, когда Элайджа сжал руку сильнее. Вместо слов блондинка  резко раскрыла свой веер и принялась размахивать им с такой яростью, что казалось, будто она пытается прогнать не только собственный голод и злость, но и всех присутствующих гостей. Кассандра уже вдохнула, что тоже высказаться, но не успела ответить. Её горло пересохло, напоминание о жажде резко всколыхнулось внутри неё. Она отвела взгляд от Ребекки и отца, стараясь не поддаваться эмоциям.   Её глаза невольно скользнули на Кола. Он стоял рядом, демонстративно не вмешиваясь в нытье сестры, но его присутствие ощущалось почти как вызов. Кассандра чувствовала, как сердце вновь ускоряет ритм, но уже по другой причине. Её взгляд задержался на его шее, на тонкой линии кожи, за которой бьётся артерия.   Она вспомнила вкус его крови, густой, тёплой, насыщенной, будто сделанной из самой жизни. Её язык словно помнил это, даже теперь ощущая фантомное послевкусие. Кассандра с усилием сглотнула, чувствуя, как жажда превращается в муку, заставляя её живот сворачиваться в тугой узел.   "Нет," — приказала она себе. Но образ не отпускал её: как его кровь текла, обжигая ей горло, унося жгучую боль жажды и даря мгновенное облегчение. Она почти слышала, как его дыхание участилось тогда, как он склонил голову, позволяя ей утолить свой голод.   Её пальцы дрогнули, а дыхание сбилось. Кол заметил её взгляд. Его губы изогнулись в ленивой, почти дерзкой улыбке, которая лишь усилила её внутреннюю борьбу.   — Что, дорогая, вижу тебе уже не терпится вернуться к старым привычкам? — тихо пробормотал он, делая шаг ближе, чтобы никто не услышал.   Кассандра почувствовала, как внутри всё перевернулось. Гнев, стыд и отчаяние смешались, но жажда оставалась сильнее всего.   — Замолчи, — прошептала она, стараясь выглядеть холодной, но её голос дрогнул.   Кол усмехнулся, довольный её реакцией, но не сказал больше ни слова.                                    *** Кассандра вошла в свою комнату, закрыв за собой тяжёлую деревянную дверь с коваными петлями. Пространство встречало её мрачной тишиной, нарушаемой лишь треском свечей в канделябре. Комната была просторной, но лишённой лишнего убранства. Грубые каменные стены прикрывали тонкие гобелены с изящными, но немного выцветшими узорами охоты. У стены стояла массивная кровать с резными деревянными столбами и балдахином из плотной бордовой ткани, который защищал от холодного ночного воздуха.  На полу лежала вытертая шкура какого-то животного, а рядом с кроватью виднелся небольшой сундук с металлическими застёжками — её единственный "шкаф". На столе, установленном у единственного узкого окна, стоял медный подсвечник и небольшой сосуд с водой. В уголке комнаты, ближе к печи, виднелся умывальник с медным кувшином.   Она подошла к кровати и сбросила с себя изящное бордовое платье, с раздражением разорвав одну из лент, которая никак не поддавалась её пальцам. Ткань скользнула на пол, оставляя её в одной нижней сорочке, белой, но не её, как и все здесь. Усевшись на край кровати, она машинально стянула с ног кожаные туфли. Мысли были слишком хаотичными, чтобы сосредоточиться на чем-то одном. Сначала её разум возвращался к моменту в бальном зале — взгляд графа де Мартеля, полный неестественного и противного интереса, Затем вспыхнул образ Ребекки, её язвительных замечаний и бессильного гнева.  Но всё это вскоре померкло перед основным чувством, которое, казалось, распирало её изнутри. Голод. Он был повсюду — в тяжести её груди, в сухости горла, в болезненном напряжении, которое разливалось по телу. Она закрыла глаза, стараясь взять себя в руки, но перед её мысленным взором вновь и вновь всплывал образ Кола.   Кассандра резко поднялась, прошла к умывальнику и плеснула себе на лицо холодной водой. Это не помогло. Её руки дрожали, дыхание становилось тяжёлым, почти рваным. Она видела, как её пальцы сжимают горло, как зубы пронзают плоть. Она почти ощущала вкус его крови, такой яркий, насыщенный, почти пугающий.   — Да что со мной, — прошептала она, стискивая края умывальника так сильно, что побелели костяшки пальцев.   Её взгляд метнулся к кувшину с водой. Схватив его, Кассандра отпила несколько жадных глотков, но это лишь усилило жажду. Она с силой поставила кувшин обратно, едва не разбив его, и прижала ладони к лицу, пытаясь прогнать наваждение.   Всё тело трепетало. Она подошла к окну, распахнула его и вдохнула ночной воздух, пронизанный сыростью и ароматами французских виноградников. Но даже это не помогало.   Голод становился нестерпимым. Она знала, что долго так не выдержит. Невыносимо было находиться рядом с Колом и не поддаться искушению. В её сознании вспыхнуло воспоминание — тот момент, когда его кровь обжигала её горло, когда её жажда впервые была утолена. Это чувство было почти болезненно приятным.  Кассандра не помнила, как снова натянула платье. Движения были механическими, будто кто-то водил её руками, подчиняя своей воле. Разорванную ленту она даже не пыталась заменить; узел завязала кое-как, так, что корсаж не сидел плотно. Она нервно взбила волосы, бросив быстрый взгляд на зеркало — разумеется, в этот момент внешность была на последнем месте, но хоть какой-то порядок нужно было навести. И всё же, её лицо отражало больше, чем усталость и раздражение: в нём уже проявлялась эта тревожная решимость, тонкая грань между жаждой и отчаянием.   Она вышла из комнаты, ощущая, как голод буквально толкает её вперёд, как невидимый компас, направленный на одну цель. Кол. Должен был быть только он.   Замок, освещённый редкими свечами, казался лабиринтом из каменных коридоров и скрипучих деревянных лестниц. Шаги Кассандры были быстрыми, но почти бесшумными. Где он? Её взгляд блуждал, но настоящим путеводителем был слух. Замершая посреди галереи, она сосредоточилась, ловя каждое шуршание, каждый звук, доносившийся из разных концов замка.   Тихий смех прорезал ночную тишину. Едва уловимый женский хихот, низкий, словно пьяный. Затем мужской голос, громкий, ленивый, тягучий — даже на расстоянии невозможно было не узнать этот обволакивающий тембр.    Кассандра напряглась, её глаза сузились, а дыхание участилось. Невольный порыв подогнал её вперёд. На этот раз она не пыталась двигаться бесшумно, с каждым шагом её каблуки всё громче отдавались эхом.   Когда она достигла нужной двери, то почувствовала, как к горлу подступает горячий комок. Смех, разговоры, снова смех. Две женщины.Вполне очевидно, чем они занимались, — по крайней мере, Кассандра об этом догадывалась ещё до того, как распахнула дверь.   Кол сидел на широкой кушетке с раскинутыми руками, словно король на троне, с ухмылкой, которая не оставляла места для сомнений в его настроении. Волосы его были слегка растрёпаны, а рубашка небрежно расстёгнута у ворота. Он держал в руке бокал с вином, но, судя по лёгкому румянцу на щеках, это был далеко не первый. Одна из женщин — блондинка с вызывающе ярким декольте — сидела у его ног, подогнув под себя одну ногу, и что-то шептала, украдкой смеясь. Вторая, брюнетка, стояла за его спиной, её пальцы медленно скользили по его плечам, пока она наклонялась и что-то нашёптывала ему на ухо.   Кол поднял голову, услышав резкий звук двери. Его взгляд встретился с взглядом Кассандры, и на мгновение его выражение изменилось — лёгкий намёк на удивление, почти незаметный. Но затем его губы снова растянулись в привычной насмешливой улыбке.   — Племянница, ты что-то потеряла? — протянул он, не делая ни малейшей попытки скрыть своё веселье.   Его обращение заставило Кассандру замереть на пороге, но только на миг. Она быстро оправилась, сделала несколько уверенных шагов внутрь, стараясь не показывать ни смущения, ни злости.   — Кажется, я помешала, — холодно ответила она, скрестив руки на груди.   Блондинка, услышав голос Кассандры, замерла, бросив на неё короткий взгляд, полный смятения. Брюнетка, напротив, слегка поджала губы, но продолжила лениво теребить ворот Кола, словно не собиралась уходить.   Кол заметил напряжение в её лице и рассмеялся, мягко убирая руку брюнетки с плеча. Он отставил бокал на столик, слегка подавшись вперёд.   — Да, слегка, — сказал он, качнув головой. — Может, объяснишь, что так срочно? Или ты просто решила составить компанию?   — А ты что, так нуждаешься в компании, что тащишь сюда каждую, кто улыбнётся в твою сторону? — бросила Кассандра. Голос был резким, но дрожал от напряжения.   Женщины обменялись взглядами, и блондинка нерешительно поднялась, пробормотав:   — Может быть, мы пойдём…   — Нет, — резко ответил Кол, но тон его был больше весёлым, чем властным. — Оставайтесь, я уверен, разговор будет забавным.   Кассандра почувствовала, как её терпение начинает таять. Она сделала ещё шаг ближе, сжав кулаки.   — Кол, — сказала она, почти рыча. — Мы должны поговорить. Наедине.   — А что, если я предпочту остаться здесь? — его взгляд стал немного серьёзнее, но в нём всё ещё читалась ирония.   — Тогда я заставлю тебя.   Слова вырвались, прежде чем она успела подумать. На миг комната замерла, будто даже свечи перестали трещать. Кол приподнял бровь, его улыбка чуть дрогнула. Затем он встал, плавно и грациозно, как хищник.   — Как интересно, — пробормотал он, медленно приближаясь к ней. — Ну что ж, если ты так настаиваешь…   Кассандра почувствовала, как весь её гнев и решимость сталкиваются с чем-то иным — что-то в его взгляде, в его движениях заставляло её внутренний голос кричать, что это игра, из которой она может не выйти победителем.    Кол усмехнулся, когда Кассандра шагнула ещё ближе. Его глаза заблестели, словно он чувствовал её внутреннюю борьбу. Он наслаждался этим моментом — гнев, отчаяние, жажда, — всё это смешалось в ней и буквально струилось в воздухе.   — Ты выглядишь, как будто вот-вот набросишься, дорогая, — протянул он, сделав театральный жест рукой. — Хотя, судя по твоему лицу, вряд ли речь пойдет о дружеском чаепитии.   Кассандра не ответила. Она перевела взгляд на двух женщин, которые всё ещё нерешительно топтались у дверей. Одна из них попыталась украдкой подтянуть корсаж, чтобы прикрыть грудь, другая нервно сглотнула, косясь на Кассандру, как на дикого зверя.   — Уходите, — коротко бросила Кассандра. Её голос звучал хрипло, как будто слова царапали горло.   — Что, так просто? — весело отозвался Кол. — Без благодарностей за прекрасный вечер? Девочки, ну вы же не обидитесь, если…   — Уходите! — повторила Кассандра с такой силой, что женщины ахнули. Блондинка, бросив на Кола извиняющийся взгляд, подхватила подругу за руку, и они поспешно выбежали, чуть не столкнувшись в дверях.   Кол проводил их взглядом и насмешливо цокнул языком.   — Ах, Кассандра, ты разрушаешь мои тщательно выстроенные отношения. Где твоя женская солидарность?   Она ничего не ответила, просто стояла, тяжело дыша, сжимая пальцы так, что ногти впивались в ладони. Голод бился в её висках, в груди, во всём теле, как оглушительный набат.   — Кол, — произнесла она наконец, её голос стал тише, но при этом приобрёл угрожающий оттенок. — Ты помнишь, что было несколько дней назад? В лесу?   Он замер на мгновение, затем ухмыльнулся ещё шире.   — Ах, да, в лесу. Это было… как бы выразиться… вдохновляюще? Что ж, ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на моего рода гостеприимство. Полагаю, хочешь повторить?   Она кивнула, не отрывая от него взгляда. Её губы дрожали, но не от страха — это был голод, дикий и неуправляемый.   Кол поднёс руку к подбородку, словно задумался, а затем, будто найдя в ситуации особый комизм, хлопнул себя по колену.   — Хорошо, — сказал он, улыбаясь как ребёнок, которому только что предложили новую игру. — Но у меня есть условие.   Кассандра нахмурилась, её пальцы сжались ещё сильнее.   — Условие?   — Ты пьёшь мою кровь, — его глаза вспыхнули, и на лице появилась почти демоническая улыбка, — а я выпью твою.   Эти слова зависли в воздухе, как гильотина. Кассандра моргнула, чувствуя, как её горло пересохло ещё сильнее.   — Ты смеёшься? — прошептала она, стараясь звучать твёрдо, но её голос предательски дрогнул.   — Разве я похож на шутника? — Кол развёл руками, с невинным выражением лица, которое не обмануло бы даже слепого. — Это будет честно. Ты получишь своё, я получу своё. Что скажешь?   Кассандра смотрела на него, её взгляд метался между яростью и желанием. Это было как сделка с самим дьяволом. Кол наслаждался её смятением, его ухмылка становилась всё шире.   — Ну же, Касси, — прошептал он, делая шаг ближе. Его голос звучал бархатно, как яд. — Или ты боишься? Кассандра замерла. Её губы сжались в тонкую линию, а в глазах сверкнуло нечто между решимостью и омерзением. Голод бил в виски, будто молотом, изматывал и затягивал в трясину, из которой, казалось, уже не выбраться. Кол стоял напротив, его фигура освещалась мерцающим светом камина, отчего он напоминал какого-то демона. — Хорошо, — выдавила она сквозь зубы, глядя ему прямо в глаза. — Давай. Но если ты попробуешь что-то ещё, Кол...   — Что ещё? — перебил он, вскинув бровь с фальшивым удивлением. — Вряд ли ты можешь предложить что-то ещё.  Его саркастический тон заставил её пальцы непроизвольно сжаться в кулаки. Ещё немного, и она бы с радостью врезала ему, просто чтобы выбить эту самодовольную ухмылку с его лица. Но вместо этого она сделала шаг вперёд, останавливаясь совсем близко.   — Начинай, — бросила она холодно, словно заключала сделку, а не предавала себя.   Кол прищурился, его глаза сверкнули интересом. Он явно ожидал большего сопротивления и теперь, как истинный интриган, пытался понять, чем вызвана такая покорность.   — Ох, Кассандра, как это трогательно. Ты так торопишься, что у меня даже мурашки по коже. Но, знаешь, мне нужно немного подготовиться. — Он провёл рукой по шее, демонстративно массируя вену, словно размышляя, с какой стороны лучше предложить ей укусить. — Не хочу, чтобы ты испортила мою прекрасную кожу.   — Кол, — её голос зазвенел от нетерпения. — Хватит.   Он улыбнулся ещё шире, видя её раздражение, но всё же шагнул ближе. Одним лёгким движением он расстегнул ворот своей рубашки, обнажая бледную кожу.   — Ладно, — проговорил он тоном, будто делал ей одолжение. — Дамы вперед. Но не забудь: я хочу свою часть.   Кассандра, дрожа от напряжения, подалась вперёд. Её руки невольно потянулись к его плечам, как будто её тянуло к нему магнитом. Она ненавидела это чувство. Ненавидела себя за то, что ей приходилось это делать. Но голод был сильнее, чем ненависть.   Её губы коснулись его шеи, а Кол, вместо того чтобы напрячься, запрокинул голову и тихо рассмеялся.   — Ах, как трогательно, — проговорил он, когда она замерла на мгновение, — мы с тобой такие близкие родственники, а тут такие… интимные моменты. Надеюсь, тебе приятно, Кассандра?   Его слова пролетели мимо ушей. Резкий укус. Кровь сразу же наполнила её рот, обжигая горло тягучим, горячим потоком. Это было всё, что она помнила из их встречи в лесу, но сейчас вкус казался ещё более насыщенным, почти болезненно сладким.   Кол закрыл глаза, его лицо исказилось в смеси удовольствия и вызова.   Когда она наконец отпрянула, кровь на её губах блестела, как рубины, а в глазах сверкал огонь. Но он не дал ей времени перевести дух.   — Моя очередь, — объявил Кол с театральным пафосом. Он двинулся к ней, словно хищник, его движения были плавными, но полными скрытой угрозы. Она хотела отступить, но её тело, обессиленное голодом и этим опасным актом, не слушалось.   Кол взял её руку, поднял к своим губам и, глядя ей прямо в глаза, усмехнулся.   Кол вцепился в её руку с неожиданной жадностью, словно все его насмешки, фразы и бесконечный сарказм вдруг растворились в каком-то первобытном порыве. Его клыки пронзили кожу, и тёплая кровь мгновенно заполнила его рот, обжигая нутро. Это было не просто удовлетворение жажды — это было что-то гораздо более сильное, первобытное и неизведанное, что накатывало волнами. Сначала он пил аккуратно, стараясь контролировать себя, как если бы это был обычный акт вампирского голода. Но с каждым глотком всё становилось сложнее. Ее густая кровь была не просто пищей — это было нечто большее, что кололо разум и разжигало внутри него какой-то запретный восторг. Она была пропитана её эмоциями — страхом, раздражением, скрытым огнём, который всегда горел внутри неё. Кол не просто утолял жажду, он пил её суть. Кассандра, стоявшая неподвижно, как статуя, вздрогнула, когда он усилил хватку. Его пальцы сжали её запястье почти болезненно, а губы плотно сомкнулись на её коже, словно он боялся упустить хоть каплю. — Кол, — прошипела она сквозь стиснутые зубы, но голос был слабым, дрожащим. Он не отвечал. Он не мог.  В этот момент весь мир сократился до одного единственного ощущения: пульс её крови в его горле, словно убаюкивающий ритм, который одновременно сводил с ума. Кол поднял на неё глаза, и в его взгляде не было и следа его обычной насмешливой игривости. Это были глаза хищника, одержимого своей добычей. Глаза, полные безумной эйфории и жадности. — Чёрт, — выдохнул он, наконец оторвавшись от её руки, но не выпуская её. Его губы были окрашены её кровью, и он провёл языком по нижней губе, будто пытаясь продлить вкус. — Это… это чертовски хорошо. Его голос звучал низко, почти хрипло, как будто он сам не верил в то, что только что произошло. Он взглянул на её руку, на маленькие ранки, которые всё ещё сочились кровью, и его пальцы непроизвольно потянулись к ним, словно он хотел продолжить. — Кол, отпусти, — сказала она чуть громче, дрожащим голосом.  Верно только осознание, того что произошло, заставило их обоих остановиться. Это была уже не просто жажда. Майклсон бросила короткий взгляд на собственную руку, на которой стремительно затягивались следы от укуса. Как можно сильнее она отдернула манжет рукава и отвернулась от тяжелого взгляда Кола. —Спокойной ночи, — сухо бросила она, скорее интуитивно, чтобы завершить все это и на слегка ватных ногах скрылась за деревянной дверью. На секунду она остановилась в коридоре, переводя дыхание и бросая последний  взгляд на покои, где только что была. Осознание случившегося пришло, тогда когда по ту сторону двери что-то с грохотом перевернулось и разбилось.  Глубоко в душе, резко захотелось, чтобы это было в последний раз. Чикаго, 2012 год Кассандра сидела на холодных каменных ступеньках, ведущих к дверям дома, в котором обосновалась её временная тюрьма — или убежище, как называл это Элайджа. Сигарета медленно тлела между её пальцами,  дым лениво клубился вокруг её лица, будто в такт её хаотичным мыслям. Иронично, правда? Её бессмертие, её сила — всё это теперь ограничилось короткой прогулкой за кофе, надиранию задниц нескольким придуркам и последующей сценой, где она, как будто по классическому сценарию семейной драмы, в очередной раз дала себя "спасти".   Она затянулась глубже, чувствуя, как горечь табака обжигает горло. Этот дом, эти ступени, этот город... Что всё это, если не очередной виток бесконечного круга, в котором она вынуждена играть по его правилам? Ах да, в роли "вечно мятущейся дочери", которая нуждается в его мудром руководстве. Как трогательно.   Её ноги были небрежно вытянуты вперёд, каблуки стучали друг о друга с каждым лёгким движением. Волосы — спутанные, но, пожалуй, ещё достаточно элегантные, чтобы выглядеть почти как у актрисы в нуарном фильме, — падали на лицо, создавая лёгкую защиту от взглядов случайных прохожих. Черты её лица были осунувшимися, словно последние события вытянули из неё и без того дефицитное терпение.  Сигарета догорала, но Кассандра даже не замечала. Она просто сидела, опершись локтями на колени, уставившись на пустую улицу перед домом. Дождь, ещё совсем недавно заливавший тротуары, теперь остался лишь каплями на парапетах и листьях, которые время от времени срывал слабый ветер. Этот запах мокрого асфальта — свежий, тягучий — наполнял её лёгкие, но не приносил ничего, кроме мрачных ассоциаций.   Её пальцы дрожали — не от холода, конечно, а от того гнева, который тихо закипал где-то глубоко внутри. Какое-то физическое напряжение уже начало отражаться в теле: мышцы ног ныли от неудобной позы, плечи скованно подёргивались. Но больше всего её съедала мысль о том, что она снова здесь, в Чикаго, в городе, который был свидетелем таких моментов её жизни, что даже теперь, спустя десятилетия, ей становилось дурно. Всё это казалось ей гротескной пародией на судьбу. Конечно, именно здесь её отец решил привести её в чувства. Именно здесь она должна была вновь "обдумать свои ошибки".   Она усмехнулась себе под нос, нервно сбрасывая пепел с сигареты.   «Какого чёрта я вообще пытаюсь? Может, в следующий раз просто выйти на утренний свет. Будет быстрее и куда драматичнее.» Но даже это было слишком банально. Кассандра знала, что такой выход из игры вряд ли бы впечатлил её семейство. Они ведь всё равно нашли бы способ сделать из этого "урок". Да, вместо трагедии это превратилось бы в фарс.   Она выбросила недокуренную сигарету на мокрые ступени и посмотрела на дверь. Её ноги отказывались двигаться, как будто дом за её спиной был чем-то большим, чем просто местом — он был символом её поражения, её зависимости от отца и его решений. Она зарылась руками в уже довольно мокрые волосы и опустила голову на колени. Дверь за её спиной открылась, плечи невольно напряглись и она мысленно поблагодарила себя, что именно сейчас не решила зайти в дом. Конечно, кто же ещё мог это быть? Она даже не оглянулась — не хотела видеть выражение лица Элайджи, хотя могла его представить с пугающей точностью. Его лицо было всегда маской спокойствия, но именно эта холодная сдержанность всегда била её по больному.   Он спустился по ступеням медленно, как будто взвешивал каждое движение, будто даже тень спешки могла разрушить его выстроенный образ. Его чёрный костюм был, как всегда, безупречен, и даже ночной звон дождя оставил его не тронутым. Волосы, уложенные с пугающей аккуратностью, и ровный, твёрдый взгляд, который он бросил в её сторону, прежде чем сесть рядом. Она почувствовала его присутствие раньше, чем он заговорил.   — Ты решила меня проигнорировать? — спросил он спокойно, но в этом спокойствии читалась тяжесть и тревога, которую он не мог позволить себе показать открыто.   Кассандра на мгновение сжала губы, чувствуя, как гнев и стыд смешиваются в токсичный коктейль внутри неё. Она не ответила сразу, вместо этого извлекла из кармана новую сигарету и нервно щёлкнула зажигалкой. Пламя не загоралась, словно упрямо сопротивляясь её желаниям, и это вызывало раздражение.   — Что ты хочешь услышать, папа? — произнесла она наконец, сохраняя дерзость в голосе, но чувствуя, как она рушится под тяжестью его взгляда. — Чтобы я извинилась за то, что не взяла трубку? За то, что вышла из дома без разрешения? Или за то, что ты, как всегда, пытаешься меня контролировать?   Он молчал, и это молчание, как всегда, было хуже любых слов. Кассандра сдалась, выдохнув раздражённо и опустив зажигалку на ступень.   — Зачем ты вообще остался? — добавила она тише, почти шёпотом.   Элайджа медленно присел рядом, не касаясь её, но его присутствие всё равно было слишком ощутимым. Его лицо осталось невозмутимым, но взгляд стал мягче, словно он смотрел не на взрослую женщину, а на ту девочку, которой она давно перестала быть.   — Я не для того провёл ночь в тревоге, чтобы спорить с тобой, Кассандра, — наконец произнёс он, его голос звучал ровно, в котором скрывался  оттенок упрёка. — Не хотел, чтобы ты наделала глупостей. Она закатила глаза, хотя в глубине души его слова задели её больше, чем хотелось признавать. Что значат для него «глупости»  в её исполнении. Великого пожара, кровавая резня, или, может быть, самоубийство? — Ты всегда беспокоишься, — отрезала она, пытаясь прикрыть эту уязвимость очередной порцией сарказма. — Ты так живёшь. Беспокойство — это твоё хобби.   Элайджа слегка приподнял бровь, но на его лице появилась едва заметная тень усталой улыбки.   — И ты делаешь всё, чтобы это хобби процветало, — ответил он сухо.   Кассандра молчала, снова пытаясь зажечь сигарету. Ей удалось, но радость была недолгой. Элайджа посмотрел на неё так, как мог смотреть только он — без осуждения, но с такой глубокой печалью, что ей захотелось немедленно затушить сигарету, бросить курить навсегда, так ещё и пойти в церковь исповедоваться за свои пагубные привычки. — Не смотри так, — пробормотала она, отводя взгляд. — Это всего лишь сигарета. Я не убила никого... пока.   Он кивнул, будто соглашаясь, но затем заговорил тише, его голос проникал в её мысли, словно дождь в трещины старого камня.   — Это не сигареты, Кассандра и не твои прогулки. Я просто хочу знать, когда ты перестанешь убегать от самой себя.  Её лицо дёрнулось, как от пощёчины. Это было слишком близко к правде. Наверное… — От себя? — переспросила она, хотя прекрасно услышала его слова. — Ты правда думаешь, что знаешь, кто я? После всего... после Кола?   Это имя повисло в воздухе, как удар молнии. И если было бы возможно, она бы пожелала вернуться во времени на несколько секунд назад, чтобы заткнуть себе рот. Элайджа замер, его челюсть чуть напряглась, но лицо осталось каменным. Он не ответил сразу, и это молчание только усилило её боль.   — Кол... — самой начав эту тему, она набралась смелости, чтобы снова произнести это имя, хотя её голос дрогнул. — Вот твоё главное разочарование, верно?  Её слова звучали как вызов, но внутри она сразу пожалела о них. Её отец повернул к ней голову, его глаза на мгновение наполнились чем-то, что она не смогла бы назвать — смесью сожаления, вины и печали.   — Мы оба были разочарованием, — тихо произнёс он. — Ты и я. Только в разных формах.   Кассандра замерла, ошеломлённая его словами, но не подала вида. Она сделала глубокую затяжку, пытаясь спрятаться за облаком дыма, которое вдруг показалось ей слишком тонким, чтобы укрыться от правды. Элайджа скользнул взглядом по её лицу, словно хотел поймать тот момент, когда она отвернётся, утаив свои мысли. Кассандра продолжала курить, нацепив привычную маску дерзости, но её руки предательски дрожали, и она раздавила сигарету в переполненной пепельнице у себя под ногами.   Его голос разорвал тишину.   — Мы говорили о Коле, — начал он, словно между делом, но его слова несли вес железной цепи, — Но, возможно, не о том, что действительно стоит обсудить.   Кассандра резко повернулась к нему, её глаза вспыхнули гневом, но где-то в глубине был страх — старый, как сама она, и ещё более болезненный.   — Мы уже всё обсудили, — ответила она резко. — Он умер. Ты винишь меня. Всё кончено. Давай закроем эту тему раз и навсегда.   Элайджа оставался спокойным, но теперь в его позе появилось что-то непреклонное. Он посмотрел на неё долгим взглядом, который заставил её отвернуться и уставиться на трещины на ступенях.   — Я не о смерти, — тихо сказал он, словно обращался не к ней, а к ночному воздуху вокруг. — Я о твоих чувствах. К нему.   Кассандра замерла. Слова застряли в её горле. Сердце забилось быстрее, а в ушах звенела тишина.   — Что ты хочешь услышать? — выдавила она наконец, не поднимая взгляда. — Что я ужасная, испорченная дочь? Что я позволила чему-то мерзкому случиться?   Она склонила голову набок, пытаясь усмехнуться, но улыбка вышла жалкой.   Элайджа смотрел на неё так, словно видел насквозь. Она почувствовала это кожей, как ледяной ветер.   — Я хочу услышать правду, Кассандра, — его голос звучал мягко, но непреклонно. — Без твоих масок. Без дерзости.   Она закрыла лицо руками, нервно потерев виски, как будто пыталась стереть этот разговор из реальности.   — А что изменит правда? — её голос дрогнул, но она всё равно старалась говорить с горечью. — Кол был твоим братом, и я... Я была всего лишь твоим разочарованием.   Элайджа медленно наклонился вперёд, сложив руки на коленях.   — Не разочарованием, Кассандра, — сказал он мягко, но его слова прозвучали как приговор. — Болью.   Её плечи напряглись, и она быстро поднялась, пытаясь скрыть, как эти слова пробили её насквозь. Она поднялась и быстро отвернулась, устремив взгляд на выстриженный газон. — Я знаю, — произнесла она, не оборачиваясь. — Я знаю, что причинила тебе боль. И ты... ты даже не представляешь, как я ненавижу себя за это.   Элайджа поднялся, но не приблизился. Его присутствие оставалось позади, но его тень продолжала висеть над ней.  — Ты думаешь, я заслуживаю прощения? — продолжила она, повернувшись к нему лицом, которое было изрезано болью. — Ты... Ты слишком хороший. Слишком правильный. А я... Я грязь на ботинке.   Она провела рукой по волосам, выронив затушенную сигарету на ступени. Её глаза блестели от слёз, которые она яростно сдерживала.   — Прекрати, — спокойно сказал Элайджа, но в его голосе слышалась боль. — Не сравнивай себя со мной.   — Почему? — выкрикнула она, и её голос сломался. — Почему ты просто не скажешь, что я чудовище? Тебе станет легче.   Элайджа шагнул ближе и посмотрел на неё так, как только он мог — спокойно, без осуждения, но с глубокой печалью.   — Потому что ты не чудовище, Кассандра, — ответил он, и его голос обжигал своей искренностью. — Ты моя дочь. И что бы ни случилось... ты останешься ею.   Кассандра посмотрела на него с отчаянием. Её горло сдавило, и, прежде чем она смогла что-либо сказать, слёзы прорвались наружу. Она обхватила себя руками, но чувствовала себя голой и беспомощной под его взглядом.   — Прости, — прошептала она, опустив голову. — Прости меня за всё. За него. За то, что я тебя предала.   Элайджа подошёл ближе, медленно, чтобы не спугнуть её. Он осторожно положил руку ей на плечо, и этот жест разломал её ещё сильнее.   Она разрыдалась, уткнувшись в его грудь, а он просто стоял, позволяя ей выпустить всё, что она носила внутри.