Sigillum Interdicti

“Сначала ты пьёшь, чтобы забыть. Потом пьёшь, чтобы не вспомнить, что ты уже забыл.”

Венеция, 1320 год В тяжёлой тишине комнаты, пропитанной запахом воска и сырых камней, трое инквизиторов сидели за массивным дубовым столом. Дверь из которой вышла последняя посетительнеца закрылась, а её шаги уже растворились в гулких коридорах обители, но воздух, казалось, всё ещё хранил её присутствие. Свечи на стенах едва трепетали, их свет отражался на потускневших металлических подсвечниках, отбрасывая длинные, кривые тени на лица мужчин. В центре стола, среди стопок пожелтевших манускриптов и чернильниц, лежала шкатулка, принесённая таинственной девушкой. Старший инквизитор, Гаспаре Виттори, положил руки на стол, его пальцы были длинными и узловатыми, как корни старого дерева. Его глаза, глубоко посаженные, тёмные и наполненные усталостью, долго смотрели на шкатулку. — Никлаус Майклсон, — наконец произнёс он медленно, его голос звучал как хрип старого колокола. — Вы слышали это имя раньше? Справа от него сидел более молодой инквизитор, отец Маттео. Его лицо было острым, почти хищным, а руки нервно перебирали чётки, чёрные бусины которых блестели в слабом свете. — Нет, — ответил Маттео, бросив короткий взгляд на старшего. — Но если её слова правдивы, то этот человек представляет опасность, о которой мы даже не подозревали. Третий мужчина, брат Стефано, молчал. Он был самым старым из них, с морщинами, глубокими, как трещины в камне, и глазами, затуманенными временем. Его руки, сложенные перед ним, не двигались, и лишь едва заметное подрагивание подбородка говорило о том, что он размышляет. — Она солгала, — наконец произнёс он, его голос был слабым, но твёрдым. — Это может быть ловушка. Маттео повернулся к нему, его брови приподнялись. — Ловушка? Для чего? Стефано, медленно наклонившись вперёд, указал на шкатулку. — Посмотри на это. Слишком… удобно. Она принесла нам доказательства, которые мы не можем проверить. Она говорит, что этот человек пьёт кровь и использует магию. Но откуда она это знает? Маттео сжал чётки чуть крепче. — Она могла быть его жертвой. — Или сообщницей, — дополнил Стефано, его глаза сузились. Гаспаре поднял руку, жестом призывая их к тишине. Его взгляд был прикован к шкатулке, и спустя мгновение он медленно открыл её. Петли тихо заскрипели, обнажая содержимое: обрывки бумаги, наброски странных символов, словно вырезанных из древних рукописей, и несколько небольших предметов — мелкие кости, потемневшие от времени, и амулет, испещрённый незнакомыми знаками. — Это действительно выглядит странно, — пробормотал Маттео, наклоняясь ближе. — Эти символы… они похожи на те, что использовались еретиками в Южной Франции несколько десятилетий назад. Гаспаре осторожно взял один из обрывков бумаги. Его пальцы, хотя и твёрдые, дрогнули, когда он увидел нечто знакомое среди рисунков. — Это… алхимический знак, — произнёс он, показывая на символ, напоминающий круг с пересекающимися линиями. — Его использовали для обозначения крови. Стефано нахмурился. — И что это доказывает? Что этот человек — алхимик? Мы казнили их десятками. Это ещё не демон. — Возможно, и не демон, — спокойно произнёс Гаспаре, не отрывая глаз от бумаги. — Но он опасен. Маттео откинулся на спинку стула, его пальцы всё ещё теребили чётки. — А что насчёт девушки? Она пришла одна. Никто не сопровождал её. Стефано медленно кивнул. — Это подозрительно. Почему она, если этот человек так страшен, пришла только сейчас? Почему не раньше? — Возможно, она боялась, — предположил Маттео. — Или ждала подходящего момента. — Или она нас использует, — сухо произнёс Стефано. — Может, у неё своя игра. Она выглядит… слишком беспечной для жертвы. Вдруг, она…тоже? Гаспаре отложил бумагу и сцепил пальцы. Его взгляд был тяжёлым, задумчивым. — Неважно, что движет ею, — наконец произнёс он. — Если её слова хотя бы на половину правдивы, мы не можем игнорировать это. Маттео наклонился вперёд, его глаза сверкнули. — Что вы предлагаете? Старший инквизитор поднялся. Его фигура, хоть и измождённая временем, всё ещё излучала авторитет. — Мы начнём расследование. Найдём этого Никлауса Майклсона. Если он опасен, как она утверждает, мы это выясним. — А если это ловушка? — спросил Стефано, его голос звучал как предупреждение. Гаспаре посмотрел на него, его глаза были полны железной решимости. — Тогда мы расправимся не только с ним, но и с ней. *** Кассандра пересекала гулкий мраморный холл дома, едва сдерживая себя, чтобы не бежать. Каждая мелочь вокруг: ковер с золотыми узорами, свечи на серебряных подсвечниках, высокие своды, украшенные изящной лепниной — казалась ей сейчас давящей. Эти стены, привычные и такие знакомые, вдруг обернулись для неё тюрьмой, и каждый шаг, отдающийся эхом, казался криком её собственного страха. Её сердце билось так, словно пыталось вырваться из груди. Пальцы продолжали дрожать, как и прежде, и Кассандра сжимала их, скрывая в складках платья. Но это не помогало. Она пыталась дышать глубже, медленнее, чтобы успокоиться, но с каждым вдохом ей казалось, что она задыхается. Поднявшись на второй этаж, она резко распахнула дверь своей комнаты, и, прежде чем её глаза привыкли к мягкому свету свечей, она услышала голос. — Мадонна, — раздался тихий, почти извиняющийся голос её служанки, Ливии. Ливия, молодая девушка с испуганными глазами, стояла у окна, поправляя занавески. Её тонкие пальцы нервно замирали на ткани, как только она увидела свою госпожу. — Что ты здесь делаешь? — резко бросила Кассандра, закрывая за собой дверь с глухим стуком. Ливия вздрогнула, опустив голову. — Я просто хотела подготовить комнату… — Не заходи сюда, когда меня нет! — прервала её Кассандра, голос её был громким и резким. Она шагнула к трюмо, стащив с головы капюшон, и бросила на стол свой перстень, который обычно носила для виду. — Иди. Но Ливия не ушла. Её взгляд задержался на плаще, который был забрызган грязью и водой с каналов. — Мадонна, вы… вы выходили ночью? — нерешительно произнесла она, слегка отступив, но её взгляд оставался настороженным. Кассандра обернулась, её глаза сверкали гневом, смешанным с растерянностью. — Не лезь не в своё дело, Ливия, — сказала она ледяным тоном. Но Ливия, словно не услышав, сделала осторожный шаг вперёд. — Вы же можете простудиться… Давайте я почищу ваш плащ… Эти слова заставили Кассандру вспыхнуть. — Я сказала, не трогай! — закричала она, срывая плащ с кресла и сминая его в руках. Её голос эхом разнёсся по комнате, и Ливия отшатнулась, прижав руку к губам. — Простите, мадонна… я не хотела… — пробормотала служанка, её голос дрожал. — Если я услышу от тебя хоть одно слово об этом… — Кассандра сделала шаг к ней, её руки были крепко сжаты, а глаза горели злостью. — Ты пожалеешь, что открыла рот. Ливия прижала ладони к груди, её лицо побледнело, а глаза блестели от слёз. — Да, мадонна, простите, — прошептала она. Кассандра отвернулась, бросив плащ в ближайший сундук. Её движения были резкими, почти лихорадочными. Её сердце всё ещё колотилось, а дыхание никак не успокаивалось. — Ладно, помоги мне переодеться, — бросила она резко, снимая верхнее платье и бросая его на кровать. Ливия, всё ещё дрожа, подошла к ней и начала помогать с завязками. Её пальцы скользили по ткани, но она старалась делать всё быстро, чтобы не вызвать новый приступ гнева у своей госпожи. — Быстрее, — резко сказала Кассандра, сквозь зубы. Ливия кивнула, её глаза опущены, и наконец она подала ей утренний халат из мягкого шёлка. — Теперь волосы, — потребовала Кассандра, садясь перед зеркалом. Ливия торопливо подошла к трюмо и взяла гребень. Она попыталась аккуратно собрать выбившиеся пряди, но её собственные руки дрожали. Она закрыла глаза, стараясь успокоиться, но вместо этого её мысли снова вернулись к тому, что она сделала. Никлаус. Инквизиторы. Их холодные глаза и слова, которые они произнесли. — Может, я принесу вам воды? — Просто закончи с волосами, — устало ответила Кассандра, её голос стал уже тише и она прикрыла глаза, — Прости, что, иногда, я такая невыносимая. — Да что вы, мадонна. Все в порядке! — служанка мягко улыбнулась, кивая. По ее мнению Кассандра не была плохой хозяйкой и даже наоборот. Но когда она была не в настроении, Ливия наверняка знала, что дело касается семьи.  — Снова мессере Кол вас расстроил? — тихо спросила девушка, доставая из шкатулки несколько шпилек. Кассандра не ответила сразу. Она смотрела в пустоту, словно пыталась решить, стоит ли продолжать разговор. Ливия терпеливо ждала, укладывая её волнистые каштановые волосы в изящную причёску. Тишина комнаты прерывалась только мягким звуком шагов служанки и приглушённым шумом улиц Венеции, который проникал сквозь тяжёлые бархатные шторы. — Не совсем, — наконец сказала Кассандра. Её голос звучал спокойно, но напряжённо. — Кол… он просто иногда забывает о границах. — Вы говорите о том, что он снова… — Ливия не договорила, лишь бро бросила быстрый взгляд на шею Кассандры, где под высоким воротником скрывались следы от его укусов. Кассандра криво усмехнулась. — Ты ведь знаешь, что именно я имею в виду. Он пьёт мою кровь, когда ему вздумается, как будто я его личная фляга. Но это ещё полбеды. Иногда он делает это ради забавы. Думает, что это смешно — застать меня врасплох. Пожалуй, это и бесит меня больше всего. Ливия кивнула, не осуждая, но и не одобряя. Её преданность хозяйке была безусловной. — Но знаете, мадонна, вы ведь тоже иногда… — она снова замолчала, но Кассандра подхватила её мысль. — Иногда пью его кровь? — горько усмехнулась девушка. — Да, Ливия. Я тоже. И…это не правильно. Я не хочу, чтобы это было нашей связью. А для него это какая-то игра. Ливия ловко закрепила шпильки и осторожно произнесла: — Но всё же, мессере Кол как будто всегда рядом, даже если вас это злит. Разве это не… привязывает вас друг к другу? Кассандра вздрогнула, бросив взгляд на Ливию. — Привязывает? — переспросила она, сдерживая раздражение. — Кол — мой дядя, Ливия. Какая здесь может быть привязанность? Мы просто… застряли друг с другом на вечность, и это всё. Служанка замерла, осознавая, что её слова могли зацепить хозяйку. — Простите, мадонна, — прошептала она, слегка наклонив голову. Кассандра расслабилась, тяжело выдохнув. — Нет, это я должна извиниться, — сказала она более спокойно. — Просто с Колом всё сложно. Иногда кажется, что он делает всё наперекор мне. И всё-таки… ты права, он всегда рядом, даже когда этого меньше всего хочется. Ливия осторожно улыбнулась: — Вашу семью нелегко выдержать. Кассандра рассмеялась, но смех был горьким. — Это мягко сказано. Особенно если говорить о Никлаусе. Никлаус. Никлаус, с его непримиримым характером, в Венеции был настоящей головной болью. Его буйные дебоши заставляли трембовать даже самых уважаемых граждан. Недавно он устроил кровавую резню на маскараде, уничтожив несколько влиятельных торговцев, чьи семьи теперь жаждали возмездия. Но самое ужасное произошло пару недель назад, когда он убил юношу, который нравился Ребекке. Парень, Гаспаре Альбизци, был сыном одного из богатейших торговцев города. У него были золотистые волосы, мягкие манеры и тихий голос, которым он очаровывал всех вокруг. Для Ребекки он был олицетворением утончённости, которой она жаждала, но никогда не могла достичь из-за своей вампирской природы. Она верила, что Гаспаре мог бы стать её спасением, её шансом хотя бы на иллюзию нормальной жизни. Никлаус не разделял её чувств. Он считал, что любовь Ребекки к смертным — это слабость. Однажды, увидев их вместе на одном из балконов во время бала, он просто схватил Гаспаре за ворот и бросил его вниз. Юноша разбился насмерть. Ребекка была безутешна. Она заперлась в своих покоях, отказываясь видеть кого-либо. Кассандра пыталась утешить её, хотя понимая, что это невозможно. Никлаус разрушил мечту Ребекки. Но Кассандру больше раздражало то, как  Ник, в своей изощереной манере, демонстрировал свою вседозволенность.  Она всё чаще размышляла о предательстве. О том, чтобы помочь врагам Никлауса, чтобы выдать его тайны, чтобы разрушить его так же, как он разрушал всех вокруг себя. — Ливия, — тихо сказала Кассандра, открывая глаза. — Ты когда-нибудь ненавидела кого-то так, что хотела бы видеть его падение любой ценой? Служанка задумалась, но затем ответила: — Нет, мадонна. Но если бы я знала, что это может спасти тех, кого я люблю, возможно, я бы сделала это. Эти слова застряли у Кассандры в голове. Когда Ливия наконец закончила и вышла, Кассандра осталась одна в комнате. Она встала и подошла к сундуку, где спрятала плащ. Её рука зависла над крышкой, но она так и не смогла открыть её. Она прислонилась к стене, сжимая руками виски. Что я сделала? Она глубоко вдохнула, но этот вдох вылился в дрожащий выдох, который больше напоминал всхлип. Её ноги подогнулись, и она села прямо на пол, прикрывая лицо ладонями. Она пыталась оправдать себя, но всё, что звучало в её голове, были слова инквизиторов и уничтожительная реакция Никлауса, которую, как она знала, он продемонстрирует , если узнает. Ты разрушила семью. Ты сделала это. Слова звучали как приговор, и Кассандра впервые осознала, что, возможно, ей не удастся избежать последствий. Быстро вытерев уже выступившие слезы, она твердо поднялась. Взгляд быстро упал на часы, стерла на которых уже близилась к десяти утра. К вечеру уже должно быть все готово к приему, который должен был произвести идеальное впечатление на всю знать города. Еще неделю назад Элайджа доверил приготовление к такому важному событию дочери, полагаясь на её дисциплину и вкус. И Кассандра не хотела его разочаровать. Тем более, немедленно нужно было чем то себя занять, чтобы угрызения совести целиком не поглотили её.  В первую очередь она собрала слуг в большом зале. Её голос звучал чётко, а слова — как команда: — Всё должно быть безупречно. Украшнния зала — золотые ткани, бархатные скатерти, подсвечники из серебра. Свечи — только из чистого воска, я не хочу запаха дешёвых материалов. Всю посуду и бокалы тщательно вымыть, чтобы я потом, вместе с вами не краснела перед отцом. Если все будет на высшем уровне — оплата будет соответственной.  Её указания сыпались одно за другим. Слуги торопились выполнять распоряжения, под её строгим взглядом не было места ошибкам. Кассандра сама выбрала блюда для ужина. Вино — из лучших виноградников Тосканы, дичь — идеально приготовленная по рецептам, которые их семья привезла ещё из Франции. Кондитеры, приглашённые из города, готовили изысканные сладости, украшенные золотыми листками. Она настояла на том, чтобы зал украсили орхидеями и розами бордовых и кремовых оттенков, которые были доставлены из далёких земель. Кассандра лично проверяла букеты, тщательно поправляя цветы, если те не лежали идеально. — Музыкантов я хочу лучших, — потребовала она, обращаясь к одному из слуг. — Пусть их репетицию услышат только я и отец. Неважно, сколько они возьмут за вечер. Даже выбор собственной одежды был для неё тщательно продуман. Кассандра выбрала платье из тёмного бархата с глубоким декольте, вышитое золотыми нитями. Украшения дополняли образ: серьги с рубинами, которые переливались при малейшем движении. Всё шло по плану. Организация приема отвлекала её, заставляя думать только о мелочах. Угрызения совести остались где-то на заднем плане. Но всё изменилось, когда к ней подошёл слуга с черной шкатулкой. — Мадонна, это для вас, — сказал он, низко поклонившись. Кассандра отложила свиток с перечнем гостей, который только что внимательно изучала, и взяла коробку. Открыв её, она увидела кулон — золотой диск с рубинами, сложенными в узор, напоминающий вихрь, который так часто виделся ей во сне. К шкатулке прилагалась короткая записка: “Дорогая племянница, извини, если иногда я бываю такой сволочью. Клаус.” Её сердце на мгновение остановилось. Они с Клаусом недавно сильно поссорились. Никлаус запретил ей вмешиваться в его дела в городе, указывая на её место в семье, а она, раздражённая его постоянным контролем, бросила ему в лицо, что он хуже всех врагов. Эти слова сопровождались слезами, которые она не смогла сдержать, и злостью, которая буквально выплеснулась наружу. Кассандра замерла. На мгновение мир словно остановился. Никлаус Майклсон извиняется? Это не просто редкость — это невероятно. В их семье прощения просили только в случае крайней необходимости, и то не словами, а поступками. Она перечитала записку ещё раз, чтобы убедиться, что не ошиблась. Её губы дрогнули, но не от улыбки — от новой волны чувства вины, которая на этот раз накатила с удвоенной силой. Её взгляд затуманился. Кулон в её руках дрожал, а вместе с ним — её пальцы. Всё, что она пыталась подавить, прорвалось наружу. Слуга хотел было что-то спросить, но Кассандра отмахнулась: — Занеси это в мою комнату. Оставив последние распоряжения, Кассандра поспешила расставлять свечи  в длинном коридоре, уходящем к задним дверям замка, где чаще всего проходили слуги. Будто именно это задание могла выполнить лишь она.  Тёплый свет огня отражался от каменных стен, добавляя немного уюта этому укромному месту. Её руки механически выполняли работу, но мысли всё время возвращались к Клаусу и его неожиданному жесту. “Как он мог извиниться? Это совсем не в его духе. Почему именно сейчас?” — снова и снова она задавала себе один и тот же вопрос. Когда свечи были расставлены, Кассандра перешла в кухню, где стояла гора грязной посуды после утренних приготовлений. Она закатала рукава и начала мыть тарелки, несмотря на шокированные взгляды кухонной прислуги. — Мадонна, это не ваша работа… — осмелилась заметить одна из девушек. — Нет, как раз моя. Раз ещё никто этого не сделал, — бросила Кассандра, не глядя отрывая взгляда от казанка в руках. Её руки погружались в тёплую мыльную воду, но мысли оставались холодными и резкими. Она бралась за каждую грязную тарелку, как будто старалась смыть с себя ту вину, которая угнетала её весь день. Её никто не тревожил, и она наслаждалась тишиной. Лишь звон посуды и шорох воды наполняли комнату. Когда посуда была вымыта и расставлена, она заметила серебряные кубки, стоящие на полке. Они уже блестели, но это не остановило её. Она взяла полотенце и начала их полировать, каждый раз замечая своё отражение. Она подняла один из бокалов на уровень глаз и чуть не уронила его, когда услышала быстрые шаги за спиной. В кухню влетела Ребекка. — Вот ты где! — взорвалась она, уже с порога. — Ты хоть знаешь, что тебя ищут весь день? Кассандра обернулась, всё ещё держа бокал в руках. — Я занята, — ответила она сухо. Ребекка осмотрела её с ног до головы. Платье Кассандры, изначально не предназначенное для рабочих дел, было перепачкано водой и мылом, а подол слегка измазан сажей от свечей. — Занята? Ты серьёзно? — возмутилась Ребекка, сложив руки на груди. — Мы устраиваем приём, а ты возишься здесь с грязной посудой! Кассандра продолжала полировать бокал, будто не замечая раздражения сестры. — Что тебя так удивило, Ребекка? Элайджа сказал заняться приготовлением, вот и я решила помочь на кухне. — Помочь? — голос блондинки стал на октаву выше. — Ты должна встречать гостей, а не прятаться от них! Ты так собираешься выглядеть перед отцом? Перед всеми этими людьми? Кассандра выдохнула. Её раздражение Ребекка только усиливала. Но та, как всегда, не сдавалась. — Посмотри на себя! — продолжала Ребекка, указывая на её платье. — Ты портишь всё впечатление! Иди переоденься. Немедленно! Кассандра наконец подняла на неё взгляд. — Хорошо, — сказала она тихо, отложив бокал и положив полотенце на стол. — Уже иду. Ребекка фыркнула, провожая её взглядом, когда Кассандра направилась к выходу. — И поторопись! — крикнула она вдогонку. Когда Кассандра поднималась по лестнице в свои покои, она чувствовала себя ещё более измотанной, чем утром. Этот день тянул из неё все силы, и ей всё труднее было сохранять хладнокровие. Как только приём закончится, ей нужно будет что-то решить. Иначе она не выдержит. *** Вечер обещал быть величественным. Зал для приёма был подготовлен так, чтобы отразить всю роскошь семьи Майклсон и их положение в обществе. Высокие стены были увешаны тканями из плотного дамаста, окрашенными в глубокий синий цвет, символизировавший богатство и власть. Гобелены, привезённые из Фландрии, изображали сцены охоты и празднеств — картины, которые должны были впечатлить любого гостя. Кассандра почти не поднимала головы с тех пор, как прибыли первые гости.  Когда что-то спрашивали — она отвечала. Когда хвалили — благодарила, но в её голосе звучала усталость, хоть внешний вид был изысканным и сдержанным. Всё должно было быть идеально. Она знала, что отец оценит её старания, но её мысли были далеко от празднества. Всё, о чем она могла думать, сводилось к тому, к каким последствием могло обернуться её признание инквизиторам. Пока она расставляла бокалы или расчесывала волосы перед зеркалом, перед её глазами вставало лицо Никлауса, полное ярости. Кассандра мельком смотрела на дядю, который сидел за одним из боковых столиков, окружённый гостями. Никлаус выглядел, как всегда, безупречно: его длинный плащ, изнутри подбитый соболями, блестел при движении, а вышитая рубашка подчеркивала его принадлежность к высшему сословию. Он смеялся вместе с одним из знатных купцов, жестикулируя кубком в руке. Это было привычное зрелище, но оно всё равно бросало Кассандру в дрожь. Гости говорили о торговых маршрутах, о новых налогах, которые вводил дож, о слухах о войне с Генуей. Некоторые перешёптывались о недавнем скандале: как один из молодых дворян проиграл в кости не только свои земли, но и заложил фамильные реликвии. Кассандра услышала обрывки разговора между двумя дамами, одетыми в роскошные платья из тёмного шёлка, усыпанного золотыми нитями. — Ты слышала о той молодой графине из Флоренции? Говорят, она приказала отравить мужа ради другого, — произнесла одна из них, стиснув веер в руках. — Боже, какая мерзость! И что с ней стало? — Её выдали замуж за младшего сына герцога. Смешно, что теперь она — предмет зависти всей Флоренции. Кассандра сделала вид, что её это не интересует, но внутри всё кипело. Эти люди с их интригами и сплетнями были ей отвратительны. Они сидели за столами, наслаждаясь роскошью, но ни один из них даже не представлял, что в голове у Кассандры крутилось нечто более страшное. Она предала их семью — ту самую, на чью честь они пили. Кол, в отличие от Клауса, не занимал почётного места. Он стоял у одного из окон, сложив руки на груди, и наблюдал за всем с лукавой усмешкой. Его взгляд скользнул по Кассандре, и он приподнял бокал, словно поддразнивая её. Она отвернулась, не желая с ним говорить. Последний раз, когда они разговаривали, он буквально бросил ей в лицо: — Ты слишком стараешься быть как отец. Знаешь, в чём твоя проблема, Кассандра? Ты не умеешь быть собой. Эти слова до сих пор отдавались болью. Кол, как никто другой, умел задевать её за живое. И всё же его компания всегда манила её. В отличие от Клауса, он хотя бы не казался таким недосягаемым. Кассандра подошла к одному из слуг и взяла кубок вина, стараясь не поднимать глаз. — Вот уж не думал, что королева приемов Кассандра способна застыть на месте, как изваяние, — раздался насмешливый голос. Она вздрогнула, повернув голову. Перед ней стоял Кол, выглядевший как воплощение самоуверенности. Его волосы блестели от света люстр, взгляд был острым, а на губах играла привычная ленивая усмешка. — Что тебе нужно? — холодно спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Танец, — беззаботно ответил он, протягивая руку. Кассандра прищурилась. — Кол, здесь куча девушек, которые бы жизнь отдали за танец с тобой, но ты пристал ко мне… — Да, ты права. Но сегодня я делаю исключение. Для тебя. Её взгляд пробежался по залу. Глаза Элайджи задержались на них, но быстро вернулись к разговору с Клаусом. Ребекка, стоявшая неподалёку, вскинула брови и одарила их скептическим взглядом. — Прекрати смотреть на всех, как испуганный воробей, Касс, — сказал Кол, потянув её за руку. — Веди себя естественно. — Естественно? С тобой? Это невозможно, — пробормотала она, но всё же позволила ему вывести её в центр зала. Музыка сменялась на более оживлённую, пары начинали танцевать. Кол положил руку ей на талию, притянув ближе, чем требовал бы этикет. — Итак, моя дорогая племянница, — начал он тихо, чуть наклоняясь к её уху. — Скажи, почему меня весь вечер не покидает предчувствие, что ты что-то натворила? — Отстань, Кол, — огрызнулась она, избегая его взгляда. — Я ничего не делала. — Ты забыла, с кем говоришь, — его голос стал мягче, но опаснее. — Ты ведь не думаешь, что сможешь обмануть меня? Она сделала ошибку: её глаза на мгновение снова скользнули к Клаусу. — Ох, как это мило, — саркастично протянул Кол. — Ты всё время следишь за ним. Неужели ты думаешь, что он что-то подозревает? Или, быть может, тебе просто не терпится попасть в свет, его милости?  — Кол, заткнись, — выдохнула она. — Тогда скажи, что ты сделала. И я обещаю — твоё имя не всплывёт в его голове. Её терпение лопнуло. — Я… я ходила к Инквизитору, — призналась она шёпотом, её голос дрожал от злости на саму себя. Кол резко остановился, заставив её замереть. Пара, танцевавшая рядом, с удивлением посмотрела на них. Он быстро придал лицу безразличное выражение, продолжая вести её в танце. — Ты сделала что? — прошептал он, но его тон был стальным. — Это было необходимо. Клаус… Клаус убивает всех, кто встаёт у него на пути. Я думала, если я смогу… если я смогу договориться с ними, это убережёт нас. Кол коротко рассмеялся, но в этом смехе не было радости. — Уберечь нас? Или спасти свою шкуру? — Кол… — Тише. — Он наклонился ближе, его губы почти касались её уха. — Если ты думаешь, что можешь играть в эти игры, то рано или поздно ты окажешься  в гробу. Прямо рядом с Финном. Кассандра напряглась. — Почему ты просто не расскажешь Клаусу? — спросила она, вскинув брови,  — Мы никогда не были с тобой друзьями. Кол ухмыльнулся. — Ты думаешь, я хочу, чтобы он знал? Чтобы у него появился ещё один повод стать тираном? Нет, Кассандра. Даже если ты была занозой в моей заднице с самого детства, я не позволю ему диктовать мне условия. Потому что я тоже не хочу оказаться в гробу. Она молчала, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Ты должна исправить это, — наконец сказал он. — Завтра ты идёшь к Инквизиторам. И мы разберёмся с этим вместе. — Почему тебе это так важно? — Потому что если ты облажаешься, Касс, то потянешь за собой нас всех. Они танцевали, делая вид, будто ничего не произошло. Но её взгляд всё чаще ловил Ребекку, которая шепталась с Элайджей, и Клауса, который казался слишком спокойным для своей натуры. Кол же держал её крепко, словно напоминая, что её судьба — в его руках. Новый Орлеан, 1911 год —  Ещё стопку абсента! — громко выкрикнул Кол, небрежно подняв указательный палец вверх. Его голос прорезал шум бара, привлекая к себе любопытные взгляды, в том числе осуждающий взгляд рыжеволосой девушки, что сидела рядом. Кол уже давно потерял счёт времени, который проводил в таких местах. Десять лет — десять чертовых лет после пробуждения. Всё, что он делал с тех пор, — это пил, трахался, убивал и пытался забыть её. Каждый бокал абсента выжигал в нём кусочек памяти о Кассандре, но никогда полностью. Она была как заноза в его бессмертной душе, которую он не мог вырвать. — Милый, можно и мне ещё один бокал вина? — голос рыжеволосой прозвучал тонко и приторно. Её карие глаза блеснули на тусклом свете лампы, а рука плавно скользнула по его плечу. Она старалась выглядеть милой, но Колу это казалось отвратительно навязчивым. Он сделал глубокую затяжку сигаретой, выпуская дым прямо перед собой, и повернул к ней голову. Его взгляд был ледяным, раздражённым, как у хищника, которому надоела добыча. — Обойдёшься, Анджела, — буркнул он грубо, не потрудившись даже посмотреть ей в глаза. Его пальцы сдавили сигарету чуть сильнее, чем нужно, пока пепел падал на стол. Она обиженно надула губы и откинулась на спинку стула. — Ты всегда такой грубый? Или это только со мной? — с вызовом бросила она, продолжая пытаться привлечь его внимание. Кол сделал глоток абсента, почувствовав, как горечь обжигает горло, и резко поставил стакан на стол, с такой силой, что стекло дрогнуло. — Слушай, милая, — он резко повернулся к ней, зловеще улыбнувшись. — Если тебе так важно узнать, почему я грубый, может, дело в том, что ты уже три часа несёшь всякую чушь и изрядно портишь мне вечер. Анджела замерла, её улыбка стала натянутой. Кол вернулся к своему стакану, сделав ещё один глоток. Она его бесила — до дрожи в руках. Сначала она показалась ему забавной. Дешёвая, доступная, болтливая — идеальная, чтобы потратить вечер и бросить в переулке с парой следов укусов на шее. Но прошло три часа, и её приторные вопросы о его “состоянии” и попытки строить из себя недотрогу начали его раздражать. — Деньги, вино, внимание. Сука, ты хоть что-нибудь можешь хотеть, кроме очевидного? — пробормотал он под нос, не обращая внимания на то, слышит она его или нет. Внутри Кола кипело. Ему хотелось разрушить этот вечер, этот город, этот жалкий бар на куски. Но больше всего ему хотелось разорвать воспоминания о ней. О том, как они сидели в похожем баре, кажется, в Берлине. Она смеялась тогда, смело перебивая его, дразня, бросая язвительные фразы. Её голос эхом звучал в его голове, вызывая болезненное желание выжечь это воспоминание так же, как он выжигал сигарету. Он пытался забыть, но каждый раз, когда он смотрел на таких, как Анджела, — он замечал в них что-то, что напоминало о Кассандре. В этой рыжей ничего не было, кроме фальши, но сама её прилипчивость напомнила ему, как Кассандра могла прилипнуть к нему своей наглой уверенностью, что она всегда будет права. И это сводило с ума. Кол снова потянулся к сигарете, но заметил, что пепельница уже переполнена. Он раздавил окурок прямо на столе, не обращая внимания на брезгливый взгляд бармена, который вытирал стаканы за стойкой. — Ты вообще слушаешь меня? — голос Анджелы прорезал его мысли, как скрежет ножа по стеклу. Кол медленно повернул голову, его взгляд был уставшим, но при этом в нём мелькнуло что-то звериное, дикое. Он помолчал пару секунд, словно подбирая слова. А потом заговорил, низким и опасным тоном: — Слушай, Анджела. Ты мне больше не интересна. В общем-то, никогда и не была. Собери свои вещи, уходи из моего вечера и забудь, что мы вообще встречались. — Что?! — её голос сорвался, глаза наполнились возмущением. — Ты серьёзно? После всего? Он хохотнул, коротко и зло. — После чего? После твоих жалких попыток быть интересной? Поверь, ты слишком посредственна даже для моей скуки. Анджела вскочила, хлопнув ладонями по столу. Люди за соседними столиками обернулись. Её лицо пылало гневом, но Кол остался безучастным. — Ты подонок, Кол, — прошипела она. — Никакая женщина не заслуживает такого отношения. — Так найди мужчину, который будет тебе его давать, — он подался вперёд, его голос был низким, почти мурлыкающим. — Потому что я, милая, тебе ничего не должен. Она отшатнулась, её лицо исказила обида, но она ничего больше не сказала. Схватила свою сумочку и с грохотом каблуков вышла из бара. Кол откинулся на спинку стула, закрыл глаза и тяжело выдохнул. Он слышал перешёптывания вокруг, но ему было плевать. Он поднял руку, подзывая бармена, и холодно бросил: — Абсент. Два. Он собирался выпить до беспамятства, как обычно. Но потом… потом он услышал. Её голос. — Ого, — раздалось позади него. Знакомое, тягучее, с этой насмешливой интонацией, от которой кровь закипала в жилах. — Ты всё так же любишь устраивать шоу, да, Кол? Он замер. На мгновение показалось, что это просто игра его памяти, очередное издевательство сознания. Но затем почувствовал это — её запах. Этот чертов запах, который он не мог забыть, сколько бы ни пытался. Он медленно обернулся. Она стояла в дверях, облокотившись о косяк. Размалёванная, как актриса дешёвого кабаре, хотя и в утонченном длинном, бордовом платье, но с грязной ухмылкой на губах. Её глаза… те самые, чертовски глубоко бурлящие глаза, в которых он мог бы утонуть и не жалеть об этом. — Ты… — хрипло выдохнул он, чувствуя, как мир вокруг рушится. — Привет, милый, — её голос был сладким, как яд. — Надеюсь… ты не скучал… Он поднялся со стула, его лицо исказила злость, хотя на самом деле он был готов подпрыгнуть от радости. — Ты… ты, блядь, серьёзно? — выкрикнул он, не обращая внимания на публику. — Где тебя носило, Кассандра! Десять грёбаных лет! — Знаю-знаю, — она пожала плечами, подходя ближе. — Но ты же всё равно не собирался быть верным, не так ли? Он шагнул к ней, глядя прямо в глаза. Его голос сорвался: — Ты бросила меня, стерва! Ты ушла, исчезла, оставила меня гнить в этом чёртовом мире, где нет ни тебя, ни смысла! Она усмехнулась, подойдя ещё ближе. — Гнить? По твоему внешнему виду, ты явно неплохо проводил время, Кол. Он схватил её за руку, но не грубо — скорее отчаянно, как будто боялся, что она снова исчезнет. — НАХРЕНА? Нахрена ты вернулась? — его голос дрожал от злости, скрывающей радость. Она посмотрела на него, её лицо вдруг стало серьёзным. — Потому что ты единственный, кто мне нужен, и самый чёртов идиот, с которым я не могу справиться, — тихо ответила она. — Прости, Кол. Его хватка ослабла. Он сделал шаг назад, глядя на неё, будто видел впервые. И в этот момент весь его гнев сменился чем-то другим. —Простить? — прошептал он, тряхнув головой. — Да я ненавижу тебя! Она улыбнулась, но в её глазах блеснула слеза. — Знаю. И всё равно ты рад, что я вернулась. Кол ничего не ответил. Он просто смотрел на неё, пытаясь понять, как можно так ненавидеть и так любить одновременно.