Sigillum Interdicti

«Скрип половиц разрезал тишину, словно кто-то чужой прокрался в дом. Он стоял на пороге её комнаты, облокотившись о дверной косяк, взгляд впивался в её шею. Она не спала. Ее рука лишь медленно приподняла волосы, обнажая шею. Парень шагнул ближе, дрожащими пальцами провел по её коже, а затем жадно впился клыками.   Кровь текла медленно, тягучей рекой, наполняя его силой, но оставляя что-то темное внутри. Она не сопротивлялась, даже когда его хватка стала крепче, а дыхание — прерывистым.   На следующее утро в зеркале он вновь увидел своё отражение: глаза, полные ярости и голода, и губы, окрашенные её жизнью. Он хотел ненавидеть её, но всё, что чувствовал, — это отчаянное желание снова утонуть в этом проклятом наслаждении.»  

Из дневника, найденного в доме на окраине Прованса, 1883 г.  

Южная Франция, 11 век Сероватый, чуть тронутый рассветом лес был пропитан невыносимой сыростью и холодом. Весна, затянувшаяся до бесконечности, лежала на земле тяжёлым грузом, что упрямо не желал рассеиваться с первыми лучами солнца. Капли росы, дрожа на кончиках травинок, блестели приглушёнными огоньками, а пейзаж, полный скрытой жизни, дышал затхлой атмосферой заброшенности. Тишину разрывал единственный звук — надрывный, мучительный кашель. Кассандра с трудом выпрямилась, одной рукой придерживая спутанные волосы, а другой вцепившись в шероховатую кору старого дерева. Металлический привкус крови липким следом осел на её губах и языке, жгуче-горький и почти навязчивый, как напоминание о её беспомощности. Она чувствовала себя бесполезной, никчёмной — дикой, голодной зверушкой, которая не могла насытиться. Ни олень, ни другое жалкое животное не могли утолить её жажду, не могли даже притупить её чудовищное желание. Это был не просто голод — это было проклятие, тянущееся за ней следом с того самого дня, как всё рухнуло. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как они сбежали из родного поселения. Майкл, их отец, её дедушка — их мучитель, был неотступен. Поначалу они бежали стремительно, оставляя за собой дымящиеся следы разрушений, но со временем их темп замедлился. Бегство стало их жизнью — постоянным, выматывающим, почти бессмысленным. Кассандра терялась во времени. Дни смешивались с ночами. В постоянных семейных ссорах, которые уже стали рутиной она не хотела принимать участия, что вызывало у других родственников лишь раздражение. Правда, предлог «разделиться», однажды сказан Колом, был не таким уж и плохим вариантом, но отец и Клаус быстро откинули эту идею.  Не смотря на все попытки выглядеть как нормальный человек, она все равно потеряла свое человеческое изящество. Серое платье, которое она нашла в одной заброшенной лачуге было слишком длинное, что пришлось перевязать его широким мужским ремнем. Кожаные сапоги, в которых она бежала ещё с самого поселения были напрочь стерты. А волосы, ранее украшенные цветами, собранные в тугую косу. Постоянная грязь, холод, кровь не раз доводили до истерик. Время от времени она поглядывала на дневное кольцо на своем пальце, но так и не решалась снять его и прекратить эти мучения.  С каждым днём Кассандра замечала, как её связь с семьёй слабеет. Кол и Финн занимались охотой, срывая своё напряжение на случайных жертвах. Клаус нёс тяжёлое молчание, напряжённое, как тетива лука. А отец…Некогда оплот стабильности в её жизни, стал источником гнетущего разочарования. Их обоих связывало горе утраты, сожаления, вина, но нормально поговорить они не могли. Она его не ненавидела, но каждый его взгляд переполненный сожалением, снова и снова возвращал её в тот момент.  Хуже холода и голода были только переполняющие её эмоции. В её мыслях всё чаще всплывали образы матери — яркие, болезненные. В кошмарах она видела её лицо, некогда сияющее, а теперь бледное, с пустыми глазами, наполненными укором. Видела, как Аслог протягивает к ней руки, которые Кассандра так и не успела схватить. Эти сны разъедали её изнутри, превращая любую попытку найти спокойствие в напоминание о том, что она потеряла. Сероватый лес словно дышал ей в спину, обволакивая ледяной влажностью и безмолвным осуждением. Девушка присела возле могучего дуба, согнувшись от спазма. Руки зарылись в спутанные каштановые волосы, когда очередной рвотный позыв начал подходить к горлу. Закрыв глаза , она пыталась сосредоточиться на ровном дыхании, но всё, что слышала — это стук собственного сердца, гулкий и раздражающий, как бой барабана. Где-то вдали послышался хруст ветки, и её обострившиеся чувства мгновенно отреагировали: она напряглась, готовясь к нападению. Но это был не олень и не заблудившийся путник.   Под первыми лучами солнца, пробивающем листву, с ухмылкой, которая могла быть знаком одновременно и насмешки, и опасности, появился Кол. Его движения были изящны, но напористы — как у хищной кошки. Остановившись в нескольких шагах, он прищурился, словно оценивая её состояние.   — Ну что, любимая племянница — протянул он с язвительной усмешкой, не скрывая удовольствия от её жалкого вида. — Вот это ты себя запустила. Выглядишь... ну, как это сказать…не очень. Это уже какой раз? Шестой? Седьмой? Кассандра подняла на него мутный, злой взгляд. Она даже не нашла в себе сил ответить, только отвернулась, пытаясь игнорировать его. — Что, сил нет даже огрызнуться? — продолжил он, делая ещё шаг ближе. — Как низко ты пала, Кассандра. И это прекрасно, — одной рукой он потрепал её по волосам, чего она ужасно ненавидела. — Знаешь, я долго думал, что тебе не повредит немного страданий.   Она резко вскинула голову, её глаза метнули молнии.   — Убирайся,  — прошипела она. — Я не в настроении выслушивать твои издевательства.   — Правда? А по мне так наоборот, — он присел рядом на корточки, глядя на неё, словно на раненую добычу. — Я бы сказал, что это мой долг перед нашей дорогой Аслог. Как думаешь, она бы наслаждалась этим зрелищем? Твоей слабостью, твоей беспомощностью? Или ей было бы всё равно, ведь ты так милосердно отправила её в могилу?   — Ты ничего не знаешь, — прошептала она, её голос дрожал от сдерживаемой ярости. Кассандра сжала кулаки, её ногти больно вонзились в ладони, но она не отводила взгляда. Хоть девушка и сожалела, о своем поступке, но жалеть Кола она не собиралась. Её раздражало, что он заступился за очередную свою потаскуху, которая была не более чем игрушкой.  — О, я знаю больше, чем ты думаешь, — ответил Кол, его голос был почти шёпотом, но от этого звучал ещё более зловеще. — Я знаю, что голод — это твой лучший друг теперь. Ты же чувствуешь, не так ли? Как он раздирает тебя изнутри, как просит больше, больше, больше… Его слова вонзались в неё, как иглы, но самое страшное было то, что он говорил правду. Она чувствовала это каждую минуту, каждое мгновение. Жажда, которая никогда не утихнет. Голод, который будет сопровождать её вечно.   — Заткнись, Кол, — прохрипела она, хватая ближайшую ветку, словно собиралась использовать её как оружие.   Кол лишь усмехнулся, встал и отступил на шаг.   — Как пожелаешь, — произнёс он, насмешливо поклонившись. — Но знаешь, Кассандра, я рад, что тебе так плохо. Это… уравновешивает чашу весов.   С этими словами он исчез, оставив её снова одну, поглощённую своими мыслями и внутренними демонами. Кассандра замерла, наблюдая, как фигура Кола растворяется в сероватой дымке леса. Его слова пульсировали в её голове. Его улыбка, его уколы, его надменность — всё это было невыносимо. Она скучала по прошлому. По его шуткам, мелким шалостям, которые он творил чтобы рассмешить её. Они были друзьями, которые делились секретами, радостью и горем.  Её руки дрожали, ногти впивались в ладони до крови, а взгляд был прикован к тому месту, где только что стоял её дядя. Она чувствовала, как с каждой секундой ярость перекрывает всё остальное — боль, усталость, страх. Это был не просто гнев, это было отчаяние, помноженное на голод.   "Ты ничего не знаешь" — звучали её собственные слова в голове. "Ты никогда не узнаешь, как это — быть в моей шкуре". Но он узнает.   Едва осознавая, что делает, Кассандра сорвалась с места. Она неслась сквозь лес, практически не касаясь земли. Серое платье цеплялось за ветки, но она не чувствовала боли от разорванной ткани. В голове билось лишь одно желание: заставить Кола замолчать, заставить его почувствовать то, что чувствует она.   Он успел отойти совсем недалеко, всё ещё держась с той же ленивой уверенностью, как будто никакой опасности просто не существовало. Но когда он услышал её шаги, слишком поздно понял, что она не остановится.   — Ах, вот как... — начал он с усмешкой, оборачиваясь.   Но прежде чем он успел договорить, Кассандра врезалась в него с силой, которую сложно было представить в её измождённом теле. Она сбила его с ног, словно дикий зверь, толкнула на землю и вонзила ногти в его плечи, словно пыталась удержать добычу.   — Думал, что один ты можешь быть таким сильным и стойким? — прошипела она, её голос был рваным, срывающимся на шёпот.   Кол открыл рот, чтобы что-то сказать, но в следующий миг она наклонилась, и её клыки глубоко вонзились в его шею.   Он дернулся, захрипел от неожиданности, но не сразу отбросил её. На какое-то короткое мгновение он позволил ей это. Кровь хлынула ей в рот, густая, обжигающая, наполняющая её опустошённое тело жизнью. Она пила жадно, как утопающий хватается за воздух. Голод — нестерпимый, бесконечный голод — наконец, начал утихать. Жажда отступала, уступая место горячей волне силы и мощи.   Но Кол был далеко не тем, кто позволил бы ей закончить. Он оттолкнул её с неожиданной лёгкостью. Кассандра отлетела назад, ударившись о землю, но тут же попыталась подняться, её глаза сверкали диким огнём.   Кол прижал ладонь к кровоточащей шее, его лицо искажала смесь злости и странного удовлетворения.   — Ну что, почувствовала себя лучше, племянница? — сказал он, тяжело дыша. Его голос был всё таким же насмешливым, но в глазах плясали огоньки ярости. — Признаюсь, это было... неожиданно. Но, чёрт побери, мне это даже понравилось.   Кассандра тяжело дышала, в её глазах всё ещё горел гнев. Она провела рукой по губам, стирая остатки крови, но не отвечала.   — Ах, дорогая, если ты хотела впечатлить меня, у тебя получилось, — продолжил он, вставая на ноги. — Хотя, предупреждаю, не играй в такие игры, если не готова к последствиям.   Он лишь усмехнулся, наклонив голову, и сделал шаг к ней.   — Мы ещё не закончили. Разумеется, что нет. Стерая остатки крови, она остановилась, почувствовав, как её пальцы едва заметно дрожат. Он не должен видеть как вместе с приливом силы и мрачным удовлетворением от содеянного на неё накатила волна стыда. Горячая, мучительная, она охватила её, словно пыталась сжечь изнутри.  Она чувствовала каждую каплю его крови, горячей и обжигающей, как раскалённый металл, текущей по её венам. Сила, которую она обрела в этот миг, была одновременно пугающей и опьяняющей. Это было нечто большее, чем просто насыщение. Это была власть. Власть над самим Колом, которого всегда видели сильным, неуязвимым. На короткий миг она почувствовала себя выше его, лучше него. Но тут же это ощущение превратилось в мерзкий привкус в её горле.   Она не просто выпила его кровь. Она показала, на что способна, когда её загоняют в угол. И это пугало её. Её руки всё ещё дрожали, но теперь не от голода, а от осознания того, что она только что сделала.   Она сжала кулаки, чувствуя, как её ногти снова впиваются в кожу. Ревность и жажда внимания — она всегда хотела именно этого. Чтобы не было никого лучше, умнее, сильнее, красивее. Она всегда хотела, чтобы её замечали, чтобы её ценили. Но стать любимицей ей не удавалось.  Он должен понять, что я больше не та девочка, что бегала за ним по лесу, смеясь над его шутками. Я больше не ребенок. Я могу быть ему равной.  Но вместе с этим желанием внутри неё росло и другое чувство — страх. Страх того, что Кол действительно будет помнить этот момент. Что он будет видеть её именно такой, какой она сейчас стала: жадной, злой, готовой на всё ради силы. Она ненавидела эту часть себя, но не могла избавиться от неё.   Она поднялась на ноги, пошатнувшись, но сохраняя странную грацию, не свойственную её измождённому виду. Кол, всё ещё стоявший неподалёку, следил за ней, его глаза прищурены, уголки губ искривлены в насмешке, которая так бесила её. Но за этой насмешкой скрывалось что-то ещё, что-то, чего она не могла разгадать.   Кассандра отвернулась, чувствуя, как его взгляд прожигает её спину. Внутри неё кипел целый ураган чувств, но снаружи она сохранила маску холодного безразличия. Она знала, что не могла позволить себе слабость. Не перед ним. Не перед собой.   Она сделала шаг вперёд, затем ещё один, уходя всё дальше в глубь леса. Густой серый туман обволакивал её фигуру, словно скрывая её от остального мира. Она не оглядывалась, но ощущала, как Кол всё ещё стоит на том же месте, его присутствие будто пульсировало где-то на краю её сознания.   Но что теперь? Она могла насытить свой голод, но могла ли она насытить эту пустоту внутри себя? Кол, её семья, весь мир вокруг — они были лишь тенями того, чего ей по-настоящему хотелось. Любви. Внимания. Признания.   Она двинулась по уже знакомой тропе на звуки приглушенных голосов вдали. Ещё несколько минут назад Майклсон бы вырядили услышала из из-за изнеможения, но теперь она опять чувствовала силу. Сквозь туман показался небольшой костер, а потом и Ребекка, которая эмоционально что-то рассказывала Клаусу, Финну и Элайдже. — Клянусь, ещё несколько дней и можете бросить меня возле какой-то канавы!Только посмотрите на это, — драматично воскликнула блондинка, вытягивая руку, чтобы продемонстрировать кончики сероватых пальцев. — В этой глуши ни одной живой душы!  — Да Одина ради, Ребекка, заткнись уже! Только из-за твоего голоса хочется умереть, — прорычал Никлаус, раздражённо вонзив серебряный кинжал в землю. Ребекка фыркнула, скрестив руки на груди и отвернулась с видом смертельно оскорблённой. —Угомонитесь, оба! — наконец-то подал голос Элайджа. Слегка пошатываясь, он подошел к блондинке и приобнял за плечи, — Все будет хорошо, нам нужно только…— мужчина осёкся, резко повернув голову к кустам. Его взгляд задержался на фигуре, едва заметной в густой листве. Среди теней и ветвей появилась Кассандра. Она шла грациозно, уверенно. Недавно бледная, с осунувшимися чертами лица, она теперь выглядела невероятно живой, почти сияющей. Её карие глаза, холодные и равнодушные, скользнули по присутствующим, и в этот миг Элайджа понял, как сильно изменилась его дочь. Трудно было найти в ней сходство с покойной Татьей, чьё тепло и свет всегда наполняли любую комнату. Жена смеялась звонко, как солнечные лучи, способные пробиться даже сквозь густую тьму. В Кассандре же он видел совершенно иной свет — холодный, расчётливый, спокойный, почти пугающий. Она больше не казалась ребёнком, у которого можно было прочесть на лице всё, что он чувствует. Поэтому Элайджа сильно встревожился, когда сразу после обращения дочь пошла жестоко мстить своим неуважителям. — Кассандра ты в порядке? — наконец-то произнес он, подходя ближе.  Она лишь слегка кивнула, не удостоив его слов ответом. Её взгляд скользнул по Ребекке и Клаусу, словно проверяя, не забыли ли они, кто она такая. А затем она остановилась, сложив руки перед собой с той самой невозмутимостью, которая заставляла его сердце сжаться. — Ты хорошо выглядишь, — проговорила Ребекка, оценивающе осматривая племянницу, — Неужели наткнулась в лесу на какого-нибудь бедолагу.  — Совсем напротив, — Кассандра хищно улыбнулась, присаживаясь на колоду возле молчаливого Финна.  — Удивляюсь твоей хватке, племянница. Мы уже несколько недель никого здесь не видели, кроме животных, а твоя просто «прогулка» дала невообразимые плоды, — вмешался Клаус, бросив на неё взгляд из-под тяжёлых бровей. Его голос был наполнен смесью раздражения и скрытого восхищения, — Хотя я уже было подумал, что ты сбежала к нашему врагу, чтобы, не дай бог, сделать что-нибудь глупое. Кассандра лишь слегка усмехнулась протягивая  руки к костру и, как будто задумавшись, продолжила: — Куда уж мне делать что-то глупое, когда вы уже совершили все возможные ошибки за меня. — Осторожнее с языком, Касс, — недовольно бросил Клаус, но Ребекка, всегда готовая к словесным перепалкам, фыркнула: — Удивительно, Ник, ты вдруг решил защищаться. Это звучит так, будто Кассандра задела тебя за живое. — Перестаньте, — Элайджа вскинул руку, перебивая сестру, — не время для споров. Нам нужно сосредоточиться на том, чтобы... — Подождите, — Кассандра судорожно поднялась на ноги и замерла. Она прикрыла глаза, прислушиваясь к гулу голосов, потрескиванию и цокоту копыт, — Кажется, за несколько миль едет карета. — Наконец-то, — с довольной усмешкой пробормотал Клаус, поднимаясь с места. — Возможно, кто-то из местной знати решил испытать судьбу, разъезжая по безлюдных путях.   — Это может быть опасно, — подал голос Финн, всё ещё сидя у костра, — Это наверняка может быть ловушка Майкла. Сами подумайте, сколько времени мы здесь и сколько карет проезжало.  Все вдруг замолчали, на секунду задумываясь. — И что? — совсем близко услышался ленивый голос Кола. От появления дядюшки Кассандра слегка сжалась и подошла ближе к Ребекке. — Нас больше, Финн. Чего ты боишься?   — Угомонитесь, — вмешался Элайджа, глядя на дочь. — Ты сможешь понять, сколько их?   Кассандра быстро закрыла глаза, сосредотачиваясь на отдалённых звуках. Её лицо озарилось легкой улыбкой.   — Двое на козлах, четверо внутри. Лошади уставшие, скорость низкая. Их охранники не ждут нападения.   — Прекрасно, — Клаус оскалился, подбирая кинжал. — Тогда пойдём поздороваемся.   — Пойдём, — согласилась Кассандра, облизнув губы. Её голос звучал слишком спокойно, почти весело, что заставило Элайджу насторожиться.   Они двигались через лес бесшумно, словно тени. Кассандра, Кол, Клаус и Ребекка держались впереди, их фигуры сливались с тьмой. Финн шёл чуть позади, а Элайджа замыкал строй, насторожённо оглядываясь.   Карета появилась на лесной дороге. Два возничих на козлах лениво болтали, не ожидая угрозы. Рядом с каретой не было никакой охраны.   — Они слишком уверены в своей безопасности, — прошептала Ребекка с усмешкой, глядя на Клауса.   — Тем хуже для них, — ответил он, и прежде чем кто-либо успел остановить его, прыгнул прямо на одного из возничих. Тот закричал, но его голос оборвался, когда Клаус переломил ему шею.   Кассандра, воспользовавшись замешательством второго возницы, прыгнула с грацией хищника. Её руки сомкнулись на его горле, и с одним резким движением она сбросила его с козел.   — Тише, дорогая, — усмехнулся Кол, неожиданно появляясь за её спиной. — А то ещё напугаешь их.   — Вряд ли они испугаются больше чем ты, — бросила она, стирая с руки кровь.   Ребекка уже открывала дверь кареты. Внутри сидели трое мужчин и одна девушка в роскошной одежде. Их лица быстро побледнели от ужаса. — Кто вы? Чего вы хотите? — заикаясь, проговорил один из них, явно человек с положением.   — Мы просто ищем ужин, — весело ответила Ребекка, вытаскивая мужчину наружу.   Элайджа наконец появился на дороге, глядя на сцену с неподвижным выражением лица.   — Клаус, — сказал он строго, — мы должны действовать быстро.   — Как прикажешь, брат, — отозвался Клаус, но в его голосе звучала насмешка.   Кассандра не ждала указаний. Она уже вцепилась в шею девушки, утоляя жажду с пугающей жадностью. Финн отвернулся к своей жертве, едва сдерживая отвращение.   Третий мужчина пытался выскользнуть из кареты, но Ребекка поймала его, улыбаясь так, что у него перехватило дыхание.   — Никто не уйдёт, — прошептала она, прежде чем вцепиться ему в глотку.   Через несколько минут всё было кончено. Кассандра вытерла губы и посмотрела на Элайджу.   — Всё по-твоему: быстро и эффективно, — сказала она, её голос был равнодушным, почти холодным.   — Ты наслаждаешься этим слишком сильно, — тихо сказал он, не отводя от неё взгляда.   Кассандра лишь улыбнулась.   — Возможно, это семейное, — ответила она, проходя мимо него к оставленному лагерю.  Элайджа сжал зубы так сильно, что скулы заныли. Он смахнул с лица чужую кровь, но ощущение липкости, как и горечь внутри, так и не исчезло. Он смотрел вслед дочери, её гордая осанка и лёгкая походка не оставляли сомнений — Кассандра, кажется,  привыкла к этому. Привыкла убивать, глядя в глаза своей жертве без малейшего сожаления. Пальцы нащупали ствол ближайшего дуба, и он ударил по коре так сильно, что древесина затрещала. Не удержавшись, он ударил ещё раз, и ещё, пока не почувствовал, как под ногтями собираются занозы. — Прости меня, Кассандра, — прошептал он одними губами, глядя на то место, где только-что была дочь.