Sigillum Interdicti

« Я не хочу, чтобы это обсуждение стало очередной семейной драмой, поэтому пишу, а не говорю с тобой. Надеюсь, ты отнесёшься к моим словам серьёзно.   Кол. Он меня беспокоит. Но на этот раз не из-за его типичных выходок. Ты сам замечал, как он ведёт себя рядом с Кассандрой? Как смотрит на неё? Я уверена, что его чувства к ней далеко выходят за рамки того, что можно назвать нормальным. Ты знаешь, что я не склонна к безосновательным обвинениям, но вспомни его поведение: как он ловит каждое её слово, как мрачнеет, когда она проявляет интерес к кому-то ещё. Мне не всё равно, Элайджа. И тебе, уверена, тоже. Если я права — а я редко ошибаюсь в таких вещах — то ты должен разобраться с этим прежде, чем всё зайдёт слишком далеко. Кол никогда не был рационален, особенно в вопросах, которые касаются его сердца.   Поговори с ним. Разберись.   Ребекка»

Элайдже, лично в руки. 

Чикаго, 2012 Звуки Чикаго, приглушённые бетонными перекрытиями подземного перехода, казались далекими, словно город дышал где-то на грани сна. Мерцание вывесок на поверхности отражалось в замутнённой воде луж, просачивавшейся сквозь трещины асфальта. Здесь, внизу, воздух был густым, тяжелым от сырости и едва уловимого запаха металла.   В кофейне, спрятанной в сыром подземном переходе, всё казалось слегка потёртым временем. Окна, завешанные выцветшими постерами с датами гастролей рок-групп 70-х, утопали в тенях. Среди них виднелись названия вроде Led Zeppelin и Deep Purple, но бумага потрескалась и облупилась, как кожа старого винила. На стойке, у самой кассы, была хаотично разложена стопка рекламных буклетов — от дешёвых автомастерских до старых афиш цирка, а под ними прятались пожелтевшие газеты. Самым ярким пятном в этом сумраке была неоновая вывеска на кирпичной стене с надписью Paradise. Она мерцала то зелёным, то розовым светом, который странно отражался в старом зеркале позади стойки. Неон напоминал о времени, когда это место, возможно, и правда считалось "райским", пусть даже и для любителей кожаных курток, джинсов с клёшами и хриплого рока. Теперь же этот блеск выглядел уставшим. Сначала звук колокольчиков, затем лёгкий скрип двери, и тишина захудалой кофейни была разорвана стуком каблуков на шпильках. Этот ритмичный цокот отдавался эхом от низкого потолка, перекрывая даже гул кофемашины. Девушка, нарушившая тишину, вошла внутрь уверенно и вальяжно. Вспышки света от вывески быстро пробежали по женскому силуэту, делая его более таинственным. На первый взгляд она сразу показалась необычной: кожаная куртка, которая выглядела неуместно дорогой для этого места и каблуки — тонкие, острые, как будто выточенные под стать ее осанке. Темные волосы, заплетенные в небрежную косу, контрастировали с бледной кожей, а зленые глаза, пронзительные, как у дикого зверя. Бариста почувствовал себя странно неуютно под этим вниманием. Она неспешно сняла перчатки, стянув их с пальцев одним элегантным движением, и положила на стойку рядом с маленькой сумочкой. — Кофе, — голос ее прозвучал низко, почти бархатно, с легким оттенком усталости. — Черный, без сахара. — Конечно, — бариста кивнул, но его взгляд задержался на ней чуть дольше, чем это было уместно. За одним из столиков, ближе к выходу, сидели двое мужчин. На вид им было около сорока, и они явно были не в лучшем виде. Красные лица выдавали, что вечер для них начался не с кофе, а шум их разговоров, вялых и тягучих, отдавал алкогольной небрежностью. Их движения были нескоординированными, а взгляд — тяжёлым, липким.   Как только девушка вошла, их разговор прервался. Один из мужчин, с лицом, напоминающим комковатое тесто, отвёл взгляд от собеседника и нахально проводил её глазами.   — Эй, смотри-ка, — негромко сказал он, толкнув локтем другого, — вот это подарок.   Его товарищ, высокий и худощавый, с бегающими глазами, быстро оценил фигуру девушки.   — Уверенная, да? Смотри, как ходит. С такими всегда сложно.   Первый усмехнулся, обнажая кривые зубы.   — Сложно? Да она сделана, чтоб на неё смотрели. Просто позови — она сама придёт.   Девушка словно почувствовала их разговор. Её взгляд остановился на мужчинах всего на мгновение, но в этом движении глаз было что-то, заставившее их осечься. Она опустила руку на стойку и забрала свою чашку с кофе, даже не обратив внимания на их липкую похоть.   Мужчины переглянулись, но продолжили пить свой кофе, явно не собираясь уходить.   Колокольчик зазвонил вновь, и холодный воздух снаружи проник в помещение, смешиваясь с ароматами кофе и тёплого хлеба. Бариста поднял взгляд и чуть нахмурился. В дверях стояла новая посетительница — девушка лет восемнадцати, неопрятная и почти худая до болезненности.   Её волосы, каштановые, с золотистым отливом, были спутаны, словно она не причесывалась уже несколько дней. На ногах заношенные кеды, джинсы — порванные на коленях, а вместо куртки — мужская рубашка, завязанная на талии. Белая ткань, слегка помятая, издали казалась простой, но пристальный взгляд шатенки за дальним столиком отметил контраст. Это была рубашка от Brioni— дорогая, элегантная, явно не предназначенная для такого использования.   Она, слегка пошатываясь, подошла к стойке и, достав из кармана несколько мелких купюр, бросила их на прилавок.   — Что-нибудь горячее, без разницы, — сказала она голосом, который прозвучал неожиданно хрипло, будто после долгих рыданий или усталости.   Бариста скривился, пересчитывая деньги.   — Этого хватит только на эспрессо, — буркнул он.   — Пусть будет эспрессо, — отмахнулась девушка и, не дожидаясь, пока кофе будет готов, прислонилась к стойке, опустив голову.   Двое мужчин за соседним столиком переглянулись. Один из них, сморщив лицо, громко прошептал:   — Смотри-ка, вот это… чудо.   Другой хмыкнул.   — Да брось ты. Та, первая, куда интереснее, — он наклонился ближе, не сводя глаз с девушки у дальнего столика. — Этой бы улыбнуться, и я бы уже пошёл следом.   Посетительницу это, казалось, совсем не смутило. Она подняла чашку с кофе и сделала ещё один глоток, чуть повернув голову в сторону новенькой, которая, наконец, забрала свой эспрессо и, шатаясь, уселась за столик в противоположном углу. Странный, мимолётный интерес промелькнул в глазах первой девушки. Она снова взглянула на рубашку и прищурилась. Brioni, без сомнений. Настолько дорогая вещь явно не принадлежала той, кто сидел сейчас, отрешённо глядя в тёмную жидкость в своей чашке. Впрочем, времени обдумывать это не было. Похотливые взгляды мужчин продолжали прожигать её насквозь, и она могла почувствовать, как их шёпот превращается в жалкий предлог для внимания. Но девушка была привычна к таким взглядам. Она откинулась на стуле, небрежно бросив ногу на ногу, и на секунду поймала их взгляды. Мужчины сразу отвели глаза, засмеявшись, будто их поймали за чем-то запрещённым. Тем временем странная новенькая, казалось, не замечала ничего вокруг. Она рассеянно покрутила чашку в руках, а затем, сдавшись, сделала крошечный глоток, морщась, словно её мучил сам вкус жизни. Шатенка медленно сделала глоток горячего кофе, позволив горькому вкусу обжечь нёбо. Он казался таким же грубым, как и эта обстановка. Её пальцы, ухватившие стакан, были тонкими, с аккуратным маникюром — резкий контраст с обшарпанным столом.   За её спиной, тем временем, мужчины не унимались.   — Ты только глянь, как она держится, — ухмыльнулся первый, с лицом, напоминающим тесто, и наклонился ближе к своему товарищу. — Думаешь, будет говорить, если подойти?   — С такими разговаривать не надо, — второй лениво откинулся на стуле, сложив руки на груди. Его узкие глаза внимательно следили за каждым её движением. — Они любят, когда показывают, кто здесь главный.   В этот момент девушка медленно обернулась. Легкий поворот головы, чуть приподнятая бровь, тонкая усмешка — движение было настолько выверенным, что это напоминало жест хищника, готового к атаке. Её взгляд остановился на них с ледяной отстранённостью, будто она смотрела не на людей, а на грязные пятна на стене.   — Что-то хотели? — произнесла она холодно, голос был полон безразличия, но каждый звук отдавался в воздухе звонкой угрозой.   Мужчины замерли, явно не ожидая, что она обратит на них внимание. Тот, что с тестообразным лицом, коротко усмехнулся, пытаясь скрыть неловкость.   — Просто любуемся, красавица, — протянул он с фальшивой дружелюбностью, разводя руками. — Вечер же скучный, а тут ты, как подарок.   Её улыбка стала чуть шире, но в этом не было ничего приветливого. Она сделала шаг в их сторону, каблуки снова зазвучали в тишине кофейни, как отсчёт времени.   — Знаете, я не подарок. — Она поставила стакан на ближайший столик с тихим стуком. — И, как правило, за такие "комплименты" я не благодарю.   Высокий, худощавый мужчина нахмурился. Ему явно не понравилось, что его напарника обрезали так резко.   — Слушай, — заговорил он, его голос стал жестче, — мы просто шутим. Не хочешь внимания — зачем вообще сюда пришла?   Она взглянула на него, медленно, словно размышляя, что сказать. Потом кивнула, как будто соглашаясь с его словами, и повернулась, будто собираясь уйти.   Но вместо этого её рука резко метнулась к ближайшему столу. Она схватила стакан с остатками кофе, и прежде чем мужчина успел что-либо понять, содержимое полетело ему прямо в лицо. Горячая жидкость ударила его в глаза и потекла по подбородку, вызвав сдавленный вскрик боли.   — Ты что, дура?! — взревел он, вскакивая со стула и яростно тряся головой.   Его товарищ застыл, не понимая, что делать. Девушка сделала ещё один шаг назад, держа дистанцию, но её поза осталась расслабленной, почти ленивой.   — Прости, — сказала она, совершенно спокойно, — рука дрогнула.   Тестообразный мужчина наконец поднялся, его лицо исказилось от гнева.   — Ты за это заплатишь, сука!   Он двинулся к ней, но не успел сделать и двух шагов, как девушка схватила один из деревянных стульев, стоявших рядом, и резко подняла его перед собой, блокируя движение. Удар был рассчитан идеально: деревянная перекладина врезалась ему в грудь, заставляя отшатнуться.   — Сядь, — сказала она холодно, будто командуя псу.   Мужчина, ошарашенный её скоростью и уверенностью, замер на месте. Его товарищ стоял рядом, морщась от боли, но двигаться не решался.   В кофейне снова воцарилась тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием и приглушённым звуком капающего с потолка на пол конденсата.   — Вы только что поняли, насколько сильно ошиблись. Мужчины переглянулись. Их уверенность, которая так пьянила их всего пару минут назад, испарилась, оставляя лишь острую, почти животную тревогу.   Они молча схватили свои куртки и поспешили к выходу, пробормотав что-то невнятное.   Холодный ветер врезался в лицо, когда девушка толкнула стеклянную дверь кофейни, выходя наружу. В переходе становилось еще тише — голоса завсегдатаев утихли за дверью, и единственным звуком остался еле слышный шум вентиляции. Однако напряжение, повисшее в воздухе, почувствовалось сразу. Сначала она заметила тень, слабо освещённую тусклой лампой у выхода. Затем увидела движение — две фигуры, которые сливались с мраком туннеля. Мужчины, те самые, которых она буквально вышвырнула из кофейни, стояли, скрестив руки на груди. Лица их выглядели вкрадчиво-уверенными, как у зверей, которые наконец поймали свою добычу.   — А вот и наша маленькая героиня, — протянул один из них, тот, что был повыше. Его голос разнёсся в тишине как удар, резкий и не терпящий возражений.   — Ты думала, что такая дерзкая выходка пройдёт незамеченной? — подхватил другой, с поджатыми губами и желтоватым взглядом, излучающим смесь злобы и предвкушения.   Девушка замедлила шаг, слегка приподняв голову. Лицо её оставалось неподвижным, лишь бровь слегка дернулась в насмешливом выражении.   — Думаю, вы получили достаточно, — бросила она, голос всё такой же холодный и ровный. — Или, может, вам нужна ещё одна порция унижения?   Мужчины переглянулись. Первый коротко усмехнулся, но усмешка эта была сухой и неприятной. Он шагнул вперёд, его массивная фигура перекрыла тусклый свет лампы.   — Знаешь, малышка, — его голос стал ниже, опаснее, — здесь никто не услышит, как ты будешь просить прощения.   Она не ответила. Вместо этого её рука медленно потянулась к сумке, но движения её были слишком очевидными. Мужчина с желтоватым взглядом оказался быстрее — его пальцы обхватили её запястье, сжали так крепко, что девушка едва не вскрикнула.   — А ты думаешь, что здесь кто-то боится твоей игрушки? — прошипел он, и его зловонное дыхание обожгло её щёку.   — Отпусти, — произнесла она сквозь стиснутые зубы, пытаясь вырваться, но хватка была как тиски.   Второй мужчина подошёл ближе, схватил её за плечо, и его грубые пальцы впились в ткань куртки.   — Ты сильная, да? — он приблизился вплотную, их лица почти соприкасались. — Покажи нам, на что ты способна.   Она попыталась вывернуться, вложив в рывок всю силу. Каблук её туфель скользнул по сколотой плитке, но вместо того, чтобы освободиться, она оказалась зажатой между двумя фигурами. Ладонь второго мужчины быстро закрыла её рот, лишив возможности позвать на помощь.   Гнев вспыхнул в её глазах, но паника тоже начала подниматься. Она извивалась, но чувствовала, как её движения становятся медленнее — двое против одного, и они явно не собирались отпускать.   — Ну что? Где твоя уверенность теперь? — с издевкой произнёс худощавий, сжимая её за талию так, что ткань куртки болезненно врезалась в рёбра.   И тут её каблук внезапно нашёл цель. Она ударила изо всех сил, попав прямо в голень одного из мужчин. Тот вскрикнул и ослабил хватку.   — Тварь! — взревел он, но девушка воспользовалась моментом, ударив локтем второго в живот.   Она была быстрой, но они оказались сильнее. Один из них ударил её по щеке, сбивая с ног. Она упала на твёрдую плитку, и звук её падения отозвался гулким эхом.   — Ты сама это выбрала, — прошипел он, нависая над ней.   Тишина в подземном переходе прорезалась резким звуком. Это был не шаг и не голос — скорее, шелест, как если бы воздух сгустился и прорезал пространство невидимым лезвием. Мужчины обернулись одновременно, их движения нервные, будто сработал инстинкт.   Девушка, которую ранее все приняли за глупую простушку стояла в нескольких шагах от них. Её фигура, окутанная тенями и размытым светом неоновой вывески, казалась одновременно реальной и какой-то размытой. Карие глаза, которые недавно лениво скользили по девушке, теперь сверкали ярче, как огни маяка в тёмном море.   — Что это мы тут устроили? — раздался её голос, низкий, с оттенком опасного любопытства.   Тестообразный ухмыльнулся, его уверенность вернулась за долю секунды.   — Ты кто ещё такая? — произнёс он, подходя ближе, широкими шагами заполняя пространство между ними.   Не ответив, она шагнула вперёд, медленно и с какой-то леденящей грацией, будто каждое её движение было выверено до идеала. Её шаги не издавали звука, словно их поглощала сама земля.   Второй мужчина, всё ещё сжимая руку девушки, нахмурился, что-то почувствовав.   — Эй, нам не нужны проблемы, — пробормотал он, делая шаг назад.   Но другой остановил его жестом:   — Слышишь, киса, проваливай, пока ноги целы.   Её губы изогнулись в лёгкой, почти невинной улыбке.   — Целы, говоришь? — повторила она, и её голос приобрёл странный, угрожающий оттенок.   В одно мгновение девушка исчезла из поля зрения. Это было не движение, а скорее исчезновение — как если бы она растворилась в воздухе. Следующее, что почувствовали мужчины, был ледяной порыв ветра, который пронёсся между ними. Первый наглец развернулся, а затем вскрикнул, когда её пальцы, сильные, словно железные когти, впились ему в плечо.   — А ты не такой храбрый, как кажешься, — прошептала она ему на ухо.   Он попытался ударить её локтем, но она отбросила его так легко, будто он был тряпичной куклой. Его тело врезалось в стену, с глухим стуком обрушив несколько рекламных буклетов на пол.   Второй мужчина выпустил шатенку и полез за ножом, но не успел. Незнакомка снова исчезла, и в следующую секунду её рука с невероятной скоростью сомкнулась вокруг его запястья. Нож с металлическим звоном упал на плитку.   — Что… что ты такое?! — выкрикнул он, глаза расширились от ужаса.   Она нагнулась ближе, так, что он почувствовал её холодное дыхание на своей шее.   — Кассандра Майклсон, — она усмехнулась.  Её лицо изменилось, образовались серные сеточки, глаза налились кровью, а изо рта высунулись острые, как лезвия, клыки. Мужчина вскрикнул, но вскрик оборвался на полуслове, когда она с лёгкостью подняла его в воздух одной рукой.   Тестообразный, приходя в себя, схватил кусок трубы, лежавший неподалёку, и бросился к ней. Но его удар не достиг цели. Кассандра отпустила второго мужчину, бросив его на землю, и развернулась. Труба со звоном встретилась с её ладонью, которую она выставила наперерез. Металл погнулся, как если бы он был сделан из фольги.   — Ты что, и вправду думал, что это поможет? — тихо произнесла Майклсон, наклоняя голову.   Она рванула трубу у него из рук и выбросила её за спину. Мужчина попытался отступить, но Кассандра шагнула ближе, её фигура заслонила весь свет.   — Пожалуйста… — пролепетал он, стараясь скрыть дрожь в голосе.  — Теперь ты просишь? Где же вся твоя бравада? — её голос стал тягучим, гипнотическим.   — Мы… мы не хотели... — начал он, но его слова прервались, когда её рука сомкнулась на его горле.   Она сжала его чуть сильнее, чем нужно для удержания, и на мгновение её лицо вновь стало человеческим.   — Нет, ты хотел. Просто теперь боишься.   Она резко отпустила его, позволяя ему упасть на колени, тяжело хватая воздух. Второй мужчина, с ужасом глядя на неё, не пытался подняться — он лишь отодвигался назад, скребя руками по плитке.   — Знаете, я пыталась. Пыталась не стать чудовищем, ради того чтобы такие как вы просто не вымерли, — Кассандра тяжело выдохнула и покачала головой, — если бы Элайджа был тут, то скорее внушил бы что-то…Но, увы, у меня другие методы, —  из десен опять вырвались клыки и почти на молниеносной скорости пробили тонкую кожу на шее, пуская темную жидкость. Вампирша не церемонилась, когда через несколько секунд, голова мужчины осталась оторванной от тела. Держа другой рукой за волосы, она торжественно продемонстрировала часть тела другому.  Его вырвало прямо на подземный кафель.  Бросив голову куда-то в сторону она подошла к кашляющему мужчине, который дрожа всем телом, опустил голову и боялся взглянуть девушке в глаза. Длинными тонкими пальцами она потянулась к щетинистому подбородку и подняла наверх, чтобы он смотрел на неё. — Убери после себя, — её зрачки медленно сузились и в миг стали нормальными. Мужчина кивнул и ещё какое-то время седел, смотря на тело своего друга.  Кассандра двинулась по подземному переходу с хищной, размеренной уверенностью, хотя внутри всё кипело. Оставив позади мёртвого мужчину, она смахнула с рук невидимые капли крови — жест скорее символический, чем необходимый. Её сердце, обычно безразличное к чужой жизни, сейчас стучало громче, чем хотелось бы. Она искала её.  У выхода слабый свет фонаря дрожал на фигуре шатенки, которая прижалась к холодной стене. Девушка была бледной, её дыхание рваное, а глаза, широко раскрытые, бегали из стороны в сторону, как у загнанного зверя. Она не видела Кассандру, пока та не оказалась перед ней.   — Как быстро ты решила спрятаться, — холодно произнесла Майклсон, остановившись напротив шатенки, которая вжалась в стену, как раненый зверёк. Её голос звучал с ленивой угрозой, будто ей было слишком скучно проявлять настоящую ярость. — А ведь тебе некуда бежать.   Шатенка вздрогнула, её взгляд метнулся к темноте за плечами Кассандры, будто она искала спасение там, где его точно не было.   — Я... я ничего не видела... — выдавила она срывающимся шёпотом.   — Ложь. — Голос Кассандры был острым, как тонкая сталь. Она чуть склонилась вперёд, позволяя холодным отблескам света осветить своё лицо. — Ты видела достаточно. Ты ведь догадалась, верно?   Незнакомка зажмурилась, тихий всхлип сорвался с её губ.   — Пожалуйста... я... я просто хочу уйти.   — Уйти? — Кассандра фыркнула, её смех прозвучал сухо, с оттенком насмешки. — Ты хочешь уйти, а я вот не могу.   Она замолчала на миг, её взгляд стал тяжёлым, будто сквозь незнакомку она видела кого-то другого. Затем, без предупреждения, она резко схватила девушку за подбородок, вынуждая ту поднять глаза.   — Ты видела, как умирают люди? — тихо спросила Кассандра, — Нет? Теперь видела. Поздравляю. Каково это — понимать, что смерть рядом?   Рыдания шатенки стали громче, но она всё ещё не могла ответить.   — А знаешь, что хуже всего? — продолжала Кассандра, отпуская девушку так резко, что та упала на землю. Её голос стал тише, почти отстранённым, как будто она говорила сама с собой. — Это не смерть. Это пустота, которая остаётся после. Ты боишься за свою жизнь, а я завидую тебе. У тебя есть страх. У меня осталась только... пустота.   Она отвернулась на миг, её взгляд упал на испачканную в крови белую рубашку.   — Вот скажи, в чём смысл этих чрезмерно дорогих вещей? Всё равно пачкаются. Всё равно их придётся выбросить. — Её губы искривились в усмешке. — В отца взяла. Знаешь, он может позволить себе всё, что угодно. Всё, кроме честности.   Она уселась на низкий бордюр, словно забыв о шатенке, которая тихо рыдала рядом.   — Элайджа Майклсон. Может, слышала это имя? — голос Кассандры звенел странной смесью гордости и горечи. — Если бы ты его встретила, ты бы подумала, что он идеален. Безупречные манеры, голос, который может уговорить даже камень поверить в чудо, взгляд — уверенный, но никогда не грубый. Он будто специально создан, чтобы быть образцом благородства. — Она усмехнулась, но эта усмешка была больше похожа на судорожное усилие удержать боль. — Для всех он — воплощение чести, но это благородство заканчивается там, где начинается семья.   Её глаза потемнели, и голос стал резким, как лезвие ножа.   — Для него семья — это не просто слово. Это идея, которая звучит прекрасно, пока ты не видишь, как он раз за разом выбирает из нас тех, кто достоин спасения. Ты знаешь, что самое ироничное? Это всегда Никлаус. Его Ник. Его проклятый, безумный брат, который разрушает всё, к чему прикасается. Но неважно, что делает Ник, папочка всегда будет рядом.   Кассандра ненадолго замолчала, прикасаясь холодными пальцами к лбу. — Он бросился спасать его, когда тот едва не уничтожил всех, кого мы знали. Залатал его раны, защитил его от последствий, убедил всех, что это лишь случайность, недоразумение. А я? — её голос дрогнул, но она тут же заставила себя продолжить. — А я должна была смотреть на это. Молча. Держаться. Не чувствовать.   Она резко выдохнула, словно пытаясь вытолкнуть из себя всю накопившуюся злость.   — Видишь ли, для моего отца благородство — это не защитить слабого. Это найти оправдание для сильного. А ещё — убедить всех, что он делает это ради нас. Ради семьи. Но я никогда не была частью его семьи. Я была его проектом.   Её руки нервно сжались, ногти впились в ладони, но она не обратила на это внимания.   — Ты знаешь, что он всегда говорил мне? «Кассандра, ты должна быть лучше нас. Не повторяй наших ошибок». Как благородно, правда? Только он никогда не понимал, что это значит. Ты не можешь быть лучше, когда у тебя отнимают право быть собой. Каждый мой выбор — это ошибка. Каждая моя эмоция — это угроза. Я боюсь не его гнева. Никогда не боялась. Я боюсь его разочарования. Это хуже смерти — видеть, как он смотрит на меня, как будто я недостойна быть его дочерью. И всё ради чего? Ради того, чтобы он мог ночью спать спокойно, зная, что хотя бы в чём-то он был прав.   Она опустила взгляд, её голос стал почти шёпотом:   — Он спасал всех, кроме меня. Всегда говорил, что семья — это святое. Но я не семья. Я его ошибка. Его слабость. Его тень.   Кассандра вдруг усмехнулась, но в её взгляде читалась бесконечная усталость.   — Это его благородство, понимаешь? Спасти мир, но потерять собственную дочь. Она снова повернулась к выходу, но обернулась через плечо, её голос стал тихим, почти усталым:   — Знаешь, зачем я осталась с тобой? Потому что мне нужно было поговорить. Пускай даже с тобой. — Она фыркнула. — По крайней мере, ты не перебиваешь.   Она отсалютовала даже не оборачиваясь. Плевать. Пусть даже кто-то об этом узнает, пусть найдут тело, пусть натравят полицию. Ей то что… Медленно шагая по безлюдной улице, бросая короткие взгляды на редких прохожих…она обняла себя руками. Холодно. Настолько все плохо, что вампиру стало холодно, явно не от погоды. Мимо неё проходили люди, иногда задерживая осуждающие взгляды, мол «Пьяная, побитая, вся в крови…», на что ей было совершенно плевать. Она опустилась на холодную поверхность лавочки, сцепив пальцы в замок. Её глаза смотрели в никуда, но она замечала всё: лёгкий утренний ветерок, играющий с её волосами; слабый шорох листвы на деревьях; звуки редких шагов. Люди начали выходить на улицу — кто-то спешил на работу, кто-то выгуливал собак. И все больше на неё бросали  короткие взгляды: грязная одежда, встрёпанные волосы, тёмные круги под глазами. Она чувствовала их любопытство, но никто не останавливался. Один мужчина средних лет притормозил у скамейки, внимательно посмотрел, словно собирался что-то спросить. Она подняла на него взгляд — тяжёлый, пронзительный, будто предупреждающий. Он торопливо отвёл глаза и прошёл мимо.Кассандра чуть усмехнулась уголком губ. Люди всегда смотрят, но никогда не решаются узнать больше. Это раздражало её и, одновременно, забавляло. Вибрация. Звук показался оглушительным и неприятным. Она знала кто звонит и отвечать совсем не хотелось. Подхватив телефон с кармана  двумя пальцами, взгляд пал на экран. Имя. Очевидное , как всегда: Элайджа Майклсон. Подписать его в телефоне как «отец», рука не поднималась. — Ты даже здесь не оставляешь меня в покое, — пробормотала она и откинулась на спинку скамейки. Кассандра стиснула телефон так сильно, что суставы побелели. Ей даже не нужно было гадать, зачем он звонит. Наверное, чтобы снова с безупречной холодностью отчитать её. Или, что хуже, выдать ту же затёртую до блеска речь о "чести семьи", "ответственности" и "прощении". Он был мастером говорить правильные вещи неправильным тоном.   "Поговори со мной, Кассандра", — слышала она его голос в голове, низкий, спокойный, с той неизменной вкрадчивой интонацией, будто он уже знает, что победит в любом споре.   Но разве это правда? Побеждал ли он? Разве не Элайджа, своими запретами, своими укоризненными взглядами, вытолкнул её за грань, заставил искать тепла там, где его не могло быть?   Она с ненавистью посмотрела на экран, но палец так и не сдвинулся к кнопке ответа. "Почему ты всегда приходишь слишком поздно? Почему ты не был рядом тогда, когда я действительно нуждалась в тебе?"   Что-то холодное и влажное коснулось её пальцев. Кассандра вздрогнула, отвлекаясь от своих мыслей, и посмотрела вниз. Перед ней стоял крупный лабрадор, светло-золотистый, с доверчивыми карими глазами. Его нос тронул её руку, а хвост лениво вилял из стороны в сторону. Она протянула руку и осторожно погладила его по голове. Шерсть оказалась тёплой и приятной на ощупь, а сам лабрадор тут же закрыл глаза, будто наслаждаясь каждым её движением. Хвост начал двигаться быстрее. Девушка почти улыбнулась, но подошедший сзади хозяин собаки, быстро отдернул питомца, будто её прикосновение могло оставить след на идеальной шерсти.  Она громко выдохнула, опуская взгляд на дорожку из серого камня. Выложенная небрежно и местами неровно, она извивалась среди клумб с редкими ещё цветущими растениями. На розах, укрытых тонким слоем пыли, блестели капли росы, отражая слабые лучи солнца. Кусты сирени, давно отцветшие, стояли густой стеной, а их выцветшие листья создавали лёгкую преграду между ней и редкими прохожими.  Вдох. «Они были в саду, за высокими живыми изгородями, укрывшими их от остального мира. Кол смеялся — громко, дерзко, как всегда. Он обнял её за плечи, рассказывая какую-то абсурдную историю о том, как подшутил над Ребеккой, спрятав её любимые туфли.   — А потом, — продолжал он, глядя на неё с огоньком в глазах, — она разразилась такой тирадой, что я даже на секунду задумался, не ошибся ли в выборе жертвы!   Кассандра улыбалась. Этот момент был таким обычным, таким простым, но в этих редких мгновениях с Колом она чувствовала себя живой. Ей не нужно было притворяться или строить из себя что-то большее.   Внезапно Кол напрягся. Его взгляд метнулся за её плечо, а затем губы скривились в знакомой усмешке, полной вызова. Кассандра внимательно наблюдала за ним, стараясь понять, что вызвало резкую перемену. Потом она заметила: его взгляд был прикован к фигуре, которая неспешно приближалась через сад. — Ах, вот и он, наш святой отец, — пробормотал он, словно выплёвывая яд.   Элайджа. Неужели он что-то заметил. Кол насмешливо цокнул языком, будто его совершенно не удивило появление брата. Элайджа подошёл ближе, его шаги были уверенными, почти неторопливыми, как у хищника, который знает, что его жертва никуда не денется. — Кол, — голос его был ровным, но в нём явно слышалось напряжение, — я хочу поговорить с Кассандрой. Наедине. Кол картинно поднял брови. — Ах, конечно, наедине. — Его тон был едким, почти издевательским. — Уж ты-то знаешь, как "наедине" всё исправить. Только вот я сомневаюсь, что она желает остаться наедине с тобой, брат. — Вижу ты  заботишься о её желаниях, Кол, — Элайджа выдохнул, делая шаг вперёд. — Ладно, как хочешь, оставайся. Но тогда ответь: ты влюблен в неё? Кол застыл, словно его ударили невидимой силой, но уже через мгновение он снова натянул на лицо свою привычную ухмылку, маскирующую шок и раздражение. Однако в его глазах на мгновение мелькнуло что-то, что было сложно не заметить — тревога, смешанная с яростью. Кассандра, напротив, почувствовала, как кровь прилила к лицу, а затем резко отхлынула, оставив её бледной. Её сердце замерло, дыхание перехватило. Она сжала кулаки, борясь с желанием закрыть лицо руками и спрятаться от этого взгляда Элайджи, прожигающего её насквозь.   — Что?.. — её голос дрогнул, звучал почти шёпотом, прежде чем сорваться на более громкий тон. Элайджа не сводил с неё глаз, и в его взгляде не было привычного спокойствия. Он был наполнен холодным разочарованием.  — Да ладно тебе, Элайджа, — спокойно начал Кол. Его голос остался всё таким же насмешливым, но в нём угадывалась нервозность, — мы просто разговаривали, это не твое дело.  Элайджа резко повернулся к Колу, его движения были молниеносными, как у хищника.   — Не моё дело? — Его голос чуть повысился, прорезав тишину сада. — Она моя дочь. Её безопасность, её честь — это всегда моё дело. А то, что ты, как всегда, ставишь свои желания выше семьи, только доказывает, что ты ничему не научился за все эти века.   Кассандра сжалась под тяжестью этих слов. Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Кол, напротив, нахмурился и стиснул зубы, его маска хладнокровного безразличия начала трескаться.   — Ты всегда был таким, да? Всегда видел врага там, где его нет. Может, тебе стоит научиться доверять, а не разрушать всё, к чему прикасаешься.   Эти слова задели Элайджу, но он лишь сжал челюсти.   — Это не о доверии, Кол. Это о границах. О морали. О семье.   — Семья? — Кол усмехнулся, горько, едко. — Ах да, твоя священная семья. Только вот эта семья всегда строилась на твоих правилах. А мы? Мы для тебя — просто инструмент, чтобы ты мог чувствовать себя праведником.   Элайджа подошёл вплотную, его взгляд был тяжёлым, как камень.   — Ты никогда не был инструментом, Кол. Ты был братом. А теперь... теперь ты становишься чем-то, от чего я хочу её защитить.   Эти слова поразили Кола сильнее любого удара. Он открыл рот, чтобы возразить, но не смог ничего сказать. Его насмешливая бравада начала угасать.   — Это не так... — пробормотал он, но в его голосе уже не было уверенности.   Элайджа вытащил из-за пояса кинжал, его движения были быстрыми, но не торопливыми, как у человека, который всё давно решил.   Кассандра ахнула, её руки дрогнули.   — Нет! — Она шагнула вперёд, пытаясь преградить путь, но Элайджа мягко отстранил её, его взгляд оставался прикованным к Колу.   Кол отступил, но уже понял, что сопротивление бесполезно.   — Ты снова это делаешь, да? — пробормотал он с горькой усмешкой. — Убираешь меня с дороги, как ненужное препятствие.   Элайджа ничего не ответил. Он поднял кинжал и вонзил его в грудь брата.   Кол охнул, его тело дёрнулось, а затем замерло. Его глаза встретились с глазами Элайджи на одно короткое мгновение — полное боли, разочарования и, возможно, сожаления.   Элайджа осторожно уложил безжизненное тело брата на землю. Кассандра смотрела на эту сцену, не в силах поверить, что всё это произошло. Её руки дрожали, губы беззвучно шевелились.   Элайджа поднял глаза и посмотрел на неё.   — Этот мерзавец заслуживает этого, поверь, — тихо сказал он. Но в его собственных глазах не было ни удовлетворения, ни облегчения. Только усталость и тень грусти.»