Sigillum Interdicti

» …После возвращения не могу дышать в полную грудь, кажется в воздухе не хватает запаха лаванды.»

Отрывок из письма Кола Майклсона Кассандре Майклсон, 1901 год

2012 год Мистик Фоллс Крупные капли теплого майского дождя падали прямо на её белоснежное лицо и создавали черные разводы из туши под глазами. Ветер был влажным и липким. Он не разу не отрезвлял, а лишь доносил до её носа запах ненавистной ей лаванды, которая уже много веков росла в этих местах. Легкий, почти невесомый аромат цветов сопровождал Кассандру на протяжении всей её жизни и раз за разом заставлял вспоминать все то, что она уже давно хотела забыть. Липкая, бордовая лужа крови растекалась по асфальту. В животе застрял кусок лобового стекла, левая рука была сломлена, а из лба так же сочилась красная жидкость. Страшная авария. Горло сдавливало от накопившихся слез. Кассандра не видела в них смысла, ведь какая разница? Закрывая глаза она видела ухмыляющееся лицо своего дяди, который с высокопарным голосом поддевал и смеялся над ней. Ребенок с веками за плечами умел рассуждать о правде и истине, подчеркивая и выделяя простейшие слова в своих монологах. В такие моменты его голос становился похожим на голос Элайджи, наставляющего своих родных. Его любовь к музыке всегда доставала всю семью, пока он осваивал инструменты в своей комнате, а потом в гостиной. Иногда, прокрадываясь в мастерскую своего старшего брата, он назойливо играл кисточками по всем поверхностям, изображая то ли шаманские напевы, то ли ирландскую народную музыку. » — Сейчас, Джереми! — и проклятый кол из белого дуба, закаленный собственной матерью для убийства детей, впивается в сердце первородного. Огонь захватывает его тело, и предсмертный крик застревает в её ушах. Рядом на крыльце стоит Никлаус и хватает её под локоть, когда девушка от бессилия падает на деревянный пол.» Мертвой хваткой вцепилось в сердце осознание, что обгоревшее тело — то, что осталось от ухмыляющегося и безумного Кола Майклсона. Рассекая в душе рану, которая требовала возмездия. У неё не было возможности спасти свою семью — пока горел Кол, ей пришлось топтаться на месте, давая боли и ярости расцвести в душе черными деревьями. Пустота расширялась, когда в не силах наблюдать за его смертью девушка рванула к черному Шевроле. Педаль в пол, дрожащие руки на руле, постоянно звонящий телефон где-то в кармане голубой куртки, а потом она резко тормозит и машина делает несколько поворотов в воздухе. Она вылетела через лобовое стекло, прекрасно осознавая, что её не постигнет такая же участь как и Кола. Чертово бессмертие. » —Ты куда-то собираешься? — спрашивает девушка, поправляя выбившуюся прядь каштановых волос за ухо. — Ага. Все таки внесу ясность в разум тупых детишек и может им наконец-то дойдет, что — будить Сайласа не лучшая идея, — Кол накинул на себя куртку и оценивающе осмотрел себя в большом комнатном зеркале, — Кэсс, где он? — Не иди туда. У меня плохое предчувствие, — Кассандра обнимает себя руками, пытаясь унять наступившую дрожь в теле. Вампиры не мерзнут, но сейчас она бы точно надела что-нибудь потеплее чем легкое, белое платье. — Разве что ты хочешь предложить что-то более интересное чем визит к Гилбертам, — снова эта его чуть кривоватая усмешка. Он все еще старался шутить. Кассандра подходит ближе и обнимает его сзади, всматриваясь через отражение в коричневые, как у неё, глаза. Он касается рукой ее руки. Тепло. Тепло ее кожи и память о доме. Ведь везде где она была он чувствовал себя комфортно. Будь это средневековая лачуга или изысканный замок. Ей всегда есть до него дело. Среди ночи они могут пойти разучивать новые симфонии на рояле, не заботясь о других жителях дома, танцевать на балах будто их никто не видит, пить кровь до тех пор, пока жертва не перестанет дергаться. Все это они делали и делают, вопреки запретам. Вопреки семьи. — Я более двухсот лет жила без цели, без надежды, без тебя в своих мыслях. Кол, ещё столько же я не переживу. Кассандра не плачет, но губы её подрагивают от обиды. Какой все же слабой она остается для своей семьи. Словно загнанный зверь, сломанная игрушка, которую нужно починить. — Глупая моя принцесса, — неожиданно Майклсон оборачивается и легонько проводит большим пальцем по ее мягкой нижней губе, чуть нажимая, — Жизнь — это уже и надежда, и смысл. Просто жить и чувствовать на лице солнце, ветер, дождь. Даже не припомню сколько раз меня этого лишали… Он шепчет ей низким, приглушенным голосом, будто гипнотизируя, пуская по коже мурашки, что расползаются от затылка ниже по шее вдоль позвоночника, по спине. — В начале прошлого века ты так оптимистично не отзывался о жизни без меня. — Неужели ты прочитала те письма — проговаривает радостно, словно ребенок. — Какую-то часть… Первородный притягивает ее к себе, обхватывая сильными руками, вжимая в свое тело. Так, что она чувствует каждую мышцу. Открывает рот, чтобы запротестовать, но губы Кола Майклсона накрывают его, язык ныряет внутрь, скользя сначала по ровной поверхности зубов, пробираясь глубже, вызывая гортанный полувздох-полустон. Его пальцы в ее волосах, темные пряди жесткие, будто лен, непослушные, упрямые, как и сама девушка. Он слизывает с ее языка сладкий вкус мармелада, который она так обожает. Когда она опускает ресницы и толкается языком в его рот, отвечая на поцелуй, Кол чувствует, как тело омывает волной нестерпимого, плавящего вены жара. Член в брюках твердеет, и он просто берет ее руку и тянет вниз, к своему паху. Поцелуй жадный, голодный, порочный. Поцелуй, выбивающий мысли из головы и воздух из легких. Поцелуй, отметающий все, разрушающий границы правил и времени. Поцелуй, которого по суждением морали и совести не должно было случиться. — Я скоро вернусь, обещаю, — вампир отстраняется от Кассандры с видимым усилием. Игриво подмигивает, стараясь выровнять рваное дыхание. Не двигаясь с места девушка протягивает руку к комоду возле зеркала и достает из верхнего ящика кол из белого дуба. Протягивает его парню, который неотрывно смотрит на него, хмуря брови. — Уничтожь его. — Обязятельно.» Время замедляется, картинки прошлого мелькают перед глазами, будто хроника старой киноленты. Мама, отец, детство, смерти, потери, превращения, убийства, искупления — убийства, покаяние — убийства, семья…у неё нет семьи. Больше нет. Все идет по накатанной. Все повторяется. Её преследовали столетия пустоты, разбавленные кровью, алкоголем, веществами… Но рядом всегда был он — Кол Майклсон, как глоток свежего воздуха. Одновременно покой и опасность. Умиротворение и веселье. Но финалом всему — лишь крик, предательство, гнев и огонь. «Вернись ко мне, вернись!» Внутри неё буря, а снаружи пустота. Будто весь тот огонь гасит благословенный прохладный дождь, не давая жертве мучиться в страшной агонии скорби. Кассандра несколько раз моргает, чтобы убрать влагу из глаз, когда слышит недалеко от себя звук мотора. Долго не думая сразу же принимает решение перекусить добрым самаритянином, который решит помочь бедной девушки, которая попала в страшную аварию. Машина останавливается где-то возле, вдребезги разбитого автомобиля вампирши и кто-то безмолвно подходит к девушке. — Кассандра…— слегка вздрагивает от голоса, который произнес её имя. Мужчина, до неприличия в идеальном костюме, наклоняется над девушкой, заглядывая в мокрое лицо и убирая прилипшие к нему пряди. Она молча смотрит на него, но никак не может утихомирить дрожащие губы. Глаза Элайджи слегка красные от слез. Он знает… Элайджа. Человек считающий их связь мерзостью, которая напрочь перечеркивает какую-либо значимость морали и приличия. Человек, который под кровом благородности скрывает жестокость, самолюбие, цинизм. Человек — способный на то, чтобы стереть с памяти все, что она помнит, здесь. Но… В следующий момент Кассандра подрывается с места и бросается в его объятия. Мужчина крепко прижимает к себе дочь, тяжело дышит и буквально дрожит. Они будто два сломленных звена, которые только и делают, что живут другими. И сейчас один из них потерял смысл существования, создавая всепоглощающий омут горечи и страха. Её тело словно изнутри набили иголками, легкие отказывались принимать запах дорогого парфюма, а сердце…оно было мертвым. А он… Какой из него отец и старшый брат? Голова у него отяжелела, точно налилась свинцом, и, подавленный ощущением тягостной полноты в груди, он невольно закрыл глаза, позволяя вековым воспоминаниям заполонить его разум. Кассандра медленно отстраняется и почти извиняющимся взглядом смотрит на Элайджу. Он проводит своей рукой по её щеке и мягко, по-отцовски улыбается. Ей тоже хочется улыбнутся, но кажется, что все лицо онемело в гримасе скорби и боли. — Забери его, — хриплым голосом произносит. — Это не решение, — тревожно произносит он и достает осколок из живота дочери, поднимая за собой. — Я не смогу без него жить, сделай это ещё раз! Наконец она дает волю чувствам и заливается слезами. Кассандра не сводит с отца затуманенного печалью взгляда, а он лишь из сожалением вспоминает как стер ей память о Коле впервые. Как же он тогда ненавидел его из-за их отношений. И просто забыть все — казалось Элайдже лучшим решением. Но сейчас… Мало того, что он не уберег своего младшего брата, так ещё и сотрет память о нем в своей дочери. Как же потом ему жить с этой виной? — Кассандра, мы совсем справимся, слышишь? Наша семья справиться, — он снова её обнимает, шепча ей слова на ухо. — Нет! Нет! Папа, пожалуйста! Я не смогу! Я так люблю его, что не смогу! Не смогу! — кричит, а он держит её. Голос девушки хриплый, а крик все равно получается слишком сдавленным из-за слез. Её веки тяжелеют и через секунду её тело обмякает в руках первородного. Он крепко держит дочь, потом подхватывает на руки, кладет в машину. Они уезжают. Куда — неизвестно. Но явно подальше от Мистик Фоллс. Их дома.