Las Palabras De Amor

Больше всего из новых форм близости, которые появились между ними в последнее время, демону, судя по всему, нравились их вечерние посиделки на софе за просмотром фильмов. Кроули твёрдо решил приобщить Азирафаэля к земному кинематографу, во всяком случае, к своим любимым романтическим комедиям и нуарным детективам 1960-х. В ответ Азирафаэль ворчал и грозился устроить вечерние чтения вслух английских классиков. Кроули, похоже, это нисколько не пугало – по крайней мере при условии, что они будут вот так же сидеть рядом и он сможет, если хочет, тесно прижиматься к мягкому боку ангела, порой почти перетекая ему на колени. Тот не возражал, наоборот, с большим удовольствием гладил Кроули по острым плечам, как большого полудикого кота, а иногда доходил в своей дерзости даже до того, чтобы провести рукой по спутанным рыжим волосам. Демон не ускользал, напротив, довольно щурился и подставлялся под прикосновения. За две недели – пребывание демона «в гостях» несколько затянулось – они столь часто проводили подобным образом время на софе, что в конце концов случилось неизбежное: Кроули заметил, что ангел не просто приложил усилие, хотя до сих пор, кажется, был не очень озабочен добавлением к своему облику сей детали, а что это усилие… гм… подаёт признаки жизни. Да и как не подавать, если демон имел привычку чертовой змеёй ерзать на коленях во время самых волнительных моментов сто раз пересмотренного фильма! Азирафаэль никогда и не претендовал на подобное самообладание. Разумеется, пойманный, так сказать, с поличным, он отчаянно смутился, покраснел и застыл неподвижно, уставившись в экран в робкой надежде, что демон ничего не заметит или сделает вид, что не заметил (что на практике означало бы одно и тоже – ничего не изменится). Но, к его удивлению, Кроули тоже заметно напрягся, перестал ерзать, а потом и вовсе соскользнул с тёплых колен ангела и быстро поднялся в свою комнату (естественно, Азирафаэль организовал гостю не только оранжерею, но и личное пространство, где демон при желании мог даже запереться). Ангелу не нужно было специально применять магию, чтобы знать – именно это Кроули и сделал. Информацию о состоянии своего жилища и предметов в нём владелец книжного получал в «автоматическом режиме». Он долго сидел, уставившись в экран, где разворачивалось уже никому не нужное действо. С одной стороны, его терзало осознание, что он всё испортил. Что всë? Ничего ведь не было! И даже не подразумевалось! И тем более не начиналось! Но чувство потери подсказывало ангелу – что-то всë-таки было, витало в воздухе, аккумулировалось в молекулах тепла между их телами, когда они вот так сидели по вечерам, и это что-то он, кажется, разрушил, не совладав – о, Богиня! – со своей похотью. Испытывать которую, кстати говоря, ангелам вообще не полагалось. С другой стороны, Азирафаэля терзала реакция Кроули. Очевидно, что за шесть тысяч лет на Земле демон должен был так или иначе познакомиться с особенностями человеческой физиологии, а может даже и проверить их в деле. Он же был демоном! Исконным Соблазнителем. ИСКУСИТЕЛЕМ. И хотя зацикливаться на этих мыслях ангел не собирался, он определённо допускал, да нет, был практически уверен, что с такого рода невинностью демон расстался ещё на заре времён. И если он так отреагировал на эту… гм… случайную реакцию его человеческого тела… значило ли это, что Азирафаэль ему в этом смысле неприятен? Что демон оскорблён в своих лучших чувствах? Значит ли это, в конце концов, что все эти годы ангел придумывал себе странные искорки, время от времени вспыхивающие в глубине демонских жёлтых глаз? Что в знаках внимания Кроули, в его внезапных появлениях в роли спасителя, в приглашениях на ужин и принятии ответных приглашений ему, Азирафаэлю, лишь мерещилось что-то большее, чем дружба? Эта мысль неожиданно причинила ангелу боль, и это стало очередным подтверждением, что с его стороны это всё же БЫЛО чем-то большим, чем дружба, как бы старательно он не скрывал это от самого себя и не изображал обратное. И ему ужасно, ужасно нравилось думать, что на самом деле это взаимно, что демон не просто так всё время крутится рядом – не для того, чтобы соблазнять, сбивать с пути истинного или особо хитро противостоять, а потому что ему нравится находиться рядом, постоянно пересекаться по поводу и без оного, пить вино и обсуждать миллион разных тем, которые регулярно подкидывало им земное бытие. Нравится БЫТЬ РЯДОМ с Азирафаэлем. Хотя, конечно, они никогда не были по-настоящему рядом. Не говоря уже о вместе. Что ж, возможно, демону это действительно нравилось, но по-дружески, а всё остальное ангел себе придумал. Но что-то мешало Азирафаэлю успокоиться на этой версии. Что-то неуловимое в том, как этот новый «демон-в-книжном», в разы более открытый, разрешивший ангелу заглянуть в себя куда глубже, чем обычно, показавший чувства, которых не показывал никогда, при любом удобном случае клонился в его объятия, прижимался к нему на софе, брал за руку, чтобы отвести наверх и показать новую завязь на бурно разросшихся на дармовой благодати цветах. Иногда ангелу казалось, что демон ищет защиты, иногда – утешения, но иногда было в этих прикосновениях что-то другое, более тёмное и глубокое, но и манящее, какой-то намёк, который он хотел и боялся уловить. И вот теперь Кроули вскочил и сбежал, смутившись, будто монашка, от первого же отклика ангела на вот это самое, невысказанное, но однозначно существующее между ними притяжение. И как это было понимать? Но ангел всё-таки был очень умен (хотя и бывал иногда полным дураком, как и все разумные существа хоть на Земле, хоть в Небесах, хоть в Преисподней). Они с Кроули были знакомы тысячи лет. С момента доставки Антихриста и идеи совместного присмотра за ним они общались куда чаще, чем раньше. А в последние дни он узнал о демоне ещё больше, включая и то, чего лучше бы не знал… Ангел осознавал, как трусливо и жалко это звучит. Это даже не было правдой! Конечно же, ЛУЧШЕ, что он наконец узнал кое-какие подробности из жизни демона. И всё же это знание легло на плечи ангела тяжким грузом. Ему не хотелось возвращаться к этому или вспоминать. А ведь Кроули в этом ЖИЛ. И оставлять его с этим одного было попросту нечестно. В общем, ангел ощущал, что у него есть вся нужная информация, чтобы объяснить и понять поведение Кроули. Ему просто нужно было подумать. Сложить одно с другим. Возможно, даже поговорить об этом с самим демоном. Но он даже близко не представлял, как это сделать. Ангел не особенно удивился, что с того самого дня Кроули перестал как-бы-случайно прислоняться к нему вместо диванной подушки или класть голову ему на колени во время просмотров или чтения книг. Даже о том, чтобы сесть поближе и случайно коснуться друг друга икрами или, не дай Богиня, бёдрами, речь не шла. Правда, от лёгких, абсолютно дружеских прикосновений, например, к плечу, демон не уклонялся, и Азирафаэль счёл это добрым знаком. Возможно, всё ещё можно было наладить. Под «наладить» ангел имел в виду доверие демона и больше ничего. Смотрел Кроули тоже иногда как-то странно. За минувшие тысячелетия Азирафаэль не раз ловил на себе его долгие взгляды и, можно сказать, давно с ними пообвыкся, но сейчас в них появилось нечто новое, смесь какой-то невысказанной жажды и глубокой печали с искоркой любопытства и… надежды? Ангел, отлично изучивший своего друга за эти столетия, определённо подозревал: Кроули топчется на пороге какого-то открытия… или какого-то решения. Или ждёт чего-то от Азирафаэля, чего сам озвучить ну никак не в состоянии. Но ангел боялся ошибиться и поэтому молчал, лишь привычно окружал демона заботой и домашним уютом, ничего не требуя взамен и радуясь каждому занятию, которое находил себе Кроули в книжном, было это изучение старых фолиантов, эксперименты с восстановлением безнадёжно испорченных экземпляров или подбор идеальной температуры в его новой оранжерее. По крайней мере, так он мог быть уверен, что демон не скучает. Но, разумеется, Вельзевул была права. Это не могло продолжаться вечно.