С привкусом боли

Шаги приближались, звуча гулко и размеренно, словно отсчитывая последние секунды перед неизбежным. Каждый удар каблука эхом отдавался в пустынной улочке, словно объявляя о чьём-то скором прибытии. Нагайна, свернувшись в грязной канаве, замерла, напрягая все свои змеиные чувства. Она не видела приближающегося, но её обострённый слух и чуткое обоняние улавливали каждую вибрацию воздуха, каждую мельчайшую частицу запаха. Вскоре из-за угла показалась высокая фигура, закутанная в чёрную мантию. Слабый свет уличного фонаря едва освещал лицо мужчины, делая его похожим на мраморное изваяние. Белоснежные волосы, ниспадающие до плеч, лишь подчёркивали его аристократическое происхождение. Эсперер Малфой. Он шёл не спеша, но с уверенностью в каждом шаге, словно заранее зная, куда и зачем идёт. Его взгляд скользил по улочке, и, словно почувствовав присутствие чего-то необычного, он остановился. Эсперер медленно поднял голову, его взгляд, холодный и проницательный, устремился в тёмную подворотню. Его серебристые глаза, словно у хищника, высматривающего добычу, внимательно изучали каждый тёмный уголок. — Я знаю, что ты здесь, — произнёс он ровным, спокойным голосом, в котором, однако, чувствовалась стальная твёрдость. Нагайна старалась не шевелиться. Её змеиному телу едва хватало сил, чтобы оставаться неподвижной, наблюдая за ним из своего укрытия. — Ты можешь прятаться, но твои движения… они тебя выдают, — продолжил Малфой, делая шаг ближе к канаве. Он остановился прямо у края, его глаза сузились, когда он наклонился, пытаясь разглядеть, что скрывается в темноте. Через мгновение он увидел её. — Вот ты где, — произнёс он с оттенком удовлетворения в голосе. Нагайна, всё ещё в змеином облике, не могла ответить. Она попыталась отползти назад, глубже в тень, но её тело, ослабленное превращением, почти не слушалось. — Не бойся, — сказал Эсперер, и в его голосе прозвучали едва уловимые мягкие нотки. — Я знаю, кто ты. Эти слова заставили её замереть. Он… знал? Как? Эсперер вынул палочку и лёгким взмахом произнёс заклинание, которое озарило небольшое пространство вокруг них ярким, неестественным светом. Теперь Нагайна могла видеть его лицо гораздо отчётливее. — Ты — та самая Нагайна, — продолжил он, слегка склонив голову, словно приветствуя старого знакомого. — Та, о которой так много писал мой сын. Нагайна застыла, словно поражённая молнией. Абраксас. Она почувствовала странную смесь стыда, облегчения и надежды, пронзившую её змеиное сознание. Эсперер присел на корточки, его взгляд стал изучающим, почти заинтересованным. — И ты не просто женщина, верно? — произнёс он, слегка наклонив голову набок, словно рассматривая диковинное существо. — Проклятие. Змеиная сущность. Интересно… Он медленно выпрямился, отряхивая несуществующую пыль со своей мантии. — Ты прячешься здесь, как раненый зверь, — сказал он, — но я думаю, мы можем быть… полезны друг другу. Собрав последние остатки сил, Нагайна начала обратное превращение. Её тело содрогнулось в конвульсиях, кости снова ломались и срастались, принимая человеческую форму. Она упала на холодную, грязную землю, её лицо было бледным, искажённым от боли, а в глазах стояли слëзы. — Почему… вы… здесь? — с трудом прохрипела она, поднимая взгляд на Малфоя. Голос её звучал слабо и хрипло. Эсперер усмехнулся, словно услышал глупый вопрос. — Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — ответил он. — Но, полагаю, я знаю ответ. Ты… скрываешься. Нагайна молчала, тяжело дыша. Превращение отняло у неё последние силы. — Знаешь, твоя история меня… заинтересовала, — продолжил он, и в его голосе прозвучали почти насмешливые нотки. — Мой сын… много… писал о тебе. О тебе… и о Томе Реддле. — Том… — выдохнула она, и её голос дрогнул, словно тонкая струна. — Да, — кивнул Малфой, скрестив руки на груди. — Я знаю, что ты до сих пор… думаешь о нём. И что ты… хочешь… вернуться к нему. В глазах Нагайны мелькнула вспышка, словно искра, высеченная из камня. Это была не только надежда, но и ярость, отчаяние, смешанные воедино. — Вы ничего не знаете, — резко бросила она, чувствуя, как внутри поднимается волна протеста. — Возможно, — спокойно согласился он, не обращая внимания на её резкость. — Но я знаю… достаточно. И я… предлагаю тебе сделку. Нагайна напряглась, её тело всё ещё было слабым и дрожало, но она заставила себя выпрямиться, насколько это было возможно в её состоянии. — Что за… сделка? — холодно спросила она, стараясь скрыть волнение. — Ты поможешь мне с одним небольшим делом, — медленно, растягивая слова, произнёс Эсперер, — а я помогу тебе вернуться к… нему. Она с недоверием посмотрела на него, её руки всё ещё дрожали от слабости. — Почему… вы думаете, что я… соглашусь? — спросила она, стараясь, чтобы её голос звучал как можно твёрже. Он наклонился ближе, его взгляд стал ещё более пронизывающим, словно он пытался заглянуть ей прямо в душу. — Потому что ты знаешь, что другого пути у тебя нет, — тихо, почти шёпотом произнёс он. — И потому… что я могу быть твоим единственным союзником. Нагайна смотрела на него, её мысли метались между отчаянием и глубоким подозрением. Она понимала, что не может доверять этому человеку, но его слова звучали слишком заманчиво, словно обещание спасения в этом тёмном, враждебном мире. После долгой, мучительной паузы она молча кивнула, словно подписывая договор с самим дьяволом. — Умная девочка, — с едва заметной усмешкой произнёс Эсперер, выпрямляясь. — Завтра утром я вернусь. Будь готова. Он развернулся и, не оглядываясь, ушёл, оставив Нагайну одну в тени грязной подворотни. Нагайна осталась стоять, опëршись о холодную стену, её сердце бешено колотилось от страха и смутной надежды. Она знала, что этот человек опасен, что его намерения, скорее всего, не сулят ей ничего хорошего. Но у неё не было другого выбора.

***

В то утро лавка «Горбин и Бэркес» гудела, как растревоженный улей. Горбин, с недовольным ворчанием, разгружал ящики с новым товаром, то и дело рявкая команды Нагайне. Она, словно не замечая его кислого тона, аккуратно расставляла склянки и коробочки на полках, стараясь сосредоточиться на работе и отвлечься от вчерашнего разговора с Эсперером Малфоем. Дверь с тихим скрипом отворилась, и в лавку вошёл сам Малфой. Его платиновые волосы, казалось, светились в тусклом свете ламп, а взгляд, холодный и цепкий, скользнул по помещению, остановившись на Горбине. — Горбин, — коротко бросил он в качестве приветствия, едва заметно кивнув. — Лорд Малфой, — проворно ответил Горбин, мигом спрятав своё раздражение под натянутой улыбкой. — Какая честь. — Мне доложили о новых поступлениях. Но сегодня я по другому делу, — произнёс Эсперер, словно отрезая. Горбин вскинул бровь, но тут же догадался, о ком идёт речь. — Она в зале, раскладывает товар, — буркнул он, махнув рукой вглубь лавки. Эсперер не стал уточнять и направился в указанном направлении. Нагайна стояла у высокой полки, бережно расставляя ряды стеклянных банок с мутными жидкостями. Услышав шаги, она обернулась и встретилась взглядом с Эсперером. — Лорд Малфой, — спокойно произнесла она, но в голосе чувствовалась настороженность. Эсперер слегка склонил голову в знак приветствия, но лицо его оставалось непроницаемым. — Надеюсь, я не помешал? — произнёс он, приближаясь. — Если вы пришли продолжить вчерашний разговор, давайте начнём с главного, — твёрдо сказала Нагайна, её взгляд сузился. — Откуда вам известно, что я — маледиктус? Эсперер позволил себе лёгкую усмешку, скрестив руки на груди. — Твой секрет… не такой уж и секрет, Нагайна, — ответил он. — Ты не первая, кто несёт это проклятие, и я знаю, как его распознать. Особенно когда это так… очевидно. — Очевидно? — переспросила она, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. — Твои движения, твоя манера говорить, твой взгляд… Всё выдаёт твою истинную природу, которую ты так тщательно пытаешься скрыть, — пояснил он. — К тому же, я изучал проклятия, подобные твоему. Нагайна крепче сжала банку в руке, но промолчала. — Мне нужен твой яд, — прямо заявил Эсперер, его голос был холодным, но уверенным. — И я готов за него заплатить. Она удивлённо посмотрела на него, не ожидая такого предложения. — Яд маледиктуса? — переспросила она. — И что вы предлагаете взамен? — Всё, что в пределах разумного, — ответил он. — Назови свою цену. Нагайна на мгновение задумалась. Она понимала, что не в том положении, чтобы много требовать, но этот человек явно не привык отступать. — Сейчас для меня важнее всего… изучение тёмной магии, — произнесла она, глядя ему прямо в глаза. Эсперер вскинул бровь, уголки его губ тронула едва заметная усмешка. — Тёмная магия? — переспросил он, словно проверяя, правильно ли расслышал. — Учитывая твою… историю, это неудивительно. Нагайна ничего не ответила, ожидая его реакции. — Хорошо, — наконец произнёс он, его голос стал тише, но в нём прозвучала едва уловимая угроза. — Если это то, чего ты хочешь, я тебе помогу. Он сделал шаг ближе, его взгляд стал жёстче. — Но ты должна понимать: тёмная магия — это не просто знания. Это инструмент для достижения цели. И, судя по твоему тону, у тебя есть цель. Нагайна напряглась, но не отвела взгляда. — Возможно, — ответила она. — Месть, — произнёс он, словно это было само собой разумеющимся. — Она всегда сладка. Его слова повисли в воздухе, словно тень, заставляя Нагайну задуматься. Она чувствовала, что этот человек опасен, но его предложение было слишком заманчивым, чтобы от него отказываться.

***

Эсперер Малфой стоял у входа в лавку, заложив руки за спину, словно статуя из белого мрамора, только глаза — живые, холодные — скользили по улице, не задерживаясь, впрочем, ни на одной из теней, что юрко сновали вдоль стен, словно испуганные мыши. Внутри, в затхлом полумраке лавки, Нагайна заканчивала последние приготовления. — Я буду ждать снаружи. У тебя есть… пять минут, — бросил он через плечо, словно отрезал, прежде чем бесшумно, как призрак, скользнуть за дверь. Нагайна тихо выдохнула, глядя на захлопнувшуюся дверь, словно отсекающую её от этого странного, пахнущего пылью и сушëными травами мирка, и направилась к прилавку, где Горбин, как всегда, что-то маниакально пересчитывал в своём старом, потёртом кожаном мешке, похожем на брюхо старой жабы. — Я ухожу, — коротко бросила она, словно гвоздь забила, привлекая его внимание. Горбин поднял голову, его лицо, обычно кислое, как неспелый лимон, выразило лёгкое, почти мимолётное удивление. — Уходишь? И что теперь? Куда? — Это не имеет значения, — ответила Нагайна, голос — ровный, как гладь пруда, но внутри — странное, тянущее чувство, словно отрываешься от чего-то привычного, пусть и не слишком приятного. — Спасибо… за всё. Горбин хмыкнул, словно подавился чем-то, но взгляд его вдруг смягчился, словно сквозь тучи проглянуло скупое солнце. — Ты была… неплохой работницей, — пробурчал он, доставая из своего вечно полного сюрпризов мешка несколько тусклых монет. — Возьми. Двадцать галеонов. Не бог весть что, конечно, но… может, пригодится. Нагайна была удивлена этим неожиданным жестом, но приняла монеты, едва заметно кивнув. — Спасибо, — прошептала она, словно боялась спугнуть эту внезапную доброту. — Если… вдруг… понадобится работа, — добавил он, словно выдавливая каждое слово из себя, — возвращайся. Всегда найдётся… местечко. — Я запомню, — ответила она, чуть помедлив, затем резко развернулась и направилась в тесную, пропахшую сыростью подсобку.

***

Нагайна взяла свой заранее собранный, видавший виды чемодан, бросила последний, быстрый взгляд на своё временное пристанище — на эти пыльные полки, на этот скрипучий прилавок, на этот затхлый воздух, — и медленно, словно покидая нечто большее, чем просто лавку, пошла к выходу. Сердце её странно сжалось, словно кто-то невидимый стиснул его в кулаке, когда она проходила мимо тусклых витрин и шатких столов, за которыми провела последние несколько недель, словно целую жизнь. Когда она вышла из лавки, Эсперер уже ждал её, прислонившись к стене с непроницаемым, словно высеченным из камня, лицом. — Готова? — спросил он, словно констатируя факт. Нагайна молча кивнула. — Да. Он окинул её быстрым, цепким взглядом, словно оценивая, затем коротко, отрывисто кивнул в ответ. — Хорошо. Нам нужно зайти в одну лавку… в самой… клоаке Лютного переулка. Её взгляд сузился: — Зачем? — Ингредиенты, — отрезал он, словно объяснять было ниже его достоинства. — Мне нужно особое зелье… для работы с твоим… ядом. И только там… я найду то, что нужно. Нагайна почувствовала, как внутри неё шевельнулось неприятное, липкое беспокойство, словно под кожу заползла гусеница. — Вы… уверены, что это… безопасно? Эсперер позволил себе лёгкую, презрительную усмешку, словно её страх был для него забавной глупостью. — Если ты… боишься, можешь остаться здесь, — холодно проговорил он. — Но я думал, что ты… хочешь изучать… тёмную магию. Его слова, словно ледяные иглы, кольнули её. Она крепче сжала ручку чемодана, словно это могло защитить её от его холодности, и, подняв голову, коротко кивнула. — Ведите.

***

Их путь пролегал через самое нутро Лютного переулка — сквозь его тёмное, гнилое сердце. Здесь улицы съёживались, словно старухи, согнутые под бременем лет, становились узкими, как щели, грязными, словно их никогда не касалась метла, а на каждом углу, в каждой затхлой нише, словно грибы-поганки, вырастали подозрительные фигуры, скользкие, как тени, готовые в любой момент раствориться в полумраке. — Держись рядом, — сказал Эсперер, словно отрезал, бросив быстрый, цепкий взгляд по сторонам, словно выискивая в этой тьме нечто, видимое лишь ему. Нагайна шла следом, стараясь не смотреть по сторонам — не хотелось видеть этих крысиных морд, этих тусклых, голодных глаз, что, казалось, сверлили её спину. Она чувствовала эти взгляды — тяжёлые, как свинец, холодные, как лёд, изучающие, словно её разбирали на части, словно препарировали заживо. — Здесь… всегда так? — тихо, почти шёпотом спросила она, словно боялась нарушить эту зловещую тишину. — Обычно… хуже, — ответил он, не оборачиваясь, словно отмахиваясь от назойливой мухи. — Сегодня нам… повезло. Наконец они остановились у узкого, словно щель, входа в старую, покосившуюся лавку, над дверью которой болталась почти стёртая, облупленная вывеска, словно её грызли крысы. — Вот мы и на месте, — сказал Эсперер, в его голосе прозвучало некое… предвкушение, словно он ждал чего-то… особенного. — Внутри будет… ещё интереснее. Нагайна молча кивнула, чувствуя, как внутри неё нарастает тягучая, липкая тревога, словно паук плетёт свою паутину прямо у неё в груди. Её ждал новый шаг на этом скользком, опасном пути, который мог привести её либо к желанной силе, либо к ещё большей, немыслимой опасности. Лавка встретила их густым, спертым воздухом, пахнущим пылью, сушёными травами и ещё чем-то… затхлым, словно здесь годами копились чужие тайны и несбывшиеся надежды. Свет тусклых ламп едва пробивался сквозь этот плотный мрак, отчего тени становились длиннее, зловещее, словно живые. Нагайна остановилась у самого порога, стараясь держаться в тени, словно боясь, что её присутствие здесь — уже само по себе преступление. Эсперер Малфой, перекинувшись парой коротких, отрывистых фраз с владельцем лавки — скрюченным стариком, похожим на сушёный гриб, — бросил через плечо, словно отрезал: — Оставайся здесь… и не двигайся. Я скоро закончу. Она молча кивнула, крепче сжимая пальцами ручку своего видавшего виды чемодана, словно это могло защитить её от надвигающейся опасности. Чувство тревоги, словно ледяная змея, обвилось вокруг её сердца, не отпуская ни на миг с самого начала их странного, опасного путешествия. Её взгляд скользил по пыльным полкам, заставленным склянками, банками, непонятными артефактами, словно собранными на кладбище старых надежд, пока из глубины лавки не донёсся тихий, скрипучий звук, словно кто-то сдвинул с места тяжёлый сундук. «Здесь… кто-то есть». Её тело мгновенно напряглось, как натянутая струна. Она резко обернулась, пытаясь разглядеть что-то в тёмных углах лавки, но кроме теней, сгущающихся, словно живые, не увидела ничего. — Он… всегда выбирает… самых неподходящих… союзников, — раздался тихий, скрипучий, словно ржавый замок, голос прямо за её спиной. Она резко обернулась и увидела мужчину, словно выросшего из воздуха, стоявшего в дверях, ведущих в подсобное помещение. Его плащ был старым, потрёпанным, словно его носили не одно десятилетие, капюшон глубоко надвинут на лицо, скрывая его черты, но из-под него, словно угольки, сверкали злые, холодные глаза. — Кто… вы? — резко, стараясь сохранить внешнее спокойствие, хотя сердце уже колотилось, как пойманная птица, спросила она. Мужчина сделал шаг вперёд, медленно, словно хищник, готовящийся к прыжку, вынимая из-под плаща палочку. — Я — тот, кто… охраняет… эту часть Лютного переулка… от таких, как ты… и твой новый… хозяин, — проговорил он с издевательской усмешкой, словно каждое слово было отравлено ядом. — Думаешь… Малфой… приведёт тебя сюда… без… последствий? — Уходите, — её голос стал твёрдым, как сталь, словно она пыталась этой твёрдостью скрыть свой страх. — У вас нет причин трогать меня. Мужчина хмыкнул, словно её слова были для него пустой болтовнёй. — Причин? — переспросил он, медленно, словно наслаждаясь моментом, поднимая палочку. — Единственная причина в том… что вы… ступили… туда, куда… не должны были. — Я не хочу… причинять вам вреда, — сказала она, делая шаг назад, словно отступая перед надвигающейся тьмой. Но мужчина уже прицелился, его лицо исказилось в злобной гримасе. — Ступефай! Нагайна едва успела отклониться, заклинание просвистело мимо, оставив в стене глубокую, чёрную вмятину, словно кто-то ткнул в неё раскалённым железом. Она мгновенно выхватила свою палочку, словно продолжение её руки. — Я… предупреждала! Он только усмехнулся, снова направляя на неё палочку, словно играя с ней, как кошка с мышью. — Ты думаешь… я боюсь какой-то… девчонки?! Взмах палочки — и воздух перед ней разорвали невидимые, словно бритвы, лезвия, словно кто-то взмахнул гигантским, невидимым ножом. Ей чудом удалось увернуться, но одно из лезвий всё же задело её плечо, словно огнём полоснуло. Острая, жгучая боль пронзила её, и тёплая, липкая кровь начала медленно сочиться из раны, окрашивая ткань платья тёмно-красным. — Ты умрёшь здесь, — прошипел он. Нагайна почувствовала, как её дыхание участилось, стало прерывистым, словно она бежала долгую дистанцию. Её взгляд метался между мужчиной и узким, тёмным проходом позади него, словно ища спасения, словно надеясь найти выход из этой ловушки. Бежать было… некуда. «Он… убьёт меня». Мужчина медленно, словно наслаждаясь её страхом, приближался, его губы растянулись в злой, торжествующей усмешке, словно он уже видел её мёртвой. — Ты… даже не понимаешь… с кем… связалась, — проговорил он медленно, словно каждое слово было отравлено ядом. Её руки дрожали, как осенние листья на ветру, но она крепко сжала палочку, словно это было её последнее оружие, её последняя надежда. — Отступи! — выкрикнула она, но голос сорвался, прозвучал хрипло, словно у неё пересохло в горле. — Отступлю? — он расхохотался, и в этом смехе было что-то звериное, что-то пугающее. Его губы начали шептать, формируя новое заклинание, словно он читал зловещую молитву. И в этот самый миг, словно вспышка молнии в тёмную ночь, в её голове пронеслись образы — обрывки воспоминаний, словно осколки разбитого зеркала: лицо Тома, юное, но уже отмеченное печатью честолюбия и тайной, его обещания, звучавшие вкрадчиво, словно змеиный шёпот, его голос, низкий, бархатный, шепчущий ей на ухо, что она должна стать… сильнее. «Я не позволю себе умереть. Я не могу… оставить его… одного». Страх, сковывавший её, словно ледяная корка, вдруг отступил, словно его сдуло порывом ветра. Дыхание выровнялось, стало ровным, спокойным, словно она внезапно обрела контроль над собой, над ситуацией, над самой своей судьбой. В глазах её, ещё недавно полных ужаса, появился холодный, расчётливый блеск, словно в них отразилась сама тьма. Она медленно, но уверенно подняла палочку, направив её прямо на мужчину, словно стрелу, выпущенную из лука, и её голос, до этого дрожавший от страха, теперь прозвучал громко, отчётливо, с такой силой, словно она кричала из самой глубины своей души: — Авада Кедавра! Зелёный свет, яркий, как взрыв, вспыхнул из кончика её палочки, словно сама смерть распахнула свои объятия, и на мгновение осветил всю лавку, выхватив из мрака пыльные полки, скрюченную фигуру старика-владельца, застывшего в ужасе, и лицо мужчины, искажённое гримасой изумления и ужаса. Мужчина замер, словно поражённый громом, его палочка выпала из ослабевших пальцев, звякнув о грязный пол. Он медленно, словно марионетка, у которой оборвали нити, осел на пол, не издав ни звука, словно его внезапно выключили из жизни. Тишина, повисшая в лавке после этого ужасного заклинания, казалась оглушительной, словно после сильного взрыва. Боль от раны в плече, острая, жгучая, словно её ткнули раскалённым шилом, вернула её в реальность, вырвала из оцепенения, словно из ледяной воды. Она медленно, словно не веря своим рукам, опустила палочку, но пальцы всё ещё мелко дрожали. Она сделала шаг назад, словно отшатываясь от самой себя, от того, что она только что совершила, но не смогла отвести взгляда от неподвижного тела, лежащего на грязном полу, словно выброшенная кукла. «Я… убила. Я… сделала… это». Внутри всё похолодело, словно её окунули в ледяную воду. Слёзы, горячие, предательские, начали подступать к глазам, словно готовые вот-вот хлынуть наружу, но она сдержалась, сжала зубы, словно борясь с приступом тошноты. Внутри неё, словно в котле ведьмы, бурлила, клокотала странная смесь — ужаса, липкого, холодного, словно страх смерти, и… странного, неожиданного… облегчения, словно она сбросила с плеч непосильную ношу. «Я… защитила… себя. Я… выжила». Звук шагов Эсперера, чёткий, размеренный, словно отсчитывающий секунды, вывел её из оцепенения, словно вернул в реальность. Он вышел из задней, полутёмной комнаты, окинул быстрым, цепким взглядом происходящее, словно сканируя местность, и его взгляд тут же остановился на неподвижном теле, распростёртом на полу. — Ты использовала… Аваду? — спросил он, в его голосе прозвучал не столько упрёк, сколько… явный, неподдельный интерес, словно он увидел нечто, достойное внимания. Нагайна не ответила, её лицо оставалось бесстрастным, словно высеченным из камня, словно маска, скрывающая бурю эмоций. — Он… угрожал… мне, — сказала она через несколько долгих, тягучих, словно патока, секунд, её голос был низким, ровным, словно она читала заклинание. Эсперер медленно, словно хищник, приближающийся к добыче, подошёл к телу, наклонился, разглядывая его с близкого расстояния, словно изучая диковинное насекомое. — Ты… справилась. И… довольно… эффективно, — проговорил он, медленно поднимая взгляд на Нагайну, в его глазах мелькнуло что-то, похожее на… одобрение. — У тебя есть… потенциал. Её руки всё ещё мелко дрожали, словно от озноба, но она, собравшись с духом, встретила его взгляд, прямой, твёрдый, словно бросая вызов. — Я… сделала то, что должна была, — ответила она, каждое слово — словно отчеканенная монета. Эсперер едва заметно усмехнулся, уголки его губ тронула холодная, презрительная усмешка, словно он знал нечто, недоступное ей. — Тёмная магия всегда требует… решимости, — медленно, словно вдалбливая каждое слово в её сознание, произнёс он. — Поздравляю… ты сделала первый шаг. Теперь пошли. Здесь больше нечего делать. Нагайна молча кивнула, хотя внутри всё ещё чувствовала странную, давящую тяжесть, словно на её плечи взвалили огромный камень. Она бросила последний, быстрый взгляд на неподвижное тело, словно прощаясь с чем-то, и, резко развернувшись, вышла из лавки вслед за Эсперером. Её шаги были быстрыми, почти торопливыми, словно она пыталась убежать от самой себя, от того, что она совершила, а мысли в голове метались, словно испуганные птицы в клетке, хаотичные, противоречивые. «Я стану сильнее. Я не допущу, чтобы это повторилось. Больше… никогда».

***

Массивные, окованные железом ворота Малфой-Мэнора распахнулись с глухим скрипом, словно пасть огромного, древнего чудовища, и Нагайна, словно зачарованная, ступила вслед за Эсперером Малфоем на длинную, идеально прямую аллею, обсаженную идеально подстриженными, словно по линейке, кустами, напоминающими своей формой грозных, застывших стражей. Поместье возвышалось впереди, словно призрак из серого камня, его силуэт, величественный и одновременно пугающий чётко вырисовывался на фоне тёмного, усыпанного звёздами неба. Серый камень стен, украшенных готическими арками, словно сплетёнными из костей, отражал холодный лунный свет, придавая зданию зловещую, потустороннюю ауру, словно оно было выткано из теней и лунного серебра. — Добро пожаловать в Малфой-Мэнор, — спокойно, словно констатируя очевидный факт, сказал Эсперер, не оборачиваясь, словно зная, что она всё равно идёт следом. Нагайна чувствовала, как её шаги, и без того медленные, становились всё более неуверенными, словно она ступала по тонкому льду. Она ещё никогда не бывала в таком месте — в этом царстве холода, безмолвия и… власти. Это было нечто среднее между неприступной крепостью и роскошным, но бездушным дворцом, словно выросшим из кошмарного сна. Всё здесь, от аккуратно выложенной, словно мозаика, мостовой, по которой они шли, до массивной, окованной железом двери из чёрного, отполированного до блеска дерева, говорило о безграничном богатстве и безраздельной власти. Они вошли внутрь, и её тут же окутало ощущение пронизывающего холода, словно она попала в ледяной склеп. Полы из чёрного мрамора, отражающие тусклый свет факелов, огромная, словно парящая в воздухе, лестница с резными, словно кружево, перилами, свечи, пылающие неестественным, магическим огнём в старинных, массивных канделябрах, — всё здесь было безупречно, идеально, словно создано не для жизни, а для… демонстрации. — Эсфи! — громко, властно позвал Эсперер. В тот же миг, словно из воздуха, перед ними появилась маленькая, суетливая домовиха. Её уши были большими, слегка обвисшими, словно у спаниеля, а глаза, огромные, влажные, напоминали два сверкающих изумруда, полные преданности и… страха. — Хозяин, — пропищала она, делая глубокий, почтительный поклон, словно боясь поднять голову. — Ужин… готов. Эсфи… поставила на стол… всё, что вы… любите. Эсперер коротко, небрежно кивнул, словно принимая должное. — Хорошо. Скажи, чтобы подали в малой столовой. Я привёл гостью. Домовиха тут же повернулась к Нагайне, её и без того огромные глаза ещё больше расширились от удивления и… испуга. — Эсфи рада приветствовать гостью хозяина, — быстро, словно скороговорку, проговорила она, кланяясь ещё раз, почти до пола. — Спасибо, — коротко, стараясь быть вежливой, ответила Нагайна, чувствуя себя крайне неловко под этим пристальным, полным благоговения взглядом. — Веди нас, — властно, не терпящим возражений тоном велел Эсперер. Эсфи тут же, словно испуганная птичка, быстро развернулась и, семеня мелкими шажками, повела их по длинным, холодным коридорам, словно лабиринтам, полным теней и тайн. Малая столовая, несмотря на своё скромное название, поражала своим величием. Высокий потолок, украшенный лепниной, тёмные, словно отполированные веками, деревянные панели на стенах, тяжёлые, бархатные портьеры на окнах — всё здесь дышало аристократизмом и холодным, отстранённым шиком. На длинном, массивном столе из тёмного, словно смоль, дерева уже был сервирован изысканный ужин: серебряные блюда, словно зеркала, отражали пламя магически парящих свечей, создавая мягкий, интимный свет, выхватывая из полумрака то тонкий фарфор, то сверкающие грани хрустальных бокалов. — Садись, — произнёс Эсперер, жестом указав Нагайне на место напротив себя. Она осторожно, словно боясь нарушить эту звенящую тишину, присела на край стула, её взгляд скользнул по столу, отмечая каждую деталь, словно пытаясь понять, в какой мир она попала. Эсперер сел напротив и небрежно взял в руки бокал с тёмно-рубиновым вином. — Не так уж плохо для начала, верно? — произнёс он с лёгкой, едва заметной усмешкой, слегка приподняв бокал, словно предлагая тост. Нагайна посмотрела на него, не зная, что ответить. Она всё ещё пыталась осмыслить калейдоскоп событий этого дня: их опасный путь через грязные закоулки Лютного переулка, её первую, ужасную «Аваду», а теперь — этот сюрреалистический ужин в самом сердце Малфой-Мэнора. — Это место… — начала она, но тут же замолчала, словно запнулась, не находя нужных слов, чтобы выразить свои смешанные чувства. — Что с ним не так? — спросил Эсперер, его взгляд стал более пристальным, словно он пытался заглянуть ей в душу. — Здесь… холодно, — тихо, почти шёпотом ответила она, словно признаваясь в слабости. Эсперер усмехнулся, в его усмешке сквозило снисхождение. — Ты привыкаешь к этому. Власть редко бывает тёплой, Нагайна. Это ты скоро поймёшь. Она опустила взгляд на бокал с чистой водой, стоявший перед ней, и на мгновение задумалась, словно взвешивая каждое слово. — Я… не привыкла к таким местам, — с тихим вздохом призналась она, её голос слегка дрогнул, выдавая её внутреннее волнение. — Это… временно, — отрезал он, делая небольшой глоток вина, словно отмахиваясь от её сомнений. — Если ты будешь продолжать в том же духе, ты найдёшь своё место среди тех, кто сильнее остальных. Его слова прозвучали как обещание, полное скрытой силы, но в них, словно змеиный яд, таилась и явная угроза. Нагайна молча кивнула, решив больше не задавать вопросов и не раскрывать своих истинных чувств.

***

Когда ужин подошёл к концу, Эсперер резко поднялся из-за стола, словно давая понять, что разговор окончен. — Эсфи проводит тебя в комнату, где ты можешь отдохнуть, — проговорил он, бросив на неё быстрый, оценивающий взгляд. — Завтра мы начнём. — Начнём… что? — с лёгким напряжением в голосе спросила она, словно предчувствуя нечто неизбежное. — Твоё обучение, — ответил он, на мгновение задержав на ней свой холодный, пронзительный взгляд. — Если ты хочешь изучать тёмную магию, я помогу тебе. Но тебе придётся доказать что ты достойна этого. С этими словами он резко развернулся и, не прощаясь, вышел из столовой, оставляя её наедине со своими мыслями. Эсфи тут же, словно повинуясь невидимому сигналу, приблизилась к Нагайне и сделала ещё один глубокий поклон. — Гостья… пожалуйста… следуйте… за… Эсфи, — пропищала она, её голос был полон подобострастия. Нагайна медленно поднялась из-за стола и, чувствуя на себе пристальный взгляд домовихи, последовала за ней, её мысли крутились вокруг слов Эсперера, словно назойливые мухи. «Что он хочет от меня? И как далеко я готова зайти ради того, чтобы стать сильнее?» Когда она вошла в просторную комнату, обставленную изысканной, но бездушной мебелью, её сердце болезненно сжалось. Она почувствовала, как отчаяние, словно тёмная тень, снова подкрадывается к ней, пытаясь окутать своим холодным покрывалом. Всё, что она делала, каждый её шаг, каждое её решение — всё было ради одной-единственной цели: выжить и когда-нибудь снова увидеть Тома. Её пальцы слегка задрожали, когда она опустилась на край большой, с балдахином, кровати. «Я больше никогда не буду слабой», — с внутренней, почти звериной яростью подумала она, сжимая кулаки до побелевших костяшек. — «И если для этого мне нужно заключить сделку с самим дьяволом, я сделаю это». В этот момент Эсфи, тихонько постучав в дверь, снова вошла в комнату, неся в руках небольшой поднос с кувшином воды, полотенцем и какими-то мазями. — Эсфи… принесла… всё… необходимое… для… раны, — пропищала она, ставя поднос на небольшой столик рядом с кроватью. — Хозяин… велел… позаботиться… о… гостье. Она подошла к Нагайне и, не дожидаясь разрешения, принялась осторожно осматривать её раненое плечо. Её маленькие, проворные пальчики ловко расстегнули застёжку на платье, обнажив рану. Эсфи тихо ахнула, увидев глубокий порез. — Ох… какая… глубокая… рана, — пробормотала она, смочив полотенце в тёплой воде из кувшина. — Эсфи… сейчас… всё… обработает. Она очень осторожно, стараясь не причинить боли, начала промывать рану, затем нанесла на неё какую-то пахнущую травами мазь. Её движения были быстрыми и точными, словно она делала это уже не раз. Закончив обработку, она ловко перевязала плечо чистой тканью. — Вот и всё, — пропищала она, отступая на шаг и кланяясь. — Если гостье… что-нибудь… понадобится… Эсфи… всегда… рядом. С этими словами домовиха снова исчезла за дверью, оставив Нагайну наедине со своими мыслями и ноющей болью в плече.

***

Том сидел за столом, окружённый грудами учебников и вспомогательных книг в кожаных переплётах, одна из которых была раскрыта на странице, посвящённой истории Мерлина. Его брови были сведены к переносице, взгляд сосредоточен, словно он пытался разгадать древнюю загадку, но в глубине души, словно заноза, тлело беспокойство, отравляя его мысли. Дверь в спальню с грохотом распахнулась, словно её пнул разъярённый тролль, и в комнату, словно вихрь, влетел Абраксас Малфой, размахивая в руке свёрнутым в трубочку пергаментом, словно знаменем. — Том! — возбуждённо, сбивчиво выкрикнул он, его лицо горело от волнения. Том медленно поднял голову, оторвавшись от своего занятия, и бросил на друга недовольный, холодный взгляд, словно его прервали на самом интересном месте. — Что такое, Малфой? — медленно, словно цедя каждое слово, спросил он. Абраксас, тяжело дыша, подошёл ближе и сунул письмо прямо Тому в руки. — Это тебе. И оно… от… неё, — с трудом выговорил он, словно каждое слово давалось ему с усилием. Слова Абраксаса, словно удар хлыста, задели Тома, хотя он, как всегда, не выдал своих истинных чувств. Он медленно, с нарочитой небрежностью, развернул письмо, его пальцы были холодными, как лёд, а сердце вдруг забилось быстрее, словно испуганная птица. На пожелтевшем от времени пергаменте красовался её почерк. Ровные, чёткие, изящные линии, которые он узнал бы из тысячи, словно отпечаток её души. «Том, мой Том, Я долго, очень долго думала, как начать это письмо. Каждое слово кажется таким маленьким и незначительным по сравнению с тем, что я на самом деле хочу тебе сказать. Но мне нужно, чтобы ты знал: со мной всё в порядке. Более или менее. После того, как я покинула Хогвартс, я долгое время работала в лавке «Горбин и Бэркес». Это место было мрачным, пыльным, пропахшим нафталином и старыми тайнами, но оно давало мне хотя бы тень стабильности. Я проводила дни, протирая пыльные полки, разглядывая странные артефакты, словно осколки чужих судеб, и мечтая о том, как мы снова встретимся. Но недавно всё изменилось. Один человек, которого я встретила в Лютном переулке, предложил мне сделку. Ты, наверное, удивишься, но этот человек — Эсперер Малфой. Да, отец Абраксаса. Он привёл меня в своё поместье, где я теперь живу. Я не буду скрывать: путь сюда был нелёгким. В Лютном переулке на меня напали. Один мужчина, он был опасен и жесток. Он хотел убить меня, Том. У меня не было выбора. Я впервые применила заклинание, о котором мы с тобой говорили, и я убила его. Это было страшно, Том. Очень страшно. Но я выжила. Теперь я здесь, в Малфой-Мэноре. Эсперер учит меня тёмной магии. Он говорит, что у меня есть потенциал, и я начинаю это чувствовать. Но всё это не имеет значения без тебя. Я скучаю по тебе больше, чем могу выразить словами. Ты — моя сила, мой свет в этом тёмном мире. Я мечтаю о дне, когда мы снова встретимся. И я верю, что это время близко. Том, мой Том, я люблю тебя. С каждой минутой всё сильнее. Пожалуйста, будь осторожен. И помни, что бы ни случилось, я всегда буду твоей». Когда Том дочитал письмо до конца, он на мгновение застыл, словно каменная статуя. Его взгляд был прикован к последней строке, написанной её рукой, словно он пытался запомнить каждое слово, каждую букву, словно это было последнее, что осталось от неё. Его рука всё ещё крепко сжимала пергамент, словно боясь его выпустить, словно боясь, что она исчезнет вместе с ним. — Ну? — нетерпеливо, словно на иголках, спросил Абраксас, пристально наблюдая за лицом друга, словно пытаясь прочитать по нему все его мысли. Том медленно, словно выходя из транса, поднял глаза, его лицо оставалось бесстрастным, словно маска, но внутри него, словно под тонкой коркой льда, бушевала настоящая буря эмоций. — Она в порядке, — коротко, отрывисто ответил он, быстро пряча письмо в карман, словно боясь, что кто-то увидит его слабость. — И это всё, что ты скажешь? — удивлённо, с явным разочарованием в голосе спросил Абраксас. — У тебя было такое выражение лица… Том резко, словно пружина, встал из-за стола, его взгляд стал холодным, словно он отгородился от друга невидимой стеной. — Малфой, ты сделал своё дело. Теперь оставь меня, — холодно, отрезал он. Абраксас, видя его изменившееся настроение, поднял руки в знак капитуляции, словно сдаваясь без боя. — Ладно… ладно. Только не убивай меня, Реддл, — с натянутой улыбкой проговорил он и, быстро развернувшись, вышел из спальни, оставляя Тома наедине со своими мыслями. Том медленно, словно во сне, подошёл к большому окну, всё ещё сжимая в руке письмо. Его взгляд был направлен на тёмные, безмолвные воды озера, но его мысли блуждали далеко отсюда, в далёком Малфой-Мэноре, рядом с ней. Он чувствовал странное, обжигающее, словно глоток горячего вина, тепло от её слов. Она… любила… его. Она… скучала… по… нему. Но вместе с этим, словно горький привкус, он чувствовал и другую, тёмную, обжигающую эмоцию — ярость, холодную, как сталь. «Эсперер… Малфой…» Ему не нравилось, что она была с другим человеком, даже если это был союзник. Ему не нравилось, что она оказалась в ситуации, где ей пришлось убивать. «Она… выжила, потому… что… сильная. Моя… Нагайна».

***

Морозный воздух, колючий и свежий, словно тысячи крошечных иголочек, обжигал лёгкие, когда Том Реддл вышел из скрипучего, пропахшего бензином маггловского автобуса, который высадил его на самой окраине Уилтшира, словно выбросил на обочину времени. В руках он сжимал старый, видавший виды чемодан, обитый потёртой кожей, а в голове, словно потревоженные пчёлы в улье, роились тысячи мыслей, перебивая друг друга. Рождественское утро начиналось тихо, словно затаившись, и спокойно, словно перед бурей. Солнце, бледное и нерешительное, едва пробивалось сквозь серое, низкое небо, затянутое тонкой, словно марля, пеленой облаков, а на земле, словно тонкий саван, ещё лежал хрупкий, искрящийся иней. Том, казалось, не замечал ни пронизывающего холода, пробирающего до костей, ни тяжести чемодана, оттягивающего руку, ни долгого, утомительного пути, который он проделал, чтобы добраться сюда, в эту глушь. Всё его внимание, каждая клеточка его существа была сосредоточена на одной-единственной, навязчивой, словно наваждение, цели. «Она… там. Я увижу её». Миссис Коул, сварливая и подозрительная, как старая ворона, всё же отпустила его из приюта, как только получила официальное, заверенное печатью письмо от самого Эсперера Малфоя. «Его друг приглашает на рождественский ужин», — так это было сухо и официально изложено в письме. Том не стал тратить драгоценное время на объяснения и ненужные формальности, он тут же собрал свои немногочисленные вещи, и в голове его, словно навязчивый мотив, звучало только одно, заветное слово: «Нагайна».

***

Наконец, после долгой дороги, сквозь туманную дымку зимнего утра перед ним, словно мираж, возникли величественные, словно врата в другой мир, ворота Малфой-Мэнора. Как только он приблизился, словно по волшебству, ворота медленно и бесшумно, словно повинуясь невидимой команде, распахнулись, открывая вид на длинную аллею. Том замер на мгновение, словно споткнувшись о невидимое препятствие, чувствуя лёгкое, едва уловимое волнение, которое он тут же, с привычной жестокостью, подавил в самой глубине своей души. «Не показывай слабости». Он уверенно, словно хозяин положения, вошёл на длинную аллею. Деревья с голыми, словно протянутыми к небу руками-ветвями, поднимались по обе стороны аллеи, словно живые свидетели вековой истории этого места. Прямо перед ним, словно мрачный исполин, возвышался сам Малфой-Мэнор. Его шаги, поначалу сдержанные, становились всё более уверенными, словно он возвращался домой. Он без колебаний подошёл к массивной, окованной железом двери из чёрного, отполированного до блеска дерева и постучал. Звук, глухой и гулкий, словно удар в тамтам, отдавался эхом в звенящей тишине поместья. Через мгновение, словно по мановению волшебной палочки, дверь бесшумно открылась, и перед ним предстала маленькая, суетливая фигурка домовика. — Добро пожаловать, сэр, — пропищала Эсфи, кланяясь так низко, что её нос почти коснулся половика. Её большие, влажные, изумрудные глаза блестели от нетерпения и преданности. — Эсфи… ждала… вас, хозяин… сказал, что… вы… прибудете. Том едва заметно, сдержанно кивнул, его голос, как всегда, был ровным и холодным. Прежде чем домовиха успела ещё что-то сказать, из глубины холла, словно из ниоткуда, появился Абраксас Малфой. — Том! — радостно, с искренней, почти детской улыбкой воскликнул он, широко раскинув руки для объятий. Его светлые, идеально уложенные волосы, словно нимб, блестели в мягком свете магических гирлянд, развешанных вдоль резных перил массивной лестницы. — Ну наконец-то! Я уже думал, ты застрял где-нибудь в этом маггловском аду. Том лишь слегка склонил голову в знак приветствия, избегая объятий. — Малфой, — коротко, сухо ответил он, его взгляд был острым и цепким. — Где… она? Абраксас открыл рот, чтобы ответить, но тут взгляд Тома внезапно застыл, словно прикованный магнитом. Его глаза расширились, а дыхание на мгновение сбилось, словно у него перехватило горло. За спиной Абраксаса, на изящной, винтовой лестнице, ведущей с верхнего этажа, стояла она. Нагайна. Её тёмные, как вороново крыло, волосы были аккуратно уложены в гладкий, строгий пучок, лишь несколько непокорных прядей свободно спадали на её плечи, обрамляя её лицо. Она была одета в длинное, облегающее фигуру ципао из тёмно-зелёного, мерцающего при каждом движении шёлка. Золотая, изысканная вышивка в виде драконов изящно обвивала ткань, подчёркивая её стройный силуэт. Том замер на месте, словно громом поражённый, не в силах отвести от неё взгляда. Нагайна медленно, с достоинством и грацией, словно королева, спускалась по лестнице, её шаги были лёгкими, почти бесшумными. Но в ней было что-то новое, неуловимое, что-то… другое. «Это не та Нагайна, которую я знал». Её взгляд был уверенным, прямым, без тени прежней робости, а в тёмных, бездонных глазах отражалось странное спокойствие, смешанное с внутренней, почти ощутимой силой. Она смотрела прямо на него, не отводя взгляда, словно в этом молчаливом, напряжённом контакте уже происходил какой-то важный, тайный разговор. Том, словно повинуясь невидимому зову, сделал шаг вперёд, почти забыв о присутствии Абраксаса, словно они остались одни в этом огромном, холодном доме. — Том, — тихо, словно шёпот ветра, произнесла она. Её голос звучал мягко, мелодично, но в нём, словно стальной стержень, чувствовалась твёрдость, решимость, которой раньше он в ней не замечал. Он едва слышно, словно выдыхая, произнёс её имя, его голос звучал ниже и мягче, чем обычно, словно он боялся нарушить эту хрупкую, звенящую тишину. — Нагайна.