С привкусом боли

Нагайна стояла посреди своей комнаты в Хогвартсе, методично складывая вещи в старый кожаный чемодан. Лучи заходящего солнца мягко освещали комнату, придавая ей уютный, почти сказочный вид, но в её сердце царила тревога. Вещи, которые она собирала — яркие шелковые платья, амулеты из Китая и свёртки с редкими травами, — напоминали ей о доме, но сейчас её мысли были не только о возвращении к родителям на лето, но и о том, что она оставляет за спиной. Как раз в этот момент дверь её комнаты тихо приоткрылась, и на пороге появился Альбус Дамблдор. Нагайна обернулась, и их взгляды встретились. Ещё недавно её сердце согрелось бы при виде старого друга, того, кто много лет назад приютил её в Хогвартсе, когда она была потерянной, одинокой и испуганной. Альбус был тем, кто помог ей обрести новый дом и почувствовать себя в безопасности. Но те времена казались теперь далёкими. Их дружба изменилась, стала натянутой, словно невидимая пружина, которая вот-вот могла лопнуть. — Нагайна, — начал он тихо, входя в комнату, — слышал, что ты собираешься уехать на каникулы. Я решил зайти, чтобы попрощаться. Его голос был мягким, как и всегда, но в нём она уловила нотки усталости и чего-то, похожего на сожаление. Это был тот самый голос, который когда-то успокаивал её, вселял уверенность. Но теперь она не могла игнорировать напряжение, возникшее между ними в последний учебный год. Она вспоминала, как он пытался убедить её, что её отношения с Томом Реддлом — это ошибка, что это лишь увлечение, которое приведёт к беде. Она чувствовала, как Альбус всё больше отдаляется от неё, пытаясь вмешиваться в её жизнь, будто он лучше знал, что для неё правильно. Особенно остро Нагайна ощущала эту пропасть после того, как заболел Криденс. Она просила Альбуса помочь, но тот был категоричен: Криденс обречён, и её усилия лишь тратят её силы зря. Когда Криденс действительно умер, в сердце Нагайны поселилось холодное чувство разочарования и горечи. Она уже не могла смотреть на Альбуса так, как раньше. — Да, я уезжаю, — спокойно ответила Нагайна, стараясь не выдать своих эмоций. — В Китае меня ждут родители. Я проведу лето с ними. Альбус на мгновение замер, словно обдумывая её слова, а затем кивнул. Он смотрел на неё с печалью, которую, возможно, сам до конца не осознавал. — Я надеялся, что мы сможем поговорить, — осторожно произнёс он. — Хогвартс всегда будет твоим домом, Нагайна. Я просто хочу, чтобы ты это помнила. Её взгляд стал холоднее. Те слова, которые раньше могли тронуть её до глубины души, теперь звучали пусто. Вся их дружба, казавшаяся когда-то нерушимой, теперь представлялась ей как воспоминание о прошлом, которое больше не вернуть. — Спасибо, Альбус, — её голос прозвучал отчуждённо, — но я думаю, что этим летом мне нужно время для себя и для своей семьи. Возможно, когда я вернусь, всё будет по-другому. Она знала, что её слова были не просто формальностью. Это было прощание, пусть и временное, но всё же прощание. Альбус медленно кивнул, понимая, что их разговор завершён. — Если что-то понадобится… если ты захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти, — сказал он, глядя на неё ещё несколько долгих секунд. Нагайна не ответила. Она снова вернулась к своим сборам, и Альбус, поняв, что больше нечего сказать, медленно вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Когда она осталась одна, в её душе смешались чувства — облегчение и неприязнь, печаль и решимость. Лето, проведённое вдали от Хогвартса, должно было помочь ей разобраться в своих мыслях и чувствах. Впереди её ждали дни, которые она проведёт с семьёй и с мыслями о Томе. Но часть её сердца всё же останется здесь, в Хогвартсе, и мысль об этом тяжким грузом ложилась на её душу. Но, несмотря на всё это, Нагайна была уверена: когда она вернётся в Хогвартс осенью, она вернётся уже другой. Закончив собирать последние вещи, Нагайна застегнула чемодан и оглядела свою комнату. Её взгляд на мгновение задержался на учебниках и склянках, аккуратно расставленных на полках, на окне, через которое проникали последние лучи заходящего солнца. Эти предметы были для неё больше, чем просто вещами — они хранили воспоминания о годах, проведённых в Хогвартсе, о её попытках найти себя и о том, что она оставляет здесь, хоть и ненадолго. Она вздохнула, понимая, что этот момент важен не только для неё, но и для того, чтобы закрыть дверь на те отношения, которые изменились. Впереди было лето, и это время должно было помочь ей восстановить силы и подготовиться к тому, что ждет её осенью. Нагайна взяла чемодан, подошла к камину и на мгновение замерла. Пламя тихо потрескивало, приглашая её войти в него и отправиться в Министерство магии. Она провела рукой над полкой, где лежали оставленные письма, в том числе одно от Тома, и позволила себе короткую улыбку. Мысль о нём и о том, что она к нему вернётся, придавала ей силы. — Ну что ж, пора, — прошептала она, бросая горсть летучего пороха в камин. Пламя сразу же стало изумрудно-зелёным, и, ступив внутрь, Нагайна произнесла: "Министерство магии". Её тело закружилось в вихре магии, и через несколько секунд она оказалась в большой мраморной зале, полной волшебников и ведьм, снующих туда-сюда по своим делам. В воздухе витал запах пергамента и магических зелий, а отовсюду доносился гул разговоров. Нагайна без задержки направилась к стойке, за которой сидел сотрудник министерства. Он был пожилым магом с глубокими морщинами на лице, но взгляд его был живым и проницательным. — Добрый вечер, мисс, — обратился он к ней с лёгкой улыбкой. — Вы пришли за порт-ключом в Китай, верно? — Да, — кивнула Нагайна, передавая ему документы, подтверждающие её право на использование порт-ключа. Маг взглянул на бумаги, проверил их, и через несколько минут вернулся с небольшим предметом, похожим на старую кисточку для рисования. Он передал её Нагайне с предупреждением: — Порт-ключ активируется через пять минут. Постарайтесь не упустить момент. Он перенесёт вас в деревню, где находится ваш родной дом. Нагайна взяла порт-ключ, чувствуя лёгкое волнение. Этот момент был словно мост между двумя мирами — Хогвартсом и её родным домом в Китае. Она поблагодарила сотрудника и, крепко держа в руке порт-ключ, отошла в сторону, ожидая, когда магический предмет начнёт действовать. В эти последние минуты ожидания она позволила себе погрузиться в воспоминания. Перед глазами мелькнули образы её родителей, которые ждали её дома, лица друзей, оставленных в Хогвартсе, и, конечно же, образ Тома, который занимал её мысли больше всего. Её сердце было переполнено смешанными чувствами, но одно было ясно: это путешествие важно для неё, и она должна пройти его с поднятой головой. Порт-ключ внезапно затрепетал в её руке, и мир вокруг начал терять очертания, расплываясь в ярких всполохах света. Всё закружилось, и вот уже через мгновение она почувствовала, как земля под ногами изменилась, становясь мягче и теплее. Воздух наполнился ароматом цветов и трав, а перед глазами раскинулся знакомый пейзаж — горы и долины Китая, её родная земля. Нагайна постучала в тяжёлую деревянную дверь родительского дома, когда перенеслась в Китай. В этот момент сердце её сжалось от волнения и тревоги. Прошло несколько мгновений, и дверь медленно открылась. На пороге появился её отец — хромой мужчина с тростью, одетый в традиционный китайский костюм. Его волосы и борода, поседевшие от времени, придавали ему суровый и мудрый вид. Увидев дочь, он расплылся в тёплой улыбке и крепко обнял её, словно не хотел отпускать. — Нагайна, доченька, как же мы скучали, — произнёс он с тихой радостью в голосе. Она на мгновение прижалась к нему, но что-то в его голосе показалось ей странным, каким-то тревожным. Отстранившись, Нагайна, осмотрев дом, задала вопрос, который немедленно возник в её голове. — Почему дверь не открыла мама? — спросила она, стараясь скрыть растущее беспокойство. — Она ведь всегда встречала гостей первой. Лицо отца помрачнело, улыбка исчезла, уступив место глубокой печали. Он не ответил сразу, словно собираясь с мыслями, прежде чем произнести то, что нужно было сказать. — Пройдём в гостиную, Нагайна, — наконец тихо сказал он, избегая её взгляда. Они прошли в гостиную, и там Нагайна замерла, увидев свою мать. Она сидела на диване, но что-то было ужасно неправильным в её облике. Половина её тела уже была покрыта чешуёй, а ноги превратились в извивающийся хвост змеи. Глаза, ещё недавно живые и полные тепла, теперь смотрели на мир с болезненной усталостью, как будто в них оставалось что-то человеческое, но это что-то медленно угасало. Нагайна застыла на месте, словно её парализовало. Всё, что она знала, всё, что считала неизменным, вдруг рухнуло. Мать, которую она помнила сильной и полной жизни, теперь была наполовину змеёй, жертвой проклятия маледиктуса, которое они обе несли в себе. В голове Нагайны мелькнула одна страшная мысль — когда-нибудь её постигнет та же участь. Шок от увиденного наполнил её сердце холодным страхом. Впервые она ярко осознала, что её будущее предопределено, что проклятие неизбежно приведёт её к тому же состоянию. Увидев свою мать, Нагайна почувствовала, как её собственная судьба тянет её в пропасть, из которой нет возврата. — Мама... — выдохнула она, еле находя в себе силы произнести это слово. Мать, увидев, как дрожит её дочь, попыталась улыбнуться, но это вышло лишь жалким подобием улыбки, больше похожим на гримасу боли. — Нагайна, — прохрипела она, её голос был слабым, но всё ещё узнаваемым. — Я так хотела тебя увидеть... прости, что не смогла встретить тебя у двери. Нагайна не могла оторвать взгляд от матери, от её змеиного хвоста, который медленно двигался по ковру. Этот образ врезался ей в память, оставляя глубокую рану в душе. Она понимала, что это не просто болезнь, а неизбежное будущее, от которого ей не сбежать. Стиснув кулаки, она подняла глаза на отца, ища ответы на вопросы, которые пока не осмеливалась задать. Отец, заметив её взгляд, только опустил голову, не в силах сказать ни слова. Нагайна знала, что однажды и её жизнь разделится на две части — человеческую и змеиную, и это осознание было невыносимым.

***

Том Реддл вышел из Хогвартс-экспресса на платформу 9¾, его лицо сохраняло привычную сдержанность. Вокруг него шумела толпа учеников и родителей, но Том, как всегда, держался особняком. Его глаза скользили по знакомым лицам, пока он не остановился на трёх фигурах, которые ожидали его у края платформы. — До встречи, Том, — сказала Вальбурга Блэк, её голос был хладнокровен, а осанка — безупречна. Она смотрела на него чуть свысока, как будто бросая вызов. Их отношения всегда были странным танцем взаимного уважения и скрытой борьбы за лидерство. — Да, до встречи, Вальбурга, — ответил Том с едва заметной улыбкой. Он знал, что она уважала его, но и опасалась. Рядом стоял Орион Блэк, на его лице играла вечная улыбка. — Скучно без тебя будет, Реддл, — весело сказал он, чуть хлопнув Тома по плечу. Его лёгкость и бесшабашность иногда раздражали Тома, но Орион был полезен, особенно когда нужно было завоевать симпатии других. — Лето пролетит быстро, — ответил Том, не выказывая ни раздражения, ни одобрения. Его мысли уже были далеко от этих людей. Наконец, Абраксас Малфой, преданный, но слишком часто позволявший себе лишнее, слегка поклонился. — До скорого, Том, — сказал он с привычным холодом, но в его голосе всегда звучала некоторая почтительность. — Абраксас, — кивнул Том, его голос прозвучал как предупреждение. Он знал, что Малфой будет следовать за ним, но тот никогда не должен забывать, где его место. Том часто ставил его на место, когда тот переходил границы. Прощание было коротким и формальным, как и всегда. Том развернулся и направился к магической стене, скрывающей переход в мир магглов. Он прошёл сквозь неё с лёгкостью, и через мгновение оказался на обычном лондонском вокзале. Шум магического мира сменился суетой магглов, и Том ощутил привычное чувство презрения к этим людям, таким далёким и ничтожным в его глазах. У выхода с вокзала стояла знакомая машина, и внутри неё ждала миссис Коул, воспитательница приюта. Она заметила Тома и едва заметно вздрогнула, как всегда, когда видела его. Она ненавидела и одновременно боялась его, чувствовала что-то тёмное и непостижимое, исходящее от этого мальчика, который был намного старше своих лет не только умом, но и жестокостью. Том без лишних слов сел в машину. Миссис Коул молча тронула с места, стараясь не встречаться с ним взглядом. Машина двигалась по улицам Лондона, а Том погрузился в свои мысли. Он вспоминал Хогвартс — место, которое стало для него истинным домом, где он чувствовал себя сильным и значимым. Его мысли перешли к тем, кто следовал за ним, тем, кто признавал его лидерство. Том знал, что сила была в том, чтобы окружать себя преданными людьми, но никогда не забывать о своей истинной цели. Но среди всех этих мыслей одна образовала особенно яркий и тёплый фрагмент — Нагайна. Воспоминание о поцелуе под омелой в новогоднюю ночь возникло перед ним с особенной ясностью. Снег падал большими хлопьями, их окружал заснеженный двор, и они стояли близко друг к другу. Её губы были тёплыми на фоне холодного зимнего воздуха, и в этот момент он почувствовал что-то необычное, некую связь, которая не поддавалась обычной логике. Но даже эти воспоминания не могли полностью вытеснить тёмное предчувствие, которое всегда сопровождало его возвращение в приют. Когда машина подъехала к угрюмому зданию, Том вышел и прошёл внутрь, не обратив ни малейшего внимания на приветствия других детей. Он поднялся в свою комнату, которая казалась ему ещё более тёмной и пустой после Хогвартса. Стены давили на него, напоминав, что лето принесёт только ненависть — к этому месту, к тем, кто его окружает, и, возможно, даже к самому себе за то, что он вынужден терпеть это. Но он знал одно: это лето — всего лишь временная преграда на его пути. Вскоре он снова вернётся в Хогвартс, к власти, которую заслуживал, и к Нагайне, которая стала частью его будущего.

***

Прошло несколько дней после возвращения Тома в приют, и его повседневная скука и раздражение лишь усиливались. Однако однажды утром в его комнату влетела сова с письмом, на котором был знакомый почерк. Это письмо от Нагайны. Том тут же вскрыл конверт и начал читать. «Том, С моим возвращением домой всё пошло не так, как я ожидала. Мама… она почти полностью превратилась в змею. Отец ничего не мог сделать, и я чувствую, что он теряет её с каждым днём. Когда я увидела её такой, словно что-то внутри меня рухнуло. Я всегда знала, что когда-нибудь меня постигнет та же участь, но видеть это своими глазами — это невыносимо. Том, я боюсь того, что однажды стану такой же, что утону в этом проклятии. Я скучаю по тебе… только в Хогвартсе рядом с тобой я чувствую себя по-настоящему живой. Здесь же меня охватывает отчаяние. Будь осторожен, Том. Мир стал опаснее, чем когда-либо. Вторая мировая война разрушает всё вокруг, но меня больше тревожит Первая магическая. Я слышала слухи, что Грин-де-Вальд набирает силу. Береги себя». Прочитав последние строки, Том почувствовал глухую боль, которая напомнила ему, насколько беспомощным он сейчас был. Но он никогда не позволял таким чувствам взять верх. Он тут же сел за стол и начал писать ответ: «Нагайна, Я не могу выразить, как сильно скучаю по тебе. Эти дни в приюте невыносимы, мне отвратителен каждый миг, проведённый в этом месте. Я глубоко сочувствую тебе и твоему отцу. То, что случилось с твоей мамой, ужасно. Но я клянусь тебе, что найду способ избавить тебя от этого проклятия. Я не позволю ему забрать тебя так же, как оно забрало её. Что касается Грин-де-Вальда, то да, его идеи не лишены смысла. Но он слаб, не такой уж и великий, как хочет казаться. Я уверен, что однажды я его превзойду и покорю магический мир. Я не останусь сиротой-полукровкой, о котором никто не помнит. Я стану легендой, того, кого будут уважать и бояться. Когда я вернусь в Хогвартс, всё изменится, и ты увидишь, что мои слова не пусты. Скоро мы снова будем вместе, и я сделаю всё, чтобы защитить тебя. Твой Том». Закончив писать, Том аккуратно свернул письмо и прикрепил его к лапке совы, что терпеливо ждала на подоконнике. Он открыл окно, и сова взмахнула крыльями, взмыв в небо. Том долго смотрел, как она исчезает вдали, и в этот момент его переполнило желание самому иметь крылья, чтобы взлететь и улететь далеко, подальше от всех тех, кто окружал его в этом мрачном месте. Но Том знал, что его сила — в терпении и планах. Время придёт, и тогда он поднимется выше всех.

***

Июнь и первая половина июля тянулись для Тома невыносимо медленно. Время в приюте словно замерло, каждый день был похож на предыдущий. Ему приходилось сталкиваться с такими же бесцельными и потерянными детьми, каким он сам когда-то был, но теперь он смотрел на них с холодным презрением. Том больше не был одним из них. Он был другим, особенным, и это чувство только усиливалось с каждым днём, проведённым в этом ненавистном месте. Он старался избегать общения с воспитательницей и другими детьми, проводя большую часть времени в своей комнате. Том читал книги, которые смог тайком пронести из Хогвартса, погружаясь в магические заклинания и темные искусства, которые будоражили его разум. Он находил в них силу, ту силу, которая рано или поздно выведет его из этого мира в другой, где он будет править. Но даже книги и магия не могли полностью отвлечь его мысли от Нагайны. Образы прошлого учебного года, их разговоры, поцелуй под омелой, казалось, крепко укоренились в его сознании. В моменты, когда его голова опустошалась от мыслей о будущем, он возвращался к воспоминаниям о ней, пытаясь понять, что именно она для него значит. Том не привык испытывать привязанность, но Нагайна была иной. Она понимала его на уровне, который был недоступен для остальных. В эти дни Том чувствовал нечто странное и непривычное — тоску. Он скучал по ней, и эта скука смешивалась с растущим чувством ответственности за её судьбу. Вместе с тем, Том продолжал обдумывать свои планы на будущее. Он видел себя великим волшебником, способным управлять миром магии и подчинить его своей воле. Он знал, что его путь к величию будет долгим и трудным, но мысль о покорении Грин-де-Вальда и превращении мира в то, чем он хотел его видеть, лишь подпитывала его решимость.

***

Июнь и половина июля были для Нагайны не менее тягостными, но по-своему. Вернувшись домой и столкнувшись с ужасным видом своей матери, она каждый день просыпалась с чувством обречённости, зная, что её ждёт та же судьба. Она чувствовала, как проклятие маледиктуса незримо стучит в её дверь, угрожая забрать у неё всё человеческое. Каждый день она старалась как-то поддержать отца, помочь ему справиться с тем, что произошло с матерью. Но как только она оставалась одна, её охватывало отчаяние. Она пыталась найти утешение в работе, продолжая заниматься травами и зельями, надеясь, что это отвлечёт её от мрачных мыслей. Но, несмотря на все усилия, страх перед будущим не отступал. Она ловила себя на том, что иногда почти физически ощущает, как проклятие медленно овладевает её телом. В эти моменты она чувствовала себя пленницей в собственной коже, осознавая, что это только вопрос времени, когда она окончательно потеряет себя. Однако даже в этом тёмном омуте страха и отчаяния у неё была точка света — Том. Она часто думала о нём, вспоминала их разговоры и моменты, проведённые вместе в Хогвартсе. Вспоминала, как он обещал найти способ спасти её от проклятия, и это давало ей силы продолжать бороться. Его слова и обещания были для неё той самой ниточкой надежды, за которую она цеплялась, чтобы не пасть духом. Нагайна также чувствовала сильную привязанность к Тому, но в отличие от него, её чувства были более явными и не скрытыми за стремлением к власти. Она скучала по нему, по его холодному, но странно притягательному взгляду, по тому, как он, казалось, понимал её лучше, чем кто-либо другой.

***

Несмотря на различие в переживаниях, их объединяла общая тема — тоска и стремление к друг другу. Оба они были поглощены мыслями о будущем, но если для Тома будущее было связано с величием и властью, то для Нагайны — с надеждой на спасение и избавление от проклятия. Оба они страдали от одиночества и отвращения к окружающему их миру, будь то мрачные стены приюта или дом, где происходила трансформация её матери. Июнь и первая половина июля прошли для них как затяжной, безрадостный период, где дни сливались в одно сплошное полотно. Они жили в разных мирах, но их мысли всё равно постоянно возвращались к одному и тому же — к Хогвартсу, где они нашли друг друга и где их жизни пересеклись. В этом мире они оба искали спасение от того, что их окружало, и друг в друге они находили ту связь, которая давала им силы продолжать бороться.

***

Так прошли эти недели: Том, в своём стремлении к величию, углублялся в магию и планы на будущее, ощущая ненависть и тоску, в то время как Нагайна, борясь с внутренним страхом и отчаянием, искала утешение в воспоминаниях и надежде на то, что Том сдержит своё обещание. Их миры были разделены расстоянием, но их мысли и чувства соединяли их, создавая прочную, хоть и невидимую связь. Решение вернуться в Лондон не давалось Нагайне легко. Она долго размышляла о том, что уезжать сейчас, когда её мать находится на пороге окончательной трансформации, было бы неправильно. Но тягостное осознание собственной обречённости и постоянное присутствие страха в стенах родного дома лишь усиливали её желание вернуться в то место, которое стало для неё убежищем — в Хогвартс, а потом и в Лондон, где она могла хотя бы временно забыть о проклятии. Наступил день её отъезда. Нагайна стояла перед зеркалом в своей комнате, стараясь не обращать внимания на слабый шёпот проклятия, который, казалось, звучал у неё в голове. Она старалась не думать о будущем и сосредоточиться на предстоящем пути. Она подошла к отцу, который сидел в гостиной. Его глаза были полны боли и усталости, которую он больше не пытался скрывать. Он всегда был для неё опорой, и Нагайна знала, как трудно ему было смотреть, как их семья разрушалась из-за проклятия. – Папа, я должна вернуться в Лондон. Хогвартс скоро откроет свои двери, и мне нужно быть там, – сказала она, стараясь не выдавать своего волнения. Он кивнул, понимая её решение, но его взгляд был тяжёлым. – Ты должна заботиться о себе, Нагайна, – сказал он, прижимая её к себе в последний раз перед отъездом. – Мы всегда будем ждать тебя здесь. После этого Нагайна отправилась в комнату, где лежала её мать. Когда она вошла, она увидела её в змеиной форме, свернувшуюся на подушках. Мать, услышав её шаги, подняла голову и посмотрела на неё своими змеиными глазами. В этих глазах ещё оставалась искра человеческой души, и Нагайна ощущала, как связь между ними становилась сильнее с каждым мгновением. Мать начала шипеть на парселтанге, языке змей, который понимала Нагайна: – Я вижу твою боль, моя дочь, и чувствую твой страх. Не дай ему поглотить тебя, как это случилось со мной. Нагайна подошла к матери и коснулась её головы. – Я постараюсь, мама, – ответила она. – Но мне нужно время и силы. Я вернусь к вам, как только смогу. Мать прижалась к её руке, и Нагайна почувствовала, как по её телу пробежал холодок. Она знала, что это может быть их последняя встреча в человеческом облике. Прощаясь с родителями, Нагайна отправилась в Министерство магии Китая. Путь к магическому зданию пролегал через улочки старого города, где древние магические символы переплетались с обычной жизнью магглов. В министерстве её ждали. Ей был выдан порт-ключ, старый керамический чайник, потрёпанный временем. Когда Нагайна коснулась его, её охватило ощущение, словно она погружается в водоворот, и через мгновение она оказалась в Лондоне, в «Дырявом котле». Знакомый запах старого паба, наполовину погружëнного в мир магглов, наполовину в магический мир, встретил её, когда она появилась в закопчённом камине. Оглядевшись, она направилась к стойке и, заплатив из своей зарплаты целителя, арендовала комнату. Поднявшись наверх, она отворила дверь, поставила свои вещи и, не теряя времени, решила отправиться на кладбище. Она знала, что не сможет успокоиться, пока не навестит могилу Криденса. На улице было прохладно, и серое небо нависало над городом, как будто отражая её внутреннее состояние. Прогуливаясь по улицам Лондона, Нагайна случайно наткнулась на небольшой цветочный магазин. Она вошла внутрь и долго выбирала цветы, но в итоге остановила свой выбор на белых лилиях — цветах, которые так любил Криденс. Продавец бережно завернул их в бумагу, и Нагайна, прижимая букет к себе, отправилась на кладбище. Когда она подошла к могиле Криденса, её сердце болезненно сжалось. Могила была ухоженной, но пустынной. На ней не было никаких следов посещения, кроме тех, что оставались от службы, которая проходила здесь после его смерти. Она подошла ближе, чтобы положить цветы на надгробие, но вдруг заметила фигуру, стоящую рядом. Это был Аберфорт Дамблдор, отец Криденса. Нагайна остановилась, затаив дыхание. Аберфорт выглядел измученным, в его глазах была печаль и отчаяние, которые он не пытался скрыть. – Я не ожидала встретить вас здесь, – тихо произнесла она, подойдя ближе. Аберфорт поднял на неё глаза и лишь кивнул, не находя слов. – Я принесла лилии, – продолжала Нагайна, кладя букет на могилу. – Это его любимые цветы. Аберфорт вздохнул и, опустив голову, сказал: – Даже этого я не знал. Я встретил его слишком поздно и не успел узнать так, как ты, Нагайна. Я даже не знал, чем могу ему помочь. Его слова пронзили её сердце. Она понимала, что потеря Криденса для Аберфорта была такой же страшной, как и для неё, но в нём чувствовалась еще и вина за то, что он не смог сделать больше. – Он был добрым и чувствительным, несмотря на всё, что пережил, – ответила Нагайна, стараясь найти слова утешения. – Он не заслуживал той боли, через которую прошёл. Они говорили о Криденсе, вспоминая его жизнь, его борьбу и ту надежду, которую он питал до последних дней. В какой-то момент между ними повисло молчание. Нагайна поняла, что Аберфорту нужно остаться одному, чтобы завершить свой траур наедине. – Я оставлю вас, – тихо сказала она, кивнув Аберфорту. Он не ответил, только снова опустил голову. Покинув кладбище, Нагайна направилась обратно в «Дырявый котёл». Она чувствовала себя опустошённой и разбитой, как будто этот визит забрал у неё последние силы. Войдя в паб, она огляделась и заметила знакомую фигуру за одним из столов. Это был Гораций Слизнорт. Он сидел с кружкой пива, глубоко задумавшись. Нагайна подошла к нему, и он поднял глаза, увидев её. – Нагайна, – произнёс он с легкой улыбкой. – Ты вернулась. – Да, – кивнула она, присаживаясь напротив. – Сложный день. Гораций посмотрел на неё с пониманием. – У нас у всех были такие дни, – сказал он, поднимая кружку. – Криденс был хорошим мальчиком, хотя я и не знал его так, как ты. Нагайна кивнула, пытаясь найти слова, чтобы выразить свои чувства, но они словно застряли в горле. Гораций заметил её состояние и решил не давить на неё, предоставляя ей время, чтобы прийти в себя. Они сидели в тишине, каждый погружённый в свои мысли. Слизнорт вспомнил о том, как они с Нагайной пытались спасти Криденса, но так и не успели довести дело до конца. Это был один из тех случаев, когда даже самые опытные маги не могли изменить ход событий. В конце концов, Нагайна тихо сказала: – Я не могу избавиться от чувства, что подвела его. Гораций покачал головой. – Ты сделала всё, что могла. Мы оба сделали. Но есть вещи, которые нельзя предотвратить, сколько бы мы ни старались. Нагайна знала, что он прав, но это не облегчало её боль. Они снова замолчали, и она подумала о том, что их обоих, по сути, объединяла одна и та же тяжесть — тяжесть утраты и осознания своих ограничений. Когда ночь начала опускаться на Лондон, Нагайна попрощалась с Горацием и поднялась к себе в комнату. Лежа на кровати, она не могла заснуть. Мысли о Криденсе, его короткой жизни и её собственном будущем не давали ей покоя. Но со временем она провалилась в сон. Нагайна проводила летние дни в Лондоне, прячась от воспоминаний о последних событиях учебного года. С каждым днём её мысли всё больше занимал Гораций Слизнорт, её давний друг и наставник. Они вместе пережили многое за прошедший учебный год, особенно ту боль, что пришла после смерти Криденса. Они делали всё, что могли, готовили зелья, искали редкие ингредиенты, надеялись на чудо, но не успели… Криденс ушёл слишком рано. Эти воспоминания ещё больше сблизили Нагайну и Горация. Теперь каждый вечер в «Дырявом котле» они собирались за кружками пива, чтобы хотя бы на время забыть о тех горестях, что пришлось пережить. Однажды, в середине августа, Гораций, после очередной затянувшейся беседы, неожиданно предложил Нагайне: — Знаешь, почему бы тебе не погостить у меня? Здесь, в Лондоне, всё напоминает о том, что случилось. А у меня дома, вдали от этого всего, может, ты сможешь немного отдохнуть. Вспомнишь былые времена, когда мы просто наслаждались жизнью. Нагайна задумалась. Ей действительно нужно было уехать, хотя бы ненадолго. Идея провести время с Горацием, её давним другом, казалась правильной. — Хорошо, Гораций, я согласна, — наконец ответила она с лёгкой улыбкой. — Думаю, мне это пойдёт на пользу. На следующий день они встретились в «Дырявом котле», и после коротких сборов трансгрессировали в дом Горация. Дом был уютным и гостеприимным, как и сам хозяин. Гораций показал Нагайне её комнату — светлую и просторную, с видом на ухоженный сад. — Здесь ты сможешь отдохнуть, — сказал он, открывая перед ней дверь. — А когда надумаешь, спустишься на кухню. Я заварю чай. Нагайна поблагодарила его и немного задержалась в комнате, наслаждаясь тишиной и покоем. Но вскоре её потянуло на кухню, где она нашла Горация, уже готовившего чай. Они сели за стол, в их руках теплились кружки с ароматным напитком, и разговор снова зашёл о прошлом учебном годе. — Я до сих пор не могу поверить, что мы не успели спасти его, — тихо произнесла Нагайна, опуская взгляд на свою кружку. — Криденс был таким... таким несчастным и потерянным. Гораций тяжело вздохнул, его лицо помрачнело. — Мы сделали всё, что могли, Нагайна, — произнёс он. — Ты знаешь, я не из тех, кто легко сдаётся. Но Криденс был обречён с самого начала. Его внутренняя борьба, этот обскур... Мы просто не могли ему помочь. И это... — он замолчал, явно подыскивая нужные слова, — это должно нас чему-то научить. Нагайна грустно кивнула. — Да, ты прав, Гораций. Но всё равно больно. Это чувство, что ты не успел, не смог, оно не отпускает. Гораций внимательно посмотрел на неё. — Знаешь, — начал он, — в этом мире есть вещи, которые мы просто не можем изменить. И я боюсь, что Том, например, может стать одной из таких вещей. Он... он особенный, Нагайна. И ты это знаешь. Нагайна глубоко вздохнула. — Том. Ты прав, Гораций. Он другой. Но он не плохой, не злой. В нём столько силы, столько потенциала. Но иногда я думаю, что он может пойти по пути, который его поглотит. Гораций задумался. — Том... Он по-своему великий. И именно поэтому я боюсь за него. За нас обоих, если честно. Мы вместе сделали многое, Нагайна, и я не хочу терять ещё одного друга. — Я не собираюсь никуда уходить, Гораций, — ответила Нагайна, глядя на него. — Мы с тобой прошли через многое, и мы справимся. И с Томом, и с нашими собственными демонами. Они продолжали пить чай, делясь своими мыслями и опасениями. Говорили о грядущей осени, о возвращении в Хогвартс, о том, что ждёт их впереди. Оба понимали, что времена изменились, но в их дружбе была та опора, на которую можно было рассчитывать. Этот разговор, как и многие другие, помог Нагайне почувствовать себя чуть легче, чуть свободнее от того груза, который она несла последние месяцы. С Горацием рядом будущее не казалось таким пугающим.

***

Август для Тома Риддла был временем тягостных размышлений и внутренней борьбы. В приюте, где всё казалось мрачным и безрадостным, его мысли всё чаще возвращались к Нагайне. Но что-то изменилось. Если раньше он с нетерпением ждал от неё вестей, то теперь, получив очередное письмо, почувствовал неясное беспокойство. Нагайна писала о своём лете, о том, как скучает по Хогвартсу, и как её душу терзает не только проклятие, но и мысли о будущем. Она делилась размышлениями о том, что для них обоих значат амбиции и сила, как они изменили её, и что она боится потерять что-то важное на этом пути. Она упоминала о магической войне, предостерегала его быть осторожным и говорила о своих опасениях за его безопасность. Читая её письмо, Том всё больше задумывался о том, что он на самом деле чувствует к Нагайне. Воспоминания об их последней встрече, о том новогоднем поцелуе под снегом, казались теперь далёкими и нереальными. Он заметил, что с течением времени его привязанность к ней ослабела. Раньше её присутствие в его жизни было для него важным, но теперь, когда они долгое время не виделись, Том стал осознавать, что, возможно, их связь уже не так сильна, как раньше. Его мысли о Нагайне стали запутанными и неясными. Он больше не был уверен, что его чувства к ней были такими же, как прежде. В конце концов, она была лишь частью его жизни, частью, которая могла уйти, как всё остальное, что не приносило ему пользы. Он больше заботился о своих амбициях, о том, как сделать своё имя великим и прославленным. Когда Том сел писать ответ, он решил не упоминать свои сомнения. Вместо этого он заверил Нагайну, что тоже скучает по ней и что ему ненавистны дни в приюте. Он выразил сочувствие и поддержку, но также отметил, что его мысли заняты большими планами. Он рассказал о своих амбициях, о том, что намерен превзойти Грин-де-Вальда и покорить магический мир. Том хотел, чтобы Нагайна знала, что он не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели, и что их связь должна соответствовать его устремлениям. Когда письмо было завершено, Том медленно привязал его к лапке совы и смотрел, как она исчезает в ночном небе. Он чувствовал, как внутри него растёт решимость, но вместе с тем оставалось и ощущение потери, словно нечто важное уходило из его жизни. С каждым днём августа Том всё больше погружался в свои амбиции. Он проводил часы в размышлениях о том, как будет строить свою власть, как создаст армию последователей в Хогвартсе и за его пределами. Его мысли о Нагайне, хотя и возникали время от времени, всё больше отступали на второй план. Он начинал понимать, что будущее, которое он себе представлял, могло не оставить места для привязанностей. И хотя Нагайна всё ещё была ему дорога, он чувствовал, что их связь изменилась. Том начал принимать это как неизбежную часть своего пути, понимая, что мир, который он создаст, не сможет существовать без жертв. И, возможно, одна из этих жертв была его привязанность к Нагайне.

***

25 августа Нагайна и Гораций прибыли в Хогвартс, как и было указано в письме. Утром магическая железная дорога привезла их на знакомую платформу. Когда они вошли в замок, Нагайна ощутила смесь чувств — она была рада вернуться, но лишь из-за того, что здесь был Том, и немного из-за Горация, с которым за прошлый год она успела сблизиться. Коридоры Хогвартса были ещё пусты, студенты не вернулись с каникул, и в воздухе витала тишина. Нагайна бросила взгляд на Большой зал, представляя себе, как скоро он снова заполнится голосами студентов. Её мысли вернулись к Тому — только он делал это место для неё настоящим домом. Они поднялись по лестницам и направились к кабинету директора. Когда они подошли к массивной двери, Гораций постучал, и через мгновение дверь медленно открылась, впуская их внутрь. В центре комнаты, за большим письменным столом, сидел профессор Армандо Диппет. Он поднял глаза на гостей и мягко улыбнулся, но Нагайна едва это заметила, погружённая в свои мысли. Однако прежде чем она успела сказать хоть слово, её отвлёк радостный голос: — Нагайна! Она обернулась и увидела свою старую подругу Поппи Помфри, которая тут же заключила её в крепкие объятия. — Поппи, — тихо сказала Нагайна, отвечая на объятие с немного натянутой улыбкой. — Рада тебя видеть. — Я так скучала по тебе, — радостно произнесла Поппи, но Нагайна почувствовала, что её сердце не откликается на эту встречу так, как раньше. Мысли её всё ещё были заняты Томом. Гораций с улыбкой наблюдал за их встречей, а затем повернулся к директору. — Доброе утро, профессор Диппет, — сказал он. — Мы прибыли по вашему приглашению. — Рад видеть вас обоих, Гораций, Нагайна, — с теплотой произнёс Диппет, вставая из-за стола. — Ваше присутствие в Хогвартсе всегда приносит свет. — Мы рады вернуться, — ответила Нагайна, стараясь придать своему голосу бодрости. Она знала, что ей предстоит ещё многое сделать, и, несмотря на внутренние противоречия, чувствовала себя обязанной идти вперёд ради тех немногих, кто был ей по-настоящему дорог. Когда Нагайна и Гораций обсуждали с Диппетом предстоящий учебный год, дверь кабинета снова открылась. Вошёл молодой Альбус Дамблдор, облачённый в тёмную мантию, с короткими рыжеватыми волосами и глазами, полными решимости. Его появление сразу вызвало у Нагайны неприязнь — он всегда был той преградой, что стояла между ней и Томом. — Доброе утро, профессор Диппет, — произнёс Дамблдор, слегка поклонившись директору. Его взгляд на мгновение задержался на Нагайне, прежде чем он сел за стол. — Доброе утро, Альбус, — ответил Диппет, кивнув ему. — Мы обсуждаем планы на новый учебный год. Присоединяйся. — Конечно, — ответил Дамблдор, его взгляд вновь обратился к Нагайне. — Нагайна, рад тебя видеть. — И я вас, профессор, — ответила она с холодной вежливостью, стараясь держать под контролем своё раздражение. Её чувство неприязни было вполне обоснованным: Дамблдор не раз вмешивался в её отношения с Томом, считая, что в нём присутствует нечто тёмное, что постепенно извращает её. Его вмешательства не только мешали ей быть с Томом, но и вызывали у неё глубокую ненависть. Она чувствовала, что Дамблдор, несмотря на свой молодой возраст, обладал проницательностью, которую она не могла обмануть. — Как ваши дела, Нагайна? — спросил Дамблдор, его голос был мягким, но в нём чувствовалась скрытая тревога. — Всё хорошо, спасибо, — сухо ответила она, избегая дальнейших разговоров. Она знала, что Дамблдор подозревает Тома, и его постоянные попытки отдалить их друг от друга только усиливали её желание сохранить эту связь. Диппет, не замечая напряжения между ними, продолжил обсуждать дела школы с Горацием, но Нагайна не могла избавиться от чувства, что Дамблдор снова попытается вмешаться в её жизнь. Она знала, что для него её отношения с Томом были чем-то неправильным, чем-то, что, как он верил, приведёт её к гибели. Но для неё это было единственное, что имело значение. Когда все учителя и сотрудники Хогвартса собрались в кабинете директора Диппета, атмосфера была напряжённой. Директор Диппет, сидящий за массивным дубовым столом, поднялся и начал свою речь. Взгляды всех присутствующих были прикованы к нему. — Друзья мои, — начал Диппет, его голос звучал спокойно, но решительно, — этот учебный год будет одним из самых сложных за всю историю нашей школы. Мы стоим на пороге великих испытаний, но наша первостепенная задача — обеспечить качественное обучение и подготовку наших студентов к экзаменам СОВ и ЖАБА. Он оглядел своих коллег, стараясь уловить в их глазах понимание и поддержку. — Война с Грин-де-Вальдом продолжает бушевать за стенами Хогвартса, — продолжил он, его голос слегка понизился, как будто эти слова не предназначались для ушей тех, кто был за пределами кабинета. — Но мы не можем позволить этому разрушить нашу миссию. Хогвартс всегда был и остаётся бастионом знаний и безопасным убежищем для наших студентов. Наша задача — не допустить, чтобы внешние события повлияли на их образование. Диппет сделал паузу, давая всем время осмыслить его слова. Учителя молчали, но на лицах некоторых из них читалось беспокойство. — Мы должны поддерживать друг друга и наших учеников, — продолжил он. — Только так мы сможем справиться с тем, что нас ожидает. Помните, что наши действия сегодня определят будущее не только Хогвартса, но и всего магического мира. Альбус Дамблдор, сидящий в дальнем углу комнаты, внимательно слушал каждое слово. Его мысли были сосредоточены на том, как он может помочь ученикам и коллегам в это сложное время, и что он может сделать, чтобы защитить школу от надвигающейся угрозы. Диппет сделал глубокий вдох, оглядывая собравшихся в кабинете. Его взгляд задержался на каждом, словно он хотел убедиться, что его слова были поняты. — Я благодарю вас за внимание, — сказал он, его голос был тихим, но твёрдым. — Нам предстоит много работы. Давайте вернёмся к нашим обязанностям с полным пониманием ответственности, которая лежит на наших плечах. Учителя начали вставать, постепенно покидая кабинет, тихо переговариваясь между собой. Только Дамблдор остался на своём месте, его взгляд был направлен на директора, словно он ждал чего-то. Когда последний человек вышел из комнаты, Диппет обратился к Нагайне, которая уже собиралась выйти. — Нагайна, будьте добры, задержитесь на минутку, — мягко сказал он. Нагайна остановилась и повернулась к Диппету, в её глазах мелькнуло удивление. Она не ожидала, что её попросят остаться. Дамблдор, заметив это, тихо встал и подошёл к двери, бросив на Диппета короткий, но выразительный взгляд. Затем он вышел, закрыв за собой дверь, оставив директора наедине с Нагайной. — Нагайна, — начал Диппет, когда комната опустела, — я хотел поговорить с вами о Томе. Её лицо напряглось, а в глазах загорелся настороженный огонёк. Она не ожидала, что разговор коснётся её подопечного. — Томе? — переспросила она, стараясь сохранить спокойствие в голосе. Диппет медленно кивнул, его взгляд был мягким, но проницательным. — Да, Тома. Я заметил некоторые изменения в его поведении в последнее время. Он стал более... закрытым, если можно так выразиться. Вы ведь его куратор, и я уверен, что вы лучше других знаете, что с ним происходит. Нагайна внимательно слушала, пытаясь понять, к чему ведёт директор. Она почувствовала, как внутри её начала подниматься тревога. Эти слова казались ей странно знакомыми, словно она уже слышала их раньше, но не от Диппета. Она вдруг поняла: Дамблдор. Именно он недавно говорил о Томе, и его слова, похоже, оставили след в мыслях директора. — Альбус... говорил с вами об этом? — спросила она, не сумев скрыть удивление в голосе. Диппет слегка улыбнулся, но его глаза оставались серьёзными. — Да, он упоминал о своих наблюдениях. Но я хочу услышать ваше мнение, Нагайна. Вы ближе всех к Тому. Я хотел бы понять, как мы можем помочь ему, пока не стало слишком поздно. Нагайна на мгновение замешкалась, подбирая слова. Её взгляд стал задумчивым, а лицо приобрело сосредоточенное выражение. — Том всегда был особенным, — начала она осторожно, тщательно подбирая каждое слово. — Его способности и интеллект выделяют его среди других студентов. Но, возможно, именно из-за этого он иногда чувствует себя одиноким и непонятым. Он ищет своё место в этом мире, пытается найти ответы на вопросы, которые не дают ему покоя. Она сделала паузу, обдумывая, как лучше продолжить, чтобы не выдать истинных причин изменений в поведении Тома. — Я думаю, что его интерес к магическим исследованиям и истории, особенно к тёмным временам, связан с его стремлением понять природу силы и власти. Том очень увлечён этой темой, и я стараюсь направлять его в русло, где он может безопасно развивать свои таланты. Возможно, ему просто нужно больше поддержки и уверенности в том, что он может достичь своих целей, не обращаясь к... крайним мерам. Нагайна встретилась взглядом с Диппетом, надеясь, что её объяснение прозвучало убедительно и успокаивающе. Она старалась скрыть беспокойство, которое росло у неё внутри. Том действительно восхищался Грин-де-Вальдом, и это её сильно тревожило. Но говорить об этом сейчас, прямо перед директором, означало бы поставить под угрозу не только будущее Тома, но и её собственную репутацию. Диппет внимательно слушал, не перебивая Нагайну. Когда она закончила, он на несколько мгновений задумался, а затем мягко кивнул. — Я понимаю, — ответил он, его голос был проникнут тёплым участием. — Том действительно выдающийся ученик, и его стремление к знаниям заслуживает всяческой поддержки. Я рад, что он может рассчитывать на вашу помощь, Нагайна. Он сделал паузу, оценивая, как лучше завершить разговор. — Я доверяю вам, — продолжил он с лёгкой улыбкой. — Но если вы заметите что-то, что вызывает у вас тревогу, пожалуйста, сообщите мне. Мы должны быть уверены, что Том остаётся на правильном пути, особенно в это непростое время. Диппет встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. — Спасибо, Нагайна, — сказал он, подходя ближе и слегка кивнув в знак благодарности. — Я ценю вашу заботу о студентах, особенно о таких, как Том. Пусть этот разговор останется между нами. Нагайна ответила лёгким поклоном, в её глазах мелькнуло облегчение. Она развернулась и направилась к двери, стараясь сохранить спокойствие на лице. Покидая кабинет директора, она не могла не подумать о том, насколько тонка грань, по которой она ходила, скрывая истинные намерения Тома Реддла.

***

Последние дни лета в Хогвартсе были особенно напряжёнными для Нагайны. Как и Поппи Помфри, она занималась подготовкой к новому учебному году, приводя в порядок больничное крыло и проверяя запасы лечебных зелий и снадобий. В летние месяцы Хогвартс часто был относительно тихим местом, но работа целителя не заканчивалась никогда. Утром Нагайна обходила территорию замка, проверяя растения в школьной оранжерее, которые использовались в лечебных целях. Она лично собирала свежие ингредиенты для зелий, убеждаясь, что запасы восстанавливающих эссенций, эликсиров и антисептиков пополнены. Некоторые редкие растения требовали особого ухода, и Нагайна посвятила время их пересадке и обработке, чтобы они могли лучше расти и приносить необходимые компоненты для зелий. Во второй половине дня она занималась изучением новых методик лечения, которые могли бы пригодиться в грядущем учебном году. Она внимательно перечитывала старые медицинские книги и свитки, иногда делая пометки и добавляя свои мысли на полях. Среди этих записей были как классические методы лечения, так и её собственные инновации, основанные на исследованиях и опыте работы с магическими существами. Ещё одним важным делом стало консультирование преподавателей и сотрудников по вопросам первой помощи. Нагайна проводила небольшие лекции и тренировки, где объясняла, как оказать помощь до прибытия в больничное крыло. Она обучала правильному использованию заклинаний исцеления и основных зелий, таких как бинты быстрого заживления и зелья от ожогов. Вечерами она часто оставалась в больничном крыле, наводя порядок, обновляя медицинские записи и планируя график осмотров на ближайшие недели. Время от времени её посещали те, кто страдал от последствий тренировок или мелких несчастных случаев во время подготовки к учебному году. Она с готовностью помогала им, стараясь обеспечить, чтобы каждый студент начал новый семестр в добром здравии. Последние дни лета пролетели быстро, и Нагайна осознавала, что скоро Хогвартс снова заполнится студентами. Она чувствовала волнение и напряжение в воздухе, предчувствуя, что грядущий учебный год принесёт много испытаний, но и новые возможности для роста и служения школе.

***

Том Реддл прибыл на платформу 9¾ ранним утром, когда станция ещё была окутана тишиной. Платформа казалась пустынной, словно замершей в ожидании предстоящего дня. Том с лёгкостью пересёк перрон, наслаждаясь ощущением того, что он был здесь одним из первых, когда ещё никто не мог нарушить его одиночество. Войдя в Хогвартс-экспресс, Том занял одно из пустых купе, выбрав место у окна. Он откинулся на спинку сиденья и устремил взгляд на перрон, где начали появляться первые ученики и их родители, заполняя воздух гулом голосов и смехом. Том с отстранённым интересом наблюдал за ними, чувствуя, как всё это кажется ему чуждым и ненужным. Он видел, как семьи прощались, как родители давали последние советы своим детям, но для него всё это было лишь лишним шумом, не имеющим никакого значения. Вдруг его внимание привлекла сцена, развернувшаяся неподалёку. Вальбурга Блэк, стоявшая на платформе, кричала на Плаксу Миртл. Том не мог услышать, о чём шла речь, но выражение лица Вальбурги было красноречивее любых слов — она была вне себя от гнева. Миртл, словно загнанное в угол животное, пыталась защититься, но её попытки были жалкими. Том видел, как Миртл пыталась собрать свои вещи, руки её дрожали, и в конечном итоге она просто не выдержала. Слёзы потекли по её щекам, и, не сдерживая их, она схватила свой чемодан и бросилась прочь, к поезду. Вальбурга, оставшись на месте, смотрела ей вслед с презрением, явно довольная тем, что её гнев достиг цели. Том, наблюдая за этой сценой, не испытал ни малейшего волнения. Всё это было лишь бесполезной суетой. Его мысли снова вернулись к Нагайне, и это ощущение было намного более значимым для него. Он знал, что новый учебный год станет ещё одной возможностью приблизиться к своей великой цели, и Нагайна, как всегда, будет рядом, её присутствие будет вдохновлять его, как и прежде. Всё остальное было лишь фоном, мелочью, не достойной его внимания. Вальбурга Блэк с громким стуком захлопнула дверь купе, едва войдя внутрь. Её лицо было напряжено, в глазах бушевал всё ещё не остывший гнев. Обведя взглядом купе, она заметила Тома Реддла, сидевшего у окна. Он не повернул головы, не изменил выражения лица, продолжая равнодушно смотреть в окно на мелькающие силуэты оставшихся на платформе людей. — Привет, Том, — сухо бросила Вальбурга, устраиваясь напротив него и не дожидаясь ответа. Он лишь едва заметно кивнул, не проявляя особого интереса. Вальбурга ненадолго замолчала, но было очевидно, что её переполняет желание выговориться. Её пальцы сжимали и разжимали край мантии, пока она пыталась обуздать свою ярость. — Ты не представляешь, как меня достала эта Плакса Миртл! — начала она, не глядя на Тома, но явно ожидая, что он хотя бы отчасти разделит её недовольство. — Она просто невыносима! Вечно жалуется, вечно ноет. Вот и сегодня опять... — Вальбурга раздражённо вздохнула. Том слегка повернул голову в её сторону, но выражение его лица осталось непроницаемым. Он слушал, но с таким же успехом мог бы и не слушать. Для него Миртл была всего лишь ещё одним слабым существом, которое не стоило его внимания, как и её страдания. — Я ей сказала, чтобы она не вмешивалась, — продолжала Вальбурга, её голос становился всё более раздражённым. — Сказала, что она сама виновата, что все её ненавидят. Ты бы видел её лицо, Том, — Вальбурга усмехнулась, вспоминая. — Слёзы моментально хлынули, и она сбежала, как всегда! Ну разве не Плакса? Том смотрел на Вальбургу с таким же безразличием, как и на всё остальное. Он понимал, что для неё это был способ снять напряжение, выплеснуть накопившуюся злобу, но ему это казалось не более чем проявлением слабости. Её раздражение и агрессия в отношении Миртл были для него незначительными мелочами, не имеющими никакого значения в масштабах его собственных планов. Вальбурга заметила его равнодушие и нахмурилась, но ничего не сказала. Она привыкла к тому, что Том редко проявлял эмоции, и не ожидала от него ничего другого. Её голос стих, и в купе воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком колёс поезда, который уже начал своё движение в сторону Хогвартса. Дверь купе снова с шумом распахнулась, и в него ворвались Абраксас Малфой и Орион Блэк. Абраксас с лёгкой усмешкой оглядел находящихся в купе, а Орион сразу же начал хохотать, едва завидев Вальбургу. Он практически рухнул на сиденье рядом с сестрой, всё ещё не переставая смеяться. — Ну, Вальбурга, ты просто молодец! — выдохнул он между приступами смеха. — Никогда не думал, что ты так хорошо умеешь обращаться с плаксами вроде Миртл. Ты её просто в порошок стерла! Вальбурга слегка усмехнулась, хотя в её глазах всё ещё блескал след недавнего раздражения. — Такая как она заслуживает только унижений, — продолжал Орион, широко ухмыляясь. — Все эти нытики и жалобщики просто портят воздух. Представляю, как она будет хлюпать носом весь путь до Хогвартса. Абраксас, занявший место рядом с Томом, который, казалось, всё это время был полностью погружён в свои мысли, с интересом посмотрел на Вальбургу. — А что вообще произошло? — спросил он, слегка наклонившись вперёд. — Почему ты на неё накричала? Вальбурга на мгновение замерла, как будто решая, стоит ли вообще вспоминать об этом, но затем всё же заговорила, явно желая выплеснуть остатки раздражения. — Эта Миртл опять начала лезть не в своё дело, — сказала она, закатывая глаза. — Она увидела, что я разговариваю с одной девчонкой с третьего курса, и тут же подошла, начала спрашивать, почему я якобы её обижаю. Как будто мне вообще есть до этого дело! — Вальбурга фыркнула. — Я просто сказала той девчонке, что ей не место в Слизерине, если она не может даже отстоять своё право на существование. А Миртл вмешалась, стала что-то там лепетать про то, что я "несправедливо" её унижаю. Она презрительно махнула рукой, как будто отгоняла надоедливую муху. — Я не собиралась это терпеть. Сказала ей всё, что думаю, и, конечно, она сразу же расплакалась. Не могла поверить, что кто-то посмел ей ответить. Орион снова громко рассмеялся, едва ли не аплодируя сестре. — Отличная работа, Вальбурга! Нечего таким, как она, соваться к тем, кто их во всех смыслах превосходит. Пусть знает своё место. Том, всё это время слушавший разговор, не проявил никакого интереса. Его лицо оставалось таким же бесстрастным, как и прежде, взгляд был сосредоточен на смутных силуэтах за окном. Для него все эти сцены были не более чем раздражающим шумом, отвлекающим от куда более важных дел. Он чувствовал, как его мысли снова возвращаются к его собственным планам, где не было места ни для Миртл, ни для их бесконечных мелких конфликтов. В купе постепенно воцарилось молчание, нарушаемое лишь стуком колёс. Поезд набирал скорость, унося их всех в сторону Хогвартса и нового учебного года, полного неизвестности и вызовов, но Том уже знал: всё это лишь очередной этап на пути к его великой цели, и ничто не могло отвлечь его от этого пути.

***

Поезд Хогвартс-экспресс замедлил ход, подкатился к платформе, и вскоре из открывшихся дверей начали выходить студенты. Том Реддл и его спутники в числе первых покинули вагон, попадая в прохладный воздух окрестностей Хогвартса. Вокруг суетились другие ученики, оживлённо переговариваясь и приветствуя друг друга после летних каникул, но Том держался в стороне от этой суматохи. Вальбурга, Орион и Абраксас шли рядом, но их разговоры казались ему фоном, не заслуживающим внимания. Они направились к каретам, которые должны были доставить их к замку. Том помнил, что в прошлом году фестралы, обычно запряженные в эти кареты, были для него невидимы, как и для большинства студентов. Однако в самом конце учебного года всё изменилось — Том стал свидетелем смерти Криденса, и это наложило на него особый отпечаток. Подходя к каретам, он снова увидел их — фестралов. Эти странные существа с костлявыми телами, чёрными крыльями и пустыми белыми глазами были видимы только тем, кто видел её воочию. Фестралы смотрели на него безучастно, словно оценивая, но не проявляя никакого интереса. Для Тома же они стали символом его собственного перехода к иной, более глубокой реальности. Смотря на фестралов, Том ощутил смесь эмоций, которые вряд ли мог бы выразить словами. Он видел в этих существах не только смерть, но и силу, которую она приносила. Видеть фестралов означало, что он познал что-то, что недоступно другим, что он стоит на пороге великих открытий, где жизнь и смерть переплетаются воедино. Том не испытывал страха перед этими существами, скорее, ощущал странное сродство с ними. Они были доказательством его растущей мощи, его способности постичь то, что для других было непостижимо. Фестралы были молчаливыми стражами, чьё присутствие напоминало ему о том, что он способен проникнуть в тайны, которые остальным остаются скрытыми. Его взгляд остановился на одном из них дольше, чем обычно, и он ощутил тихое удовлетворение от этого видения. Том знал, что впереди его ждут новые открытия, новые возможности, и эти фестралы были частью его пути, его восхождения к силе, которую он стремился обрести. Не говоря ни слова, он сел в карету, зная, что его спутники не увидят того, что увидел он. Для них фестралы оставались невидимыми, как и большинство истин, которые Том держал при себе. Карета тронулась с места, и замок Хогвартс медленно приближался к ним, величественный и зловещий на фоне вечернего неба. Том знал, что этот год будет особенным, и фестралы лишь подтвердили его предчувствия. Карета, в которой ехали Том, Вальбурга, Орион и Абраксас, медленно подкатилась к ступеням замка. Хогвартс встретил их своим привычным мрачным величием. Студенты высыпали из карет, спеша подняться по широким каменным ступеням, ведущим в замок. Том шёл в их числе, но мысли его витали далеко отсюда. Войдя в замок, они пересекли просторный вестибюль и направились к Большому залу, где уже собрались большинство учеников. Столы четырёх факультетов были заполнены учениками, которые с нетерпением ждали начала пира. Том и его спутники заняли свои места за столом Слизерина, и шум голосов, казалось, окутал их со всех сторон. Вальбурга и Орион продолжали обсуждать что-то между собой, но Том не обращал на них внимания. Его взгляд был прикован к учительскому столу. Профессора уже сидели на своих местах: профессор Слизнорт, директор Диппет, мадам Помфри и другие преподаватели. Том едва удостоил их взглядом, его интерес был сосредоточен на одном человеке, которого пока ещё не было на своём месте — Нагайне. За лето, хотя они и обменивались письмами, её образ постепенно отдалялся от него. Он вспоминал её с неоднозначными чувствами, но одно было ясно — он скучал. Он хотел увидеть её снова, чтобы понять, что на самом деле скрывается за его воспоминаниями и перепиской. Была ли это просто игра гормонов, или же его чувства к Нагайне действительно носили более глубокий характер? Его письма к ней были полны тщательно подобранных слов, скрытых намёков и искренности, которая пугала его самого. Но за лето что-то изменилось. Временная разлука дала ему возможность взглянуть на свои чувства более отстранённо, и теперь он хотел убедиться, что его влечение к Нагайне не было просто результатом юношеского увлечения. Том выжидал, не отрывая взгляда от двери, через которую вот-вот должна была войти Нагайна. Мысли его метались: он хотел понять, действительно ли она настолько значима для него, как ему казалось раньше, или же это всего лишь временное увлечение. Ему нужна была эта встреча, чтобы рассеять все сомнения. Но в то же время он знал, что как только увидит её, все вопросы отпадут сами собой. Её присутствие всегда оказывало на него мощное воздействие, пробуждая в нём те чувства и желания, которые он старался контролировать. Но пока она не появилась, Том оставался в неопределённости, его сердце было в напряжённом ожидании. Вокруг него продолжалась привычная школьная жизнь — шум, смех, разговоры — но для Тома всё это было словно в тумане. Ему нужно было увидеть Нагайну, и только тогда он сможет понять, что именно он к ней чувствует. Том сидел за столом Слизерина, его взгляд неотрывно следил за дверью для преподавателей и работников Хогвартса. Когда Нагайна наконец вошла в Большой зал, его сердце внезапно сжалось. Она казалась всё такой же, как он её запомнил: её движение было грациозным, а присутствие — наполненным скрытой силой. Она направилась к своему привычному месту рядом с профессором Слизнортом, который сразу же начал что-то оживлённо рассказывать ей. Том наблюдал за этим с необычной смесью эмоций — его разум был сосредоточен, но внутри всё бурлило. Когда Нагайна подняла взгляд и их глаза встретились, Том на мгновение замер. Её лёгкая улыбка, адресованная ему, была почти незаметной для окружающих, но Том почувствовал, как что-то в нём всколыхнулось. Это была не просто тёплая встреча после разлуки; это было нечто большее. Словно её взгляд проник сквозь его маску безразличия, задевая те струны души, которые он привык держать под контролем. В этот миг он осознал, что его чувства не ослабли за лето, а, возможно, даже окрепли. Нагайна была для него чем-то большим, чем просто объект увлечения. Её улыбка наполнила его странным, но приятным чувством, словно она понимала его глубже, чем кто-либо другой, и принимала его таким, какой он есть. Эта связь была сильной, но в то же время пугающей. Том знал, что в её присутствии его мысли и желания становились куда более хаотичными, менее контролируемыми. Он ощущал смесь восхищения и опасности, которую таила в себе Нагайна. Всё остальное в зале исчезло, все звуки и движения потеряли значение. В этот момент для Тома существовали только они двое, их невидимая связь, которая, казалось, стала ещё сильнее. Он не мог позволить себе показать свои истинные чувства, но внутри него что-то дрогнуло. Он понял, что это не просто игра гормонов или временное увлечение — его влечение к Нагайне было более сложным и глубоким, чем он осмеливался себе признаться. Том слегка кивнул в ответ, сохраняя на лице свою обычную маску холодного спокойствия, но в его глазах мелькнуло нечто, чего никто не мог заметить, кроме Нагайны. Она знала, что эти чувства взаимны, и её лёгкая улыбка, казалось, стала чуть шире, подтверждая это молчаливое понимание между ними.