С привкусом боли

Сентябрь, 1942 год Ночь опустилась на Хогвартс. Темнота укрыла замок плотным покрывалом, застыв в глухих коридорах, кружевах башен и изгибах лестниц. Лишь один человек не спал. Том Реддл, скользнув тенью, выбрался из секретного выхода Тайной комнаты, что вёл в самое сердце Запретного леса. Земля под ногами была сырой и вязкой, после дождя она чавкала при каждом шаге. Холодный воздух пах влажной листвой, мхом и чем-то прелым. Тусклый свет Lumos разгонял мрак впереди, но стоило шагнуть чуть дальше, как он тут же сгущался за спиной, поглощая всё вокруг. В голове роились мысли о недавно обнаруженном василиске. Змей согласился помочь своему повелителю, и Том взял у него немного яда, желая исследовать его свойства. Он знал, насколько велика его сила, но предпочитал во всём убедиться сам, экспериментируя и изучая природу тёмной магии. Луна пробивалась сквозь сплетённые ветви деревьев, их контуры выглядели на её фоне острыми, будто зазубренные кинжалы. Лес шептался на ветру, будто обсуждая чужака, осмелившегося вторгнуться в его владения. Том не торопился — этот путь был единственным, ведущим обратно в замок. Внезапно среди шелеста листьев раздалось шипение. Звуки сложились в незнакомую, но удивительно красивую мелодию. Парселтанг. Кто-то напевал на языке змей. Том остановился, прислушиваясь, а затем, поддавшись любопытству, шагнул в сторону звука. Он вышел на небольшую поляну. В её центре, свернувшись в кольца, покоилась огромная аспидовая змея. Песня стала громче, пронзительнее, словно змея знала, что он здесь. — Как тебя зовут? — прошипел Том, глядя прямо в её жёлтые глаза. Змея на мгновение замолчала, затем произнесла с интересом: — Змееуст? Ты, случайно, не Том Реддл? Я лечила твои ноги на первом курсе, после урока по квиддичу. — Ты... целительница из Больничного крыла? Перед ним была не просто змея. Он узнал её голос. Реддл помнил ту девушку. Её тонкие, почти прозрачные пальцы, холодные прикосновения, долгие ночи, когда она сидела рядом, читала ему старые восточные сказания и смешивала для него обезболивающие зелья. Тогда, в первый год его обучения, он сломал обе ноги и провёл в Больничном крыле несколько недель. Тогда он пообещал себе больше никогда не садиться на метлу. Боль была нестерпимой. Он слышал, как мадам Помфри мрачно пророчила ему пожизненную хромоту, но та девушка — молодая целительница — с удивительным упорством взялась за его лечение. Она рисовала в своём альбоме. Том случайно увидел его страницы. Серию набросков. Его лица. Спящего, с расслабленными чертами, без привычной холодности в глазах. — Во сне мы обнажаем истинные эмоции, — сказала она тогда. — Ты не хмуришься и не смотришь сдержанно-отстранённо. Ты просто сладко дремлешь. Мне захотелось хоть где-то запечатлеть тебя настоящего. Он не знал, как реагировать. Долгое время Том ходил задумчивым, а спустя пару дней принёс ей букет алых ликорисов, что росли у кромки Запретного леса. Это был единственный жест благодарности, на который он оказался способен. Теперь же перед ним была не просто целительница. — Ты анимаг? — спросил он, разглядывая змею. — Нет. Если бы всё было так просто... — вздохнула она. — Я маледиктус. Том чуть сузил глаза. — Проклятая кровь… — протянул он. — Редкость. Маледиктусов сторонились. Презирали. Их считали порождением тёмной магии. Том знал, что значит быть чужим в этом мире, быть тем, кого отвергают и боятся. — А ты? Что ты делаешь в Запретном лесу среди ночи? — поинтересовалась Нагайна, её жёлтые глаза вспыхнули любопытством. Том задумался. Говорить ей о Тайной комнате было бы неразумно. Она всё-таки работник школы. Что, если сдаст его профессорам? Но почему-то он чувствовал... странное доверие. Будто невидимая нить тянулась между ними. — Просто решил прогуляться, — наконец ответил он. — Люблю ночной воздух. Он помогает думать. — Что ж... — в голосе змеи мелькнула усмешка. — Сделаю вид, что поверила. А теперь нам пора возвращаться. До рассвета осталось недолго. Том смотрел, как змея извивалась, готовясь к трансформации. Она задрожала, резкое шипение сорвалось с её языка, переходя в болезненный стон. Её тело выгнулось в судороге, мышцы сжались в невозможном спазме. Кожа на мгновение потемнела, словно её пронзил ледяной холод, затем начала бледнеть, теряя змеиный узор. Нагайна содрогнулась, зарывшись головой в землю. Судорога прошла волной от хвоста к голове, заставляя её трястись, как в лихорадке. Звук, что сорвался с её губ, был не просто шипением — это был крик боли, заглушённый, сдавленный, почти нечеловеческий. Когда её руки коснулись земли, они всё ещё дрожали. Том увидел, как она медленно поднимается, будто восстанавливая контроль над своим телом. Перед ним теперь стояла женщина. Высокая, с бледной кожей, которая в первые секунды после превращения ещё мерцала, покрытая тончайшими змеиными чешуйками. Пронзительные тёмные глаза, глубокие, немигающие. Волосы, чёрными волнами ниспадающие на плечи. Она тяжело дышала, сжимая пальцы в кулаки. Том заметил, что её ногти были чуть длиннее обычного, заострённые, словно когти. Но через мгновение они стали обычными. Он не отвёл взгляда. Она тоже. Они молча направились в Хогвартс. Когда подошли к воротам, Нагайна на мгновение задержалась, а затем улыбнулась ему. Том опустил взгляд, рассматривая каменные плиты под ногами. — Заходи как-нибудь, — тихо сказала она. — Мне будет приятно увидеть тебя снова. Том кивнул. — Спасибо, Нагайна. Так они и разошлись: каждый к своей спальне. Но их пути уже тогда скрутились в тугой комок нитей судьбы. Они этого ещё не знали, но однажды их дороги пересекутся вновь — и на этот раз уже не на ночной поляне Запретного леса.