Быть (с) собой

Дорога в такси занимает неожиданно долгое время. Стоит им отъехать от злосчастного, не оправдавшего надежд дома, машина встает в пробку. Пронизывающее город многополосное шоссе гудит ревом заведенных моторов, пыхтит выхлопными газами и припекается ярким солнцем. Даже через стекло ощущается его знойный жар, и водитель выставляет кондиционер на максимальную мощность. Постепенно дышать становиться легче, однако действительно прийти в себя это не помогает. Хисоку все еще не отпускает злость на бестолкового мастера, который даже не удосужился предупредить о последствиях пробуждения сырого материала при непредвиденных обстоятельствах. Нет, знай он заранее, как все обернется — проявил бы большую осторожность. Не меньше злят его разрушенные планы, эта бесконечная пробка, яркое солнце и ледяной кондиционер. А еще коробит этот оживший слепок рядом, что жмется в кожаную сидушку и подгибает под себя босые ноги, но то и дело цепким взглядом выискивает лазейки. От необдуманных поступков его вряд ли удерживают предостерегающие слова, скорее куда более убеждающе работает протянутая к его запястью нэн-нить. Наконец, безумно долгая дорога подходит к концу. Они оба выходят из машины, следом оказываясь в сверкающем холле отеля, и Хисоке кажется, будто он купил себе зверюшку. Собачку, с которой можно играться, можно обучить командам, можно даже выйти на прогулку, научив держаться рядом или привязав к себе. Главное только вовремя отучить ее кусать руку, которая протягивает еду. Его младшая босая версия в дорогих интерьерах выглядит так же неуместно, как забежавший в них бродячий пес — совершенно неказисто, нелепо, забито и почти жалко. Его бешеный взгляд скользит по стенам, полу, мебели, людям, и создается ощущение, будто бы в любой момент он может сорваться, рыкнуть или того хуже наброситься на кого-то из постояльцев или персонала. Каким же диким, глуповатым и загнанным он был когда-то! Уверенная походка, вздернутый подбородок и ясный взгляд защищают куда лучше любой осторожности. — Хватит сутулиться, — оставшись наедине со своей копией, произносит Хисока, пока этажи на двери лифта сменяются яркими синими цифрами. — Ты сильнее большинства людей в этом здании. — Его палец ловко подцепляет острый подбородок напротив и направляет его вверх. — Не смей забывать об этом. — Тц, я и не забываю, — отмахивается от чужой ладони наглый, не слушающий взрослых мальчишка, а его лицо тут же искажается в недовольной гримасе. Хисока усмехается. — Так-то лучше, — произносит он и подталкивает копию к выходу. — Наш этаж. В люксовом номере его невзрачный дубликат и вовсе теряется на фоне дорогих интерьеров. Он переминается с ноги на ногу, а глаза его недоуменно рассматривают панорамные окна, из которых открывается вид на центр города, главную площадь с фонтаном и железнодорожный вокзал. Его зрачки точно искрятся в ярких лучах солнца, но весь его невинный интерес прячется под сведенными вместе бровями. Хисока слегка ослабляет поводок, в надежде, что так его любопытной копии будет проще освоиться, но мальчишка остается стоять на месте, даже когда ему предоставляют свободу. Что ж, в любом случае экскурсии по номеру не будет, так что хочет он стоять у стенки, пусть стоит, никто не запрещает. Найдя на барной стойке ресторанное меню, Хисока первым делом заказывает два идентичных обеда. О том, чтобы спросить у своей копии о пожеланиях, он даже не думает. Какой в этом смысл, если им достались одни и те же тела и предпочтения? — Бред какой-то, — неожиданно подает голос копия. Хисока оборачивается и ловит немигающий настороженный взгляд. — Еще бы, то что мне подсунули тебя вместо нормальной работы — настоящий бред, — скалится он в ответ. — Это все твоя способность, да? — лихорадочно бормочет недоразумение, стискивая в кулаке ткань чересчур свободных штанов. — Да, точно. Ты иллюзионист! Пудришь мозги ложными образами... я и сам думал о чем-то подобном для своего нэн. Хороший фокус! Только скоро я все равно его разгадаю. Хисока удивленно вскидывает брови, затем издает отрывистый смешок. — О, боюсь, в фокусах я разбираюсь гораздо лучше тебя. — Он медленно шагает в сторону двойника, и тот заметно напрягается, но назад не подается. — Впрочем, попытаться пошевелить своим… пытливым мозгом ты можешь, вдруг и правда сообразишь, что тут происходит. — Он оказывается лицом к лицу с испуганным мальчишкой, меньше чем на расстоянии вытянутой руки. — Давай, твои предположения. Кто я? — Какой-то придурок с отвратительными шутками, — огрызается никак не унимающийся двойник, а затем, желая избежать столь неуютной близости, отходит назад на шаг, еще один и упирается бедрами в дубовый комод. — Угодил в ловушку? — ухмыляется Хисока, растягивая тонкие губы, с которых уже успел стереться аккуратный контур помады. В следующий миг сильные руки упираются в стену, зажимая мальчишку в кольцо. Ради забавы Хисока угрожающе скалится, но стоит только золотым глазам напротив застыть в немеющем ужасе, его поза теряет угрожающую концентрацию, а аура возвращается к исходному ровному состоянию. Хисока склоняется ниже, утыкается носом в пушистые растрепанные волосы и негромко шепчет своей точной скульптуре на ухо: — Успокойся, я не намерен делать с тобой ничего действительно плохого. В следующий миг он резко отстраняется и, повернувшись к застывшему мальчишке спиной, отходит обратно к столу. Сейчас этот детеныш вряд ли способен атаковать, да и даже при нападении исподтишка он сможет разве что поцарапать его. А потому Хисока, нисколько не волнуясь потерять звереныша из виду, вначале убирает отельное меню обратно на барную стойку, освобождая стол, а затем подходит к дивану, куда пару дней назад от нетерпения неаккуратно сам же вывалил все содержимое чемодана. Чтобы быстрее успокоиться, он начинает разбирать вещи, переключаясь на медитативные действия. И как только это все в нем поместилось? — задается вопросом Хисока, неутешительно оценивая объем предстоящий работы. Впрочем, вскоре ровные стопки вещей, отсортированные по готовым комплектам, оказываются на спинке громоздкого дивана. Две огромные косметички перемещаются в ванну, а чемодан находит свое место в шкафу, рядом с сейфом. И пока Хисока, весь увлеченный процессом, с трудом принимает новую реальность, мирясь с неизбежностью происходящего, его копия похоже тоже сбавляет пыл и перебирается поближе к барной стойке, где разложены столовые приборы. Конечно, если бы Хисока знал, что приведет к себе в номер кого-то столь же знакомого и непредсказуемого, как подростковую версию себя, то непременно бы избавился от всех колюще-режущих предметов. Но предсказать подобного рода события, он, увы, оказался не в силах. К счастью, это недоразумение, по видимости, не слишком интересуют штопор и столовые ножи. Все его внимание захватывают оставленные на столешнице брошюры. Он внимательно перебирает их, точно может себе позволить что-то из дорогих предложений, и также увлеченно разглядывает буклеты даже тогда, когда Хисока заканчивает с вещами, и те перемещаются на полки шкафа. После небольшой уборки нервы понемногу успокаиваются, и мальчишка в одном номере с ним больше не вызывает той волны неудержимого раздражения, как в доме старика. Конечно, если бы время оборачивалось вспять, Хисока никогда бы не выбрал столь глупой растраты уникального нэн. Но именно из-за его уникальности и столь интересного применения материализации было бы еще большим расточительством терять такую по-настоящему живую, пусть и недоделанную игрушку. Тем более когда тот вполне может оказаться интересным. Например, чего он такого увлекательного нашел в обычных рекламках? — Что-то приглянулось? — наконец, не сдерживает любопытства Хисока и подходит ближе, заглядывая двойнику через плечо. Тот медленно качает из стороны в сторону головой, глядя на новенький, блестящий мерседес, уезжающий вверх по живописному горному серпантину. Странно, что именно этот буклет привлек столь пристальное его внимание. Наверное, в том возрасте он еще не понял, что скорость не сможет подарить настоящего, того самого, заставляющего дрожать, истинного наслаждения. — Машины не так уж быстро едут. Это только со стороны кажется, что поездки будоражат, — произносит он, желая заранее развеять ложные мечты, как вдруг раздается стук в дверь. Хисока тут же раздражается. Это чувство, словно вшитое в координаты настоящего дня, так и не хочет отпускать его, однако перед девушкой-официанткой за дверью он искусно расплывается в улыбке и жестом руки приглашает ее войти. — Что ж, не стойте, я проголодался, — произносит он нараспев, и за теплотой его голоса невозможно распознать истинных чувств. Потому девушка, не видя подвоха, приятно улыбается и без волнения вкатывает в номер высокий сервировочный стол, заставленный тарелками под железными объемными куполами. С разрешения она осторожно переставляет заказ на круглый обеденный стол. Раскладывает салфетки, столовые приборы, тарелки с салатом, чуть поодаль ставит основные блюда и в центр стола помещает железную вазу, заполненную до краев льдом, который скрывает элегантную бутылку. Закончив свою работу, девушка вежливо интересуется, нужно ли что-нибудь еще, и прежде чем Хисока успевает открыть рот, в разговор встревает молчавший до этого двойник: — Да, подскажите сегодняшнюю дату, — просит мальчишка, и тут же пазл в голове Хисоки складывается. Этот дерзкий малец изучал вовсе не машину и не фотографии ресторанных блюд, он сравнивал даты! — Двадцать четвертое июля, — мягко отвечает официантка. — А какой год? — Две тысячи пятый, — осторожно добавляет она, бросая подозрительный взгляд на Хисоку, но тот тут же напускает на себя серьезный вид. — Простите, если поставили вас в неудобное положение, — склоняет он подбородок, играя при этом достаточно убедительно, чтобы показаться смущенным. — Мой племянник болен. Иногда случаются рецидивы, и он спрашивает у людей достаточно странные вещи. В ответ девушка сдержанно кивает, но перед выходом все же оборачивается к босоногому мальчишке и уточняет, точно ли все с ним впорядке. Наконец, после короткого диалога она уходит. — И что это было? — первым делом спрашивает Хисока, закрывая дверь на замок. Теперь, после этой глупой сцены внимание сотрудников к ним двоим явно будет повышено. — Всего-то сыграл роль твоего любимого больного племянника, — отвечает копия, и Хисока удивительно сам для себя реагирует смешком. Этот мальчишка явно не глуп. Пусть он и не знает о мерах предосторожности в отелях, в остальном он весьма смышлен, а, если даже эта милая девушка что-то и заподозрит, Хисоке не составит труда скрыться. Или же использовать лицензию Охотника как карт-бланш для сглаживания неприятного впечатления. — Тогда присаживайтесь, мой любимый родственничек. Стол накрыт. — Он подходит к круглой столешнице со стороны двери и кивает копии на противоположный стул. Впрочем, двойник есть не спешит. Он облокачивается поясницей на барную стойку, ладонью смахивает в сторону буклеты и неожиданно тихим голосом спрашивает: — Значит, я стану вот… таким? Что ж, этот диалог мог бы повернуть в более забавное русло, но судьба вновь решает лишить Хисоку наслаждения. Хотя сейчас он оказывается достаточно благородным, чтобы наконец прояснить недосказанные в порыве злости моменты. — Знаешь, честно, сомневаюсь, что ты сможешь вырасти, — тянет он, с шумом доставая изо льда вспотевшую бутылку. — Но да, как видишь, я прошёл большой путь, поднявшись с твоего уровня. Так что, можно сказать, ты… черновик меня. — Я тебе не черновик! — тут же нагло огрызается мальчишка, вновь обретая свое пылкое очарование и становясь милым, как тявкающий шпиц. — А если так, то и ты когда-то им был! Да и вообще, не верю, что я бы вырос в такого напыщенного индюка! — О, но именно это и случилось, — с недоброй ухмылкой Хисока отставляет бутылку в сторону. Его кровь закипает от азарта внезапной перепалки. — Но ты не можешь быть мной! Если бы у меня было столько денег, я бы не тратил их на всю эту… выпендрежную мишуру! — Тц, — зажмурившись, реагирует на провокацию Хисока. Следом его взгляд мутнеет, но он вовремя успевает взять себя в руки. Меньше всего на свете ему нравится вспоминать прошлое, а сейчас это юное безобразие мало того, что мельтешит все время перед глазами, так еще и выставляет его с идеалистической точки зрения кем-то неправильным, совершенно не вдохновляясь всеми достижениями, добытыми трудом и кровью. — Я — это все, чего ты когда-либо хотел, — с нажимом произносит Хисока, медленно поднимаясь из-за стола, и двойник не пропроняет и слова, пока он подходит ближе и нависает над рыжей макушкой. — Сила, свобода, превосходство, азарт и возбуждающие битвы. В моем мире есть все, чего я только пожелаю. Даже самое твое существование сейчас — лишь моя прихоть, — чеканит он, но после небольшой паузы неожиданно становится мягче. — Ты давно уже мог перестать дышать, но, возможно, твое присутствие показалось мне не только чем-то раздражающим, — тянет он, почти ласково, но неприкрытая нежность остается в его голосе ненадолго — в нем появляется угрожающее шипение. — Давай мы мирно посуществуем рядом, и, возможно, даже окажемся полезны друг другу. Разве это не хороший компромисс в нашей с тобой ситуации? — Его дыхание опаляет покрасневший от близости край уха двойника. — А теперь пошли есть, и я дам попробовать тебе немного вина. — А если… я откажусь? — храбрясь, задирает голову копия и даже не отводит взгляда. — Не буду настаивать. Впрочем, ты многое потеряешь, — пожимает Хисока плечами. Ему уже давно не интересны эти детские игры. Если этот мальчишка хочет демонстративно отказываться от хороший жизни — его выбор. Но тогда и заботиться о нем Хисока не будет. Он резко отпускает двойника, убирая сковывающие его руки, и направляется прямиком к столу. Аппетита этот инцидент ему совсем не испортил. — А что если я не захочу играть по твоим правилам? — уже в спину добавляет мальчишка. Пусть он и пытается придать своим словам уверенности и серьезности, очевидно, что до мастерства обмана ему ещё далеко — его голос предательски дрожит. — Тогда, думаю, ты и сам понимаешь, что вариантов у тебя останется немного, — беззаботно пожимает он плечами и как ни в чем не бывало занимает свое место. Давать поблажки он не намерен, как и уговаривать кого-то есть. Потому, нисколько не смущаясь пристального взгляда сбоку, Хисока начинает трапезу. Что ж, хотя бы еда в отеле его не разочаровывает в этот день. Мясо оказывается идеальной прожарки, гарнир дополняет остротой главное блюдо, а терпкие пряные нотки вина если и не поднимают настроение, то хотя бы отвлекают от фрустрации из-за сорванных планов. “План Б для борьбы со скукой” мнется у барной стойки, буравя его взглядом, пока, наконец, не сдаётся перед видом остывающего обеда. Отодвинув стул, он шлепается на него, пристально разглядывает блюда, а затем резко хватает вилку со стола и буквально вгрызается в кусок мяса. Он даже не обращает внимания на нож, вырывает зубами крупные куски и проглатывает их, почти не жуя. Видимо, у его младшей версии ещё не скоро закончатся способы его удивить. Хисока даже не доносит до рта вилку, опускает руку и смотрит на настоящее варварство, что творится перед ним. О манерах в том возрасте он, кажется, не слышал. Как и о умеренности — его копия ест так жадно и стремительно, будто переживает, что сейчас всю еду отберут, а его самого станут морить голодом и… Ах, ну конечно. Неудивительно, что в этом возрасте он был настолько щуплым. Против воли Хисоке вновь приходится вспоминать об одном из самых неприятных периодов его жизни. — Ты уже присоединился к цирковой труппе? — спрашивает он, пытаясь отвлечься от назойливых вспышек воспоминаний. Копия, секунду назад целиком проглатывающая шампиньоны, мгновенно вскидывает голову и шумно сглатывает. Взгляд его не просто дикий, но хищный; только протяни руку, и ее попытаются добавить к списку обеденных блюд. — Откуда ты знаешь? — спрашивает он, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Тебя создали из моих воспоминаний, я знаю о тебе абсолютно все, — на этот раз Хисока не скалится и даже не улыбается. Лишь пристально наблюдает за тем, как копия с вороватым выражением лица притягивает к себе очередную тарелку; он ощущает, как в его душе просыпается какое-то странное, давно забытое чувство. — Перестань давиться, распробуй еду. Я не собираюсь морить тебя голодом… Теперь тебе всегда будет, что поесть, — дает он обещание неожиданно даже для самого себя. Впрочем, копия вряд ли ему верит — золотые глаза напротив лишь настороженно щурятся, а быстрое чавканье тотчас возобновляется. И на этот раз его останавливает лишь жесткое: — Я сказал хватит. Не веди себя как животное. Кажется, только последняя фраза немного отрезвляет двойника. Тот с явной опаской начинает жевать медленнее, и Хисока молча наливает ему бокал вина. Принюхавшись, копия делает глоток и морщится. — Ну и пойло, — мотает он головой, но, впрочем, сразу же выпивает бокал залпом. — Это красное полусладкое пятнадцатилетней выдержки. Оно немного отличается от “пойла”, не находишь? — Не вижу разницы, — пожимает плечами мальчишка, а затем, не спрашивая разрешения, вновь заполняет свой бокал вином, на этот раз до краев. — Да, и это спаивание малолетних, не находишь? — Если хочешь, могу забрать бутылку, — легко пожимает плечами Хисока и переводит взгляд за спину мальчишки, пока тот хватает пальцами холодное стекло и вновь притягивает “взрослое” развлечение ближе. Он ничего не отвечает, но видно, что старается есть сдержанней. Все еще невыносимо неловко и неаккуратно, но так хотя бы Хисоке не становится его... жаль. Какое же неприятное чувство. Вскоре его взгляд концентрируется за окном. Вокруг них, будто застрявших в одном длинном бессоном дне, идет жизнь. В здании напротив копошатся в бумагах офисные работники, печатают что-то, вбивая важные данные в компьютер, и, кажется, что весь мир разделен на сотни непересекающихся пластов, соединенных друг с другом лишь электросетью. Его жажда боя и крови, грязные подворотни, из которых вылез этот тощий мальчишка, и эта скучная, рутинная жизнь за окном, будто не могут существовать рядом, но… существуют. И ощущается чем-то невозможным их смешение, переход из одной в другую, но вот оно обратное подтверждение — прямо перед ним, заботящееся лишь о выживании. Возвращая взгляд обратно к столу, Хисока двумя пальцами берет тонкую ножку бокала, подносит прохладное стекло к губам и отпивает крохотный глоток. Нет, пусть это не лучшее вино в его жизни, но сравнивать его с теми… видами выпивки, которые пробовал он в юношестве, дело наказуемое. — Если сделать глоток и подержать вино на языке, ты точно почувствуешь разницу. Лишь дешевый алкоголь пьют залпом, чтобы не понять, что выпил, — тянет, концентрируясь на реальности, Хисока, но тут же обнаруживает опустевший чужой бокал. В следующий миг его глаза несдержанно закатываются под веки. — Не помню, чтобы я так любил выпить. — Если не любил, зачем дал мне? — Чтобы ты узнал, что такое хороший вкус. — Хороший вкус? — хмуря светлые, еще неоформленные брови, переспрашивает копия. — Хороший вкус у мяса. И я бы никогда не заказал столько… травы. — Его нос морщится, стоит ярким глазам посмотреть в сторону салатницы. — Это руккола, — раздается спокойный голос Хисоки, но его прерывает громкое возмущение. — Я не знаю, как это дрянь называется, но мне хватило есть крапиву! Ты… — вдруг шипит оскалившийся мальчишка, — постоянно надо мной издеваешься, с того момента, как я открыл глаза! — О? — тянет Хисока, склоняя голову набок и покачивая вино в бокале. — А то что я позволил тебе лопать за обе щеки вместе со мной — это тоже издевательство? — Ты… просто смеешься надо мной! Лезешь в голову, копаешься там, как паразит, — с каждым словом копия ощутимо распаляется все сильнее, повышая голос. Щеки у него заливаются нездоровым румянцем. Кажется, вино уже ударило ему в голову. — Думаешь, сможешь купить мое доверие такими подачками?! — Думаю показать тебе то, чего бы ты еще нескоро достиг собственными силами, — спокойно отвечает Хисока. — Хватит! Это всё… — почти задыхается от злости опьяневший мальчишка и, подскочив с места, впивается короткими ногтями в столешницу. Его взгляд будто способен прожечь в Хисоке дыру, но этот пыл не пробивается сквозь пелену неожиданного спокойствия. — Это твоя вина! Ты выдернул меня сюда из привычной жизни, когда все только стало налаживаться! Я тебе не игрушка, поищи себе кого-то другого для… Эти полные пламенной рьяности и праведного недовольства слова совсем скоро теряют внимание Хисоки. Возможно, его расслабляет вино, или же несколько бессонных суток начинают брать свое. Но почему-то при виде истерики юной версии себя Хисока не чувствует злости, лишь усталость. Пока копия шипит на него и обвиняет во всех смертных грехах, он без особой спешки доедает главное блюдо и следом перебивает поток бессвязных ругательств: — Тебе надо в уборную? — Что? — от неожиданности двойник даже забывает, о чем говорил секунду назад. — В туалет не хочешь, спрашиваю? — звучит перефразированный вопрос. — Значит… тебе совсем плевать на мои слова? Не получив ответа, Хисока медленно поднимается и ленивым взмахом руки сковывает руки и ноги разошедшегося мальчишки жвачкой. Двойник только и успевает ухватиться за стол сильнее, чтобы не завалиться лицом в ненавистный ему салат. Все так же неспешно Хисока подходит ближе, но прежде чем мальчишка начинает сопротивляться, он быстро оттаскивает его за плечи в соседнюю комнату и закидывает на кровать. В обычное время бешеный неморгающий взгляд знатно бы его повеселил, но только не сейчас. Все, чего ему хочется — принять душ и проспать минимум полдня, чтобы после, наконец, взглянуть на ситуацию свежей головой и придумать что-нибудь дельное. Потому, направляясь в ванну, он лишь отмахивается от назойливого гула возмущений, а по возвращении обнаруживает каким-то чудом добравшегося до двери в зал мальчишку. Всего растрепанного и похожего на гусеницу в коконе. Теперь он не брыкается, но его взгляд еще полон яркого гнева. — Давай поговорим, — на удивление спокойно произносит он, стоит Хисоке оказаться рядом и в одном полотенце присесть напротив. Вот только горячее дыхание запахом напоминает о выпитом. — Я не веду диалог с пьяными, — сухо отрезает он. На скрючившееся на полу тело падают капли с мокрой головы, и Хисока закидывает свою, наверное, самую неудачную сделку на плечо, чтобы следом вновь вернуть на широкую кровать. Для верности он добавляет больше жвачки и фиксирует руки копии у изголовья. — Почему ты поступаешь так со мной? — уже без особого энтузиазма интересуется мальчишка, пока Хисока, почти готовый ко сну, снимает серьги-клипсы, чтобы как можно быстрее присоединиться к нему в кровати. — Я не собираюсь этого терпеть, ты же понимаешь? — Протрезвеешь — тогда и поговорим. Проспись сначала, — звучит лаконичный ответ, но когда копия продолжает уже не в меру приевшийся диалог, тон Хисоки ожесточается: — Хватит. Будешь шуметь — рот тоже заклею. Если задохнешься — сам виноват, — будто речь идет совсем не об убийстве, а о меню на ужин, безэмоционально произносит он. Конечно, при других раскладах, можно было бы отправить копию на диван в большом зале, но в таком состоянии… лучше не выпускать его из виду. Пусть возмущается где-то под боком, остывает и принимает новую реальность. Ведь Хисока тоже не хотел в ней оказываться, но раз так получилось, нужно учиться компромиссу и взаимодействию. Пусть это и взаимодействие с… ненавистным прошлым, которое, казалось, было давно отброшено, как мусор.

***

На удивление, ночь действительно выдается спокойной — копия ведёт себя прилично, насколько только возможно. Он не дергается, не пинается и даже не ворчит после действенной угрозы Хисоки. Лишь под самое утро умудряется выкрутиться в путах и легонько толкнуть в бедро проснувшегося, но не спешащего вставать соседа, привлекая его внимание. Когда же Хисока лениво к нему оборачивается, взгляд мальчишки уже не прожигает его насквозь. — Убери жвачку, — просит он без прежнего нахальства, но все еще недостаточно мило для человека, который разделил постель с другим прошлой ночью. — Мм, но так ты мне нравишься гораздо больше, — решая не шутить про “доброе утро”, улыбается Хисока, приподнимаясь на локте. — Послушный, смирный, держишь язык за зубами… — Врешь. Не стало бы мне нравиться такое. — Не стало бы, — легко соглашается он, протягивая руку к поджарому телу и подцепляя край объемного топика. — Но выглядишь ты сейчас весьма мило. — Нарцисс, — только и бросает в ответ копия. Хисока негромко смеется и действительно отмечает про себя, что его юное тело вполне способно приковать взгляд и внимание. Конечно, до настоящий сильной красоты ему еще только предстоит дорасти, но любования оно уже заслуживает. Развитое, крепкое, немного более худое, чем нужно, но за пару недель плотных приемов пищи его мышцы вполне способны оформиться и выделиться сильнее. — Но ты правда красив, — произносит Хисока, опуская взгляд ниже и желая оценить упругие бедра, как вдруг натыкается на топорщащийся бугорок в штанах. — Отпусти меня, — тут же шипит мальчишка, покрываясь пунцовым румянцем. — Это не то, что ты подумал. Мне… нужно отойти! — выпаливает он, и, когда руки его свободно скатываются с подушки, молниеносно убегает в уборную. Губы Хисоки расплываются в улыбке. Пусть это совсем не то, что ожидал он увидеть, но так это утро стало еще интересней. Медленное и ленивое оно притягивает к кровати, заставляет поваляться еще немного, и только потом неохотно подняться и потянуться, разминая затекшие мышцы. Хисоке некуда торопиться, да и его копия запропастилась в ванной, мешая повседневным утренним ритуалам. Впрочем, ему повезло, сегодня у Хисоки на удивление хорошее настроение, а потому он решает терпеливо дождаться своей очереди, коротая время за просмотром рекламок отеля на прикроватной тумбочке. Буклеты с обзорными экскурсиями по окрестностям города, спа-салон, доступ в бассейн и спортзал с индивидуальной программой тренировок — стандартный набор. Впрочем для начала подойдёт и что-нибудь из этого списка. Например, дворец Армеры, раскопки которого были начаты всего полтора года назад, но уже, судя по информации из буклета, продвинулись на целый километр! Много или мало этот километр — Хисока, конечно не знает. Однако он знаком с одним весьма интересным любителем разного рода древностей, перед которым можно будет покрасоваться новыми знаниями. Осмотрев остальные предложения и остановившись на этих развалинах, Хисока представляет, как будет рассказывать исторические факты. Правда, он почти моментально забывает даже название этого дурацкого дворца, стоит в его голове всплыть образу того самого мальчишки, ради которого он вполне способен потерпеть часок-другой нудных лекций. Горящие карие глаза и податливый, увлеченный разговором Гон не оставят его равнодушным и… одиноким. А его болтливый рот способен будет творить куда более приятные вещи, чем просто ласкать слух. Представляя, как Гон шепотом интересуется веком постройки развалюхи с буклета, Хисока лукаво улыбается, а настроение его вмиг становится игривым. Ох, если бы только здесь был Гон! Однако Гона в этом номере не было, зато, так кстати, вернулся из ванной двойник. Хисока оборачивается на звук щелчка дверного замка и встречается взглядом с мальчишкой. Что ж, хотя бы он оценит красоту этого утра. — Что, нравится? — заигрывающе он кладет руку на бедро и для лучшего обзора переносит вес на одну ногу, заставляя мышцы на ней рельефно напрячься. Двойник, глядя на почти непристойную картину, замирает прямо на пороге ванной. Как ни странно, но в этот раз он не заливается краской, а лишь опускает глаза ниже и распахивает их. — Да как ты!.. — задыхается он от вопиющего бесстыдства, но быстро приходит в себя. — Чего я там не видел! — наконец, выдавливает мальчишка и поднимает взгляд выше. — Ну, как минимум того, как твое тело изменилось… во многих местах, — Хисока склоняет голову и смотрит на него с хитрым прищуром, жадно выжидая реакцию. — Пф, — фыркает копия, демонстративно вздернув нос и расправив плечи, — тоже мне повод для гордости. — О, поверь, когда ты… точнее, если бы ты вырос, то совсем иначе думал об этом. Как и о своей маленькой утренней проблеме. — И ничего она не..! — возмущенно начинает двойник, но осекается, прикусив язык. Он коротко встряхивает головой и натягивает на лицо серьёзное выражение. Пока скрывать истинные эмоции у него выходит плохо, но это лишь дело практики. Хисока вспоминает, сколько в свое время ему пришлось тренироваться, чтобы его уверенность стала не напускной, а все переживания и настоящие чувства оказались под надежной маской. Тем временем двойник, нахмурившись, продолжает: — Неважно. Тот старик говорил что-то про месяц жизни. Что он имел в виду? — Ну, — тянет Хисока, с досадой поджимая губы, и его игривое настроение резко проходит. — Насчет целого месяца я бы не был так уверен, раз тебя не успели доработать. Запас ауры, который в тебя вложили, выглядит не слишком обнадеживающе. — То есть ты хочешь сказать, что я скоро умру? — Почему же так категорично, — качает головой Хисока и присаживается на край кровати, закинув ногу на ногу. — Просто вернешься туда же, откуда тебя и вытащили — останешься в моих воспоминаниях. — Для тебя это все какая-то шутка? — еще более жестким тоном спрашивает двойник, сжав кулаки. — И знаешь, я не собираюсь умирать только потому, что ты подписался на какую-то идиотскую сделку. Зачем ты вообще это сделал? — Боролся со скукой, — намеренно игнорируя возмущение, спокойно отвечает Хисока и переводит взгляд на панорамное окно. — План был хорош… в теории. Ты должен был хотеть бы того же, что и я — сразиться вместе, выложившись по полной. Если бы не это досадное недоразумение, мы с тобой бы сейчас хорошенько повеселились, — с разочарованным стоном добавляет Хисока и вновь бросает взгляд на притихшего мальчишку. — Но теперь приходится искать другие способы, как нам с тобой развлечься. С минуту он ждет ответа, но копия упрямо молчит, сверля его взглядом. В его глазах есть что-то на грани отчаяния, безумного порыва, из-за которого лисомедведь способен отгрызть собственную лапу, лишь бы вырваться из капкана. Но почему-то вид подобных метаний сейчас совсем не доставляет удовольствия. — Найди в этом плюсы, — от неизбежности предлагает Хисока, желая переключить внимание копии на что-то более приятное. — Проживи это время на полную, а я помогу тебе в этом, чем смогу. — Он бросает яркий буклет прямо в двойника; тот ловит его на лету и недоверчиво рассматривает. — Например, сегодня можем поехать сюда. — И зачем нам эти развалины? — без особого энтузиазма спрашивает копия, но к прошлой теме разговора не возвращается. — Немного убить время, пока я подбираю для нас другие интересные варианты. В конце концов Хисока-копия соглашается на предложение или, скорее, смиряется. За завтраком он вновь порывается запихнуть в себя все блюда со стола — за исключением маслин, — но одного предупреждения хватает, чтобы он вспомнил про манеры. Все еще неясно, нужна ли ему вообще еда для поддержания жизни, но раз уж он ест с таким аппетитом, то пусть. Угостить кого-то за свой счет Хисоке не жалко, особенно когда этот кто-то он сам. Тем более есть повод сдержать данное вчера обещание, даже если за время сытой жизни сам он завтраками научился пренебрегать. Доев все до последний крошки, мальчишка щемится к дивану. Забирается на него с ногами, подтягивает колени к груди и неслышно прячет в карманах присвоенный из мини-бара шоколадный батончик. Все это время его взгляд недоверчиво косится в сторону, но Хисока делает вид, что не замечает свершившейся под его носом кражи, — он договаривается об индивидуальной экскурсии и заказывает одежду подходящего размера из бутика напротив отеля. — Ну что, сейчас выгуляю тебя наружу, — поддразнивает его Хисока, впрочем, совсем беззлобно, лишь для поддержания разговора. Копия же сразу вздергивает нос и пытается придать голосу твердость: — Я не твой питомец и на твои провокации не поведусь. Хисока невольно улыбается от такой напущенной серьёзности на простую, почти дружескую шутку. Все же разница между ним и его юной версией становится все очевидней и все меньше кажется чем-то раздражающим, скорее забавным и любопытным. А еще в нем сокрыт огромный потенциал, отрицать который бессмысленно. Главное придумать, как его реализовать и желательно прямо здесь и сейчас, пока не вышло время. Тратить драгоценные часы в словесных перепалках, пусть и столь забавных, явно не стоит. — То есть, ты не едешь на экскурсию? — изгибает Хисока тонкую бровь, краем глаза ловя пиликнувшее оповещение на телефоне. К слову, оно оказывается совершенно не интересным и тут же смахивается в сторону, а двойник громко и недовольно выдыхает. — Еду. И хватит уже все время отвлекаться на эту дурацкую штуку, — бурчит он, в этот момент точно становясь на десяток лет старше Хисоки. В последний раз такое недовольство современными гаджетами высказывали лишь люди глубоко преклонного возраста, а из уст мальчишки подобное возмущение и вовсе режет слух. — Это телефон, — не в силах сдержать смешливую улыбку, поясняет Хисока. Затем он берет в руки дурацкую штуку, вводит пароль, и тут ему вдруг приходит озарение. — Кстати, иди сюда, — не глядя подзывает он копию рукой. Мальчишка неохотно подходит ближе, но стоит ему заглянуть в экран телефона, как его взгляд тут же загорается интересом. — Я видел похожие у богачей в Глэмгазлэнде, только они были намного проще, — произносит быстро он, жадно смотря, как Хисока демонстрирует яркий экран и проводит пальцем по стеклу. — И они были черно-белыми, с кнопками, а тут ни одной… только сбоку, кажется. — Это было больше десяти лет назад, — поясняет Хисока. — За это время технологии сделали скачок и стали общедоступными. Почти у каждого школьника теперь есть эта вещица. — Он листает вбок экран рабочего стола, выходя на чистый от значков фон. — А еще на него можно фотографировать, и вот, кстати, один интересный человек, с которым я думал тебя познакомить, — отдает его голос нежностью, прикрытой быстротой речи, а большой палец невзначай ласкает щеку темноволосого парня на заставке. Стоящий же рядом двойник успевает выхватить лишь образ, прежде чем экран заполняют значки. Они мельтешат, сменяя друг друга, затем открываются настройки и, когда кажется, что Хисока уже не покажет фотографию, но он резко возвращает ее на экран, перейдя к рабочему столу. — Ты ведь знаешь, что эти свиньи размером с человека? — горделиво произносит Хисока, пока мальчишка, щуря глаза, рассматривает обнимающего громадную свинью парня. С фотографии тот улыбается так ярко и искренне, как улыбаются только счастливые и довольные жизнью люди, буквально искрящиеся радостью и свободой. — А еще они агрессивные и хищные, — продолжает Хисока с несдержанной ухмылкой. — Называются “Большие толкачи”, прямо как название фильма для взрослых… В общем, когда он только мне это чудо прислал, я сразу понял намек. И конечно же его оценил. Знаешь, Гон иногда бывает невероятно точен в своих желаниях. — Отвратительный вкус, — недовольно бурчит двойник в ответ. — И вот этот тебя привлекает? — Ты просто не знаешь, о ком говоришь. О, он тебе точно понравится, если я успею вас познакомить… — мечтательно прищуривается Хисока. — Пф, больно надо, — мальчишка хмурится сильнее, на его лице мелькает тень, но что-то в его выражении выдает настоящие чувства. Кажется, он… завидует? Ревнует? Возможно, возмущается он сейчас чисто из вредности, но что-то подсказывает Хисоке, что встреча с Гоном точно не оставит его равнодушным. Прежде чем он успевает продолжить шутливую перепалку, раздается стук в дверь. А уже через десять минут на его двойнике оказывается простенькая светлая футболка, сидящая по размеру, новая пара кроссовок и затянутые ремнем штаны Хисоки, которые копия отказывается менять даже на фирменные дорогие джинсы. И этот факт, конечно, вызывает очередную несдержанную улыбку. Интерес к дизайнерским вещам у него был с самого детства, неудивительно, что его младшей версии, несмотря на демонстративное фырканье, понравилась такая экстравагантная одежда. Примерно в его годы Хисока и научился шить сам, правда теперь наверняка уже весь свой опыт растерял, полагаясь на чувство вкуса мастера, удивительным образом способного угодить даже в самом сложном для исполнения желании. Впрочем, его копии беспокоиться об уникальности одежды не стоит. Перед ним открыты двери всех магазинов и даже личный гардероб Хисоки, которым он не так-то и прочь поделиться. Ведь смотреть на опрятного и действительно симпатичного мальчишку куда приятней, чем на босоногого и растрепанного. Так, в своем новом наряде, двойник даже перестает смахивать на запуганного пса. И только взгляд его все также остается недоверчивым и настороженным. Хисока даже ненароком думает расположить его каким-нибудь десертом из кондитерской, которую приметил вчера, выходя из такси. В его голове даже мелькает воспоминание о первом неописуемом наслаждении, вызванном пробой украденного кусочка медовика в юношестве. Он правда хочет порадовать этого хмурого мальчишку, и потому мысли о десерте задерживаются в его голове надолго, но, стоит только им двоим переступить порог номера, точно по волшебству они рассеиваются в тишине отеля. Уже в такси Хисоку неминуемо расстраивает осознание упущенной возможности спонтанного подарка. Но, похоже, мальчишку вполне впечатляет кожаное массажное сидение и встроенный в подголовник переднего кресла экран, который привлекает его внимание с первого же взгляда. Его длинный палец осторожно и неуверенно тыкает в экран и открывает яркий клип на какую-то неизвестную им двоим песню. Затем двойник интуитивно разбирается с интерфейсом и, вдоволь наигравшись с ограниченным функционалом этого мини-телевизора, переводит любопытный взгляд за окно. Говорливый гид без умолку рассказывает о городе, каких-то древних странах, названия которых Хисока не знал и не горит большим желанием их запоминать, а мальчишка рядом с ним смотрит в окно, кажется, уже не желая разбить его на мелкие осколки. На его вновь нахмуренном лице, читается любопытство пополам с настороженностью. А тем временем машина, проскакивая мимо огромных амбаров разноцветных складов, сварачивает по развязке на узкую, ответвленную от основной дорогу, и через пару минут, вместо производственных построек, перед ними расстилаются усыпанные цветами поля. И, видя такую невероятную раскинувшуюся вдаль красоту, мальчишка рядом, наконец, отбрасывает недоверие и прилипает к окну. — Что-то интересное заприметил? — невзначай интересуется Хисока, игнорируя комментарий жужжащего на ухо гида-водителя. — Так странно, будто правда сильная иллюзия. Но все выглядит слишком естественно… — бормочет двойник, вновь хмуря брови. — Теперь это твоя новая реальность, — Хисока переводит взгляд с его лица на пролетающие за окном старые разрушенные постройки какой-то деревушки, поросшие мхом и лозами винограда. — Пора привыкать, что теперь все будет совсем иначе. Взмахом ладони Хисока останавливает гида, и тот беспрекословно замолкает, включая музыку в машине погромче. После небольшой паузы двойник неожиданно стискивает в кулаке ткань широких штанов и выдавливает: — Я ведь не должен был существовать здесь, да? И… если я правда могу умереть в любой момент, это какая-то издевка, а не жизнь. — Это не будет просто смертью… в привычном понимании, — пытается подобрать слова Хисока, хмурясь от диалога, заевшего, как старая пластинка. Конечно, оно и неудивительно, ведь такой расклад дел весьма непросто было бы принять даже ему самому. — Но какой смысл об этом сейчас думать, когда можно брать все, что дают, и жить так, как и не снилось? — Ха, — вырывается у двойника, и он резко поворачивается лицом к Хисоке, — легко тебе об этом говорить! Тебя-то это вообще никак не касается. — Касается, — сухо отвечает Хисока. — Все должно было сложиться совсем иначе. Мы должны были быть с тобой на равных, разделять желания друг друга. Если бы ты помнил о моих планах и о договоре с тем стариком, ты бы не злился на меня. Золотые глаза напротив горят далеко не только обидой, но и чем-то похожим на тоску и отчаяние, пусть Хисока и уверен в том, что эти эмоции никогда не были ему свойственны. Даже в таком юном возрасте. — Я не хотел подобного, — сдержанно произносит он, переводя взгляд на окно; мимо пролетает разрушенное до фундамента строение. — Время уже не отмотать назад, но я все еще готов показать тебе что-то новое, научить тому, что освоил сам, будучи чуть старше. И, если мы оба не знаем, что будет завтра, разве это не лучший повод встретить сейчас ярко? Ответа на свой вопрос, впрочем, он так и не получает. Мальчишка отворачивается, скрывая выражение лица, но по его позе заметно, что настрой у него больше не воинственный и не агрессивный. Едва ли он смирился со своим положением, но, возможно, теперь, когда недомолвок между ними нет, им будет проще найти общий язык. — Мы уже на месте, позвольте продолжить экскурсию, — спустя долгую поездку по извилистой дороги у подножья скал, подает голос гид, останавливаясь у огороженной местности. — Да, будьте добры, — расцветает на лице Хисоки вежливая улыбка, и уже в следующую секунду из открывшейся двери в салон автомобиля попадает сладкий запах цветов, украшающих ограду парковки. Гид проводит их через будку с билетами, затем поднимается наверх, по высеченной в скале лестнице, мимо раскидистых кустов, и выводит их к смотровой площадке. Там-то и обнаруживается, что на фотографиях в буклете руины дворца смотрятся куда более впечатляющими, чем вживую. Впрочем, Хисока никогда не был большим любителем археологических находок, и неожиданного вдохновения при виде пыльных окаменелостей на него не находит. Его цель — несколько снимков, парочку интересных фактов и желательно какой-нибудь любопытный сувенир в качестве подарка. — …осколки скульптур из слоновой кости, — экспрессивно повествует гид, с невозмутимым лицом, жестом показывая в сторону, где лежат обломки некогда высокой защитной стены. Несостыковка в его речи вызывает у Хисоки желание уточнить детали раскопок, но монолог гида продолжается, и этот мимолетный порыв быстро проходит. — По легенде, именно здесь Галатей… Вскоре историческая и мифологическая сводка Хисоке надоедают. Большую часть сказанного он пропускает мимо ушей, запоминая лишь особенно яркие и эмоционально окрашенные голосом гида факты. Впрочем, для создания нужного впечатления Гону достаточно будет истории про осаду дворца, а также забавного фрагмента изразца с животным, напоминающего льва и кита одновременно. Обзорная экскурсия не включала в себя сувениры, так что о маленьком подарке пришлось позаботиться самостоятельно. Пока Хисока незаметно притягивает банджи-жвачкой изразец в карман, он ловит пристальный взгляд сбоку. Двойник, который все это время плелся за ним без особого энтузиазма, неожиданно довольно хмыкает, а его губы впервые растягиваются в мимолетной улыбке. — Ну и как? Оценил, наконец, прелести созерцания? — спрашивает Хисока, склонив голову, стоит гиду оставить их наедине у выхода с экскурсионной территории. — Пф… даже виды по дороге сюда были в сто раз интересней, чем эта огороженная песочница и тухлая история, — фыркает двойник, не отводя взгляда. — Все так плохо? А мне вот показалось, что тебя все же что-то заинтересовало, — со смешком произносит Хисока, шагая ближе. — На моменте рассказа про ритуальный зал и жертвоприношения ты заметно оживился. — Ну… может быть, — с неохотой признает копия. На этот раз он не пятится от Хисоки и за всю экскурсию ни разу не предпринимает бессмысленных попыток побега. Это радует. Теперь он идет рядом даже без нэн-поводка, и похоже, наконец, понимает реальное положение дел и свою выгоду. Без Хисоки его жизнь в этом мире ничем хорошим не закончится, а потому спорить и тем более сбегать в его случае по меньшей мере глупо, если не безрассудно. — Но не то чтобы мне было интересно, как это поселение выглядело раньше. Я бы лучше посмотрел, кто и как его разрушил. — О!.. Так все же у нас с тобой гораздо больше общего, — с пылом выдыхает Хисока и склоняется к своей юной версии, чувствуя прилив азарта. Такой неприкрытый подростковый интерес к жестокости наталкивает его на просто восхитительную идею. Ладонью с длинными ногтями он цепко обхватывает плечо двойника, и тот сразу же замирает. — Кровь, разрушение, хаос, риск… — опустив голову еще ниже, жарко выдыхает Хисока ему на ухо. — Все это и правда гораздо интереснее спокойных прогулок, ты ведь согласен? Он дожидается неловкого кивка и, насладившись видом мурашек на открытых предплечьях и шее, отстраняется с довольной ухмылкой. — Я знаю место, которое тебе точно придётся по вкусу, — обещает Хисока, разворачиваясь в сторону машины. — Нам с тобой будет что обсудить уже этим вечером. Мальчишка колеблется, однако затем следует за ним, несдержанно бросая в спину: — И что ты хочешь мне показать? Еще какую-нибудь развалюху? — О, ты совсем не угадал, — со смешком тянет Хисока. — Это место далеко не развалины. Там ты увидишь столько будоражащих вещей, что вряд ли сможешь спокойно заснуть. И чую, уже первой ночью мы только и будем работать над усилением твоего нэн. — Шутишь? — недоверчиво уточняет копия. — С чего ты вообще взял, что мне там будет интересно? — Это одно из моих любимых мест, чтобы скрасить скуку. Столько сильных бойцов с большим потенциалом и яркое шоу… — Хисока бросает взгляд через плечо и с удовольствием подмечает нескрываемое любопытство на лице мальчишки. — Не сомневайся, нам это доставит огромное удовольствие. — Много бойцов? Что-то вроде ринга? — Намного лучше, — заговорчески тянет Хисока, и замечает, как в открывшийся для очередного вопроса рот залетает песок раскопок, поднятый ветром.