Что мы потеряли из-за пожара

После шести дней мозгового штурма и исследований, заговоров и интриг Изуку решает, что пришло время поделиться своими планами с кузенами. В воскресенье, единственный выходной у Тано, а Старателя нигде не видно, он зовет их всех в спальню к себе и Шото. Он нервничает, как будто собирается выступить с презентацией перед всем классом, но в то же время взволнован и полон решимости. — Что это за "очень важная семейная встреча”, кузен? — Спрашивает Тоя, когда все усаживаются на две кровати. Изуку сидит на полу лицом к ним, рядом с ним лежит небольшая кучка материалов. Он берет свой блокнот, зная, что при необходимости может открыть его для справки, но на самом деле это просто нервное ерзание. Это важно, но он не может не чувствовать себя немного глупо, поскольку именно самый молодой человек в комнате заговорил об этом. — Ах ... Гм...… То есть… Я недавно кое-что выяснял. Нацуо усмехается. — Мы заметили. Ты несколько дней был погружен в свои блокноты или в один из наших ноутбуков. Ты нашел то, что искал? — Д-да. Или, скорее, я решил, что то, что я хочу сделать, возможно. Я не хотел никому рассказывать об этом, пока не буду уверен, что это возможно, потому что я хочу попросить вас о помощи. — Ну, давай. Неизвестность убивает нас. — говорит Тоя с некоторым весельем. Фуюми и Шото не такие бойкие, как их братья. Изуку - веселый, серьезный парень, но он не наивный и не легкомысленный. Если он думал, что все это серьезно, скорее всего, так оно и есть. — Мм... да. Итак... — он делает глубокий вдох. — Я решил, что Шото пойдет со мной в младшую академию Соми в следующем году. Не "Я хочу чтобы Шото пошел" или "Я надеюсь, что Шото пойдет". Это заявление героя. Это его миссия. Кое-что нужно сказать с абсолютной уверенностью и решимостью. В комнате воцаряется тишина. Ошеломленные, встревоженные, неуверенные. На мгновение никто не может ничего сказать. Изуку использует паузу, чтобы развернуть большой лист белой бумаги для рисования и показать его ребятам. Это схема его плана. У него есть диаграммы, графические обозначения и все остальное. У него также есть несколько иллюстраций, на одной из которых пылающая голова Старателя хмуро смотрит на них, а на другой - Шото в униформе Соми, хотя на полпути он осознал, что забыл подставить ему шею, и его большие пальцы были не с той стороны ладоней. И ладно, фотография Тои выглядела так, будто он поджег Тано-сан, но он пытался. Он хочет быть Героем, а не художником. Он не думает, что это оправдывает тот уровень истерического смеха, в который впадают Тоя и Нацуо. Даже Фуюми приходится отвести взгляд и прикусить губу, прежде чем она может восстановить контроль над собой. — Ладно, хватит, — ругает она своих братьев, прежде чем с сочувствием смотрит на Изуку. — Очень любезно с твоей стороны сделать это для Шото, но это не сработает. Мы все пытались убедить Старателя позволить Шото ходить в школу. Мать пыталась, прежде чем... — Мать... — священное слово среди детей Тодороки, возвышенное и ужасное. В этом слове заключено так много любви и так много боли. Это не то, о чем кто-либо из них вспоминает легкомысленно. Но Изуку не может позволить этому упоминанию погрузить их в благочестивое молчание. Он решительно качает головой. — Нет, нет ... это не наш план! Конечно, я не собираюсь выигрывать спор с Старателем. Как только он определился со своим мнением, никто не собирается менять его за него. Он должен изменить свое мнение сам. Для этого мне нужно, чтобы вы сделали прямо противоположное попыткам убедить его. Он кладет схему на пол и берет свой блокнот, прижимая его к груди. — Я провел много исследований и много думал об этом, и я думаю, что нашел технику, которая заставит его изменить свое мнение самостоятельно. Уже слишком поздно записывать Шото в этом году, но крайний срок зачисления в Соми в среднюю школу - 7 го января. Это дает нам время, но поскольку Старатель приходит и уходит так хаотично, нам нужен план на случай, когда он появится, не делая очевидным, что мы что-то замышляем. Вот ваши задания. Он открывает свой блокнот и достает четыре сложенных по отдельности листка бумаги с именами каждого из своих двоюродных братьев и сестры. Они принимают документы с разной степенью скептицизма, но, тем не менее, внимательно читают свои "задания". Выражения их лиц меняются снова и снова, от испуга к замешательству, от неверия к изумлению. Тоя и Нацуо просматривают работу друг друга, затем пересекают комнату, чтобы взглянуть на работу Фуюми и Шото. Затем берут схему Изуку, чтобы по-настоящему изучить ее. Наконец, Нацуо сползает на пол и закрывает лицо руками. — Мы укрываем злого гения... Изуку мило улыбается, польщенный. Тоя кивает, но выражение его лица невеселое. — Это потрясающая работа, и не только для ребенка. У тебя здесь довольно сложная обратная психология. Но я заметил, что ты упустил кое-что очень важное. Изуку встревоженно выпрямляется. Все его кузены умны, но Тоя лучше всех видит общую картину, видит больше, чем просто очевидные последствия. — Нигде во всех этих заметках и диаграммах нет ни единой мысли о том, что произойдет, если нас поймают. Теперь для меня и других на самом деле мало что можно сделать. Мы враги, живущие под его крышей, и он знает это. Но ты… Изуку, ты уязвим. Никто из нас не уверен до конца, чего именно он хочет от тебя и сколько неповиновения он потерпит. Твое усыновление не является официальным и, возможно, никогда не будет официальным. Он мог бы вернуть тебя в CSWC, или он мог бы просто согласиться с идеей тети Ханако и отправить тебя жить в школу-интернат. В комнате снова воцаряется тишина, на этот раз более тяжелая из-за еще не осознанных последствий. Руки Изуку сжимаются на коленях. — Я знаю. Я знаю, что есть риск, но я не могу… Я больше не могу оставлять Шото. Это жестоко и бессмысленно, и ... я могу кое-что с этим поделать, так что я должен это сделать, несмотря на риск, несмотря на страх. Потому что это то, что делает герой. — Я в деле. Он смотрит на Фуюми снизу вверх, она смотрит в ответ с выражением, которого он никогда раньше у нее не видел. — Эй... — Тоя возражает, но она игнорирует его. — Я так устала просто принимать, что это так, как обстоят дела, и быть слишком напуганной, чтобы противостоять этому человеку. Даже если никто из нас недостаточно силен, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, это то, что мы можем сделать. Это действительно может сработать. Итак ... Я в деле. — Я тоже. — говорит Нацуо, и больше ничего. Тоя вздыхает и пожимает плечами. — Пока ты понимаешь риски… Я больше не буду недооценивать тебя. Они поворачиваются к Шото, который ничего не сказал, который не сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как принял задание с его именем на нем. Его лицо не такое выразительное, как у его братьев и сестер, но в его глазах сейчас пляшут чувства. Страх, надежда, тоска, разочарование, счастье… они порхают над его глазами, как бабочки, прежде чем снова упорхнуть. Он закрывает их на долгое мгновение, переводит дыхание, снова открывает с выражением боли. — Не надо. Не стоит рисковать Изуку. Даже когда он говорит это, он выглядит готовым развалиться на части, дрожа от усилия отказаться от желания, которое он лелеял в своем сердце с четырехлетнего возраста. Дело не в школе. Не совсем. Это о вовлеченности, общей общности с другими, которой ему всегда не хватало. Сколько он себя помнит, он был обособлен, одинок. Изуку на какое-то время изменил это, а потом стало намного хуже. Больше, чем когда-либо, он увидел то, чего не мог иметь. Но теперь… Изуку… Как он мог решиться рискнуть самим источником своего спасения? Как можно быть таким эгоистичным? Но Тоя возвращается к нему, кладя руку на плечо своего младшего брата. Они никогда не были так близки друг другу, как другие их братья и сестры, как Изуку, горький яд ревности остается между ними даже спустя все эти годы, хотя зрелость и понимание взяли на себя большую часть его последствий. Тем не менее, Тоя должен быть тем, кто протянет руку помощи.… — Пришло время нам всем вместе выбраться из ада, младший брат. И с этими словами решимость Шото рушится. Он натянуто кивает. На другом конце комнаты Нацуо издает смешок. — Это будет весело! _______________ В то же воскресенье Тенья оказывается на собственном семейном собрании. Его брат звонит ему в девять утра, в восемь вечера в Майами. Этого телефонного звонка он ожидал, но и боялся. Его родители заметили его замкнутое и рассеянное поведение за ужином накануне вечером, и он знал, что они упомянут об этом Тенсею во время его еженедельного телефонного разговора. Тенья любит своих родителей, гордится ими, но он также не закрывает глаза на их недостатки. Они такие же, как и он, серьезные до безобразия, но социально глухие за пределами своих самых близких знакомых. Его старший брат всегда держался особняком, обаятельный, чувствительный и немного озорной, и, к лучшему или к худшему, родители часто оставляли его расследовать детские неуверенности Теньи, даже теперь, когда он стал взрослым, сделал собственную карьеру и жил на другом конце света. — Итак, ты хочешь поговорить об этом? —беспечно спрашивает его брат. Тенья действительно любит и в то же время не любит одновременно. От стыда он кусает щеку, хотя и жаждет ясности, которую всегда приносит проницательность его брата. — Я действовал так, как не подобает будущему герою. — заявляет он, признавая стыд, которого не видно в его тоне. Тенсей посмеивается на другом конце провода. — Это так? Что ж, герои тоже люди. Они совершают ошибки. Особенно молодые герои, поэтому будущий герой должен быть исключительно склонен к ним. Его брат смеется над ним, как обычно, но на этот раз это его не беспокоит. Он предпочитает это альтернативе. — Ты будешь разочарован во мне. Смех на другом конце провода затихает, и когда Тенсей заговаривает снова, его голос нежен. — Я был бы разочарован, если бы ты не пытался учиться на своих ошибках. Ты хороший парень, Тенья, но никто не ожидает, что ты будешь идеальным. — Я травил другого ученика в своем классе. —признается он. — Травил? Ты? Подожди, это тот мальчик без причуд, о котором ты упоминал раньше? Арамаки? — Аратака. Да, действительно, это он. Однако это не имело никакого отношения к его статусу. Я не пал так низко, чтобы обвинять кого-то в причудах или отсутствии причуд. Нет, скорее, дело в том, что он новичок и не знаком с классным этикетом в Сомей. Я приложил все усилия, чтобы исправить несколько ошибок в его поведении, надеясь исправить их до того, как он получит дисциплинарные взыскания от наших учителей. Однако, похоже, Аратака и другие посчитали, что я просто придираюсь к нему. Аратака очень расстроился и отругал меня перед классом. Теперь я понимаю, насколько это неловко, и сожалею о своей прежней неосторожности. Смешок его брата возвращается. — Да, утонченность никогда не была одной из твоих сильных сторон. Звучит так, будто ты совершил честную ошибку, но ты все равно должен извиниться перед этим Аратакой. — Да, я планирую сделать это завтра, как рекомендовал учитель. — Учитель вмешался? Должно быть, он действительно позволил тебе это сделать. У него были неприятности? — Субурей-сенсей был очень снисходителен к нам. Он гораздо более отзывчивый, чем я думал, но, возможно, он знает больше об обстоятельствах Аратаки, чем я. — Возможно. Что ты знаешь об Аратаке? — Немного. Он очень скрытный человек. Он не рассказывает о себе, даже когда ему задают вопрос напрямую. Он часто кажется очень рассеянным, но не отстает от школьных занятий, и его редко застают врасплох. Я считаю, что он довольно умен и предпочитает одиночество. — Думаешь, ты хотел бы подружиться с ним? Тенья об этом не подумал. Он просто предположил, что, поскольку Аратака был его одноклассником, он уже был кем-то вроде друга. Он не всегда ладил с упомянутыми одноклассниками, он находил некоторых из них эгоистичными и ленивыми, но они всегда прикрывали друг друга, когда это имело значение. Но Аратака отличается не только в одном. — Я не знаю. — Тебе стоит подумать об этом. Даже люди, которым нравится собственная компания, не хотят все время быть в одиночестве. __________________ Как только он замечает машины своих родителей на подъездной дорожке, Кацуки понимает, что что-то случилось. Его родители редко возвращаются домой раньше него и никогда одновременно. Некоторые соседские мамаши ворчат на Мицуки за то, что её не было дома, когда он возвращался домой, жалостливым тоном называют его замкнутым ребенком, когда сплетничают между собой. Он задается вопросом, каких бесполезных статистов они выращивают, которых нельзя оставить одних на несколько часов без того, чтобы мамочка держала их за руку. Эти несколько часов уединения - любимая часть дня Кацуки, когда он может сосредоточиться на тех вещах, которые для него важны. Ему никогда не нравилось, что его лишают указанных часов, но в данный момент беспокойство превосходит негодование. С тех пор, как тот полицейский забрал Изуку, Кацуки обнаружил, что ему не нравятся люди, появляющиеся неожиданно. — Я дома. — кричит он, входя, сбрасывая обувь и рюкзак. — С возвращением. — зовет его отец из кухни. Кацуки напрягается, чтобы услышать какой-то намек в его голосе. Стресс? Меланхолия? Фальшивое веселье? Но это обычный голос его отца, теплый и непринужденный. — Почему бы тебе не пойти прибраться и не присоединиться к нам на кухне? Я испек торт. Торт? Его отец - спокойный парень, но когда он испытывает стресс, он готовит. Чем больше стресс, тем изысканнее блюдо. Но когда он счастлив или хочет отпраздновать, он печет. Итак, хорошие новости? Он заставляет себя не бежать на кухню, как нетерпеливый мальчишка, не размышлять о том, что это может означать. Это может быть просто повышение по службе, или неожиданное наследство, или оплачиваемый отпуск. Возможно, это не имеет никакого отношения к… Торт лимонный с клубничной глазурью. Рецепт Инко. Любимый Изуку. У Кацуки тоже, так что это может ничего не значить. Он не позволяет себе надеяться. За последние несколько месяцев у него было слишком много неудачных попыток. Его мама готовит ему чашку кофе, два сливочных без сахара и ставит перед ним, прежде чем продолжить есть свою. Его отец делит пирог и ведет светскую беседу. — Итак, как прошла сегодняшняя консультация? Ваша первая встреча с Маораи-сан в этом году, верно? Маораи был его советником после того, как он год назад поколотил какого-то придурка. Он ожидал, что ему прочитают лекцию, как будто он тупица, который не знает разницы между добром и злом и которого унижают за то, что он иногда испытывает слишком сильные чувства к своему телу, как и любой другой лицемерный взрослый в школе. Но она не оправдала его ожиданий. — Нет такой вещи, как правильные или неправильные чувства. — сказала она, когда он потребовал ответа, считает ли она его плохим ребенком из-за ненависти к своим одноклассникам и учителям. — Чувства просто есть. В них нет рациональности, философии или морали. Если бы они были, то были бы просто мыслями. Как уже говорилось, мы несём ответственность за наши действия и за реакцию на наши чувства. Я хочу помочь вам с этим, чтобы вы могли провести остаток учебного года в относительном покое. Я не думаю, что тебе нравится, как идут дела, больше, чем твоим одноклассникам или учителям. Она научила его некоторым техникам управления гневом, которые помогли ему прожить остаток года без разбитых носов и поездок в кабинет директора, заставила учительницу переместить его место в дальний угол класса, где его беспокоило бы меньше людей, и позволять ему выходить из себя в ее кабинете раз в две недели, чтобы он не срывался где-нибудь в более беспокойном месте. В прошлом году она уберегла его от серьезных неприятностей, но не смогла полностью подавить его гнев, который постепенно начал перерастать в проблемы с властью. Все больше и больше он приходил к пониманию дерьмовости своих одноклассников и, по общему признанию, своего собственного дерьмовства по отношению к Изуку, которое было отражением некомпетентности его учителей. Некоторые были хуже других, но, по его мнению, никто не относился к своей ответственности достаточно серьезно. Маораи - исключение. Она сделала все, что могла, чтобы помочь Кацуки, а не просто облегчить его работу учителям, и она пообещала сделать то же самое, когда Изуку вернется. В этом году она привела его в класс, где не было большинства его предыдущих одноклассников, учитель был строгим, но справедливым (по его мнению) и договорился о продолжении занятий ‘по мере необходимости’. Сегодняшнее мероприятие, по сути, было проверкой, чтобы посмотреть, как он осваивается на шестом курсе и как обстоят дела дома и с Изуку. — Хорошо...— говорит он, пожимая плечами. — Мне не нужно идти туда снова до следующего месяца. — Я рад, что этот год прошел намного спокойнее, чем предыдущий. Ты действительно прошел долгий путь. — говорит его отец с оттенком гордости. Кацуки хмурится, чтобы скрыть смущенный румянец. Он, наконец, полностью простил своего отца несколько месяцев назад, не в силах затаить обиду на человека, который так сильно отличается от него, и все же полностью принимает его. Что произошло на похоронах… это был просто инстинкт. Отцовский инстинкт Масару - защитить своего ребенка любой ценой, даже потеряв Изуку. Глупо злиться на своего отца за то, что он сделал Кацуки своим приоритетом. Это вполне естественно. Это просто означает, что Кацуки придется самому взять на себя ответственность за заботу об Изуку, о чем он знал с самого начала. — Да, я думаю, нам не придется запирать тебя в сарае в конце концов. — говорит его мама, ухмыляясь над своей чашкой кофе. — Ты просто беспокоишься о сарае. — язвительно замечает он в ответ. Они обмениваются нежными приветствиями, прежде чем вернуться к своему пирогу. Его мама любила бы Изуку как родного и защищала бы его счастье и будущее своей свирепостью львицы, но Катсуки пришлось бы защищать его от физических угроз. Теперь, когда он серьезно относится к своей физической подготовке, чтобы стать профессиональным героем, ему также нужно более серьезно относиться к своей ответственности как личного героя Изуку. Ты нравишься мне больше всего на свете. Так и должно быть, ботаник. Кацуки станет лучшим героем всех времен. Он станет героем № 1, которого никто другой никогда не превзойдет. И Изуку всегда будет улыбаться ему с благоговением, гордостью и благодарностью за его дружбу. И он победит своих врагов. Хулиганы, извращенцы и злодеи со всего мира, которые смотрят на яркого, серьезного, слабака, такого как Изуку, и видят добычу. Ему не терпится показать, насколько он уже стал сильнее. Конечно, достаточно силен, чтобы победить этого гребаного бездельника Хисаши. Торт готов. Так же, как и ерундовая светская беседа. — Ты собираешься сказать мне, что мы сейчас празднуем? — многозначительно спрашивает он. Его родители обмениваются взглядами, веселыми и раздраженными, прежде чем Мицуки закатывает глаза и забирает свой портфель. — Сегодня произошло нечто вроде прорыва. Несколько кровожадных сердец в департаменте, занимающемся усыновлениями, услышали мою историю и сумели протолкнуть документы через какого-то чокнутого судью. Он позвонил нам на работу и пригласил пообедать с ним в его офисе. Мы обсудили детали дела, затем он полчаса рассказывал о подарке на годовщину свадьбы своей жене из всех гребаных вещей. Мы были почти готовы уходить, и он достал какие-то документы и печать. Он обошел три разные юридические процедуры и сразу перешел к “Поздравляю, это мальчик’. Я чуть не поцеловала его, сумасшедшего ублюдка. Она кладет перед ним стопку бумаг толщиной с его большой палец, но он смотрит только на верхнюю. Свидетельство об усыновлении — Означает ли это...? Ее ликующее выражение лица сменяется чем-то более задумчивым. — Нет. Пока нет. Усыновление не отменяет опеку. — Да ради всего святого! Он так устал от этого. Прыгать через все эти юридические преграды только для того, чтобы обнаружить, что они ни на йоту не продвинулись в направлении своей цели. Чего хотели эти люди? Почему все так старались держать Изуку подальше от них? — Эй! Ты думаешь, ты расстроен? Я та, кому на самом деле приходится иметь дело со всеми этими говнюками. Так что просто заткнись и послушай минутку, ладно? Неохотно он это делает. Она продолжает. — Как я уже говорила, усыновление не отменяет опеку, но может оспорить ее. По закону мы его семья и имеем права. Итак, у нас есть три варианта, как я вижу. Я хотела, чтобы ты был здесь, прежде чем мы решим, какой выбрать. Чертовски прямолинейно! — Первый вариант - мы подаем в суд на опеку. У этого есть свои минусы. Плюс в том, что если мы выиграем, то все. Изуку возвращается домой, и никто не может забрать его снова без согласия наших родителей. Если они снова попытаются использовать эту чушь с "опекунством", им придется привлечь всех нас вместе. Недостатком является то, что на нас ложится так называемое ‘бремя доказывания’. Мы должны доказать, что Изуку безопасно возвращаться домой, а Хисаши больше не представляет непосредственной угрозы. Это означает нанять другого адвоката, собрать доказательства и представить их судье. На это уйдут месяцы, и нет никакой гарантии, что все сложится в нашу пользу. Если мы проиграем, нам, по сути, придется отказаться от опеки, пока Агентство Старателя не решит вернуть его по собственному желанию ... или Хисаши не арестуют. Она делает глоток кофе, как будто хочет смыть с него неприятный привкус. — Второй вариант - мы подаем в суд на право посещения. Это было бы легко и быстро, но это намного усложнило бы получение полной опеки. По сути, мы признаем полномочия Агентства героев защищать Изуку. Это странно и сложно, и в нем есть что-то, что связано со всеми теми шагами, которые пропустил судья Наттерс. Я сама не очень хорошо это поняла, но так сказал юрист. Да, ни за что на свете. Они не собираются играть в эту гребаную игру с агентством Старателя вечность. Изуку принадлежит им. Он принадлежит Бакуго и с ним. — И в-третьих, это немного незаконный вариант, но только если нас поймают. Мы каким-то образом заставляем Изуку прийти к нам без присутствия представителя агентства Старателя. Мгновенная передача опеки. Адвокат назвал это "Передачей под стражу с неминуемой угрозой’, по сути, агентство Старателя оказывается некомпетентным в своих обязанностях, и мы получаем срочную опеку из-за того, что Изуку находится в опасности из-за их халатности. Агентству Старателя пришлось бы получить ордер на повторную опеку или подать в суд на опеку, что возложило бы на них бремя доказывания. И снова им пришлось бы забрать нас всех с собой, что было бы намного сложнее. Закон чертовски тупой, решает Кацуки. — Так что ты думаешь, малыш? Все или ничего, пополам, или победить их в их же игре? Он усмехается над вопросом. Ясно, какой из них она предпочитает сама и какой хочет, чтобы выбрал он. Это не имеет значения. Даже если бы она была более нейтральной в своем изложении вариантов, они оба слишком похожи. — Че, что это за идиотский вопрос? Что ты должна спросить, так это как мы вообще собираемся найти ботаника. Она ухмыляется в свой кофе. — Возможно, у меня есть несколько идей, с чего начать поиски. ________________________ Изуку возвращается в школу с таким чувством, как будто это первый день, который у него должен был быть. Чувство вины и неловкости из-за того, что он оставил Шото позади, упало с его плеч, как тяжелый плащ, и ему кажется, что он почти парит. Могут пройти месяцы, фактически почти целый учебный год, прежде чем к нему присоединится его двоюродный брат, но даже разделенные местоположением, они снова объединены целью. Они больше не идут параллельными путями, а вместо этого изгибаются навстречу друг другу в неизбежном столкновении. Эта точка пересечения - Младшая академия Соми, но, честно говоря, само место не имеет значения. Это просто место. Это могло быть UA, или Мусутафу, или остров посреди тихого океана. Его значение кроется в их намерениях. Они двоюродные братья, и ни один из них не оставит другого позади. Больше, чем когда-либо, он чувствует жжение от предвкушения не только своей будущей карьеры героя, но и более насущной цели и сопутствующего ей прилива мотивации. У каждого члена подростковой кабалы есть своя роль, но роль Изуку требует наибольшей осторожности и усилий. Он единственный в семье Тодороки не находится в явной оппозиции цели своего дяди в отношении карьеры героя Шото (по крайней мере, на первый взгляд), что означало, что ему одному придется вести мужчину к желаемому выводу, в то время как остальные демонстрируют безрассудство нынешнего курса Шото. Это шаткое положение, особенно потому, что он инстинктивно знает, что не может ни в чем убедить Старателя словами. Он должен показать Старателю "доказательства" и позволить ему убедить себя. А показать означало продемонстрировать. Продемонстрировать, что школьное образование не помешает тренировкам Шото. Это означало продемонстрировать, что время, проведенное в начальной школе Соми, не повлияло на обучение Изуку. Итак, ему придется не только заниматься в школе, но и продолжать тренировки ... никакого заметного прогресса в его тренировках. И его учеба на курсах поддержки. Плюс поддержание его секретной переписки с Каччаном. И все это при тщательном проведении "Операции Соми" так, чтобы его дядя ничего не заметил. Это должно было быть пугающим и напряженным, и в конце концов, вероятно, так и будет, но пока все, что он чувствует, - это головокружение. Не повредило, что Кикичи и Иида держались от него подальше последние пару дней. Кикичи демонстративно не смотрит и не разговаривает с ним, что его вполне устраивает, поскольку все ее друзья следуют ее примеру. Иида выглядит так, как будто он постоянно хочет что-то сказать, но потом передумывает. Он не знает, что им сказал Субурей-сенсей, но если он избавился от двух своих главных антагонистов, то он не только готов простить этого человека, но и пересмотреть свое унылое мнение о какой-то начальной школе в целом. Нельзя сказать, что начальная школа Мусутафу время от времени не пыталась пресекать травлю, но Изуку никогда не считал их методы очень эффективными. По крайней мере, с его точки зрения. Максимум, что это когда-либо делало, - это заставляло других детей на некоторое время более деликатно относиться к своим насмешкам. Но теперь, когда его оставили в покое, он может сосредоточиться на важных для него вещах во время занятий и в перерывах между ними. Сейчас он не может позволить себе расслабляться. Не тогда, когда Шото зависит от него. Все идет так гладко, что он решает впервые после взрыва в классе достать из сумки блокнот и взять его с собой на перемену. Сегодня он даже не пытается скрыть это и выбирает скамейку на виду у всех для работы. Он бросает взгляд в сторону Кикичи, которая судит поодаль. Она теребит прядь своих волос и не смотрит в его сторону, но он может сказать, что она говорит о нем, по тому, как все остальные в ее группе продолжают украдкой поглядывать в его сторону. Ну, ладно. Пока она его не беспокоит. Гомей уже работает над новым режимом тренировок по просьбе Изуку, поэтому он тратит следующие несколько минут на изменение своего обычного графика, чтобы заставить его работать. Это будет напряженно. У него очень мало свободного времени или места для неизбежных перерывов. Может быть, если он найдет способ закончить свои школьные задания перед уходом домой? Или, возможно, он мог бы провести некоторые тренировки на выносливость в школе? В любом случае, в основном это просто бегство. Он едва начал ломать голову, когда на него падает тень. Его блокнот инстинктивно захлопывается, и он прижимает его к груди, как будто ожидая, что его выхватят. — Прости меня! — Иида говорит громко, но натянуто. Очевидно, это его обычный голос, к которому Изуку только начинает привыкать. — Я не хотел тебя удивлять. Изуку настороженно смотрит на него. Конечно же, Иида не собирался ругать его за то, что он сидел на скамейке, не так ли? Или, возможно, он ждал этого момента, чтобы противостоять Изуку за то, что втянул его в неприятности. Иида культивировал в себе сильную дисциплину и серьезность, так что было бы неспроста, если бы он затаил обиду на Изуку за то, что тот испортил этот образ. Он не думает, что Иида затеет физическую перепалку. Это противоречило бы упомянутому образу, но возможна словесная травля или угроза. — Все в порядке — осторожно говорит он. Наступает неловкое молчание, а затем Ииде каким-то образом удается стоять немного прямее в своей и без того напряженной позе. — Я пришел извиниться! Изуку выпрямляется. Извиниться? Перед ним? — Я не ... эм, — он оглядывается, странно смущенный. — А ... все в порядке. Эм ... никаких обид? Он не знает, что говорит, настолько он был застигнут врасплох. Его противники никогда раньше не извинялись. Если только их не заставлял взрослый. Что делать, когда кто-то извиняется сам? Простить его, конечно, но каков для этого этикет? — Это, безусловно, нехорошо! Я оскорбил и поставил тебя в неловкое положение перед нашими сверстниками. У меня нет оправданий, кроме того, что это не входило в мои намерения. Я думал, что просто исправляю твое поведение до того, как у тебя возникнут более серьезные проблемы с нашим учителем, потому что ты новичок и, похоже, с трудом справляешься с тем, чего от тебя ожидают. Но ты был абсолютно прав в том, что разбираешься с любыми ошибками, которые ты можешь совершать, — это работа учителя, а не моя собственная. Субурэй-сенсей гораздо лучше понимал, как справиться с ситуацией, и когда тебя просто следовало оставить в покое, чтобы ты сам во всем разобрался. Я думал о том, что сказали ты и сенсей, и признаю, что это я допустил ошибку. Пожалуйста, прими мои искренние извинения! С этими словами Иида отвешивает ему очень чопорный и официальный поклон. Изуку сидит застывший, подавленный и странно тронутый. На школьном дворе дети прекращают свои занятия, чтобы посмотреть на них. Иида продолжает кланяться. Изуку нужно было быстро положить этому конец. — Я... эм...… то есть… Я-я принимаю твои извинения! Иида выпрямился. Изуку чуть не перепрыгнул через спинку скамейки. — Спасибо! Это очень великодушно с вашей стороны. Даю слово, что в будущем я буду более осмотрительным! Он задается вопросом, где Иида научился так говорить. Может быть, его родители были очень строгими традиционалистами, как Тано? Может быть, это как-то связано с его причудой? За исключением того, что он видел двигатели на его ногах в спортзале и не думает, что это все. Ну, в любом случае, он кажется искренним, и он понимает, что прощение дается легко. — Хорошо, — говорит Изуку и улыбается ему. _ И я буду более открыт для твоих советов в будущем, теперь, когда я знаю, что ты просто пытаешься быть полезным. Иида улыбается в ответ. Изуку кажется, что он впервые это видит. Иида такой серьезный и странно свирепый ребенок. Улыбка смягчает весь его облик, заставляет выглядеть на свой возраст, долговязым, неуклюжим и нетерпеливым. — Тогда давай начнем все сначала как друзья. Я Иида Тенья. Приятно познакомиться! Он протягивает руку. Изуку пожимает ее. — Я тоже рад с тобой познакомиться. Я Мидория Изуку. — отвечает он. Иида моргает. Улыбка Изуку застывает. Я действительно только что сказал ...? Изуку встает, все еще держа Ииду за руку, и поспешно тащит его в самый дальний конец игровой площадки. Он лихорадочно оглядывается, нет ли кого-нибудь еще достаточно близко, чтобы услышать его. Почти каждый, должно быть, слышал высокого парня, его голос от природы громкий и чистый, но, возможно, не голос Изуку… Он чувствует, как вопросительный взгляд Ииды прожигает ему затылок. Что он собирается делать? Как он мог совершить такую глупую ошибку? Когда он в последний раз вообще думал о себе как о Мидории? Но это выпало у него изо рта, как камень, брошенный на край обрыва. — Мидория ...? — Начинает Иида, когда Изуку, наконец, чувствует, что завел его достаточно далеко, и останавливается. — Нет — огрызается Изуку, затем заставляет себя смягчить тон. Это не вина Ииды. — Пожалуйста , не называй меня так. Никогда. Я не хотел этого говорить… Я ... обещаешь, что ты никому не расскажешь? Мальчик смотрит на него в ответ, его легкая улыбка сменяется озабоченным хмурым взглядом. — Мне нужно объяснение. Если Мидория - твое настоящее имя, тогда почему ты называешься Аратака? Это… это что-то незаконное? У тебя какие-то неприятности? Ложь вертится у него на кончике языка. Что Аратака - это имя его нового отчима, или девичья фамилия его матери, которую он взял после ее развода, или ... но это было бы слишком легко опровергнуть. Он уже гуглил свое имя. Он видел новостные статьи, которые появлялись первыми. Кроме того, даже в записях Аратаки он указан как сирота, и изменение его имени не имеет оправдания в его официальной версии. — Аратака - это… мое настоящее имя. Сейчас. Это законно. На самом деле самое законное имя из всех возможных. Его дала мне полиция, когда они взяли меня под охрану. Ты не можешь ... пожалуйста, Иида, очень важно, чтобы никто здесь об этом не узнал. Если об этом узнают... Иида поднимает руку, призывая его замолчать. — Я обещаю, что никому не скажу. Если вы действительно находитесь под защитой, то это, очевидно, для вашей безопасности. Как начинающий герой, я бы никогда не стал рисковать, чтобы ты пострадал из-за досужих сплетен. Изуку выдыхает, практически ослабев от облегчения. — Спасибо тебе, Иида-кун. — Это правильный поступок. — решительно говорит он. Затем выражение его лица становится задумчивым. — Это во многом объясняет твою сдержанность в обсуждении себя с нашими одноклассниками. Я не буду спрашивать о подробностях. Вы имеете право на личную жизнь, но если вам нужно с кем-то поговорить ...? Изуку качает головой. — Все в порядке. Я ... я живу с семьей, которая знает ситуацию. Они очень поддерживают. Он выглядит искренне обрадованным, услышав это от него, и Изуку в очередной раз удивляется, до какой степени он недооценил характер этого мальчика. — Это хорошо. Но если ты не возражаешь, что я спрашиваю ... — ... Да? — Твоя записная книжка имеет к этому какое-то отношение? Изуку опускает взгляд на свой блокнот, который он прижимал к груди одной рукой, как ребенок плюшевого мишку. — Ах, это. Нет, не совсем. — Могу я спросить, что ты там пишешь? Это всего лишь праздное любопытство, так что, если ты не... — Я не возражаю. И, что удивительно, он действительно этого не делает. Каччан - единственный, кому Изуку когда-либо охотно показывал свои записные книжки, но на самом деле ему было неинтересно. Теперь он также показал своим кузенам, но это другое. Они семья. Но Иида называл себя ‘начинающим героем’, а для кого-то вроде Изуку это кое-что значит. Он протягивает ему блокнот. Иида берет его обеими руками, и этот простой жест убеждает Изуку больше, чем любые слова, что он уважает доверие, которое оказывает тому, кого всего несколько минут назад считал врагом. Осторожно, почти с опаской, он открывает ее. На его лице сразу появляется удивление, затем напряженная сосредоточенность, когда он переворачивает страницу за страницей. Изуку знает, на что смотрит, запоминает каждую страницу, может воссоздать их, едва подумав. Он также знает, что от кого-либо другого требуется значительно больше усилий, чтобы интерпретировать половину того, что он написал. Записи эволюционировали от простого анализа причуд героев до объединения все более сложного анализа причуд с официальной терминологией, анализом снаряжения, статистикой героев, краткими биографиями, особенностями героики, развитием ранга героя и его собственными мыслями о том, где они могли бы улучшиться или иметь наибольший потенциал. Его визиты в агентство Старателя и наставничество Фуку дали ему гораздо более широкое и сложное понимание героики, и он соответствующим образом дополнял свои записи, пока у него не закончилось место и ему не пришлось продолжить их на других страницах. Даже сейчас он чувствует, что ничто не является по-настоящему завершенным, просто ждет другого развития событий, факта или его собственного растущего понимания, которое расширит то немногое, что он действительно знает. А еще между записями о героях разбросаны страницы заметок, посвященных исследованиям в области поддержки героев, беспорядочным скачкам с дюжины разных предметов и тому, как они связаны с его будущим Героя, будь то снаряжение, которое ему может понадобиться, криминальная психология или закон о причудах. Он еще не придумал наилучшего способа справиться со своими исследованиями в области поддержки героев, поэтому просто разбирал все, что мог найти, по частям. Это неэффективно и ошеломляюще, но вокруг так много всего, и он понятия не имеет, где начинаются и заканчиваются границы необходимых ему знаний, не говоря уже о том, как их организовать. Иида едва прошел половину, когда поднял взгляд. — Это исследование, — предполагает он. — Но я, честно говоря, понятия не имею, что означает хотя бы половина из того, что ты написал. Это что-то о героях, но для чего ты это используешь? Ты… ты собираешься на героя или на техника поддержки? — Да. — говорит Изуку. — …? — И то, и другое. Я ... Я всегда хотел быть героем, но из-за отсутствия причуд… никто никогда не верил, что это возможно. Никто не верил, что я способен на что-нибудь, не говоря уже о том, что... — Грандиозно? — Да, конечно. Для этого подходящее слово. В любом случае, это все, чем я когда-либо хотел быть, но я просто не мог понять, как заставить это работать. А потом мне пришлось посетить агентство героев и поговорить с техниками службы поддержки героев, и ... это просто сработало. Есть способы преодолевать причуды других людей, не имея своих собственных. На самом деле есть сотни способов, и профессиональные герои используют их постоянно. Так что же на самом деле делает героя хорошим? Его причуда или его навыки? Насколько одно может компенсировать другое? Я не думаю, что кто-то знает ответы лучше, чем техники героев поддержки. Их работа - видеть потенциал героев, с которыми они работают, и использовать все свои знания и умения, чтобы помочь им раскрыть этот потенциал. Они понимают героев лучше, чем сами герои. Мне нужны эти знания и умения, чтобы стать героем, на которого, по мнению других, я не способен. Выражение лица Ииды становится задумчивым. — Я никогда не рассматривал это с такой точки зрения. Сильные или уникальные причуды всегда были наиболее заметной характеристикой героев, но сказать, что это делает их самой важной чертой характера… звучит очень поверхностно. Конечно, это не то, чем я восхищался в них больше всего. Храбрость, преданность справедливости ... — Черты характера, которые не имеют ничего общего с причудами человека ... или отсутствием таковых. — Никогда раньше не было профессионального героя без причуд. — Кто-то всегда должен быть первым. Иида возвращает блокнот. — Не знаю, согласен ли я с тобой... На плечи Изуку ложится разочарование. Конечно, ему уступили дюйм, и он пытался пройти милю. Ожидать слишком многого.- — ... но очевидно, что ты уделил этим идеям значительно больше внимания и усилий, чем я. Мне придется подумать над этим дальше. Изуку ухмыляется. — У меня есть графики. _________________________ Технически операция "Соми" продолжается с того момента, как кузены Изуку согласились участвовать, но именно "Индевор" должен по-настоящему привести план в действие, и на этот раз все остаются в ожидании его возвращения. Он приезжает в четверг, и они чуть не упускают свою первую возможность, когда Изуку и его старшие кузены приезжают домой и обнаруживают машину этого человека на холостом ходу на подъездной дорожке, готовую к отъезду. Его двоюродные братья отправляются на поиски Шото, в то время как Изуку направляется к кухне, где упомянутый мужчина и Тано что-то обсуждают. Гувернантка раздраженно хмурится на него, но ее отвлеченное внимание привлекает Старатель. — Добро пожаловать домой, дядя, — говорит Изуку с радостной улыбкой. — Ты останешься на ужин? Хмурость Тано усиливается, ее очевидная неприязнь становится еще более очевидной. Старатель, однако, смотрит на него своим обычным жестким взглядом. Тоя называет это своим ‘отдыхающим стервозным лицом’, что звучит намного смешнее, чем есть на самом деле. — Я пришел только забрать Шото. Я вернусь завтра. — говорит он. Это довольно щедрый ответ, учитывая, что его дядя часто предпочитает вообще не отвечать. — О! Могу я тоже пойти? У меня есть несколько вопросов, которые я хотел бы задать Фуку-сан. — Тебе завтра в школу. — резко напоминает ему Тано. Да, да, он знает. И хотя школа ближе к агентству Старателя, чем к поместью Тодороки, это не значит, что это удобно. Тем не менее, он не хочет упускать этот шанс, этот импульс, он чувствует, что толкает их всех вперед. Итак, свои следующие слова он адресует своему дяде. — Но это важнее. — Почему ты ...! — говорит гувернантка, ее лицо выражает шок. Но Старатель шокирует их обоих, запрокидывая голову и смеясь. Это не неистовый, теплый смех, как у Всемогущего. Это глубокий, громоподобный звук, который напоминает Изуку о штормах, поездах и гигантских барабанах тенко. — ХАХАХА! Приятно видеть, что кто-то в этом доме четко расставляет приоритеты. Я позволю тебе прийти в этот раз на школьный вечер. А теперь собирайся, мы уезжаем через пять минут. — Спасибо тебе, дядя! — восклицает он с неподдельным счастьем и спешит собираться. Все его тело практически вибрирует от возбуждения. Все его кузены ждут его в комнате Шото, и он показывает им всем поднятые вверх большие пальцы. — Мы с Шото первые! — говорит он с большей уверенностью, чем чувствует на самом деле. Большую часть пяти минут Шото треплет его по волосам, подбадривает и заверяет, так что в итоге он собирает вещи, закатывает глаза и оттаскивает его от заботливых братьев и сестер, прежде чем Старатель теряет терпение и приходит их искать. Поездка долгая и тихая, как и все предыдущие, но Изуку обнаруживает, что его внимание привлекают обитатели кабины, а не весенний пейзаж. Он ожидает, что Шото будет нервничать, увидит едва заметные признаки беспокойства, подергивание его восьми пальцев, легкий тик в уголке левого глаза, намеренное углубление дыхания. Но он излучает покой, безмятежный, как буддийский монах. Изуку не может решить, абсолютная это уверенность или нарочитая беспечность. Со временем он стал лучше понимать своего кузена, но он ни в коем случае не эксперт. По другую сторону от Шото сидит его отец, физически и атмосферно доминируя в их небольшом пространстве. Он тоже сидит неподвижно и молчаливо, но в нем нет и намека на безмятежность. Это контроль, железный контроль над своим телом, своими причудами, своими мыслями. Под поверхностью находится ад, в прямом и переносном смысле, ожидающий подходящего момента, чтобы вырваться на волю. У него идеальный контроль, сказала Фуку, и Изуку не может перестать задаваться вопросом, правда это или нет. Мог ли мужчина с таким совершенным контролем позволить, чтобы дела в его семье так сильно ухудшились? Его жена сошла с ума, искалечила своего младшего ребенка и исчезла. Все его дети презирали его и скрывали любую уязвимость или радость, которые у них были, из страха, что он использует это против них. Этого хочет Старатель? Этого не может быть. Кто бы этого хотел? Сидя бок о бок, трудно не видеть сходства и различия между отцом и сыном. Стоицизм, сосредоточенность и кипящее разочарование так же понятны Изуку, как рыжие волосы и голубые глаза. Но так же печаль, мягкость и тоска Шото там, где в стремлении есть только амбиции и гордость. Изуку понимает происхождение этих различий в своем двоюродном брате, но не в дяде. Ему дали подсказку в истории, которую ему рассказали о его дедушке, но не полное объяснение. Почему Тодороки Энджи такой, какой он есть? Удивительный герой и ужасный отец? Защитник, наставник и враг Изуку? Ему больно думать о нем таким образом, но "Операция Соми" подвела черту под всем этим, и он выбрал сторону, противоположную ему. Изуку не сомневается в своем решении. Правильное и неправильное никогда не было для него более очевидным, но все же он сожалеет о необходимости. Сожалеет, что его собственные планы еще больше вбивают клин между Тодороки, вместо того, чтобы пытаться залечить нанесенный ущерб. Но это невозможно, пока Старатель игнорирует страдания, которые он причиняет своим детям, и совершает одни и те же ошибки снова и снова. Возможно, однажды он по-настоящему поймет своего дядю и чего он хочет, и заключит мир между ними раз и навсегда, но до тех пор все, что он может сделать, это смягчить нанесенный ущерб. Вся власть в семье принадлежит его дяде, и он слишком долго пользовался ею безраздельно и без последствий. Когда они прибывают, Изуку следует за своим дядей и кузеном во время обычных приготовлений, задает свои вопросы, когда это удобно, и делает свои заметки. Сегодня Шото впервые будет тренироваться с помошником. Поскольку сила игрока "лед и пламя" достигла пика, Старатель решил последовать совету Фуку и отточить свои навыки контроля и приспособляемости. Новые противники означали не только множество целей и противников, но и новые стратегии и препятствия, которых Старатель никогда не демонстрировал своему наследнику. Изуку был бы в восторге от наблюдения и изучения множества пользователей причуд в бою, несмотря ни на что, но это конкретное упражнение особенно хорошо подходит для операции Соми. — Ты знаешь, что делать. — шепчет Изуку Шото, когда они следуют за Старателем и техниками на пути к подземному учебному курсу. — Я внесу свой вклад. — Удачи. Они разделяются. Изуку - в комнату наблюдения, а Шото - на тренировочную площадку. На мгновение Изуку боится, что Старатель пойдет с Шото. Это не разрушило бы их план, но и не было идеальным. Но после резкого предупреждения Шото ‘оставаться сосредоточенным’ мужчина следует за ним и Фуку. В комнате наблюдения Изуку приветствует техников по имени и занимает свое место между смотровым окном и постом мониторинга техников, пока все входят в систему и запускают диагностику. — Ну, как дела в школе, Изуку-кун? Изучаешь что-нибудь интересное? — Лениво спрашивает Фуку, бездумно повторяя пальцами движения, которые она выполняла тысячу раз до этого. Он одаривает ее улыбкой. — Всё хорошо. В этом году мне очень нравится мой учитель, и я завел друга. Он очень серьезно относится к учебе, но он милый. Мы изучаем много вещей, но самое интересное - анатомию. — Анатомия? Что ж, это, безусловно, интересно. Обрати пристальное внимание. Это очень важная часть анализа причуд. — Да, Фуку-сенсей. Джек, один из техников, давится кофе. — Сенсей, не так ли? — говорит она с улыбкой. — Это нормально? — он спрашивает немного нервно. Она всегда была открыта для ответов на его вопросы, и она тоже своего рода наставница для него. — Приму это как комплимент. Дай-ка я посмотрю, смогу ли я одолжить тебе книгу по сравнительной анатомии. Чем-нибудь напугать твоих одноклассников. — О боже ... она влияет на следующее поколение. — бормочет Джек. Затем Фуку и ее помощники переключают свое внимание на тренировочное упражнение и свои мониторы, а Изуку молчит и ждет своей возможности. Тем временем ему есть чем заняться. С Шото работают пятеро напарников, пара постарше и более спокойных, и трое молодых и несколько угрюмых рекрутов. Изуку ни о ком не слышал, но это мало что значит. У агентства Старателя много прекрасных героев, которых оно продвигает, но напарники редко привлекают к себе много внимания, пока не проявят себя самостоятельно. На данный момент они немного больше, чем студенты-стажеры, которых наставляют более опытные герои. Тем не менее, даже менее опытные герои могут чему-то научить Изуку, и он делает тщательные заметки. Это не настоящая симуляция битвы. Никто не пытается победить Шото, просто демонстрируют свои причуды и позволяют ему придумать способы противодействовать им с помощью своей собственной причуды. Что-то Шото делает так быстро и безжалостно, в первую очередь либо замораживая их на месте, либо окружая огнем. Одна из них оказывается сложнее других, девушка с причудой воды, достаточно сильной, чтобы в основном противодействовать огню Шото и сеять всеобщий хаос с его льдом, но в конце концов Шото справляется даже с этим. — У тебя отлично получается, Шото-кун. —говорит Фуку в микрофон. — Просто помни, будь осторожен с этим льдом. Ты хочешь поймать их в ловушку, а не раздавить. — Да. — таков его краткий ответ. — Этот парень такой милый собеседник. —бормочет она, прежде чем включить групповой микрофон. — Хорошо, всем нужно несколько минут, чтобы оттаять, и мы немного ускорим процесс. Давайте, ребята, поработаем ногами и немного увернемся. Вот и все. Его первая возможность. Изуку бросает быстрый взгляд на своего дядю, который все это время хмуро смотрел в окно, не двигаясь. Но не слышит? Маловероятно. Он не может представить, что профессиональный герой может настолько не обращать внимания на свое окружение, независимо от того, насколько оно безопасно. На тренировочной площадке Шото выполняет свою часть работы, выглядя явно неуютно, когда некоторые из приятелей подходят к нему, чтобы поболтать. Он хмуро смотрит в сторону говорящего, избегая зрительного контакта, ничего не говоря. Тяжело сглотнув, Изуку смачивает пересохшие губы и возвращается к мониторам. — Фуку-сенсей? Могу я задать вам вопрос? — У меня есть несколько минут, если это не слишком сложно ... — Хм, я не знаю, так это или нет, я просто ... это из-за того, что ты сказала в прошлый раз. О коэффициентах популярности? Я много думал об этом, и мне было интересно… как ты думаешь, что лучше - добиться высокого коэффициента популярности в начале карьеры героя или быть помощником высокопоставленного героя под руководством наставника? Фуку ухмыляется. — Отличный вопрос! И сложный. Не бывает двух одинаковых карьер героев, но в простейшем смысле или, по крайней мере, в большинстве случаев, первая определенно лучше с точки зрения рейтинга героев. У меня нет времени вдаваться во все детали и исключения, поэтому я просто скажу, что в целом наставничество героя отлично подходит для получения опыта и улучшения характеристик - вот почему студенты-герои в конце концов проходят стажировку, - но они никогда не превосходят своих наставников таким образом, и если указанный наставник умирает или уходит на пенсию, или этот напарник хочет работать самостоятельно, то заработанные ими характеристики героев автоматически снижаются. Кроме того, на данный момент у помощников нет никакого опыта управления собственной рекламой, потому что они всегда были в тени своего наставника и могут действительно бороться за создание собственной репутации и базы поклонников. Но есть герои, которые по этой причине действительно предпочитают быть напарниками. Посмотрите на Водяное колесо и Бонапарта. У них достаточно характеристик и опыта, чтобы стать отличными независимыми героями, но они ненавидят публичность, поэтому решили остаться напарниками. Как я уже сказал, нет двух одинаковых карьер героев. Изуку делает вид, что записывает всё, что она говорит. По правде говоря, он уже знал ответ, прежде чем спросил. Это одна из тех вещей, на изучение которых он потратил так много времени, прежде чем даже представил свой план двоюродным братьям. Спрашивать было рискованно, потому что, по правде говоря, прямого ответа нет. Как сказал Фуку, карьеры героев разнообразны, и то, что сработало для одного героя, не сработает для другого, и во многом это глупая удача и предпочтения. Но в случае с Шото, чтобы стать независимым героем высокого ранга, все исследования показали, что быть независимым героем с самого начала было правильным решением, даже если на то, чтобы утвердиться, ушло больше времени. Ему повезло, что Фуку уже нашла ответ в том направлении, которое он искал, и ему не пришлось направлять ее к нему. Он мог бы это сделать, но это не было бы тонкостью. На поле попытка напарника сразиться с Шото проваливается. Предпринимается попытка пошутить, а его двоюродный брат просто смотрит так, как будто парень сумасшедший. — Почему ты спрашиваешь? Он мог бы поцеловать Фуку прямо сейчас. Это не могло бы пройти лучше, даже если бы он написал для нее сценарий. Ему приходится заставлять себя не оборачиваться, чтобы посмотреть, обращает ли Старатель на него внимание. — Ну ... — нерешительно начинает он, нервно переводя взгляд на свои ботинки. — Я немного беспокоился за Шото. Я имею в виду, что он действительно крутой, и его причуда потрясающая, но… он какой-то ... неуклюжий? Я не знаю, как он собирается справиться с оглаской, когда он едва может поддерживать беседу с незнакомцем. Они оба смотрят на монитор. Напарник выглядит все более отчаявшимся, а Шото оглядывается по сторонам, как будто думает, что его проверяют, и обсуждает, стоит ли поджигать этого парня. Изуку морщится. Фуку морщится. — ... Я уверен, что с ним все будет в порядке. Он просто ... э-э...… нужно немного потренироваться, вот и все. Изуку сдерживает себя, чтобы не ухватиться за это открытие. Это было бы слишком очевидно, слишком жестко. Он пока не может представить решение, только беспокойство. — Ты права. Я посмотрю, смогу ли я немного поработать с ним. — говорит он с фальшивым оптимизмом. Он возвращается к окну наблюдения, когда все расходятся по своим местам на тренировочном поле, явно испытывая облегчение от того, что от попытки социализации придется отказаться. Изуку старательно избегает смотреть прямо на своего дядю, но в отражении окна он видит, что мужчина пристально смотрит на него. ___________________ Как только начинается операция "Соми", она начинает жить своей собственной жизнью. Это всегда здесь, всегда в глубине их сознания, так что всякий раз, когда появляются Старатель и возможность, Изуку и его кузены оказываются втянутыми в представление почти не задумываясь. Теперь, когда Изуку удалось привлечь внимание к неловкости Шото, теперь остальным его кузенам предстоит рассказать домой, насколько пагубно необщителен на самом деле младший Тодороки. — Шото, нет! — Фуюми кричит по сигналу, как раз перед тем, как Старатель входит в гостиную. — Мальчики и девочки не делят ванные комнаты или раздевалки за пределами дома. Заходить в раздевалки противоположного пола - очень серьезное табу. — Я этого не понимаю, — спокойно говорит Шото. — Какая разница? — Боже мой, — Тоя наполовину смеется, наполовину плачет. — Ты либо умрешь девственником, либо потеряешь девственность, даже не осознавая этого. Ты знаешь, что такое пенис? — О Конечно, я знаю, что такое пенис. У меня есть такой. — Ты знаешь, что у девушек их нет? — Я ... да. Я знал это. — Ты знаешь, что у них есть взамен? — ... Грудь? — Не там, внизу. Угадай еще раз. — … — … — Как ты писаешь? — он спрашивает Фуюми. Каким-то образом всем удается сохранять невозмутимое выражение лица, когда входит Старатель. _________________ — Так, подожди ... вагоны метро не бесплатные? — Спрашивает Шото Изуку, помогая ему преодолевать растяжки. Цель - поднимать тяжести на небольшом расстоянии, казалось бы, игнорируя их. — Конечно, нет! Содержание поездов, рельсов и станций требует денег. Поэтому людям приходится платить за проезд, как в такси или автобусах. — ... Тогда почему бы им просто не купить машину, если им все равно придется платить за эти вещи? Это было бы намного удобнее. — Это было бы намного дороже. Проезд по-прежнему намного дешевле, чем автомобили. — Тогда почему люди не получают работу получше, чтобы могли позволить себе автомобили? — Шото… в этом вопросе так много неправильного, что я даже не знаю, с чего начать. — Отогура-сенсей говорит, что плохих вопросов не бывает. — Да, но есть такие вещи, как оскорбления. — Тогда я спрошу его. Давай, побежим. Твоя походка снова становится небрежной. — Подло! Старатель ничего им не говорит, поскольку каждый из них выполняет свои собственные упражнения, но оба мальчика не скучают по тому, что пламя про героя разгорается чуть сильней, чем раньше. ___________________ Неделю спустя Фуюми просит и получает одобрение на продолжение карьеры преподавателя у Старателя. Она учится в выпускном классе средней школы, и в следующем месяце должны поступить заявления в университет. Хотя преподавание - респектабельная карьера, все они беспокоились, что патриарх Тодороки захочет, чтобы она занялась чем-то более прибыльным или, что еще хуже, вышла замуж за члена другой престижной семьи и полностью отказалась от какой-либо карьеры. Но безразличие Старателя или покорный подход Фуюми обернулись в ее пользу. Итак, на этот раз их семейный ужин действительно чем-то напоминает веселый. — Итак, о каких уровнях оценок ты думаешь? — Спрашивает Нацуо. — Поздняя начальная школа. Как раз перед тем, как дети станут слишком нахальными, но у них все еще есть определенные интересы. — Итак, до наступления половой зрелости они, по сути, превращаются в маленьких придурков. — Да, я не думаю, что смогла бы справиться с пятнадцатью мальчиками, ведущими себя так, как ты, все сразу, Тоя. Все смеются, кроме Старателя, к счастью, потому что его смех ужасающий, и Шото, который выглядит слегка смущенным. — Чем именно занимаются учителя профессионально? — Ну, многое из того, что твой наставник делает с тобой, доступно примерно для 20 детей одновременно. — объясняет Фуюми. — Хотя на самом деле они делают гораздо больше. Как будто они помогают социализироваться между студентами. Они заставляют их работать вместе, чтобы они знали, как взаимодействовать с разными людьми в разных ситуациях, и были уверены, что они смогут справиться друг с другом, не ссорясь и не оскорбляя друг друга. Шото задумчиво хмурится. — Тебя обучают владению оружием для этого? — Что? — Нацуо говорит это первым, хотя все они сбиты с толку. — Зачем ей обучение владению оружием в начальной школе? — Чтобы остановить драку. К тому времени у большинства детей появятся причуды, так что разве учителям не понадобится захватное оружие или что-то в этом роде? Тоя разражается смехом. — О боже, я просто вижу это. Маленькая Сузу-тян шлепает маленькую Юки-тян хвостом, и внезапно Фуюми-сенсей бросает в них нум-чаками со своего стола. О боже .... Нацуо пытается (не очень усердно), но тоже не может перестать смеяться. — Нет, — плачет Фуюми. — Ни в коем случае! Нас учат разбираться с необычными происшествиями, но оружие на территории школы разрешается только полиции или профессиональным героям. Большинство детей недостаточно жестоки, чтобы требовать этого. Людей нужно учить драться, а это требует времени. Шото кивает, но с явным скептицизмом. В конце концов, его учили драться, конечно, очень контролируемым способом, но другие, не умеющие наносить удары руками и ногами, похоже, не имеют для него особого смысла. Он больше ничего не говорит, пока его братья не перестают смеяться, прежде чем задать свой следующий вопрос. — Сможешь ли ты позволить себе машину? — Шото, нет! — Изуку сокрушается. ____________________ — Почему она просто не скажет ему правду? — Спрашивает Шото, войдя в гостиную в середине фильма. — Потому что она не думает, что он любит ее в ответ. — резонно замечает Нацуо. — И что? — Так что это сделало бы все очень неловким. — Это уже очень неловко. — Ну, это комедия. Это преувеличено, чтобы быть смешным. — Это смешно? — Я так и думал, но ты показал мне правду. Спасибо. — Не за что. — ... Честно говоря, я не могу сказать, то ли ты саркастичен, то ли ты совершенно не заметил моего сарказма. — ... Не за что. ____________________ — Ты не должен есть игрушку, которая внутри! Это буквально написано на коробке! — Тоя кричит на Шото из коридора, пока Старатель разыскивает своего младшенького для тренировки. — Я не понимаю назначения этого продукта. Ощущение очень противоречивое. Это конфета. Это игрушка. Если ты ее не съешь, ты игрушку не получишь. Если ты это сделаешь, ты все равно не получишь игрушку, потому что ты ее только что проглотил. Зачем вообще класть игрушку туда? — Ты не должен глотать это целиком, как удав! — Тогда как ты это ешь? Минута молчания. — Ах. Это имеет больше смысла. И все же, почему бы просто не положить плитку шоколада и игрушку отдельно в коробку? — Это должно было стать сюрпризом. — Смерть от удушья, безусловно, можно квалифицировать как сюрприз. — ... Ты никогда не проживешь достаточно долго, чтобы появиться на свет. Я не уверен, трагедия это или милосердие к человечеству. ________________ Оказывается, Нацуо прав. Это весело.