Охота начнётся на рассвете

Небольшой развалившийся бесхозный домик на окраине Фив не был щедр на мебель: сломанная кровать в углу, прикрытая тряпками, пара стульев и стол у стены напротив входной двери. Тишина ночных улиц давила на голову Эвы, заставляя вслушиваться в каждый шелест листвы неподалёку. Сколько они уже в бегах? Неделю? Три? Она давно перестала считать, чтобы не разочаровываться в собственных силах. Страх, поедающий её каждый вечер перед иллюзорной охотой, заставлял бодрствовать и слушать ночь. Удивительным было то, что они все ещё живы, учитывая связи эпистата. Его людей полно в округе, замаскированных, таящихся в тени. Этого побега он им точно не простит, а вдобавок соединит всё остальное в единый факт — она черномаг. Он не мог не обнаружить это до конца. Все подозрения должны были сойтись в его голове ещё когда она была возле тела Исмана. Сет чудом спас их жопы от надвигающейся ранней охоты, но больше он не появлялся. Вряд ли он бы отправил их прямо на тропу смерти, когда ранее утверждал обратное. Его появление всегда означало полный пиздец, но одновременно и возможность спасения. Но Ливий все равно косился на него с прищуром недоверия. Ливий уже как часа 3 спал беспокойным сном в соседней комнатушке, откуда был ещё один выход на улицу. Эва могла спать лишь днем, не желая даже спорить с лекарем. Спустя пару дней побега он согласился с её расписанием и каждый вечер после этого всеми силами пытался уснуть, беспокоясь за физические возможности Эвы, которые никак не помогут ей противостоять охотникам при встрече. Они оба научились слушать. Эва — полуночные шаги, а Ливий — её истошный крик при возможной опасности. Уж чего, а кричать она умела. На столе лежал мятый пергамент с кривым текстом, написанным быстрой неумелой рукой. Именно после этого Эва пожалела, что пила пиво с Реймссом в библиотеке вместо практики письма. Она пыталась записать главные мысли после разговора с Исманом, чтобы в спокойной обстановке подумать над ними. И спустя такое количество времени тихая ночь позволяла ей читать кривые смазанные иероглифы. Высокий мужчина в тёмной огромной мантии, скрывающей любые опознавательные знаки кроме роста. И маска шезму. Он не мог ошибиться, лицо Анубиса украшало его голову, а из глаз маски лился лёгкий светящийся дым. Неужели это был он? Тот человек, о котором говорили Реммао и Дия? Тот, кого она видела во сне у господина. Саамон Хемсет. Он уже здесь… Одинокие ночные гости скользят тенями по внутренним стенам, заставляя отрываться от пергамента. Тревога не успокаивается в груди, но девушка осмеливается стоять напротив стола спиной к двери. Будто испытывает судьбу и эту хлипкую дверь заодно. Сет хорошо потрудился для того, чтобы спрятать их. Способности бога никогда не сравнятся с человеческими в чем бы то ни было. Иллюзии, обман, убийства. Покровительство. С ним Эва чувствовала себя хоть на каплю в безопасности, полностью доверяясь его безграничной власти. Она бережно разглаживает залежалые складки листка, сохраняя последнюю возможность отпечатать в памяти разговор с родным человеком. Вчитываясь в десятый раз в один и тот же текст, Эва пропускает мимо ушей ещё несколько тихих шагов возле стен дома, привыкнув к ним. И очень зря… Дверь от яростного удара распахивается и с силой ударяется о стену, оставаясь жалобно скрипеть на одной петле. Эва подскакивает от неожиданности и резко разворачивается лицом к входу, одной рукой снова комкая только что разглаженный пергамент, а другой цепляясь изо всех сил в столешницу за спиной. Паника нарастает волной, когда в проёме она видит его. Огромные плечи, которые еле помещаются, когда он медленно протискивается внутрь. Белая кожа ещё сильнее отливает холодом в свете луны, а влажные у лба волосы словно светятся. Она спиной вжимается в грубое дерево, стараясь находиться дальше от него. Не может быть. Он не должен был найти её. Амен несколько раз моргает, привыкая к темноте помещения, а потом его брови лезут наверх от искреннего удивления. На его лице полное замешательство, и он осторожно протягивает руку навстречу Эве. — Эва.? С тобой все в порядке?.. — Стой на месте! — чуть ли не перебивает его девушка, вскидывая на него указательный палец. Она, не сводя с него взгляда, медленно перемещается ближе к двери соседней комнаты, все ещё держась за угол стола. Ногти скребут старое волокно, оставаясь занозами в пальцах. Краем уха она слышит шевеление Ливия за стеной, но он не спешит вламываться на помощь. Наверняка понял по голосу, кто их настиг и даёт возможность этой парочке выяснить отношения. У Ливия слишком много уверенности в том, что Амен не прикончит девушку в этой же комнатушке. Она смотрит с широко раскрытыми от страха глазами, как загнанный зверёк, но все ещё старается диктовать свои условия. Он нашёл её. И теперь ему ничего не помешает забрать в копилку ещё одного черномага. — Что ты знаешь? Говори, — требует она, все ещё держа перед собой вытянутый палец, будто это гарант их дистанции в жалкие 3 метра. — Я… я знаю, вы сбежали к храму Анубиса за телом Исмана… — напряжённо начинает эпистат. — Ещё? Про твою чуйку я все узнала, Тизиан проболтался мне ещё в прошлый раз, — ядовито шипит Эва с явным отвращением на лице. Нельзя давать ему понять, что она выудила часть информации о способности из его сна. Но ощущения и правда были погаными. Эпистат, словно псина-ищейка, находил подобных ей и сразу знал, кого он берет из Гермополя. Не надо было прикидываться, что он «подозревает», это было очевидно с самой первой встречи. Но не для неё. Почему все это время он не почувствовал врага буквально у себя на коленях? Почему он не видит её? — Эва, прошу… — Амен делает ещё одну попытку шагнуть, но останавливается, увидев дикий страх в глазах напротив. Такой контраст с их последней встречи больно колет где-то в груди. В тот раз она сама льнула к нему, нежно проводя пальцами по массивным крепким плечам, убирала за ухо светлые волосы и пыталась согласиться на единственное условие. — Я сказала стоять на месте! — оскаливается она. — Не забывай, Эвтида, кому приказывать пытаешься, — губы дёргает нервная ухмылка, а глаза темнеют от нарастающего гнева. Непокорная девчонка все равно нашлась, как он и предсказывал. Теперь он её не отпустит. Испуганное тело действует быстрее испуганного мозга, и Эва выхватывает из ремня на бедре маленький острый клинок, подаренный Агнией перед побегом. Лезвие резко прижимается к её собственному горлу, а глаза смотрят в упор на Амена, даже не моргая. Эпистат дёргается навстречу, но остаётся на месте, вскидывая руки в примирительном жесте. Он не думает, что Эва всерьёз может причинить себе боль. Просто запугивает стальной зубочисткой. Амен спустя столько времени не научился оценивать возможности Эвы, считая её глупой неумелой девчонкой. Но он каждый раз забывает, что после смерти лучшего друга она осталась совершенно одна и ей больше не страшно умереть самой. Лезвие медленно скользит по взмокшей от страха коже, пуская тонкую струйку тёмной крови, провожаемую под глубокий вырез платья тяжёлым взглядом серых глаз. Под грудью светлая ткань темнеет, потихоньку растекаясь чёрным пятном во мраке комнаты. Светлые глаза напротив расширяются от ужаса и осознания того, насколько Эве уже плевать на свою жизнь и она лучше умрёт от своей же руки, чем от его клинка на площади. Но он же не… — Говори, господин… — она растягивает слова, ослабляя давление лезвия и судорожно вдыхая затхлый воздух заброшенного дома. — Если ты за свою жизнь не беспокоишься, подумай хоть раз обо мне, Эвтида, — шепчет Амен, вымученно глядя на неё и не в силах сейчас сделать что-то с этой ситуацией. Она бездумно калечит себя прямо у него на глазах, а он готов упасть перед ней на колени… — Исфет! Подумать о тебе, господин? Я думаю. Каждый день после казни моей подруги. Я не виню тебя, это твоя работа, но каждый гребаный день я думаю о том, что на её месте когда-то могу оказаться я! — Эва оскаливается, сделав ещё шаг назад к двери за спиной. Слезинка тонкой струйкой стекает по красной щеке, теряясь в чёрных густых волосах у плеч. Отчётливо рисовалась картина, как её голова еле держится, а из горла льётся густая алая кровь, смывая весь город, будто сам Нил вышел из берегов. — Давай же, господин, принюхайся. Чем. Я. Пахну? — чеканит медленно со злобой Эва, пряча под ремень на бедре комок пергамента, который все это время только сильнее сжимался под её ладонью, держащую столешницу. Если вдруг он кинется на неё, то она без страха перережет себе горло. Только если дернется. Эпистат макушкой подпирает потолок, стоя в хижине в неудобном для него положении с округлившимися плечами, тяжело вздыхает и в очередной раз протягивает девушке руку. Мягкая большая ладонь, способная защитить, дать ту нежность и любовь, но и способная убить. Так хотелось протянуть руку навстречу. Так нельзя было поступать. — Я обещал тебе. Обещал забрать, обещал, что моей будешь. И я твоим… Уже стал. Голову потерял, о тебе думая. И ещё раз повторю: проси что хочешь, что пожелаешь. Моё же единственное условие остаётся в силе. — говорит он шёпотом, выпуская весь воздух в темноту. Просто говори мне правду. Похоронить свою жизнь ради него. Ради желанного союза. Слишком отчаянно. Или похоронить себя из-за него. Она рассматривает его фигуру, мало различимые очертания тела во тьме, которую разрезает еле видимый луч лунного света. Огромные вздымающиеся плечи, бережно укрытые светлой тканью, широкие струящиеся штаны. Он такой же, как в первую их встречу в тёмном переулке Гермополя, но уже будто родной. Убийца. Внезапные мысли отрезвляют. — Я желаю… — разрезая напряжённую тишину Эва начинает, — желаю твоё обещание, господин, что жива останусь после своей правды. Вот он. Иллюзорный гарант безопасности. Рука ноет, крепче сжимая клинок под самой челюстью. Высохшая струйка крови неприятно щекочет грудь, но на это нет времени. Эва не сводит взгляда с эпистата. За широкой спиной в дверном проёме мелькают охотники, аккуратно пытаясь подсмотреть внутрь дома. Амен, не сдвинувшись с места, глухо рычит, что аж у Эвы по спине проходится холод: — Пошли вон отсюда! Оживленный гогот сменяется испуганным перешептыванием, а через мгновение на тёмной улице становится также неестественно тихо. — Что вам сказал Исман? — в его голосе чувствуется полное смирение и даже поражение, он не видит смысла спрашивать о принадлежности Эвы к черномагам в который раз. Теперь это было очевидно. Даже если чуйка его подвела. Как с… — Эва, что он сказал? Кто утопил его? Тон голоса с безразличного сменяется на тревожный. Оба смотрят друг другу в глаза. И все становится понятно. — Эвтида. Убери эту зубочистку на место, умоляю. Обещаю, не трону тебя. Слышишь меня? Успокойся. Слезы катятся ровными линиями по щекам, когда она опускает, наконец, руку. Пальцы разжались и клинок глухо ударился о каменный пол. Амен словно избавляется от оков, решительно, но осторожно подходит почти вплотную к девушке, что из последних сил держит в себе истерику. Она сама вдруг преодолевает эти полтора шага и утыкается влажной щекой в крепкую грудь, обвив чужую талию трясущимися руками. Такой тёплый… Родной… Своими объятиями он словно прячет её от всего мира, позволяя быть слабой, довериться ему хоть раз. Хоть Амен и предупреждал Эву не влюбляться так опрометчиво, сам попал под ту же раздачу, совершенно потеряв все границы дозволенного. Волк влюбился в овечку. Она буквально была его добычей. До какого-то момента… Потом она превратилась в недостижимую мечту, которая жила лишь в жарких снах, об исполнении которых он до сих пор так отчаянно желает. Дурья бошка, она плачет на твоей груди, а тебе лишь бы пошлые сны вспомнить? Амен вырывается из своих абсурдных раздумий, осторожно проверяя состояние Эвы. Аккуратно гладит её щеку, смазывая новые слезинки. Она дышит так горячо, вздрагивает от всхлипов. Уже успокаивается. За её спиной снова слышится шорох и дверь соседней комнаты щёлкает замком. Но не открывается. Амен слегка отстраняет девушку от себя и, удостоверившись, что ей уже лучше, легонько стучит в хлипкую дверь. — Выходи, Ливий, — со вздохом начинает он, — Я знаю, кто виновен в проклятии города. Это… — Хемсет, — дверь распахивается и Ливий предстаёт перед Аменом без капли страха. Холодок проходится снова по спине девушки. Это имя каждый раз внушает какой-то животный страх внутри нее. Особенно после всех сложенных в одно полотно паззлов. — Только у нас проблема, здоровяк, мы не знаем его лицо. Все знакомые, кто хоть как-то осведомлен о его личности, были убиты твоими золотыми руками, за что тебе превеликая благодарность положена, — он лениво потирает забитую от сна на твёрдой кушетке шею. Церемониться с титулами в такой ситуации даже не хочется, это не вопрос покорности эпистату, скорее безвыходность ситуации, которая разными обходными сложными дорогами привела их в эту старую хижину. — Реммао все ещё жив, — глухо ворчит эпистат, и у Эвы и Ливия брови лезут наверх от удивления. — Надо же, в тебе есть капля благородства? — усмехается лекарь под пронзительный гневный взгляд. — Реммао скорее сам откусит себе язык и пальцы, чем расскажет хоть что-то о своём наставнике, — тихо произносит Эва, все ещё слегка всхлипывая. Для нее все ещё было невероятно, что они втроем теперь были на одной стороне. При таких диких обстоятельствах. Буквально час назад она была в истерике от обнаружения их укрытия. А сейчас ведёт с эпистатом снова светскую беседу. Снова. Как в то непростое, но спокойное для неё время. Когда она в полумраке свечей натирала его огромную спину маслом, пахнущим гранатом, как перевязывала окровавленную ладонь после своего же побега из храма Анубиса. Как не встретила сопротивления в поцелуе, напротив, ощутив такой порыв вожделения, о коем и думать не смела. В тот раз она поняла, что он не специально изводил её своим пристальным вниманием. Он сам не мог оторваться. Только лишь прикоснуться к нежной смуглой коже, к густым смольным волосам. Он смел лишь мечтать, не более, испытывая на прочность и свои нервы, и Эвы. Так опасно и так завораживающе приятно было осознавать их сложную связь. Все ещё сложно довериться полностью, не погубив при этом себя. Она не вникала в их разговор, а лишь думала об обещании. Обернётся ли это против неё? Как можно скрепить обещание? Слышал ли его Сет и сможет ли он отомстить за неё в случае нарушения? Сет. Он знал, что здесь не будет бойни? Или решил в очередной раз испытать судьбу Эвтиды и посмотреть разыгранный перед богами спектакль. Она ждала покровителя также отчаянно, как ждала главного охотника. Безумие. Она перебирала в воспоминаниях его. Его руки на её горле, полные власти и собственничества. Его слова, что окутывали загадочной пеленой. Его признание в том, что люди часто заключают с богами такие поганые сделки ради мимолетной дурацкой мечты. И он вынужден владеть их жизнями. Забирать и присматривать. Делать своими. Ме-рен-сет. А может… В процессе диалога с Ливием Амен оборачивался несколько раз на Эву по мере того, как много важной информации выдавал лекарь. Это была та самая ВСЯ правда, стоившая целой её жизни. Ливий узнал все за долгие дни, проведенные в укрытии, а потому Эве даже не приходилось сейчас ничего дополнять. Она позволила себе безучастно стоять посреди пустой пыльной комнаты, смотря в маленькое окно на рассветное тусклое небо. — Кажется мне, что ты, господин, не можешь отличить меня из-за Сета. Из-за Бога, покровителя шезму. — тихо говорит Эва посреди оживленного тихого спора мужчин за её спиной. Оба они замолкают, недоверчиво переглянувшись. Амену это будет сложно объяснить…