Shadows of Doubt

Райнхардт набросил парадную мантию и поправил манжеты. Он отряхнул свои брюки и щелчком избавился от пушинки на своём плече. На званом вечере он будет бесподобен. Чистокровный волшебник до мозга костей, как все от него ждут. — Ненавижу эти чёртовы мероприятия! — презрительно ухмылялся Том. Он источал такой гнев, что его можно было ножом резать. Расставание с Гермионой что-то вывело в нём из строя. Наедине с собой Абраксас, может, и отмечает, что она наконец-то сошла со сцены, но Райнхардт был с этим не согласен. Эта версия Тома хуже. Гораздо более смертоносная и непредсказуемая. — Ты не должен идти. — Она там будет! Райнхардту не нужно было спрашивать, что за она. К счастью, рядом не было Абраксаса, чтобы встрять в разговор. Он уже ушёл с Вальбургой. Норрис всё ещё в ванной. — Ладно. — Я, чёрт возьми, обязан пойти! Райнхардт не до конца понимал, как присутствие Гермионы там означает, что он обязан идти, но от него часто ускользала логика Тома. Будто он существовал в совершенно другом измерении, чем остальные. Он использовал это преимущество, чтобы закрепиться на факультете Слизерина: — Что ты будешь делать, когда увидишь её? Пронзительный взгляд Тома на миг устремился на Райнхардта, а затем он отвёл его в сторону. Его ухмылка стала ещё презрительнее: — Может, приглашу потанцевать со мной. — Думаешь, она согласится? — Блядь! — Том сел на сундук. В своей парадной мантии он источал изысканность и утончённость, но Райнхардт видел, что его мысли в беспорядке. Он ступал на опасную территорию, возможно, слишком далеко подталкивал Тома. Сложно понять, где он расставлял границы с Гермионой. Особенно сейчас, когда его эмоции стали гораздо более взрывоопасными. Райнхардт удерживал бесстрастное выражение лица, наблюдая за другом в ожидании его следующего шага. Том провёл руками по волосам, растрепав их. Обычно это было Тому к лицу, но в текущем состоянии он стал выглядеть безумным. — Мне повезёт, если она просто посмотрит на меня. — Об этом не стоит переживать. — Что? — Она всегда смотрит на тебя. Том уставился на него. Он не злился, скорее был неуверен. Он никогда ни в чём не был неуверен. Неудивительно, что он настолько чертовски издёрган в последнее время. Райнхардт залез в свой сундук, вытащил бутылочку зелья для волос и бросил её Тому. Он поймал её, взглянув на этикетку, а затем снял пробку: — Чёртовы женщины… — пробормотал он под нос, подходя к зеркалу. Если бы не страх пыток, Райнхардт бы счёл это заявление потешным. — Что ты сделал с Джулией?! Девчонка без ума от тебя! Райнхардт сам задавался этим вопросом. Почему он так интересен Джулии? Он ничего не давал этим отношениям. С каждым днём он закапывал части себя всё глубже, цепляясь за надежду прорваться. Это было выживание. — Не знаю… — Ты не знаешь? — Том взглянул на Райнхардта в ответ с потемневшими глазами. Этот ответ его не удовлетворил. — Думаю, ты должен быть собой, Том. Том приподнял бровь с усмешкой на губах: — Сильно сомневаюсь, что Гермиона хотела бы меня таким, какой я есть. — Мне кажется, всем бы хотелось этого в отношениях, — начал Райнхардт. Ослабить бдительность и получить в ответ что-то искреннее. Том смотрел на него, но продолжал молчать. — Может, она знает, что ты что-то от неё скрываешь. У неё хорошая интуиция. Может, она увидела глубже того человека, кого ты пытаешься перед ней разыграть, — каждое произнесённое им слово усиливало его лицемерие. Всё в его отношениях с Джулией было софистикой. Он не давал ей ничего настоящего. Том моргнул, а потом вернулся к зеркалу, добавляя заключительные штрихи своему образу. Райнхардт был вынужден признать, что Том чертовски привлекательный. Одетый в парадную мантию и с уложенными волосами, он стал силой, с которой нужно считаться. — Ты сегодня идёшь с Джулией, да? — спросил Том. Резкая смена темы застала Райнхардта врасплох. — Да. — Хорошо, ещё слишком рано расставаться с ней. Райнхардт раздумывал над этим. Однажды ни о чём не мечтал больше, чем избавления от неё… Пока его отец этим утром не прислал ему письмо, где сообщил, что знает об их возобновившихся отношениях, с требованием обсудить возвращение помолвки, как было оговорено ранее. Всё произошло так быстро. Расставаться с ней снова больше не вариант. В прошлый раз отец пытал его до состояния кучи плоти на полу. Если бы не Аластор, он бы там остался на всю ночь. Но он позаботился о нём, отвёл в кровать и убедился, что он в порядке, лишь для того, чтобы встретиться с его выплеском эмоций, которые он сдерживал слишком долго. Аластор не сказал ни слова за тот час, что плакал Райнхардт. В этот раз отец, наверное, убьёт его. Он в ловушке. Несмотря на то, о чём думает Том, Райнхардт никогда не расстанется с Джулией Браун. От этой мысли у него сжался желудок, но многие люди несчастны в браке. Всё будет в порядке. Он сможет. Иногда жизнь заключается в выживании. В последнее время он часто напоминал себе об этом. Он пытался выжить в этом мире, а не бороться с ним. Его девиз раньше удерживал его на ногах, помогал пережить день. Теперь ему было тошно. Райнхардт отправился в Большой зал, чтобы встретиться с Джулией Браун через десять минут. Она подошла к нему с заколотыми и завитыми волосами. Её фиолетовое платье струилось на ней, как вода. Он чувствовал маслянистый шёлк своими пальцами, когда подал ей руку и быстро поцеловал. — Ты такая красивая, — и каждое слово в его комплименте было честным. Джулия Браун великолепна. Даже Райнхардт мог это признать. Она сияла. Он улыбнулся и надеялся, что это выглядело искренне. Им было весело, когда они проводили время, как друзья. С ней легко разговаривать, она добрая. Ему приятна её компания. Но когда дело касалось привязанности, в нём что-то трещало. Он производил действия, но никогда не чувствовал томления или желания. Он проводил её на бал, как джентльмен. Он кружил её по танцполу, удерживая на лице улыбку. Возможно, танцы были бы приятными, если бы она не смотрела на него своими невинными глазами со взглядом голодной собаки. Он больше не мог на неё смотреть. Он уставился ей через плечо и пожалел. Аластор прислонился к стене в парадной мантии, его русые волосы были ослепительно растрёпанны. Он хмуро смотрел на них на протяжении всего их танца, а уголки его губ опустились. Его голубые глаза видели насквозь всего, что построил Райнхардт. Вся его шарада рассыпалась. Его накрыло изнурение. «Райнхардт?» Люди переглядывались. Комната смыкалась вокруг него. Люстры слишком ярко горели в подземелье. Кожу кололо. «Ты в порядке?» Он не осознавал, что перестал танцевать: — Думаю, мне нужно отдохнуть. Морщинка между её бровей разгладилась: — Ой, конечно, — широко улыбнулась Джулия. Она выглядела ликующей. Он не мог понять, как ему удается делать её такой счастливой, когда он сам чувствует себя таким несчастным. Что он делал такого, что ей нравилось? Почему он ей небезразличен? Райнхардт сказал что-то об уборной. Он не хотел, чтобы она шла за ним. Ему нужно побыть одному. Она отошла, чтобы поговорить с друзьями. Он протолкнулся сквозь толпу и за дверь, тяжело глотая воздух, но его лёгкие не расширялись. Их сдавливало что-то невидимое. Ему нужно взять себя в руки! Он прошёл по коридору в пустынный класс зельеварения. Тишина и темнота принесли облегчение. Райнхардт закрыл глаза и прислонился спиной к стене, позволяя прохладе камня проникать в его кости. Но это не избавило его от жжения внутри. — Что ты делаешь, Райнхардт? — Райнхардту не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что это он. Аластор проследовал за ним. — Отдыхаю. — Я не об этом спрашиваю. Райнхардт сглотнул. Когда он отвёл Аластора в сторону на зельеварении по приказу Тома, ему пришлось ему что-то сказать. Как и ожидалось, Аластор был ранен, когда узнал об их отношениях с Джулией. Он не мог понять, зачем ему это нужно. Тогда Райнхардт сказал ему, что он счастлив. Что это то, чего он хотел. — С ней. Что ты делаешь? — снова спросил Аластор. Райнхардт не ответил. — Ты жалок. Он промолчал. — Не потрудишься объяснить? — Ты сказал, что оставишь это, — сказал Райнхардт, открыв глаза. Он видел только слабую тень Аластора перед собой. — Я сказал, что оставлю это, только если ты счастлив. — А кто сказал об обратном? — А ты счастлив? Райнхардт открыл рот, чтобы ответить, но не издал ни звука. — Если ты собираешься снова мне лгать, как недавно на зельеварении… — То что? Что ты сделаешь? — никто не мог вывести его из себя, как Аластор. Все его усилия по сокрытию эмоций исчезали, когда он был рядом. Это в равной мере и освобождало, и ужасало. — Ты счастлив? — снова спросил он. — Нет! Несчастен! Но это неважно, потому что я сделал этот выбор! — это было не совсем правдой. Том заставил его. К сожалению, он не мог винить лишь Тома в сложившейся ситуации. В итоге, когда Том дал ему разрешение бросить Джулию, Райнхардт знал, что не сделает этого. — Ты не хочешь быть счастливым? Не хочешь даже попытаться? И вот опять. Прошли месяцы, а Аластор всё хотел попытаться. Он не мог сдаться. Но ему придётся. — Я не могу, Аластор. Прости, мне жаль. Он никогда не узнает, насколько ему было жаль.