Темная Луна

Умбарская Гавань 20 лет спустя Снова этот сон, темный и тягучий, как харадская патока. Холод и мрак, каждый вдох превращается в пар. Только небо, не ведая беды, сияет всеми цветами радуги и звенит, как арфа, бросая зеленые всполохи на черный камень неведомой крепости. Исиль была здесь уже не в первый раз. Этот северный город впервые привиделся ей после того, как Маэглин принес ей отцовское письмо – тогда она была совсем ребенком, чудом спасшимся от гнева Илуватара. С тех пор крепость под зелеными огнями снилась ей чуть ли не каждую ночь. Иногда Исиль бродила за крепостными стенами, перепрыгивая с камня на камень по занесенными снегом камням, иногда куда-то скакала на лошади в сопровождении странных людей в шкурах, или танцевала на пиру в огромном зале, полном чаш и гобеленов. Но заканчивался сон всегда одинаково. Послышался треск горящего дерева и крики ужаса. Крепость полыхала, как зажженный факел, бежали прочь испуганные лошади. Исиль бросилась к воротам наперерез к бегущей толпе, но не успела: кто-то нанес ей оглушающий удар сзади. Голову наполнила звенящая пустота. Она распахнула глаза и увидела южное небо, полное звезд. В ноздри ударил запах моря и свежевыстиранного шелкового одеяла. «Слава Мелькору». Исиль слегка приподнялась на локтях и уставилась в темноту. Она лежала под самым краем навеса рядом с госпожой Салиэн. Чуть поодаль от матери жреца Мордью спала госпожа Инзильбит с дочерьми и еще несколько знатных женщин. Под вторым навесом, возле самого края кипарисовой рощи, дремало несколько рабынь в окружении мешков с вещами. Землетрясение, случившееся в Умбаре два дня назад, было самым сильным за последнюю сотню лет. Половина домов в гавани оказалась разрушена, а хлипкие береговые постройки смыло водой. Даже Храм Мелькора, вечное прибежище Исиль последние два десятка лет, пострадал от подземных толчков не меньше остального селения морэдайн: над алтарем рухнула крыша и вылетели все стекла, а трещину, образовавшуюся возле входной двери, по силам было перешагнуть разве что мумаку. «Да уж, Манвэ с жинкой явно очень недовольны» - Шептались в городе. – «Небось прослышали, что Барад-Дур отстроен, да только на Восток-то у этих гадов идти кишка тонка. Зигур не из таковских, кто ихние фокусы терпеть будет, живо наваляет. Вот и отыгрались на тех, кто поближе». Исиль до сих пор не могла забыть, как бежала между рушащихся домов, а когда уже не было мочи терпеть, взлетела в небо, и как от дрожи земли под лапами у нее кружилась голова. Несчастный жрец Мордью долго искал ее среди руин, пока она не разглядела его силуэт – черная мантия до пола, Черная Книга в руке – с высоты. Вскоре появились и остальные – те, кто не был ранен или погребен под завалами своих же домов. При виде Хэлкара – покрытого пылью и грязью, но невредимого – сердце у Исиль забилось особенно часто. Прежде ей всегда казалось, что оно не способно биться чаще, чем в ту первую встречу при свечах, двадцать лет тому назад. Но оно могло. А когда Исиль подлетела ближе и Хэлкар взял ее в руку, ласково коснувшись крыльев, она едва не лишилась чувств. «Старый добрый Хэлкар» - Думала она, лежа под звездами в окружении умбарских женщин. – «Неделю назад я думала, что люблю не его, а Кхамула – невозможно не влюбиться в щедрость и обаяние вастаков – но, похоже, все эти годы я ошибалась и принимала восхищение за любовь». Кхамула было легко любить – и пусть в родной стране у него оставалось несколько законных жен, но в Умбаре он каждый раз смотрел на Исиль так, словно других женщин в его жизни не существовало. Вернее, начал смотреть, когда она повзрослела и перестала походить на орчонка, по ошибке переодетого в людское платье. Ему можно было рассказать все, что угодно, не боясь быть обвиненной в святотатстве. И хотя жрец Мордью по-прежнему повторял, что ему не нравится «этот южанин и его кольцо», со временем он уверился в его искренних намерениях и позволял Исиль, не таясь, проводить время в его компании, которая с годами ничуть не становилась хуже. А уж над подарками, которые он привозил дочери своего суверена, Умбарская гавань ахала неделями. Вышитые золотом и серебром накидки из лучшей верблюжьей шерсти, ящики с засушенными фруктами, неизвестными никому на Западном побережье, красные сапожки из тончайшей кожи, не говоря уже про ткани и шкатулки с украшениями, достойные самого Нуменора. «Ишь, как балует тебя» - Усмехалась мать жреца Мордью, перебирая привезенные им шелка. – «Небось эльфы на севере спят и видят, как бы такие же тапки поносить – у самого Гил-Галада таких изумрудов в помине нету». «У Гил-Галада и папаши такого нет, как у нашей Исиль» - Подмигивал ей Фаразон. – «Скажите спасибо, что от мумака Салибхаевского прошлым летом кое-как отбрехались». «И хвала Мелькору, что отбрехались. Только его нам для полного счастья не хватало». Хэлкар никогда не смог бы превзойти Кхамула по щедрости даров – при всем богатстве его семьи, он не был ни правителем, ни кольценосцем. Его подарки всегда отличались скромностью, но каждая вещица попадала прямо в сердце, как харадская стрела или пиратский гарпун. Но с некоторых пор Исиль решила: даже если бы Хэлкар стал нищим, как Верные в изгнании, она бы все равно не отреклась бы от него. Да и как можно отречься от него, такого знакомого, близкого и красивого, как первые потомки Элроса? Исиль перевернулась на бок, подложив руку под щеку. Незадолго до землетрясения ей как раз пришло послание от Кхамула. Он обещал приехать через месяц, если ничего не задержит его в пути – но, учитывая, что путь южанина пролегал через Харад, где правил его соратник по «братству кольца» (благодаря Хэлкару это название успешно прижилось в их тесной компании), задержаться он мог самое меньшее на пару недель. Осталось кое-как продержаться эти четыре недели и отстроиться – несмотря на жаркое засушливое лето, спать на земле Исиль уже изрядно надоело. Весточки из Мордора тоже приходили с завидной частотой: в последнем письме отец сообщал, что слухи правдивы, и Барад-Дур наконец отстроен «во всем своем великолепии». Это могло означать только одно: заветный час близок. Очень скоро она окажется там, где должна, и ее друзья поедут с ней – мысль о том, что Саурон откажется принимать присягу у Хэлкара и его кузена, Исиль упорно задвигала на задворки разума. Теперь, когда Гондор и Арнор объявили себя «Нуменором в изгнании», Мордору нужны были те, кто готов сражаться со святошами и их остроухими друзьями, не щадя своей жизни. То, что их столкновение – лишь вопрос времени, понимали все. Не таков был Гил-Галад, чтобы стерпеть новое возвышение старого врага. И не таков был Саурон, чтобы закрывать глаза на появление двух враждебных государств у себя под носом. Общаться с отцом поначалу было непросто – Исиль была слишком маленькой и не могла многого прочесть между строк. На помощь приходил тханна Салибхай – он единственный, кроме жреца Мордью, видел все письма из Мордора, и был одним из первых, кто получил кольцо, так что сомневаться в его суждениях не приходилось. Переписав отцовское письмо собственной рукой, Исиль запечатывала его в новый конверт и отправляла прямиком в Харад – для подобных случаев тханна в один из визитов подарил ей почтового голубя. В ответ она получала свое письмо со множеством подчеркиваний и пояснений – в новом письме. «Здесь блистательный Саурианна имеет честь сказать, что его сдача в плен Ар-Фаразону была сугубо добровольной и имела далеко идущие намерения… а здесь он упоминает древо Нимлот, больше известное тебе как Белое Древо. Мои соглядатаи доносят, будто бы гондорцы сумели сохранить его саженец и теперь молятся ему, как самому Илуватару». Но со временем, узнав больше, Исиль принялась с трепетом ждать нового послания из Мордора. Каждое из них побуждало ее рассуждать, изучать неведомое прежде и даже о чем-то спорить с написавшим его. Иногда их с отцом споры продолжались неделями кряду, но это не было похоже на ожесточенные баталии между арузани и элендилями в Нуменоре, где существование одних сводило на нет существование других. Здесь, на маленьком клочке пергамента, любые убеждения и мысли имели место (кроме веры в Илуватара, но Исиль ни за что бы не опустилась до подобного), даже самые смешные или язвительные. «Риторика эльфов и беглых Верных вызывает у меня только смех. Представь себе, они зовут себя «свободными народами»! Что они хотят этим сказать? Разве мы, люди Юга и Востока, недостаточно свободны? Или они подразумевают под свободой полнейшую распущенность, где никто не знает своих обязанностей, кроме служения Илуватару? Если так, то мне их жаль. Ибо я всегда стремился создать мир, где каждый знает свое место и понимает, в чем состоит истинное благо, а не прикрывается мнимой свободой, прячась за спиной Эру». Так писал Саурон в одном из последних писем. По мере того, как отстраивался Барад-Дур, Темный Властелин все больше заговаривал с ней о том, что в Хараде звалось политикой. Для юной головы Исиль это слово было слишком сложным, но со временем она определила его для себя так: умение находить союзников и не падать лицом в грязь перед врагами. Судя по донесениям с Севера, отец Исиль отлично справлялся и с первым, и с последним. И каждый раз, получая новое послание, она все сильнее жалела, что теперь не с ним. «Но зато со мною жрец Мордью. И Хэлкар. И Фаразон. И еще скоро приедет Кхамул». Рука Исиль легла туда, где у ее юбки находился карман. Самое последнее письмо из Мордора, полученное ею в день землетрясения, требовательно зашуршало. Прошло уже два дня, в дверь стучался третий, а ответ на него до сих пор не был написан – в суматохе и всеобщей разрухе было не до того. Еще никогда Исиль не медлила с ответом так долго. А отвечать было на что. Барад-Дур отстроен, хотя и не без потерь, Гил-Галад выдвигает требования, соизмеримые разве что с его многовековым чванством, а новоиспеченные морэдайн, поселившиеся колонией у озера Нурнен, восприняли в штыки обязательное школьное образование, введенное Сауроном несколько месяцев назад, и теперь орки каждое утро водили их детей в школу чуть ли не под конвоем. «Многие ли дунаданы умеют читать и писать? Едва ли. Они больше думают о своей мнимой свободе и о том, как молиться Эру – иного им не нужно» - Перечитала Исиль, развернувшись к свету луны. – «А если я скажу тебе, что эльфам их невежество только на руку? Ибо лучший вассал – тот, кто идет за тобою с поднятым знаменем и не задает вопросов. А о чем могут спрашивать дунаданы, если они даже не знают, о чем спрашивать?» Ей уже доводилось встречать Верных на невольничьем рынке – их высокомерные, напыщенные лица она бы не смогла перепутать ни с чьими. Даже в цепях, окруженные пиратскими надсмотрщиками, они продолжали смотреть на всех, как на врагов, не желая ни склониться, ни отречься от Илуватара ради спасения собственной жизни. Как домашние рабы дунэдайн были бесполезны – гордость Эльроса в их крови не могли искоренить даже самые страшные пытки – а потому их продавали на галеры, где они, пожизненно прикованные к веслу, под буханье барабанов доживали свой дарованный Илуватаром срок. «Беда Верных не в том, что они невежественны – в Умбарскую гавань привозят немало северян, умеющих и читать, и писать. А в том, что есть те, кто потакает их невежеству» - Писала Исиль при свете факела возле обрыва. Никто из спящих не заметил ее ухода. – «И виной всему эльфы с их валинорскими сказочками. То, что Илуватар дал им Нуменор и долгие годы жизни, еще ни о чем не говорит – Западные божки не любят, когда их замысел идет вразрез с тем, что думают они, отсюда и гибель острова. А кто, по мнению Верных, лучше всех знает, что Они думают? Эльфы! Отсюда и низкопоклонство перед Валинором, и ненависть к таким, как мы. Гондор и Арнор не причина, а следствие». Дописав начатое, Исиль сложила его вчетверо и убрала в карман к отцовскому письму. На мгновение ей показалось, что там, в кармане, недоступном никому другому, у них на двоих теперь одна душа – отца и дочери. Их мысли, соприкоснувшись краями, точно слились в одну, чтобы потом снова разделиться, а потом встретиться – дважды: там, за Харненом, в далеком Барад-Дуре, и здесь, в Умбарской гавани. Расстеленное одеяло снова было поманило ее обещанием сна – но Исиль не захотелось туда возвращаться. Еще две или три ночи ей предстоит спать, втиснутой между телами, пока в Храме не поставят новую крышу взамен упавшей – а теперь, после полета мыслей, эта теснота была невыносима. Не замеченная никем, Исиль обратилась в летучую мышь и взлетела над обрывом, чтобы через мгновение оказаться у самого края моря. Она летела долго, огибая месяц гавани от края и до края, парила на ветру, изредка взмахивая крыльями. Словно стремилась отбросить тяжесть недавних бед и мрак южной ночи, накрывающий все побережье, как одеялом. Вот уже прошло без малого двадцать лет, как она попала в Умбар и сроднилась с морэдайн, словно и сама родилась среди них, и они сроднились с нею, будто бы ее отцом был не Саурон, а какой-то безвестный купчишка, пропавший без вести за Харненом, но каждый полет над гаванью был для нее, как первый. Внезапно ее глаза различили стоящий на берегу черный силуэт. Незнакомец стоял неподвижно, точно опасаясь сделать лишний шаг, чтобы не потревожить спящие камни под своими ногами. Исиль снизилась, чтобы разглядеть его, и ее маленькое сердечко пропустило удар. Замерло в груди оно и тогда, когда она приземлилась на землю, оборачиваясь человеком позади него. - Неужто сам Хэлкар пришел полюбоваться луной? – Усмехнулась дочь Саурона. – Надеюсь, ты здесь не ради Элберет? Эта стерва хуже пирата: поматросит и бросит. Хэлкар медленно повернулся к ней и рассмеялся. За эти двадцать лет он возмужал и окончательно утратил юношеские черты, на прежде безупречно гладком, эльфоподобном лице красовалась неизменная щетина: вопреки возмущениям своего дяди, что бороды пристало носить только вастакам и слоноводам, Хэлкар наотрез отказывался ее сбривать. Но для Исиль это не имело никакого значения: для нее он оставался близким другом, которого она втайне величала возлюбленным. То же самое, похоже, было на уме у многих девушек гавани, судя по их улыбкам и чрезмерно глубоким вырезам на платье, но дочь Саурона это не волновало, ибо она давно знала: чтобы завладеть мыслями Хэлкара, одних улыбок недостаточно. - Я? – Сказал он. – Всего лишь думал искупаться перед очередным жарким днем. А если Элберет пожелает взглянуть на мое тело, ей не возбраняется. Муженек-то, верно, не навещал ее уже целую Эпоху. Он быстро разделся, оставшись в одной рубахе чуть выше колена, и направился к линии прибоя. У самого захода в воду Хэлкар обернулся и посмотрел на нее. - Быть может, дочь Зигура пожелает составить мне компанию? Мне неловко, что ты сидишь на берегу и умираешь от жары, пока я наслаждаюсь морской прохладой. Исиль ничего не ответила и смущенно потупила взор. Ей уже доводилось купаться в мужской компании при свете дня, облаченной лишь в плотную черную сорочку. Кхамул тогда затеял игру в мяч, и она вся промокла с головы до ног. В тот день ее это не смутило – ей и было тогда всего четырнадцать или пятнадцать лет. Но здесь, в темноте, на диком пляже, закрытом скалами со всех сторон, все было по-другому. Исиль не знала, что именно, кроме темноты, было по-другому, но так ей подсказывали чувства. - Я… даже не знаю. - Почему? В Нуменоре ты обожала купаться. Исиль обхватила плечи руками. - Здесь так темно. А в человеческом обличье я плохо вижу в темноте. - Тогда дай мне руку, и ты не споткнешься о камень. Когда Хэлкар так протягивал ей руку, Исиль не могла ему отказать. Ведь это означало, что она будет чуть ближе к нему, чем дозволялось законами морэдайн. На Кхамула эти правила не распространялись – весь Умбар уже привык, что он таскает ее на руках при каждой встрече. Но Хэлкар был одним из них, к тому же его дядей был староста селения, а значит, на него смотрели пристальнее, чем на остальных: разве что вечные распутства Фаразона вызывали у морэдайн больше пересудов, но и то не всегда. А здесь, на берегу моря, никто ничего не увидит и не скажет. Сняв с себя накидку и оставшись в одном платье для сна, Исиль направилась к берегу. Ее ладонь легла в ладонь Хэлкара так легко, словно сам Мелькор направил ее туда. Интересно, Эллери Ахэ когда-нибудь купались по ночам? Злая жена Манвэ ответила бы, что нет, но Исиль твердо знала, что да. - Холодно. – Поморщилась она, когда первая волна коснулась ее ступней. Хэлкар сжал ее руку. - Это только поначалу. Давай, на счет три… Исиль кивнула. - Раз… два… - Три! Словно по мановению чьей-то руки волны расступились перед нею, хватая за платье, покрывая солеными брызгами лицо и волосы. Ощутив долгожданную прохладу, Исиль легла на спину и раскинулась, подобно морской звезде, совсем как в детстве. И почему эти морэдайн считают, что женщинам не пристало окунаться в море, и им следует пользоваться бассейном? Вряд ли морская вода так уж вредна для здоровья. Знакомые руки подхватили ее и прижали к груди. - Хэлкар! – Возмутилась она. - Что? - Я всего лишь наслаждалась водичкой. Тот, кто десять лет прожил в самой морской державе Арды, не пойдет ко дну при любом удобном случае. - Я тебе верю. - Тогда отпускай меня. Я еще хотела поплавать. Он усмехнулся: - И не подумаю. - Неслыханное бесстыдство! Даже Кхамул себе такого не позволяет! Хэлкар продолжал сверлить ее взглядом, на губах играла улыбка. - Ты знаешь, что ты очень красивая? Исиль мысленно порадовалась, что в темноте не видно ее покрасневших щек. - Прибереги свое красноречие для слоноводов… но спасибо. Даже дочерям Саурона важно знать, что они красивые. - Я бы назвал тебя красивой, даже если бы ты не была его дочерью. Исиль ткнула его кулачком в грудь. - А как же Эмми из «Осьминожки»? Или Ниль из «Погонщиков»? - Они не такие, как ты. У меня с ними нет ничего общего. А с тобой - есть. Исиль улыбнулась. - И что же? - Ты мой друг. Очень близкий и очень надеждый друг. Совсем как Фаразон или Кхамул. Только без усов и вастацкого говора. - А твои родичи утверждают, будто бы дружбы между мужчиной и женщиной не существует... - Когда мы впервые встретились, ты была ребенком. Это не считается. - Ну да. Тогда совсем другое дело. Хэлкар наконец отпустил ее, позволяя снова улечься на воду, чем Исиль незамедлительно и воспользовалась. Сам племянник старосты сделал то же самое. - Как думаешь, он разрешит мне взять с собой не только тебя, но и Фаразона? Он повернул голову к ней, щурясь от соленой воды. - Кто знает. В этом Мордоре свои порядки. - Я двадцать лет ждала, когда он заберет меня отсюда. И не уеду без вас обоих. - Кхамул утверждает иное. Посланники из Мордора могут получить от Зигура четкий приказ со списком тех, кому разрешен въезд. Что ты будешь делать тогда? - Я найду способ. - Исиль посмотрела на него, в глазах читалась горячая мольба. - Если и впрямь будет приказ, ты ведь мне поможешь? Хэлкар улыбнулся - странно, слегка хищно. Белые зубы блеснули в темноте. - Конечно. Я тебе помогу. Исиль нашла в воде его руку и сжала ее. Ей даже не захотелось спрашивать у него, как именно он собирается помогать. Хэлкар на то и Хэлкар, что всегда отыщет способ. - Спасибо. Только ничего не говори Фаразону. Пусть пока думает, что твое кольцо - уже решенное дело. Не хочу, чтобы по Умбару поползли слухи. Мы едем вместе, и точка. - Будет сделано. Хэлкар помог ей встать, и они вместе вышли на берег. Его свободная рука обвила ее плечо. Не ведая, что творит, Исиль обняла его в ответ. Запах теплой кожи и морской соли ударил в нос. Глаза Хэлкара вспыхнули весельем. - Что я вижу: дочери Зигура срочно понадобилось согреться о его покорного слугу! Щеки Исиль густо покраснели, и она поспешно отстранилась. - Не обращай внимания. Это были всего лишь... дружеские объятия. Мы ведь знаем друг друга двадцать лет. Ничего такого. Одним движением руки он снова притянул ее к себе. Соленые губы скользнули по губам. - А это был всего лишь дружеский поцелуй. Для самого лучшего друга... и самой красивой девушки. - Хэлкар! Не смейся надо мной! - А кто сказал, что я смеюсь? Он протянул Исиль ее верхнее платье. - Я понимаю, насколько это все двусмысленно выглядит... но ты же не против побыть здесь еще немного? Она удивленно посмотрела на племянника старосты. - Конечно, нет. Но зачем? Мы и так пробыли здесь слишком долго. - Просто хочу полюбоваться морем бок о бок с другом. Исиль улыбнулась. - Так с другом или с красивой девушкой? Хэлкар присел на большой круглый камень и похлопал по месту рядом с собой. - А разве одно исключает другое? *** - ...Святые Сильмариллы, Исиль! Не разбей чашу! Она все, что у нас осталось. Жрец Мордью, загоревший и исхудавший еще сильнее после землетрясения, бросил на нее суровый взгляд, когда она едва не столкнулась с дверным косяком. - Простите, жрец Мордью. Последние дни были тяжелыми для всех нас. - Не хватало им стать еще тяжелее, если в Храме нельзя будет зажигать огонь и Мелькор отвернется от нас... скажи, ты уже очистила книги Маэглина от пыли?  - Еще вчера. - Жаль, что полок для них у нас нет. Но пусть лучше они будут здесь, чем мокнут под дождем. Она кивнула. - Я видела, как в библиотеке рухнула северная стена. У Илуватара явно зуб на неугодные книги... Жрец Мордью пожал плечами. - Может, и так. Но нам в любом случае стоит поторопиться с вещами. В доме моих родителей починили крышу, и они зовут нас на обед. Исиль проглотила слюну. - Я почти забыла вкус домашней еды и чая, не пахнущего дымом. - Похоже, и расположение амулетов над алтарем ты тоже успела забыть. - Заметил он. - Что это с тобой такое? Она поспешно перевесила их, стараясь не выдавать своего волнения. Поцелуи Хэлкара и их посиделки возле моря никак не желали выходить из головы. На том камне он целовал ее еще много раз, и по обычаям морэдайн ей следовало бы уйти, чтобы не порочить ни себя, ни своего наставника - но она не смогла. И улетела прочь только с наступлением рассвета. - Мне не спалось ночью, и я... отвечала на письмо отца из Мордора. Жрец Мордью приподнял бровь. - У Владыки Саурона хватает времени так часто тебе писать? - Как видите, хватает. - И что же он писал тебе на этот раз? Исиль пожала плечами. Жрецу Мордью были хорошо известны рассуждения ее отца о сущности свободы и об устройстве Средиземья в целом. Но одно неосторожно сказанное слово или улыбка теперь могли погубить ее, так что она загадочно промолчала. Наставник ободряюще коснулся ее плеча. - Если не можешь о чем-то рассказать, опасаясь выдать его планы или местоположение неких войск... Исиль замотала головой. - Нет, конечно нет... он бы никогда не стал бы писать об этом. Письма ведь могут перехватить по дороге. На самом деле... он писал очень странные вещи. И задавал очень странные вопросы. - К примеру? Она потупилась. Перед глазами снова встали серые глаза Хэлкара и ночное море. - Он спрашивал, способны ли морэдайн обманывать ради собственной выгоды. Жрец Мордью улыбнулся. - Ну, для тебя наверняка не новость, что все в Умбаре обманывают друг друга. Харадцы, пираты, вастаки... О пришлых Верных и говорить нечего - посидев на галерах пару лет, научишься еще и не такому. И мы тоже порой поступаем так, чтобы защитить себя. Задумчиво помешав масло в чаще, он добавил: - Полагаю, Владыке Мордора это отлично известно. Быть может, он имел в виду какую-то определенную сферу жизни? Исиль отвернулась, чтобы он не видел краски на ее щеках. - Наверное, он хотел знать, насколько вы обычно искренни в своих чувствах... или в вере. - Морэдайн незачем лгать о своих религиозных предпочтения или о чувствах. Мы выше этого. - А бывает ли здесь такое, чтобы долгая дружба становилась... чем-то большим? Он кивнул. - Бывает сплошь и рядом. Не только среди нас. Другое дело, разрешает ли положение продолжить подобные отношения. - А если, скажем... невеста гораздо выше по положению своего жениха? - Насколько выше? - Если ее отец, скажем... очень уважаемый человек во всем Средиземье. А его родичи уважаемы только в пределах своего города. Жрец Мордью задумался. - Зависит от города. И от заслуг семьи перед отцом невесты... а почему ты спрашиваешь? Твой отец намерен выдать тебя замуж в Мордоре? - Нет, ни о чем таком он пока не говорил. Может быть, когда-то в будущем... Ее наставник нахмурился. - Ты уверена? - Как я могу быть не уверена? Отец же всегда пишет мне, а не кому-то другому. Его рука тяжело легла на ее плечо. - В таком случае я вынужден тебя спросить... кто он? Исиль вздрогнула. - Он? Я не понимаю вас, жрец Мордью. - Боюсь, что понимаешь. Это Фаразон? Мальчишка успел уже заразить тебя своим распутством? - Нет, конечно нет! Он всего лишь мой друг, и я бы никогда.... - Значит, Кхамул? Эти вастаки вечно добиваются чужой благосклонности через подарки. Но тебе стоит знать, что на родине у него три жены! Исиль помотала головой. - Я безмерно уважаю господина Кхамула и благодарна ему за все. Но я никогда не смотрела на него таким образом... клянусь короной Мелькора! Лицо жреца потемнело еще сильнее. - Выходит, я был прав. Всему виной Эльдарион. Исиль отвернулась от него, пытаясь скрыть охвативший ее ужас. Он все узнал. Кто-то рассказал ему о том, чем они занимались этой ночью. - Мне кажется, каждая девушка в гавани считает Хэлкара кем-то особенным. - Проговорила она. - Но это совсем не означает, что.... - Исиль, не держи меня за глупца. Я видел, как племянник Нилузира на тебя смотрит. И как ты смотришь на него, думая, что никто не видит. Жрец Мордью понизил голос. - Скажи мне, ты же не позволила себе ничего, что могло бы опорочить твое имя? - Мы всего лишь ходили купаться ночью. А потом я... превратилась в летучую мышь и улетела. В его глазах вспыхнул страх. - Святые Сильмариллы! Вы же только купались, так ведь? Он же не принуждал тебя, ну... славить Мелькора? - Славить Мелькора? - Удивилась Исиль. - А шутки про Манвэ и его жену считаются? - Нет, едва ли. - На лице жреца Мордью промелькнуло заметное облегчение. - Хвала Ангбанду. Значит, непоправимого еще не случилось. - Никто не знал, что мы были там. Честное слово. - Тем лучше для вас обоих. И мой тебе совет, Исиль: держись подальше от этого человека. Мы когда-то учились вместе, и мне отлично известно, на что он способен. Исиль с вызовом посмотрела на него. - Ваша мать говорила мне то же самое, когда я только прибыла в Умбар, но я так и не смогла понять, в чем его обвиняют. Но за все годы нашей дружбы он никогда... - Тогда ты была ребенком. - Перебил ее наставник. - Сейчас дело обстоит иначе. И, если я не ошибаюсь, ваши взаимоотношения теперь приняли совсем другой оборот. Это меня и пугает. - Пугает? - Спросила она. - Почему? - Потому что подобные истории всегда очень скверно кончаются. И то, в чем его обвиняют, может вскоре коснуться и тебя. Ты даже не представляешь, как сильно я этого не хочу. Глаза Исиль вспыхнули гневом. - Вы и в самом деле думаете, что он способен убить меня, как какого-то слоновода из-за Харнена?! Жрец Мордью недоуменно на нее посмотрел. - Об убийстве речи не идет. Здесь нечто более... деликатное. Я понимаю, почему моя мать не сказала тебе - у нас не принято, чтобы незамужние мораданет знали больше, чем полагается. - Тогда скажите мне, в чем дело, и я сама решу, насколько Хэлкар виновен! По вашим меркам я уже два года, как совершеннолетняя. Мрачная решимость пронзила лицо жреца Мордью. - Это будет трудный разговор. Но для твоего же блага тебе стоит знать. Ступай в кухню, скажи, пусть заварят чай... ничего страшного, если мы слегка опоздаем.