Bilberry

Логическое продолжение предыдущего драббла. Он пробовал говорить об этом с Музой. Пробовал говорить так, будто она действительно - тот самый человек, с которым можно обсудить все.  Что, как и сказал Набу, Ривену бесконечно повезло, потому что он уже встретил этого человека. Который тебя понимает.  Но иногда страшные события не закаляют нас, а наоборот, что-то надламывают внутри.  Вот и сейчас вроде бы: все было хорошо. Они с Музой помирились и снова вместе, никакого Джейсона Куина не маячит на горизонте, он добился, чего хотел. А этого?  Ведь все вроде бы шло хорошо, так почему же его не покидало чувство, что в нем после этой долгой выматывающей сердечной гонки что-то умерло? Ведь Муза, Набу и остальные убеждали, что все в порядке.  Он пробовал прислушаться, забить и действительно поверить их словам. Но почему-то не получалось.  Потому что в те редкие минуты, когда он оставался один (по-настоящему), когда между ним и его мыслями не стояло ни-че-го, он ловил себя на понимании, что скучал.  По этому мимолетному, призрачному, но такому приятному и правильному чувству, что его понимают. Кто и что - он этого не знал до сих пор, но сердце почему-то воображало человека… Неважно, просто любого, который гипотетически (на самом деле) существует. И которому можно довериться. Все. Во всем.  С которым не будет кучи «а» и «но», условностей, недовольных взглядов и его попыток оправдаться за то или иное высказывание. Мучительных, бесправных попыток добиться того, что, по идее, должно как-то получаться само.  Над отношениями надо ра-бо-тать, но почему в нем так засело чувство неправильности? Ведь он же сделал все, как надо, так почему же он не счастлив, как должен был бы быть? Как говорит Набу? Как утверждает Муза? Как наперебой и каждый на свой лад обещают они все?  Он делает попытки поверить их обещаниям. Бесплодные. Наверное, потому в нем в конечном итоге что-то все-таки и сломалось, когда он умер. Когда Набу умер.  Тогда он словно с цепи сорвался, все, что сдерживалось, полилось наружу. И тогда все они ошалели от его выходок, потому что напрочь отвыкли, но в этот раз вроде бы даже не винили - прямо и очевидно, потому что списывали это на то, что им двигало очевидное горе.  Он ни на что это не списывал, а еще бился в бессильной злобе, потому что чувство, спасавшее его тогда, больше не появлялось. Он пробовал дергать, рвать за связь - так он себе это представлял - но она больше не визуализировалась. Он остался один и в этом почувствовал самое большое предательство, случавшееся в его жизни.  Даже не смерть Набу, расходы-схождения с Музой, претензии от Ская и остальных товарищей по команде. Не это.  А то, во что он так легко поверил. Даже это оставило его. Теперь он по-настоящему остался один.  Набу, конечно, потом возродили, он вроде бы как теперь должен был быть в порядке, но сорвавшаяся цепь никуда не делась. Он словно бы почувствовал вседозволенность и забрал то, что не мог излагать все эти годы подряд. Они вздрогнули и привыкли.  А потом он наконец-то встретился с ней, вот только внутри он в конец в этом разочаровался. И ему уже не нужна была ничья даже самая замечательная подачка.