Bilberry

Тогда, когда временами казалось, что все совсем плохо, он спасался этим - ощущением, возникающим в груди, образующимся в солнечном сплетении. Едва поблескивающей серебристой цепью, мерещащейся ему в темноте.  С этой цепью в него будто вливались силы и казалось, что все не так уж и плохо. Будто у него снова будут силы улыбнуться и исчезнет желание ударить костяшками от безысходности в столб этого несчастного бара.  Иногда, когда ему казалось, что дни уж совсем беспросветны, он будто взывал к этой связи, потому что ему казалось, что он незримо связан с человеком, который его еще… Не знает. Но обязательно бы поддержал, расскажи он ему все.  Странное чувство, но осознание, что тебя понимают, даже если вы еще не встретились, странным образом успокаивало. И намного лучше, чем мнимые разговоры о свете и любые попытки вернуть Музу, хотя где-то на этом месте он уже сдался окончательно.  Когда ему уже казалось, что выхода совсем нет, свет все-таки забрезжил и все относительно (?) наладилось. Они помирились, он обуздал то, что они просили, но что-то умерло в нем тогда - и продолжало умирать.  И он совсем бы двинулся к краю пропасти, если бы не это чувство. Будто что-то крепко удерживает тебя.  Он не стеснялся обращаться к этому, когда ему было плохо, ведь что плохого в спасении, если ты его получаешь? Иногда ему казалось, что что-то будто бы откликалось, тогда серебристая цепь будто становилась обозримее.  Тогда он рискнул заговорить об этом с Набу, спросить, правда ли, хорошо, когда есть человек, который тебя понимает. Даже если ты его еще не нашел. Если прямо сейчас он тебе не встретился, но где-то в будущем уже ждет.  Набу тогда не совсем его понял, предположив, что речь идет о Музе и Ривен ее уже встретил, а речь вел просто о долгом пути. Тогда он про себя решил: а почему бы и да, а может, о Музе речь, ведь вот же она, здесь, рядом, живи и радуйся. Все в порядке, он добился, чего хотел. Но откуда тогда это чувство давящей пустоты?  Он рискнул заговорить с ней об этом, поднять одну острую, важную тему, которую они решительно не понимали. И в процессе спросил ее об обратном: а ты поддержишь меня, даже несмотря ни на что? Она попробовала увернуться: это другое, но он остался непреклонен. И из нее вылезло - он дожал, - что, конечно, я поддержу Ривен, но без прочих «но», «но» и «но». У всего есть границы и рамки дозволенного. И он, конечно, это понимал, но здесь, ему показалось, речь шла не о том, что он переступил дозволенную черту. А о том, как, где ей показалось бы, что он может быть не прав. И это - существенно две разные черты.  А вот тот человек пошел бы за ним до конца. К тому времени обостренное чувство поддержки откуда-то изнутри пропало, и порой он очень сильно злился, когда оно не возникало больше. Особенно в моменты, когда он правда так нуждался, тогда он даже пробовал вытянуть - и будто бы получалось, но в то же время не совсем то.  К тому времени, заняв более-менее шаткую позицию, он снова начал высказываться - и эти высказывания им не понравились. Это - он понял - проходило за гранью, где Муза бы его не поддержала.  И все же он не считал себя неправым: в отличие от остальных, он хотя бы не лицемерил, говоря, что они и люди Земли - похожи. Да ни хрена.  Это Винкс почему-то вбили себе в голову, будто относятся к ним как к равным, но на самом деле нет. Он же видел, как они покровительственно, будто бы свысока, одаривали их, демонстрируя чудесные силы Беливикса. Они уже изначально относились к ним так, словно их нужно одаривать, они ниже. Их нужно взять за руку и указать правильный путь. И тогда, может быть, они дотянутся.  Но Винкс почему-то возмутились, когда он справедливо им на это указал.  Забавно, что чуть позже, когда у него состоялся разговор об этом уже с ней, она-то как раз поняла, та самая землянка, которая зверем смотрела на все магическое и на этих сраных магиксян. Это она видела в них врагов, и это была самая честная позиция, согласовавшаяся с его собственной.  Удивительно, что она поняла, а они нет, но с другой стороны, в этом же ничего удивительного и не крылось.  Она часто понимала тогда, когда они лишь возмущенно поджимали губы и хмурились.