Рука в руке

Работали в этот раз на квартире Литвиновой. Земфира уже топталась у подъезда, когда новая сотрудница-соратница объявилась. Только не в живую, а буквами на дисплее. Дико извинялась за то, что опаздывает (ведь, выходит, почти на два часа) и, спотыкаясь о каждое слово, просила встретить дочку со школы. Тараторила про внешность девочки, про новую школу после переезда и про адрес. И по второму кругу извинялась. — Остановись, Литвинова, — на лице сверкнула неосознанно счастливая улыбка. — С радостью познакомлюсь с Улей. Получив букет благодарностей, Рамазанова коротко вставила пожелание удачи и отключилась. Улыбнулась. Она нисколько не жалела о том, что ближайшие два часа скоротает в обществе наверняка прелестной девочки. Когда со школьных дверей повалила толпа ребятишек разного возраста, Земфира даже сперва растерялась. Но девочка одиннадцати лет, пробившись сквозь живую стену, нетерпеливо помахала в сторону певицы. Тоже, судя по всему, после звонка матери. Земфру ведь среди прочих очень просто отыскать глазами. «Интересно, как она меня описала, — задумалась Рамазанова. — Вся в черном, лохматая?» — Привет. Меня Земфирой зовут, — представилась она. — Я в курсе, — важно заявила девчонка, состроив тонкие бровки прямо как мать. И протянула ладонь. — Ульяна. — Я в курсе, — певица с размаху пожала небольшую ладошку. Они пошли. Ульяна не сомневалась в маршруте, и Земфира даже почувствовала себя немного не нужной. — Мама очень много говорит о тебе, — сказала девочка, прежде чем Рамазанова успела что-то сообразить. — Когда люди так делают, да ещё и смотрят при этом по-особенному, они друг друга любят. Но она говорит, что вы слишком близкие друзья. А ты что думаешь? — она пристально всмотрелась в профиль остолбеневшей женщины. — А откуда ты знаешь, как там люди смотрят, когда влюблены? — Иногда я читаю книжки, иногда смотрю фильмы, часто бываю на маминых постановках, а ещё смотрю по сторонам, — выпалила она и добавила чуть тише: — Ладно, книжки я читаю супер редко. — Пиздец, — выдохнула Земфира и тут же хлопнула по губам. — Извини! Обрадованная тем, что её признание о неначитанности было не услышано, девочка просто улыбчиво кивнула. — Так что? — Мы... Друзья, соратники, приятельницы... — Понятно, — тотчас кивнула Уля. Земфира тяжело вздохнула. Кажется, одиннадцатидетняя дочка Ренаты оказалась не промах. Далеко не промах. Рамазанову осенило. Может, и Литвинова думает о ней больше, чем о соратнике? — Как новая школа? Далее они говорили на более приземленные темы, и Земфира мысленно выдохнула. Ульяна стала больше похожа на пятиклассницу. Внезапно девочка остановилась. Рамазанова обернулась. Девчонка влюблёнными глазами взирала на ларёк с мороженым. — У тебя такие глаза... Ты что, влюблена в мороженое? — усмехнулась женщина. — Засчитано, — хохотнула Уля. — Можно? — Давай так, — певица прищурилась и закусила губу, — я тебе любое мороженое, а ты мне — что-то, что о Ренате знаешь только ты. — Хорошо. Как только девчонка лизнула первый из двух шариков клубничного, Земфира вопросительно изогнула брови. — Ладно. Только ни о мороженом, ни о секрете ей — ни слова. Рамазанова показательно провела двумя пальцами по губам, показывая замок. — В детстве, ну, в молодости, — бормотала Ульяна, почесывая затылок, — мама говорила, она стеснялась своего высокого роста. Она была почти самой высокой в классе. Рамазанова, жмурясь от вечернего солнца, тоже глубокомысненно взлохматила волосы там же, где и девочка. Такой массаж чудесным образом помогал вытряхивать из головы нужные для песни слова. Может, и сейчас подействует. — Мы квиты. На уютной кухне Земфира прошлась по интересам Ули.  Интрига-то сохранялась о методах воспитания Ренаты. Дверной замок щёлкнул. Из кухни сразу было видно пришедшуюю. — Мама! — воскликнула дочка. — Рената Муратовна, — ямочки на щеках. Казалось, режиссёр пробежала марафон: так тяжело дышала, что аж о стену оперлась. — Привет, Уленька... — Мама! Не называй меня так! — уже с укором крикнула девочка, надув губки, но сжала маму в объятиях. — Извини-извини. Зе... мфира, и тебе извини за этот, как его, конфуз. Я очень торопилась. Даже бежала! Сто лет не бегала... — болтала блондинка, скидывая с ног туфли. — Я вижу, — хмыкнула Рамазанова. — Так запыхалась, будто с другого конца света прибежала. — Говорю же, сто лет... — Да-да, — замахала головой певица и зашагала обратно в кухню, волоча за собой Литвинову. — После занятий спортом положен ужин. — Ты готовила?.. — ошеломленно ахнула Рената. — Ну, не то чтобы... Тост с яичницей и салат (у тебя, оказывается, целый лес травы в холодильнике!) Еле-еле огурцы с помидорами нашла, — откровенно поведала темноволосая. — Не тянет на кулинарный шедевр, но Ульку надо было покормить. — Спа-... — Мам, я гулять! — обе обернулись на звонкий голос из прихожей. — Уроки сделала? — с подозрением нахмурилась Рената. — Да. На Земфиру уставилось сразу две пары глаз: в одной мольба, во второй — недоверчивый вопрос. — Сделала она всё, — Рамазанова незаметно подмигнула новой подруге. Та шире улыбнулась. — Не до поздна! — ляпнула дверь. — Никогда не научиться тихо закрывать... — Быстро же она здесь компанию нашла. — Это ж Уля, — со снисходительной гордостью ответила Рената. Пока Земфира с ловкостью фокусника выуживала из сковородки тосты на свет белый, Рената не знала, куда себя деть на собственной кухне. — До сих пор маешься из-за роста? — невзначай спросила певица, как будто случайно мазнув взглядом по хрупкой женской фигурке, заламывающей длинные руки. Словно хотела казаться ниже. Оттого и вездесущая сутулость. Литвинова, чуть дернувшись, мгновенно подобралась и выпрямилась. Лишь сутулость не скрыть. — Я пытаюсь превратить это в красоту, — коротко пояснила режиссёр. Тарелки приветственно стукнули о стол. Уселись и взялись пилить друг друга взглядами. Земфира моргнула. — Не играй в гляделки, Литвинова. Пробуй. Шеф-повар всегда второй. Рената с аппетитом набросилась на еду. У неё получалось поглощать яство с изящной неаккуростностью. — Это божественно, Зе... — ещё жуя выговорила она и взмахнула рукой, едва не выронив вилку. — Это самое, гастрономический оргазм! Рамазанова так изумилась, что глаза полезли на лоб, а кусочек поджаренного хлеба провалился не в то горло. Темноволосая захлебнулась хохотом и кашлем. Блондинка молниеносно оказалась за спиной, легонько похлопывая по спине и отчаянно прося прекратить смеяться. А потом так треснула, что и то, и другое прекратилось. — Ты жива? — Более менее. Пиздец какая у тебя рука лёгкая, — с хрипотцой призналась Земфира, но улыбки с лица не сняла. — Запишу себе в новые фразы этот твой гастромони... — Гастрономический, — тотчас поправила блондинка. — И не пугай так, — молила режиссёр, — пожалуйста. Рамазанова, не сдержавшись, пырснула в кулак. За вечер работы Земфира ни разу не видела скованности Ренаты. Создалось даже ложное ощущение, что эта женщина постоянно такая... Такая безупречная. Под конец, когда вернулась Уля (сразу в комнату, чтобы всё же сделать домашку) и сгустились сумерки, Рената извинилась (кажется, за сегодня уже в тысячный раз) и вышла на балкон. Оттуда просматривались напряжённые плечи и витиеватый дым сигареты. Земфира, чуть погодя, тоже вышла. В кармане нащупалась полупустая пачка и зажигалка. Щелчок — взвился дымок. — Ре, ты слишком прекрасна, чтобы убиваться из-за каких-то там воспоминаний по поводу роста. Это же... Просто, блять, рост! — Разве я убиваюсь? — Да нет, по виду и не скажешь, — Земфира для верности всмотрелась в точеные черты лица. — Но что-то такое в тебе есть. С налетом мазохизма. Рената искренне засмеялась, а за ней и Рамазанова. — Ты, кстати, откуда узнала-то? Земфира робко откашлялась. — Моя природная наблюдательность. — Что-то она поздно реагирует, — ненадолго замолчала, а потом обернулась с лукавым прищуром. — Уля? Догорающий окурок выпал из рук певицы, отправляясь в прощальный полёт. — Вообще-то мы подружились. — Вот негодница, — по-доброму шикнула Литвинова. — Разве плохо, что она доверяет мне? — Ну не с первого же взгляда! — возмутилась режиссёр. — Так это ж ещё круче! Первый взгляд — и уже такое доверие! Ямочки на щеках. — Всё.