Bring This Boy Back to the Garden

И­юнь 1913 В вос­кре­сенье в ча­сов­не слу­жат мес­су. «Это ред­кое со­бытие, - го­ворит Мак­Брайд, - те­перь, ког­да мать в отъ­ез­де. Так что нас­лаждай­тесь мо­мен­том». Он вы­кури­ва­ет си­гаре­ту, си­дя на мра­мор­ном краю фон­та­на. Маль­чи­ки-ал­тарни­ки при­ез­жа­ют на ве­лоси­педах и бро­са­ют их пря­мо у вхо­да. Все в ак­ку­рат­ных бе­лых ру­баш­ках, и их за­горе­лые ли­ца на­поми­на­ют мне о мо­ем собс­твен­ном детс­тве. Маль­чиш­ки не силь­но-то оза­боче­ны сво­им от­ветс­твен­ным ста­тусом: они шу­мят и поч­ти за­тева­ют дра­ку. Эко­ном­ка ос­та­нав­ли­ва­ет их в пос­леднюю ми­нуту.  - Не­уже­ли служ­бы про­водят­ся толь­ко для оби­тате­лей до­ма? - Не толь­ко. Сю­да час­то при­ходят лю­ди из ок­рес­тнос­тей. И, кро­ме то­го, вмес­те со слу­гами оби­тате­лей до­ма не так уж и ма­ло. Я по­торап­ли­ваю Мак­Брай­да: кро­ме нас, все уже дав­но в ча­сов­не. Он, пог­ру­жен­ный в свои мыс­ли, ки­ва­ет и ту­шит си­гаре­ту о по­дош­ву туф­ли. - Хо­тите за­курить? - Бла­года­рю, не на­до. Со шля­пами в ру­ках мы под­ни­ма­ем­ся по сту­пеням – Мак­Брайд при­дер­жи­ва­ет мне дверь. Ша­ги гул­ко от­да­ют­ся в по­лупус­том по­меще­нии. Ед­ва мы уса­жива­ем­ся в зад­них ря­дах, как ор­га­нист на­чина­ет Introitus.  - Боль­ше все­го в служ­бах я люб­лю зву­чание ор­га­на, - жар­ко шеп­чет Мак­Брайд в мое ухо. – Ко­неч­но, по­мимо свя­щен­нослу­жите­лей в пол­ном об­ла­чении. Он слу­чай­но – или нет? – ка­са­ет­ся ме­ня влаж­ным ртом. Я вздра­гиваю от чуж­до­го, не­умес­тно­го ощу­щения: пусть он сде­ла­ет так еще. Тщет­но пы­та­юсь сос­ре­дото­чить­ся на сло­вах свя­того от­ца. Мес­то, где мы си­дим, да­ет воз­можность Джей­мсу без умол­ку под­драз­ни­вать ме­ня. Но вне­зап­но он за­тиха­ет. Он смот­рит на ме­ня, не от­ры­ва­ясь, и у ме­ня со­вер­шенно нет же­лания вы­яс­нять, по­чему. Я вни­маю чте­нию Вет­хо­го За­вета, нас­лажда­юсь пе­ни­ем на хо­рах и тор­жес­твен­ным зву­чани­ем ор­га­на. Пос­ле кто-то из при­хожан от­вле­ка­ет Джей­мса, и я вы­хожу на­ружу один. Я жду его у фон­та­на, мо­мен­таль­но вспо­тев нас­квозь пос­ле прох­ла­ды ча­сов­ни. В ожи­дании я рас­смат­ри­ваю фон­тан: боль­шой мра­мор­ный крест, ру­чей­ки во­ды пле­щут из го­ризон­таль­ной пе­рек­ла­дины. Над­пись у ос­но­вания: “Henri François de Fleury 1887”. За­думав­шись, я за­бываю спро­сить у Мак­Брай­да, что же вне­зап­но из­ме­нило его по­веде­ние в цер­кви.  Ве­чером, вы­мыв­шись и уку­тав­шись в ха­лат, я вос­кре­шаю в го­лове про­шед­ший день. Ус­тра­ива­юсь в крес­ле с кни­гой, но не ви­жу строк: мыс­ли упор­но воз­вра­ща­ют­ся к Джей­мсу. К мо­мен­ту, ко­торый зас­та­вил ме­ня вспом­нить то, что я ни­ког­да не хо­тел вспо­минать. ***  Тре­бен – кро­хот­ная де­ревуш­ка, но ее на­селя­ют ис­клю­читель­но бла­гочес­ти­вые лю­ди. Они жи­вут тра­дици­ями, ко­торые тут не­укос­ни­тель­но соб­лю­да­ют­ся вот уже мно­го лет – по­рой нам­но­го тща­тель­нее, чем в круп­ных го­родах.  Кон­фирма­ция здесь то­же про­ходит по всем пра­вилам. Пос­ле праз­днич­ной мес­сы и поз­драв­ле­ний родс­твен­ни­ков мы вы­сыпа­ем на ули­цу – куч­ка юных, бур­ля­щих жизнью су­ществ – уже не де­тей, еще не взрос­лых. Я счас­тлив и горд, я поч­ти пла­чу от вол­не­ния и ра­дос­ти. «Как я гор­жусь то­бой, сы­нок», - отец при­жима­ет мою го­лову к се­бе и треп­лет по во­лосам. Пре­ис­полнен­ный чувств, я не мо­гу сто­ять спо­кой­но, по­ка де­ла­ют фо­тог­ра­фию. Но уже спус­тя пол­ча­са – по­ка взрос­лые об­ме­нива­ют­ся пос­ледни­ми но­вос­тя­ми и нак­ры­ва­ют на стол – мы во­зим­ся у ре­ки на зем­ле, из­да­ем бо­евые кли­чи и сме­ло пач­ка­ем сши­тые на за­каз кос­тю­мы для кон­фирма­ции. Рвут­ся нак­рахма­лен­ные бан­ты, пу­гови­цы ед­ва дер­жатся на пос­ледней нит­ке. Крис­ти­ан – ему две­над­цать – при­жав ме­ня к зем­ле, слу­чай­но по­пада­ет ру­кой в шта­нину мо­их шорт. Ми­молет­ное ка­сание ла­дони – и я вспы­хиваю до кор­ней во­лос. Мне хо­рошо из­вес­тно, что толь­ко с дрян­ны­ми маль­чиш­ка­ми, ни­ког­да не по­пада­ющи­ми в Царс­тво Бо­жие, слу­ча­ют­ся та­кие ве­щи. Я стря­хиваю Крис­ти­ана и убе­гаю в цер­ковный фли­гель. Я знаю там каж­дую тре­щину в сте­не – в ук­ромном угол­ке за книж­ной пол­кой я це­лую Рас­пя­тие и умо­ляю Бо­га, что­бы он не сде­лал ме­ня дрян­ным маль­чиш­кой. - Я ведь люб­лю Те­бя, - про­шу я его, при­жав­шись го­ловой к хо­лод­ной сте­не. – Не­уже­ли Ты сде­ла­ешь это со мной? Поз­воль мне быть Тво­им аг­нцем.  Но в пос­ле­ду­ющие ме­сяцы мне при­ходит­ся нес­ладко. Я раз­ви­ва­юсь, и с каж­дой не­делей мое те­ло ста­новит­ся мне все бо­лее чу­жим; мои мыс­ли, страш­нее все­го, то­же. Я дер­жусь до пос­ледне­го, но дь­явол иг­ра­ет со мной в свои иг­ры. Он де­ла­ет так, что­бы шор­ты Крис­ти­ана вре­зались ему меж­ду яго­диц. Он зас­тавля­ет Фи­лип­па прыг­нуть в ре­ку, про­мок­нуть до нит­ки и сто­ять со­вер­шенно об­на­жен­ным, по­ка учи­тель ла­тыни Герр Каль­кбрен­нер зло об­ти­ра­ет его по­лотен­цем. Он да­же под­ки­дыва­ет Хай­нцу идею хо­дить по гим­насти­чес­кой раз­де­вал­ке в од­них тру­сах.  Мое сла­бое ду­хом те­ло тер­пит по­раже­ние: под­пе­рев дверь ком­на­ты ко­модом, я раз­де­ва­юсь до ниж­ней май­ки и дер­гаю се­бя за член, пы­та­ясь най­ти нуж­ный угол и си­лу на­жатия. Пер­вый раз я кон­чаю всу­хую: с дрожью в ко­ленях си­жу на по­лу и оп­ла­киваю уте­рян­ную лю­бовь Бо­га.  Я, од­на­ко, ни­ког­да не про­яв­ляю пря­мых по­пол­зно­вений: ког­да мне вы­пада­ет шанс вку­сить зап­ретной люб­ви, я гнев­но за­щищаю свою честь и убе­гаю до­мой. В гре­хов­ном уг­лу у ко­мода ме­ня тер­за­ют яр­кие фан­та­зии, и на про­тяже­нии нес­коль­ких са­мых тя­желых лет я про­вожу там боль­шую часть мо­его вре­мени.  С окон­ча­ни­ем шко­лы я об­легчен­но вы­дыхаю: я учусь сми­рять се­бя и сно­ва вы­мали­ваю у Бо­га мес­то в раю.  Все уси­лия ока­зались нап­расны. Ве­чер­ний воз­дух прох­ла­ден, дом тих, пов­сю­ду – уми­рот­во­рение. Но ме­ня сно­ва прес­ле­ду­ет по­рок: обер­нувшись си­нег­ла­зым Джей­мсом Мак­Брай­дом, он оча­рова­тель­но улы­ба­ет­ся мне за обе­дом, ка­са­ет­ся ме­ня во вре­мя каж­дой про­гул­ки и но­сит вы­зыва­юще тес­ные брю­ки. Мозг под­ки­дыва­ет мне кар­тинки, о ко­торых, я ду­мал, я да­же не имею по­нятия.  Я ре­шил не при­касать­ся к се­бе – ре­шение бо­лез­ненно. Я пред­став­ляю, что мо­жет де­лать Мак­Брайд в сво­ей ком­на­те в этот поз­дний час. Спит, раз­ме­тав­шись по кро­вати, или чи­та­ет. А мо­жет, си­дит в ван­не и ле­ниво лас­ка­ет се­бя под во­дой. Ку­рит в от­кры­тое ок­но, по­ка грам­мо­фон кру­тит плас­тинку с «Vieni, vieni o mio diletto».  «Это толь­ко один раз, - ду­маю я, рас­сте­гивая ха­лат. – От од­но­го ра­за еще ник­то не ста­новил­ся дрян­ным маль­чиш­кой». И мне хо­рошо, да­же луч­ше, чем в юные го­ды за ко­модом. Мас­сажное мас­ло – прек­расный луб­ри­кант. Я мед­ленно дви­гаю ру­кой, раз­ма­зываю смаз­ку по го­лов­ке и гла­жу ее кру­говы­ми дви­жени­ями. Оди­ночес­тво на­учи­ло ме­ня про­фес­си­она­лиз­му; оно же по­каза­ло мне, что ис­ку­пить лю­бой грех лег­ко мож­но с по­мощью ис­по­веди. _______________________________________________________________ Две­ри на тер­ра­су от­кры­ты. Джей­мс – в бе­лой ль­ня­ной ру­баш­ке и ста­ромод­ных клет­ча­тых брю­ках – под­ни­ма­ет­ся мне навс­тре­чу.  - Мак­Брайд. Доб­рое ут­ро. - Доб­рое. Как вам это? – в его ру­ках – тон­кая бро­шюра. - Что имен­но?  - «Кто же в здра­вом уме на­зовет акт со­ития ду­хов­ным, пусть да­же он про­дик­то­ван так на­зыва­емым чувс­твом люб­ви, а на са­мом де­ле - гре­хов­ной по­хотью?» - ци­тиру­ет Джей­мс по па­мяти. – Я на­зову. Ка­кая на­пыщен­ная глу­пость. - Кто ав­тор?  - Ма­ну­эль Бе­нар, свя­щен­ник из Бар-ле-Дюк. Мес­тная зна­мени­тость – сде­лал се­бе имя на та­кой ли­тера­туре. Не­из­ле­чимая бо­лезнь? По­читай­те Бе­нара – он рас­ска­жет вам, что взять с со­бой на тот свет. Ре­бенок ро­дил­ся мер­твым? Вот не­зада­ча. Не за­будь­те – сна­чала мо­лит­ва, а по­том уже за­чатие. Ко­рова не мо­жет раз­ро­дить­ся? Ну, на­вер­ное, бро­шюру к вы­мени не при­ложи­ли.  Я лис­таю тон­кую кни­жицу. Мне не­из­вестен месье Бе­нар, но из­вес­тны сот­ни дру­гих. Герр Док­тор Хай­ке по­рица­ет страсть не толь­ко в люб­ви, но и в жиз­ни, Ан­тон Шток пи­шет трак­та­ты о поль­зе ос­копле­ния, свя­той отец Мо­риц Кох из Дрез­де­на при­жег сво­им не­пос­лушным сы­новь­ям я­ич­ки.  - Са­дитесь, вам то­же хва­тит ко­фе. Не блед­ней­те так, Ми­ха­эль – вам это не идет.  Я рас­ска­зываю ему об ог­ненном – в бук­валь­ном смыс­ле – кре­щении. Джей­мс вос­кли­ца­ет и мор­щится, кла­дет ла­донь на свой пах и сжи­ма­ет член че­рез ткань. Кровь при­лива­ет к мо­им ще­кам. - Сла­ва Бо­гу, все на мес­те. Ужас­ная ис­то­рия. И тут я по­да­юсь навс­тре­чу и це­лую его в гу­бы. Мо­мент за­мира­ет – мы за­дер­жи­ва­ем ды­хание и не ше­велим­ся. - Еще, - про­сит Джей­мс. И я ку­саю его за ниж­нюю гу­бу, схо­дя с ума, стре­митель­но па­дая в ад, в ко­тором точ­но ока­жусь пос­ле смер­ти. Мне уже ка­жет­ся, что его пла­мя ли­жет мое греш­ное те­ло. - Ка­жет­ся, я раз­бу­дил в вас са­тану. От­вле­ка­ясь от ад­ско­го пек­ла у ме­ня в го­лове, я ви­жу на гу­бах Джей­мса кровь. Я сли­зываю ее, при­жав его за шею к из­го­ловью крес­ла. В ушах сту­чит от воз­бужде­ния. - Ти­ше, Ми­ха­эль, ти­ше, - Джей­мс отс­тра­ня­ет ме­ня и це­лу­ет в лоб. – При­дите в се­бя.  Же­лание смы­ва­ет вол­ной не­из­бежно­го сты­да. Та­кой грех не ис­ку­пишь ис­по­ведью. - Вам сто­ит от­пустить се­бя, Лан­ге. Сде­лать вы­бор. Да­же са­мая силь­ная ве­ра ни­чего не сто­ит, ес­ли вы не приш­ли к ней че­рез ис­ку­шение. - А вы, ста­ло быть, ре­шили сыг­рать роль ис­ку­шения? - У ме­ня по­ка хо­рошо по­луча­ет­ся, - Джей­мс с ус­мешкой тро­га­ет язы­ком ран­ку на гу­бе. - Не на­ходи­те? - Не на­хожу. - Не бур­чи­те. У вас та­лант к по­целу­ям. Единс­твен­ный грех, ко­торый я тут ви­жу – не це­ловать­ся, имея та­кой рот.  Ос­та­ток дня мы про­водим в са­ду. Мы хо­тим ус­тро­ить пик­ник и идем, навь­ючен­ные про­визи­ей, как му­лы. Ме­ня му­ча­ют тя­желые ду­мы, и я ни­как не мо­гу ре­шить­ся, вспо­миная стро­гие ли­ки скуль­птур в от­цов­ской цер­кви. Хо­роший же из ме­ня вы­шел убеж­денный ка­толик, раз за не­делю в об­щес­тве Мак­Брай­да я поч­ти ре­шил­ся на смер­тный грех. - Раз­ве­дем кос­тер и при­курим от не­го труб­ку ми­ра. Ми­ха­эль, у вас есть си­гары? - За­чем нам кос­тер? Еще теп­ло.  - Ско­ро стем­не­ет. И тог­да мы ос­та­нем­ся один на один со сти­хи­ей. По­будь­те се­год­ня мо­им Про­мете­ем, а я бу­ду жа­рить каш­та­ны.  В мои обя­зан­ности вхо­дит раз­ду­вать уг­ли и под­бра­сывать вет­ки в огонь. Джей­мс прав – быс­тро, как в юж­ных стра­нах, день сме­ня­ет­ся ночью, и я ло­жусь на плед и смот­рю в не­бо.  - Ну и нап­расно. Там ни­чего нет. Жа­рить прош­ло­год­ние каш­та­ны – за­тея бес­смыс­ленная, и по­это­му Джей­мс нем­но­го раз­дра­жен. Он вы­кинул каш­та­ны в тра­ву и те­перь си­дит у са­мого ог­ня; ис­кры под­ни­ма­ют­ся вверх тол­стым сно­пом.  - Я ду­мал, сре­ди нас дво­их я боль­ше скло­нен к ме­лан­хо­лии. - Лан­ге, ес­ли бы я знал. Со мной про­ис­хо­дит что-то стран­ное. - Что? - Не знаю. Мне буд­то внут­реннос­ти вы­рыва­ет, ме­тафо­ричес­ки вы­ража­ясь. На­вер­ное, этот ваш ут­ренний кра­соч­ный рас­сказ ока­зал та­кое воз­дей­ствие. Он за­воро­жен­но смот­рит на ис­кры. - Ос­то­рож­нее – ва­ши брю­ки.  - Пусть хоть сго­рят к чер­то­вой ма­тери. Я на­шел их се­год­ня на чер­да­ке – по-мо­ему, это им­пер­ское нас­ле­дие де­душ­ки Ан­ри. Вам не­чего вол­но­вать­ся. - Те­перь я, ра­зуме­ет­ся, спо­ко­ен.  - Слав­но.  Джей­мс смот­рит на огонь. Не­под­вижное ли­цо – в жел­тых реф­лексах, гла­за от­ра­жа­ют ми­ри­ады искр.  - Вы ду­ма­ете о бу­дущем, Ми­ха­эль?  - Нет. Не знаю. Ме­ня не очень вол­ну­ет бу­дущее.  - По­чему же? - По­тому что мне оно из­вес­тно. Я вер­нусь до­мой, в Тре­бен. При­дет­ся взять се­бя в ру­ки и стать серь­ез­ным че­лове­ком.  - А за­чем ста­новить­ся кем-то? Пос­мотри­те, - он от­кры­ва­ет фля­гу и вы­лива­ет ви­но в ши­пящий огонь. – Ду­ма­ете, нас ожи­да­ет что-то дру­гое? Вда­леке по­ет ко­зодой.  И в этот мо­мент я ре­ша­юсь. - В сле­ду­ющем го­ду обе­ща­ют вой­ну, - Джей­мс пол­зет ко мне на плед. Он за­киды­ва­ет ру­ки за го­лову и улы­ба­ет­ся. – Пой­ду доб­ро­воль­цем, вер­нусь лей­те­нан­том или ка­пита­ном. Ме­ня бу­дут лю­бить жен­щи­ны и муж­чи­ны, сту­ден­ты и вдо­вы. А я ска­жу: нет, я мно­го пе­режил, я спал под гро­хот ка­нона­ды – мне не нуж­на ва­ша лю­бовь.  - Кра­сивая фан­та­зия.  Джей­мс при­под­ни­ма­ет­ся на лок­те. Ль­ня­ная ру­баш­ка де­ла­ет его по­хожим на пер­со­нажа кар­ти­ны: ры­царя, вер­нувше­гося до­мой, или лю­бов­ни­ка рим­ско­го им­пе­рато­ра.  - Ночь звез­дная, - шеп­чет он. – Хо­тите, бу­дем спать в до­ме на де­реве? Там есть оде­яла и фо­нарь. Хо­тите?  Мы за­бира­ем­ся на­верх, и я слу­чай­но вы­пус­каю свою шля­пу. Я знаю, что не спу­щусь за ней до ут­ра. Внут­ри Джей­мс за­жига­ет обе ке­росин­ки и сни­ма­ет ру­баш­ку. Дав мне нас­мотреть­ся, он стя­гива­ет брю­ки – под ни­ми нет белья. «О Бо­же, - ду­маю я. – Дай мне сил». Дож­да­лись, я про­шу бла­гос­ло­вения на грех.  Я тол­каю Джей­мса на оде­яла и при­жимаю его за­пястья к по­лу. Нак­ло­ня­юсь, что­бы вы­лизать сос­ки, гла­жу неж­ную ко­жу на бед­рах и ак­ку­рат­ный, ле­жащий в за­вит­ках во­лос член. Джей­мс пы­та­ет­ся по­тереть­ся об ме­ня сво­им об­на­жен­ным те­лом. - Тшшш, - я ку­саю ко­жу вни­зу жи­вота. – Не дер­гай­ся. - Да вы ро­ман­тик, - ух­мы­ля­ет­ся Джей­мс. – Как…. Он зах­ле­быва­ет­ся сво­ими сло­вами, ког­да я при­кусы­ваю внут­реннюю сто­рону бед­ра сов­сем ря­дом с яго­дицей. Мне кру­жит го­лову от та­кого ви­да, от­то­го, что я мо­гу брать, что за­хочу, от мо­ей собс­твен­ной сме­лос­ти. - Ну да­вай же, - Джей­мс раз­во­дит но­ги. – Да­вай. - Что? – я за­мираю и смот­рю на не­го. - Да что за ту­годум! А как ты со­бирал­ся тра­хать ме­ня? Ждешь ман­ны не­бес­ной? Плюнь на паль­цы, рас­тя­ни ме­ня.  От его слов я ед­ва не сры­ва­юсь. Член сто­ит так, что боль­но, и ни од­ной мыс­ли в го­лове. Я со­вер­шенно не пред­став­ляю, что де­лаю: не­уме­ло дви­гаю паль­ца­ми, рез­ки­ми дви­жени­ями бо­рюсь с не­пос­лушны­ми мыш­ца­ми.  - Ос­то­рож­ней, - ши­пит Джей­мс, при­жимая ко­лени к гру­ди. Он так рас­крыт, что от мо­его взо­ра не ук­ры­ва­ет­ся ни­чего. – У ме­ня дав­но ни­кого не бы­ло. - Приз­нать­ся, я ду­мал, ты да­ешь каж­до­му поч­таль­ону.  Джей­мс хо­чет от­ве­тить, но я до­бав­ляю чет­вертый па­лец – так ту­го, тес­но идет по слю­не – и он сби­ва­ет­ся, всхли­пыва­ет и про­сит: - Сей­час. Ну же. Мне нуж­но это. Я па­даю в омут с го­ловой.  За пре­дела­ми на­шего до­мика – чер­ная ночь: мы плы­вем в ней стре­митель­но, как плот с па­годой в оке­ан­ской бу­ре. Джей­мс сто­нет от каж­до­го тол­чка, про­сит и под ко­нец на­чина­ет пла­кать. Я пу­га­юсь, но да­же страх не мо­жет ме­ня ос­та­новить.  - Все… хо­рошо, - он жму­рит­ся и об­ли­зыва­ет сле­зы с губ. – У ме­ня так всег­да, ког­да хо­рошо.  Я ку­саю его гу­бы и тра­хаю язы­ком рот, по­ка ут­ренняя ца­рапи­на не на­чина­ет сно­ва кро­вото­чить. Вдруг мне ста­новит­ся аб­со­лют­но все рав­но, что ду­ма­ет по это­му по­воду Бог. Единс­твен­ное, что важ­но – тес­ный жар вок­руг чле­на, рит­мичные всхли­пы Мак­Брай­да и сле­ды на его за­пясть­ях. Прек­расно оди­ночес­тво но­чи. Хо­зяй­ка до­ма – в Па­риже; спят слу­ги, ка­ноник ча­сов­ни дав­но до­ма. Соб­ра­ны в стоп­ку и пы­лят­ся на скамье псал­ти­ри. Спят свя­тые от­цы Нотр-Дам де Вер­ден; си­дя на кро­вати, чи­та­ет мо­лит­венник боль­ной по­даг­рой месье Бе­нар в Бар-ле-Дюк. Джей­мс кон­ча­ет, раз­брыз­ги­вая спер­му по на­шим жи­вотам. Он ста­новит­ся ти­хим, рас­слаб­ленным – я тол­ка­юсь в не­го с уд­во­ен­ной си­лой. Мне еще не­ведо­мо, что я де­лаю ему боль­но – гру­бый и не­опыт­ный, я пы­та­юсь отыг­рать­ся за го­ды ви­ны и ожи­дания. Уда­ры мо­лота в го­лове на­рас­та­ют, и – мир об­ру­шива­ет­ся на ме­ня. Мы оба за­тиха­ем. Ти­шина пу­га­юща – но вот мы слы­шим да­лекую трель со­ловья. Джей­мс кла­дет ру­ку мне на лоб. В ко­леб­лю­щем­ся све­те ке­росин­ки на­ши те­ни – ог­ромные не­уло­вимые приз­ра­ки. На свет лам­пы при­лета­ет ба­боч­ка и шум­но бь­ет­ся в стек­ло. - Это бар­хатни­ца. Их тут мно­го. В сен­тябре они ку­да-то ис­че­за­ют – я каж­дый раз нем­но­го гру­щу.  - Они уми­ра­ют, Джей­мс. - Как жаль, что нич­то не веч­но. Джей­мс во­роча­ет­ся, удоб­нее ус­тра­ива­ясь на спи­не. Ме­ня сно­ва про­шива­ет дрожью – ос­трой, бо­лез­ненной, при­ят­ной – ког­да я ви­жу, как вы­тека­ет из не­го моя спер­ма. Мне еще стыд­но пе­ред Бо­гом, и, буд­то из про­тес­та, я тя­нусь ту­да, раз­ма­зываю кап­ли по го­рячей ко­же и про­никаю паль­ца­ми внутрь. Мыш­цы не­охот­но под­да­ют­ся мо­ей ру­ке.  - Вы вар­вар, - Джей­мс мор­щится, но при­нима­ет паль­цы. – Вы не соз­да­ны со­зидать. Вам бу­дут очень ра­ды на вой­не.  - Я не со­бира­юсь ид­ти на вой­ну. - А как же ваш долг пе­ред стра­ной? Вы мог­ли бы при­нес­ти Гер­ма­нии по­беду, Ми­ха­эль Лан­ге. Я не знаю, что от­ве­тить, и в на­каза­ние ши­ре раз­во­жу паль­цы. Джей­мс, ле­жа с зак­ры­тыми гла­зами, шум­но вды­ха­ет воз­дух. - Вы ате­ист? - Вы хо­тите, что­бы я пов­то­рил еще раз? Ах… Бо­же, это­го сей­час слиш­ком мно­го. - По­тер­пи­те. Так вы не ве­рите в Бо­га? - Ка­кое точ­ное наб­лю­дение.  За его са­мо­уве­рен­ность, за его наг­лость мне хо­чет­ся де­лать ему боль­но. На ще­ках Мак­Брай­да – ли­хора­доч­ный ру­мянец, а гла­за еще за­тума­нены пос­тко­италь­ной дым­кой. Но его член уже твер­дый, а бед­ра са­ми по­да­ют­ся мне навс­тре­чу. - И вы ни ра­зу не ис­пы­тали сом­не­ния? - В чем же? - В ва­шем не­верии.  - От­че­го же. Я ве­рю в че­лове­ка, в лю­бовь – я без­на­деж­ный ро­ман­тик. Зна­ете, во что я ве­рю сей­час? В этот до­мик, ко­торый дал нам при­ют на ночь. Ког­да я раз­го­вари­ваю с кресть­яна­ми во Фле­ри, я ве­рю в их го­лоса и ру­ки. Не мо­гу стер­петь то­го, что Мак­Брайд сме­ет го­ворить о кресть­янах, ког­да мои паль­цы в нем. Я за­меняю ру­ку чле­ном и тра­хаю его до умо­пом­ра­чения, до сор­ванных кри­ков, до по­кор­ности – в ду­ше и те­ле. Кон­чив, Джей­мс сра­зу за­сыпа­ет, хо­тя я еще да­же не вы­тащил член. Ско­ро мы спус­тимся к де­рев­ням. Мы бу­дем ид­ти по до­роге сре­ди по­лей, и Джей­мс нар­вет це­лую горсть соч­ных соз­ревших ко­лось­ев. Он не по­жале­ет и ма­ки – за­топ­чет их сво­ими бо­тин­ка­ми, ког­да бу­дет прок­ла­дывать се­бе путь к ед­ва за­мет­ной сре­ди кро­вяно­го крас­но­го де­ревян­ной буд­ке.  Этой ночью я сплю бес­по­кой­но – я то­ну в жа­ре те­ла ря­дом и мер­зну в све­жес­ти но­чи. В мо­ем сне цве­тут ма­ки, сол­нце пы­ла­ет над ни­ми. Джей­мс ука­зыва­ет мне тро­пу и те­ря­ет­ся впе­реди. Я чи­таю путь по рас­топтан­ным цве­там, как чи­та­ют то­пог­ра­фичес­кие кар­ты. И все-та­ки я те­ря­юсь сре­ди них и, на­вер­ное, во­роча­юсь, по­тому что Джей­мс го­ворит мне: «Dors bien», - и тог­да я, сми­ря­ясь, ро­няю го­лову в цве­ты и за­сыпаю.