Минералогия

Honkai: Star Rail
Гет
В процессе
NC-17
Минералогия
Глаз Сатурна
автор
Описание
Топаз была уверена, что поездка к морю пойдёт мне исключительно на пользу. Я заметила, что люди относятся к моему самопожертвованию (а именно так я оценивала свою командировку), как будто бы я еду в отпуск. Я бы сама была рада так думать, если бы не постоянная пульсирующая на задворках сознания мысль – работать придётся с Авантюрином. «Позволь мне предложить тебе быть твоим другом». Я привыкла изучать минералы, а не подвергаться изучению самой.
Примечания
Авантюрин — червь в моей голове. «Ха, было бы интересно прописать ОЖП-учëную, которая связана с химией и минералогией, потому что он Авантюрин, ну вы понимаете, да?» — вся работа началась с этой мысли. Рацио/Рена — как намëки, имеющие отношения к сюжету. Он односторонний, прописанной романтики там нет. Я уверена, что Авантюрин не умеет или боится плавать (разумеется, из-за того, что в детстве не научился и вообще до зрелого возраста не видел моря), а ещё в том, что он слегка оторван от культурного наследия галактики из-за всего, что с ним происходило. Нет, правда, моей Римской Империей является его первый диалог с Доктором в сюжете Пенаконии: «Я не ходил в школу, и мои родители ушли слишком рано, чтобы научить меня». Здесь всё не так мрачно, как можно было бы решить по тегам. *wink-wink* Я с радостью жду вас в «Минералогии»!
Поделиться
Содержание Вперед

Глава VI. Моменты, которые мы разделяем

      Недавно я обратил внимание на ещё одну особенность в поведении Рены: она всегда отказывается от поездок на машине, если может избежать их. Это объяснялось беззаботной фразой: «Я просто предпочитаю ходить пешком, если маршрут не слишком длинный», но к нынешнему моменту я был готов поверить во что угодно, но только не в то, что у Рены нет рационального объяснения своим решениям. А она слишком уж рьяно боролась за своё право ежедневно натирать мозоли на ногах, так что я знал — причина существует, но скрывается специально. Пока что я ставил на то, что за пару лет начальница засиделась в своём кабинете. В конце концов, каким бы опытным специалистом ты ни был, возглавлять лабораторию — это не про сорваться в экспедицию в любой приглянувшийся момент. Возможно, она скучает по этому. Но я не претендую на правильность своих суждений, ни в коем случае. Только подмечаю факты.       Итак, длительные прогулки пешком. Именно этим мы сейчас и занимаемся. Правда на этот раз гуляем не по городу и даже не вдоль морской линии, как случалось несколько раз, а идём вдоль обыкновенной трассы и леса. Иногда я присоединяюсь к её походам на пляж — в этот раз Рена, кажется, собиралась там работать, и, хотя она старается не показывать этого, вооружённая охрана КММ ей не по душе. Я не могу её винить. Даже у меня до сих пор при взгляде на этих ребят возникает ощущение «зловещей долины», так это называется? Кто знает, что прячется за чёрной формой, полностью закрывающей лицо и любые участки кожи. А ведь Рена даже из-за моих тёмных очков раньше слегка раздражалась. Конечно, её передёргивает от их маски на всё лицо. И я не жалуюсь на то, что Рена предпочитает мою компанию. Хотя, конечно, словами она свои предпочтения никак напрямую не выражает. Косвенно через действия — да, потому что совместные походы на море или в город быстро стали небольшой ежедневной традицией. Не всегда вопрос «Пойдём на море?» означал тот безлюдный и закрытый со всех сторон пляж, который она выбрала в качестве своего «рабочего места». Раза два или три мы действительно сходили к морю, как нормальные люди, не считая того, что заходила в воду только она, пока я оставался сидеть на песке с её вещами. Один раз я попытался её подколоть и предложил ей использовать в качестве сторожа пляжной сумки человека, у которого это прописано в должностных обязанностях, но мы оба знали, что, во-первых, это убьёт всё удовольствие, а во-вторых, это произойдёт потому, что одетый по всей строгости формы рядовой КММ неизбежно привлекает внимание. Негативное внимание. И нам оно не нужно, особенно сейчас. Тогда она ответила что-то вроде: «Будь добр следовать тобой же придуманной легенде. И куда ты дел мой термос?».       — И куда ты дел мой термос?       Я развожу руками, ехидно смотря на неё сквозь солнцезащитные очки.       — Никуда. Просто, возможно, в нём закончился твой холодный чай, так что я решил его убрать в сумку.       Лежать просто так без дела под зонтиком на пляже странно, но приятно. Хей, ведь именно ради этого я всё и затевал! Не думаю, что Рена осознаёт это, но теперь я становлюсь ещё более благодарен ей. Она вздыхает, когда слышит мой ответ, но говорит только:       — Ладно, я пойду куплю ещё. Дай термос.       И никакого замечания?.. Может быть сарказм, ирония? Но она только протягивает руку, смотря на меня сверху вниз. Откуда-то на мой живот капнула вода.       — Я пошутил.       Выгнутая вверх бровь и ожидаемое ехидство в голосе:       — Да? По-моему, у тебя плохо получилось. Попробуй как-нибудь потом.       Я вяло отмахиваюсь, протягивая ей почти нетронутый термос с чаем:       — Не знаю. Думал, может быть ты немного смешно поругаешься.       Она пожимает плечами, ложась рядом.       — Не из-за такой мелочи же.       Мы идём вдоль трассы (Рена — ближе к дороге, а я — к лесу), направляясь вроде бы в сторону уже знакомого пляжа, но я не понимаю, почему мы не поворачиваем ближе в его сторону. Ну, ладно, это тоже её заботы — я уже убедился, что у неё потрясающая топографическая память, так что куда бы она ни шла, это включено в её план. Я останавливаюсь, чтобы вытряхнуть из обуви попавшую внутрь гальку, а когда догоняю Рену, то не задумываясь смещаю её ближе к лесу и дальше от дороги. Если честно, в этом действии не было никакой особенной задумки, но через минуту Рена сама затормозила и вернулась на своё изначальное положение у дороги. Выдержав пару минут безмолвной ходьбы, я повторил манёвр целенаправленно. Результат меня удивил. Она остановилась и подозрительно уставилась на меня:       — Что ты делаешь?       — Ничего, — я улыбаюсь и развожу руками, потому что действительно ничего не делаю в своем понимании. Кажется, у неё мнение другое.       — Ты можешь не идти вдоль дороги? Мне комфортнее, когда ты справа.       — Это так принципиально?       — Да.       Она морщит нос, смотря под ноги и пиная какой-то камень в кусты. Интересно. Как я и говорил, у неё для всего есть рациональное объяснение, и дело лишь в том, захочет ли она тебе его озвучить.       — Можно узнать причину?       — Ты не можешь просто сделать это?       — Могу и сделаю, подруга. Не кипятись, мне правда интересно.       К моему удивлению, она как-то неловко переставляет ноги и неуверенно смотрит на меня, закусывая губу.       — Только не смейся, пожалуйста. Это давняя привычка ещё с тех пор, как я гуляла с младшим братом.       Я непонимающе смотрю на неё. И? Она улавливает этот молчаливый вопрос и через силу продолжает:       — Ну, я старшая… Ладно, не важно, не думай об этом. Это не редкая моя просьба к другим людям. Просто иди справа, чтобы я не нервничала, ладно? Машины тут всё равно ездят иногда.       Ах да. Рена Тиндаль — чёртов параноик и перестраховщик. И всё же сердце почувствовало лёгкий укол чего-то незнакомого, на несколько мгновений ускоряясь. Ладно.       

***

      — Тебе нравятся авантюрины?       — Что? — я отрываюсь от чтения справочника, в котором пыталась уточнить, действительно ли полученный пик на ИК-спектре соответствует автоматически определённой функциональной группе соединения. У меня были сомнения из-за того, что мог наблюдаться батохромный сдвиг… Поэтому я не сразу обработала вопрос. Мне любезно повторили:       — Мне интересно, нравятся ли тебе авантюрины. Твои предпочтения как человека, который в этом разбирается, — даже если это было сказано, чтобы немного подразнить меня, я всё равно не чувствую раздражения, потому что Авантюрин мне улыбается. Своей естественной улыбкой, что ценно само по себе. И ведь я тоже умею поддразнивать.       — Авантюрины или Авантюрин? — я внимательно смотрю на него, чувствуя, как против воли уголки губ ползут вверх. Я постаралась звучать так, чтобы ехидство в моём голосе было очевидно. Но не слишком резко.       — Авантюрины, — парень растянулся на моём диване так уверенно, как будто бы делал это каждый день в течение последних нескольких месяцев, хотя, конечно, наше пребывание на Маре-1 не насчитывало ещё и недели. Ну… Может быть, у него и была возможность привыкнуть по некоторым причинам. Мне кажется, что он приходит поболтать, когда ему скучно. Это обычно случается днём, если он не уходит по делам, а вечерами Авантюрин занимает себя собственными развлечениями, если я не предлагаю ему другой план. И я частенько предлагаю ему альтернативу, если на то пошло…       Несмотря на его слова, очевидно, изначальный вопрос звучит двусмысленно, и эта двусмысленность была выбрана им сознательно. Пожав плечами, я отвечаю:       — Если честно, то не очень.       — Да? Почему? — он убирает несколько золотистых прядей со своего лица, то ли просто изображая заинтересованность, то ли действительно желая знать ответ по неизвестной причине.       — Ну… Авантюрины — в основном только поделочные камни для украшений и всего такого. Да и формула у них очень простая — как у песка, кремний и кислород. Цвет приобретают из-за примесей… Зелёный обычно из-за хрома. А в остальном — кварц и есть кварц.       Он молчит. Я мысленно даю себе щелчок по носу. Почему он делает это таким сложным?       — Мне нравятся другие минералы, но они обычно не такие красивые. В основном я посвятила свою работу переработке сложных полиметаллических руд, так что они для меня видятся особенно ценными. Иногда и у них встречаются красивые цельные минералы, но такие обычно вырабатываются из месторождения самыми первыми, потом красивых кристаллов уже не найти. Можно сказать так: меня привлекает то, из чего можно достать что-то полезное и особенное.       Это всё ещё звучит не очень, как будто бы я правда говорю не о руде, а про этого провокатора напротив. Опять даю себе щелчок по носу. Но ведь Авантюрин сам виноват, что решил задать свой вопрос именно в такой формулировке! Заболтать его, что ли?       — Но также я отмечу, что меня при этом мало интересуют железные, никелевые и хромовые руды. Предпочитаю работать с тем, что связано с редкими и редкоземельными металлами. Кстати, название минерала «авантюрин» происходит от слова на древнем языке — «advenio», — если честно, я не поняла, как в конце своего небольшого монолога перескочила на латынь, зачем-то вернув нас к началу разговора про авантюрины, когда мне наоборот хотелось бы отделаться от него.       — Знаешь, этот ответ очень в твоём стиле, Рена, и спасибо, что это не превратилось в лекцию, — Авантюрин потянулся, разминая плечи, и закинул руки за голову. — Но разве тебе не нравятся какие-нибудь драгоценные камни? Хотя бы просто потому что они красивые?       — Мне нравятся бериллы. Изумруды, я хочу сказать. Они необычные… Но если ты не хочешь лекций, то я не буду объяснять, — мне кажется, что он хочет меня перебить, но я понимаю, что более естественной возможности упомянуть александриты просто не придумать. — И ещё мне очень нравится одна разновидность самоцветов, о которых я думаю, когда смотрю на радужку твоих глаз. Одна из разновидностей хризоберилла — я говорю об александрите.       Только что упомянутые глаза распахиваются, кажется, в почти что изумлении или хотя бы значительном интересе, и Авантюрин садится, смотря на меня с дивана.       — А вот об этом лучше расскажи лекцию, ха-ха…       Играйте победные фанфары. Я буквально слышу их звук на протяжении всего монолога, и, признаться честно, очень довольна собой.       — Давай начнём издалека. Что в научной литературе имеется ввиду под термином «кристалл»? Кристалл — это твёрдое тело с упорядоченным расположением частиц, его составляющих, и это упорядоченное расположение называется кристаллической решёткой. Многим кристаллам присуще свойство, называемое анизотропией. Анизотропия — это такое различие свойств среды внутри кристалла, которое зависит от направлений, опять же, в кристалле, то есть в его кристаллической решётке. В кристалле по разным направлениям может быть разная твёрдость, электропроводность, ну и так далее. А ещё — показатель преломления света. Давай перейдём к следующему термину — плеохроизм. Плеохроизм — это как раз такая способность анизотропных кристаллов иметь разную окраску в зависимости от того, под каким углом на него падает свет и как его наблюдает смотрящий. И наконец мы дошли до александритов! Ярко выраженным свойством плеохроизма обладают именно они. Ну, не только они, конечно, но именно у александритов наблюдается окраска розовый-голубой. Бывают, конечно, более насыщенные варианты этих цветов. Может быть, не идеально подходит, но мне нравится думать о том, что сравнение неплохое и даже красивое, а ещё подходящее для тебя.       Я уже видела раньше это выражение на лице Авантюрина. Такое, как будто бы на него упала тяжёлая книжка с верхней полки, но он пытается сделать вид, что всё нормально. Я взглядом даю понять, что мини-лекция закончена, но он встрепенулся далеко не сразу, видимо, пытаясь понять, что ему на это стоит отвечать. Я бы не обиделась, даже если бы он просто сказал «ладно».       — Могу я считать это комплиментом?       Теперь уже я не знаю, что отвечать, застигнутая врасплох.       — Да? — неуверенность в моём голосе хорошо различима, и он хмыкает, слыша такой ответ.       — «Да?» — передразнивает меня Авантюрин, подперев голову рукой и внимательно наблюдая за моей мимикой.       — Да, — я возвращаю себе спокойствие, но только в голосе. Неуверенность теперь знаменуется теплом на моих щеках, и я знаю, что всегда очень заметно краснею. — Это был комплимент твоим радужкам. От специалиста.       Мне хочется вернуться к сравнению графиков и спрятаться за толстым справочником.       — Я запомню твои слова. Спасибо, Рена.       Через пять минут он уходит на очередную встречу, и я тоже возвращаюсь к своим прямым обязанностям.       

***

      Она считает, что у меня плохо получается шутить, хах? Сейчас и проверим… Я чувствую, как кончики пальцев чуть-чуть покалывают в предвкушении потрясающей сцены, когда я толкаю дверь комнату Тиндаль. Это получилось достаточно порывисто — ровно так, как нужно было. Я облокачиваюсь спиной на дверной косяк, рассматривая Рену, как обычно сидящую за столом и изучающую что-то на своих диаграммах. Она поворачивается ко мне, без слов приподнимая бровь. Поехали.       — Рена, срочный вопрос. Ты знаешь, как избавиться от тела? Так, чтобы останков никаких после не было, — непринуждённо рассматриваю свои ногти, делая вид, что только изображаю беспечность (чтобы она уловила привычный шаблон моего поведения), и хвалю себя за то, что выбрал правильный момент. Прямо сейчас она и так занята умственной работой, причём явно уже не первый час, так что…       — Что? А… Ну да… Нужно не так уж и много… — она задумчиво чешет переносицу стилусом, фокусируя взгляд где-то за моей спиной, смотря как бы сквозь меня. Через мгновение её взгляд стал осмысленным, и я тоже резко обрёл материальность, потому что она уставилась прямо на меня с удивительной интенсивностью.       — Погоди, чего?! Закрой дверь немедленно и объясни, в чем дело, — прошипела она, и я покорно последовал этим указаниям, выдерживая нужное невозмутимое выражение на лице.       — Ну, может быть, мне нужны твои услуги. Не можешь продолжить свой ответ? Я потом объясню, в чём дело, это очень срочно. Идиотам за дверью я не могу доверить что-то настолько важное, — её взгляд метается по моей фигуре и лицу, пытаясь понять, насколько я серьёзен. И я предельно серьёзен. Она со стоном откидывается на спинку стула.       — Если ты решил, что я предложу растворить несчастного в кислоте, то это очень глупое предположение, Авантюрин… Щëлочи тоже не подойдут, плюс любой реактив нужно где-то брать и в больших количествах, это помешает конспирации… Мы же на курорте, о, Эоны. Короче, оптимальным вариантом будет сжечь тело, но просто так кости не сгорят, как ты понимаешь, поэтому всё, что понадобится в помощь — покрышки… — тут я немного теряю лицо, но она снова смотрит куда-то в сторону, размышляя вслух, и окончательно я ломаюсь на «придётся грязно поработать, если что, это не так-то и просто». Рена смотрит на меня, едва контролирующего судорожное подергиванье мышц на щеках. Я почти давлюсь улыбкой. Она сканирует меня своими голубыми глазами, медленно, очень медленно. И скрещивает руки на груди.       — Трупа нет? — безэмоционально уточняет она, смотря на меня исподлобья.       — Трупа нет, — и я наконец улыбаюсь так широко, как мне давно хочется, расплываюсь в самой широчайшей и очень удовлетворённой улыбке. Просто восхитительная.       Рена делает вдох-выдох. Медленно. А потом зарывается пальцами в волосы, сгибаясь пополам на стуле:       — А-а-а!!! Авантюрин!!!       Я судорожно всхлипываю, полностью сбрасывая остатки образа и сползая вниз по стенке, не контролируя поток рвущегося изнутри смеха:       — Ты… Ха-ха-ха… Ты бы только послушала себя со стороны… Ха-ха-ха-ха! Покрышки, надо же… Но поверь, мне действительно очень приятно знать, что мой напарник при необходимости умеет уничтожать трупы, не задавая лишних вопросов… Ха-ха… — я медленно успокаиваюсь, всё ещё чуть-чуть давясь смехом, буквально сжигаемый яростным взглядом Рены. А потом она встаёт.       — Что ты делаешь? — беззаботно интересуюсь я, хихикая и смахивая слезинку из уголка глаза, а потом понимаю, что из моего положения мне не очень удобно быстро исчезнуть из комнаты, в том числе потому, что Рена оказалась опасно близко, нависая надо мной.       — Я собираюсь применить свои знания на практике, — отчеканила она, расстегивая небольшие пуговицы на манжетах красной рубашки. — Передать, так сказать, всё, что знаю сама…       — Ты же учёный, причём как я понял, гуманист… — я неловко улыбаюсь, пытаясь отползти куда-то в сторону.       — Бывали плохие дни!!!       

***

      Поздно вечером море даже теплее, чем днём, ещё не успевшее остыть, но впитавшее в себя весь свет и тепло. Я немного мурлычу себе под нос что-то, выбираясь из воды. Ступни ощущают влажный песок, в который слегка проваливаешься, когда идёшь по пляжу, и это прохладное ощущение меня бодрит. Я с наслаждением закутываюсь в большое пушистое полотенце, присаживаясь на шезлонг рядом с Авантюрином. Полотенце было не мое, точнее сказать, я пока ещё не поняла, что оно моё — Авантюрин сегодня утром после завтрака (для разнообразия — не отдельно в номерах, а в ресторане на первом этаже отеля) щёлкнул пальцами, подзывая какого-то из швейцаров, и тот через несколько минут вернулся с тремя коробками.       — Ваш заказ доставлен в полном объёме, мистер Авантюрин. Позовите меня, когда захотите перенести вещи в номер, — мужчина неопределенного возраста испарился сразу же. Я с интересом уставилась на коробки.       — Что это? — я не хочу лезть не в свое дело, но он же не просто так решил продемонстрировать мне всё это, поэтому я не чувствую себя неуместно любопытной. Подпираю рукой щёку, переводя взгляд с белоснежных коробок с ленточками на Авантюрина.       — Небольшой подарок для тебя. Не сочти за наглость, если не захочешь, можешь не принимать, — я не уверена, что эмоцию на лице Авантюрина можно назвать смущением, но он улыбается немного нервно, дёргая уголком губ.       — Подарок? — я начинаю улыбаться ещё до того, как задаю вопрос, чувствуя, как что-то тёплое разливается внутри по венам. — А что там?       Ободрённый моей улыбкой, Авантюрин мягко фыркает, тоже переводя взгляд на коробки:       — Если честно, тут есть и кое-что для меня, но всё равно… Ничего особенного на самом деле, просто мелочи, стыдно говорить. Две коробки твои. Посмотришь в номере, хорошо? Если не понравится, я верну всё обратно.       Как оказалось, в одной коробке был набор мягких белых полотенец, а во второй — чуть ли не вся линейка по уходу за кожей и волосами какого-то местного косметического бренда с ароматом цветов и моря. Я долго думала, почему он решил купить мне что-то подобное, а потом в голове всплыл вчерашний диалог, где я пожаловалась на то, что из-за влажности два моих единственных полотенца не успевают высыхать. Тайну выбора косметики я не разгадала, но всё равно очень тепло поблагодарила Авантюрина, когда тот вернулся в отель после дневных встреч.       Я сидела на шезлонге, совсем чуть-чуть замёрзшая, в мягком полотенце, и очень, очень довольная. Это была летняя прохлада, которая касается кожи, но не способна пробраться внутрь, оставаясь на поверхности. На коже помимо прохлады чувствовалось призрачное биение волн. Два серебряных спутника стали привычной картиной на ночном небе.       — Ты не хочешь доиграть?       Я выжимаю солёную воду из своих волос на песок, когда Авантюрин решает прервать тишину вопросом.       — Прямо сейчас — нет. У меня ещё нет идей, — я догадываюсь, что незаконченная партия может его немного раздражать, но торопиться мне тоже незачем. Может быть, он когда-нибудь забудет об этом, и придумывать вообще ничего не придётся. Или я действительно озарюсь потрясающей идеей и буду благодарить судьбу за возможность задать нужный вопрос. Когда-нибудь.       — Мне кажется, ты специально меня мучаешь! Член Гильдии Эрудитов не умеет задавать правильные вопросы? — я морщу нос, потому что «правильные вопросы» были темой другого моего друга. И иногда это бесило.       — Умею. Поэтому и жду. Ты же сам согласился на изменение правил, забыл?       Авантюрин фыркнул и поднял руки в шутливом жесте принятия поражения:       — Конечно, я помню. Ладно, ты можешь думать сколько угодно, но я надеюсь на что-то умное, Рена, — я задумчиво смотрю на него, внезапно вспоминая диалог на космическом корабле.       — Может быть, мне стоит узнать у тебя, что ты имел ввиду, когда говорил: «У меня есть что-то, что точно тебя заинтересует». Когда мы только летели сюда, помнишь?       К моему удивлению, светлые брови Авантюрина мгновенно взметнулись вверх, когда он уставился на меня глазами, полными удивления:       — Ты серьёзно еще не поняла? Или ты так шутишь?       — Я не имею ни малейшего понятия, о чём ты тогда говорил.       Я давно ни от кого не чувствовала на себе подобный взгляд: Авантюрин смотрел на меня так, как будто бы я безнадёжно провалила какой-то тест или контрольную из-за простой арифметической ошибки в каждом расчётном задании. С таким сочувствием смотрят на детей, когда они говорят что-то милое, но очень глупое. И самое страшное — я правда не понимаю, что упустила.       — Рена, ты же умная, — сочувственно-неверящие нотки проникают даже в тон его голоса, и он их не скрывает.       — Спасибо, Авантюрин, — буркнула я, прячась за полотенцем. — Твоя высокая оценка моих интеллектуальных способностей мне льстит. Пошли в отель.       Он задержал свой взгляд на мне ещё немного, а затем покачал головой, драматично вздохнув. Из-за разлетающихся в разные стороны блондинстых прядей это было даже красиво.       

***

      — Что ты думаешь о Клипоте?       — О Повелителе Янтаря? — я с интересом смотрю на Авантюрина, отвлекаясь от попыток почистить корпус роботов от песка. — Ты что, хочешь провести со мной разговор на тему идеологии, цели и миссии Корпорации Межзвёздного Мира? Надо сказать, я этого не ожидала.       Он хмыкает, смотря куда-то в сторону воды.       — Просто интересно, как ты относишься к нашему Эону.       — С уважением, — я возвращаюсь к попыткам вытряхнуть все песчинки, забившиеся в мельчайшие стыки металлического корпуса. Роботы, конечно, сделаны так, чтобы подобные внешние факторы не влияли на их работоспособность, но не класть же мне их в сумку такими грязными. — Знаешь, за многие годы учёбы, работы и экспедиций, я пришла к одному выводу для себя. Он ни на чём не основан, не подтверждён научными изысканиями и заслуживает критики, и всё же… Мне кажется, некоторые геологические и минералогические особенности могут быть объяснены только вмешательством Повелителя Янтаря. Вот, например, аквалериты. Это просто глупо. Как природные минералы с неуправляемым ростом дефектов могут быть лучше, чем те, что я лично выращивала в лаборатории?! Если повторить все паттерны, это не приведёт к удовлетворительному результату в любом случае. И я решила, что мне проще принять мысль, что в этом есть какая-то непостижимая сущность Клипота. Если бы у меня была возможность, я бы задала ему или Нус пару вопросов… — откуда-то сверху послышался кашель, который всё же через пару мгновений стал напоминать смех.       — Клипоту и Нус? И что бы ты сделала, если бы кто-то из Эонов обратил на тебя своё внимание? — я в очередной раз задумалась, пытаясь оценить, весь ли песок я вычистила. И поняла, что второй кандидат на «стирку» — я сама вместе с пляжным полотенцем.       — К Повелителю Янтаря у меня есть профессиональный вопрос. Я как раз об аномалиях, которые мне сложно объяснить. Думаю, он был бы в курсе… Что касается Эона Эрудиции… Я бы спросила у неё, почему некоторых людей не принимают в Общество Гениев, когда они очевидно того заслуживают. И если это действительно связано с тем, что человек должен быть готов жертвовать жизнями других ради знаний в том или ином виде, то… — я замираю, потому что в тоне молчания Авантюрина меняются нотки, и поднимаю взгляд. — Ну, там личный вопрос, понимаешь?.. В любом случае, мне кажется, лучше жить, когда никакие сущности и тем более уж Эоны не обращают на тебя своё внимание.       — Я тебя понял. Думаю, что ты права, — я не понимаю, что заставило его как-то иначе смотреть на меня, и мне становится легче, когда в его тон быстро возвращаются более легкомысленные нотки. — Мне кажется, ты бы не смогла задать вопрос Клипоту, потому что была бы увлечена анализом его физического воплощения. Что скажешь?       — Корректное предположение. Если честно, мне бы хотелось снять рентген и масс-спектрометрию с некоторых его частей «тела», если общепринятое изображение Повелителя Янтаря действительно отражает его предпочтительное физическое воплощение верно, — я не уверена, что именно заставляет Авантюрина так громко рассмеяться.       — Проанализировать Эона лабораторным оборудованием? Потрясающе, Рена, просто восхитительно. Снимаю перед тобой шляпу, — и он действительно это сделал, немного успокоившись. — И меня всё ещё удивляет твоя невнимательность.       — Да о чём ты говоришь вообще? — мой голос полон разочарования, когда я понимаю, что речь опять идёт о непонятных словах, сказанных Авантюрином ещё на корабле. Снисходительный вид блондина заставил меня сморщить нос.       — Думай, Тиндаль, думай.       Я с раздражением стала запихивать робота в сумку.       

***

      Мне не нравилось, что Рена так беспечно оставляет дверь в свой номер открытой, когда приглашает меня зайти. Нормальные люди пользуются телефоном, чтобы написать «заходи, когда будешь свободен», и я не понимаю, почему она так легкомысленна в этом отношении. Да, конечно, на этом этаже не было буквально никого кроме нас двоих — привилегии КММ — и на входе стояла вооруженная охрана, но мне казалось, что попытка нападения на нас и убийство главы принимающей нас семьи образумит её. Или хотя бы сыграет на её нервах. Но почему-то этого не происходило, или по крайней мере не распространялось на запирание собственной комнаты.       Я немного ускоряю шаг, когда вхожу в коридор и снова вижу дверь Рены приоткрытой. Хм, это даже интересно — сегодня я возвращаюсь куда раньше обычного, и это наталкивает на сомнительную мысль, что она просто держит комнату открытой чуть ли не целый день, если решает, что ей на вечер нужна моя компания. Я чисто номинально обозначаю своё присутствие стуком в дверь (она сказала, что всегда прекрасно понимает, что это я, из-за специфического звука удара колец о дерево) и вхожу внутрь. Я даже не успел понять, что случилось, хотя сердце внутри болезненно сжалось сразу же, проваливаясь куда-то низко-низко, но через несколько мгновений я всё же понял, что Рены в комнате нет. Твою мать…       Так, ладно, успокойся. Она могла выйти куда угодно. «И оставить дверь открытой? О нет, она всегда запирает её ключ-картой, когда уходит, у неё же тут все её драгоценные записи…», — так шепчет внутренний голос-паникёр внутри. И он чертовски прав в этом наблюдении.       — Рена?.. — я неуверенно зову её по имени, оглядывая комнату. Может быть, она просто в ванной комнате. Я очень надеюсь, что это так. Ответа не последовало и после ещё нескольких попыток.       Охранники в начале коридора убеждали меня, что директор Тиндаль не покидала отеля с самого утра. Я с холодной злобой пообещал вернуть их на самый первый уровень в корпоративной системе КММ, если окажется, что с Реной что-то случилось. Ублюдки. Я быстро развернулся на каблуках ботинок, нервно меряя шагами метры коридора в обратном направлении к комнатам, чтобы убедиться, что Рены действительно нет нигде ни в моём номере, ни в её.       Я снова оказался напротив её ванной комнаты — последнего непроверенного лично мной места. Ну, если бы она была внутри, она бы мне ответила, верно? И я всё равно решил постучать, прежде чем дёрнуть ручку двери вниз. Ни на стук, ни на очередной оклик по имени ответа не последовало. Сердце то замирало, то начинало отстукивать какой-то невозможный ритм. Чёрт, мне страшно.       Дверь в ванную оказалась заперта изнутри. Сначала я почувствовал облегчение на долю секунды — Эоны, ладно, она просто в ванной, но блять, какого чёрта она не отвечает?! Тем более я даже звука льющейся воды не слышу… Это снова заставило мою кожу похолодеть, и я понял, что сам не заметил, что продолжил с нервной настойчивостью дёргать дверную ручку в попытке её открыть. Разумеется, результата это не принесло. Я лично прослежу, чтобы каждый из этой блядской охраны… Внезапно я почувствовал, что дверь поддаётся, но её явно тянут с обратной стороны. А?..       Из-за двери в узкой щели выглянуло сонное лицо Рены Тиндаль. Мы уставились друг на друга с очевидным непониманием, но, если по её глазам читался спокойный вопрос «А ты тут откуда и чего хочешь?», то вот я почувствовал, как изнутри меня поднимается высоченная волна облегчения, смешанная с гневом.       — Тебе что-то нужно? Подождать не можешь?       Я сглатываю комок в горле, сдерживая поток захлестнувших меня эмоций.       — Какого чёрта ты не отвечала?! Ты что, уснула там?! — мне показалось, что на её лице промелькнула тень смущения.       — Может быть. Я просто в ванной лежала с наушниками. Так тебе что-то нужно? — и я понимаю, что она действительно стоит, обернувшись в полотенце и придерживая его на груди.       — Да, нужно. Никогда. Больше. Не оставляй. Открытой. Чёртову. Блять. Дверь. В номер!!!       Рена пискнула что-то, резко закрывая дверь в ванную, по ощущениям отброшенная туда громким звуком моего голоса. Я прижался лбом к деревянной поверхности, которая, к сожалению, не оказалась достаточно холодной, чтобы быстро успокоить мои нервные мысли. В воздухе я наконец ощущаю свежий и сладкий запах цветов и моря.       Потом она пообещала, что больше так не будет.       

***

      Мне снова снятся кошмары, и я фатально не высыпаюсь последние две ночи. Каждое резкое пробуждение даётся очень тяжело, сопровождаясь пульсирующей болью в висках, но заснуть становится всё труднее, какой бы уставшей я не была… Один раз получается убаюкать себя в ванной, полностью заглушив любой звук окружающего мира наушниками с сильной шумоизоляцией.       — Аптечку, живо!.. Есть, чем обеззаразить?       — Спирта нет, — я высыпаю на рану порох, не видя лица человека под моими руками, и чувствуя затылком немой вопрос. — Лучше, чем ничего. Грязную селитру из запасов я потом перекристаллизую, можно будет ещё пороха сделать…       Под ногтями давно не вымывающийся красно-оранжевый цвет.       Авантюрин точно замечает, что я стала чаще клевать носом. Не то что бы он озвучивает свои наблюдения или даёт комментарии, но я вижу его сомнения, когда он смотрит на меня за завтраком по утрам. Не заметить мою усталость было сложно, честно говоря, потому что ему пришлось столкнуться с эпизодом с ванной. Он был очевидно недоволен, когда я пропала в ванной, не издавая звуков и не реагируя на его попытки достучаться до меня. Во всей этой ситуации меня радовало то, что он не пришёл с компанией охранников ломать дверь. Вот бы все удивились… Я в первую очередь. Кстати, ещё меня тянет на слезливые и депрессивные песни, особенно те, что как-то связаны с домом. Ух-х-х.       Быть мягче к себе. Ходить на море, плавать, работать в удовольствие, потому что ничего плохого не случится, так сказал Авантюрин. Всё будет нормально, особенно если я вспомню о дыхательной гимнастике…       Я слышу знакомый стук в дверь, когда уже почти решаю попробовать заснуть. Из-за последних двух ночей кровать воспринимается не местом отдыха, а мучений и головной боли, и я рада, что меня временно решили отвлечь от необходимости дать мозгу отдых хотя бы в четыре часа сна. Суммарно.       — Ага, я тут.       Авантюрин неспешно заходит в комнату, закрывая за собой дверь, и скрещивает руки на груди, когда фиксирует оценивающий взгляд на мне. Что ему не нравится? Я немного подбираюсь, как кошка, напрягающая мышцы перед прыжком. Отличие в том, что я не знаю, куда прыгать и в какую сторону бежать…       — Рена, я действительно надеялся на твоё благоразумие, но пришёл удостовериться. Почему бы тебе не выпить таблетки успокоительного на ночь? Извини за мою прямоту, конечно, но твои синяки под глазами я прекрасно вижу, так что не отнекивайся — уже всё равно поздно, просто к слову. Тебе же снятся кошмары, да? Ты поэтому не спишь нормально?       Я знаю, что сейчас буду безуспешно притворять упёртой дурочкой и вздыхаю, пробуя просто так:       — Нельзя увлекаться самостоятельным приёмом лекарств. Подобные вещи, к слову, могут вызывать зависимость, от которой потом тоже нужно избавляться с лечащим врачом. Пару недель в году можно и потерпеть…       — Что, твой доктор не выписал тебе рецепт? — внезапный укол яда, которому я не могу найти объяснения, и поэтому ярко чувствую пусть небольшой, но всплеск обиды.       — У меня нет постоянного лечащего врача, если ты об этом. Мне некому выписывать рецепты. У тебя какая-то претензия ко мне? Или… — я удивляюсь внезапно пришедшему в голову подозрению, которое тем не менее могло быть не просто случайной идеей. Звучу я довольно резко, когда решаю озвучить гипотезу. — Или у тебя какие-то проблемы с Рацио?       Веритас не слишком подробно делился своей историей о Пенаконии, но я и от него, и от Топаз знала, что ситуация была… Странной, если без подробностей, которые меня только очень косвенно могли интересовать. И мой гениальный друг отзывался об Авантюрине не в самых приятных оттенках. Ну, допустим, негативные эмоции Рацио к Авантюрину абсолютно взаимны. И что, это повод царапать меня в ответ, как его подругу? Эти мысли вызывают вторую волну скрытой обиды, которую я тем не менее давлю в себе.       — У меня нет никаких проблем с Доктором, — бросает мне Авантюрин, отворачиваясь от меня и делая вид, что его интересует краткая сводка новостей редкометалльной промышленности, транслируемая проектором на стену комнаты в реальном времени. Какой-то абсурд. Он же тоже не пьет снотворное.       — Прекрасно, — недоумённо тяну я, тоже отводя взгляд и смотря куда-то в пол, потому что не знаю, как себя вести. Неловкая (по крайней мере для меня) тишина натягивается между нами, как струна.       — Рена, ты мне доверяешь?       Струна рвётся так же быстро, как и появилась. От внезапности этого вопроса и смены тона на что-то почти заботливое я чувствую рвущееся из груди покашливание, которое успешно сдерживаю, но удивлённый взгляд контролировать не могу.       — Да?.. То есть да. Почему ты спрашиваешь?       — Это не главное, так что мой ответ подождёт. Второй вопрос: тебе не противно находиться рядом со мной?       Я не знаю, на что похожи сейчас мои глаза, но я чувствую, как недоумённо моргаю из-за его слов. Что за идиотский вопрос? Я поднимаюсь со стула, подходя ближе к Авантюрину в, как я теперь замечаю, знакомой чёрной домашней рубашке и таких же штанах. Воспоминание приходит неожиданно, и я излишне долго задерживаюсь взглядом на его приоткрытых ключицах, в конце концов переводя взгляд выше, встречаясь с ним глазами. Тоже знакомо и отдаёт ночью откровений.       — Ты правда не можешь ответить себе на этот вопрос самостоятельно? Авантюрин, может быть ты не заметил, но я завтракаю с тобой последние дня три, таскаю тебя по городу, когда могу, а ещё — почти всегда, когда иду на пляж, и не важно, работать или купаться. Так что нет, мне не неприятно находиться рядом с тобой. Твой вопрос глупый. И позволь сделать одно специальное дополнение, даже если у тебя действительно нет проблем с ним — я могу быть подругой Веритаса Рацио, но это не значит, что я разделяю все его суждения. Говорю ещё раз — не беспокоит меня то, что ты авгин с Сигонии, сколько можно?       Авантюрин отвечает не сразу, молчаливо оценивая мои слова. Конечно, ему нужно это слышать, Эоны… Глупая-глупая Рена. Будешь повторять столько, сколько нужно, и не жаловаться.       — Будет это последний или предпоследний вопрос зависит только от тебя, — он замирает, набирая воздух в лёгкие. Как будто бы собирается нырять. — Ты жалеешь, что позволила мне уснуть рядом тогда в твоей постели?       Не жалею. Чёрт возьми, не жалею. Не могу сделать вид, что не думала о той ночи на утро, открыв глаза, конечно я думала, много думала, даже жалела, что не смогла запомнить больше физических ощущений из-за своего состояния. Утром я обнаружила только несколько светлых волос на подушке у себя в руках и легчайший аромат базовых нот его парфюма. Через пару секунд размышлений над его словами я понимаю, что Авантюрин звучит как-то слегка надломано, так что я нерешительно делаю ещё один шаг навстречу.       — Это… Вызывает во мне некоторые спорные чувства, если честно, и я всё ещё разбираюсь с ними. Но это совсем не разочарование, нет. Авантюрин, если ты спрашиваешь о том, согласилась ли бы я на повторение, если бы вернулась в прошлое на несколько дней назад — да. Ничего плохого не произошло. И… Я спала спокойно. Не знаю, было ли твое присутствие причиной этого, или я просто смертельно устала, но я действительно спала без снов. И сейчас для меня это очень ценно. Так что нет, мне не жалко, — я замираю и прикусываю внутреннюю сторону щеки, взволнованно бегая глазами по лицу и волосам Авантюрина напротив. Его голос как будто бы стал ещё тише.       — Давай я повторю твои ответы: ты доверяешь мне, я тебе не противен, и ты не жалеешь, что позволила мне один раз остаться рядом на ночь. Поэтому я задам тебе теперь уже последний вопрос, ладно? Не отказывайся сразу, — он колеблется. — Рена, что ты скажешь, если я предложу тебе побыть рядом сегодня? — я немедленно фокусируюсь на его разноцветных, красивых фиолетово-голубых глазах, пытаясь понять, какое именно предложение я услышала, но он продолжает и без дополнительных вопросов, читая смятение на моём лице. — Мы выяснили, что ты плохо спишь в последнее время. Если тебе нужно, я могу считать тебе… Ну… — он сбивается, и я чувствую, как где-то в животе что-то сжимается. — Если тебе это будет нужно. Я на диване останусь, естественно… Но могу сидеть рядом, пока ты не уснёшь.       Мне хочется спросить «почему?», а потом рассыпаться в слезливых благодарностях, не дожидаясь ответа. Я не знала, можно ли мне опять просить о таком, потому что мне стыдно за то, что я устроила между нами тогда ночью… В моей голове был образ мягкого, аккуратного и вежливого отказа, который, конечно, оставил бы меня в самых расстроенных чувствах. И теперь уже точно в полном одиночестве в борьбе с кошмарами и остальным.       А он предложил остаться сам.       «Веритас бы так не сделал», — ехидно хихикает и шепчет предательский внутренний голос, пока я чувствую… Что я чувствую? Волнение. Да, это оно, но есть что-то ещё. Слишком знакомое, до какой-то болезненной степени скребущееся под кожей чувство. «Всё же наступаешь на те же грабли, Рена».       Тогда почему сейчас так хорошо?       Я засыпаю под знакомые звуки голоса Авантюрина, мягкого и журчащего, как вода, мысленно повторяя за ним числа. Один раз он правда успокаивает меня глубокой ночью, когда я всё же просыпаюсь из-за очередного кошмара, и не выражая никакого неудовольствия, просто считает заново. Его присутствие кажется галлюцинацией. Мне хочется сказать ему, чтобы он не уходил обратно на диван, но я не делаю этого, сжимая пальцами подушку.       

***

      — Авантюрин, я надеюсь, твой телефон защищён по всем актуальным стандартам КММ? Отпечаток, сетчатка, пароль, отдельный пароль на рабочие чаты и так далее?       — М-м-м… Ну да. А почему ты спрашиваешь?       — … Просто хочу удостовериться.       Конечно, у этого была особая причина.
Вперед