Минералогия

      Серебристый свет просачивается сквозь неплотно задёрнутые шторы, тонкой полосой ложась на мою постель. В комнате полумрак — тихий, не нарушаемый ничем, кроме отражённого звездного света за окном. В нём, как в софитах, танцуют редкие пылинки. Я лежу в белом прохладном море из одеяла и подушек, тыльной стороной руки прикрывая лицо, и не слыша звуков. Я как будто бы проснулась посреди летней ночи, не понимая, сплю я на самом деле или нет, потому что взгляд затуманивается образами только что сбежавшего сна. Ты можешь решить догнать его, спокойно прикрыв веки, и на утро ты даже не вспомнишь, что просыпалась. Но может быть, ты не успеешь протянуть руку и дотронуться до красочной картинки, твои веки дрогнут сильнее, а море с завитушками белой пены после этого окажется всего лишь постельным бельём. Я моргаю ещё раз, но Авантюрин почему-то не исчезает.       Его глаза сейчас выглядят восхитительно красиво, как будто бы сверкая в темноте, и молоко звёзд и двух лун за окном не могут сравниться с ним в интенсивности сияния. Своего взгляда я отвести сейчас не могу — двухцветный фиолетово-голубой узор кажется почти гипнотизирующим. На что похожи его глаза? На флюорит? Нет, пожалуй нет. Я выбираю александрит. Если рассматривать кристалл александрита под отличающимися углами, он будет окрашен в разные цвета — именно такие, как радужки у Авантюрина, удивительного цвета радужки, подобные которым мне раньше никогда не встречались. Изменять цвет в зависимости от угла падающих лучей? Ему понравится. Мне кажется, что я даже чувствую слабую улыбку на своём лице, когда думаю об этом, и именно с этого ко мне начинают возвращаться физические ощущения.       — … на?       Яркие огни радужек Авантюрина на мгновение перестают быть видны.       — Рена, ты меня слышишь?       Я моргаю, фокусируя взгляд на человеке перед собой, пока тот слегка дёргается. Широко открытые глаза сужаются, но я всё ещё вижу почти неоновые лучи. Авантюрин сидит очень близко к моей кровати, видимо, забрав себе единственный стул со спинкой в номере. Он слегка наклонился в мою сторону. При желании я могла бы дотянуться своей ногой до его колена, просто переложив ногу чуть правее.       — Привет, — я немного морщусь, когда сажусь прямо и откидываюсь головой на высокую спинку кровати. Тело ощущает неудобство со всех сторон, и я понимаю, что на мне всё ещё моё вечернее платье. О, оно явно не предназначено быть ночной сорочкой. Туфли тоже не мягкие домашние тапочки. Что я вообще делаю в туфлях в кровати?       — Привет. Как ты себя чувствуешь? — голос Авантюрина тихий, вкрадчиво-ласковый, но я чувствую там не совсем обычное притворство. Мне показалось, он часто подделывает свою улыбку, чтобы добиться расположения и определенного доверия у собеседника, а сейчас он как будто бы… Прячется сам? Скрывает мелодичностью звуков что-то рвущееся наружу, хотя обычно из-за его улыбки нельзя рассмотреть ничего, что внутри. Может быть, мне кажется. Я ещё не понимаю, что происходит, поэтому свой ответ я начинаю с перечисления физических ощущений:       — Голова побаливает. Если честно, мне кажется, что я ей ударилась. Ноги очень устали от туфель… Платье кое-где врезается в кожу весьма болезненно. Э-э-э… Вкус во рту ужасно мерзкий и хочется пить. Ноги-руки чувствую… Вставать не очень хочется, но могу себя заставить при необходимости. Не умираю, если короче, но бывало и лучше, знаешь, — я отвожу свой взгляд в сторону, чувствуя внезапно наступающую на меня волну холода. На коже появляются мурашки, и я вздрагиваю ровно в тот момент, когда Авантюрин начинает говорить:       — Это очень хорошо, моя дорогая подруга. Я очень рад знать, что сейчас твоё физическое состояние скорее удовлетворительное, потому что, знаешь, ещё полчаса назад ты была похожа на безжизненную куклу. Не хочешь потрудиться мне объяснить, что за спектакль ты устроила?! — повышение тона немного меня дезориентировало, хотя это был не крик. Что это было? Злость? Раздражение?       — Клянусь, мне бы пришлось позвать доктора, если бы ты не пришла в себя к утру.       Волнение? Паника? Авантюрин откидывается на спинку стула, заводя руки за голову, и смотрит в потолок, резко выдыхая. На нём только тёмная чёрно-золотая рубашка и светлые брюки, и никаких перчаток. Его руки и предплечья выглядят почти голыми — ни колец, ни часов, ни браслетов, с которыми он раньше не расставался даже когда мы сидели на пляже. На пляже… Это было всего лишь немногим больше суток назад. Почему кажется, что прошло дней пять?.. Блондин выглядит каким-то взъерошенным, и раньше я едва ли могла описать его подобным эпитетом. Но сейчас ему это подходит. Золотистые волосы несмотря на свою кажущуюся небрежность всегда лежали строго определённым образом, а теперь они были по-настоящему в беспорядке. Наверное, его ничего не может испортить. Даже нарисованная свинка-копилка на щеке, если бы я… Наверное, я молчу слишком долго, рассматривая его, потому что он ещё раз вздыхает, когда сжимает и трёт пальцами переносицу.       — Извини. Я не хотел повышать голос, просто ты существенно попортила мне нервы за последние полтора часа. Эй… Ты вообще помнишь, что случилось? — его голос полон непонимания и смятения, по крайней мере это то, что я слышу. Авантюрин удивлён и расстроен. Давай, сконцентрируйся…       Я чувствую резкую слабость, как только понимаю, что я сделала. Тяжесть оружия тянет мою руку к земле, и корпус как будто бы обжигает кожу — по ощущениям схоже с погружением руки в жидкий азот. Могу сравнивать, был опыт… Ледяная молния пронзает тело, расползаясь от моей правой руки, и я швыряю пистолет на землю в приступе отчаяния и ярости. Звон в ушах, головокружение, тошнота. Откидываюсь на фонарный столб голой спиной и даже не чувствую холода от контакта с металлом. Закрыть глаза было плохим решением, ты же знаешь, надо было посчитать вещи… Проваливаюсь в темноту из образов прошлого — бег, стрельба, страх, громкие звуки. Кажется, я иногда вижу, что происходит за пределами моего приступа: Авантюрин тянет меня за руку, пока я рефлекторно передвигаю ноги, следуя за ним, какие-то люди в знакомой форме КММ, и, возможно, меня тошнит. Звуки не проникают в мои уши, как будто бы я закрыта от мира невидимым куполом.       Интересно, что он имел ввиду, когда сказал, что позвал бы доктора?       — Я… Авантюрин, извини, я почти не помню, как мы добирались до отеля. До этого события в моей голове весьма яркие. Не помню только то, что было после того, как я села на землю.       Он нервно стучит пальцами по колену, подпирая рукой голову и внимательно разглядывая меня в этом нечётком полумраке. Если бы не он, я бы давно уже вылезла из платья. Дарю себе чуть больше комфорта — наконец-то додумываюсь скинуть туфли, но не успеваю дотянуться, как вдруг парень быстрым движением снимает их с меня, не касаясь ничего лишнего, кроме самой обуви, и кидает их куда-то в сторону. Немного резковато, но кто я такая, чтобы жаловаться? Моё тихое «спасибо» прерывается словами:       — Ты была в отключке около полутора часов, может, чуть меньше. Не реагировала на вопросы и прикосновения. Когда держала глаза открытыми, твой взгляд был совершенно стеклянным. Пару раз тебя почти стошнило. Удивительно, что ходила ты самостоятельно, пусть и с моей помощью. Тиндаль… Что это было, блять? И часто ли с тобой такое происходит? — мне кажется, ему очень хочется встать с этого стула, чтобы походить по комнате или сделать что-то ещё, но он силой удерживает себя от этого. Неоновые глаза впиваются в меня, пытаясь собрать любую информацию, которую может ему предоставить моя мимика и жесты.       Что я чувствую прямо сейчас?.. Вину. Я знаю, что виновата, что сама поставила себя в эту ситуацию, что курок пистолета буквально стал моим триггером, ха-ха-ха, и всего этого можно было бы избежать, прислушавшись к совету Веритаса Рацио: «Не будь идиоткой и делай свою работу, не залезая в дела Авантюрина». Чёрт, я даже сказала ему, что буду аккуратной с собой. Весь вечер должен был быть моим развлечением! Красиво одеться, послушать хороший мюзикл, потанцевать… А остальное целиком на моей совести. Я уверенно сделала своё состояние хуже. Что объяснять блондину? Я делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы почувствовать себя собранной. Начинаю очень аккуратно:       — Нет, это случается редко и большую часть года совершенно не влияет на мою жизнь. К сожалению, по некоторым причинам сейчас мне хуже, чем бывает обычно. Сегодня вечером я допустила ошибку, которая привела к тому, что ты наблюдал. И пока ты не прервал меня уточняющими вопросами — Авантюрин, спасибо тебе. Я бы обняла тебя, если бы мы сидели рядом. Я не могу себя нормально контролировать в такие моменты, это как волна, которая накрывает с головой, и ты не можешь вдохнуть. Я… Я снова благодарю тебя за помощь.       Его слова звучат как-то горько:       — Большую часть года? Допустила ошибку? Рена, твои слова не звучат как нормальное объяснение, и если ты считаешь, что я помог тебе — окажи услугу и поясни, что с тобой было. Ты видимо не знаешь, как это выглядит со стороны, но могу сказать тебе с уверенностью — хреново! Мне не понравилось смотреть на то, как ты превращаешься в зомби. Так что пожалуйста… — кажется, он решает убедить меня всеми доступными способами, потому что внезапно встаёт со своего места в метре от меня и садится на мою кровать. Теперь я коленом чувствую тепло его спины через рубашку, две верхние пуговицы которой расстёгнуты.       — Так что пожалуйста, потрудись над своим рассказом, чтобы наша совместная работа не показалась мне неудачной ставкой, — его слова резкие, но звучат горько. Однако что-то во мне дёргается, и я раздражённо отвечаю:       — Может быть я, по твоим словам, и превратилась в зомби, но если смотреть правде в глаза, дорогой друг, я потенциально спасла тебе жизнь, потому что тот дурачок в порыве эмоций мог бы попробовать решиться на настоящий выстрел. Но сегодня мистер Авантюрин из Каменных Сердец сидит абсолютно живой рядом со мной и ругается, и я скромно запишу это к своим успехам. Даже если ради этого пришлось слегка отрубиться, — я говорю едко с соответствующим выражением на лице, когда блондин внезапно становится ещё ближе, полыхая неоновым светом своих ярких глаз:       — Как будто бы есть какая-то разница, подохнет мистер Авантюрин сегодня или завтра. В отличие от меня, ты кажется живёшь неплохой стабильной жизнью, Рена. Стоило это того, хах? Я повторю еще раз — выглядела ты тогда очень хреново, подруга. Причём здесь я и моя жизнь? О себе подумать не хочешь? С каких пор вообще девушка, которая провела всю жизнь в академии и лабораториях так хорошо стреляет? О-о-о, у меня к тебе много вопросов, Тиндаль! — он снова отстраняется от меня, так же резко, как и приблизился.       — То есть ты считаешь, что я поступила неправильно в нашем небольшом конфликте с тем парнем? Это идиотизм. Думаешь, что я должна была смотреть на то, как он пытается угрожать нам? Может быть было бы лучше, смотри я на дырку у тебя в голове или груди? Это тоже не вселило бы в меня радость и спокойствие, поверь, — я не скрываю того, что его слова задели меня до глубины души, и я слышу, как раздражённо и нервно звучит мой собственный голос. Авантюрин агрессивно сжимает простыню под своими пальцами.       — Я с самого начала предложил тебе просто вернуться в номер, потому что ещё тогда подумал — ты обычный учёный и управленец, что ты знаешь о решении подобных вопросов? Когда ты без проблем согласилась узнать больше о личности нашего соглядатая, я не думал, что мне придётся иметь дело с человеком, который даже не в состоянии отреагировать на человеческую речь!       Я прикусила губу, чувствуя, как очередная волна вины, горечи и стыда проходится по сердцу внутри моей груди. Он абсолютно прав, и я сама чётко осознаю это — я понимала, что так не стоит делать. И всё равно… Решила, что я сильнее. Что я в порядке. Что я справлюсь. Я потерянно смотрю на Авантюрина, снова обращая внимание на то, что без пиджака и других аксессуаров тот выглядит непривычно раздетым.       — Ладно… Ладно. Да, ты прав. Ты прав, я понимаю. Это была плохая идея. Я попыталась доказать себе, что справлюсь, и что я наконец преодолела кое-какие свои проблемы. И… Не думаю, что это правда. Однако, — я продолжаю, делая акцент на этих словах. — Однако я не желаю слушать, будто бы мои действия по защите наших жизней были бессмысленны. Если не хочешь благодарить меня за это, то хотя бы просто не возмущайся.       Парень рядом со мной издаёт какой-то неразборчивый стон и зарывается пальцами в волосы, сильнее взъерошивая их, и так я понимаю, почему они превратились в полный беспорядок. Даже тусклое освещение не могло сделать его волосы менее золотистыми. Слишком идеальный блондинистый цвет — интересно, это его натуральный? Или он использует краску?       М-да, Рена, очень в тему.       — Нет, серьёзно, что с тобой не так? Извини, но ты ещё нужна мне, чтобы закончить работу. Может быть тебе действительно нужно позвать доктора или что-то вроде, а? — голос Авантюрина какой-то задумчивый, тихий и непонимающий.       Почему-то я дёргаюсь от упоминания доктора второй раз за этот вечер.       — Доктора? Что ты имеешь ввиду?       — Не знаю, может быть у тебя есть знакомые. Ты ведь обращалась за помощью к кому-то? — либо мне слышатся скрываемые парнем намекающие нотки, либо…       — Так, — мрачно говорю я. — Так. Если тебе хочется о чём-то спросить, то сделай это менее завуалировано, пожалуйста. Я не привыкла к разговорам в формате намёков.       Мне это кажется? Почему я вижу в этом намёк на мои личные секреты? И почему от этого становится настолько некомфортно? Авантюрин откидывается на спинку кровати рядом со мной, и я почти чувствую, что мы соприкасаемся плечами. Когда он отвечает, его голос звучит куда более знакомо и менее нервно:       — Знаешь, Рена, мне кажется, у нас обоих есть вопросы друг к другу, не так ли? Но мы не хотим раскрывать всю подноготную, разумеется. Я как-то уже говорил об этом, но теперь спрашиваю с настоящим предложением — сыграешь со мной в «две правды, одна ложь»?       Я медленно перевариваю предложение, чувствуя, как брови ползут вверх. Он, конечно, не видит этого, потому что смотрит не на меня, а куда-то перед собой. Предложение звучит слишком по-детски и глупо. Что это вообще за план?       И всё же…       — Мы получим друг от друга больше правдивой информации, чем лжи… И при этом у нас всё ещё будет возможность держать что-то втайне, — задумчиво проговариваю правила игры, пробуя их на вкус.       — Это более чем выгодная сделка, верно? Ты согласна? — Авантюрин протягивает мне руку, чуть-чуть смещая своё тело в мою сторону так, что мы всё же касаемся плечами. Я пожимаю его ладонь, принимая условия пари. А, и да. На нём же нет перчаток. Следующие его слова заставили меня немного пожалеть о быстро принятом решении.       — Прекрасно! Тогда подожди меня минут пять — мне нужно сходить за чем-нибудь выпить… Есть предпочтения? — он произносит это с такой лёгкостью, как будто бы я даже чисто гипотетически не могу быть против. Снова привычный мелодичный голос, в котором чувствуется мёд. Мёд, кстати, я никогда не любила. Я морщу нос, скрещивая руки на груди:       — Мы об это не договаривались. Ты кажется только что как будто бы переживал о моем состоянии, хах? И теперь мы идём к вечерней пьянке? Даже скорее ночной…       — Ты действительно против? Я только предлагаю нам расслабиться. Тебе, Рена, это точно необходимо. Притом, обрати внимание — я не собираюсь тебя спаивать или вроде того, только предлагаю перед каждым ответом на вопрос делать глоток-два. Так есть предпочтения?       М-да. Великолепно. Я очевидно иду к ещё одной ошибке. Подобные психологические игры никогда не были моей сильной стороной.       — Ничего чересчур крепкого и желательно что-нибудь… Сладкое? — неуверенно отвечаю я, пожимая плечами. Очень часто в компании Авантюрина у меня бывает такое, что мне что-то смутно кажется подозрительным, но очевидного повода отказаться от предложения нет. Ну и… Если честно, я поняла, что слегка хочу выпить.       Может быть, рассказывать будет легче? Предательская, противная мысль.       Авантюрин ухмыльнулся и слез с кровати, быстро направившись к выходу из номера, после чего исчез за дверью. С одной стороны, было более знакомо видеть его вот таким — деланно беспечным, очевидно планирующим что-то в своей голове, а с другой смотреть на это было странно после его недавнего «срыва маски». Я так и не придумала, как относиться к этому эпизоду. Полагаю, просто принять тот факт, что Авантюрин сочетает в себе много противоположностей, как и любой человек. Топ-менеджер КММ и член Каменных Сердец, Опорный Камень Авантюрин — хитрый, расчётливый, слегка вводящий в ступор своей улыбкой, мысли которого неизвестны, и Авантюрин, чьего настоящего имени я не знаю, но который способен допустить мысль о собственной смерти в любой момент, не носит на себе кучу золота и драгоценностей, который проявил что-то вроде беспокойства и так или иначе попытался узнать о моём состоянии. Даже довёл меня до номера… И решил остаться рядом. Да, вряд ли у этого была особенная цель, и я не верю в соглашение о дружбе, хотя мне тяжело даётся эта мысль — мне кажется, я сама слишком близко его подпускаю. Но всё же… Он не самый ужасный человек, верно?       Действительно ли незнакомцу раскрыть душу проще, чем близкому другу?       Внутренний голос шепнул мысль, от которой я похолодела, буквально ощутив ледяную волну паники. Я поняла, что узнаю происходящее. Я уже была такой, ну, не совсем такой, но очень похожей, тоже лежала где-то и рассказывала свою историю малознакомому человеку, с которым пересекалась только по работе (и в самый первый раз мы разругались в пух и прах), а потом была в приступе своих флешбеков. Спокойный уверенный голос силой вытаскивал меня оттуда, и теперь мы друзья. Верно? Что касается промежутка между первыми флешбеками и дружбой… Черт. Было болезненно. И Рена, то есть я, сама в этом виновата.       Настолько болезненно, что ты буквально сбежала из Гильдии Эрудитов? Финальное решение ты приняла из-за него, правда? А куда побежишь из КММ, глупая?       Никуда не побегу. Ничего не случится.       И я, осторожно встав с постели, переоделась в свою мягкую светлую пижаму, с удовольствием скидывая красивое, но слишком долго врезавшееся в меня зелёное платье.       Когда Авантюрин вернулся с двумя узкими бутылками чего-то в руках, я уже успела стать слегка сонной в своей уже более-менее привычной постели. Даже не понадобилось для такого эффекта залезать под одеяло — всё равно тепло. Я только попросила парня немного раздвинуть шторы, потому что я не хотела включать верхний свет, и теперь мы сидели в более освещенной, но всё ещё по ночному таинственной спальне. Очень логичный, но почему-то забытый мной вопрос пришел в голову, и я сразу его озвучила, пока мы не перешли к «игре»:       — Хей, Авантюрин, а что это был за парень в переулке? Ты понял, что происходит?       Я не видела лица собеседника, потому что тот стоял ко мне спиной, доставая из настенного шкафа бокалы и откупоривая принесенные им бутылки. Тон его голоса нельзя было охарактеризовать никак кроме слова «нейтральный» (или же «я просто не хочу тебе ничего говорить на эту тему»):       — Да, я думаю, что разобрался. У меня есть теория и даже план. Кстати, — когда он повернулся ко мне, я в очередной раз не смогла не удивиться, насколько он непривычно выглядит просто в рубашке и брюках, даже без сережки. — Теперь у нас есть нормальная охрана. Да, прямо в отеле в том числе. Если соберешься выходить куда-то, прихвати с собой парочку людей. Лишним не будет.       Я усмехнулась, потому что меня позабавила собственная мысль — с полноценной охраной я ходила до этого разве что только с Топаз. Десять Каменных Сердец в чём-то похожи? Изобразила на своём лице понимание и удовлетворение ответом, хотя, конечно, не представляла ничего о текущих делах Авантюрина. Не хочет углубляться в подробности — пожалуйста.       Парень забрал одну из подушек, к моему удивлению снова усевшись на мою кровать и скрестив ноги, только на этот раз он опирался спиной на каркас балдахина. Мы сидели друг напротив друга — при этом я осталась на своём месте. Рядом с нами обоими стояло по бокалу и бутылки чего-то, что я не опознала по этикетке.       — Итак… Давай я обозначу тебе правила нашей небольшой игры, если ты позволишь, — я кивком головы утвердила его слова. — Мы играем в «две правды, одна ложь». Мы задаем три вопроса друг другу по очереди — начну я, опять же, если ты не возражаешь, — я снова кивнула, кидая взгляд на бутылку. — Каждый должен распределить ответы так, чтобы два ответа оказались правдой, а один — ложью. На наше усмотрение, разумеется. После ответа на вопрос, человек, его задавший, говорит о том, считает ли он слова второго правдой или ложью. Перед каждым ответом немного пьём то, что я нам принёс — думаю, тебе понравится, если я правильно понял твои вкусы. Что ж… Тебе всё понятно? — голос Авантюрина был спокойным, таким же мелодичным, как обычно, даже глубоким. Я встретилась с ним взглядом, аккуратно кивая.       — Да. Полагаю, мы можем приступать.       — И еще одно небольшое замечание. Мы не отвечаем просто да или нет. Ответы даём развернутые, полноценные, потому что в этом и суть сегодняшнего небольшого эксперимента. Расскажем друг другу о себе, мы же друзья и коллеги, верно? — опять неприятные медовые нотки.       Я приняла и это условие. И зевнула. Наверное, хорошо, что я так устала — если бы у меня было больше сил, я бы стала тревожиться сильнее.       — Рена… Мой первый вопрос для тебя звучит так, — я удивилась внезапно серьёзному тону и тому, как внимательно он вглядывается мне в глаза, по-настоящему пытаясь прочитать меня, немного наклоняясь в мою сторону. — Какие отношения связывают тебя и Доктора Рацио из Гильдии Эрудитов?       Холодная волна липкой тревоги снова лизнула мою спину, когда Авантюрин так прямо упомянул Веритаса. Это было… Неприятно. Интересно, он уже всё прочитал по моему лицу, да? Я всё равно постаралась контролировать свою мимику — скрыть эмоции, скрыть сомнения, скрыть всё, оставив только то, что на поверхности. Это просто его глаза так гипнотически действуют. Насколько хорошим решением использовать одну единственную ложь в самом начале игры? Я отпила из бокала алкоголь, тот, что принёс Авантюрин, и порадовалась, что вкус был именно тем, что я люблю. А ещё я поняла, что за бокалом очень удобно прятать своё лицо. Надо было догадаться раньше. Когда я начала говорить, мне показалось, что голос всё же удалось вывести в область спокойного тона:       — Веритас и я знаем друг друга достаточно давно, с того момента, когда я пришла в Гильдию Эрудитов ещё во время учёбы. Так получилось, что он был известным человеком в нашей академии. Где сейчас его не знают, верно? — я позволила себе небольшой и искренний смешок, смотря сейчас не в глаза Авантюрину, а на голубоватую жидкость в своём бокале. — Для того, чтобы выпустить в широкий научный свет свою статью, нужен сторонний рецензент. К Рацио иногда выстраиваются очереди, а иногда все как-то синхронно вспоминают о его тяжёлом характере, и к нему неделями не приходят запросы на соавторство и рецензирование. По случайности я решила написать ему в тот период, когда у него не было других дел. И… Мы поспорили, потому что я решила, что он недостаточно разобрался в тонкостях моей работы, потому что по химии и химическим наукам у него ещё нет докторской, тем более по технологии… Вот. Наверное, это стало началом нашего сотрудничества, и оно стало теснее, когда я окончательно стала вести свои дела в интересах Гильдии. Это продлилось не очень долго, как ты помнишь, но всё же в каком-то смысле мы стали дружны. Насколько возможно дружить с Доктором Рацио. Сейчас мы в весьма хороших отношениях, он даже иногда посылает ко мне работать перспективных студентов.       Я перевожу взгляд на Авантюрина, немного улыбаясь, слегка приподнимая кончики губ. Не могу прочитать его выражение лица, но кажется, всё это время он действительно внимательно слушал, подперев голову рукой. Не осознавая, куда скользит мой взгляд, я обратила внимание на его ключицы, которые слегка было видно из-за расстёгнутых позолоченных пуговиц на воротнике. Я убрала оттуда глаза сразу же, как наткнулась на первую букву «s» на его шее. Мне просто не хватает сил спокойно смотреть на неё, поэтому секундную паузу я прерываю абсолютно искренним завершением своих слов:       — Восхищаюсь им, как учёным — он абсолютно невероятный, и я благодарна ему за всё, что он для меня сделал. Надеюсь, он никогда не решит защищать докторскую по химическим и геологическим наукам, а то моё эго не выдержит, — я всё время слегка улыбаюсь, втайне замирая, пока жду вердикта от Авантюрина. Мышцы спины и живота сразу расслабляются, как только до моих ушей доходят звуки его спокойного оценивающего голоса:       — Правда.       ***       Несколько лет назад       — Доктор Веритас Рацио? Меня зовут Рена Тиндаль, старший научный сотрудник академии, очень рада знакомству! Мне очень приятно, что вы предложили встретиться лично.       Светлый высокий коридор, потолки, которых не ощущаешь над собой. Я буквально чувствую, как мои глаза сияют, когда я первый раз смотрю на Рацио так близко — мы ровесники, но он успел защитить уже три докторские диссертации, и я не могу им не восхищаться, чувствуя, как от его присутствия обесценивается внутри меня моё же звание кандидата химических наук. Что такое кандидатская степень, когда человек передо мной открыл новые области знаний в трёх науках?.. Стройная подтянутая фигура, острый взгляд, вся эта античная эстетика — интересно, ему действительно настолько понравилась естественная теология и философия?..       — А, это вы, мисс Тиндаль. Я полагаю, вы внимательно прочли мою рецензию. Когда я пишу отзывы на статьи, я всегда предпочитаю встречаться с их авторами — так я получаю для себя подтверждение, что написавший мне учёный не полный идиот, и что он действительно разбирается в той или иной области научного знания. И я начну сразу с самой главной претензии, мисс Тиндаль — научная значимость вашей работы достаточно низкая. Выплавка вашего продукта… Вызывает сомнения. Покажите мне, кто ещё не догадался писать бесконечное количество статей про новые криогенные сплавы, изменяя соотношения добавок из раза в раз? Вы заявляете какой-то невероятный результат, но это невозможно никак подтвердить на практике, хотя, конечно, я одобрил вашу математическую модель…       Прекрасное лицо Рацио расплывается передо мной, и всё, что я воспринимаю — звуки его высокомерной речи, которая проникает в мой мозг, как яд. Невозможно подтвердить на практике?.. Я едва понимаю, что говорю, когда скрещиваю руки на груди, смотря из-под полуприкрытых век на высокую фигуру с тёмно-фиолетовым пятном вместе головы:       — Невозможно подтвердить на практике?.. Если я не ошибаюсь, доктор, вы защитили свою докторскую диссертацию по философии на тему трансцендентного космизма?.. — я обычно так не делаю, все мои коллеги знают, что я очень уважительно отношусь к любым темам работ, и напрямую никогда себе не позволяю обсмеивать выбранную человеком стезю. Но грёбанный философ и теолог будет говорить мне про практическую неприменимость?.. Я выбрала игнорировать его докторскую по математике и готовящуюся по физике.       — Ну так вот, Веритас…       ***       — Тиндаль — что за странный псевдоним?       — А? Это моя настоящая фамилия!       — Тиндаль? Серьёзно?       — Ты должно быть шутишь. Твоё имя и твоя фамилия буквально звучат как абсолютно выдуманное ненастоящее сочетание, созданное только для того чтобы выглядеть круто.       — Это моё настоящее имя. И да, я согласен с тем, что оно звучит подходяще для выдающегося человека вроде меня.       — Тебя назвали «истина»?       — У тебя фамилия физика древности?       — Тебе дали имя «истина». Как зовут твоих родителей?       — Хватит болтать.       — Этот разговор буквально начал ты…       ***       … Когда я больше ничего не чувствую в груди, смотря в потолок его кабинета, физические ощущения начинают возвращаться… А образы не терзают меня больше. Пока.       — Тиндаль, послушай меня…       Первое, что я чувствую — его руки на моём пульсе сразу в двух местах: шее и запястье…       ***       — Профессор Тиндаль? Не ожидал, что мы увидимся так скоро.       Веритас выглядит как античная статуя, вырезанная гением скульптуры — эти скулы, этот нос, эти глаза, это тело — абсолютно ничего в нём не поддавалось критике, как подлинный шедевр. Я не контролирую своё бешеное сердцебиение, и наконец это никак не связано с событиями на родине, только с мужчиной передо мной. Возможно, впервые в жизни.       — Веритас! Я пришла поздравить тебя лично с защитой очередной докторской. Когда мне ждать поражения в химических науках?       — Пока что у меня нет подобных академических планов, но я обязательно спрошу твоего мнения, если оно мне понадобится. Ты действительно просто зашла поздравить меня? Если да, то не стоило… И эти результаты тоже ничего не стоят.       Я неловко улыбаюсь, чувствуя, как живот начинает болеть из-за нервозности.       — Это неправда. Тебя одобрила комиссия высшего уровня, Веритас. Даже если Она не смотрит… — я откашливаюсь, переходя к самому главному. — Но… У меня к тебе есть ещё один вопрос. Ты… Может быть, ты захочешь поужинать со мной сегодня вечером? — вот бы улыбка была достаточно очаровательной, я очень надеюсь, что… Слышу подозрительно тихий вздох. Сердце куда-то проваливается.       — Рена… Не пойми меня неправильно, я считаю тебя достаточно близким человеком, но боюсь, что я не могу пойти с тобой на ужин так, как бы ты этого хотела. Позволь быть предельно ясным — я не разделяю твоих чувств в романтическом ключе. Если честно, когда я стал замечать это, мне хотелось допустить ошибку в своих последних выводах, возможно, первый раз за жизнь, — речь Рацио такая же, как и всегда — чёткая, уверенная и мало наполненная эмоциями.       Моя улыбка блекнет. Вот как.       — Так же я хочу уточнить, что твоя психика работает абсолютно нормально в подобной ситуации. Многие пациенты в какой-то момент…       Я знаю всё, что он хочет мне сказать.       Конечно, мы остались друзьями. Но после произошедшего на родине это стало последней соломинкой, которая переломилась, позволив мне сказать уверенное «да» на вопрос Яполи о переводе в КММ.       ***       — Правда.       Что ж… Мне удалось обвести Авантюрина вокруг пальца в этот раз, хотя, конечно, не факт, что он поверил мне по-настоящему. И, если честно, мне смешно от того, что мой ответ был воспринят как истинный. Ну… Веритас… Истина… Ладно. Только я этот каламбур в своей голове и оценю.       За сроком давности эти воспоминания уже не вызывают настоящей боли — только неприятное тянущее чувство в груди, которое проходит за минуту. Я давно не влюблена в Веритаса Рацио и смотрю на него только как на друга. С огромной благодарностью за всё, конечно, и я действительно восхищаюсь им, завидую ему… И больше не влюблена. Зато я знаю, что стало изначальной причиной тех чувств — то, как он выслушал меня в самый тяжёлый час моей жизни, был рядом, старался помочь. Я доверила ему все свои страхи, боли, панику, и он остался рядом тогда, когда я желала этого больше всего на свете.       Не происходит ли то же самое ещё раз? Я давно не чувствовала себя так морально плохо и потерянно, постоянно вспоминая Терру…       Теперь я внимательно рассматриваю Авантюрина на противоположном конце кровати, уже не боясь показать выражение своих глаз. В нём ничего не изменилось с прошлого раза — мне даже показалось, что он слегка расстроен то ли моим ответом, то ли своим вопросом изначально. Ну, если он плохо продумал партию, это его проблемы, верно?       — Теперь я задаю тебе вопрос, — он кивнул на мои слова, заставляя тусклый свет блеснуть на его радужке так, что я снова поверила, будто его глаза действительно умеют светиться неоном.       — Я внимательно тебя слушаю.       Раскрыть некоторые карты? Конечно, мы ведь именно этим здесь так беспечно занимаемся. Чёрт, а наши вечера всегда теперь обязаны заканчиваться тем, что он сидит у меня в номере? Интересно, не поползли ли слухи… Рядовые сотрудники КММ не могут не распускать сплетни, иногда мне кажется, что это прописывается в их трудовом договоре. Это заставляет меня поморщиться, но я возвращаю на лицо более нейтральное и спокойное выражение, когда собираюсь задать свой вопрос:       — Хочу узнать, для чего ты искал обо мне закрытую и непубличную информацию в КММ, Гильдии Эрудитов и чёрт знает где ещё, а также по-хорошему хотелось бы уточнить, насколько много тебе известно обо мне на данный момент, — кажется, я не справляюсь с нейтральным тоном, потому что это даже не вопрос, а претензия и почти обвинение. Я не удивляюсь, каким расслабленным становится выражение лица Авантюрина, когда он допивает свой первый бокал с голубоватой жидкостью. Он натягивает на себя очередную сладкую улыбку, и я не вижу сквозь эту защиту, но уже прекрасно понимаю, что это такое.       — О, так ты в курсе? Позволь мне восхититься твоими связями — откуда бы ты это ни узнала, теперь я верю, что ты не просто так начальница лаборатории в КММ.       Я пропускаю бессмысленную лестную чепуху мимо ушей, приподнимая брови, тихо намекая, что жду ответа по существу.       — Видишь ли… Твои кошмары предыдущей ночью меня немного задели. Не только из-за них, конечно, но я решил узнать больше о твоей биографии. Я уже наводил справки… — я поняла, что его многозначительный тон намекает на Топаз (она и не скрывала, что говорила с Авантюрином обо мне). — Некоторые твои привычки явно отражают наличие каких-то скрытых страхов. Ты ведешь себя необычно, если приглядываться к твоим действиям, к мелочам, которые ты возможно сама не замечаешь. Ты мне кое-что напомнила… Я узнал в тебе человека, который постоянно ждёт откуда-то опасности — физической опасности. Откуда подобное могло взяться у учёного, всю жизнь проводившего в лабораториях, учебных аудиториях и, полагаю, достаточно хорошо организованных полевых выездах с большой командой? Твой образ не складывался у меня в голове, и я решил понять, что с тобой не так. Я предпочитаю знать людей, с которыми я работаю, и… Своих друзей, — Авантюрин на секунду показал белые зубы, почти рассмеявшись, в то время как я испытывала неоднозначные чувства от полученного ответа. К моему удивлению, он продолжил говорить, уже хватая пальцами узкое горлышко бутылки, наклоняя её над бокалом. — Я знаю, что в твоей биографии есть пропуск длиной в полгода, о котором ничего быстро не раскопаешь. Командировка на твою родную планету. Это то, что я знаю. Информацию о твоей жизни там я ещё собрать не успел — очень мило было с твоей стороны отвлечь меня походом в театр. Довольна?       Я задумчиво смотрю куда-то сквозь этого интригана, взвешивая и оценивая его слова так, как будто бы я могу по-настоящему раскусить человека, чьей рабочей обязанностью было врать, темнить и утаивать в интересах КММ. Наконец вздыхаю, смиренно признавая своё заведомое поражение в этой игре коротким резюме:       — Правда.       И ровно в этот момент я ощущаю, что алкоголь начинает делать свою работу — я не ела уже много часов, так что в желудке не было ничего способного приостановить процесс опьянения. Я с интересом и удовольствием ощутила приятное лёгкое покалывание в кончиках пальцев своих рук и ног. Конечно, мне еще далеко до заплетающегося языка и мутного сознания, но я постаралась сделать вывод. Хотя какие тут могут быть выводы?.. Сейчас ночь, я хочу спать, сегодня вечером у меня был очередной приступ, я прострелила руку человеку, а сейчас сижу и пью что-то сладко-пьянящее, не ев ничего уже несколько часов, и играю с Авантюрином в игру, которую едва ли можно назвать игрой в настоящем смысле этого слова… И серебристый свет — единственное, что освещает комнату. А ещё он сидит передо мной в этом виде… Не знаю в каком. В обычном для любого человека, кроме него, и я до сих пор не могу справиться с ощущением, что он слишком раздетый.       — О-о-о, не могу дождаться, когда мы услышим что-то ложное друг от друга. А теперь… Что ж, признаюсь, всё затевалось только ради этого, Рена. Не разочаруй меня, — и я тоже потянулась за своей бутылкой, чтобы долить порцию напитка в бокал. Голос Авантюрина опять звучал вкрадчиво, но при это почти… Почти взволнованно? Нервно? Я не знаю, но где-то в конце его интонация сломалась на долю секунды. Почти так же он говорил, когда я очнулась совсем недавно. Почему-то мой желудок сжался, реагируя на моё собственное волнение, потому что я знала, чего ожидать, и все же была погружена в неизвестность. И сглотнула. А потом, не дожидаясь вопроса, выпила половину содержимого бокала в руках. «Хочу убедиться, что работа с тобой не была ошибкой» — он сказал что-то похожее, да? Что-то про неудачную ставку… Меня снова резанули эти слова, пусть и воспроизведённые в памяти.       — Я хочу знать, что с тобой происходило во время той командировки на твою родную планету, и связано ли это с тем, что ты умеешь стрелять, хотя потом и кидаешься оружием направо и налево, не осознавая, что делаешь. Напоминаю тебе — развёрнутый ответ, Рена.       Ну да, конечно. Разумеется, он спросил именно об этом. А о чём ещё? Моя кожа холодеет, а в горле першит, и мне становится неудобно сидеть даже в этой очень уютной кровати. Я вливаю в себя оставшуюся в бокале половину, не смотря в глаза Авантюрину, собираясь с мыслями. И медленно начинаю свой рассказ, чувствуя, как рот наполняется горечью и фантомным привкусом крови. Или я просто прокусила губу, когда задумалась.       ***       Я только закончила своё обучение в академии — и сразу доктор химических наук, хотя лишь недавно защищала кандидатскую. Новый подход к высокоэнтропийным сплавам — я уже как год в Гильдии Эрудитов, и тайно подозреваю, что мои статьи с рецензиями Рацио сыграли в этом свою роль. Потом оказалось, что в Гильдии есть деньги КММ и деньги редких, но метких частных инвесторов. У меня была моя научная работа, и я знакомилась с теми, кто состоял в Гильдии, втягиваясь в незнакомую среду по-настоящему, а не просто сидя в стенах альма-матер. Три месяца после выпуска и после защиты докторской — я теперь профессор Тиндаль — и приходит новость, которая разбивает мне сердце, не оставляя там ни одного целого кусочка. Дома началась война. Резко, неожиданно, так, что никто ничего не успел понять.       На что похож мой дом? О, он не похож ни на что. Такого больше нет, и это естественно. Звёзды нигде не сияют так же ярко, как в городе детства. Я родилась там, где природа была холодной и сдержанной, но не лишённой собственной красоты: степи, периодически прерывающиеся лесами, быстрые реки, зелёные растения, голубое небо и один-единственный планетарный спутник, отражающий свет не очень далёкой звезды. Даже спутник с его немного одинокой космической станцией я тоже любила, прилетая туда в детстве на экскурсии на работу к бабушке и дедушке, а потом — чтобы учиться в школе.       Кстати, стоит объяснить, как я вообще заинтересовалась наукой. Так уж вышло, что мой дедушка был научным сотрудником, как и моя бабушка, и именно у нас в городе однажды открыли невероятно прибыльные прииски драгоценных камней, а после дошло и до стратегически важных металлов. Конечно же построили научно-исследовательский институт, где после и трудились мои старшие родственники. Мама часто оставляла меня у них — так я и влюбилась во всё, что связано с минералами. Дома у нас была целая коллекция, и с ранних лет я начала собирать свою собственную, учась в полевых условиях отличать одну породу от другой, слушая геологов и разведчиков, набираясь профессиональной лексики и терминологии. Меня было очень просто брать с собой куда угодно, потому что я была послушной, внимательной, тихой и некапризной. И достаточно выносливой для ребёнка, а затем и подростка. Мне неоднократно говорили, что для своих лет я просто умница.       Так вот… Война. Это было очень наивное, импульсивное решение, но я отправилась на свою родную планету, в страну, которая распадалась на части — спасать то, что ещё можно было спасти. Я хотела забрать с собой так много записей, так много отчётов из практически родного НИИ, как только смогу. В моей глупой юной голове была светлая идея о том, что я буду настоящим волонтёром в белом плаще, посланницей Гильдии, которая чем-то да поможет… Я сказала, что сама новость о произошедшем не оставила на сердце живого места? Так вот, те полгода, что я провела на Терре, были просто мясорубкой — во многих смыслах. Ни один кусочек моей кожи не остался свободным от этого, и липкий запах боли и страха до сих пор догоняет меня, когда я закрываю глаза. Я согласовала командировку, объяснив всем, насколько важные секретные данные могут храниться в том НИИ, как важно, чтобы там был кто-то, кто их достанет… И полетела. Корабль разбился чёрт знает где в десятках километров от нужного места. Связи почти не было. Я ни к чему не была готова.       Что я научилась делать за эти полгода? Готовить диких животных (нормально охотиться так и не научилась, хотя разобралась в установке капканов) и мерзкие супы из разной гадости, штопать одежду, мало есть, быть ещё более выносливой, засыпать в самых неудобных местах, если нужно, и не спать, даже когда очень хочется. Маскировать одежду, стрелять, убегать, быть тихой, прятаться. Не хочу продолжать перечислять… Так или иначе, я добралась до своего города относительно быстро, и много времени прошло в подвалах того самого НИИ и в местных карьерах рудодобычи. Когда я узнала, что вся моя семья эвакуировалась в институт, я рыдала, а они не могли поверить в то, что я настоящая, ведь мы не виделись года два. Я тоже не могла поверить, насколько ужасно изменился мой родной город.       Это… Очень тяжело вспоминать. Что было хуже всего — не знаю почему, но Гильдия либо не смогла, либо просто не захотела тратить на меня время, раз я без связи, просто записав факт, что профессор Рена Тиндаль находится в зоне боевых действий по собственному желанию. Рацио убеждал меня после, что действительно не было возможности забрать меня, но я до сих пор боюсь, что он мне врёт.       ***       Я едва стою на ногах, вся перемазанная в красной пыли и грязи так, что даже родная мать не узнала бы моё лицо, если бы взглянула на меня. Красный цвет — признак большого количества железа в местной почве, и после многих дней я терпеть не могу красный, потому что он постоянно где-то рядом, как маскировка или пятна крови. Мои руки не дрожат, когда я направляю личный пистолет кому-то в голову… И не стреляю. Я клянусь, что ни разу никого не убила. По крайне мере… Я очень надеюсь, что это так.       Карьер всегда был местом ожесточённых боев, но этот парень даже не носит с собой оружие. Или это обман?.. Я чувствую, как капелька пота скатывается с моего лба по грязному лицу. Безумно жарко, но солнце светит мне в затылок, при это слепя мальчишку.       ***       — Рена?.. Тебе надо поспать, милая… Не нужно так себя насиловать из-за каких-то пыльных лабораторных записей.       Я не вижу лицо своей матери, бегло вчитываясь в заголовки абзацев и таблиц, листая тетрадь за тетрадью в тёплом жёлтом свете старой лампы.       ***       — Ты уверена в этой штуке?.. Я конечно понимаю, вы тут профессорским составом посовещались, но сигнал ведь не перехватят?       — Нет. Я уверена. Да даже если что-то произойдёт, после сигнала никто нам и не сможет помешать. И я заберу вас с мамой в другое место. Ты мне веришь?       ***       Когда я первый раз увидела тело человека, который очевидно умер насильственной смертью, меня стошнило почти сразу. Спустя время я привыкла закрывать им веки, если к такому вообще привыкают, но сейчас… Никогда не хожу на боевики и ненавижу держать в руках оружие, и тем более не переношу его в руках у других людей.       ***       Что стало итогом?.. Наверное, можно сказать, что выигравшей стороны не оказалось. Вернуться домой теперь нельзя… Просто некуда. Красная почва впитала в себя ещё больше железа, не заметив этого. И даже так мне приносит извращённое удовольствие мысль о том, что там есть и моя кровь, как будто бы я и Терра до сих пор связаны незримой ниточкой. Я связана?.. Это такая дикая мысль, потому что, если честно… Я до сих пор не верю, что это по-настоящему было со мной. Рена Тиндаль — та Рена, которая полгода была на войне — это ведь даже не совсем я. Она выглядела не так, как я, одевалась иначе, говорила другие вещи, делала не то, пахла по-другому… Я думаю о ней, как о другом человеке, который почему-то передал мне настоящей свои воспоминания, как проклятие, от которого я не могу избавиться. Та другая я до сих пор посылает мне ночные кошмары, которые заставляют меня плакать, потому что я почти потеряла на своих руках младшего брата, а ещё есть одна совершенно личная вещь, о которой я не хочу говорить подробно даже теперь… Так что оставим это.       Я побежала в КММ, потому что обратный корабль, как мне сказали, был прислан лично по приказу Яполи, и я до сих пор не знаю, почему глава технологического отдела КММ сделала это для меня и моей семьи. Гильдия Эрудитов разочаровала меня, и я не могла справиться со своим презрением и обидой, смотря на кучку, казалось бы, умных и рациональных людей, которые знали меня лично, но даже не попытались ничего сделать, закрывшись в своих кабинетах. Глупо, да? Никто не обязан был ничего делать для меня, ведь я сама побежала с огнём в глазах «спасать ценнейшие знания», но сколько там было людей и не только людей старше, которые даже не попытались остановить меня, переубедить… Забрать меня. На Веритаса я не держу обиды, потому что я его действительно не послушала, хотя он искренне верил, что идея была просто ужасной, не смотря на мою моральную правоту. И я верю в то, что он пытался что-то сделать.       Если честно, тогда мы ещё не были настоящими друзьями, скорее просто знакомыми-коллегами. У меня не было близких людей в академии, и в какой-то момент я просто сидела перед дверью в лекционную аудиторию, только вернувшись и не веря, что всё вокруг не сон, ждала окончания пар, которые вёл Веритас. Я почти уверена, что первый его шаг ко мне был слишком порывистым, но он сразу же взял себя в руки — никаких объятий я не получила, и не уверена, что он собирался что-то такое сделать. Эта встреча закончилась тем, что я рассказала ему абсолютно всё, получив при этом первый приступ флешбеков. Так совпало, что Рацио собирался становиться доктором медицинских наук, и хотя, как мне кажется, разбор психических проблем не его главный конёк, он даже дал мне четырёхбуквенный диагноз (и уточнил после, что, конечно, лучше бы мне проконсультироваться с кем-то ещё, чего я не сделала ни разу).       Итак, почему же я ушла в КММ? Яполи пообещала мне возможности, которых нет даже у Гильдии Эрудитов. Она пообещала мне, что я никогда не буду ограничена в средствах, людях и защите. Как я поняла по косвенным признакам, ей понравилась одна моя работа по химической технологии переработки смешанных титаново-редкоземельных руд, но я не уверена до конца, что было в планах у руководительницы технологического отдела КММ. Она меня не обманула, но начинала я с гораздо более низкой ступени, чем была в Гильдии. В любом случае, всё это привело меня туда, где я есть сейчас.       Что есть сейчас? Я думаю, что моя жизнь очень похожа на мечту — я занимаю хорошую должность, не бедствую, занимаюсь любимым делом, у меня есть близкие люди и семья. Но где-то раз в год срабатывает ощущение «годовщины» событий на моей родине, и тогда меня накрывает особенно болезненная ностальгия, из которой я не могу выплыть самостоятельно. Я скучаю по голубому небу, сидя в своём кабинете, слушаю старые грустные песни, пытаюсь поехать к семье, когда есть время. И мои приступы флешбеков обостряются. Если не усугублять своё состояние слишком сильно и отвлекаться на работу, острая фаза проходит за пару недель.       Стрельба в вооруженного человека в тихом переулке не входит в разряд вещей, которые меня успокаивают.