The Blood

Чон Хосок стоит перед баром, опираясь на колонну. Вокруг толпятся альфы, одетые так же вычурно, как и он сам. Они вздергивают подбородки и гордо держат осанку, обсуждая политику в стране. Впрочем, и Хосок сам ничем не лучше, он также ведет пустую светскую беседу с каким-то бизнесменом из Салимхана, абсолютно не связанную с тем, что он действительно думает. Чон уже даже не помнит, как зовут собеседника. Время от времени он бросает взгляд на часы, но это совершенно не помогает отвлечься от ощущения бессмысленности происходящего. «Еще один вечер, полный лжи и притворства», — думает альфа, чувствуя, как раздражение нарастает. Сейчас всё вроде бы хорошо. Роскошь, веселье, радость, вокруг омеги — бери не хочу. Но внутри зияет пустота. Всё вокруг по-прежнему: радостно, уютно, близкие люди улыбаются. Но тепло, которое он ощущал раньше, исчезло мгновенно, словно его унёс порывистый ветер. И вот он стоит, окруженный всем этим великолепием, но чувствует себя так, будто потерял что-то невероятно важное. Он будто пазл, и без одного маленького, но жизненно необходимого кусочка, уже не может быть целым. Его душа тосклива и холодна, и альфа не знает, что делать дальше. Как заполнить эту пустоту? Как вернуть тепло, которое еще пару недель назад согревало его? В очередной раз расставленная ловушка охотника на наследника империи Чон сработала как надо. И его возлюбленный разорвал отношения, поверив сплетням и слухам, а не ему. Ему, который с самого юного возраста вручил сердце омеге, поместив его в деревянный ящик, и выбросил ключ, потому что оно принадлежит только Ян Чонину. Он всегда был честен с ним, но глупый лис не смог разглядеть его искренность за пеленой лжи и интриг. А Хосок слишком горд, чтобы ползать перед ним, доказывая правду. Сколько ещё доказывать свою любовь и верность? Он сказал раз, объяснил дважды, но тот не поверил. Хосок устал. Он понимает, что если его слова для человека ничего не значат, то им не по пути. Он готов отпустить омегу, потому что не может быть с тем, кто не верит в его искренность. Он знает, что и Чонин, снедаемый гордостью, никогда не сделает первый шаг, несмотря на своё желание вернуть их отношения. Говорят, что противоположности притягиваются, но это не их случай. Они слишком похожи по характеру, они — полярные противоположности, которые составляют единое целое. Поэтому их отношения — это всегда взрыв, борьба и буря эмоций. Но какая буря! Это неугасимая страсть, которая пылает между ними уже много лет! С ним каждый день — как начало новых отношений, как стадия притирки, когда каждый хочет проявить себя и показать свою истинную сущность. Хосок внезапно оказывается в замешательстве, осознавая, что он уже вовлечен в разговор с неким омегой, который явно проявляет к нему интерес. Альфа не может понять, как и когда он перешёл от деловой беседы с бизнесменом к флирту с этим сексуальным парнем, который едва ли не прижимается к нему своим пахом. Вдруг, словно из ниоткуда, доносится голос, красивый, тёплый и такой родной, что сердце замирает. Он звучит злобно, но в то же время с ноткой иронии, как будто насмехаясь над ним. — Не желаете шампанского, господин? Хосок оборачивается и вдыхает терпкий аромат грейпфрута, проникающий в каждую клеточку его кожи, пропитывая все органы, словно густой маринад. Волк внутри крупной грудной клетки беспокойно начинает шевелиться, радостно виляя хвостом и пуская слюни на бедного фенëка. Чонин перед ним с подносом, уставленным бокалами, наполненными янтарным игристым шампанским. В черном неприметном брючном костюме с жилеткой и бабочкой, как и положено официанту. Обслуга зачастую незаметна, но ее присутствие всегда ощущается в банкетном зале. Чонин позволил себе ярко накрасить глаза и выкрасить волосы в нежно-розовый цвет. Разрыв, новая жизнь без любимого человека, неизменно сопровождается сменой внешнего вида. Но Хосок не может не признать, что его омега выглядит бесподобно. Внутри поднимается волна злости, ибо что себе позволяет этот лис? Находиться здесь таким аппетитным, как он, нельзя. Среди этих похотливых богачей, так и норовящих засунуть свои грязные руки и языки в таких прекрасных созданий, как его омега. Нужно срочно обозначить, кому принадлежит этот парень. К счастью, в этот момент мимо проходит менеджер, следящий за работой персонала в зале. Хосок молниеносно хватает альфу за локоть и тянет на себя – бедный парнишка не успевает среагировать и приходит в себя, уже находясь почти в крепких руках Чона. — Быстро возьми его поднос, — шипит он на ухо менеджеру, указывая подбородком на стоящего перед ним официанта. — Освободи от обязанностей по обслуживанию зала! Сейчас же загнать его на кухню до конца вечера! — Простите, господин, что он натворил? — испуганно спрашивает альфа. Потом обращается к Чонину властным и неприятным тоном: — Что ты натворил? Сегодня ты останешься без жалованья! — менеджер смотрит на Хосока, снискивая его одобрения на свое решение. — Понабирают бестолковых омег, которые только и знают, что умеют вертеть задом перед уважаемыми господами! Услышав эти слова, Хосок с такой силой сжимает чужое предплечье, что кажется, будто сейчас кости бедняги раскрошатся под его пальцами. Он резко дергает альфу на себя и угрожающе произносит, четко выделяя каждое слово: — Еще раз оскорбишь этого омегу. — Он снова дергает менеджера, попытавшегося вырваться из болезненной хватки. — Я вырву тебе кадык. — Простите, господин, — дрожащим голосом говорит тот. — Я не знал, что вам приглянулся этот омега. — Этот омега мой! — Хосок слегка отталкивает альфу в сторону и повторяет приказ. Менеджер трясущимися руками забирает поднос с шампанским из рук официанта. А Чон, с железной хваткой, берет омегу под локоть и решительно ведет его к служебной двери персонала. Проходя мимо кухни, где воздух буквально дрожит от жара, он, не теряя ни мгновения, уверенно шагает внутрь, увлекая за собой сопротивляющегося парня. Сопротивление официанта становится все более очевидным, но мужчина, не обращая внимания на встревоженные лица поваров и работников кухни, практически тащит его за собой. Иногда он бросает на них быстрые, но строгие взгляды, и те мгновенно осознают, что лучше не вмешиваться. — Отпусти меня! Предатель! — с громкой обидой ругается парень и пытается вырваться, изо всех сил упираясь ногами, но альфа, уверенно маневрируя между персоналом, продолжает тащить его за собой. Не обращая внимания на робкие попытки омеги проявить гордость, Хосок, сверкнув глазами так, что они сейчас искрятся от ярости, как молнии, резко поворачивается к одному из сотрудников кухни ресторана. Холодно и властно спрашивает: — Что за дверь? Тот, дрожа всем телом, как лист на ветру, и с глазами, полными ужаса, пытается выдавить из себя ответ, стараясь не вызвать гнев господина, который может обрушиться на него ураганом: — Там... там сервизная и бельевая комната, — запинается молодой помощник повара. — Прекрасно! — Хосок без промедления открывает дверь и вталкивает Чонина в небольшое помещение, наполненное стеллажами с разнообразной посудой, коробками с той же посудой и множеством других предметов для сервировки стола, а также стопками свежих, отглаженных и аккуратно сложенных скатертей и полотенец. — Кто осмелится открыть эту дверь, последнее, что он увидит в жизни, будет мое лицо! — с этими угрожающими словами он входит внутрь и закрывает за собой дверь, оставив в недоумении весь персонал кухни. Чон нервно бьет по стене, но ничего не происходит. Решив попробовать другую стену, он наконец находит выключатель. Вскоре комнату заполняет тусклый свет от ламп, встроенных в невысокий потолок. Свет медленно разливается, разгоняя темноту и вырывая из теней его маленького любимого омегу. Тот смотрит на него с таким негодованием и обидой в глазах, что хочется провалиться сквозь землю. — I.N., — нежно зовёт Хосок парня по имени, которое только он имеет право произносить, и с опаской приближается к нему. — Что ты здесь делаешь? — Разве не очевидно? Работаю! — отвечает тот, сверкая глазами, и с обидой добавляет: — Из-за тебя я сегодня останусь без денег! — Не придумывай! Почему именно сегодня, именно на этом вечере ты решил поработать? — Мужчина подходит почти вплотную, дерзкий голос теперь наполнен страстной дрожью, а взгляд проникает в самую глубину души омеги. Он обводит фигуру парня медленным, скользящим взглядом по монохромной форме официанта, контрастирующей с яркой индивидуальностью. Пылающие глаза задерживаются на лице, которое он знает лучше, чем кто-либо другой. Они столько лет вместе, и каждый раз, когда расстаются, он думает, что это навсегда. Но судьба снова и снова сводит их вместе. — Ты так сильно скучал по мне, что не смог устоять перед соблазном стать официантом на этом вечере? Узнал, что моя семья будет здесь? Ревнуешь? Думаешь, я буду бегать за омегами из высшего общества? — Не будь таким наивным, — Чонин смотрит ему прямо в глаза. — Я здесь не из-за тебя. Это просто подработка, как и любая другая. Мне нужно содержать себя самому. В отличии от тебя у меня нет богатых родителей. — парень пытается скрыть дрожь в голосе. — А теперь, если ты не против, мне нужно идти. У меня много дел. Хосок на мгновение замирает, но не отступает, всё ещё не сводя с омеги пожирающего взгляда. — Ты никогда не был хорошим лгуном, — тихо, но с явным нажимом произносит он. — Я вижу, что ты пытаешься меня обмануть, но я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Ты здесь только из-за меня. Омега ощущает, как сердце начинает биться быстрее. Оно готово вырваться из груди и упасть на пол перед любимым, источая аромат ветивера. Потому что этот запах уже давно в его крови, гонимый аортой. Чонин понимает, что Хосок видит его насквозь, но не может открыть вслух свои истинные мотивы. Что он безумно скучал по нему так сильно, что душа разрывалась от тоски, а по ночам заливал слезами подушки. Что без Чон Хосока словно и не живёт вовсе, а только существует. Но самое ужасное, что он переживает — это ревность. Каждую секунду, что без любимого, в голове возникают образы других омег, которые готовы на всё ради его альфы. И он вынужден отгонять эти мысли, чтобы не сойти с ума. — Всё, что ты говоришь, — ложь, — не унимается Хосок. — Я знаю, что ты хочешь быть со мной, даже если пытаешься это скрыть. Но ты мог бы просто прийти ко мне. Зачем этот нелепый маскарад с переодеванием в официанта? — снова закипает альфа. — Я знаю тебя, I. N. Ты не смог бы так просто пройти мимо шанса увидеть меня. — Что за комплекс Бога! — с сарказмом отвечает тот. — Ты не центр вселенной, Чон Хосок! — Перестань, ты же сам выдал все свои чувства ко мне, когда подошел и предложил шампанское, чтобы затмить того безликого омегу. — Ты ошибаешься. Чон видит, как руки того слегка дрожат, потому что его слова попали точно в цель. Мужчина делает шаг ближе, и говорит более мягким тоном. — Возможно, — шепчет он, наклоняясь и нежно касаясь губами уголка чужих губ. — Но я всё равно рад, что ты здесь. Хосок делает паузу, чтобы взглянуть на Чонина с особой нежностью. — Ты ведь знаешь, что для меня нет никого дороже тебя. Наши отношения всегда проходят через испытания, но мы снова и снова находим силы быть вместе. Я всегда буду рядом, потому что хочу быть только с тобой. — Он притягивает омегу ближе, обнимает, наслаждаясь теплом хрупкого тела и вдыхая тонкий грейпфрутовый аромат. А голос становится ещё мягче, когда он говорит: — I. N, ты даже не представляешь, как я счастлив, что ты здесь. Я не могу представить себе ещё один вечер без тебя. Не хочу снова испытывать то, что чувствую, когда мы расстаемся. Без тебя мне холодно. Ты — моя жизнь, мое вдохновение и моя опора. С тобой я чувствую себя цельным и защищенным. Я в сотый раз обещаю, что всегда буду рядом, буду поддерживать тебя и любить всем сердцем. Ты — самое важное, что есть в моей жизни, и я никогда не перестану это ценить и доказывать тебе. — Я ведь даже не из вашей лиги. И по сравнению с тобой нищий, — жмется парень и зарывается носом в шею мужчины. Продолжая приглушенно бурчать, он прижимается лицом к крепкой груди. — Как я могу быть твоей опорой? Хосок нежно приподнимает лицо Чонина за подбородок, заглядывая ему в глаза и произносит: — Ты — мой источник силы. Твоя поддержка и любовь делают меня лучше. Ты не представляешь, как много значишь для меня. Ты — моя опора, потому что ты даёшь мне веру в себя и в наше будущее. Ты — тот, кто каждый день помогает мне становиться лучше. Ты — моя надежда и смысл жизни. Красивое открытое лицо смотрит на него и улыбается. Губы изгибаются, словно готовы произнести что-то особенное. Чуть прищуренные густо подведенные глаза, растрепанные нежно-розовые волосы, строго запахнутый ворот рубашки и галстук-бабочка. — Ты просто ужасный лжец, Чон Хосок, — произносит Чонин, не вкладывая в слова ни капли злости или обиды. — Но мне так хочется тебе верить. Даже если в итоге я окажусь за бортом твоей лодки в этом холодном и жестоком океане жизни. Я понимаю, что иногда ты можешь говорить неправду, но это не умаляет моей любви к тебе. Я готов рискнуть и довериться тебе, даже если это может привести к разочарованию. — Нет никакой неправды, — Хосок снова ощущает, как в нем закипает гнев, это неприятное чувство, которое каждый раз заводит его слишком далеко. — За все годы, что мы вместе, я ни разу не изменил тебе. Если ты хочешь знать правду, я готов рассказать тебе всё, что у меня на душе. Я люблю тебя и хочу, чтобы у нас было будущее. Только это правда. Верь мне. Иначе нам не по пути. Сколько мне раз это повторить? — импульсивнее, чем хотелось, произносит он. — Ты всё продолжаешь требовать от меня признаний в том, чего я не делал... Чонина охватывает привычное, но каждый раз странное, нереальное, почти дикое состояние. Кожа покрывается мурашками, телу становится горячо. Он стоит напротив Чона, и десятки разных мыслей проносятся в голове, а глаза не могут оторваться от него. Такое родное, дорогое лицо. Самое любимое лицо на свете. Сердце наполняется мощным, всепоглощающим желанием — видеть его всю жизнь, улыбаться, ловить ответную улыбку, быть рядом. Он смотрит и не может насмотреться. В ту же секунду буквально бросается к нему, заглушая поток слов своим поцелуем, и крепко обвивает мощную шею. Омега чувствует, как чужое сердце бьется под пальцами, как чужое дыхание становится глубже, и понимает, что это именно то, что он хотел сделать — выразить свою любовь и преданность. Губы Хосока расходятся больше, сминая чужие. Сколько он провел в ожидании этого поцелуя! Поцелуй выходит долгим, от которого до близости — одно движение. Рукам не по себе прижимать к себе тело через ткань дешевой униформы, а хочется ощутить кожу к коже. Он уже чувствует, как поднимается желание, пульсируя и наполняясь кровью, плотно упираясь в ткань его брендовых штанов. Хосок неожиданно прерывает поцелуй и, взглянув на Чонина, мягко убирает его руки со своей шеи. В этот момент кажется, что он собирается оставить омегу одного в комнате. Его мальчик смотрит на него глазами, переполненными любовью, тоской и желанием быть с ним, и явно не понимает, что происходит. В лисьих глазах мгновенно отражается тревога и растерянность. Не произнося ни слова, Хосок разворачивает возлюбленного и прижимает его к холодной бетонной стене. Чонин, ощущая грудью прохладу бетона, кладет руки на стену и прижимается к ней щекой. Крупная рука обхватывает его зашеек и с силой вдавливает в стену. Эта грубая ласка пробуждает в нем страстное желание. Тяжелое дыхание мужчины, кажется, заполняет все пространство вокруг, а слова, произнесенные прямо в ухо, обжигают: — Черт возьми, I.N., я, кажется, сейчас возьму тебя прямо здесь. Ничего не могу с собой поделать, ты сводишь меня с ума. Сильные руки впиваются в нежную кожу боков парня, оставляя следы под тканью рубашки и жилета. Губы захватывают то самое ухо, в которое только что шептали, и начинают посасывать мочку. Альфа прижимается к нему пахом и толкается крепким стояком, который бушует прямо в штанах. Он водит своим возбуждением по упругой заднице, словно рисуя невидимый орнамент. Чонин, чувствуя эти движения, еще больше выпячивает ее, вызывая волну возбуждения и подрагивание члена альфы. В этот момент он слышит и ощущает шлепок, который отзывается звоном в глухой подсобке и обжигающей, но приятной болью ягодицы. В следующий миг Хосок уже расстегивает его ремень и ширинку, а затем стягивает брюки, оставляя на виду только оголенную попку. Чонин выгибается и начинает стонать от предвкушения, что лишает мужчину остатков самообладания и кружит голову от удовольствия. Одной рукой Хосок придерживает его за бок, а второй скользит по спине, пояснице и опускается к бедру, все ниже и ниже, обхватывает за пах и заставляет сильнее задирать попку. Горячая ладонь сжимает ягодицу, и парень начинает биться в нарастающем желании. Разум отключается, а возбуждение кипит в крови, разливается по венам, сосредотачивается внизу живота и усиливается от жадных прикосновений. Хосок с нежностью целует раскрасневшуюся щеку омеги, осторожно подбираясь к чувствительному ушку. Он слегка прикусывает мочку и с лаской проводит по ней языком. Чонин стонет, приоткрыв рот и откинув голову назад. Его глаза закрыты, а сердце давно сбилось с ритма. — Чон Хосок, — хрипло произносит тот, немного отстраняясь и ловя ртом воздух. — Ты только мой! Никому тебя не отдам! — I.N., — в собственном голосе слышится удивление на эти откровения. — Мне никто не нужен, кроме тебя. Никто, кроме тебя, не станет первым омегой Чёрного Волка. Хосок присаживается на корточки и с тихим рычанием резко снимает брюки с парня до колен. Нежно прикасаясь к обнаженным голеням и проводя по ним широкими ладонями. А затем поднявшись, рывком зарывает пальцы в загривок омеги, крепко сжимая волосы у корней и резко оттягивая голову назад. Шепчет, произнося каждое слово медленно и с жаром: — Но ты каждый раз заставляешь меня нервничать. С тобой я становлюсь психом. А без тебя — монстром. Он крепко обхватывает бедра омеги, слегка сжимая их, заставляя того шире раздвинуть ноги. А потом вновь опускается перед стройной фигуркой на колени. Раздвигает две упругие половинки. Альфа дразнит чувствительную и покрасневшую мышцу, проводя по ней языком. Несколько быстрых круговых движений, и омега прикусывает ладонь, чтобы не закричать от удовольствия, пронизывающего всё тело. Всё-таки за этой дверью находится персонал кухни. Хосок облизывает губы, глядя на вздрагивающего и потерявшего контроль парня затуманенным от страсти взглядом. Разум давно отключился, оставляя лишь желание чувствовать, дарить наслаждение и ощущать под пальцами гибкое тело, изнывающее от его ласк. Всё вокруг теряет смысл, превращаясь в бешеный пульс крови внизу живота, оглушительный стук сердца и хриплое сбивчивое дыхание. Глаза, одурманенные страстью, пылают, словно черные дыры космоса. В них уже нет никакого смысла, лишь бесконечная нежность и страсть. Ягодицы омеги напрягаются, когда палец альфы осторожно обводит края узкой, сочащейся смазкой дырочки, чуть надавливая. Он осторожно вводит палец внутрь, сходя с ума от тесноты сжимающихся мышц. А потом добавляет второй палец, и омега вскрикивает, насаживаясь на них с силой и уже требуя большего. — Хоуп… Хоуп… Я сейчас взорвусь, сделай со мной что-нибудь! — громко стонет парень, глядя перед собой безумным взглядом и упираясь ладонями в стену. — Не останавливайся! Альфа медленно вытаскивает испачканные в смазке пальцы, резко поднимается и начинает входить в растянутую дырочку истекающим от желания членом. Омега вскрикивает, широко распахнув глаза. — Малыш, дыши глубже, сейчас папочка будет тебя наказывать, — подбадривает он его, целуя уже покрытое испариной лицо. Альфа медленно продвигается вперед, осторожно, боясь причинить излишнюю боль. Внутри омеги так туго и восхитительно, что он едва сдерживается от резких движений. Мужчина лишь прикрывает глаза и хрипло стонет, сильнее сжимая бёдра парня. — Ты умница, что не смеешь прикасаться к себе, когда меня нет рядом. Омега шумно выдыхает, осознав, что альфа проник в него целиком. Он жмурится, тяжело дыша, и тут же чувствует теплые губы, сцеловывающие испарину пота, потому что в тесной глухой комнате без окон невыносимо жарко. Хосок не двигается, давая возможность омеге вновь привыкнуть к ощущениям своего члена внутри себя. Он осторожно ласкает напряжённые мышцы, заставляя их вновь расслабиться. Всё это длится до тех пор, пока Чонин не начинает сам двигаться, нетерпеливо ерзая. А он облегченно выдыхает, совершая первое движение, ловя ушами судорожный всхлип. По телу проходит дрожь, а пальцы скользят под рубашку до груди парня, выискивая самые чувствительные зоны. Не в силах больше сдерживаться, альфа резко толкается, протяжно застонав: — I.N, малыш… Блядь… Соскучился по мне? Потому что я да... Я без тебя скучал. Постепенно ускоряясь, Хосок находит для них идеальный ритм. Он уже грубо входит в узкое и тугое нутро, заполняя омегу собой и подчиняя его себе. Он больше не сдерживается, хотя уже задыхается от быстрого и интенсивного темпа. Чонин едва стоит на ногах, кожа пылает от прикосновений пальцев, языка и губ. Хосок сам сходит с ума от сжигающего его огня, он едва сдерживается, чтобы не наброситься на парня как зверь и не поставить чертову метку. Альфа продолжает проникать в него глубоко, резко и настойчиво. Берет остервенело и с какой-то злостью, с явным желанием наказать, доминировать и показать свою силу. Он обхватывает бёдра, сильно сжимая их, заставляя омегу раздвинуть ноги шире и прогнуться в спине, демонстрируя свое полное превосходство и силу. Звонкие шлепки от соприкосновения тел и стоны выводят из равновесия работников на кухне. Они изо всех сил стараются не обращать внимания на эти непристойные звуки, доносящиеся из сервизной комнаты. И, несмотря на все усилия, продолжают готовить и обслуживать гостей сегодняшнего званого ужина. Чонин достигает такого сильного оргазма, что его тело готово разлететься на атомы, раствориться в воздухе, наполненном ароматом ветивера. Вслед за ним кульминацию переживает и альфа, наполняя партнёра семенем, накопившимся за время их разлуки. Под веками взрываются тысячи планет, и кажется, он даже слышит их грохот где-то в висках. А это всего лишь собственное сердце, всё равно что гигантский колокол, грохочущий под грудной клеткой так, что оно готово разлететься на мелкие кусочки, каждый из которых сложит имя его возлюбленного. Этот звук заполняет мысли, превращая каждый удар в мощное признание в любви, которое невозможно сдержать. — Люблю тебя, черт возьми! Глупый малыш I.N., до самого космоса! За пределы этой галактики! — А я тебя, — задыхаясь от такого темпа, отвечает Чонин. — До самого ядра Земли так же невероятно горячо и жарко. Это пламя, что горит в моем сердце, не угаснет никогда. Хосок наклоняется и сам надевает на него брюки, аккуратно застегивая молнию и затягивая ремень. Поднявшись, он поправляет влажные волосы парня и нежно целует его в кончик носа. Одновременно с этим заправляет свою рубашку в брюки, застегивает молнию и ремень. — Переодень уже эту униформу официанта и выйди ко мне в зал. Ты мой омега, и твое место рядом со мной по левую руку, — говорит он, нежно целуя в уголок губ. — Перестань вести себя так глупо и давай попробуем еще раз. Возвращайся ко мне. — Мы и так уже вместе. — усмехается парень. — Но я совсем не готов выйти в зал. Я в повседневной одежде, а там все одеты от лучших дизайнеров, — растерянно возражает Чонин. Хосок нежно обнимает его, крепко прижимая к себе. — И ты тоже, я ведь не одеваю своего омегу во что попало, — шепчет он, касаясь губами взмокшего виска. — Мне все равно, что на тебе надето. Ты все равно лучше выглядишь голым. Но если тебе некомфортно, я могу позвонить своему стилисту, и он доставит тебе все, что ты захочешь. — Нет, ничего не нужно, — с нежной улыбкой произносит Чонин, покрывая лицо альфы лёгкими, но страстными поцелуями. Уверенно добавив: — Дай мне несколько минут, чтобы переодеться, и мы выйдем в зал. Вместе. С тобой мне не страшны ни пересуды, ни осуждающие взгляды этих зажравшихся толстосумов. Хосок кивает. Держась за руки, они покидают сервизную комнату и оказываются на кухне ресторана. На них сразу же устремляется множество взглядов — удивленных, завистливых, осуждающих. Чонин даже замечает несколько сочувствующих ему глаз. Он понимает, что эти люди не знают об их отношениях и думают, что молодой господин воспользовался своим положением и использовал омегу-официанта для удовлетворения своих желаний. Но им уже, если честно, всё равно, что кто думает. Находясь рядом друг с другом, они чувствуют невероятную силу. Они готовы противостоять любому осуждению и непониманию со стороны общества, которое считает неравные отношения пропастью в никуда.

***

Сокджину невыносимо скучно сидеть без дела. Чтобы занять время, он открывает в интернете игру на мобильном телефоне. Никто не знает об этом его увлечении, даже Тэхён. Но есть одна игра, которая парня особенно привлекает. Это стратегия, в которой он создал огромную гильдию и достиг 80 уровня в роли главного мага. Он часами планирует ходы, развивает экономику гильдии и участвует в масштабных сражениях. Странное увлечение стало его отдушиной, позволяя забыть о рутинной работе и монотонности дня. Так проходит час. Хо Джун-Хо не торопится давать ему задания как секретарю, а вместо этого проводит время в кругу охотников за богатыми альфами. Время от времени он слышит его голос, консильери постоянно разговаривает с политиками и бизнесменами. «Может быть, Джун-Хо вообще забыл о моем существовании»? Его терпение иссякает. Парень с громким вздохом закрывает игру и, стиснув зубы, убирает мобильный в глубокий карман брюк, будто пытаясь спрятать там не только телефон, но и свои эмоции. Сокджин немного замерзает, хотя в ресторане достаточно тепло. Но его отчего-то знобит. «Надо спросить у персонала разрешения подвинуть стол в другое место, — думает он. —А может, самому сделать перестановку? Что в этом ужасного?» Но сперва Ким решает выпить чего-нибудь особо горячительного, желательно сорокаградусного. Ему ужасно скучно. Лучше бы сейчас оказаться на своей кухне, чтобы выпотрошить чью-нибудь тушку, и не обязательно животного. Помощник консильери продолжает сидеть в ресторане, ощущая усиливающуюся скуку. Безделье плохо сказывается на настроении, потому как его начинают одолевать темные мысли. Нужно что-то менять, чтобы вырваться из этого уныния. Молодой господин встает со своего места и, пройдя через зал, останавливается у бара. Заказав виски, он оборачивается и начинает искать глазами младшего брата. Тэхён находится в окружении незнакомых омег. Взгляд Старшего немного смягчается, когда он замечает, что, несмотря на свое несколько эксцентричное поведение и образ мыслей, младший брат находит способ влиться в компанию других. Однако глаза на мгновение становятся серьезными, когда он понимает, что тот выглядит немного одиноко в этой толпе. Пробежавшись глазами по залу, он случайно выцепляет Пак Чимина, лучшего друга брата, сидящего за столиком с другими омегами и весело смеющегося вместе с ними. На его лице появляется легкая улыбка, когда он осознаёт, что Чимин снова в центре внимания. — Тебе идет такая улыбка. Внезапно со стороны слышится знакомый глубокий голос, заставивший омегу встрепенуться. Пак Намджун подходит к нему неспешной поступью, элегантный, мужественный, воплощение силы и доминантности. Сокджин не признается себе, но он считает, что не будь он «порченным» омегой, то с удовольствием проводил бы ночи в компании такого шикарного альфы. — Немудрено, — равнодушно отвечает он на комплимент. — Улыбки идут всем, но не каждый человек способен вызвать ее у другого. — И кто же вызывает такую у тебя? — Намджун встает с ним плечом к плечу, его аромат расслабляет, и омега ощущает непривычное смущение. Они стоят слишком близко, слишком тесно. И это так необычно. А альфа спокойно осматривает зал с гостями. — Не уж то мой младший братик Чимин? — делится своей догадкой альфа с легкой улыбкой. — Думаешь? ... — Сокджин медленно переводит взгляд, его глаза впиваются в лицо Пака. — Но нет, единственный, кто хоть немного властен надо мной, это тот, в чьих жилах течет та же кровь, что и в моих. — Могу ли я надеяться хоть немного на твою благосклонность? — Намджун поднимает палец, чтобы привлечь внимание бармена и сделать заказ, а затем продолжает разговор. — Хочу чтобы ты и мне так улыбался. Меня очень расстраивает, что ты продолжаешь отказывать отужинать со мной. Глупо отрицать, что Киму немного льстят все эти слова. В конце концов, он все же омега — омега, который все еще способен пробуждать в себе «омежье начало». — Господин Пак, у меня действительно нет времени на личную жизнь, — Сокджин продолжает набивать себе цену, стараясь выглядеть максимально убедительно. — Вы меня поймете, как только станете главой клана. Ваш груз ответственности и обязанностей будет настолько велик, что вам станет не до личных переживаний. — К чему этот официоз, дорогой Джини? — с иронией усмехается Намджун. — Я ведь младше тебя. — Ай, а вот сейчас мне было больно, — парень хватается за сердце с притворной болью. — Хочешь сказать, я старик? Всего-то на два года старше. Сокджин хочет еще что-то сказать и сам не замечает, как улыбается альфе. Красиво, открыто и на секунду Намджуну кажется, что даже нежно. — Ага, поймался! — он указывает пальцем на пухлые губы. — Ты улыбался мне. Пак берет со стойки стакан, наполненный наполовину золотисто-янтарной жидкостью, и победно приподнимает его. — Да ладно тебе, я же не робот, — усмехается Ким. — А ты что, думал, я только и делаю, что хожу с хмурой физиономией? На самом деле, благодаря ли случайности или своему врожденному таланту к комичности — или, возможно, просто благодаря особой атмосфере, — Намджун искренне рад, что на долю секунд смог «вытащить на поверхность» настоящего Ким Сокджина. Было в этот момент что-то удивительно человеческое в этом божественно-холодном парне, всегда идеально выглядящем. А что касается нереально красивого лица, то его безэмоциональность, как фарфоровая маска, дала трещину, и кожа человеческая настоящая прорвалась и растянулась в эту прекрасную улыбку, непонятно только — презрительную или веселую. Казалось, Ким Сокджин осознает, что сейчас открывает свою уязвимость, и это делало его ещё более привлекательным. — Мне неважно ничего, я только хочу видеть тебя таким каждый наш совместно прожитый день, — говорит Намджун и опрокидывает стакан с алкоголем в себя. А затем, шумно издав рык удовольствия, громко ставит стакан на стойку бара, будто подтверждая свои слова. Сокджин надувает пышные губы и выпускает тихий, почти змеиный шип, словно обжегся. Голос становится ниже, холоднее, и глаза наполняются стальным блеском. — Уф, как красиво ты говоришь, — произносит он, растягивая слова. — Но для этого мне нужно гораздо больше. Намного больше… — Тон меняется, превращаясь в ледяной, и взгляд становится тяжелым, как свинец. — Сможешь ли ты дать мне то, что я хочу? — добавляет он с недоверием, и теперь в его словах слышится явный вызов. — Это уже вопрос. — Что ты хочешь в обмен на свое сердце? — Без тени смущения или страха, с холодным, как сталь, взглядом спрашивает Намджун. — Попросишь сжечь города, распять у твоих стен всех, кто тебе неугоден? Сокджин заливисто смеется. Широкая улыбка делает лицо невероятно привлекательным. Однако, несмотря на это, холодный турмалиновый оттенок его глаз создает впечатление бесконечной отстраненности и равнодушия. — Сердце? — снова повторяет он. А его смех теперь звучит как-то по-издевательски. На мгновение он кажется искренним, но затем красивое лицо снова приобретает привычное выражение хронического безразличия. — Сердце — это всего лишь мышца, которая качает кровь по сосудам. Просто орган. Но да, стоит оно дорого, — добавляет он, и его смех становится еще более насмешливым. — Боишься показать его мне? — хмыкает Намджун. — Боишься, что я украду его у тебя, Джини? Или что смогу его завоевать? — он встает так близко к омеге, что кажется, они дышат в этот момент выдохами и вдохами друг друга. Смотрит в упор. Нестерпимо хочется впиться в эти возмущенно приоткрытые пухлые губы, провести ладонью по щеке и зарыться пальцами в эти русые волосы, но он сдерживает себя и продолжает давить. — Потому что оно слишком хрупкое, да, Джини? Слишком уязвимое. И ты боишься, что если я увижу его, то разобью вдребезги. Ты так тщательно скрываешь его от всех, как будто оно — твоё самое ценное сокровище. Но я знаю, что оно у тебя есть, и это делает его ещё более ценным. — Намджун делает паузу, слегка наклоняя голову, и добавляет с нажимом: — И даже если ты запечатал свое сердце за семью замками, это не изменит моей уверенности в том, что оно будет принадлежать мне. Сокджина чувствует, как трепещет под этим взглядом его внутренний омега. Как отзывается на каждое слово альфы. И глушит, глушит. Глушит голосом разума эти нелепые попытки прорваться «блядской» омеги наружу, загоняя его стальной плетью под грудину в самый потаенный уголок черной души, где тот должен оставаться. — Ты так в этом уверен? Хочешь видеть меня на шелковых простынях? — томно говорит он в губы альфы, не касаясь их. — Голым. — Шепчет, дразня мужчину, и не отступает, хотя уже сам задыхается от запаха альфы, до головокружения, до мушек перед глазами. — Для меня приемлем только один вариант — завоевать меня. Намджун ощущает сильное желание, которое поддергивает его чресла. Жар поднимается от низа живота и разливается, грозя затопить его с головой. Кажется, температура подскакивает до 40 градусов. А собственный кадык ходит вверх-вниз, потому что приходится давиться слюной. — М-м, кажется, у кого-то богатая фантазия, — омега с насмешкой смотрит на него и без смущения задерживает взгляд на паху альфы чуть дольше, чем следует. — Вижу тебя голого, как вживую, — Намджун тянет носом запах роз. — И сейчас ты подо мной выстанываешь мое имя. Омега проводит пальцем по черному лацкану на пиджаке мужчины и, слегка приподняв бровь, с легким пренебрежением замечает: «Как банально». Они смотрят друг другу в глаза. Намджун высокий, статный и с очень мощной аурой доминантности. В мужчине чувствуется энергия и мощь. Волосы темно-русые, оттеняют карие глаза. Определенно аристократ, хоть выглядит совсем юным и немного самовлюбленным что впрочем только добавляет ему шарма. Нет, он не просто привлекательный он красивый мужчина. Как правило, за такими, как он, толпами охотятся омеги, пытаясь затащить сначала в постель, а затем и под венец. Омеги сразу приклеивают на таких ярлык циничного мерзавца, эгоиста и сердцееда. Такие, как этот альфы, не отягощены моральными принципами. Прежде альфа и омега никогда не были так близко. На мгновение Сокджин допускает, что может сдаться под напором Пака и раствориться в сильных руках нежной массой, потянуться всем своим существом, забывая про выстроенную защиту, обнажая мысли и душу перед ним. Сокджин признаёт сам перед собой, что растерян, и по большей части из-за своей реакции на присутствие так близко к нему альфы с сильной властной аурой, сильнее, чем у него. Однако он не настолько потерял самообладание, чтобы упасть в объятия, вновь показывая, что смутить и напугать его не так-то легко. Никто из них двоих уже не осознает, как долго продолжается этот безмолвный обмен взглядами, но Сокджин внезапно приходит в себя, услышав раздраженный голос консильери. Он и Намджун одновременно поворачивают головы, чтобы увидеть мужчину, стоящего перед ними. — Секретарь Ким, прошу вас пройти в зал Совета. Заседание начнется с минуты на минуту, — произносит консильери с подчеркнутой строгостью. — Извините, но я вынужден вас оставить, господин Пак, — переходит Ким на сугубо деловой тон, словно несколько минут назад не позволял себе ни томного взгляда, ни слов с придыханием, распаляя огонь внутри Намджуна. — Мои обязанности не ждут, — добавляет он, и уголок пухлых губ приподнимается в сексуальной улыбке. Что лишь усиливает желание удержать омегу рядом. Альфа готов зарычать от досады, но понимает, что не может позволить себе проявить слабость, тем более в присутствии Воронов. Не сказав больше ни слова, лишь едва заметно поджав губы, Сокджин гордо уходит. Многие альфы провожают красивого брюнета разочарованными, но любопытными взглядами. Кто-то надеялся на скандал между представителями враждующих кланов, а кто-то просто хотел увидеть, как выглядит парень со спины. Ожидания не оправдались у большинства. Оправдались только у тех, кто хотел увидеть омегу сзади. В том числе и у Намджуна. Однако он всё ещё надеется насладиться другим зрелищем — зрелищем горячего тела омеги на шёлковых простынях в его спальне.