The Blood

Порой родителям приходится лгать, чтобы защитить свое дитя. Юнги приходится делать это человеку, который любит и предан ему бескорыстно. Человеку, который является единственным светлым пятном в его унылом существовании. Тому, кто смотрит на него восхищенно, взглядом, всегда таким осознанным, словно проникающим в самую суть этой сложной и страшной жизни. Юнги должен держаться на расстоянии, дабы острая, как его любимая гаррота, полная опасности и выложенная трупами судьба не зацепила самое родное. Нужно защитить, обрубить даже на стадии планирования любое посягательство в сторону маленького волчонка и тех, кто для него дорог. Именно это заставляет Юнги подниматься с постели, оттачивать свои навыки, терпеть кровь, пот и слезы, как и временную разлуку. Вариант потери дорогого сердцу человека он рассматривает куда хуже и даже не хочет допускать этого в мыслях. Его непоколебимая стойкость помогла ему противостоять жестоким ударам судьбы, которые неоднократно обрушивались на него в продолжение всей его не такой уж и долгой жизни. С тех пор как их пути пересеклись, его собственная судьба, которая когда-то была похожа на судьбу Сизифа, когда он, казалось, катил камень в бесконечную гору, а достигнув вершины, снова вынужден был спускаться вниз, потому что камень, «сука», всегда скатывался, и всё приходилось начинать сначала, — теперь словно бы стала легче. Почему у него такая связь с этим ребенком, Юнги по сей день не знает. Откуда она? Альфа абсолютно уверен, что должен защищать своего малыша. Понял это, как только заглянул в большие глаза олененка. Тогда, много лет назад. Зверь так решил. Учуял что-то родное, что-то свое. Он даже сейчас ощущает незримую нить, словно пуповину, тянущуюся от него к мальчику. Весьма странное ощущение для альфы. Чонгук — его ахиллесова пята. Важно беречь этот секрет и держаться от брата подальше. Не ровен час, когда удача отвернется, а Шуга попадет в западню врага. И не приведи Господь, если они будут знать его слабое место. Ему пришлось солгать. Чонгук потоскует немного, но в конечном счете, со временем всё вернется на круги своя. Ведь так и должно быть. Жизнь подростка легка и беззаботна. В скором времени он встретит свою первую юношескую любовь и окунется в неё с головой. Не будет времени тосковать и печалиться. «И это хорошо, это правильно». Несмотря на расстояние, их крепкая связь не ослабевает. Юнги ощущает, как что-то глубоко в сердце пронзает его, потому что он испытывает к этому мальчику любовь, как к родному ребенку — чистую, искреннюю, бескорыстную и безоглядную. Братья каждый день болтают по телефону по тридцать минут. Вот и сегодня его маленький малыш щебечет что-то о школе, о тренировках, интересуется разницей жизни в Ямато. Юнги на рассказы понимающе угукает и правдоподобно врет о жизни в Эдо*, опираясь на отзывы, вычитанные в интернете. В реальности он уже как третий день стажируется с утра до вечера в кафе Choco Ban и занимается обустройством своего логова в Вирсоне. Однако это тоже всё временно. У него новая роль и новое имя. Его миссия не займет больше двух недель, а потом он улетит в Ямато. С помощью своего друга Хирооми Тосаки, с коим судьба свела во времена его становления как синоби. Он уже приобрел современную квартиру в элитном районе Эдо. И это радует, ведь тогда Юнги, наконец, сможет воспользоваться видеосвязью и увидеть родное лицо. Обустраивая спальное место, Юнги не смог удержаться и повесил над изголовьем самодельной кровати почти трехметровый черный гобелен с жёлтым драконом. Пусть будет хоть одно место на земле его местом, последним пристанищем Жёлтого Дракона. Пусть этот заброшенный складской комплекс на берегу моря теперь принадлежит Чонам, но это то немногое, что осталось от клана Мин, как этот кусок ткани с разрывом на уголке от рассекшей его пули. Как и он сам, Мин Юнги, принесший клятву верности другому клану, именуемый теперь Августом Ди. Удивительно, что жив он или мертв, для мира не играет никакой роли. Он умирает, а на завтра снова идет делать свою кровавую работу. Он мертв, но продолжает видеть сны. Ему только кажется, что он Мин Юнги, а на самом деле давно уже нет. А может, его и никогда не было. — Когда ты устроишь для меня рум-тур? Капризничает Чонгук. — Как только всё обустрою. Не хочу показывать бардак, который сейчас творится здесь, «Почти правда, Мин Юнги». — А какой у тебя вид из окна? — Потрясающий, — с чувственным придыханием отвечает он, высунувшись из окна. Любуясь небывалой красоты огненным закатом, желто-зеленой, смешанной с лазурной палитрой. Он неожиданно для себя вспоминает свою первую любовь, приключившуюся с ним в далеком туманном детстве. Тот омега рисовал подобные пейзажи. Мрачно улыбнувшись своим мыслям, стряхнув воспоминания, вызвавшие наружу чувство одиночества, он раздраженно захлопывает створку окна. — С тобой всё в порядке? — из динамика доносится тихий, но настойчивый голос младшего брата. Юнги проводит рукой по волосам, ощущая, как усталость и тоска тяжелым грузом ложатся на плечи и медленно опускается на импровизированную постель. — Всё хорошо, Гуки, — он снова пытается скрыть истинные чувства за спокойным тоном. — Давай на этом закругляться на сегодня. — Хорошо, — младший вздыхает, и в этом вздохе слышится лёгкая грусть. — Я наберу тебя завтра, как только будет время. — Я буду ждать звонка, — Чонгук на мгновение замолкает, а затем, словно решившись, добавляет серьёзным тоном: — И хён, я очень скучаю по тебе. Сердце Юнги пропускает тревожный удар. Ритм ускоряется, заставляя его волноваться ещё сильнее. Все страхи и тревоги обнажаются, как невидимые раны. Он боится потерять своё личное солнце, своего младшего брата. Всё, что копится внутри, готово прорваться наружу, грозя проломить грудную клетку. Из своих собственных костей он готов возвести непробиваемый щит, чтобы защитить брата от любой опасности, которая может ему угрожать. Он делает глубокий вдох, стараясь звучать ровно, без малейшей дрожи в голосе: — Не грусти, Гуки. До завтра, — Юнги обрывает разговор, решительно нажимая на кнопку отключения звонка. Теперь, когда он находится в Вирсоне, всего в полутора часах езды от особняка Чонов, Юнги охватывает непреодолимое желание сократить это расстояние. Вернуться в Силлу, ворваться в дом и освободить себя и младшего брата от тягот разлуки. Припасть к его коленям, чтобы усмирить ревущего дракона, который не даёт ему покоя. — Блядь! — Юнги в отчаянии впивается ладонями в свои предплечья, скрестив их, и закрывает лицо, пряча верхнюю часть от тусклого предзакатного света. «Нельзя», — повторяет он про себя, стараясь заглушить внутренний голос, который кричит «хочу». Нельзя допускать подобной слабости. Но не значит ли это, что он ещё жив душой? Что ещё что-то светлое живёт в его молодом сердце? Что чувства семейной привязанности не заглушены в нем холодностью характера и здоровым цинизмом, приобретенным, возможно, по наследству или же взращенным в нём с детства таким чужим, кровным родственником? Юнги признает: у него сложный характер, который в большей степени проявляется в равнодушии. С ним очень сложно находить общий язык. Людям зачастую кажется, что он высокомерен и чересчур упрям. В некоторых случаях откровенно демонстративно выражает свое пренебрежение. Он не чувствует сострадания к другим людям, а также открыто высмеивает высшие чувства, благородство, сочувствие и прочую «ванильную хуйню». Он никогда не скрывает своих негативных чувств, может легко нагрубить человеку, при этом не ощущая никаких угрызений совести. Но внутри всегда все меняется переворачивается с ног на голову. Лишь с Чонгуком рядом с ним становится как-то теплее. Он чистый и нежный. Его сундуни*. «Пусть немного поскучает. Скоро это пройдёт. Обязательно пройдёт»,— с этими мыслями Юнги засыпает. Завтра снова варить кофе и играть в глупый флирт с Кихёном. Сундуни* — невинный, чистый человек.

***

Юнги устал. Устал варить сотый кофе за день и терпеть общение с большим количеством незнакомых людей. Парень этого не любит. Он человек закрытый, с бесконечным самокопанием, самоанализом. Он депрессивен, склонен к тому, чтобы размышлять и размышлять много о бренности бытия, о человеческих отношениях, о вечном. Юнги не терпит бессмысленный трëп. Бариста предпочел бы молча делать свое дело, но посетители с натянутыми на лице улыбками требуют такого же отношения к себе. Приходится фальшиво улыбаться и делать вид, что ему интересна жизнь незнакомого ему человека. Юнги не подпускает к себе всех подряд. Ему привычно и комфортно в своем мире, и вынужденное контактирование с внешним абсолютно не приносит удовольствие. Еще этот Кихён с его томными взглядами, с краснеющим лицом от нечаянных соприкосновений. Хорошо хоть по характеру омега скромный и не добивается своего, пройдясь бульдозером по его нервам. Юнги не нравится, когда другой человек приближается к нему слишком близко. Он мгновенно включает свои защитные механизмы, мгновенно отталкивает, чем вызывает у людей недоумение и непонимание. Это не филофобия — страх любви, как может показаться. Юнги признается: «Черт!», он получает удовольствие от игры чувствами другого человека. У альфы было много секс-партнеров. Он не брезгует трахнуть первого встречного омегу в сортире ночного клуба, надравшись алкоголя до зеленых соплей. Или разложить на шелковых простынях жеманного светского льва из высшего общества. В его опыте имеется парочка связей, с помощью которых были добыты определенные сведения. Конечно же, через постель. В койке у него побывали как невинные, так и извращенные в своих желаниях омеги. Были и те, кто признавался ему в любви после нескольких встреч. Но это всё не то. Ему не нужен никто из них, ему не нужна их любовь. Он любит и привык к одиночеству, он нашел в нем плюсы и утешение. Избегание близости, замкнутость, чрезмерный акцент на собственной независимости и, как результат, социофобия — такие характеристики, вероятно, дал бы ему психолог в университете, будь он студентом. Вот и сейчас Юнги без зазрения совести пользуется возникшей симпатией к его персоне. Наивный Кихён, которому он кидает подачки внимания, при этом смачно плюет в самую душу «какого-то хуя», запал на него. Хотя он поводов или намёков никаких не давал. Тот ошибочно доверился, приняв свои желания за взаимные. Но плюсы определенно в этом есть. И их несколько. Первое — Юнги спокойно может забить болт на заказ и уйти в подсобку или куда-нибудь ещё, а Кихён за него доделает. Второе — он не убирает после своей смены в баре, за него всё помоют и приберут. Третье — у него всегда сокращенный день, но оплата как за полный, потому что до дома добираться далеко и у него младший брат на попечении. Это с ним он был здесь в первый раз, когда пришел по объявлению. — Кихён, я на перекур, — сообщает он менеджеру. Бариста перегрузился от большого количества ненужной информации и нуждается в тишине и покое, чтобы восстановить свои силы. — Хорошо, Тони. Я возьму на себя следующий заказ. Омега, радостно улыбаясь, спешит к стойке. Видимо, нравится осознавать свою нужность. Юнги же, ухмыльнувшись, направляется к служебному входу и выходит на задний двор. Некоторые вредные привычки могут быть полезны в определенных ситуациях. Например, за бутылкой виски можно многое узнать о собеседнике. После определённого количества пойла ваш партнёр по стакану будет готов поделиться с вами своими мечтами, желаниями и секретами. Но есть еще никотиновая зависимость. Юнги начал курить полгода назад, когда выполнял задание своего дзёнина.* В Чжэнчжоу, что в провинции Хэнань, банда подростков устраивала бесчинства и держала в страхе всю столицу. Важные шишки из местного правительства, обеспокоенные ситуацией, обратились в гильдию синоби с просьбой устранить главаря этой банды. Дзёнин доверил миссию Шуге. Ребята там пили и курили как не в себя, и Шуга, чтобы не выделяться, тоже присоединился к ним. Задание он выполнил успешно, но с тех пор к выпивке особо не тянуло, а вот тяга к курению оказалась сильнее. Табачные компании активно работают над тем, чтобы сделать свои товары как можно более желанными, сбрызгивая листья табака никотином и добавками вроде аммиака, чтобы увеличить никотиновую зависимость. За выкуриванием сигарет легче узнать товарища по зависимости, узнать об общности взглядов и вкусов, сдружиться. А ещё этот процесс неизменно сопровождается сплетнями: кто с кем спит. Кто кому больше вылизывает зад. Но Юнги «это всё в хуй не уперлось». Ему нужно знать, что за той электронной дверью на дворовом фасаде здания, и попытаться проникнуть туда. Юнги, зажимая между губами сигарету, ощущает приятный ментоловый привкус. Он щелкает зажигалкой и затягивается с видимым удовольствием. Приятный треск раздается от тлеющего табака. Легкие заполняются густым дымом, и мозг радостно откликается на необходимую дозу, расслабляя все тело. С довольным урчанием он выпускает струйку дыма. «Блядь, эти чертовы раковые палочки», — произносит он, выдохнув слова вместе с дымом. С бóльшим энтузиазмом он делает вторую глубокую затяжку и медленно, с наслаждением выпускает густое облако ароматного табачного дыма. Внезапно всё удовольствие от момента разрушается звуками шмыгающего носа и тихим всхлипом. Он понимает, что не сможет побыть наедине с собой. «А ведь так хотелось пообщаться с умным человеком». Блондин удрученно качает головой и раздраженно цедит: «Какого хуя?» Он разворачивается и идёт на звук. Обойдя два зелёных мусорных контейнера, Юнги наконец может лицезреть того, кто обломил процесс релаксации. Парнишка сидит на асфальте, прислонившись спиной к той самой таинственной двери. Его лицо спрятано в коленях, которые он обнимает руками, а тело мелко дрожит от всхлипов, оставшихся после рыданий. Перед ним явно омега, и уж точно не из этого района. Слишком дорогая на нём одежда, хоть и простая: широкая белая футболка, поверх неё чёрная тенниска, рваные на коленях чёрные джинсы и оригинальные брендовые кеды «Converse». «Точно не местный», — проносится мысль в голове блондина. — С тобой что, малой? Потерялся, что ли? Юнги вновь затягивается сигаретой, выпускает дым и оставляет ее между губ. Она продолжает тлеть, источая тонкую струйку дыма, из-за чего он щурится на один глаз. Мальчик поднимает на него маленькое лицо. У него крупные черты: большие глаза, полные невинности, большой нос и большие губы. Однако, несмотря на это, омега всё равно напоминает ангела — милого херувимчика, от которого на душе становится так сладко, что даже во рту появляется приторный вкус. И альфа клянется, что знает, кто перед ним. С обалдевшим видом он отбрасывает недокуренную сигарету в сторону. — Малой, вставай с земли, а то детей не будет, — ухмыляется он. — Отстань! — огрызается парнишка. Подросток в слезах становится еще больше похож на ребенка и, потеряв свое очарование, вызывает у альфы чувство, близкое к жалости. Он исподлобья смотрит на омегу и не находит слов утешения для него. А утешить почему-то хочется. Невинные глаза, наполненные слезами, кажутся бездонными и полными боли. Сердце сжимается от сочувствия. Омега сейчас выглядит хрупким и уязвимым. Это зрелище затрагивает самые глубокие струны души альфы, и он ощущает непреодолимое желание обнять мальчишку, утешить и защитить от всех невзгод. «Что за пиздец?» —Юнги встряхивает головой, как бы желая отогнать эту неприятную мысль. Неприятную, даже немного пугающую. Ему не нужны эти заморочки. Своих головняков достаточно: сегодня, например, надо ещё придумать пару отмазок, почему он не может сходить с Кихёном поужинать. Но, «блядь», его внутренний зверь решает по-своему. Дзëнин* — буквально «высший (или «главный») ниндзя» — это руководитель агентурной сети. Дзёнин заключает договоры с нанимателями и поддерживает с ними контакт, разрабатывает стратегические планы работы секретной службы, направляет деятельность зачастую мало связанных друг с другом «спецгрупп».