The Blood

Чонгук ждет. Ждет старшего брата уже больше суток. В голове, как на кинопленке, проносятся воспоминания о последней встрече. Он хранит под веками его образ, его пронзительные глаза и непоколебимую уверенность, которую «чертов альфа» всегда излучает. В груди горит неугасимый огонь нетерпеливого предвкушения. Он с ревностью воспринял тот факт, что все в доме знали о приезде Юнги и, как выясняется, знали об этом не первый день. Все, кроме него. С каждым часом ожидание становится все более мучительным, а нетерпение почти осязаемым. Чонгук не может ни есть, ни спать, его мысли постоянно возвращаются к брату. С каждой минутой он все больше погружается в свои мысли, рисуя в воображении, как они встретятся и наконец, поговорят, прямо как раньше. Сердце бьется в унисон с часами, отсчитывающими минуты до встречи, и с каждым тиком волнение нарастает, как снежный ком. Чонгук, стиснув кулаки под столом, пытается обуздать бурю эмоций, бушующую в душе. Он осознает, что Юнги не обязан отчитываться перед ним, ведь прежде он никогда этого не делал, и сейчас не было причин, чтобы это изменилось. Однако это все оказывается выше его сил. Он привык к тому, что Старший в детстве всегда был рядом, а теперь, когда его нет, это ощущается как глубокая, зияющая дыра в сердце. Каждый шорох за дверью столовой заставляет его пульс учащаться. Он уже представляет, как они будут вместе гулять по ночному городу, делиться самыми сокровенными мыслями и смеяться до слез. Чонгук отчаянно надеется, что ожидание скоро закончится и хён снова будет рядом, готовый поддержать в любой момент и напомнить, кто его любимый донсэн. Помимо плохого настроения, его сильно взбесил Хосок, который снисходительно произнес за ужином: «Извини, Чонгук-а, что не дали тебе знать, но так было нужно. Сейчас Юнги занят неотложными делами». Завидно. Ему не просто завидно, а больше обидно. Хосок, семнадцатилетний юноша, уже полностью погружен в мир бизнеса Чонов, занимая место по правую руку от отца. После школы тот проводит время либо в офисе, либо в компании своего теперь уже лучшего друга, по прозвищу Эль Капитан. Как выяснилось в ходе ужина, Чан И-Чжон, пресловутый Эль Капитан, осведомлен о прибытии Юнги в Силлу. Эта новость не просто портит настроение Чонгуку, а буквально выбивает из колеи. Внутри поднимается волна жгучей ревности. Обидно. Эль Капитан — не семья. Он не брат. Просто друг. При этом всегда был ближе к его хёну. А кто же тогда Чонгук для Юнги? Он ведь тоже не брат и даже не друг. Наверное, поэтому его нет сейчас за столом. Хотя сказал: «Поговорим дома». «Кто вообще такой Чонгук, чтобы бросать всё и бежать к нему навстречу?» Он чувствует себя брошенным и забытым. Нетерпеливость и собственничество, изъян, коими парень обладает, всегда служат ему во вред. Молодой альфа осознает, что другой альфа — единственный, кто способен усмирить его зверя, который томится по близкому и родному существу. Только в присутствии Дракона его Волк, изнывающий от одиночества, перестанет издавать свои скорбные звуки. — Спасибо за ужин, — холодно и отстраненно произносит Чонгук. — Я наелся. Губы нервно дергаются в злобной усмешке, которая кажется натянутой и неестественной. Встав из-за стола, он быстро оставляет легкий поцелуй на макушке папы, вежливо кивнув отцу и брату. С явным недовольством и удрученностью, он удаляется, оставляя за собой след обеспокоенных взглядов. Самокопание доводит его до такой степени, что организм просто отключается, проваливаясь в тревожный сон, как в бездонную пропасть. Во сне его преследует Зло, безликое и бесформенное, словно туман, окутывающий все вокруг. Холодное помещение с бетонными полами напоминает склеп, а ужас проникает под самую кожу. Хочется сжаться в комочек и зарыдать, но слёзы не приходят, а силы и голос покидают. Чонгук чувствует себя бессильным, но всё же решается бежать. Увы, ему не везёт: ноги прилипают к бетону, а Зло всё догоняет, как тень. Спасения нет ни здесь, ни там, лишь тьма, безмолвная и густая, как камень, жаждущая поглотить его целиком. Обессилев, он готовится принять смерть, но за мгновение до страшного испытания перед ним возникает что-то похожее на силуэт человека, излучающий яркий свет, не дающий возможности видеть. Прикрывая глаза руками, Чонгук тянется к нему. Светлая сущность расщепляет то, что является его мороком, на тысячу мерзких, склизких куч. Когда он, живой и невредимый, предстаёт перед своим спасителем, тот, сияя, говорит: «Я явился за тобой, забрать в свою обитель». В окружающем пространстве, окутанном ультрамариновой дымкой, словно ожившая картина, сотворённая художником-фантастом, возникает новый мир, исполненный чудес. Зелёные поля и прекрасные сады раскидываются перед взором, подобно драгоценным коврам, усыпанным цветами. В мгновение ока цветы расцветают на аллеях, а причудливые деревья с плодами, словно сказочные существа, предлагают свои дары. Над головой парят дельфины, похожие на ангелов, охраняющих этот волшебный уголок. Водная гладь с лёгкой рябью сливается с горизонтом, превращаясь в бескрайний лазурный океан, в котором отражается небо. Свежий бриз играет в волосах, оставляя на губах соленый привкус. Чонгук, глубоко вдохнув аромат мокрого песка, ощущает покой и умиротворение, словно погружаясь в объятия старого друга. А этот кто-то похлопывает его по плечу и говорит: «Не бойся, это просто сон». И этот кто-то растворяется, рассыпаясь на тысячи искр, оставляя после себя лишь воспоминания о чуде. Проснувшись, Чон невольно морщится от яркого солнечного света, проникающего через занавески, а перед глазами всё еще стоит тот волшебный мир, который он только что видел. Осмотрев себя, он понимает, что заснул прямо в одежде, не раздевшись. Кто-то заботливо накрыл его лёгким пледом. Тело покрыто испариной, и сильно хочется пить. Но сперва он решает принять душ. Подростковая поллюция дает о себе знать. Неприятно присохшее нижнее белье раздражает нежную кожу в интимном месте. — Черт, когда это прекратится. —Обреченно шипит парень, закатывая глаза, негодуя от своего пубертатного, бушующего гормонами тела.

***

В доме царит тишина. Чонгук неторопливо идет в кухню. Растущий организм постоянно требует пищи в значительных количествах. В следующее мгновение он замирает в дверном проеме. Сердце начинает биться чаще, а щеки и уши вспыхивают. Чонгук краснеет, как омега-подросток. — Чего застыл? — с набитым ртом произносит Юнги, облокотившись на стойку кухонного островка. Брат сидит на высоком стуле, и его длинные пальцы крепко сжимают сэндвич. — Будешь? — с вызовом спрашивает он, поднимая аппетитный треугольник тоста, на котором красуется сочный бекон и свежий лист салата. Хитрые глаза ярко блестят, приглашая разделить с ним это удовольствие. Младший издает еле уловимый, приглушенный звук, похожий на слабый шепот. Он еще что-то хочет сказать, но слова застревают в горле, оставив лишь призрачное эхо. Голос настолько тихий, что его можно принять за шелест ветра, едва ощутимый на грани слышимости. — Ага, — дрожат губы в едва заметной, но искренней улыбке. Мин, пройдя в рабочую зону кухни, ставит на плиту сковороду с остатками масла и скрывается за открытой дверцей холодильника. Наконец Чонгук может оторвать ноги от пола и, сделав шаг вперёд, войти в кухню. Мысленно он взывает к высшим силам, хоть и не является приверженцем какой-либо религии, чтобы Старший не заметил его смущения и стыда. Он сам до конца не осознает, что с ним произошло и почему его организм так отреагировал. — Непривычно видеть тебя блондином, — Несмело начинает он. — Когда ты приехал? Бросив на скворчащую сковороду два кусочка бекона, Юнги вставляет ломтики хлеба в слоты для жарки и опускает рычаг тостера. Старший, сосредоточенный на приготовлении завтрака, на мгновение отвлекается, чтобы взглянуть на младшего брата через плечо. В его глазах проскальзывает нежность, когда он отвечает: — Вчера вечером, Гуки. Ты к тому времени уже спал. И это его «Гуки» снова льется сладким сиропом в уши и воображение Чонгука, словно мед, который струится из переполненной банки, заполняя каждую клеточку души. Голос альфы обволакивает, как мягкий кашемир, окутывая теплом и уютом, проникая в самые потаенные уголки сердца и разума. — А я и не знал, что ты приедешь, — говорит он, при этом звучит немного растерянно. — Хоби-хëн сказал, что у тебя какие-то важные дела. Юнги улыбается и аккуратно переворачивает бекон в сковороде, стараясь не повредить хрустящую корочку. — Да, вчера у меня были дела в центре Силлы, а потом я решил вернуться домой. Торопился, — объясняет он мягко и убедительно, пытаясь передать всю искренность своих слов. — Хотел застать тебя до сна. Чонгук кивает, ощущая, как сердце наполняется нежностью к брату. Он понимает, что Старший по-прежнему ценит их время, проведенное вместе, и стремится быть рядом в любой момент, как только может. — Это здорово, — говорит он, срываясь на хрипотцу. — Я рад, что ты здесь. Юнги поворачивается к нему с мягкой улыбкой, и на секунду ему кажется, что глаза Старшего светятся такой безграничной любовью и заботой, что он не может оторвать взгляда. А воздух вокруг будто внезапно наэлектризовывается, наполненный энергией, которая связывает их крепче, чем любые слова. — Я тоже, Гуки, — отвечает он. — Ты ведь знаешь, как сильно я люблю проводить время с тобой. От этих слов в животе Чонгука вспыхивает целый фейерверк эмоций, ощущение сродни с тем, будто весенний ветерок нежно касается каждого лепестка цветущего сада, пробуждая в них неистовую жизнь и всепоглощающую радость. Эти слова — как мощные магические заклинания, которые, подобно лучам солнца, пробиваются сквозь густые облака его сомнений и освещают путь к невероятному счастью. Они проникают в самые глубины души, вызывая довольное урчание внутреннего зверя, который наконец-то находит своё место в этом мире. — Я вчера рано отрубился, — Чонгук делает паузу. Он пытается скрыть трепетное волнение, но оно прорывается сквозь маску спокойствия, отражаясь в глазах, которые лихорадочно бегают по комнате, так будто ищут спасения от бушующих эмоций. Подросток садится на барный стул напротив, взлохмачивая волосы на затылке. Хоть лицо и остается непроницаемым, но руки выдают его состояние. А волнение, вызванное звуком собственного голоса, становится настолько очевидным. — Хоби сказал, ты был расстроен чем-то, — продолжает Юнги, и тон с которым он это говорит, внезапно звучит более настойчиво. Хотя он стоит спиной к Чонгуку, сосредоточенно обжаривая бекон, в его голосе слышится волнение. Выключив плиту, Юнги поворачивается и с явным интересом смотрит на брата. — Ты можешь рассказать мне, что случилось, Гуки? — Он задает вопрос мягко, но все так же настойчиво. Сейчас старший брат отчего-то чувствует, что его донсэн нуждается в поддержке, и, по крайней мере, для начала он готов выслушать его. — Нет, я просто был не в духе.— резко отвечает тот, и начинает ёрзать на стуле. Чонгуку меньше всего хочется, чтобы Юнги догадался о его чувствах. Он и так боится собственных мыслей. Боится, что вдруг брат уже всё знает. Что он знает его грязные секретики, знает о его нездоровой страсти, знает о кипящей в нем ревности и о том, как его отсутствие разрывает ему сердце. Что он все эти годы питает к нему необыкновенно нежные чувства, но не может по сей день признаться в этом даже самому себе. В ответ хён лишь бросает на донсэна секундный взгляд, полный безмолвия, и, не говоря ни слова, продолжает готовить сэндвич. Щедро смазав соусом из горчицы и майонеза тост, Мин накрывает его листом салата. Укладывает на него кусочки бекона, кружок томата и пару ломтиков сыра. Повторив два первых действия, оборачивает сэндвич пищевой пленкой и слегка надавливает. А Чонгук не может отвести глаз от длинных пальцев, изящных запястий, благородных и сильных ладоней, которые с легкостью создают кулинарное волшебство. Каждое движение этих рук, как танец, завораживающий и гипнотизирующий. Сердце гулко бьётся, и дыхание перехватывает от восхищения и восторга. Однако от этого захватывающего зрелища его отвлекает хриплый и резкий голос, нарушающий тишину: — Проблемы? Старший брат поднимает на него взгляд. И в чужих глазах, как в зеркале, отражаются проницательность и всë та же холодность. Глаза — полумесяцы под густыми, идеально очерченными бровями — впиваются в него, выводя на откровение. Юнги подталкивает к брату тарелку с сэндвичем. Этот жест кажется Чонгуку одновременно заботливым и таким, будто тот вытягивает из него признание. А он продолжает залипать. Судорожно сглотнув, он понимает, что не в силах отвести глаз от тонких черт лица блондина, обрамленного темными бровями и обескровленными губами, подросток ощущает, как мысли в голове путаются, и пытается вспомнить, о чём его только что спросили. — Что? — собственный голос звучит неуверенно. — У тебя проблемы, Гуки? «У меня просто пиздец какие проблемы. Ты — моя проблема». — Нет, никаких проблем, Юнги-хён, — отвечает он, стараясь придать своему голосу убедительности, но внутри всё кипит от переполняющей нежности к этому альфе, сидящему напротив. Чонгук забивает свой рот куском сэндвича. Скрывая эмоции на лице активными жевательными движениями. — Тогда почему я сейчас не верю тебе? — Отцовским тоном, с нотками строгости произносит Старший. Он встаёт, подходит к холодильнику, открывает дверцу и наливает в стакан молоко. Затем ставит его перед младшим братом. — Ночью тебе снился кошмар. Ты кричал. Ты выглядел таким напуганным и беспомощным. Эти слова, произнесенные с искренней теплотой и участием, должны были вызвать у Младшего большее доверие. Однако Чонгук давится. Осознание приходит вместе с застрявшим в горле куском сэндвича, и он начинает кашлять. «Это был Юнги. Именно он вырвал меня из лап кошмара. Это рядом с ним я чувствую покой и умиротворение». Старший мгновенно бросается к нему, с проскользнувшей на лице мимолетной тенью страха. Подлетев, он слегка наклоняет его вниз и начинает похлопывать по спине легкими скользящими движениями. Чонгук сглатывает, возвращая им обоим эмоциональное равновесие. — Ты меня напугал, я даже поседел, — смеётся Юнги, потряхивая плечами. Чонгук помнит эту милую привычку брата: всякий раз, когда тот смеётся, он не может не трясти плечами. Кажется, что смех у него будто проходит через всё его тело. — Тебе теперь переживать о седых волосах незачем, — говорит он, указывая на блондинистую макушку. И тоже смеётся, не в силах сдержать улыбку при виде этого искреннего смеха. — Ты, конечно, всегда был мастером изворотливости, — добавляет Юнги, всё ещё посмеиваясь, но уже с нотками умиления в голосе. — Теперь я точно буду знать, что у тебя не стоит допытываться правды, когда ты ешь. Чон не может сдержать широкой улыбки, ощущая, как между ними вновь зарождается та прочная связь, которая была когда-то в детстве. Они ведь всегда были друг для друга больше, чем просто братья или друзья. — Так ты расскажешь своему хёну, что тебя беспокоит? — с легкой улыбкой, но уже более серьезно спрашивает Мин, возвращаясь на место и создавая атмосферу для доверительной беседы. — Это был просто плохой сон, — начинает Чонгук, немного расслабляясь под теплым взглядом Старшего. — Я теперь могу постоять за себя. — Правда что ли? Юнги, изящно вскинув бровь, щурится. И на его лице появляется саркастическая улыбка. — Я теперь боксом занимаюсь, — Гордо заявляет Чонгук. Для него теперь становится ещё более значимым, чтобы старший брат гордился им. Теперь это не просто цель, а его жизненная мечта, которая отныне станет его ориентиром. Он будет стремиться оправдать ожидания хёна, потому что теперь мечтает заслужить его искреннюю любовь. В нём вспыхивает неугасимое желание доказать свою ценность и значимость. Он уже готов пройти через любые испытания и преодолеть любые преграды, чтобы показать, на что способен. Он не просто хочет быть достойным ответной любви, он теперь жаждет её, как воздуха. — Оу, молодец. — А тот лишь треплет по волосам, как щенка. Улыбается, словно перед ним ребенок, сделавший первый шаг. — Малыш, смотрю, ты уши проколол? Юнги приближается к лицу Чонгука и внимательно изучает серьгу. Нежные пальцы касаются его мочки уха, как легкое перышко. Это прикосновение настолько легкое, что кажется почти невесомым, но оно проникает в самую душу, вызывая трепет и дрожь во всем теле подростка. Чонгук замирает. Сердце колотится так сильно, что он едва может дышать. Он не может оторвать глаз от лица Старшего, разглядывая его с таким вниманием, что забывает обо всём на свете. Взгляд медленно скользит по чужим губам, которые кажутся ему столь же мягкими и нежными, как цветы. В моменте он понимает, что его чувства к Мину Юнги гораздо глубже, чем он думает, потому что сейчас Чон Чонгук мечтает сорвать с этих губ свой первый поцелуй. Блондин отклоняется назад, не подозревая, каких усилий стоило мальчишке сдержать свой порыв и не поддаться искушению. — Хорошо Гуки, я постараюсь тебе поверить. А сейчас Чонгуку хочется зарядить кулаком в это строгое, с родительским умилением лицо. Доказать, что он уже не маленький и не нуждается в таком отношении. Ему хочется, чтобы его видели как сильного и уверенного альфу, а не как беспомощного малыша. — Хён, всё в порядке. В школе никто меня не обижает, и у меня нет никаких проблем. Несколько минут они наслаждаются трапезой в уютной тишине, когда брат наконец прерывает комфортное для двоих молчание: — Обещай мне, Гуки. Юнги смотрит ему в глаза с такой глубокой проницательностью, что сердце сжимается от неожиданного осознания. Взгляд с прищуром настолько искренний и открытый, что кажется, будто старший брат видит душу Чонгука насквозь. В этот момент не остаётся ни тени сомнения: хочется ответить «Обещаю» с полной уверенностью и чистотой помыслов. — Что? — Обещай, что всегда будешь со мной откровенен. А я, в свою очередь, обещаю, что всегда сохраню любой твой секрет. Это важно для меня, и я не хочу, чтобы между нами были тайны. На какой-то момент Чонгук проваливается в своё сознание. И осмысливает слова, сказанные ему Старшим. Что если признанием он оттолкнет брата? Тогда он точно не переживёт. Его сердце остановится в ту же секунду, если Юнги его отвергнет. Эти мысли разрывают изнутри, заставляя ощущать себя уязвимым и потерянным. Он понимает, что признание может разрушить их братские отношения, но не может скрывать свои чувства. Ему нужно знать, что Юнги чувствует то же самое, иначе он просто не сможет жить дальше. — Что если это будет тайна, за которую ты меня возненавидишь? Блондин вздыхает, глаза-полумесяцы встречаются с серьезным взглядом братишки. — Гуки, я обещаю тебе, что никогда не возненавижу тебя за то, что ты мне доверишь. Я готов поддержать тебя в любой ситуации. Если ты увяз в чём-то, от чего не можешь отказаться, не бойся, я помогу тебе. Мы поможем тебе. — Старший явно намекает на проблемы с запрещенными веществами или другие зависимости, с которыми сталкиваются молодые люди, а потом, ухмыльнувшись, добавляет: — Гуки, да даже если ты спалишь этот полуостров к хуям! Я не возненавижу тебя. Верь мне. Младший кивает, чувствуя, как тепло разливается в душе от этих слов. Он всегда знал, что может положиться на брата, и это для него не менее важно. Однако Чонгук не готов потерять его, потерять эту хрупкую мечту о взаимной любви. — Хорошо, я обещаю, что всегда буду откровенен с тобой. И спасибо тебе за то, что всегда рядом. А ещё он мечтает, как можно дольше сидеть рядом со своим хёном. Завтракать вместе. Делиться друг с другом своими переживаниями и страхами. В этих мечтах они становятся ближе, чем когда-либо, и каждый момент, проведенный вместе, становится драгоценным. Но реальность такова, что Юнги молча идёт к выходу из кухни. Он доедает кусок сэндвича на ходу, и глаза Чонгука тускнеют от невысказанных чувств. Этот момент кажется ему уже не просто далёким и недостижимым, а чем-то, что уплыло от него, как песок сквозь пальцы. Каждая секунда ускользнувшего времени превратилась в препятствие. А его мечты тают, как утренний туман. Он понимает, что его чувства могут остаться лишь в воображении, и это осознание делает его грусть еще более глубокой. — Спасибо, хён. Очень вкусно! Не найдя других слов, он в отчаянии пытается хоть на мгновение удержать брата, словно чувствуя, что это их последняя возможность быть вместе. — Пожалуйста. На здоровье. Только прибери здесь, после того как поешь. — Хорошо. — Гуки? Блондин, задержавшись в просторном проеме, оборачивается с обворожительной улыбкой, от которой у Чонгука с самого детства замирает все внутри. Во взгляде Старшего — тепло и искренность, заставляющие сердце биться чаще. И он ощущает, как все его сомнения и тревоги вновь растворяются в этом мгновении, уступая место чему-то более глубинному. — Да? — Хвоя… — Юнги делает паузу, и в этот момент кажется, что мир и даже сердце Чонгука замирают. — Тебе повезло. — Считаешь? Сердце совершает невероятный прыжок с переворотом, стремясь вырваться из груди. Он теперь знает, как Юнги воспринимает его естественный аромат, этот запах ему нравится. Осознание того, что Юнги находит привлекательным запах другого альфы, наполняет Чонгуково сердце ликованием. Аромат хвои, исходящий от его тела, теперь окутан морским бризом, создавая самое совершенное и завораживающее сочетание. Это как если бы природа сама создала идеальный парфюм, соединив свежесть леса и солёные ноты океана. Этот уникальный аромат не просто приятен — он словно переносит в мир, где время останавливается, позволяя наслаждаться каждым мгновением. Сейчас он испытывает не просто счастье, а нечто большее — чувство, которое до этого момента он никогда не испытывал. Тело словно начинает медленно распадаться на молекулы. Ощущение, как будто каждая его клетка наполнилась ярким, ослепительным светом, и он стал частью чего-то грандиозного и непостижимого. А сердце теперь бьется с такой силой, что кажется, вот-вот разорвет грудную клетку, и он чувствует, как этот ритм эхом отдается в том месте где живет его зверь. — Считаю… — подмигивает Юнги, ободряюще глядя на него. — Омеги просто обожают такие ароматы. Ты будешь сводить их с ума. Тот разворачивается и уходит быстрым шагом, оставляя Чонгука одиноким и опустошенным. Внутри него что-то ломается с оглушительным треском, словно гигантская кость под безжалостным молотом. Неоправданные надежды, которые он минуту назад лелеял, рассыпаются на тысячи острых осколков, как тонкое стекло под натиском неумолимой силы. А сердце теперь разрывается на куски от последних слов сказанных старшим братом. «К чёрту это всё!» Окинув кухню гневным взглядом, Чонгук задерживается на беспорядке, оставленном на столе. С грохотом отодвинув стул, он направляется к выходу, оставляя все как есть. В душе бушует нелепая обида и мальчишка не может удержаться от желания насолить своему хёну. Пусть прислуга разбирается с этим бардаком — главное, что Чон Чонгук пошел наперекор просьбе старшего брата. Уже на выходе Чонгук случайно сталкивается с Чонином. Увидев, как крепко сжаты челюсти и кулаки альфы, омега думает, что рассердил его. Однако, когда тот произносит: «Извини, хëн, я не заметил тебя», становится ясно, что не он является причиной плохого настроения младшего брата его парня. С этими словами расстроенный мальчишка стремительно покидает кухню. Следом на кухню сразу же входит Хосок, сонный и растрёпанный после бурной ночи, наполненной бесконечными оргазмами, но всё ещё с «забегами» на короткие дистанции, что обуславливается молодостью и неопытностью его организма. — Что с твоим братом? — интересуется Чонин, запрыгивая на столешницу и удобно устраиваясь на ней. Хосок подходит ближе и становится между его ног, уткнувшись лбом в грудь. Молодой альфа закрывает глаза, наслаждаясь теплом, исходящим от тела омеги, а тот в ответ зарывается пальцами в его волосы. — Я беспокоюсь, — продолжает Чонин, второй ладонью нежно поглаживая по спине своего парня. — Он всегда был таким сильным и уверенным в себе. А в последнее время Чонгук всё время подавлен и почти не радуется, когда мы берём его с собой гулять. Что могло так сильно его изменить? Хосок тяжело вздыхает, не убирая головы, ощущая нежные руки у себя в волосах и спине. — Он переживает трудные времена. Пубертат, гормоны... Его феромон раскрылся только пару месяцев назад, и теперь ему приходится сталкиваться с множеством проблем, вызванных бушующими гормонами в организме. Это влияет на его настроение и поведение. Омега кивает, понимая, что это не тема для лёгкого разговора. Он продолжает гладить альфу, давая ему возможность насладиться близостью с собой, который, стоя между его ног, нежно прижимается к хрупкой груди. Отложив свой телефон в сторону, Чон обнимает мальчишку своими сильными руками, обвивая их вокруг тонкой талии, и не может сдержать счастливую улыбку. Сейчас ему так хорошо. Он ощущает тепло и уют. Его внутренний зверь, кажется, уже перевернулся на спину и с нетерпением ожидает, когда омега погладит по животику. Из состояния блаженного наслаждения Хосока внезапно выводит сердитый голос Чонина, в котором звучат нотки недоумения и укоризны. — Что это? — настойчиво спрашивает он, отрывая его от своей груди и поднося к лицу альфы телефон. На экране появляется фотография, на которой Хосок и другой парень мило общаются, сидя плечом к плечу в школьном кафетерии. Они улыбаются друг другу и соприкасаются коленями. А внизу, чёрным по белому, красуется сообщение: «Мы идеально смотримся. Уже не могу дождаться нашей встречи за пределами этой дурацкой школы». Чонин молчаливо ждет ответа, лисье лицо застывает в выражении гнева и обиды. В глазах, которые обычно светятся нежностью и любовью, теперь плещется океан ревности и разочарования. Хосок слышит, как сердце омеги бьется с такой силой, что, кажется, вот-вот разорвёт на части хрупкую грудную клетку. Губы, истерзанные за ночь поцелуями, дрожат, готовые выпустить наружу крик негодования, но тот сдерживается, не желая показывать свою слабость. Время в этот момент словно останавливается, и в тишине слышны лишь удары омежьего и его собственного сердца, которое надеется на чудо и на то, что всё ещё можно исправить. — Это... это... — он не может подобрать слов. По какой-то причине именно сейчас все слова, которые он знал, исчезают из памяти. — Это мой одноклассник. — Он омега? — с возмущением в глазах спрашивает Чонин, тряся перед ним его же телефоном. — Да, он омега, — отвечает Хосок, и пытается забрать свой телефон из цепких рук лисы. А лиса спрыгнув со стола, неожиданно с силой бросает телефон на пол. Раздаётся громкий треск, и экран телефона покрывается мелкими трещинами. Хосок, поражённый до глубины души и мгновенно охваченный яростью, смотрит на обломки телефона. В глазах вспыхивает огонь гнева, и он, не сдерживаясь, кричит: — Хули ты творишь?! — собственный голос разрывает тишину, как раскат грома. Сейчас он уже не хочет ничего объяснять или пытаться исправить ситуацию. Он горит от злости, вызванной чужой поспешностью в выводах и таким небрежным отношением к его вещам. Хосок тяжело дышит, руки сжаты в кулаки. Чонин, стоящий напротив с таким же выражением лица, не отступает. Напряжение в кухне нарастает, как грозовая туча, готовая разразиться молнией. — Ты совсем охуел? — еще сильнее разгорается гнев альфы, видя неповиновение омеги. — Да не парься ты из-за разбитого телефона, у твоей семьи денег куры не клюют, купят тебе новый! — омега сглатывает тяжёлый ком обиды за холодность альфы в этот момент. Внутри все клокочет от гнева и разочарования. В его жизни и так много несправедливости: другой омега, который учится с его альфой в одном классе в самой элитной школе города, его отец, который так и не смог подняться выше обслуживающего персонала, и огромная разница в их социальных статусах. — Собирайся, водитель отвезет тебя домой, — говорит альфа. Он долго не отводит взгляд, смотрит не моргая. Глаза блуждают по красивому лицу омеги. Не в силах больше видеть обиженное и сердитое лицо возлюбленного, он страстно целует его, выражая тем самым гнев и раздражение, которые вызывает в нём этот упрямый лис. Ему не отвечают, и в следующее мгновение он ощущает такую острую боль в области паха, как будто его ударили молотом по тому месту. Искры боли вспыхивают перед глазами, как праздничные фейерверки. Он сгибается пополам, обхватив свои побитые яички, и стонет, как раненый зверь. — Пошел на хрен, Чон Хосок, — омега разворачивается и бросает через плечо, уходя. — Сам доберусь до дома. Омега покидает дом, не оглядываясь и не говоря больше ни слова. Только Ян Чонин знает, чего ему стоит эта его гордость, когда за спиной стонет любимый альфа, когда хочется броситься к нему и облегчить физическую боль, которую он сам ему причинил. Но он уходит с высоко поднятой головой, покидая дом Чонов. Просторная кухня наполнена разнообразными ароматами. Морозный хвойный аромат переплетается с нежным, сладковатым с лёгкой горчинкой древесно-тропическим запахом зеленого грейпфрута, создавая освежающую симфонию. А землистый аромат ветивера добавляет глубину и насыщенность. Все эти запахи поднимаются под самый потолок, подхваченные морским бризом, и парят в воздухе.