The Fixer-Upper club

      Гермиона уже почти привыкла к этому странному новому существованию в Хогвартсе, когда однажды в выходные в ее спальню забрела Луна Лавгуд, как будто это была чистая случайность, что она поднялась по лестнице.       Она рассеянной походкой направилась к кровати Гермионы, где они с Парвати занимались, и осторожно опустилась рядом с ними. Гермиона, моргая, посмотрела на нее поверх учебника по древним рунам, стараясь не думать о том, что светлые волосы Луны заставили ее слишком долго думать о Драко.              — Добрый день, — мечтательно произнесла Луна. — Джинни сказала, что я могу найти тебя здесь, надеюсь, все в порядке.              Парвати смущенно улыбнулась.              — Как дела?              — О, прекрасно, — ответила Луна. — Вообще-то, я здесь, чтобы поговорить с Гермионой.              Гермиона увидела, как Парвати подавила смешок.              — Чем я могу помочь, Луна? — неуверенно спросила она.              — Ты уже давно не ела с нами в Большом зале, — начала Луна. Она поправила мантию и устроилась поудобнее на кровати, из-под воротника выглядывало ожерелье, похожее на зубцы вилки. — Я ждала, что ты наберешься храбрости и спустишься снова, но, похоже, тебе нужно больше времени.              У Гермионы перехватило дыхание.              — О…              — Я не хотела тебя обидеть, — продолжила Луна, ее взгляд смягчился. — Я полагаю, что обедать со своим бывшим парнем и друзьями, которые в последнее время на самом деле не были твоими друзьями, было бы не очень приятно.              Гермиона моргнула.              — Прости, что не пришла к тебе раньше, — улыбнулась Луна и нежно положила руку на запястье Гермионы. — Ты уже перешла от этапа с мороженым к тому, когда я должна указать на некоторые недостатки Рона?              Гермиона была рада, что Парвати знает ее достаточно хорошо, чтобы ответить, потому что она была потрясена.       — Да, — рассмеялась Парвати. — На самом деле, это звучит довольно забавно.              — Хорошо, — сказала Луна. Она наклонилась вперед почти заговорщицки. — Знаешь, он может говорить довольно неприятные вещи, — прошептала она. — И он определенно несколько раз за ужином выплюнул в меня картофельным пюре. Я думаю, на тебя оно прилетало тоже.              Губы Гермионы растянулись в улыбке.              — Спасибо, Луна.              — О, в любое время, — просияла она. — В любом случае, у меня есть идея. И я хотела бы услышать, что ты думаешь.              — Я? — спросила Гермиона, виновато вспоминая все те случаи, когда она публично поносила идеи и убеждения Луны.              — Да, — невозмутимо ответила Луна. — Я хотела убедиться, что это хорошая идея, и я знаю, что ты всегда честна со мной.              И Гермиона моргнула, застигнутая врасплох. «Честная» было не совсем тем словом, которое в последнее время ассоциировалось у нее с самим собой. Она обменялась удивленным взглядом с Парвати.              — Что у тебя за идея? — осторожно спросила она.              И Луна рассеянно постучала палочкой по подбородку, пока говорила.              — Празднование.              На мгновение воцарилась тишина.              — … Празднование?              — Да, — мягко сказала Луна. — Когда умерла моя мама, мы не хотели устраивать поминальную службу. Вместо этого мы устроили праздник, посвященный ее жизни. Мы украсили дом цветами, включили ее любимую музыку, оделись в яркие цвета, поговорили, пели и отпраздновали все, что ей нравилось в жизни.              Гермиона завороженно смотрела, как Луна заправляет прядь светлых волос за ухо.              — И я думаю, мы должны что-то сделать в мае, чтобы почтить память людей, которых мы потеряли на войне. Обеих войнах. Я знаю, что некоторые люди предлагали установить мемориал, но я не думаю, что это хорошая идея. Здесь и так слишком много печали, и немногие люди чувствуют себя комфортно, говоря об этом. Я думаю, мы должны отпраздновать свободу, за которую они все боролись.              Книга Гермионы упала на одеяло.              — Что-то вроде… школьного мероприятия?              — Придут все, кто захочет, не только ученики, — ответила Луна. — Это может быть мероприятие, когда все могут собраться вместе и почтить память людей, по которым скучают. Может быть, ты могла бы произнести речь? Я думаю, многие родители тоже захотели бы прийти. Знаешь, Фреда, Колина, Винсента… — она перевела взгляд своих светлых глаз на Парвати. — Лаванды.              Парвати сглотнула, опустив глаза, и Гермиона положила ладонь ей на плечо.              — Это… на самом деле звучит как… действительно хорошая идея, — медленно произнесла она. И, прежде чем она смогла сдержаться, она подумала о том, что может подумать Драко, захочет ли он принять участие.              Парвати кивнула.              — Так и есть. Просто… Что, если вместо этого люди захотят провести день в трауре?              И Луна неуверенно улыбнулась.              — Я не знаю. Но я думаю, что после войны праздновать мир — это то же самое, что оплакивать смерть.              Гермиона позволила словам проникнуть глубоко под кожу, сквозь слои эпителия, в капилляры и крошечные нервные окончания. Она хотела сказать Драко именно эти слова, и желание сжалось у нее в груди. Она вздохнула, внезапно почувствовав себя такой свежей, а легкие — чистыми и свободными.              — Как мы можем это осуществить?              И Луна подперла подбородок кулаком.              — Я думаю, тебе стоит поговорить с Гарри.             

***

             В такие моменты Гермиона жалела, что у нее нет Карты мародеров.       Она несколько дней ждала возможности остаться с Гарри наедине, но, казалось, это было невозможно из-за Рона, Джинни и других шумных гриффиндорцев, которые, как правило, замолкали, когда она проходила мимо.       В конце концов, урок зелий подошел к концу. Вовремя сработанное заклинание привело к тому, что бутылка Гарри со слезами саламандры слетела со стола и довольно эффектно разбилась об пол. Гарри опустился на колени, чтобы убрать осколки с каменного пола, в то время как остальная часть класса вышла из класса, и Гермиона собралась с духом, стараясь не искать Драко в толпе, пока не загнала друга в угол.              — Гарри, — мягко сказала она.              Скорчившийся гриффиндорец попытался одновременно проигнорировать ее и ответить, в результате чего издал какой-то сдавленный звук и исполнил на месте причудливый танцевальный па.       Гермиона бросила на него умоляющий взгляд, и он опустил плечи, трусливо уставившись в пол.               — Что случилось? — вздохнул он, медленно поднимаясь на ноги.              — Мы можем поговорить?              Он неловко поерзал, барабаня пальцами по бедру.              — О, Гермиона, я не знаю…              — Пожалуйста, — попросила она, стараясь, чтобы выражение ее лица сказало ему, как сильно она в этом нуждается. — Мне нужна твоя помощь.              Он отчаянно нахмурился.              — Это не для меня, — тихо сказала она. — Это ради Луны, и тебя, и Рона, и… многих других людей тоже. «Для Драко» мысленно добавила она. — Пожалуйста?              Он прикусил губу и поднялся на ноги, нахмурив брови.              — Пойдем.              Гарри провел ее немного по коридору, а затем затащил в пустой класс.       Гермиона уселась на парту, пока он расхаживал взад-вперед, бросая украдкой взгляды на дверь через каждые несколько шагов. Она попыталась дождаться, пока он успокоится, прежде чем заговорить, но его хождение по комнате не ослабевало.       В конце концов, с нее было достаточно.              — Ты прекратишь? — спросила она. — Я твой друг, а не сам Волдеморт.              И что-то в его лице изменилось, когда он остановился как вкопанный.              — Я не знаю. На самом деле, я уже не уверен, что так хорошо тебя знаю.              О. Он знал.              — Ты хочешь меня о чем-то спросить? — ледяным тоном предположила она.              — Ты хочешь мне что-то сказать? — парировал он.              Они уставились друг на друга.              — Гарри…              — Ты изменяла ему?              Она сглотнула.              — Я…              Он скрестил руки на груди.              — Я поцеловала кое-кого другого, — прошептала она. — Мы с Роном были в ссоре и некоторое время не виделись, когда это случилось, и это было ошибкой, и я немедленно прекратила, но… это все равно произошло. И я очень сожалею.              Веки Гарри дрогнули.              — Рон не сказал мне, кто это был, — тихо произнес он. — Но у меня такое чувство, что я знаю.              Гермиона сглотнула.              — Я просто…              — Что с тобой случилось? Я не понимаю, — выдохнул он. — Вы с Роном были так счастливы, как же это случилось?..              — Я действительно люблю его, — вырвалось у нее. — Но я… это случилось только тогда, когда я поняла, что люблю его как… друга. И ничего больше.              Губы Гарри искривились.              — Он в отчаянии, Гермиона…              — Я знаю! — она почти кричала. — Я знаю.              Они уставились друг на друга.              — Если бы я могла вернуть все назад, я бы это сделала, — прошептала она.              Он молчал, его плечи были напряжены.              — Но…?              Она крепко сжала веки.              — Но я… то, что я чувствую — это просто… Я ничего не могу с собой поделать, я пыталась остановить это, но я, я не могу…              — Это Малфой, не так ли?              И Гермиона беспомощно посмотрела на него, чувствуя, что сама сдается.       Ей не нужно было отвечать.       Она никогда не могла контролировать свою реакцию, когда дело касалось Драко.       Гарри зашагал прочь, выплескивая свое разочарование на истертые половицы под ногами.              — Блядь, Гермиона.              — Я знаю, — прошептала она.              Наступила тишина.              — Послушай, Гарри, я не жду, что ты простишь меня или внезапно примиришься с этим, но ты… ты все еще мой друг. И мне нужна твоя помощь кое в чем. Пожалуйста.              Его брови нахмурились еще сильнее, нерешительность и страдание читались в каждой черточке.              — О чем речь? — осторожно спросил он.              — Мы хотим провести мероприятие в мае, чтобы почтить память всех, кого мы потеряли на войне. Это была идея Луны. Мы хотим отпраздновать то, за что они боролись, и собрать всех вместе, понимаешь?              Его брови приподнялись, прежде чем он снова стал озабоченным.              — Зачем вам нужна моя помощь?              — Потому что я сейчас изгой. И у меня неприятности с Макгонагалл. И хотя Луну все любят, ее слушать не будут. Но люди прислушиваются к тебе. И если ты поговоришь с профессорами, если ты заручишься поддержкой… ты можешь это устроить. Луна хотела, чтобы я попросила именно тебя.              — Я… — он замолчал, плюхнулся в кресло и подпер голову кулаком. — Я не знаю. Я… просто не знаю, смогу ли я взять на себя ответственность за…              — Подумай об этом, — настаивала она. — Если не для меня… то для Рона.              Гарри бросил на нее недоверчивый взгляд.              — Это будет хорошо для него, — умоляла она. — Для всех. Подумай о Тонкс и Люпине. Сириусе. Грозном Глазе. Твоих родителях…              — Прекрати, — процедил он сквозь зубы.              — Вот почему мы должны это сделать, Гарри. Мы должны отпраздновать то, что они сделали. Как сказала Луна? Что-то о том, чтобы максимально использовать свободу, которую они нам дали. Как ты думаешь, они этого не заслуживают?              Он сглотнул.       Воцарилось мучительное молчание.       А потом он неуверенно провел рукой по волосам.              — Хорошо, — прошептал он. — Я сделаю это.              Она расплылась в улыбке.              — О, Гарри, спасибо тебе. Огромное спасибо. Ты пойдешь поговорить со мной с Макгонагалл?!              — Сейчас?              — Может быть, чуть позже? — она рассмеялась, затаив дыхание. — Мы можем встретиться после ужина?              Какое-то мгновение он явно проигрывал битву с самим собой, прежде чем встать.              — Я… Да. Хорошо. Прекрасно, — он тяжело вздохнул. — Встретимся у входа в Большой зал.              Они сделают это.       Гермиона едва сдержала облегчение, спрыгнув со стола и перекинув сумку через плечо. Она направилась к двери, но тут почувствовала руку Гарри на своем плече и удивленно обернулась.              — Ты и Малфой… вместе? — нерешительно спросил он.              Она озадаченно покачала головой.              — Я… мы… Нет. У него есть Пэнси, и я все еще пытаюсь разобраться в своих чувствах…              — Ты любишь его?              Воздух вылетел из ее легких.       Ее разум опустел.       Кровь застыла в жилах.       Любовь.              — Я… — прохрипела она. — Я не знаю…              Челюсть Гарри беззвучно задвигалась.              — Потому что, думаю, я мог бы понять, если бы это было так. Может быть.              Гермиона падала с обрыва, скребя кончиками пальцев по рыхлой земле, которая осыпалась в течение нескольких месяцев.              — Гарри…              Он вглядывался в ее лицо.              — Ты знаешь, — сказал он, наконец. — Ты… никогда так не относилась к Рону.              Падение в пропасть.       Гарри опустил руку.              — Я не могу извиниться за то, что встал на сторону Рона. Я… Я все еще злюсь, что тебе потребовалось столько времени, и месяцы причинять ему боль, чтобы понять это. Но я… ты все еще мой друг. И это займет гораздо больше времени, но я… Я думаю, что приму это. В конце концов. Если это имеет для тебя значение.              И после долгих недель, месяцев и месяцев падения Гермиона мягко ударилась о землю. Ее язык был слишком тяжелым, горло — слишком толстым, а легкие — слишком маленькими, но она была в безопасности.       Цельная.       Приземление было мягким.       Все будет хорошо.              — Спасибо, — прошептала она.              Гарри кивнул, как будто это было все, и открыл дверь.             

***

             Время ужина тянулось до смешного медленно, но прогулка до кабинета Макгонагалл, когда они обсуждали детали мероприятия, пролетела в мгновение ока, и вскоре они уже поднимались по винтовой лестнице, сердце Гермионы бешено колотилось. Ей хотелось, чтобы Драко был здесь.              — Входите, — сказала Макгонагалл, и Гарри толкнул дверь, по пути протиснувшись под руку Гермионы.              Директор была явно удивлена, увидев их, и снова окунула перо в чернильницу. За ее спиной Дамблдор, казалось, спал на своем портрете.              — Добрый день, профессор, — быстро сказала Гермиона.              Она поджала губы.              — Добрый день, мисс Грейнджер. Мистер Поттер. Присаживайтесь.              Они молча сели в кресла, стоящие напротив директорского стола, и Макгонагалл придирчиво оглядела их поверх очков.              — Что я могу сделать для вас обоих?              Гарри тут же заколебался.              — Мы, э-э… Мы здесь от имени Луны Лавгуд, — медленно произнесла Гермиона. — Она хотела кое-что предложить… есть одна идея.              И директор молча слушала, как они с Гарри объясняли концепцию празднования дня памяти. Она склонила голову набок, когда Гарри упомянул, что хочет провести его в Большом зале, и коротко кивнула, когда Гермиона предложила выступить на мероприятии, но в остальном оставалась невозмутимой, сложив руки на столе и моргая суровыми глазами сквозь квадратные очки.       Наконец, она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. На мгновение воцарилась тишина, и Гермиона не осознавала, что трясет коленом, пока Гарри не бросил на нее встревоженный взгляд.              — Вы думали о том, что нам понадобится команда людей, чтобы провести такое мероприятие? И, я уверена, вы оба знаете, что в этом году преподаватели слишком заняты ремонтом и педагогическими обязанностями.              — Я сделаю это, — выпалила Гермиона.              Макгонагалл перевела взгляд на нее.              — Вы планируете сдать семь Ж.А.Б.А., мисс Грейнджер. Даже у вас есть пределы.              — Тогда мы сделаем это вместе, — сказала она, краснея. — Я, Луна Лавгуд, Парвати Патил, Гарри, вы ведь поможете, правда?              — Я…              — Видите? — сказала Гермиона. — Мы хотим это сделать. И я уверена, что Джинни и Невилл тоже захотели бы. И даже… даже Драко Малфой. Если я попрошу.              Взгляд Гарри впился в ее боковое зрение. Последовало еще одно долгое молчание, в течение которого директриса рассматривала их обоих.              — Вы в курсе, что мисс Лавгуд уже обращалась ко мне с этой идеей? — в конце концов спросила Макгонагалл, теребя перо, лежащее перед ней на столе.              — Я… мы… она обращалась? — Гермиона запнулась.              Директриса кивнула.              — Я похвалила ее за проявленную эмоциональную мудрость и предположила, что было бы полезно привлечь вас к участию. Всех троих.              Она услышала, как Гарри судорожно вздохнул.              — Где оставшийся третий из вашего трио? — спросила Макгонагалл.              Сердце Гермионы упало.              — Эм, он, я, мы… Я давно его не видела.              — Вы имеете в виду, с тех пор, как он покинул больничное крыло после бурной ссоры? — Макгонагалл, казалось, позабавило выражение лица Гермионы. — Мадам Помфри более восприимчива к подростковым разногласиям, чем вы думаете.              Гермиона пристально посмотрела на свои колени.              — Я скажу вам то же самое, что я сказала мисс Лавгуд. Вы трое — самый узнаваемый символ нашей победы в войне, — продолжила она. — Для того, чтобы это событие стало по-настоящему праздничным, очень важно, чтобы вы все присутствовали на нем.              — Я не понимаю, почему… — начала Гермиона, но тут же была остановлена свирепым взглядом.              — Вас обычно считают тремя спасителями волшебного мира, и в этом качестве от вас ожидают выступления на мероприятии подобного рода. Как бы это выглядело, если бы вы двое говорили о жизнях людей, которых мы потеряли на войне, а мистера Уизли нигде не было видно? Учитывая потерю его брата, другие ученики, потерявшие друзей и семью, скорее всего, в это время будут смотреть на него. Если вы действительно хотите устроить праздник, который побудит людей скорбеть здоровым образом, я бы посоветовал привлечь мистера Уизли к участию в этом деле.              — Профессор, — сказал Гарри. — Я не думаю, что Рон захотел бы…              — А вы спрашивали?              Наступила тишина.              — Я хочу, чтобы это памятное празднование состоялось, — искренне сказала Макгонагалл, — но я не могу игнорировать тот факт, что волшебный мир ожидает, что вы трое останетесь командой, символом всего, за что мы боролись и чего достигли. Разрозненность приведет только к сплетням, беспокойству и, возможно, даже подорвет саму цель этого мероприятия. Я предлагаю, чтобы либо вы все трое внесли свой вклад, либо вообще ничего не делали.              — Хорошо, — сказала Гермиона.              Она и Гарри обменялись взглядами.              — Это все? — спросила Макгонагалл, и Гарри вскочил на ноги, как будто его ударило током.              — Спасибо, профессор, — пробормотал он.              Гермиона встала, чтобы последовать за ним.       Вовлечь Рона было невыполнимой задачей. Даже если бы он почувствовал себя комфортно, когда говорил о своем брате, в чем Гермиона сильно сомневалась, шансы на то, что он согласится после всего, что произошло с тех пор, были ничтожно малы.              — Мисс Грейнджер, подождите минутку, пожалуйста.              Сердце Гермионы замерло. Она бросила озадаченный взгляд на Гарри, который пожал плечами и выскользнул из комнаты, а она снова вжалась в свое кресло.              — Сегодня я получила заявку на должность профессора маггловедения, — внезапно сказала Макгонагалл, как только за ним закрылась дверь.              Глаза Гермионы расширились.              — О, это здорово.              — Я отказала.              — О.              — Мм, — сказала Макгонагалл. Она приподняла тонкую седую бровь, глядя на нее. — Я хотела спросить, какие у вас планы на будущее? В конце концов, сейчас март, и вам нужно будет решить, какой карьерой вы хотите заняться после окончания школы.              — О, профессор, я польщена, но я…              — Я не предлагаю вам эту должность, мисс Грейнджер. Не беспокойтесь. Мне просто было любопытно, каковы ваши планы на будущее.              — Ох.              Гермиона закрыла рот, ее щеки покраснели, и она смущенно теребила нитку, оторвавшуюся от рукава.              — Я много думала об этом, — призналась она. — Я думаю, что я просто… не готова пойти и устроиться на работу или начать карьеру.              — Понятно, — сказала Макгонагалл. — Возможно, вас успокоит тот факт, что вы далеко не единственная в такой ситуации. Хаос и неопределенность последних нескольких лет, похоже, заставили многих молодых ведьм и волшебников беспокоиться о том, что будет после окончания обучения.              Гермиона поерзала на стуле.              — Что вы думаете, профессор?              — Я предполагаю, что вам лучше знать, какой путь выбрать, — ответила она, затем наклонилась вперед, сложив руки на столе. — Но помните, что маггловское высшее образование — это вариант.              Гермионе показалось, что мир перестал вращаться.       Маггловский университет.       Жизнь, которую она всегда планировала для себя до того, как узнала о магии, текущей в ее венах.       Ее будущее.              — У школы много связей с университетами по всей стране и за ее пределами. Учитывая ваши академические способности, у нас не возникнет проблем с тем, чтобы направить вас в любое учебное заведение, которое вы пожелаете. Это могло бы стать шансом для дальнейшего изучения и понимания, прежде чем вы вернетесь на свое место в волшебном мире, где, как я понимаю, вам уделяют внимания больше, чем хотелось. Я твердо верю, что в немагическом мире есть много такого, чему мы можем научиться, и мне интересно, поможет ли это вам почувствовать себя более подготовленными к будущей карьере.              — Это… — Гермиона сглотнула. — Спасибо, профессор.              — Не за что, мисс Грейнджер, — она подняла руку и указала на дверь, и Гермиона поднялась со своего места.              — Подождите, профессор? Почему должность профессора маггловедения осталась вакантной?              Макгонагалл посмотрела на нее поверх очков.              — Потому что я дала кандидату тот же совет, что и вам. Ему нужно приобрести больше опыта в реальной жизни, прежде чем я смогла бы рассмотреть возможность предложить ему эту работу.              У Гермионы пересохло во рту.              — Кто?              — Кандидатом был Драко Малфой.              Гермиона ошеломленно уставилась на нее.       Драко подал заявление на должность профессора маггловедения.       Неудивительно, что его мать была потрясена. С какой стати он стал бы делать что-то подобное? У него не было никакого опыта в маггловской культуре и жизни среди магглов.       Макгонагалл посоветовала ему набраться опыта. Пойдет ли он в маггловский университет? Понадобится ли ему там помощь? Гид? Все это как-то увязывается друг с другом?       И прежде чем она смогла сдержаться, в ее голове возникла идея о том, какой могла бы быть ее жизнь как студентки в мире магглов, в безымянном университете, с Драко, не вынужденной держать свою дружбу в секрете, не осуждаемая никем и, возможно, имея время и пространство для чего-то большего…       В этот момент она так сильно по нему скучала, что ей стало больно.       Она должна была увидеть его.             

***

      — Гермиона? — спросил Гарри, когда она спустилась по лестнице. — Все в порядке?              — Я не знаю, — нерешительно произнесла она. — Я… думаю да.              Он с беспокойством посмотрел на нее. На ее лице, должно быть, отразились все противоречивые мысли и эмоции, переполнявшие ее, потому что он прочистил горло.               — Я пойду с тобой, — пробормотал он.              Они направились к редко используемому восточному концу коридора.              — По-моему, это ни к чему не приведет, — с несчастным видом сказал Гарри. — Мне жаль.              — Что?              — Вовлечение Рона в это дело. Я, конечно, спрошу его, но я… Я не могу питать слишком больших надежд.              — О, — сказала Гермиона, испытывая странное ощущение, что ее разум вышел из-под контроля, как воздушный змей на ветру, нити которого выскальзывают из ее рук. — Да.              Они завернули за угол и продолжили идти, слыша глухие удары ног о камень.              — Что она сказала? — спросил Гарри. — Ты выглядишь… расстроенной.              Она скрестила руки на груди, чувствуя, как каждый удар сердца отдается в ее ребрах, пока они шли.              — Я… Макгонагалл сказала мне, что Драко подал заявление на должность преподавателя маггловедения.              Гарри вытаращил на нее глаза.              — Ты же не серьезно.              Она молчала, и он шумно выдохнул.              — Почему она тебе рассказала?              — Я не знаю, — прошептала она.              Коридор тянулся перед ними бесконечно.              — Я просто… — продолжила она. — Почему именно маггловедение? Он предпочитает зелья. Он ничего не знает о магглах.              — Кроме того, что ты ему рассказала, — сказал Гарри.              Она не ответила.              — Ты видел его в последнее время?              — Я… Возможно, — предположил Гарри, — это его способ попытаться…              А потом они завернули за угол, и взгляд Гермионы упал на затененную нишу впереди.       Ниша в данный момент была занята.       Сердце Гермионы остановилось.       Нежная бледная рука провела по теплой бронзовой щеке, нетерпеливые губы прикоснулись к нежной коже над воротником рубашки, когда два тела соприкоснулись, лаская, сжимая и исследуя.       Гарри, стоявший рядом с ней, издал странный возглас и крутанулся на месте.       И тут девушка, стоявшая спиной к Гермионе, ахнула и резко обернулась, длинные шелковистые черные волосы рассыпались по ее плечам.       Глаза Парвати цвета красного дерева расширились.       А за ней, выглядевшая не менее потрясенной…       Пэнси.       Пэнси Паркинсон, с ее аккуратной стрижкой, глазами цвета мха и розовыми щечками.       Пэнси Паркинсон, которая, как Гермиона была так уверена, убеждена, хотела Драко.       Пэнси Паркинсон, в темном углу замка, обнимающая лучшую подругу Гермионы.       Парвати Патил, с губами, припухшими и покрасневшими от поцелуя.       Ох, Гермиона была идиоткой.              — О, черт, простите! — выдохнула она, отступая назад, ее сердце бешено заколотилось.              — Все в порядке! — быстро сказала Парвати, все еще широко раскрыв глаза.              Она судорожно провела рукой по уголку рта, бросив косой взгляд на Пэнси, которая явно пыталась сдержать улыбку, но безуспешно.              — Вы двое… — Гермиона замолчала. — Я понятия не имела, мне так жаль…              — Не извиняйся, — сказала Пэнси, которая, казалось, была почти в восторге от того, что ее застукали. Она поправила свой съехавший набок свитер. — В любом случае, это отчасти твоя вина, что все это произошло, так что…              — Как долго? — Гермиона вздохнула.              Парвати потерла затылок.              — Хм. С того дня в ванной старост, — призналась она. — Прости, я должна была сказать тебе раньше…              Гермиона почувствовала, что вот-вот покачнется на месте.              — Значит ли это… — все связные мысли вылетели у нее из головы, и она смогла задать только один вопрос. — Пэнси, ты лесбиянка?              И тут Пэнси согнулась пополам от смеха.              — Что навело тебя на эту мысль? — фыркнула она, а Парвати подавленно хихикнула.              — Прости! — воскликнула Гермиона, чувствуя, как по ее венам разливается жаркое смущение. — Я думала… я думала, вы с Драко…              — О, Мерлин, нет! — Пэнси вздохнула. — Салазар, неудивительно, что ты не поняла моих намеков!              — Каких намеков? — прохрипела Гермиона.              Пэнси и Парвати переглянулись.              — Я молчу, — сказала Пэнси. — Но только потому что знаю, что Драко убьет меня.              У Гермионы закружилась голова.       Драко хотел преподавать маггловедение.       Пэнси была с Парвати.       Это были два новых кусочка головоломки, но голова Гермионы была слишком занята, чтобы сложить их вместе. Она не могла дышать, не говоря уже о том, чтобы думать.              — Все в порядке, Поттер? — Пэнси ухмыльнулась.              Гарри выглядел так, словно хотел провалиться сквозь землю.              — Я не понимаю, что происходит, — тихо сказал он.              — Иногда девушки целуют других девушек, — объяснила Пэнси, выглядя при этом как кошка, получившая сливки.              — Я знаю… — выпалил он.              — А иногда мальчики целуются с мальчиками, — продолжила она. — А иногда мальчик и девочка целуются, и девочка убегает, потому что она идиотка, и мальчик тоже идиот, и они просто сидят и чахнут…              — Пэнси, — натянуто произнесла Гермиона, чувствуя, как в груди нарастает напряжение. — Где я могу найти Драко?              Пэнси улыбнулась.              — Я не совсем уверена, — ответила она. — Я была немного занята, пока ты не подошла.              Мысли кружились в голове Гермионы, как опавшие листья на ветру, и каждая из них была связана с моментом, о котором она никогда особо не задумывалась, но который сейчас был настолько грандиозным, что она едва могла думать.              Давай. Мы уже проходили это              Так вот кто мы такие? Друзья?              Ты заслуживаешь того, чтобы тебя выслушали              Скучаю по твоей компании              Тебе было так больно, а я просто ничего не мог поделать              Во многом из эгоистичных побуждений              Я не думаю, что ты представляешь, как это отразится на мне              Тот, кто по-настоящему уважает тебя, должен уметь слышать правду              Тебе не кажется, что я чувствую то же самое?              Мне нужно тебе кое-что сказать              У нее перехватило дыхание.              Правильный человек может увидеть, что эти недостатки делают тебя восхитительной. И этому человеку не придется игнорировать твои недостатки, просто чтобы любить тебя              Ее сердце замерло.              Просто чтобы любить тебя              Глубоко в кармане она теребила край листка пергамента, эссе, которое читала столько раз, что казалось, будто знает его наизусть.              У меня был бы выбор…              — Гарри, — дрожащим голосом произнесла она. — Могу я воспользоваться картой Мародеров?              Он моргнул, глядя на нее.              — Я… хорошо. Ты… в норме?              — Просто… Пожалуйста, — сказала она, — сейчас.              И тогда буду в норме.       Какое-то мгновение он неуверенно рылся в своих карманах, и она выхватила у него карту, прошептав необходимые слова и развернув пергамент, лихорадочно просматривая его, пока не нашла два маленьких следа, которые хотела увидеть больше всего на свете.              — Спасибо, — прошептала она и протянула ему карту обратно.              И, не обращая внимания на ошеломленные лица Гарри, Пэнси и Парвати, стоявших позади нее, она сделала неуверенный шаг вперед, затем еще один. Ее шаги становились все решительнее, все отчаяннее, и вот она уже бежала по коридору, волосы развевались у нее за спиной, в голове была только одна мысль.       Она должна найти Драко.             

***

             Он был в Комнате артефактов.       Она могла бы рассмеяться, если бы не была так напугана.       Ее туфли стучали по полу, когда она бежала, перепрыгивая через две ступеньки за раз, дыхание вырывалось из ее легких.       Кусочки головоломки складывались вокруг нее, и ей все еще не хватало чего-то жизненно важного, чего-то, что придавало всему смысл, но она была так близка, она была почти у цели. И все, что ей сейчас было нужно — это он.       Когда в поле зрения появилась Комната с артефактами, она замедлила шаг, сомнения, страхи и нервы сдавили ее грудь. Она перешла на шаг.       Он был там.       Он не был с Пэнси.       Он подал заявление о приеме на работу в качестве профессора маггловедения.       Он…              Гермиона добралась до двери Комнаты артефактов. Он был там, сидел на полу, потрясенно глядя на нее снизу вверх. У него были мягкие волосы, которые идеально ложились на лоб, нежное лицо, четкий подбородок и очаровательные глаза, широко раскрытые. Он был прекрасен.       С момента ссоры прошло три недели. С тех пор, как она провела ночь, прижавшись к нему.       Три недели притворялась, что не скучает по нему, не думает о нем, не сгорает по нему, не тоскует по нему.       Не любит его.              — Гермиона? — спросил он, и она пошла вперед на дрожащих ногах.              И как только она это сделала, то поняла, где она находится.       Обломки исчезли. Исчезли осколки стекла и покореженный пластик, кучи беспорядка, разрушения и ненависти. А вместо этого здесь были выставочные витрины и доски для записей, огромные блестящие коробки и шкафчики с артефактами, маленькие, замысловатые этикетки и металлические рамки, все было упорядочено, уложено в стопки и закреплено.              — Это ты сделал? — прошептала она.              Он сглотнул. И кивнул.              — Ты все исправил, — выдохнула она.              Ноги сами понесли ее внутрь, и она обошла комнату по периметру, осторожно касаясь пальцами каждого нетронутого предмета.              — Это беспокоило тебя, — тихо сказал он, как будто это все объясняло.              Еще одна недостающая деталь. Он починил Комнату с артефактами.       Она провела пальцами по крышке другой витрины, медленно, но неотвратимо приближаясь к нему, планируя путешествие по артефактам своего собственного мира.              — Я скучала по тебе, — призналась она, не в силах встретиться с ним взглядом. — Очень сильно.              Он неуверенно поднялся на ноги.       Еще одна коробка.       Еще одна рамка.              — Зачем ты это сделал? — выдохнула она. — Это так много работы. Казалось, больше никого это не волновало. Почему?..              Его рот открылся.       Закрылся.       Его глаза сверкнули.       Она подошла ближе.              — Почему ты подал заявление на должность профессора магловедения?              Еще один шкаф.              — Почему… почему ты не рассказал мне о Пэнси? — выдохнула она.              Она остановилась.              — Почему ты извинился передо мной, — прошептала она, — когда я поцеловала тебя в ответ?              Она была меньше чем в футе от него. И он не ответил. Его глаза были широко раскрыты и беззащитны, но изгиб бровей был настороженным, готовым в любой момент снова замкнуться в себе. Он медленно опустил палочку, стараясь не встречаться с ней взглядом.              — Драко, я… — взмолилась она. — Скажи что-нибудь.              Ее голос надломился, как будто миллионы крошечных осколков стекла пронзили ее горло. Он сделал неуверенный рваный вдох, и Гермиона приказала своему сердцу успокоиться, потому что не хотела пропустить ни единого слова. Она была совершенно уверена, что дрожит.              — Я прошу прощения за многое, — пробормотал он, и Гермиона поняла, что теряется в движениях его губ. — За то, что я сделал. За то, что я сказал. Мне так жаль, что я причинил тебе боль. За то, что заставил тебя держаться от меня подальше так долго… что я не пришел и не нашел тебя, не сказал тебе раньше…              Ее сердце бешено колотилось.              — И мне жаль, что я не рассказал тебе о заявлении о приеме на работу, или об этой комнате, или о том, что Пэнси всегда была только другом, — продолжил он. Он облизал губы, прожигая ее взглядом. — Но больше всего я… Прости, что я извинился за то, что поцеловал тебя, — Гермиона не могла отвести от него взгляда, — потому что я солгал, — твердо сказал он. — Я совсем не сожалею.              Ее сердце словно расплавилось под ребрами. Она смотрела на него, на то, как вздымалась и опускалась его грудь, на то, как волосы отбрасывали нежные тени на лоб, на скулы и изгиб губ.              — Почему нет? — выдохнула она.              На этот раз он не произнес ни слова. Но его взгляд был самым громким, что Гермиона когда-либо слышала.       И это было правдой.              — Ты любишь меня, — прошептала она.              Ее голос был таким тихим, что она почти не могла поверить, что сказала это.       В ушах у нее стучало, а в голове тысячекратно усилилось биение собственного сердца. Она не могла дышать. Это было все, чего она боялась, на что негодовала и к чему стремилась, и это было слишком много, слишком ценно. Слишком деликатно.       Казалось, что малейшее движение любого из них могло разрушить это чувство.       Ей нужно было, чтобы он сказал ей, что она была неправа, рассмеялся и разорвал хрупкую нить между ними, смахнул ее, как паутину.       Но он просто продолжал смотреть на нее, как будто она была чем-то ярким, чудесным и совершенно неописуемым.              — Мне жаль, — сказал он, и это было похоже на религиозную исповедь, на затаенный шепот, вырывающийся откуда-то из глубины души. — Я хочу продолжать проводить с тобой время, и заставлять тебя смеяться, и слушать, как ты говоришь о вещах, которые важны для тебя, и рассказывать тебе то, чего я не говорю никому другому, и, возможно, облажаться, и извиниться, и сказать тебе, что я…              Он замолчал. Мир вращался, и небо обрушилось на землю.              — Но я не хочу продолжать делать это как твой друг, — выдохнул он. Он крепко зажмурился, а когда снова открыл глаза, Гермиона могла видеть только его зрачки. — Я хочу… Я хочу, чтобы ты была счастлива, но я хочу, чтобы это было со мной.              Сердце Гермионы забилось где-то в горле, и у нее так закружилась голова, что на секунду она по-настоящему испугалась, что может упасть в обморок.       И тут это произошло. Драко смотрел на нее так, словно проникал в самую ее суть. В его глазах была отчаянная решимость.              — Мне так жаль, — сказал он, и у Гермионы в животе запорхали миллионы крошечных бабочек. — Потому что я знаю, что не подхожу тебе, — его голос сорвался. — Я знаю, что должен молчать и двигаться дальше, и позволить тебе уйти и жить своей замечательной, изумительной жизнью. Но я… я эгоист. Так что тебе не обязательно ничего говорить, ты можешь уйти, и… Я пойму. Но ты должна знать, что я… Я думаю, я… Я люблю тебя.              В этот момент Гермионе показалось, что мир может рухнуть, а она и не заметит.       Она никогда не думала, что признание может звучать так похоже на прощание.       Потому что он как будто думал, что, произнеся эти слова вслух, он сотрет все в пыль, превратит в утренний туман. Как будто он отказывался от всего, на что надеялся.       Как будто он не мог ожидать, что она будет чувствовать то же самое.       Потому что она была Золотой девочкой. Не так ли?       Она была предсказуема.       Предполагалось, что в конце концов она встретится с соседским мальчиком, который будет гладить ее по волосам и говорить, что она красивая, хотя это не так, и сделает ей предложение после окончания школы, и женится на ней летом, и будет растить с ней детей и внуков.       Предполагалось, что она должна была довольствоваться этим.       И она не должна была отказываться от этого ради Драко.       Потому что Драко был опасен. Он мог быть холодным, жестоким и бессердечным, когда хотел. Он мог бы наброситься на нее в целях самозащиты, и он никогда не стал бы приукрашивать правду, и он все равно еще какое-то время пытался бы разобраться в некоторых вещах, потому что большую часть своей жизни он провел, полагая, что такие люди, как она, хуже него.       Но для нее он был желанием и страстной жаждой, родственным по духу человеком, адреналином, вызывающим бешеное сердцебиение от нарушения правил, нежным обещанием, произнесенным шепотом, полуночным свиданием, поцелуем с привкусом виски, потрясающим секретом, прикосновением, которое приводило ее душу в восторг. Он понимал ее так, как никто другой, без слов. Драко был необузданным, свирепым и незнакомым, он обжигал и замораживал одновременно.       И Гермиона хотела его так сильно, что едва могла дышать.       Она облизнула губы, чувствуя, как пульсирует под кожей.              — Ты не эгоист, — прошептала она.              Его глаза встретились с ее глазами, пронзая ее сильнее, чем когда-либо прежде.              — Но если это так, значит, нас двое.              И что-то дрогнуло глубоко в ее теле, когда она балансировала на пороге правды, которой так долго хотела; правды, которая пугала и мучила ее, правды, которая угрожала всему, чего она должна была хотеть.              — Потому что я весь год убегала от того, что чувствую к тебе, и из-за этого причиняла боль людям, — продолжила она.              Он придвинулся еще ближе, на его лице отразилось недоверие.       Она хотела сказать это. Ей нужно было это сказать. Но ее голос задрожал и сорвался.              — Ты… — прошептала она. — Ты знаешь, как у меня от тебя перехватывает дыхание?              А потом он потянулся к ней, приоткрыв губы, и его рука оказалась у нее под подбородком, большой палец провел по щеке, от его прикосновения по телу пробежал электрический разряд. И Гермионе надоело ставить логику, доводы рассудка и «должна» выше своих чувств.              — Я думаю, я тоже тебя люблю, — выдохнула она.              Слова разлетелись эхом, заполнив пространство между ними.       И Гермиона не знала, кто пошевелился первым, но потом его губы прижались к ее губам, и ее сердце расцвело и наполнилось яркими красками, и она увидела звезды, и это ощущалось, как…       Наконец-то.