The Fixer-Upper club

      Самое первое письмо от Драко Малфоя пришло Гермионе несколько дней спустя, когда она сидела в своей спальне, почесывая Живоглота за ушами, потягивая горячий шоколад и размышляя, найдется ли у нее время прочитать еще одну главу своей книги перед сном.       Это была одна из школьных сов, которая принесла его девушке, протиснувшись через окно и опустившись на изножье ее кровати, чтобы уронить послание ей на ногу, настороженно поглядывая на Живоглота. Послание было написано на крошечном клочке бумаги мелким изящным почерком.              «Готова к очередному собранию клуба? Д.М.»              Было почти смешно, как быстро возбуждение охватило ее тело. Слишком быстро, чтобы задавать вопросы. Она села, выпрямившись от восторга, Живоглот сердито мяукнул, а школьная сова обеспокоенно ухнула, когда одеяло сдвинулось.              «И когда же ты думал провести собрание?» написала Гермиона в ответ, прервавшись, чтобы погладить встревоженную сову по голове, а Живоглот ревниво наблюдал за ней. Хватая письмо клювом, она чуть прикусила палец девушки перед тем, как улететь, а Гермиона сидела, глядя ей вслед, и ее сердце слишком громко стучало в тишине спальни.       Сова не заставила себя долго ждать, чтобы вернуться с ответом.              «Как насчет: через 15 минут?»              Нетерпение, разлившееся по ее венам, не оставляло места для колебаний и сомнений. И она вскочила с постели, сменив халат на мантию в мгновение ока.             

***

             Десять минут спустя она переместилась над пропастью, которая когда-то была Южным коридором.       Малфой уже был там, его волосы отливали серебром в лунном свете.              — Вечер, Грейнджер.              — Вечер, Малфой.              — Я вижу, ты сегодня вовремя.              — Вообще-то, я пришла рано.              — О, я, должно быть, пропустил это, когда пришел пять минут назад.              — Возможно, в следующий раз ты предупредишь о встрече раньше.              — И рискнуть потерять то, из-за чего я могу тебя подразнить? Что в этом забавного?              — Ха-ха, — сухо сказала она, показав ему язык.              Он ухмыльнулся, и в животе у Гермионы что-то затрепетало. Закатив глаза и взмахнув волшебной палочкой, она послала первые за этот вечер сигнальные искры в коридор впереди них и зашагала вслед за ними. Позади нее послышались шаги Малфоя.       Во время их путешествия по коридору было обнаружено несколько неидентифицируемых заклинаний, пара Бомбард и, что необычно, какое-то Режущее заклятие, которое Гермиона не узнала, но была ужасно рада, что ей удалось активировать его, пока оно было еще в десяти метрах от них с Малфоем.       Они выбрали другой класс и занялись тем же, чем и раньше: собрали мусор, починили, что смогли, а остальное выбросили.              — Какой твой любимый предмет? — лениво спросила Гермиона, перебирая груду сломанных досок на полу.              — Э-э, зельеварение, — ответил Малфой с другого конца класса. — Я бы сказал, алхимия, но это всего лишь одна из областей зельеварения, которая мне действительно нравится.              — Не маггловедение? — поддразнила девушка. Он что-то пробормотал в ответ, и она рассмеялась. — Я шучу, шучу. Не волнуйся так.              — Я не волновался, — сказал он, защищаясь, и взмахнул палочкой слишком сильно, отчего гобелен, который он чинил, слетел со стола.       Гермиона усмехнулась, глядя на свою палочку.              — А зачем ты вообще ходишь на маггловедение? — спросил он ее через некоторое время, пытаясь заставить нити гобелена снова сплестись в единое целое. — Это просто для того, чтобы увеличить количество предметов на Ж.А.Б.А.?              — Ну, да, хотя я думаю… — нерешительно ответила она. — Но… неважно, — она быстро взяла себя в руки.              — Грейнджер, — сказал Малфой, раздраженно отбрасывая в сторону все еще порванный гобелен и направляясь к ней через всю комнату. — Давай же. Мы это уже проходили.              Она удивленно посмотрела на него.              — М-мы?              — Да. Давай, — сказал он, и его губы растянулись в ухмылке. — На прошлой неделе мы говорили о моей так называемой «травме». Теперь твоя очередь.              — У меня нет травмы…              — О, избавь меня от этого. Ты жила в палатке с Поттером и Уизелом несколько месяцев, я не могу поверить, что это не травмировало тебя.              — Эй, в той палатке не происходило ничего предосудительного!              При этих словах он приподнял брови. Затем, с легким отвращением посмотрев на пыльный пол, осторожно опустился рядом с ней, скрестив ноги. Он молча посмотрел на нее, затем поднял палочку и начал помогать ей раскладывать груду досок по нужным кучкам.              — Продолжай. Почему ты занимаешься маггловедением?              Гермиона ткнула палочкой в груду бревен.              — Ты будешь меня осуждать. Это глупая причина.              Он пожал плечами, но больше ничего не сказал, а просто отлевитировал кусок дерева из кучи туда, где ему полагалось быть.              — Ты, э-э, слышал о моих родителях? — тихо спросила она.              — Ну, я предполагал, что они у тебя есть.              Она неодобрительно посмотрела на него, даже когда он с вызовом ухмыльнулся в ответ.              — У меня их больше нет.              Он замер, на его лице появилось выражение вины.              — О… э-э… — он прочистил горло. — Прости.              — Нет, нет, они все еще живы, — быстро сказала она. — Они просто, э-э… не знают обо мне.              — Они не знают о твоем существовании?              Гермиона чуть не рассмеялась, тихо и печально.              — Нет, не совсем. Перед войной я… Я наложила на них Обливиэйт.              Малфой уронил доску, которую в этот момент левитировал, и она упала ему на колено, вызвав сдавленный крик боли, который расколол тяжелую атмосферу.              — В прошлом году… я знала, что, когда я исчезну, первым делом Пожиратели будут искать информацию у моих родителей. Поэтому я изменила их воспоминания. Обо мне, об их жизни, об их планах на будущее… И теперь они в Австралии, — сказала Гермиона, глядя в пол.              Малфой недоверчиво уставился на нее.              — Ты такая… иногда ты чертовски пугающая, Грейнджер.              Затем она рассмеялась высоким, хрипловатым смехом, который был похож на всхлип.              — Со всеми этими событиями, компенсациями и всем прочим после битвы у меня не было достаточно времени, чтобы найти их снова. Может быть, когда-нибудь. Я… — она рассеянно забарабанила пальцами по лодыжке, поджав губы в попытке контролировать свои эмоции. — Я надеюсь, что смогу исправить то, что я с ними сделала. И в то же время, изучая маггловедение… я чувствую себя ближе к ним. Я знаю, что это глупо.              — Я не думаю, что это глупо, — тихо сказал он.              Она посмотрела на него с бессловесной благодарностью на губах, но он уже сосредоточился на своей задаче.       Прошло некоторое время, прежде чем кто-либо из них заговорил.              — Я сожалею о твоих родителях, — в конце концов, сказал Малфой. — Мне жаль, что тебе пришлось это сделать.              Она грустно улыбнулась.              — Это был правильный поступок. И я… — она снова замолчала, прикусив губу. — Как бы то ни было, Малфой, я тоже сожалею о твоих родителях.              Все знали, что Люциус теперь в Азкабане, возможно, навсегда. Очень мало было известно о том, чем занималась Нарцисса с тех пор, как Визенгамот помиловал ее, но Гермиона сомневалась, что она наслаждалась жизнью.       Малфой на мгновение неловко поерзал. Затем, сделав, казалось, огромное эмоциональное усилие, он поднял на нее взгляд и мягко улыбнулся.              — Спасибо, — сказал он.              Их взгляды встретились, одновременно и слишком напряженные, и слишком уязвимые, и Гермионе, казалось, потребовалось больше усилий, чем обычно, чтобы вернуть свое внимание к текущей задаче.             

***

             — Нет, нет, ни в коем случае, — настаивал Гарри, решительно вгрызаясь в круассан. — Я больше никогда не пойду на собрание Клуба слизней.              — Гарри, перестань, пожалуйста, — попыталась Гермиона.              — Мне жаль, Гермиона, — извиняющимся тоном произнес он. — Мне жаль. Но ты же знаешь, что он только заставит нас заново вспоминать все, что произошло в прошлом году. В первый раз было достаточно тяжело.              — Я знаю, но он попросил меня лично, я не могу отказать…              — С тобой все будет в порядке, — сказал Рон. — Ты можешь отвлечь его, задавая вопросы по зельеварению. Ты такая умная.              Гермиона разочарованно вздохнула. Это было безнадежно. До собрания Клуба слизней оставалось два дня, и, похоже, она будет там одна. Если бы это зависело от нее, она бы вообще не пошла, но она чувствовала себя неловко, проигнорировав личную просьбу Слизнорта посетить мероприятие, какой бы неожиданной она ни была. Для Рона и Гарри это было в порядке вещей: их свитки, обернутые ленточками, без малейших колебаний отправились прямиком в камин в Гостиной. Гермиона не могла так легко проигнорировать устное приглашение.              — Не унывай, Герм, — сказал Рон, подцепляя вилкой печеные бобы. — Там будут и другие люди.              — О, боже, я очень надеюсь, что они не такие же прекрасные собеседники, как Маклагген…              — Я слышал, что Конфундус творит чудеса с такими типами, — пробормотал Гарри себе под нос с кривой улыбкой на лице. Рон в замешательстве поднял голову, и Гермиона быстро сменила тему.       

      ***

             В результате, в ту пятницу вечером, несмотря на то, что Гермиона больше всего на свете хотела остаться в Гостиной и притвориться, что читает, наблюдая за турниром во взрывные карты, который как раз начинался, она заставила себя сдержать слово и посетить собрание Клуба слизней. Одна.       По крайней мере, полагала она, там будет еда.       Это был более официальный прием, чем обычно, поэтому она собрала волосы в низкий пучок, но некоторые локоны рассыпались по бокам от лица, как бы она ни старалась их контролировать, и надела темно-зеленое платье, о котором почти забыла. Ее старая джинсовая куртка, накинутая поверх, помогала ей быть все еще немного похожей на себя.       Когда она больше не могла откладывать, она поспешила вниз по лестнице в подземелья, стуча зубами. Когда она завернула за угол, кто-то внезапно появился из тени, и она отскочила назад с тихим вскриком.              — Чт... Малфой?!              Его лицо было полностью видно, и у него хватило порядочности хотя бы немного смутиться. Она опустила взгляд, увидев его в официальном блейзере и галстуке.              — Что ты здесь делаешь?              — В подземельях в шесть тридцать вечера пятницы, Грейнджер? Я имею полное право находиться здесь.              Она моргнула.              — Ой. Извини.              А потом он ухмыльнулся.              — Но раз уж ты спрашиваешь, я здесь, чтобы быть твоим плюс один.              Она снова моргнула, глядя на него.              — …Прости, что?              — Я слышал, как ты в начале недели просила Поттера и Уизли пойти с тобой. Я всегда хотел побывать на одной из таких встреч. Так что я подумал, что буду твоим плюс один на этот вечер, — сказал он без всякого интереса, как будто все это волновало его не больше, чем ворсинка на рукаве.              Воцарилось молчание.              — Ты понимаешь, насколько это невероятно странно?! — наконец спросила Гермиона, уставившись на него с изумлением. — Услышав обрывки разговора, вместо того, чтобы спросить меня об этом лично, ты решил просто появиться ни с того ни с сего в костюме и сопровождать меня?              Он пожал плечами.              — Это взаимовыгодная ситуация.              — Взаимовыгодн… ты сумасшедший. Ты на самом деле сумасшедший, — рассмеялась она, направляясь прочь по коридору.              Он легко пошел с ней в ногу, выглядя скорее удивленным, чем оскорбленным.              — Это не так уж безумно. Вся школа уже знает, что я был у тебя дне рождения.              — Это было совсем другое дело. На самом деле тебя туда пригласили.              — Что ж, это правда, — признал он с усмешкой. — Но я мог бы быть приглашен сегодня в качестве твоего партнера.              Она фыркнула.              — Мне не нужен партнер.              Он ухмыльнулся.              — Но мне нужен кто-то, кто меня пригласит.              Она фыркнула еще громче, но Малфой видел, что ее решимость слабеет. Он не отставал от нее, его длинные ноги легко подстраивались под ее шаг.              — Если ты мой партнер, ты должен быть со мной любезен, — смягчилась она.              Он с притворной невинностью приподнял брови.              — А когда я не такой?              — И со всеми остальными.              — Ах, вот это может быть непросто.              Она обернулась к нему, и он рассмеялся.              — Эй, полегче. В этом году я веду себя наилучшим образом, помнишь? Твоя репутация не пострадает из-за моих дурных манер. В конце концов, меня воспитывали безупречно.              Он подтянул галстук повыше к вороту рубашки. Гермиона бросила на него последний раздраженный взгляд, прежде чем они вошли на первое в этом году собрание Клуба слизней.             

***

             — Добрый вечер, добрый вечер! Мисс Грейнджер! Как приятно видеть вас здесь по такому торжественному случаю! Какой восторг, — прогудел Слизнорт. Он просиял, глядя на Гермиону, но тут же осекся, когда его взгляд остановился на Малфое. — И мистер Малфой тоже! Какой сюрприз!              — Он мой плюс один, — пробормотала Гермиона, когда он вышел поприветствовать профессора с непринужденностью, не соответствующей его статусу незваного гостя. Она искоса бросила на него яростный взгляд.              — Добрый вечер, сэр, — вежливо поздоровался Малфой, ловко игнорируя ее.              — Очень приятно, — пророкотал Слизнорт с видом человека, которому нужно встретиться с более важными людьми. Он повернулся к Гермионе. — Должен ли я понимать это так, что господам Поттеру и Уизли нездоровится?              Малфой скорчил гримасу из-за плеча декана факультета.              — Я что, пустое место? — одними губами произнес он.              — Простите, сэр, но они не смогли прийти, — процедила Гермиона сквозь стиснутые зубы.              — О, я уверен, эти двое очень заняты… — согласился Слизнорт. — Я знал, что их ждут великие свершения, конечно, я знал, с самого первого урока зелий, такого таланта у меня просто не было…              Малфой изобразил зевоту и взял бокал с медовухой с ближайшего стола. Гермиона наблюдала за ним, прищурившись.              — …вы просто обязаны рассказать мне все печальные подробности своего прошлогоднего приключения! — продолжал говорить Слизнорт. — Скажите мне, чья это была идея — использовать дракона?              — Это превосходная медовуха, профессор, — громко произнес Малфой у него за спиной. Он осушил свой бокал. — Как бы можно было незаметно пронести ее мимо школьного сторожа?              Гермиона тихо извинилась перед Слизнортом и увела слизеринца прочь.              — Из-за тебя, — прошипела она Малфою, — нас выгонят. Тебя даже не приглашали, ты не можешь вести себя так, будто ты в каком-то мужском клубе.              — Расслабься и поживи немного, Грейнджер, — ухмыльнулся он. — Это вечеринка. Кроме того, я думал, ты ненавидишь такие вещи. Разве не было бы хорошо, если бы тебя выгнали?              Она фыркнула.              — Я не… ненавижу их. Просто Слизнорт неделями уговаривал меня рассказать ему все про прошлый год. Я просто… Это действительно не то, что я хочу сейчас обсуждать. Мое пульс ускоряется каждый раз, когда он оказывается рядом со мной.              — Хм, похоже, это довольно серьезное заболевание, — сказал Малфой. Он на мгновение задержал на ней взгляд. — Хотите услышать мое мнение эксперта-медика?              Она приподняла бровь.       — Хорошо. Какой у меня диагноз?              — Трезвость.              Она старалась не рассмеяться.              — В таком случае, могу я получить рецепт..?              Он решительно развернулся и, схватив еще один бокал с медовухой, торжественно протянул его ей.              — Конечно.              — Ты ужасно на меня влияешь, — сказала она с усмешкой, нерешительно делая глоток.              — Ну, я всю свою жизнь подвергался ужасному влиянию, — сказал он. — Ты можешь винить меня?              Гермиона усмехнулась.              — Отлично. Ты продолжишь добывать алкоголь, и я перестану жаловаться.              Он сверкнул идеальной улыбкой.              — Договорились.             

***

             Остаток вечера прошел чудесно. Гермиона и Малфой успешно выпили, как ей показалось, почти целую бутылку медовухи и умудрялись избегать своего профессора зелий каждый раз, когда он пытался направиться прямо к ним. Они вежливо болтали со всеми другими посетителями, с которыми сталкивались, но в основном держались особняком, разговаривая, выпивая и смеясь.       Было удивительно, как хорошо протекал разговор, даже несмотря на то, что их не отвлекали другие занятия, как это было в Южном коридоре. Гермиона подумала, что они удивительно похожи во многих отношениях.       Когда они с Малфоем выпили по пятому бокалу, они уже сидели за столом, с увлечением пробуя сырные закуски с декадентского блюда, стоявшего перед ними, но ее сердце упало, когда она увидела, что Слизнорт снова направляется к ним, сжимая в руке бокал с вином, с раскрасневшимися щеками и широкой улыбкой.              — Мисс Грейнджер, наконец-то! — воскликнул он.              Гермиона с трудом проглотила кусок Уэнслидейл понимая, что бежать уже слишком поздно.              — Добрый вечер, профессор, — без особого энтузиазма прохрипела она.              Конечно, было бы слишком — надеяться, что ей удастся избегать его весь вечер.       Слизнорт пододвинул стул и с наслаждением опустился на него.              — Итак, скажите мне, мисс Грейнджер, это правда, что вы весь год носили сумочку с чарами незримого расширения? Очень строптиво с вашей стороны!              — Ну, я… — начала она.              — Я никогда не понимал, почему эти заклинания подчиняются правилам Министерства, — заметил Малфой, ставя свой стакан обратно на стол. — Что-то связанное со Статутом секретности, как я слышал. Вы знаете об этом что-то, профессор?              Слизнорт выглядел немного озадаченным.              — Закон, ну, да, да. Сложнейшее заклинание, конечно, с катастрофическими последствиями при неправильном применении. Но, мисс Грейнджер, несомненно, для ведьмы вашего уровня это никогда не было проблемой… О чем я только не слышал! Скажите, это правда, что вы создали Оборотное зелье, содержащее волосы мисс Беллатр…              — О, профессор, я давно хотел спросить! — сказал Малфой, снова привлекая внимание Слизнорта к себе. — К сожалению, я был немного болен, когда вы на прошлой неделе рассказывали о теории Оборотного зелья и я надеялся, что вы сможете объяснить мне, почему так важно, чтобы кипрей собирали в полнолуние?              Это повторялось снова и снова. Каждый раз, когда Слизнорт пытался задать Гермионе вопрос, Малфой прерывал его, находя другую тему для разговора. По мере того, как она осознавала, что происходит, легкая вежливая улыбка на ее лице становилась все шире и шире, а Слизнорт становился все более и более раздраженным.       В конце концов, когда стало ясно, что он ничего не добьется, Слизнорт пробормотал какую-то отговорку о том, что ему нужно налить еще вина в его полупустой бокал, и оставил их наедине.       Гермиона перевела взгляд на Малфоя с выражением безудержной радости на лице.              — Ты, — заявила она, — никогда больше не отойдешь от меня ни на шаг. Могу я нанять тебя? Это было блестяще!              Он закатил глаза и сделал глоток своего напитка, на его щеках появилась тень румянца.              — Не стоит благодарности.              — Спасибо, — выдохнула она, сияя, и он пожал плечами, словно смутившись.              — Ах, ты все-таки сказала это, — пробормотал он.              Она поставила локти на стол и наклонилась ближе. Его взгляд скользнул по бретельке ее платья, и она подумала нет ли там торчащей нитки или чего-то еще в этом роде.              — Зачем ты пришел сегодня, Малфой? — тихо спросила она.              Он отвел взгляд и уставился в свой стакан.              — Честно?              Она кивнула.              — Я подумал, что Поттер и Уизли поступили мерзко, отказавшись прийти с тобой сегодня вечером сюда, — признался он. — Я подумал, ты заслуживаешь, чтобы рядом с тобой был друг.              — Так вот кто мы такие? Друзья? — спросила Гермиона, прежде чем смогла сдержаться.              Казалось, у него не хватило смелости ответить, но виноватая улыбка в уголках его губ сказала ей все, что ей нужно было знать.             

***

             Медленно, но верно, в течение оставшейся части семестра робкая дружба, которая начала расцветать между ними в полуночных коридорах и аудиториях Южного крыла, начала распространяться и на их дневное общение.       На уроках маггловедения он обычно садился за парту сразу за ней, что казалось ему идеальным местом для того, чтобы дразнить ее. Это было не в его старой злобной манере, вместо этого он выделял отрывки из учебников по реконструкции и отправлял их ей на стол, чтобы она их прочитала, добродушно хвастался хорошими оценками за сочинение, задавал ей странные вопросы о жизни магглов и ухмылялся ответу. Это было странное сочетание раздражающего и очаровательного, но от этого все становилось намного интереснее, и Гермиона обнаружила, что с нетерпением ждет занятий именно из-за него.       В библиотеке стол, который когда-то был «её», стал «их» столом. Не было ничего необычного в том, что Гермиона заходила с Роном и Гарри и видела, что там сидит Малфой, и это событие неизменно заставляло Рона разразиться тирадой о том, что слизеринцы заняли лучшие места. И неизменно, как только троица находила места в другом месте, Гермиона обменивалась заговорщической улыбкой с Малфоем через весь зал, прежде чем приступить к своей работе.       На самом деле это не было секретом. Гермиона старалась не думать об этом как о том, что она что-то скрывает от своих друзей, а скорее как о бездействии. Им не нужно было знать о чем-то, что только смутило бы их и разозлило, только заставило бы беспокоиться о ней.       Было что-то приятное в том, что это было… ну, только для нее и Малфоя.       Она наслаждалась их разговорами, когда они разбирались с обломками и скрытыми в них заклинаниями и проклятиями, и всем, что было между ними. Малфой был умен, достаточно умен, чтобы не только не отставать от нее, но и соответствовать ей в каждой дискуссии. И, к ее удивлению, он был еще и довольно забавным.       В основном их разговоры касались беззаботных тем, веселых вещей, которые уводили их далеко за стены замка и за все разрушения внутри него. Но иногда они говорили о вещах, которые Гермиона с трудом решалась обсуждать даже с Роном и Гарри.       Они говорили о семье. О том, как отчаянно Гермиона хотела обнять свою мать еще раз. О том, что Малфой ни разу не захотел навестить своего отца в Азкабане.       Они говорили о смерти. Винсент Крэбб, Лаванда Браун, Колин Криви. То, что Гермиона видела, то, что повторялось под закрытыми веками по ночам.       Также они говорили о жизни. О друзьях, алкоголе и прощении.       Малфой иногда бывал резок и часто защищался, но Гермиона научилась находить радость в тех маленьких трещинках, которые ей удавалось пробить, в тех случаях, когда ей удавалось удивить его, бросить ему вызов. Это не всегда было легко. Иногда она заходила слишком далеко, и Малфой замыкался в себе, но это всегда заканчивалось, всегда прощалось следующим приключением.       И постепенно, мало-помалу, они узнавали друг друга.             

***

             — Ты когда-нибудь жалел, что Гойл, Пэнси и остальные не вернулись в Хогвартс? — спросила его однажды Гермиона, когда она стояла и затирала раствором из своей палочки трещину в кирпичной кладке кабинета арифмантики.              Малфой был занят в другом конце комнаты, ремонтируя мраморную балюстраду.              — Я полагаю… да, — медленно произнес он. — Но, с другой стороны, я знаю, почему они этого не сделали, и я бы не хотел, чтобы им пришлось столкнуться с тем… тем, с чем здесь пришлось смириться мне.              Гермиона мгновенно насторожилась, опустив палочку.              — С чем тебе пришлось смириться? — резко спросила она.              Он вздохнул, как будто сказал слишком много.              — Ничего такого, Грейнджер, не волнуйся…              — Скажи мне, — таким тоном Гермиона обычно отчитывала второкурсников-нарушителей спокойствия, но, как правило, он действовал на мужчин всех возрастов.              Он громко вздохнул.              — Просто, эти странные обзывательства и сплетни, это неважно. Я просто, скорее, привык к этому. А Пэнси, Блейз, Тео, Грег… они не такие. Им было бы не так-то просто игнорировать это.              — Люди говорят о тебе жестокие вещи? — спросила Гермиона, лихорадочно соображая. Как это могло продолжаться до сих пор, особенно после летнего суда? — Кто?              Малфой горько рассмеялся, водружая еще один кусок мрамора на его законное место.               — А кто этого не делает? Ты должна знать, Грейнджер, что твой парень — один из худших, — ее охватило горячее смущение. — Даже у других слизеринцев в последнее время не слишком много добрых слов для меня, — продолжил он.              — Так вот почему у тебя есть своя спальня? — тихо спросила она.              Он замолчал.              — Может быть, — сказал он наконец после многозначительной паузы. — Я не знаю наверняка, это было решение Слизнорта… Но что ж… Сомневаюсь, что это была награда за хорошее поведение.              Гермиона надеялась, что тот факт, что он снова начал шутить, означает, что все не так уж плохо.              — Знаешь, если это действительно ужасно, я могу попытаться поговорить с кем-нибудь об этом? — мягко предложила она.              — Тебе не нужно этого делать, — быстро сказал он, возвращаясь к своей работе. — Просто… просто считай, что это возмездие за все те оскорбления, которыми я обзывал тебя все эти годы.              — Ты не понимал, — пробормотала она, и Малфой внезапно прекратил свои занятия и в мгновение ока оказался рядом с ней.              — Нет, понимал, — решительно сказал он, сжав кулаки. — Я был глупым ребенком, но я знал, что делаю. Я был ужасен по отношению к тебе.              Она пристально смотрела на него, не отводя взгляд.              — Ладно, да, ты был таким. Но ты сожалеешь об этом, не так ли? Очевидно, что ты сожалеешь.              Он пожал плечами, и на его лице появилось что-то похожее на смущение.              — Ну, да. Я… я все еще сожалею.              — Малфой, — сказала она, и он посмотрел на нее в ответ, на его щеках проступил румянец. — Я простила тебя за это — за все это — очень давно.              Его брови сошлись на переносице, и он внезапно отвел взгляд. Если бы она не знала, что он будет в ярости из-за ее слов, она бы сказала, что он вот-вот расплачется.       Через некоторое время, не дождавшись ответа, Гермиона вернулась к стене, держа палочку наготове. Она принялась ковырять крошащийся камень в поисках слабых мест, заделывая каждую трещину раствором и соскабливая излишки. Она как раз собиралась приступить к последнему, когда поняла, что Малфой снова стоит рядом с ней.              — Грейнджер? — тихо сказал он. — Могу я называть тебя по-другому?              Не зная, чего ожидать, Гермиона посмотрела на него, нахмурив брови.              — Как?              А он прикусил губу в совершенно неожиданно смутившись.              — Ну, я просто подумал… возможно, я мог бы называть тебя Гермионой.              В тот момент, когда ее имя слетело с его губ, Гермиона застыла от удивления. Это было последнее, что она ожидала от него услышать, и то, как он произнес ее имя, прозвучало очень непривычно, как будто его произнес иностранец. И все же… она подумала, что ей это нравится. Особенно учитывая то, как он выглядел одновременно и взволнованным, и отчаянно пытающимся это скрыть.       Она расхохоталась.       Малфой нахмурился, явно ожидая, что этот разговор пойдет немного по-другому.              — Что смешного?              — Прости, это просто… странно, — она замолчала, улыбаясь. — Ты такой драматичный. Ты… ты застал меня врасплох.              Он все еще смотрел на нее так, словно она только что проглотила свою волшебную палочку, и это только усилило ее желание рассмеяться.              — Извини, — попыталась она снова. — Прости. Я не буду смеяться каждый раз, обещаю. Да. Можешь называть меня Гермионой, если хочешь.              Словно внезапно что-то решив, Малфой внезапно повернулся к трещине в стене, над которой она до этого работала. Подняв палочку и направив ее прямо на свежий раствор, которым трещина была заделана, Гермиона наблюдала, как он осторожно начал вырезать крошечные буквы в растворе.       F.       U.       C.              — Очень по-взрослому, Малфой.              — Я думал, ты как никто другой узнаешь аббревиатуру, когда увидишь ее, — парировал он. — Наш Клуб. Это мы.       — Ты придумал… название команды? — спросила Гермиона с радостным недоверием, и на ее лице медленно расплылась улыбка.              — Ты придумала это в первый же вечер, помнишь? Ты сказала: «Мы должны основать клуб». Потому что Хогвартсу нужно восстановление. И нам с тобой тоже, только в другом смысле, — сказал он, защищаясь. — Разве не так?              — Это какой-то другой смысл? Все, что я от тебя слышу, это то, что я должна исправить твою душевную травму, — поддразнила она.              — Ты же понимаешь, что это шутка, да? Ты же знаешь, что это такое?              — Я не уверена. Не мог бы ты порекомендовать мне книгу на эту тему? — спросила она, сама невинность.              — Да, она называется «иди нахуй, я пытаюсь сделать что-то хорошее», — мгновенно ответил он.              А потом все, что могла делать Гермиона, это смеяться, пока он не присоединился к ней.       Внезапно ей показалось, что они находятся слишком далеко друг от друга. И, прежде чем она успела подумать дважды, она позволила себе наклониться к нему, пока они смеялись, и мягко прижаться плечом к его боку.       Это было всего лишь легчайшее прикосновение, но оно было каким-то правильным, каким-то естественным, и все же Гермиона почувствовала, как ее сердце слегка подпрыгнуло, начиная ускорять ритм.       И когда естественный смех снова оторвал ее от него, она упустила это. Контакт.              — Мне это нравится, — тихо сказала она, когда веселье улеглось. — Надпись показывает, что мы сделали это вместе. Не Гермиона или Малф…э-э, Драко, но мы оба. Клуб F.U.C.              Он посмотрел на нее, и в его глазах появилось что-то новое. Он медленно улыбнулся, затем покачал головой и отвел взгляд.              — Мы оба, — пробормотал он.              Вскоре после этого они закончили с комнатой, но Гермиона поймала себя на том, что жалеет, что это не заняло больше времени.             

***

             Однажды вечером Гермиона сидела в своей спальне с другими девочками и играла в игру с чьей-то колодой взрывающихся карт. Игровой процесс то и дело прерывался непрекращающимися спорами об истинном названии игры — Джинни была уверена, что она называется «Министр», но Гермиона и Парвати знали ее как «Президент». В любом случае, игра заставляла их всех хихикать, когда они старались как можно быстрее избавиться от своих карт, пока они не начали дымиться. Неудачливый игрок, у которого в конце каждого раунда было больше всего карт, получал горсть пепла и, как правило, обожженные кончики пальцев в придачу, а также подвергался оскорблениям в виде того, что его называли «отребьем» (или «грязью», как называла это Джинни) в следующем раунде.       Это было совсем не похоже на карточные игры, в которые Гермиона играла дома со своими родителями, учитывая дополнительную угрозу пожара, но, когда она сидела, прислонившись к изножью кровати, а Живоглот свернулся калачиком у нее на коленях, она подумала, что, возможно, ей это тоже нравится.       Внезапно ее одолел зевок, и она подняла руку, чтобы подавить его.              — Опять устала? — заметила Джинни, и Гермиона виновато улыбнулась.              Парвати подмигнула, передавая ей карту.              — Кому-то нужно перестать убегать тайком по ночам.              О, черт. Она замолчала, ожидая, что столкнется с руганью, допросом или, по крайней мере, разочарованием, но обе девушки просто сидели и улыбались ей.              — А? — она попыталась изобразить озадаченность.              — Улизнула, чтобы встретиться с Роном, — уточнила Парвати, приподняв брови. — Мы все знаем, что ты это делаешь. Ты не очень-то деликатна.              Румянец залил щеки Гермионы, пробираясь к линии роста волос.              — Что-то в этом роде, — тихо рассмеялась она, стремясь ухватиться за удобную ложь. Ее карты начали слегка дымиться. О боже. Она не думала, что сможет выиграть этот раунд.              — Думаю, ты поймешь, что это именно так, — поддразнила ее Джинни, протягивая ей еще одну дымящуюся карту. — Серьезно, несколько раз в неделю, вплоть до раннего утра… Если мой брат завалит Ж.А.Б.А., я надеюсь, ты знаешь, что это будет только благодаря тебе!              Гермиона выглядела обиженной.              — Если твой брат сдаст Ж.А.Б.А. это тоже будет благодаря мне!              И Джинни рассмеялась.              — В любом случае, тебе больше не нужно скрывать тот факт, что ты убегаешь тайком. Мы знаем. От нас ничего не ускользает, — сказала Парвати.              — Да, — сказала Джинни, передавая Гермионе еще карты. — Ты не можешь нам лгать.              — Отребье! — взвизгнула Парвати, бросая последнюю из своих карт Гермионе, которая подпрыгнула так сильно, что горящая колода выскочила у нее из рук и подожгла ковер.       Среди восторженных воплей и суеты, а также панического вопля Живоглота пламя было потушено, и Гермиона осталась сидеть в промокшей пижаме, гадая, было ли это благословением или проклятием, что Парвати и Джинни были так уверены и в то же время так ошибались в ее частых ночных похождениях.             

***

             Следующий день выдался неожиданно теплым для конца октября, и Гермиона проснулась с ощущением, будто осеннее солнце за ночь подарило ей тепло и легкость. Она весь день бродила по замку, бодрствовала и занималась на каждом занятии, и была полна решимости продолжить свою продуктивную деятельность в свободное время в конце дня, поэтому, как обычно, направилась в библиотеку.       Как и обычно в это время дня, Малфой уже сидел за их столом и работал.              — Доброе утро, — поздоровалась она, подходя к нему.              Он поднял голову и улыбнулся.              — Привет, Гермиона.              — Гермиона?!              — Нет, это ты Гермиона, — сказал он, ухмыляясь. — Я Драко.              Она закатила глаза и опустилась на стул напротив него, как будто это была самая естественная вещь в мире. И, в некотором смысле, так оно и было.              — Ты застал меня врасплох, Драко. Я не ожидала, что ты назовешь меня так.              — Я спрашивал об этом, — сказал он, шумно листая учебник, лежащий перед ним.              Она выхватила книгу с игривой улыбкой.              — Я знаю. Не надо остроумия.              — О, громкое слово, — сказал он, поднимая руки и шевеля пальцами. — Я так потрясен твоим интеллектом.       — Держу пари, ты не сможешь повторить это в пять раз быстрее, — поддразнила она.              В ответ он сморщил нос, а она рассмеялась, вернула ему учебник и достала из сумки свиток пергамента.       Гермиона подумала, что это просто невероятно — как быстро они освоились друг с другом. Его мозг, казалось, работал так же, как и у нее, что позволяло вести довольно оживленные и забавные беседы. Он восхищался ее умом, но это его не пугало. Он бросал ей вызов, а не слепо принимал все, что она говорила.       Это было весело, это было интересно, и, прежде всего, это было легко. Она не думала, что это возможно, когда дело касалось его. И все же они были здесь.       После некоторого времени молчаливой работы, когда каждый из них погрузился в свои сочинения, Гермиона услышала, как он тихо хихикнул про себя.       Она подняла на него глаза.              — Что смешного?              — Это, — ответил он, разворачивая учебник, чтобы показать ей. — Ты знала, что был волшебник по имени Кларенс Гаттлвинг Третий, который в 1919 году пытался организовать программу разведения сфинксов в своей оранжерее?              Брови Гермионы поползли вверх.              — Он что?              — Именно так я и подумал, — ухмыльнулся он. — Сфинксы отнеслись к этому не слишком благосклонно, и я уверен, ты можешь себе это представить. Он указан здесь как пример «оригинальной смерти».              Гермиона хихикнула.              — Что это за домашнее задание?! Можно мне посмотреть? — спросила она, пододвигая свой стул, чтобы заглянуть на страницу.              — Я искал имя волшебника с карточки из шоколадной лягушки, который ел ядовитые щупальца. Я собирался упомянуть это в своем эссе по гербологии…              — О, ну, здесь ты далеко не уйдешь, он действительно пережил это, если я правильно помню, — сказала Гермиона, просматривая страницу. — Подожди, кто-то умер, споткнувшись и приземлившись на репу? Как же так…              Он подавил смех.              — Должно быть, это была довольно твердая репа. Здесь, по-видимому, этот мужчина занимался любовью со своей девушкой, когда его…              — Эй, здесь Драко! — Гермиона чуть не взвизгнула, увидев имя в верхней части страницы. Ее сосед по столу нахмурился и наклонился вперед, чтобы разглядеть запись.              — Что?              — Драко Афинский, 620 год до н.э., — прочитала Гермиона. — По слухам, он задохнулся под тяжестью подарков, которыми его осыпала благодарная публика в театре на острове Эгина!              Драко 20-го века неодобрительно фыркнул.              — Нелепо.              Гермиона подняла на него глаза и прикусила губу. Последовала короткая пауза, а затем они оба вдруг покатились со смеху.       Гермиона не удивилась, когда на стол упала тень, но когда она подняла глаза на вновь прибывшего, все еще фыркая, то увидела, что это была не укоризненная мадам Пинс, которую она ожидала увидеть, а никто иной, как Рон Уизли.       Выражение его лица было уже не просто растерянным, оно находилось где-то между шоком и ужасом.              — Гермиона? — он спросил.              — Рон! — пролепетала Гермиона, икая от усилий подавить смех. — К-как дела?              — Э-э, хорошо, — неловко сказал он, его глаза все еще были широко раскрыты от шока, он переводил взгляд с нее на Драко и обратно. — Чт… что ты делаешь?              — Ой! Мы, э-э, просматривали этот учебник, это список необычных смертей. Например, этот маггл умер, съев обжигающе горячую самсу на званом ужине в 1997 году…              — Немного нездорово, не так ли? — спросил Рон, нахмурившись.              Она сдулась.              — Ладно, э-э, может, это не лучший пример…              — Я хотел спросить, не хочешь ли ты пойти поужинать вместе? — спросил он. Казалось, Уизли решил вообще не смотреть на Драко.              — Ммм, конечно, — ответила Гермиона, чувствуя, что ее мозг на несколько секунд отстает от реального времени. — Просто дай мне минутку…              Она встала, словно в замедленной съемке, и начала собирать свои вещи, наблюдая с одной стороны за розовощеким Роном, а с другой — за Драко с непроницаемым лицом.              — Удачи с эссе, — тихо сказала она последнему, и он быстро и бесстрастно кивнул ей, прежде чем она повернулась к Рону, который, казалось, был на грани того, чтобы что-то сказать.              — Пойдем? — спросила она, и, казалось, лишившись дара речи, парень кивнул головой и сразу же вышел из библиотеки.              Гермиона оглянулась, следуя за ним.       

***

             Пройдя пять метров по коридору, Рон не смог больше сдерживаться.              — Малфой?! — воскликнул он, неверяще, резко останавливаясь и поворачиваясь к ней лицом. — Так что, вы теперь друзья или что-то в этом роде?              Она нахмурилась, разрываясь между чувством вины и праведности.              — Ну да, что-то в этом роде.              — Мерлин, Гермиона, когда ты пригласила его на свою вечеринку, я подумал, что ты просто жалеешь его! Почему ты не рассказала мне об… этом?!              — Я не думала, что существует «это», — честно ответила она. — Мы просто иногда учимся вместе.              Менее правдиво.              — Ты хоть понимаешь, насколько это странно? — в отчаянии спросил Рон, и Гермиона чуть не рассмеялась.              — Конечно я знаю, насколько это странно, это же Малфой! Но он был добр ко мне в этом году, а я верю в то, что нужно давать людям шанс на изменения.              Рон посмотрел на нее так, словно она внезапно призналась в своей вечной любви к Ксенофилиусу Лавгуду, но, похоже, у него не было никаких связных мыслей, которые он мог бы озвучить, поэтому он просто круто повернулся на каблуках и направился к Большому залу, как одержимый.       Оказавшись за гриффиндорским столом, он, не теряя времени, рассказал об этом всем остальным, заставив Гермиону нелепо почувствовать себя непослушным малышом, которого застукали за запуском руки в жестянку с печеньем.       К счастью, это чувство довольно быстро развеялось, когда выяснилось, что сидящих за столом это открытие совершенно не волнует.              — Что? — беззаботно спросил Гарри, набивая рот картофельным пюре.              — Говорю тебе, Гермиона дружит с Малфоем, — повторил Рон, как будто сам до сих пор не мог в это поверить. — Они смеялись над чем-то в учебнике в библиотеке. Смеялись! Вместе!              — Я здесь, — сказала уязвленная Гермиона.              Гарри проглотил то, что у него было во рту.              — Вы смеялись с Малфоем? Над учебником?              Она покраснела.              — Это был забавный учебник.              Джинни ухмыльнулась.              — Что ж, вполне логично, что из всех учеников Малфой — единственный, кто смог найти учебник таким же забавным, как ты.              Гермиона усмехнулась, восприняв это как принятие, а не как насмешку.              — Но это же Малфой?! — пролепетал Рон. — Мы вообще говорим об одном и том же человеке?              Гермиона нежно положила руку ему на запястье.              — Все в порядке, Рон. Честно. Я знаю, к этому нужно привыкнуть, но он не так уж плох. Правда.              Рон больше не протестовал, а принялся накладывать себе еду, ворча себе под нос. Гермиона выдохнула, хотя и не осознавала, что задерживала дыхание.              — Ты уже выяснила, почему он выглядел таким больным в начале семестра? — спросила ее Джинни. — В последнее время он выглядит лучше, но какое-то время он действительно выглядел ужасно, не так ли?              — Честно говоря, я думаю, он просто устал. И ему было одиноко, — ответила Гермиона. — И я думаю, ему надоели сплетни, которые преследуют его повсюду.              Гарри печально кивнул.              — Мне знакомо это чувство.              — Да, ты знаешь, — сказала Гермиона, наклоняясь вперед, чтобы взять себе сосисок. — Несмотря ни на что, я думаю, что на самом деле он ничем от нас не отличается.              Рон застыл рядом с ней, и Гермиона поняла, что сказала что-то не то.              — Ничем не отличается?! Гермиона, он был гребаным Пожирателем смерти! — медленно произнес он, его гнев нарастал.              За столом воцарилась мертвая тишина, когда его голос перешел в крик. Капля супа соскользнула с ложки Невилла и попала на руку Симусу, который отдернул ее с приглушенным ругательством.       Рон сделал короткий, тяжелый вдох, стиснув зубы так, что стало ясно, насколько он был близок к слезам.              — Если бы не он, возможно, у меня все еще был бы мой брат! Тебе этого не понять, — прошипел он Гермионе через стол. — Ты никого не теряла.              В груди Гермионы вспыхнул болезненный гнев.       Рон вскочил на ноги и выбежал из зала так быстро, как только мог. Бросив извиняющийся взгляд на стол, Гарри поспешил за ним.       Оставшиеся за столом потрясенные люди обменялись взглядами, но Гермиона отказывалась смотреть куда-либо, кроме как прямо в свою тарелку. Она была невероятно обижена и неописуемо зла на него за то, что он предположил, что он был единственным, кто пострадал от войны. Как будто ему было наплевать на ее родителей, или на ее дом, или на всех тех, кого Гермиона считала своей семьей, но кто погиб.       Она осознала, что сжимает столовые приборы так сильно, что рукам стало больно, только когда Джинни наклонилась и сжала ее руку в своей ладони.              — Все в порядке. Он придет в себя, — пообещала она.              Но Гермиона не была уверена, что поверила.