The Fixer-Upper club

      Насколько Гермиона Грейнджер помнила это по третьему курсу, дверь в кабинет маггловедения находилась за выставочным залом, полным маггловских артефактов. Они располагались в витринах, украсивших каменные стены, яркие и эксцентричные, свидетельствуя о триумфе немагических изобретений. Пылесосы, фотоаппараты, телевизоры, компьютеры, телефоны и даже сверкающая черная машина Лондонского такси на почетном месте.       Для кого-то другого, в любом другом месте, они вряд ли стоили бы того, чтобы о них думать. Но для Гермионы, в месте, где ее маггловский дом, казалось, находился за миллион миль отсюда, они были бесценны.       И теперь, когда она заглянула в когда-то знакомую комнату, то не увидела ничего, кроме разбитого стекла, покореженного металла и обгоревшего пластика. Она моргнула, чувствуя тяжесть в груди.              — Вот это да! Тут полный бардак, — пробормотал Рон откуда-то сзади нее.              Он не ошибся.       Гермиона с сомнением вглядывалась в полумрак, пытаясь найти что-то знакомое в этом хаосе из обломков. На мгновение ей показалось, что она видит краешек номерного знака такси, но он был скрыт под таким слоем пыли и мусора, что, отведя взгляд, она уже не смогла найти его снова.              — Здесь было все маггловское, да? — спросил Гарри, очевидно, больше для себя, чем для кого-либо еще. Его шепот был почти неразличим даже в тишине зала. — Они… просто уничтожили все это.              В эти дни сцены разрушений в замке были не такой уж редкостью, но Гермиона не думала, что где-то видела что-то настолько ужасное. Большая часть разрушений, нанесенных во время битвы за Хогвартс, были случайными, побочным эффектом урагана проклятий, обрушившегося на его стены. Но, глядя на открывшуюся перед ней сцену, было ясно, что тот, кто крушил этот зал, делал это хладнокровно, методично и преднамеренно.       Горло сковал спазм, как от таблетки, которую она никак не могла проглотить.              Словно прочитав ее мысли, Гарри толкнул ее локтем.              — Гермиона? — позвал он.              — Я в порядке, — быстро ответила девушка.       Строго напомнив себе, что нельзя позволять ничему испортить ее первый день в школе, Гермиона расправила плечи и повернулась к мальчикам с оптимистичной улыбкой. Рон с сомнением оглядел руины.              — Ты уверена? Выглядит, будто у Грохха здесь случился нервный срыв.              Ее улыбка погасла.              — Я уверена, что профессора в конце концов разберутся с этим. Вероятно, это не является приоритетом по сравнению с некоторыми другими помещениями замка, — она старалась говорить как ни в чем не бывало, надеясь, что ее слова прозвучат более уверенно, чем она чувствовала на самом деле. Бросив еще один взгляд на обломки, она заметила директора Макгонагалл через открытую дверь на другой стороне выставочной комнаты. — Я, э-э, увижу вас обоих за обедом?              Гарри поднял вверх большой палец, и Рон шагнул вперед, чтобы запечатлеть поцелуй на ее щеке.              — Увидимся в Большом зале.              Как только ей удалось переступить навевающий печаль порог, оказалось, что кабинет маггловедения находится в гораздо лучшем состоянии, чем вход в него. Это было небольшим облегчением, подумала она, опускаясь на ближайшую скамью и вываливая содержимое своей сумки на парту. Когда перья, пергамент и чернильницы покатились в разные стороны, она подняла глаза и искренне поприветствовала своего учителя:              — Доброе утро, профессор, — как будто не проходила только что через зону боевых действий.              Макгонагалл не отличалась особой улыбчивостью, но ее глаза были теплыми, когда она впервые за несколько месяцев встретилась взглядом с Гермионой.              — С возвращением, мисс Грейнджер, — сказала она. — Я рада видеть, что ваш энтузиазм не угас и вы посещаете столько занятий для подготовки к Ж.А.Б.А., сколько это физически возможно. Шесть предметов, не так ли?              — Семь, — автоматически поправила Гермиона и тут же покраснела. — Я собиралась сдать шесть, но подумала, что изучение маггловедения было бы отличным дополнением к моему списку предметов, на случай, если я захочу устроиться на какую-нибудь работу в Министерстве. Это всего лишь одно дополнительное эссе в неделю, и мне не придется проводить слишком много исследований, так что…              Губы Макгонагалл дернулись в усмешке.       Гермиона начала готовить свою парту к занятию — достала перо и запасное перо и аккуратно положила их рядом с хрустящим листом пергамента. Она начала писать дату вверху страницы, а затем внезапно застыла в удивлении.              — Профессор? — тихо спросила она. — Кто… кто будет преподавать маггловедение в этом году?              Макгонагалл посмотрела ей в глаза с невысказанной печалью. Гермиона понятия не имела, как ей удалось почти забыть о профессоре Бербидж, и это воспоминание было подобно удару ножа в живот. Казалось, уже в сотый раз со времен войны у нее на глазах выступили слезы. С легкой дрожью в голосе Макгонагалл ответила:              — Возможно, мне действительно очень повезло, что вы выбрали этот курс, мисс Грейнджер. Привлекательность должности профессора Хогвартса уже не та, что была когда-то, и есть определенные должности, за которые мы боролись изо всех сил. Я сама буду исполнять обязанности профессора маггловедения, пока не будет найдена подходящая замена, но прошло много лет с тех пор, как я в последний раз жила в мире магглов, — она посмотрела на Гермиону поверх очков. — Если вы не откажетесь поделиться сведениями, сейчас ваш опыт может оказаться бесценным для меня.              Гермиона молча кивнула, но не смогла ответить, так как начали прибывать другие ученики, и воздух наполнился непрерывным гулом болтовни. На самом деле, это было даже к лучшему, подумала девушка. Она знала, что разрушенный войной замок и еще не забытое обращение с магглорожденными повлияли бы на способность школы вернуться к нормальной жизни, но она была шокирована тем, что ситуация была настолько тяжелой, что вынудила Макгонагалл начать изучение нового предмета. После летнего заявления Макгонагалл о том, что она продолжит преподавать трансфигурацию в течение своего пребывания на посту директора, в «Пророке» ходили сомнительные слухи, а теперь она может добавить ведение маггловедения в список своих обязанностей? Какой бы невероятной она ни была, Гермиона не могла не задаться вопросом, как эта женщина собирается с этим справляться.       Ее размышления были прерваны, когда тот, кого она ни в какой из реальностей не ожидала увидеть в этом классе, прошел мимо нее и направился к столу в углу. Было так невероятно видеть Драко Малфоя, идущего на урок маггловедения, что на секунду она подумала, что ошиблась, но, когда он прислонился к каменной стене в противоположном конце комнаты со знакомым хмурым выражением на лице, у нее не осталось выбора, чтобы признать, что это определенно было так. Он.       Что он здесь делал?       Даже одного взгляда на него было достаточно, чтобы разжечь искру гнева в груди Гермионы. Как бы часто она ни напоминала себе, что он не стоил таких усилий, что он был не более чем трусливым школьным хулиганом, которому никогда не удавалось постоять за себя достаточно долго, чтобы не стать пешкой в смертоносной шахматной игре Волдеморта, она ничего не могла с собой поделать. Конечно, она (и вся остальная волшебная Британия) знала, что у него были свои сомнения и сожаления — его судебное разбирательство перед всем Визенгамотом в августе подтвердило это, — но некоторые эмоции просто не проходили, независимо от того, сколько времени прошло. Предплечье Гермионы неприятно кольнуло в том месте, где на коже осталось вырезано «грязнокровка».       Она, конечно, слышала, что Малфой был одним из немногих студентов ее курса, которые решили вернуться в Хогвартс после войны. Она неохотно приняла то, что ей придется мириться с ним на зельеварении, но она никак не ожидала увидеть его здесь, в ее безопасном месте, вытаскивающим из сумки экземпляр «Путеводителя Глэдугала по великим магглам» и аккуратно ставящим дату на свежем листе пергамента. В это просто не верилось.       Очевидно, она была не единственной, кто так думал, поскольку при его появлении в классе заметно оживилась болтовня. Должно быть, он чувствовал на себе косые взгляды, но упорно не обращал на них внимания, решительно отложив перо и сложив руки на столе, глядя прямо перед собой, выпятив подбородок. В животе Гермионы зародилось новое чувство, которое, как она думала, никогда не будет ассоциироваться у нее с Драко Малфоем.       Это было что-то вроде уважения.       

***

             — Макгонагалл преподает маггловедение, — сообщила Гермиона Гарри и Рону за обедом. — Я не знаю, как она справится с этим, с Трансфигурацией, с обязанностями директора и со всеми ремонтными работами в замке, которые все еще продолжаются…              — Может быть, она нашла еще один способ повернуть время вспять, — пошутил Рон.              Гарри хмыкнул.              — Я думаю, что в этом году многие профессора ведут по несколько предметов. Слизнорт пытался убедить меня присоединиться к его классу алхимии. И я слышал, что Флитвик ведет Древние руны.              — Ммм, — протянула Гермиона, прикусив губу. — В этом году все определенно будет странно, — и затем, после паузы, — Малфой изучает маггловедение.              Рон, пивший в это время тыквенный сок, подавился и резко закашлялся, а Гарри нырнул под стол, чтобы не попасть под летевшие во все стороны оранжевые брызги.              — Он что? — недоверчиво спросил Гарри, выглянув из-под стола.              — Я сказала, что он изучает маггловедение, — повторила Гермиона, пока Рон рассыпался в извинениях перед юным когтевранцем, который принял на себя основной удар тыквенного фонтана.              — Он не сказал ни слова, просто пришел, послушал и ушел, как только все закончилось. Выглядит странно.              — Это действительно странно, — подтвердил Гарри.       Он нахмурился, и на его лице появилось выражение, которое Гермиона слишком хорошо знала: он задавался вопросом, какой злой замысел, задуманный Малфоем, мог включать посещение курсов маггловедения.              — Странно? — Рон усмехнулся. — Чертов псих, если хочешь знать мое мнение. Как он справится со своим первым эссе о достоинствах маггловской канализационной системы?              Гермиона проигнорировала удивленное фырканье Гарри.              — Ну, его не смутила вступительная речь Макгонагалл. Она ясно дала понять, что не потерпит ничего, кроме предельного уважения. Малфой просто… делал заметки, — объяснила она.              Гарри повернулся на стуле, чтобы посмотреть, не выделяются ли за слизеринским столом светлые волосы Малфоя. Студент, о котором шла речь, сидел в одиночестве и без особого энтузиазма ковырял в тарелке.              — Он выглядит не очень хорошо, вам не кажется? — протянул Гарри. — Такой худой и бледный.              — Он всегда был худым и бледным, — проницательно заметил Рон.              — Нет, Гарри прав, — нахмурилась Гермиона. — Он… изможденный. И какая-то…пустота в глазах. Примерно так же он выглядел к концу шестого курса.              — И мы все знаем, чем он занимался тогда… — мрачно сказал Рон.       Они с Гарри обменялись взглядами, и Гермиона вернулась к своему обеду, размышляя, что возможно ей не стоило поднимать эту тему. Когда она в следующий раз посмотрела в сторону Малфоя, его уже не было.       

      ***

             Она задумалась об этом позже, свернувшись калачиком на диване в гриффиндорской гостиной вместе с Роном и Живоглотом, рассеянно наблюдая за особенно оживленной игрой в Плюй-камни между двумя кричащими третьекурсниками.       Как бы сильно она ни ненавидела Малфоя, ей было трудно не сочувствовать ему. Отвергнутый Темной стороной и презираемый всеми остальными, у него не осталось настоящих друзей или союзников в Хогвартсе. Никто из других слизеринцев с его курса не вернулся в школу, и, увидев, что он сидит один, без знакомых теней Крэбба и Гойла рядом с ним, она не могла не задаться вопросом, одинок ли он.       Рон прервал ее размышления, положив руку ей на колено и легонько сжав его.              — О каком домашнем задании ты сейчас думаешь? — спросил он с ухмылкой.              По какой-то причине его предположение разозлило ее, несмотря на то, что в любое другое время он, вероятно, угадал бы правильно.              — Просто о предметах из класса маггловедения, — солгала она.              — Кстати, о маггловедении. Он тебя не беспокоит? Малфой, я имею в виду, — внезапно сказал Рон. — Знаешь, если он хотя бы взглянет на тебя неправильно, то я… — он проиллюстрировал свою мысль угрожающим ударом кулака по ладони. — Ну, ты знаешь.              — Я знаю, — ухмыльнулась Гермиона. — Он не беспокоит меня, честно.              Громкий рев и жуткая вонь слизи из Плюй-камня, донесшиеся из угла, известили их о том, что победитель был коронован, и они рассмеялись, когда невысокий веснушчатый третьекурсник с победоносными криками прошелся по общей гостиной, к огорчению своего противника. Живоглот фыркнул, словно от отвращения, и спрыгнув с колен Гермионы, гордо удалился.              — Это будет хороший год, не так ли? — неожиданно спросила Гермиона Рона. — Я имею в виду… лучший год.              — Да, — ответил Рон.       Он снова обнял ее крепче, но она осторожно высвободилась из его объятий, чтобы встать с дивана.              — Я иду спать, — объявила она.              Легкое разочарование в его глазах заставило ее внутренне съежиться, но ему потребовалась всего секунда, чтобы снова расплыться в одной из своих глупых улыбок, пожелав ей спокойной ночи и нежно поцеловав ее руку.       Гермиона не могла объяснить, почему от его прикосновения по ее ногам пополз неприятный зуд, и еще меньше — почему в последние несколько недель это происходило все чаще и чаще. Но она решительно отбросила эту мысль, поднимаясь по лестнице в свою спальню.       Все пройдет. Это должен быть хороший год.             

***

      Гермиона была избавлена от необходимости слишком долго размышлять о событиях своего первого дня в школе, потому что в течение следующей недели все до единого профессора, казалось, внезапно начали очень серьезно относиться к предстоящим экзаменам. Даже Гарри и Рон, которые изучали всего пять предметов по сравнению с семью у Гермионы, были завалены работой над эссе, что вынуждало всех троих проводить большую часть свободного времени в библиотеке.       Возвращение в Хогвартс после года, который был одним из самых безумных в ее жизни, временами казалось невозможным. А иногда ей думалось, что этого безумного года никогда и не было и она не пропускала учебу, когда углублялась на несколько глав в огромный учебник, или наблюдала, как Рон и Гарри спорят о тактике игры в квиддич, или опаздывала на уроки из-за Пивза, движущихся лестниц или любого сочетания этих факторов. Но в другое время ее поражало, насколько странно было возвращаться в школу.       Они прошли путь от выживания в одиночку в дикой местности, не имея никаких контактов, кроме трескучих звуков старого радиоприемника Рона, до школьной формы, запрета на использование магии в коридорах и комендантского часа в 10 вечера. Они трое (и, вероятно, большинство других вернувшихся восьмикурсников тоже) за последние двенадцать месяцев стали взрослыми, поэтому правила и ограничения детства казались еще более угнетающими, чем раньше.       С другой стороны, подумала Гермиона, спускаясь по лестнице в библиотеку, в прошлом году в это время они постоянно жили в страхе, что их могут убить в любой момент. Учитывая все обстоятельства, она не была уверена, что променяла бы безопасность каменных стен замка на более поздний отход ко сну.              — Осторожнее, Гермиона!              Выкрик Рона оторвал ее от размышлений, и в этот же миг Гарри схватил ее за руку, чтобы не дать ей провалиться в дыру в парящей лестнице. С учащенно бьющимся сердцем она заглянула в щель, и ее желудок сжался, когда она поняла, что может видеть пол подземелья тремя этажами ниже.       Вот вам и безопасность.              — Надо взять себе на заметку не пользоваться этой лестницей, пока ее не починят, — прокомментировала она, когда они втроем обошли дыру метровой ширины, чтобы спуститься ниже. — Представьте, насколько это может быть опасно, если люди будут двигаться в обоих направлениях одновременно.              — Мы можем пользоваться лестницей на Часовой башне, — предложил Гарри. Они дошли до подножия лестницы, где их ждали обломки того, что когда-то было статуей. Гарри поморщился, когда перешагнул через одинокий мраморный бюст. — Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем замок полностью придет в норму?              Гермиона знала, что все профессора работали сверхурочно, пытаясь устранить повреждения в битве, но масштабы этой задачи были просто огромны. Большие части замка сейчас были полностью закрыты для посещения, включая все Южное крыло. Окна были разбиты, стены обвалились, а полы стали настолько хрупкими, что при малейшем шаге они могли рухнуть. Даже оценка масштабов ущерба была адской работой, а на ее устранение требовалось еще больше умственной, физической и эмоциональной энергии. Многие из их одноклассников, друзей и членов семьи сражались здесь, и слишком многие из них погибли. Иногда, когда Гермиона проходила мимо груды обломков или разбитого оконного стекла, ей приходило в голову, что обломки были усеяны воспоминаниями.              — Может быть, к Рождеству? — предположил Рон, но, учитывая огромный объем работы, которую предстояло проделать, и то, как тяжело было управлять Хогвартсом, не имея полного штата сотрудников, Гермиона про себя подумала, что профессорам очень повезет, если они справятся с этим.             

***

      Оказавшись в библиотеке, Рон отогнал парочку тощих первокурсников от уютного столика у окна и троица устроилась за выполнение заданий. Гермионе нужно было начать с большого эссе по трансфигурации и выучить несколько таблиц для следующего урока арифмантики, поэтому она призвала учебник, открыла нужную страницу и принялась за чтение.       Она дочитала до половины особенно трудной главы по теории магии, когда заметила, что в библиотеку входит кто-то знакомый. Лицо Малфоя было худым и измученным, на нем застыла оборонительная гримаса. Пока она смотрела, он направился к одному из столиков в углу, достал из сумки книгу «Семейная жизнь и социальные привычки британских магглов», осторожно опустился на стул и начал жадно читать. Его перо неуверенно зависло над пустым свитком пергамента, и Гермиона подумала, не возникли ли у него проблемы с эссе, которое они должны будут сдать на следующей неделе — анализ маггловского транспорта: общественного и личного.       Гермиона внезапно поняла, что, во-первых, она уже несколько минут пристально смотрела на Малфоя, во-вторых, Рон наблюдал за ней недоверчивым взглядом, и, в-третьих, первое и второе, скорее всего, были связаны. Смутившись, она снова уткнулась в учебник, но вскоре поняла, что все еще не может сосредоточиться. Она, конечно же, написала эссе о транспорте менее чем за полчаса, изобилующее комментариями и предложениями о различных достоинствах велосипедов, автомобилей и самолетов. Однако она представляла, что задача будет совсем другой для того, кто никогда раньше не видел автомобиль с бензиновым двигателем. Малфой нахмурился еще сильнее и провел чернильную линию.       Гермиона вдруг вспомнила, что ей нужно готовиться к семи экзаменам уровня Ж.А.Б.А. и ни на одном из них ей не дадут дополнительные баллы за то, что она смогла прокомментировать жизнь и социальные привычки некоего Драко Люциуса Малфоя. Решив выбросить его из головы, она с удвоенной энергией взялась за сочинение по трансфигурации.       Время текло незаметно, пока она не приступила к заключительному абзацу, и в этот момент она осознала, что они, должно быть, пробыли в библиотеке довольно долго, потому что небо за окнами стало розовым, а Рон и Гарри на самом деле больше не занимались, а бездельничали, рисуя глупые картинки в углу учебника Гарри по защите от Темных искусств.       Словно малыши, которых застукали за кражей печенья из коробки, они в конце концов заметили ее неодобрительный взгляд и смущенно улыбнулись ей.              — На этот раз ты портишь библиотечное имущество или свое собственное? — спросила она с ухмылкой, уже зная ответ.              — …библиотечное, — признался Гарри.              Она быстро наложила на страницу заклинание удаления краски, напугав Рона, который уже наполовину закончил рисовать русалку с довольно нереалистичной грудью.              — О, — разочарованно произнес Рон. — Это был мой лучший рисунок на сегодняшний день…              — Как ты думаешь, мадам Пинс было бы приятно видеть, как ты уродуешь ее драгоценные книги? — упрекнула она.              — Мы надеялись, что лестный отзыв Рона о ней компенсирует это, — ответил Гарри, указывая на другой непристойный рисунок на следующей странице.              — Фу! — Гермиона застонала от отвращения, стирая и этот рисунок заклинанием и для пущей убедительности направила на руку Гарри жалящее заклятие. — Знаешь, ты мог бы время от времени пытаться сосредоточиться. Разве тебе не следует практиковаться в защите от Темных искусств?              Гарри удивленно приподнял брови, глядя на нее.              — Я убил Волдеморта, Гермиона.              Рон фыркнул от смеха, и все они разразились хохотом, но не раньше, чем Гермиона успела сильно ударить Гарри по плечу своим учебником по трансфигурации.             

***

      — Профессор, вам нужна какая-нибудь помощь?              Гермиона возвращалась в гостиную Гриффиндора, когда увидела в коридоре профессора Флитвика, пытавшегося отлевитировать огромный кусок камня из центра коридора обратно в щель в стене, где ему и полагалось быть. Она и представить себе не могла, сколько это весит, а маленький волшебник дрожал от напряжения, с которым произносил заклинание.       Он удивленно поднял голову, услышав ее голос, и от потери концентрации его чары ослабли настолько, что обломки упали с глухим стуком, от которого задрожал пол на всем пути к парадной лестнице.              — О, мисс Грейнджер, если бы вы могли… — его щеки порозовели, седые волосы выбивались из-под шляпы, и он выглядел гораздо более хрупким, чем Гермиона когда-либо помнила.              Она подняла палочку, как и он, и чудовищное нагромождение потрескавшегося камня и известкового раствора начало возвращаться на свое законное место. Флитвик пробормотал модифицированное цементирующее заклинание, и девушка зачарованно наблюдала, как стена преобразовывается, расширяясь, чтобы принять каменную глыбу обратно в свои ряды. Всего через несколько секунд единственным признаком того, что стена когда-либо была не совсем цела, было слабое гудение магии в воздухе.              — Спасибо! Теперь здесь не такой сильный сквозняк, да? — прощебетал Флитвик, но его голос слегка дрогнул, когда он заговорил.              Застигнутая врасплох, Гермиона украдкой взглянула на него и обнаружила, что он пристально смотрит на дело их рук, как будто не может заставить себя отвести взгляд. Что-то в выражении его лица показалось ей очень знакомым, и она подумала, что, возможно, он вспомнил что-то из битвы. Бог свидетель, сотни взрывов, разорвавших замок на части, достаточно часто прокручивались в ее голове.              — Это… Это ведь не только о восстановлении замка, не так ли, сэр? — мягко спросила она. — Это гораздо глубже.              Последовала небольшая пауза.              — Вы как всегда проницательны, мисс Грейнджер, — он грустно улыбнулся, его мысли явно витали где-то далеко. — Людям не обязательно становиться призраками, чтобы оставить свой след.             

***

      В среду утром, за десять минут до следующего урока маггловедения, Гермиона собирала свои вещи после очередного пребывания в библиотеке. Когда она оторвалась от попыток решить, оставить ли себе второе или третье издание «Зелий, за которые платят», она заметила Малфоя за соседним столом, который что-то яростно писал на потрепанном пергаментном свитке, испещренном исправлениями. Украдкой бросив взгляд, когда проходила мимо, она поняла, что это было то самое сочинение о маггловском транспорте, которое, как она видела, он писал раньше, и которое должно было быть сдано сегодня. Он, должно быть, никак не мог справиться с темой — иначе почему бы он все еще писал это так быстро, прямо перед сдачей?       Прежде чем она смогла придумать причину, она остановилась у его стола.              — Знаешь, Малфой, если тебе когда-нибудь понадобится помощь…              Малфой вскочил со стула и развернулся к ней лицом. Он так крепко прижимал пергамент к груди, что костяшки его пальцев побелели, хотя щеки пылали ярко-розовым.              — Мне не нужна твоя помощь, — выплюнул он и запихнув вещи в свою сумку, убежал так быстро, как только могли нести его ноги.       Гермиона невольно заметила, что чернила от его эссе оставили отпечаток на его воротнике.              Она почувствовала, как запылали ее щеки. Как она могла быть настолько глупа, чтобы предположить, что пара уроков маггловедения заставит его увидеть в ней человека? Он всегда будет относиться к ней как к пустому месту только из-за того, что в ее жилах течет маггловская кровь.       «Чертов Малфой» ядовито подумала она и направилась в класс длинной дорогой, чтобы убедиться, что не встретит его.       Она все еще кипела от злости, когда Макгонагалл взмахом волшебной палочки собрала сочинения класса (включая сочинение Малфоя, который в это время все еще сидел, склонившись над своим столом и что-то писал). Затем она перешла к следующей теме — системе образования магглов.       Гермиона сразу вспомнила школьные годы. У нее всегда были планы на будущее, даже в десятилетнем возрасте. Она собиралась поступить в университет, получить ученую степень (или три) и изменить мир к лучшему. Она и понятия не имела, что восемь лет спустя будет жить в совсем другом мире, в котором она также надеется что-то изменить.       И все же, когда Макгонагалл принялась объяснять, чем занимаются 11-летние магглы вместо того, чтобы ходить в Хогвартс, Гермиону внезапно пронзило чувство тоски по маггловскому будущему, которого у нее никогда не будет. Конечно, без Хогвартса она бы никогда не познакомилась с Гарри и Роном, не основала бы Г.А.В.Н.Э., не участвовала бы в войне… но кто знает, что она пропустила вместо этого?       Сейчас она была бы на последнем году обучения в старшей школе. В следующем году поступала бы в университет.       Она очнулась от своих мыслей достаточно быстро, чтобы понять, что Макгонагалл теперь говорила о карьере магглов и о существовании профессий, которые волшебному миру просто не нужны. Пожарные, ученые, дантисты… При этих словах она почувствовала острую боль в животе.       Было просто невероятно представить, что она могла бы слушать эту лекцию, не имея такого жизненного опыта или воспитания, как у нее. Другим студентам, должно быть, казалось нелепым, что магглам требуются специально обученные люди для выполнения задач, с которыми даже самый примитивно образованный волшебник может справиться с помощью одного-двух заклинаний. Гермионе стало интересно, что почувствовали бы ее родители, узнав, что их может заменить любой образованный волшебник с волшебной палочкой и базовыми знаниями в области анатомии зубов.       Когда урок подошел к концу, Макгонагалл прочистила горло.              — Ваше следующее эссе — это своего рода творческое задание. Я хотела бы получить от каждого из вас по листу пергамента, на котором вы бы представили свою жизнь такой, какой она была бы, родись вы магглом.              После ее слов сразу же посыпались разговоры, и Макгонагалл пришлось повысить голос, чтобы ее было слышно в общем шуме.              — Я бы хотела, чтобы вы все хорошенько подумали над этим заданием. У вас есть одна неделя.              Гермиона никогда не слышала о таком задании, как это, и у нее сразу же возникло беспокойство. Она не была уверена, что будет легко думать о том, насколько другой была бы ее жизнь, если бы она никогда не переступала порог этого замка. Шрам от проклятия на ее предплечье начал зудеть.       Когда класс начал расходиться, единственным человеком, который, по мнению Гермионы, выглядел еще более озадаченным темой эссе, чем она сама, был Малфой. Она тихо усмехнулась про себя.       «Так тебе и надо» подумала она. «Развлекайся, притворяясь, что ты уже не такой фанатичный придурок».             

***

             Гермиона провела большую часть вечера в своей спальне, заливаясь смехом. Поскольку она и Парвати были единственными гриффиндорскими девочками, вернувшимися в сентябре на восьмой курс, Макгонагалл решила поселить их с семикурсницами. Хотя поначалу ей не хотелось делить спальню с незнакомками, вскоре она поняла, что одной из этих «незнакомок» будет Джинни, так что, возможно, все было бы не так уж плохо. С тех пор она поняла, что на самом деле это удивительно освежает — иметь компанию девочек, с которыми можно проводить время, когда ей надоедают мальчики.       Поводом для смеха в тот вечер послужил флакончик волшебного лака для ногтей, который одна из семикурсниц привезла из дома. На упаковке было написано, что он будет менять цвет в зависимости от настроения обладательницы, но расшифровка значения цвета была утеряна где-то между Кингс-Кросс и Шотландией, поэтому девушки по очереди наносили его на ногти друг друга и гадали, что может означать полученный цвет. Гермиона была уверена, что это полная чушь, но удовольствие от попыток угадать, что ярко-зеленые в белый горошек ногти Джинни могут сказать о ее эмоциональном состоянии, перевешивало ее скептицизм.              — О, мои ногти стали сиреневыми! Как ты думаешь, что это значит? — Парвати вдруг взвизгнула, выставив руку перед лицом Джинни.              — Я где-то слышала, что сиреневый означает «первая любовь», — предположила семикурсница по имени Флора с растрепанными светлыми волосами и желтыми ногтями.              Парвати фыркнула.              — Единственное, во что я влюбилась в Хогвартсе, это лимонный пирог с меренгой.              При этих словах по комнате пронесся восторженный шум одобрения.              — А как насчет тебя, Джинни? — спросила Гермиона, улыбаясь. — Твоя любовь распространяется только на выпечку, или ты думаешь, что у Гарри есть шанс?              Джинни нервно почесала нос, на ее щеках появился слабый румянец.              — У него есть шанс, — застенчиво пробормотала она, в то время как другие присутствующие восхищенно заворковали.              — Вы очень мило смотритесь вместе, — сказала одна из девушек. — Я тебя полностью поддерживаю, но только до тех пор, пока он не остается ночевать в этой комнате.              Джинни покраснела от шеи до самых кончиков волос.              — Заглушающие чары — лучшие друзья девушек, — прошептала Парвати, и Гермиона была совершенно уверена, что последовавший за этим громкий смех, должно быть, был слышен по всей Гриффиндорской башне.              — Мы ничего подобного не делали! — Джинни запротестовала, но ее ногти почти сразу же окрасились в розовато-красный цвет, который соответствовал ее румянцу, и это снова повергло девочек в истерику.              — А как насчет тебя, Гермиона? Держу пари, в прошлом году у вас с Роном было много всего интересного, — внезапно сказала Парвати, меняя тему разговора, приподняв брови, что заставило Гермиону рассмеяться, несмотря на то, что она была подавлена новой темой. — Я слышала кое-что интересное об одной палатке…              — Эй, мы говорим о моем брате! Отвратительно! — причитала Джинни.              Гермиона улыбнулась ей, благодарная за предлог не говорить о своей сексуальной жизни. Ну, если это можно так назвать. Она не знала, какие именно слухи дошли до Парвати о прошлогодних приключениях в палатке, но на тот момент они с Роном даже не целовались, не говоря уже о том, чтобы пробовать что-то большее. И, по правде говоря, за прошедшие месяцы эта ситуация почти не изменилась.       Они, конечно, целовались. Но что касается чего-то большего, чем это… Ну… Каждый раз, когда Рон пытался двинуться дальше поцелуев, она замирала и просила его остановиться. Он всегда останавливался, всегда выслушивал ее, никогда не требовал больше, чем она была готова дать.       Но Гермионе было интересно, как долго он на самом деле готов ждать.       В конце концов, она почувствует, что готова. Она была в этом уверена. Оставалось только дождаться подходящего момента.       Верно?       Она посмотрела на свои ногти и решила не думать о том, что они побелели и что это могло бы значить.             

***

             Должно быть, было уже далеко за полночь, когда Гермиона, вздрогнув, проснулась. Сначала ей показалось, что она не слышит ничего, кроме шума ветра за окном, сопения Живоглота, устроившегося в изножье кровати, и странного уханья со стороны совятни, но через мгновение она поняла, что слышит шум, доносящийся с дальней кровати.       Некоторое время она прислушивалась, не уверенная, что именно слышит, пока до нее внезапно не дошло, что это чей-то плач.       Он был очень тихим, как будто плачущий старался никого не потревожить, но прерывистое дыхание было таким душераздирающим, что Гермиона не могла не обращать на него внимания. Она медленно откинула одеяло и выскользнула из постели.       Парвати.       Всхлипывания продолжались, когда она на цыпочках прошла через комнату к своей кровати, ступая босыми ногами по скрипучим половицам.              — Парвати? — тихо спросила она.              Плач внезапно прекратился.       Дрожащей рукой она раздвинула занавески на кровати, и в проеме показалось лицо Парвати, покрытое красными пятнами от слез. Ее губы смущенно задрожали.              — Ты в порядке? — спросила Гермиона, не зная, что сказать.       Казалось, это было неправильно, потому что лицо Парвати сморщилось, но, когда Гермиона забралась к ней на кровать, она подалась вперед, спрятала лицо у нее на груди и снова разрыдалась. Понятия не имея, что делать, Гермиона принялась гладить ее по волосам и спине, пока молодая девушка выплескивала свое горе в ее ночную рубашку.       Они никогда не были близкими подругами, но когда оказались единственными восьмикурсницами — гриффиндорками, между ними возникла особая близость. И хотя Гермиона не знала, когда у Парвати день рождения, или какой у нее любимый цвет, или почему она плачет в одиночестве глубокой ночью, она знала, что будет обнимать ее столько, сколько ей понадобится.       Время шло незаметно, и рыдания Парвати постепенно стихли. Гермиона не хотела совать нос в чужие дела, но через некоторое время Парвати откинулась назад и посмотрела на нее затуманенными слезами глазами.              — Я так по ней скучаю, — выдавила она, задыхаясь. — По Лаванде.              Сердце Гермионы дрогнуло.       Парвати и Лаванда были неразлучны. Они вместе ходили на все занятия, вместе ели и каждый вечер сплетничали друг с другом еще долго после того, как Гермиона засыпала. Гермиона вспомнила, как в последний раз видела Лаванду, и образ ее искалеченного тела в руках Фенрира Сивого защипал ей веки, как будто она видела все это снова.              — Мне так жаль, — невнятно прошептала Гермиона, и затем они обе разрыдались, прижимаясь друг к другу, как будто это было единственное, что могло помочь.       Она не могла перестать вспоминать о проклятии, которое она произнесла, чтобы убрать оборотня, перестать вспоминать, что Лаванда едва пошевелилась, перестать вспоминать, что она опоздала.              — Останешься со мной? — спустя какое-то время спросила Парвати, и Гермиона кивнула, даже не задумываясь, и укрыла их одеялом.       Было тихо, если не считать посапывания их соседок по комнате. Гермиона поудобнее устроилась на простынях Парвати и обнаружила, что та сжимает ее руку. И она приготовилась снова заснуть в постели девушки, которую едва знала, в школе, которая недавно была зоной боевых действий, в мире, все еще страдающем от потери своих родных и друзей.       Она сделала долгий, глубокий вдох и закрыла глаза.       Только она собралась задремать, как услышала голос Парвати.              — Я не думаю, что лак для ногтей был сиреневым, — послышался шепот девушки. Последовала неловкая пауза. — Я думаю, это был лавандовый.