Ожог сумрачной ночи

      Подходя к дому, парень почувствовал покалывающее волнение в кончиках пальцев и маленькую холодную дрожь в груди. Окна открыты нараспашку, от ветра колышутся в беспокойстве занавески. Ключи громко звенели в кармане шорт, отзываясь в голове легкой мигренью, а быстрый темп ходьбы головокружением. Дыхание спирает и перекрывается от одного осознания, что будет дальше. Ноги плывут по земле, тяжелея и будто бы затягиваясь в зыбучие пески.       Повторяющийся шум бьющегося стекла доносится из квартиры. Это вызвало внезапную призрачную боль, сжимающую шею, будто пытаясь заставить задыхаться. Но Джисон медленно по одному пальцу, раз за разом ослаблял хватку в надежде избавиться от нее навсегда. Только возникшее ощущение не проходило, исподволь завладевая его сознание.       Спокойствие. Только спокойствие. Давно такого не было… У нее закончилось успокоительное? Я приготовлю ей ромашковый чай как раньше, и всё будет хорошо. Я справлюсь.       Я рисовал много ментальных карт у себя в голове, но ни одна из них не была четкой. Подходящей. Лишь общие без деталей картины, много раз введенные тёмного цвета карандашом. Страх — это то, что меня поглощает, и он не хочет прекращать. Я не могу это прекратить.       Я хотел бы побороть свой страх и, переступив через порог, стать очередным успокоением матери, которая упивалась бы моим спокойствием. Но увидев ее, я не стал сотрясать воздух. Знакомо бешеные глаза, полные гнева, руки в крови из-за битого стекла, макияж потекший, будто бы расплавившийся из-за гнева, кипевшего в ней, быстрое дыхание, оскал, вместо привычной нежной улыбки. Она посмотрела на меня, зацепляясь за душу, и я, увидев как ее рот открывается, уже слышал крики. Неважно о чем они будут.       Крики будут наполнены всеми чувствами, которые так мирно сидят в матери, ожидая причину вылезти. Слова не важны. Важно то, как она орёт, что есть мочи, отдаваясь злости, что так жаждет меня обидеть. В ней сидит неконтролируемая ненависть.       Почему? Это я виноват? Мой отец? Задаваясь такими вопросами, я делаю себе хуже. Не думать. Не думать.       Как только я вдохнул чуток беспокойного кислорода, чтобы начать говорить, мама приблизилась ко мне.       Женщина резким движением хватает сына за горло, толкая, а тот, оскалившись, ударяется головой о входную дверь. Темнеет. Жгучая боль в глазах, желудке, спине…       В голове четко слышны приглушённые отголоски матери «Ты вечно делаешь всё не так. Именно ты делаешь всё не так. ТЫ ПОРТИШЬ МНЕ ЖИЗНЬ. КАК ТВОЙ ЕБАНЫЙ ОТЕЦ. ДА ЛУЧШЕ БЫ ТЫ НЕ РОЖДАЛСЯ».       Сердце обливалось ледяной кровью, слезы сами просились наружу, дрожь по всему телу не утихала.       Тревожность сначала бьет меня со всей силы по груди, а потом ласково гладит по голове, уложив в кровать.       Открыв глаза, я вдохнул леденящий легкие воздух. Сев на край постели, я сполз на холодный пол, облокотившись спиной о мебель, закрыв лицо руками, опрокидывая голову назад. Тьма схватила меня за сердце и стала сжимать его. Необъяснимая жуть заволновалась, покрывая меня тонким слоем мурашек.       Паника, словно холодный ветер, завывала в мое сердце. Стены. Воронкой танцуют вокруг меня. Тик часов всё ближе, всё громче. Тени. Крадутся, оставляя отпечатки присутствия. Несуществующие силуэты медленно увеличиваются, закрывая руками с длинными черными пальцами мой разум. Шаг за шагом. Мыслей за мыслью. Больше и больше. Страшнее и страшнее. Комната все темнее и меньше. Вспышки света ярки. Головокружение.       В сознание щёлкнул мгновенный блик от заточенного куска железа. Ночь, срывая тревожные дневные покровы, заливалась кровью. Крики, слёзы и плач — и забыта душа, когда боль светится на оскале ножа.       Опрокинув пару капель на пол, парень услышал голос: улица кричала ему покинуть этот дом. Не собирая вещей, парень открывает дверь балкона, прыгает на жёсткую землю и, отрывая свои ноги от целины, срывается на бешеный бег. Он бежал сейчас, как бежал сотни раз во сне, — бежал вслепую, неизвестно куда, подгоняемый безымянными страхами, ища в сером тумане безопасность. Он мчался по сумеречной улице, пригнув голову, с бешено колотящимся сердцем, ночной, сырой воздух прилипал к его лицу, деревья над его головой угрожали чем-то. Ночь ручьём стекала по щекам, и Джисон, врезаясь в сгустки тумана, стирал её руками. Смазанные звезды оставались на пальцах, смешиваясь с влажным дымом.       Хан, чуток подняв свою голову, со всей дури врезается в чью-то грудь и тут же падает на колени от сильной колкости в носу. Всё тело начало жутко тянуть в кошмарной боли от недавних действий матери. Человек, в которого тот врезался, стал кашлять от мощного удара в солнечное сплетение. Наконец, сумев вдохнуть, расфокусированными глазами парень посмотрел на другого, что шумно дышал ртом и пытался остановить кровь. — Пойдём за мной, — покряхтев, парень с ноющей грудью поднялся и протянул руку Джисону.

★ ★ ★

      Тот сто раз прокручивал свою историю у себя в голове, пытаясь сосредоточиться на парне, что почти лежал на его правом плече, еле двигал ногами, закрывал глаза, будто сейчас потеряет сознание, и облизывал губы со вкусом железа. Но мысли были громче и кричали одно и тоже, повторяясь, дав волю ногам вести два тела, растворяемых в тумане, куда-угодно.       Музыка заглушает уши и разум. Минхо танцует один в серой и душной комнате с разорванными плакатами рок-групп на стенах, не заправленной кроватью, кучей одеждой на ней и не зашторенными окнами, а приглушённый свет оранжевых фонарей, неяркое свечение которых дробится в частом переплёте оконной рамы, ложится на пол рыжими пятнами, и лампы, заклеенной чёрным скотчем, мягко касаются лица, рук, бедёр. Удушливый воздух жадно хватается парнем, забытым собой на эти недолгие мгновения в жизни. Who took the bomp? Every day and night Every day and night I can see your disco disco dick Is sucking my heart out of my mind       Минхо хотелось танцевать, забыть все в быстром ритме музыки. Он то поднимал руки вверх, то медленным изящным движением отводил их за голову, то рисовал ладонями невидимые узоры вокруг себя. Голова запрокидывалась, клонилась то к одному, то к другому плечу, и снова выпрямлялась, повинуясь ритму и мелодии, пытаясь освободиться ото всех мыслей, которые не давали ему покоя. Вольно двигаясь, Минхо отдавал всю энергию сегодняшнему вечеру. Is sucking my heart out of my mind I'm outta time, I'm outta fucking time I'm a gasoline gut with a vaseline mind, but Wanna disco? Wanna see me disco?       Отрешенный от мира парень легко дернулся, услышав басовый крик и топот тяжелых ног, но страх не заполнил грудь. Из нее выветривался весь грязный кислород, меняясь на безразличие и свободу. Let me hear you depoliticize my rhyme (One, two, three, four)       Подпевая, парень подходит к колонке и добавляет больше вибрации по телу и чувств, игнорируя неистовое рычание за дверью. You got what you been asking for You're so policy free and Your fantasy wheels and everything you think       Бешеные удары крепкими кулаками в дряхлую дверь становятся звучнее, перебивая музыку. Минхо, пританцовывая, делает громче. And everything you feel — Ничтожество. Слышишь меня, ссаная тряпка? Я знаю про краденые сигареты. Я, блядь, знаю откуда ты их берёшь, паскуда, — сердце Минхо застучало быстрее, но заливаясь сладким раздольем, быстро меняя свой темп к ритму музыки. — Ты возвращаешься сюда каждый, мать твою раз, зная, что тебе здесь не рады. Ты так хочешь, чтобы я сломал и этот магнитофон, как и остальные твои вещи? Is alright, alright, alright, alight, alright — Ты, блядь, тратишь мои деньги на хуйню и ещё чем-то недоволен? Приходишь сюда, спишь, ссышь, срёшь и потом смеешь вякать на меня?! На собственного отца? Я тебя воспитал, ебаная ты сука. Я знаю в кого ты такой, — Минхо пытался не слушать, но слова отца сами рисовались, думая «Не смей. Не смей говорить про неё». — Как твоя мёртвая мать.       Парень, вдохнув раскалённого воздуха, замер, запылав оголтелой яростью, вены опухли, комната загорелась гневом. Минхо, подорвавшись с места, схватился полыхающими руками за ручку двери и резко открыл, еще бы чуть-чуть и оторвал бы её с петель. Глаза лучились остервенением, обжигая чужие напротив, что презрительно-холодны и не чают тепла.       Не жалея ни о чем, выбивая из отца всё существование, тот наносил удары, наполнив их долгой ненавистью, хранившейся в нем глубоко-глубоко, иногда вылезавшей наружу, но тот вновь толкал ее обратно.       Беспокойное мяуканье кота привело в сознание разъярённого парня, и тот выбежал из квартиры, оставив раскатистую музыку, отца, лежавшего на полу, истекавшего кровью, и свой былой пыл.       Раж сменился безнадёжностью.       Минхо, неся в себе груз непролитых слез, идёт по улице, затянувшейся густым туманом, шоркая ногами.

★ ★ ★

— Мы почти на месте, — прошептал в ночь, будто бы себе, сладкий голос.