Inter vepres rosae nascuntur.

— Санеми... Тихий шёпот успокаивал настолько, что у блондина невольно начали закрываться глаза. Гию говорит что-то ему совсем ласковое, поглаживая по голове, пропуская сквозь пальцы мягкие белые пряди. Санеми почти не слушает, только сильнее прижимаясь к тёплому телу, обхватывая руками мужскую талию. Гию над ним смеётся: так по настоящему, по-доброму, целует его в ровный нос, чтобы у Шиназугавы не оставалось возможности поворчать. Шиназугава не может сдержать улыбки: настолько счастливой, настолько широкой, что челюсть сводило. — Что? Тем же шёпотом отвечает ему Санеми, мягко поцеловав чужое плечо. Томиокой насытиться было совсем невозможно: его взгляд, его очаровательное лицо, его тело, его голос так и манили, притягивали к себе. И Санеми был бессилен – бессилен был и против Аполлона, спустившегося к нему с небес, одарив своей красотой. — Ничего, просто.. я... – Гию рвано задышал, стоило губам возлюбленного провести по его шее, — мне так хорошо... Санеми.. Шиназугава утыкается носом куда-то между плечом и шеи, медленно проводя рукой по выступающему на спине позвоночнику и чувствуя, как брюнет задрожал. Шиназугава знает: на чужих губах лишь его имя. И сейчас, целуя, он всегда слышит его на выходе, когда Томиока тянется, лишь бы вновь дотронуться до тонких губ. Шиназугава другой рукой поглаживает его по щеке, проводит большим пальцем по чужим губам, размазывая выступившую слюну. Видит, как сильно обмякло тело в его руках, как ноги его подкашиваются, но Санеми не даёт ему упасть. Упасть значит проиграть. Проиграть – попасть на дно. Гию сжимает длинными пальцами его китель, прильнув зубами к ключице, оставляя за собой на видном месте след. С губ слетает глухой стон. Рука скользит вверх по спине, зарываясь в смоляные волосы. — Бляяяять, – тянет Санеми, оттягивая чёрные пряди назад, — Куда ж ты на видном месте.. Ответ он знал наперёд. Гию ревнив, хоть об этом не говорит. Гию ревнив потому, что не хочет его терять. Кажется, сегодня форму придётся застегнуть. Санеми мажет губами по чужой щеке, в нескольких миллиметрах от желанных уст, по острому подбородку, по любезно предоставленной шейке, переходя к ключицам. — Я совсем...не могу от тебя оторваться.. Говорит Шиназугава, заглянув в холодно-синие, точно дно чистого водоёма глаза. Улыбается ему, беря его руку в свою, целуя тыльную сторону ладони и смеясь, как дурак. Его дурак. — Чем я заслужил тебя, котёнок? — Ты заслужил весь мир... Мой Санеми. Когда наконец со стороны послышался хриплый голос, прошёл ещё час, если не больше. Санеми вновь сидел на крыльце, Гию же стоял рядом, смотря, похоже, на скрывающиеся за горизонт солнце. — Ещё раз здравствуйте. Они повернулись практически одновременно. — И вам, Ренгоку-сан, – спокойно ответил Томиока, пригласив его к ним. Шиназугава лишь кивнул, — Узуй не с вами? Шинджуро отрицательно покачал головой, усевшись рядом с блондином. Отложив ножны куда-то рядом с собой, он поднял взгляд на Томиоку: " Опаздывает, наверное ". Санеми хмыкнул. — Такими темпами мы вообще ничего не успеем. Гию тяжело вздохнул: " Будем надеяться на лучшее " . Гию присаживается рядом с Шиназугавой. — Как вы с Сенджуро поживаете? Не болеете? – брюнет сам удивляется собственной разговорчивости, но думает, что пусть лучше она сбавит обстановку, чем они будут нервничать в нагнетающей тишине. — Хорошо, – даже слегка улыбнувшись, ответил мужчина, — не жалуемся. " Вот это да " – подумали они, усмехнувшись своим мыслям. У семейки Ренгоку в последние года вообще было что-то хорошее? Вот уж не ожидали. — Значит... держим курс на Аокигахара, а потом по обстоятельствам? – произнёс Санеми. — Получается так, – ответил ему Ренгоку, — Хорошо было бы лес прочесать, а там уж посмотрим. "Лес то огромный" – устало подумал блондин, подперев голову локтем. Что за напасть такая? Если так рассуждать, они найдут её как минимум через месяц, если уж Музан не отыщет её первым. Бесит. Была бы у меня сила... каждого на куски порубал. — Не смейте умирать, Ренгоку-сан, – не выдержав, выпалил Шиназугава, — вам нельзя там подыхать. Шинджуро хмыкает. — Не сомневайся во мне, – ответил он, похлопав его по плечу, — там я уж точно умирать не собираюсь. И это "не собираюсь" звучало так абсурдно. Никто из них... ведь не собирался умирать. Ни Кёджуро, Токито, сёстры Кочо, какие бы у них там не были планы, Канроджи и Игуро, Химеджима-сан, Генья – да даже Камадо! Как бы они не геройствовали... все они хотели... Жить. Жить, и не боятся – растить детей и знать, что не увидят они больше всего того кошмара Чего повидали они. — Ой, ну ладно, давайте уж не о плохом, – произнёс голос сзади. Гию и Шинджуро подняли взгляд на появившуюся высокую фигуру. Только Санеми оборачиваться не стал. — Любишь же ты опаздывать, Узуй, – произнёс он же, смотря на почти что скрывшееся солнце. — Не нуди, – сказал Тенген, потрепав его по волосам, — Мы не договаривались о точном времени. Шиназугава резко обернулся. — Ещё хоть раз ты притронешься к моим волосам!... Тенген улыбнулся. Как же раздражает! — Чтож...путь до Аокигахара лежит долгий. — За сутки уж точно не успеем. — Тогда... поторопимся.