Inter vepres rosae nascuntur.

Аой даже не удивляется, когда замечает вторую койку пустой. « Томиока-сан, надеюсь, расскажет, какого это – третью ночь подряд спать с воплощением дьявола. » – усмехается девушка, с глухим скрипом закрывая за собой дверь. За окном – раннее утро. Может, половина шестого – около того. Солнце, конечно, ещё не взошло, отчего на улице ещё тьма кромешная. Нормальные люди ( по всеобщему мнению!) ещё десятый сон видят, нежась в постели, и даже не думая над тем, чтобы проснуться настолько рано. Аой и не засыпала, чтобы просыпаться так рано. Лазарет за последние полгода не пустел ни разу. И тогда, стоит лишь выдохнуть – приводили тех, кого Канзаки совсем не хотела видеть. Некоторых из них чудом доставали с того света, остальную часть – спасти не удавалось. Смотреть, видеть, как они мучаются, умирают в муках – просто невыносимо. И Аой, стоя рядом, слушая так напряжённо, как они стонут в агонии, как с каждой минутой они стихают, кажется, из ушей вот-вот хлынет кровь. Они слабы. Битва ослабила их физически, проигрыш – морально. И девушка уверена, что если это место всё же опустеет – значит, от организации ничего не осталось. Аой всю ночь провозилась возле чужих коек. В свободную минуту – пыталась вздремнуть. Но, то-ли из-за сидячего положения, то-ли от собственных мыслей – сон никак не шёл. « Если бы мы только победили.. » Она думает об этом каждый день. Каждый, когда тихо плачет себе в ладонь, каждый, когда сидит возле постели своих товарищей. Если бы только победа была за ними... Улыбка не сползала с их губ.. И они бы плакали от счастья – наконец у них мирное небо над головой! Наконец они не будут знать печали.. — Как же... трудно это всё.. Шепчет она в отчаянии, сползая вниз по холодной стене.

***

Шиназугаву, на удивление, сегодня будит не Канзаки, а Томиока, что рисует на его груди какие-то незамысловатые узоры. Вот так бесстыдно, положив голову ему на плечо, водит кончиками пальцев туда-сюда, отчего становилось даже щекотно. Санеми не шевелится. Лишь слегка подрагивают его ресницы. « Странное чувство.. » Думает он, не открывая глаз. В последний раз он с кем-то спал ещё в далёкие времена, когда детское воображение играет с людьми злую шутку, от которой они, чуть-ли не плача, звали маму. Или его. Санеми. Иногда он сам, лёжа с ними, подрагивал от страха. Правда, не быть съеденным монстром, живущим где-то в шкафу, а банально разбудить Своего отца. Он – хлеще любого животного, любого отвратительно выглядевшего насекомого Он просто...просто тварь, жившая в то время в головах его братьев и сестер. А Санеми – главный герой всех этих страшилок и баек, который, как правило, один из единственных, кто выживает. Но сейчас... сейчас он не беспокоится о том, что ненароком его кто-нибудь задушит, пока он будет спать. Томиока на это не способен. Томиока способен на нежность и ласку, несмотря на свою твёрдость и чувство справедливости. — Я знаю, что ты не спи-и-ишь, – шепчет ему на ухо Гию. И от этого шёпота у него мурашки бегают по коже. Он медленно открывает глаза, и по началу моргает, фокусируя взгляд на брюнете. А он улыбается: так тепло, нежно, И от неё сердце пропускает удары. Гию сонный, ласковый, игривый по утрам. Гию похож на котёнка. Его котёнка. — Как ты меня раскусил? – невинно произносит Шиназугава. — Почувствовал. Информативно, Томиока. В твоём стиле. Санеми улыбается, хотя на деле ему хочется плакать. Он совсем перестал понимать, что чувствует, перестал думать, что делает. Он спит с Томиокой уже какую ночь? Вторую, третью? И они так не обсудили... Что их отношения слегка ( да нихера не слегка, Томиока, просто ты делаешь вид, что не замечаешь! ) изменились. Но Санеми сам не совсем понимает... Что же с ним самим такое. Шиназугава вдруг резко встаёт с постели. Так быстро, что даже чуть ли не падает, запутавшись в собственных ногах. Гию вопросительно на него смотрит. — Куда же ты, мой милый обогреватель? Милый...? Что. Блять. « Он сказал, что я – милый? Я? » – неверяще думает Санеми. Хер с этим обогревателем. Он готов греть его хоть целую вечность. Блондин наспех надевает на себя тапочки. Вновь поворачивается к нему. И протягивает Свою руку. — Потанцуем, Томиока? Он удивляется своим словам не меньше, чем Гию. Какие ещё, к черту, танцы? Совсем свихнулся? Но Гию просто тихо смеётся. — Надеюсь, вы не разочаруете меня, Шиназугава-сан. Кладёт свою ладонь Поверх ладони Санеми. И попросту отдаётся В его руки. Шиназугава не сдерживает удивлённого оха, когда Томиока аккуратно встаёт, прижимаясь к нему сильнее, И полностью позволяя ему вести. Они оба – до жути неуклюжие, когда дело касается каких-либо танцев. Но сейчас... они неспешно кружат по комнате, не сдерживая глупых улыбок, прижимаясь к друг-другу и чувствуя Как их сердца Бьются в унисон. — Томиока, знаешь... – начинает Санеми, заглядывая ему в глаза, — Я в последнее время думал, что мы- Его перебивает скрип открывающиеся двери. Да какого хрена? — Я вам форму принес- Аой запинается на полуслове, замерев в проёме двери. Гию почти сразу же от него отпрянул. — Э-э-э.. – смутилась девушка, — Я сделаю вид, что ничего не видела.. Канзаки собирается с мыслями. — Вы такими темпами опоздаете... Ох. Точно. Собрание.. — Томиока-сан...у меня совсем не было времени зашить ваше хаори. Прошу прощения.. Гию качает головой. — Ничего. Девушка не отвечает. В спешке пихает чистую форму в руки Шиназугавы, и выходит, чуть-ли не выбегая. — Кажется...мы её засмущали. Томиока закатывает глаза. — Ты кого хочешь засмущаешь.