Inter vepres rosae nascuntur.

— Томиока-сан, как это понимать?! – возмутилась Аой, теребя в руках ртутный градусник: шкала показывала щедрые тридцать восемь и семь, и она всё никак не могла сбить ему надоедливую температуру. Сначала ей казалось, что у него обычная простуда – мол, со всеми бывает, на этой неделе погода была совсем плохой, промозглой. Оказалось, у Томиоки-сана натуральная ангина – больное красное горло было тому подтверждением. — Придурок он, что здесь понимать? – кратко отозвался Шиназугава, зайдя в помещение. В его руках – чудом найденное лишнее одеяло, которое он, похоже, искал целую вечность, ибо не было его добрые полчаса. Хотя, по-другому и не было бы. Он только недавно встал на ноги, и еле-еле проходил метров так пятнадцать, после чего ноги начинали подкашиваться, словно прося хоть какой-то передышки. То, что его это просто раздражало – не сказать ничего, но он, скрипя зубами, терпел. Любезно накрывая дрожащего Томиоку этим же одеялом, он усаживается на свою койку, рассматривая то донельзя уставшее лицо Канзаки, у которой, кажись, синяки под глазами с каждым днём становились всё темнее и больше, то на Томиоку, у которого вид был совсем уж потрёпанным: его даже под двойным слоем одеял морозило, хотя это, к слову, было даже неудивительно. А ещё он кашлял. Конечно, не приступами, но Санеми более чем уверен, что из-за гноящегося горла ему было больно вдвойне. — Только ведь на поправку шли..! – измученно простонала Аой, – и тут снова. Санеми пожимает плечами, мол, «ничего не поделаешь » . — Я переведу вас в другую палату, Шиназугава-сан, – серьёзно продолжила девушка, уже смотря на него. Санеми сразу же мотает головой. — Нет. Следить за ним целыми днями кто будет? Ты, что ли? Канзаки смотрит так возмущенно, будто вместо этого он ей сказал, что она плохо справляется со своими обязанностями. — Я, конечно, ценю твою заботу, но не думаю, что тогда ты уследишь, если он, – блондин указывает на лежащего Томиоку пальцем, – тут подыхать начнёт. — Но если я вас оставлю, вы заразитесь! – запротестовала девушка. — Я не маленький ребёнок. — Причём здесь это? – не унималась она, – вы сейчас в любом случае слабы, и... — Аой, я всё сказал, – оставался на своём Шиназугава. Не хотелось, собственно, признавать, что он волнуется за Томиоку: можно было и отмахнуться тем, что он просто привык к его компании, да и перемещаться куда-то уже не хотелось. Канзаки вздыхает. Который раз уже? — Господи, пошли мне сил. Девушка встаёт со стула. — Значит, тогда, – уже более уверенно произносит она, — девочки часто будут приносить ему горячие чаи и бульоны, а вы проследите за тем, чтобы Томиока-сан выпил всё. Санеми утвердительно кивает. — Тогда..зовите меня, если что. Через несколько мгновений от неё и след простыл. — Хорошо посмеялся, Томиока, правда? Аж ангину подхватил, – с явным сарказмом спрашивает у него Шиназугава. Он подходит к его койке, тыльной стороной ладони приложившись к чужому лбу. — Пропотеть бы тебе.. И последнее, что слышит Гию перед тем, как провалиться в сон: это тихое бурчание Шиназугавы где-то рядом.

***

— Я думаю, – начал Кирия, — вскоре провести собрание столпов. — Сегодня утром пришло письмо из поместья бабочки, – произнесла Куина, – Шиназугаве-сану становится лучше, но Томиока-сан заболел совсем недавно. Кирия поворачивается к ней. — Что-то серьёзное? – спросил он. — Температура и воспалённое горло – спокойно сказала она, — симптомы указывают на ангину. — Вот оно что.. – протянул Кирия, – Что же.. надеюсь, осложнений не последует. Он вновь устремляется к своему столу. — Можете идти, – говорит он сёстрам, слушая, как после этого они покидают комнату. Слышится тихий хлопок сёдзи. И Кирия позволяет себе выдохнуть. Спрятать лицо в своих ладонях, прикрывая глаза, И тихо прошептать: — Знаете, отец...я уже принял решение. Он несколько секунд просто вслушивается в тишину, словно надеясь, что последует ответ. — Я... не знаю, насколько бы оно вас разочаровало, не знаю, насколько же оно неправильное, но... Тем не менее, оно моё. Ваше решение, мнение, бесспорно, имело большее значение, были бы вы живы сейчас. Но сейчас я – Ояката-сама. И по этому поводу... моё слово останется неизменным.

***

— Томиока, твою мать, ешь уже! Кричит Шиназугава, то и дело пихая в него ложку с супом. — Не хочу... – хрипит Гию, отворачивая лицо из раза в раз, – аппетита нет. — Ну конечно, блять, нет! У тебя температура под сорок, – фыркает Санеми, всё же запихнув ложку супа в чужой рот, – не будешь есть – не встанешь на ноги, идиот. — А ты можешь заразиться, но я не называю тебя... — Идиотом? Ты и не должен, – грубо отвечает блондин, — у тебя руки дрожат. Попытаешься сам – не удивлюсь, если всё мимо пойдёт, так ещё и ожог заработаешь. — Но.. Шиназугава взрывается. — Заткнись уже ты! Санеми со стуком ставит тарелку на небольшой комод, стоящий рядом с койкой – а затем встаёт, Ковыляя к двери. — Я за лекарствами. Лежи спокойно. Гию лежать "спокойно" , кажись, никогда не умел. — Почему ты..не согласился уйти? – тихо спрашивает у него Томиока. Санеми останавливается. — Чего? Гию мнётся. — Ну...ты.. отказал Аой.. — Отдаю должок, – сухо произносит блондин. И выходит.