Inter vepres rosae nascuntur.

Гию спит чутко. Стоит только шелохнуться, совсем тихо, осторожно – он услышит. Проснётся сразу же, чуть ли не вскакивая, осматривая комнату в тусклом свете. Спать крепко было попросту нельзя. У охотников сон должен был быть некрепкий. Ибо каждая секунда на счету. Гию попросту привык вот так вот: из раза в раз подниматься даже по самой нелепой мелочи, будь то гроза за окном или тихий стук мелких капель дождя там же. В лазарете было ещё хуже, чем в собственной комнате. Особенно, если рядом лежит кто-то другой. За прошедшую неделю Томиока то и дело просыпался, чаще всего, из-за чужого храпа. А ещё просыпался, наблюдая, как еле подрагивают ресницы Шиназугавы во сне. Просыпался, видя, как он ворочается с боку на бок и всё никак не может заснуть. Ему было его совсем жаль. Гию был в курсе того, что младший брат Шиназугавы – Генья, погиб в сражении с высшей, причём первой, луной. Да, хоть он и не был знаком с ним лично – по рассказам Танджиро Гию имел о нём хоть какое-то представление. Это грустно... Осознавать, что теперь у тебя никого не осталось. Гию в курсе, какой Санеми тяжёлый человек. Попытаешься помочь, поладить – в большинстве случаев сделаешь только хуже. Доверие Шиназугавы было сложно заполучить, а если и получилось – береги как зеницу ока. Ведь его так просто потерять. А ещё...Шиназугава очень ворчливый. И ранимый. Хотя, Томиока, может быть, ошибается – или ему вовсе послышалось. Может быть, это его ему всё снится, но... Почему ему кажется, что Шиназугава... Плачет? Он расстроен? И он не шевелится, прислушивается, как дыхание его совсем нарушается, как он, похоже, утыкается куда-то, чтобы не разбудить его. Томиоку. « Лучше бы я действительно спал... » – с грустью думает Гию, не зная, куда себя деть. Он не считал чьи-то слезы слабостью. Он просто...просто не знает, что ему делать сейчас. Шиназугава наверняка прогонит, накричит, если подойти к его койке, да спросить, что стряслось. Но и бездействовать не хотелось. « Каждая моя попытка...даже если неудачная – это один шаг вперёд » – мысленно подмечает Гию. И наконец Принимает решение. Встаёт с постели зачем-то резко, отчего он норовится упасть или обратно на кровать, или, что ещё хуже, на пол. Удерживается. Видимо, сегодняшнее хождение туда-сюда не прошло даром. От слышного скрипа половиц Шиназугава затаивает дыхание. Господи. Гию! Что же ты творишь, Гию? Вновь хочешь нарваться? Выслушивать в свой адрес всё самое плохое? Что тобой движет? Что же..? Гию мотает головой. « Не слушай! » Брюнет осторожно садится на край чужой постели. Кровать под ним скрипит, прогибается, хоть он и пытался сделать это как можно тише. Ладони потеют, хотя здесь не жарко. Он волнуется. Действительно волнуется. Будто перед ним – не его ровесник, не его союзник.. А какая-нибудь будущая тёща, к которой он пришёл свататься. Томиока набирает в лёгкие воздуха. — Шиназугава, – произносит Гию на выдохе, – слушай... Ответ приходит сразу же. Быстрый, грубый, но Гию другого не ждал. — Пиздуй спать, Томиока, ночь на дворе. « Да поспишь тут с тобой.. » – думает брюнет, тяжело вздохнув. — Шиназ- Его перебивают. — Хватит тебе, Томиока! Отъебись. – цедит сквозь зубы Санеми. Но ничего не делает. Хотя мог бы и пнуть, так, чтобы точно отстал. И Томиока – Томиока, представьте себе! То-ли чувствует себя ниспосланным самим боженькой, то-ли окончательно теряет страх, Но он срывается чуть-ли не на крик. — Это хватит тебе, Шиназугава! Почему ты слушаешь, но не слышишь?! – он уже не сдерживается, чувствуя, как даже ошарашенно смотрят на него фиалковые глаза. В этот раз... Ты выслушаешь меня, Шиназугава. Ведь теперь только я Могу до тебя достучаться. — У нас с тобой никого не осталось! Представь себе, я тоже...тоже одинок! И мы проиграли битву с этим монстром – ту главную, решающую не только нашу судьбу, но и остальных людей тоже! Мы... – у Гию голос срывается от непривычки, становится всё более тихим, хриплым, но он из последних сил продолжает выдавливать – выдавливать из себя всё то, что хотел сказать. То, что в состоянии хоть немного, но растопить эту холодную стену. — Мы теперь...совсем одни, Шиназугава. Почему бы нам..не беречь друг-друга.. вместо того, чтобы ненавидеть? У Томиоки наворачиваются слёзы. У Томиоки в горле засел ком. Который раз? И он прекрасно знает – у Шиназугавы тоже. Но было ли...это от его слов? — Ты ничего не знаешь, – холодно отзывается Санеми. Гию ударяет кулаком по матрасу, когда по лицу его уже текли горячие слёзы. — Я знаю! Знаю, что ты чувствуешь! Знаю, какое же горькое это осознание – того, что ты теряешь близкого! Голос совсем садится. — Поэтому...завтра мы поговорим... – брюнет вытирает рукавом мокрые дорожки на щеках, – обязательно поговорим. И ты не отвертишься...Шиназугава!

***

Со дня смерти Шинобу прошло шесть месяцев и семнадцать дней. Аой знает: сама высчитывала. Аой горько плачет каждую ночь. От собственного бессилия, от нескончаемой печали, от ноющей в сердце боли, нарастающей с каждым днём. Жить становится попросту невыносимо. Жить и смотреть – как с каждым днём на ноги встают чудом( она считала это чудом!) выжившие охотники, и вновь Шли в бой Не жалея себя и своё здоровье. А Аой слабая – обычная слабачка, которая ни на что не годится! Всё, что она может.. Это лечить и следить за больными. Хотя и это удавалось с трудом – наблюдать за смертельно ранеными, возможно, знать, что кто-то из них уже не встанет на ноги. Ещё хуже – если больше не проснётся. И она понимала. Что всё это – только начало Их ада. Конечно она не винила никого в их.. окончательном проигрыше. Попросту не посмела бы. Не смогла бы обвинить хоть в чем-то тех, кем она по-настоящему Восхищается. И она действительно радуется, смотря на то, Как крепнут на её глазах Шиназугава-сан и Томиока-сан. Они – настоящий пример сильных людей. Ведь не каждый.. Сможет пережить такое. Даже не физически – морально! И Канзаки знает: в конце они оба умрут. Возможно, мучительно, возможно, совсем безболезненно. Но вместе. Так ведь? Томиока-сан попросту не даст.. Умереть ему в одиночестве. Гнить заживо, не имея никого рядом. А ещё Аой часами сидит возле Канао, Иноске и Зеницу, Очень надеясь на то, Что хоть один из них Вот-вот проснётся. Аой не знает, переживут ли они тот факт, что Танджиро больше нет. Не знает, сможет ли вообще сказать им об этом. Ведь это будет значить... Что у них почти никого не осталось.