Inter vepres rosae nascuntur.

Томиока совсем теряется во времени, но кажется, прошла неделя, или же около того, когда «сосед по палате» наконец пришёл в себя. Очнулся под конец дня, когда уже смеркалось, но его лицо можно было ещё разглядеть без какого-либо источника света. Шиназугава издает что-то наподобие воя: похоже, что тело его ломит даже похлеще, чем у самого Томиоки. Бинты плотно прилегали к его корпусу тело, в некоторых местах – были заметные тёмные пятна, скорее всего, крови. Белоснежные волосы взъерошены сильнее обычного, Гию бы сказал, что даже нелепо, по-детски небрежно, неаккуратно. На чужом лице – боль, сильная усталость, а фиалковые глаза смотрели на него так вопросительно, что.. Что брюнету кажется, что он сейчас сломается. Окончательно. Разобьётся вдребезги. На мелким кусочкам. Ещё и захватив Шиназугаву с собой. — Позвать Аой? – спросил Гию, прикусывая губу. Он опускает голову вниз: не хотелось видеть, как после его слов.. В чужих глазах рассыпятся последние крупицы надежды. Надежды на них. На него.. — Не выделывайся, – поджав губы, отвечает Санеми, – сам то, небось..еле ходишь.. Томиока коротко кивает: не было смысла что-то скрывать. Томиока молчит, не произнося ни слова. Томиока жалеет, что сам начал диалог. — Что там...в итоге..? И у Гию вместе с этим вопросом в момент что-то резко оборвалось. Сейчас.. Слышалось отчётливо биение собственного сердца, удары которого ускорялись с каждой секундой и неприятно били по ушам. Тошнота поступила к горлу в ту же секунду. Гию сжимает в кулаке край белого одеяла. Вот он, этот вопрос. Вопрос, ответ на который разорвёт душу Шиназугавы в клочья. Без остатка. — Шиназугава...мы... Гию не смотрит на него, будто избегает зрительного контакта. От него ничего не зависело. Но ему сейчас так тяжело сказать напрямую, сразу. — Мы.. По спине стекает холодный пот: липкий, отвратный. — Чего ж ты медлишь, твою..мать..? – громким шепотом сказал Санеми, явно не восторге от всей этой ситуации. От Томиоки. От себя. Кажется, у Санеми не дышит нос. Ибо он жадно глотает ртом холодный воздух. И дышит слишком тяжело. Гию набирается с силами. Он знает, что сейчас произойдет. — Мы потерпели поражение, Шиназугава...Музан жив.. И он больше не слышит ничего. Ни неаккуратного шевеления, ни чужого голоса. Ни его дыхания. Он всё же встречается со взглядом чужих глаз. И казалось, что лучше бы он этого не делал. Ведь от него у брюнета от него наворачиваются слёзы. В его взгляде – просто буря эмоций. Была в нём и злость, и недоверие, и непонимание, и даже ненависть. К нему, Кибуцуджи, и к самому себе. Теперь в фиалковых волчьих глазах.. Сплошное разочарование. Ко всему. — С-сука! – кричит Санеми, слабо ударяя ладонью по матрасу. Он.. настолько ослаб, что даже не может сжать кулаки. « Погибли сотни охотников.. Я жертвовал жизнью в битве с высшей луной, в которой умерли мои товарищи! Мой родной брат, чёрт возьми! И это всё... было зря? » Гию даже не пытается его успокоить. Ведь у самого – так дрожит тело. Он прикрывает рот ладонью, отворачивается – лишь бы не смотреть..! Как ломается второй человек В этой комнате.