Эдем

Наверное, он сошел с ума. Другого объяснения не было. Ему было 17, все его влажные фантазии и эротические сны должны были закончиться ещё пару лет назад вместе с переходным возрастом. Правда, когда его ровесники передавали друг другу журналы непристойного содержания с пышногрудыми женщинами на обложке, Куроо всё своё время посвящал волейболу. Конечно, он не был безнадёжен в этом плане; однажды он даже встречался с девушкой из параллельного класса. У неё были длинные чёрные волосы и аккуратный носик, который она забавно морщила, когда смеялась. Конечно, у них не сложилось долгих счастливых отношений. Через месяц она бросила его, сказав, что не хочет быть вторым номером. Он понимал её, но никогда не смог бы отказаться от волейбола. Она была милой, и Куроо даже жаль было с ней расставаться, но он никогда не испытывал к ней таких чувств. Кенма был его лучшим другом уже больше 10 лет, но Куроо никогда не клеймил его «своим». Его семья была для него важна, но он не испытывал такого ревностного желания оградить их от других. Он никогда не думал о ком-либо, как о вещи. До этой ночи. И, если честно, ему было гадко. Он чувствовал гнев, бурлящий в крови, пока пробирался по коридору до душевых. Его возбуждение никак не уходило, и он подозревал, что температура снова поднялась. Утром он планировал позвонить родителям. Что бы с ним ни происходило, это жутко пугало. Ему нужно было что-то предпринять, пока кровь в его мозгу не свернулась или Тсукишима не стал заложником его жутких фантазий. Меньше всего он хотел причинять боль другим. Куроо считал себя хорошим человеком, мама хорошо его воспитала. Он отлично учился, всегда выкладывался на тренировках, носил тяжёлые сумки бабушек-соседок, редко злился и никогда не дрался. То, как он вешал на другого человека ярлык «мой», не было частью его хорошего воспитания. Вина нарастала внутри него за его бредовые фантазии. Если он не мог справиться сам с собой, ему нужно было хотя бы отгородить окружающих от себя. Душевые находились в противоположном от их комнат конце комплекса. Куроо шёл быстрым шагом, стараясь никого не разбудить. Однотипные кабинеты с раздвижными дверьми следовали друг за другом. Растущая луна была единственным источником света, и, хоть этого было недостаточно, Куроо отлично всё видел. Он мог различить трещины на стене в нескольких метрах от него, из окна он видел розовые цветы на кустах возле выхода из школы, коробку из-под сока, оставленную на скамейке у зала, в котором они проводили тренировки. Всё было чётким. И хоть зрение у него всегда было идеальным, в отличие от того же Тсукишимы, он понимал, что не мог видеть таких деталей при таком скудном освещении. В его организме что-то происходило. Он видел лучше, он слышал лучше, все его органы чувств стали острее. Он улавливал столь мелкие детали, чего физически не мог сделать раньше. Всё это наводило его на вывод, что изменения касались не только его либидо. Может, он превращался в человека-паука? Только вот стрелять белой жидкостью он будет отнюдь не из запястий. Эта мысль рассмешила его. Ему оставалось несколько метров до душевых, когда он услышал, как кто-то его позвал. Это был тихий, едва различимый, словно раздающийся издалека, шёпот. Темнота, скрывавшаяся за поворотом налево, звала его. Он вздрогнул. Лёгкий сквозняк, дувший из окна в конце поворота, принёс с собой знакомый запах. В этот раз он был томный, тяжёлый, и, хоть до Куроо добрались лишь отголоски, его колени задрожали. Он вдохнул ртом, и нотки дождя остались на его языке. В той стороне находился медпункт. Догадка ворвалась в мысли Куроо. Он взъерошил волосы, пытаясь мыслить рационально. Он мог пойти туда, чтобы найти ответы, но он был так слаб перед этим запахом, что, возможно, он только всё испортит. Он застыл в нерешительности. Ему нужно было знать, что происходит, и чем раньше он разберётся со всем этим, тем лучше. В последний раз взглянув на дверь душевой, он двинулся в сторону медпункта. С каждым шагом запах усиливался. Куроо чувствовал, что эта трясина затягивает его. Сердце раздавалось в ушах набатом. Он остановился перед дверью в медпункт. Его рука, занесённая над ручкой, дрожала. Куроо не знал, от страха или предвкушения. Они просто поговорят, Куроо узнает всё, что ему нужно, и уйдёт, а может, они вместе поймут причины проблемы и найдут выход. Ничего не случится. Не давая себе времени передумать, он толкнул дверь. Все звуки вновь исчезли, остался только запах. Он был невыносим. Куроо силой воли подавил позыв прокашляться. Ноги отказывались слушаться, он словно шёл по глубокому вязкому болоту. Он боялся того, что может произойти, и одновременно так ждал. Тсукишима лежал на одной из кроватей. Его золотые волосы растрепались по подушке, создавая ореол сверкающей короны над его головой. В свете луны его кожа была ещё бледнее. Куроо сглотнул, хоть во рту и было сухо, как в пустыне. Тсукишима сжимал подушку между бёдер. Его длинные, худые ноги ритмично тёрлись о наволочку. Ворот его футболки задрался на плечо, и Куроо видел его ключицы. Капля пота стекала по шее вниз и, обогнув выпирающий кадык, скрылась за плечом. Куроо облизнул губы, всё его естество трепетало. Что-то внутри него пробуждалось, внутренний зверь, тёмный, зловещий, брал верх над разумом. Он торжествовал при виде парня, лежавшего на кровати, словно фигура из мрамора, выточенная руками мастера. Он подталкивал его в спину, вперёд, ближе. Куроо сделал шаг и гортанно выдохнул. Тсукишима проснулся. Его опьянённый взгляд блуждал по лицу Куроо, грудь поднималась в такт глубоких вдохов. Он был прекрасен. Кончики пальцев Куроо сводило от желания прикоснуться к нему. Внутри брюнета бушевала борьба между желанием подчиниться внутреннему зверю и стремлением не навредить. Он проигрывал самому себе. Не смея противиться этому, брюнет опустился на кровать. Его рука легла на грудь в белой футболке. Пальцы скользили вдоль ткани, и несдержанный выдох вырвался из горла, когда он коснулся ключиц. Кожа была мягкой, влажной от пота. Языком он прошёлся по шее вплоть до мочки. Тсукишима выдохнул, подаваясь вперёд. Он повернул голову, словно открывая больший доступ. Это осознание вызвало в Куроо эйфорию и подтолкнуло его. Рука легла на плоский тёплый живот, забралась под футболку. Пальцы коснулись соска, вырвав из Тсукишимы прерывистый вздох. Его глаза были закрыты, длинные светлые ресницы трепетали. Куроо коснулся их губами, затем опустился чуть ниже к самому уголку чужих губ, линии челюсти и вновь вернулся к шее. Здесь запах ощущался особенно сильно. Куроо вдохнул полной грудью, позволяя себе утонуть в нём. Внутри него горело желание большего. Неосознанное стремление руководило его поступками, словно его разум был в плену у внутренних сил. Пульсирующая венка на чужой шее приглашала вонзиться в неё. Куроо обнажил зубы. Тсукишима вздрогнул и оттолкнул его от себя. Брюнет не удержался и упал на пол, сбивая прикроватную тумбочку. Он сел, опираясь на руки, и взглянул на Тсукисиму, тот вжимался в изголовье кровати. Его глаза сверкали страхом. Они оба часто дышали. Солёный привкус пота оставался на языке Куроо. Он облизнулся и попытался встать. — Не приближайтесь! — Куроо остановился. — Я… — он не знал, что сказать. Желание всё еще жгло его изнутри, но страх в глазах Тсукишимы словно заставил его сердце сжаться. Всё нутро Куроо было готово прыгнуть и разорвать любого, кто причинял младшему боль. Но это был сам Куроо. Он был причиной страха Тсукишимы. Он забрался сюда посреди ночи и набросился на парня словно зверь. Он хотел укусить его. Эта мысль отрезвила его. Он выпрямился с того положения, в котором застыл, и потер лицо руками, пытаясь прийти в себя. Разочарованный стон вырвался из его груди. Что он творит? Он никогда не был таким. Внимательный взор жёлтых глаз наблюдал за ним. Куроо опустил руки от лица, стараясь делать это медленно. Тсукишима проводил это движение взглядом и неожиданно ошеломлённо вздохнул. Куроо проследил за его взглядом и чертыхнулся, его лёгкие летние шорты никак не могли скрыть его возбуждение. Как же он облажался. Ему никогда не отмыться от этого чувства стыда. И он трусливо сбежал, не сказав ни слова. *** С наступлением следующего дня всё, что происходило вчера, приобрело ещё более абсурдный вид. Куроо не мог подавить чувство вины, глубоко засевшее в груди. Он искал и не находил объяснения своему вчерашнему поведению. После произошедшего в медпункте он ещё час провёл под душем, пытаясь снять напряжение. Он вышел оттуда раздавленный, испытывая отвращение к себе. С утра он долго переодевался и растягивал каждое своё действие, только бы не идти в столовую. Он не хотел увидеть отвращение в глазах Тсукишимы, когда они встретятся, но на завтраке тот не появился, как и на тренировке. Куроо ощутил укол тревоги. Может, после вчерашнего Тсукишиме стало хуже? Что если Куроо испортил всё даже больше, чем он предполагал? Беспомощность и беспокойство нарастали с каждым часом. Карасуно казались расслабленными, никто не выглядел обеспокоенным о судьбе товарища. Это вселяло крохотную надежду. Может, Тсукишима просто решил сбежать подальше от домогательств Куроо. Это совсем не радовало, но он предпочёл бы такой исход, чем стать причиной страдания другого человека. Куроо не смог бы простить себе этого. И всё-таки каждая минута в неизвестности углубляла его чувство вины и страха. Сомнения и тревога обостряли его восприятие, заставляя сомневаться в себе и своих действиях. Пару раз он пропустил довольно очевидные сбросы противника, чуть не пропустил свой пас, за что Кенма наградил его вопросительным взглядом. Нэкомата посадил его на скамейку, видимо, все подумали, что он ещё не вышел из-под влияния болезни. Команда Карасуно как раз была на перерыве между сетами. Куроо колебался некоторое время, но в конечном итоге тревога взяла верх. — Вижу, ваши центральные блокирующие не в полном составе? — обратился он к капитану Карасуно. Дайчи обернулся к нему. — Где ваш блондин? Не видел его со вчерашнего дня. Куроо солгал и тут же почувствовал, как страх охватывает его. Он мог видеть в глазах Дайчи недоумение. А что если Тсукишима уже всё рассказал? Наверно, все уже знают, что он натворил ночью. Дайчи несколько секунд молча смотрел на него, словно взвешивая ответ. — Тренер Укай забрал его в больницу с утра, — ответил он. Куроо почувствовал, что земля ушла из под ног. Неужели его худшие опасения оправдались? Сердце стучало сильнее, и Куроо боялся, что его внутреннее состояние проявится наружу. — Что случилось? Куроо почувствовал, как сердце сжимается от напряжения. Он вглядывался в лицо Дайчи, и его ум прокручивал возможные последствия вчерашней ночи. Секунды тянулись медленно, словно время замирало в ожидании ответа. — Я не уверен, — начал Дайчи, его голос звучал озадаченно. — Кажется, тренер был обеспокоен его состоянием и настоял на поездке. Я виделся с Тсукишимой утром, он выглядел нормально. Куроо прикусил губу. — Ты разговаривал с ним? Он ничего не сказал о вчерашнем? Куроо чуть не ударил себя по лбу. В глазах капитана Карасуно читался вопрос. — Тсукишима не говорил ничего про вчерашнее, — наконец проговорил Дайчи, его голос оставался спокойным, но Куроо чувствовал, как каждое его слово отражается в его внутреннем состоянии. — Он просто сказал, что беспокоиться не о чем. Куроо почувствовал облегчение, которое смешивалось с ощущением вины. — Хорошо, — Куроо кивнул, не зная, что ещё сказать и не выглядеть ещё более подозрительным. — Надеюсь, с ним всё будет хорошо, — улыбнулся он. — Я думаю, так и будет. Даже если Дайчи и посчитал это странным, вслух он ничего не сказал. Капитан Некомы кивнул и повернулся, чтобы вернуться к своей команде, но вдруг вспомнил о чём-то ещё. — Он вернётся сегодня? Неожиданное осознание, что Тсукишиму могут оставить в больнице, вызвало волну паники. Зверь внутри него словно жалобно заскулил от этой мысли. Куроо приложил руку к груди, там, где стучало сердце. — Думаю, после обеда они должны вернуться, — сказал Дайчи. — Что-то передать ему? Капитан Воронов всегда был проницательным, Куроо знал это, и его подозрительная заинтересованность их центральным блокирующим не осталась без внимания. — Нет-нет, спасибо, — Куроо постарался улыбнуться своей обычной улыбкой, хоть и знал, что его нервозность выдаёт его, и ретировался к своей команде. *** Тсукишима был не в восторге от больниц, но тренер Укай настоял, что нужно убедиться, что ничего серьёзного с ним не происходит. Врач задавал стандартные вопросы про самочувствие, боли в теле и «было ли что-то необычное?». «Да, я сошёл с ума, потому что у меня влажные сны с участием другого парня», — подумал Тсукишима. — Нет, я чувствую себя нормально, — вслух сказал он. Ему пропальпировали живот, взяли немного крови для анализов на всякий случай и отпустили, сказав пить побольше жидкости. Он с самого начала был уверен в бесполезности этой поездки, он всё равно не собирался рассказывать больше, чем окружающие уже знали. Тренер Укай уверенно вёл машину на обратном пути в школу. Пластырь на месте, откуда брали кровь, постоянно отклеивался, и Тсукишима приглаживал его, сидя на пассажирском сидении и думая обо всём произошедшем. Изначально всё началось с режущей боли в животе, но она прекратилась так же быстро, как началась, не успели они дойти до медпункта. Медсестра предположила, что это мог быть аппендицит, но, осмотрев его живот руками, не нашла других признаков. Положив на тумбочку возле кровати обезболивающее и воду, она оставила его в медпункте на сегодня, не допустив к тренировкам. Тсукишима не стал принимать лекарства, ему не было больно, но внизу живота ощущалась странная тяжесть. Он приложил туда руку и ощутил, словно его сердце опустилось ниже и теперь стучало под ладонью. К вечеру у него поднялась температура. Выпив жаропонижающее, он забылся сумбурным сном. Его сон сразу же начался с этих жёлтых кошачьих глаз. Они наблюдали за ним, пока внутри него зрело возбуждение. А потом тяжелые вздохи, прикосновения, этот взгляд — всё смешалось воедино. В какой-то момент он даже не понял, что сон закончился, и всё, что происходило сейчас, происходило в реальности. Прикосновения стали более ощутимыми, он таял под ними. Каждое касание, лёгкое поглаживание поднимали волну удовольствия. Он очнулся только в тот момент, когда услышал глубокий рык и неожиданно приятный запах ударил в нос. В нём была угроза. Когда они подъехали к школе, Тсукишима всё ещё был в тяжелых раздумьях. К тренировкам возвращаться не хотелось. Ему придётся отвечать на кучу вопросов, на которые он отвечать не хотел, поэтому он направился к медпункту. Вчера после всего, что произошло, он принял два пакетика жаропонижающих, чтобы сбить температуру, но это на удивление помогло справиться с возбуждением тоже. Если сегодня его организм опять будет сходить с ума, ему нужно быть готовым. Медсестры не было, поэтому он без спроса взял всю пачку. Теперь нужно спрятать их, чтобы не вызывать новых вопросов. Он аккуратно закрыл дверь и повернулся, чтобы пойти к своей комнате. Куроо стоял перед ним. — Слушай, нам нужно поговорить, — он выглядел виноватым.