Невероятные приключения корейцев в Тмутаракани

Чан устроился в черной «Ниве» Джисона, все еще находясь под впечатлением от встречи на вокзале. Теперь ему предстояло выяснить, станет ли его жизнь еще более невыносимой или тот парень флиртовал с ним на полном серьезе. Логично, что первый вопрос, заданный новому помощнику, косвенно касался именно этой темы. — Гомофобия? — удивленно переспрашивает Джи, заводя автомобиль. — Побойтесь Бога, офицер! У нас тут корейцы, цыгане, в лесу три ведьмы живут и Леший, ну что нам эти геи? Не самая большая напасть в сравнении с остальными. Жители нашего поселка обладают довольно свободными взглядами, даже старики. У нас тут прогрессивное общество! — Обалдеть, — бормочет Чан себе под нос. И спрашивает уже громче: — То есть геи у вас есть? — А вы с какой целью интересуетесь? — теперь Хан подозрительно щурится, но от дороги взгляда не отрывает, хотя вряд ли боится аварии — новенькое дорожное полотно почти пустое. — Просто из интереса, ничего такого, — машет руками Бан Чан, в попытке оправдаться. — Я не гомофоб! — Ну, есть… — неуверенно говорит Джи. — Вы сегодня уже встретили двоих. В красной рубашке — это Хёнджин, младший сын барона, и… лучше обходите его стороной. Не покупайтесь на его миленькое личико, он сущий дьявол! А в голубой рубашке — его лучший друг Феликс. Он встречается с позапрошлым участковым. — Позапрошлым?.. C Чанбином?! — громко вскрикивает Чан и пугает Джисона так, что он дергается и едва не въезжает в канаву. Парень матерится под нос и резко выворачивает руль. — Прости-прости! С Чанбином? — теперь спрашивает почти шепотом. — С ним самым, — кивает парень, возвращая автомобиль на положенную полосу, будто и не было этой сцены с секундной микро-паникой. Какое-то время они едут в тишине, пока Чан переваривает полученную информацию и обещает припомнить Чанбину его секретность. Мог и предупредить по старой дружбе о том, что его тут ожидает, а не говорить загадками да скрывать отношения. Уж Чан осуждать бы не стал, кому как не Со знать об этом. Бан Чан отвлекается на виды ПГТ за окном, проглатывая небольшую обиду. На первый взгляд городок выглядел почти идеально — ровный асфальт, мощеные тротуары, отремонтированные здания, газон, клумбы, мусор исключительно в урнах, где ему и место. Впечатляющих размеров эко-ферма, неподалеку от которой паслись упитанные коровки (указатель у дороги был не менее впечатляющ — невозможно проехать, не заметив счастливую корову в золотой короне, стоящую на двух задних ногах, а в передних держащую табличку с указателем «Эко-ферма «Дары Тмутаракани». Лучше, чем у твоей бабушки», а внизу приписка «Враньё! У моей бабушки вкуснее!», ещё ниже «Докажите через суд!». Чан попросил Джи притормозить, чтобы прочитать весь диалог.). Ровная гладь реки и чистые воды озера Тарелочки. Да, на весь ПГТ Чан насчитал всего три пятиэтажки, зато здания в два-три этажа занимали почти половину жилого фонда. Частные домики были ухоженными, с ровными разноцветными заборами, и находились на достаточном удалении друг от друга, чтобы Чану захотелось пожить хоть немного в таком, чтобы насладиться уединением и тишиной. Чану выделили квартиру как раз в одном из «небоскребов», как выразился Джи, на четвертом этаже. Однокомнатная, но со всем необходимым и достаточно современная: в нише пряталась двуспальная кровать, небольшой шкаф-купе с зеркальными дверцами, длинная тумба под телевизор с местами для хранения, по бокам от нее — пара узких стеллажей, довольно удобный диван и журнальный столик. На кухне лаконичный современный гарнитур, белый, с деревянной столешницей цвета орех; маленькая варочная панель, холодильник, небольшой квадратный стол, прижатый к стене, и три стула. На стенах однотонные обои, на полу — светлый ламинат. В ванной тоже было все необходимое, даже стиральная машинка поместилась. Всё оказалось определенно лучше, чем Чан ожидал. Даже остекленный балкон имелся с видом на березы и клёны, растущие напротив. Красота, одним словом, заключил Бан Чан, бросив вещи в угол комнаты, собираясь заняться ими позже. Но в этом и заключалась проблема — Чан не верил внешнему лоску и идеальности. Опыт настойчиво шептал, что за визуальной безупречностью Тмутаракани скрываются десятки подвохов. Поэтому он уговорил Джи метнуться с ним до ближайшего супермаркета и отметить его приезд. Оказалось, что сетевая «Семерочка» находилась на первом этаже соседнего дома, а в пяти минутах ходьбы обнаружился магазин «Синее&Зеленое», где парни купили бутылку нормального вискаря. А там и пиццерия порадовала своим наличием. — Цыганская диаспора у нас и правда есть, но опасаться стоит лишь одного — младшего сына барона, — разговорился Джи после второго стакана виски. Чан сразу вычислил, что младшего легко споить, а потому подливал щедро. — Вы… — Можно на «ты». — Да, так вот, ты его видел сегодня на вокзале, — продолжил Джи. — Он отбитый, лучше держаться от него подальше. Но остальная семья — нормальные, воспитанные люди. — Да? — скептически усмехнулся Чан. — А как же незаконное маковое поле? Хочешь сказать, его для красоты выращивают? — Не для красоты, а для булочек. — Чего? — пицца пошла не в то горло от таких заявлений. — Для булочек, — спокойно повторил Джи и стянул с пиццы кусочек салями. — У Тмутаракани контракт с «Пекарушкой» на поставку мака для выпечки. — Ага, верю, — прокашлявшись, кивнул Бан Чан, всем своим видом показывая, что ни единому слову не поверил. Ну что за чушь? Цыгане выращивают мак для булочек! Да Чан скорее в рептилоидов в костюмах людей поверит, чем в это! — Да я серьёзно! Можем завтра к Семёну съездить на ферму, он вам… тебе, то есть, покажет документы. — Но всё равно же незаконно получается! — возмущается парень такому абсурду. — Ты цены на мак видел? У нас мак, может, и незаконный, но и продаем мы его дешевле, поэтому пекарне выгодно на таких условиях сотрудничать. — А как же проверки всякие? — не унимается новый участковый. — Да какие проверки? К нам никаких проверок уже лет пятнадцать не приезжало, — отмахивается Джи. — Охренеть… Безобразие полнейшее! Что еще? Воровство лошадей из соседних городов и деревень как объяснишь? — Это не воровство! — возмущённо протестует Джисон. — Лошадей изымали из-за плохого обращения. Теперь они здоровы и живут на местной конюшне. — Изымали? По решению суда? Джисон тяжело вздыхает, отставляет стакан с почти допитым виски, поворачивается к начальнику и тихо, но вкрадчиво говорит: — Послушай, если хочешь жить здесь и жить хорошо, то тебе придется смотреть на многие вещи шире. Здесь нет добра и зла, белого и черного. Иногда мы нарушаем закон, но для того, чтобы всем было хорошо. Ты же видел сегодня Тмутаракань — как ты думаешь, на какие деньги здесь все ремонтируется и поддерживается в таком состоянии? Государство выделяет нам средства, но этого мало. Эко-ферма приносит доход, но людям тоже нужно платить зарплату, закупать семена, удобрения, корма, витамины и лекарства для животных. Нужно поддерживать технику — всё стоит денег. Вот и получается, что чистая прибыль от фермы не такая уж и внушительная. Школа, библиотека, дом культуры, больница, даже наш участок — всё нуждается в уходе и постоянной модернизации, но на что? — Джисон выдыхает и допивает остатки огненной воды из стакана, прежде чем продолжить с ещё большим энтузиазмом. — Сюда присылают всех неугодных и провинившихся, а мы пытаемся строить свою лучшую жизнь с тем, что имеем и как умеем. Ты думаешь, что тебя прислали разобраться с ужасными преступниками, а на деле просто отослали подальше, чтобы глаза не мозолил. Кстати, за что? — За то, что спал с сыном генерала, — честно выдает Чан, пребывая в смятении от слов Джисона, и тут же с силой хлопает себя по губам и смотрит огромными испуганными глазами на помощника. — О, так вот почему ты про геев спрашивал? — спокойно спрашивает Джи и тут морщится. — Сочувствую. Кажется, Хёнджин на тебя глаз положил. Был бы натуралом, он отстал бы, а так… Лучше беги, пока есть возможность. — Настолько плохо? — Он пытался отрезать мне ногу за то, что я наступил ему на ботинок, — грустно выдыхает Джи. — У меня моральная травма от него! Я теперь плохо реагирую на ножи! — Бедняга, — Чан сочувственно хлопает его по спине и пытается вспомнить лицо младшего сына цыганского барона, которое от множества новых впечатлений успело померкнуть. С одной стороны, учитывая здешние нравы, он вовсе не против закрутить роман с красивым парнем. А с другой стороны, у него долг, и он не купится на милую мордашку, как Чанбин, позабыв о том, кто он. — Не делай поспешных выводов, основанных на чужих суждениях. Поживи, осмотрись. Меньше думай, начальник, больше чувствуй, — философски изрекает Джи, прежде чем громко захрапеть, упав лицом в плечо Чана.

✤✤✤

На следующий день оба едут в участок из дома Чана. Джи мучается с похмелья, а Чана мучают противоречия, и обоим хреновенько, мягко говоря. Бан Чан прекрасно понимает, что в словах младшего есть капля здравости — его действительно сослали и вряд ли ждали великих свершений там, где десятки человек до него облажались. Скорее, он сам успокаивал себя мыслью, что едет в далекие ебеня ради всеобщего блага и великой цели. На деле же начальство просто не захотело заморачиваться с придумыванием причины для увольнения, которую бы Чан не смог опровергнуть и доказать незаконность их действий. Проще отправить далеко-далеко и забыть, как про страшный сон. Но вот в легкость здешнего бытия и доброту цыганского барона всё равно верилось с трудом. Новое рабочее место оказалось еще одной двухэтажкой, скорее всего, переделанной из жилой в офисную. Помимо полицейского участка здесь находился клуб радиолюбителей и школа чародейства и волшебства. «Радиолюбители Тмутаракани — объединяйтесь! Мир должен принадлежать нам!» «Обучение гаданию по кофейной гуще, карты Таро, предсказание будущего по форме облаков, лечение подорожником, куклы вуду для борщевика и многое другое. Магия повсюду, а мы научим вас её замечать!» «УПРАВЛЕНИЕ МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО ТМУТАРАКАНСКОМУ РАЙОНУ. УЧАСТКОВЫЙ ПУНКТ ПОЛИЦИИ №1». Потрясающее соседство. Логика Чана скончалась в муках при виде трех вывесок на фасаде. Зато внутри было чисто, свежий ремонт, какого не было даже в подмосковном отделении, новенький компьютер на столе Джи и удобное кресло. — Двери перепутать сложно, — тихо говорит парень, прижимая ко лбу бутылку холодной воды. Чану его даже немного жаль. — С табличкой, понятное дело, туалет. Старая дверь — архив. Она мощная, даже головой Лешего пробить не смогли, так что менять не стали. По коридору три камеры для дебоширов, нам хватает. Тут подсобка: можно вещи оставить, можно пообедать. Там два шкафчика. Тот, что с котиком, — мой. А здесь — твой кабинет, — дверь из темно-вишневого шпона действительно ведет в небольшой, но аккуратный офис. Маленький диван, стол, такое же компьютерное кресло, как у Джи, вся необходимая техника и стеллажи с папками. — Вот это, — Джисон кладет на стол красную папку, — твой предшественник оставил. Без понятия, что там, но этот мужик немного того… С ума сошел, так что сильно не удивляйся, если что. — Что с ним случилось? — хмурится новый участковый. — Банда гусей напала, — пожимает плечами парень, будто ничего необычного в этом не было. — Их на ферме за колючей проволокой держат, но пёс Паков сделал подкоп, и они вырвались. Василий Иванович городским был, гусей только на картинках видел, а тут целая толпа — налетели, побили, покусали. Вот он и это… не выдержал… — Понял, — кивает Чан, поставив в уме галочку держаться от гусей как можно дальше, а когда за Джисоном закрывается дверь, открывает папку и видит единственный лист, на котором большими красными буквами написано одно слово: «БЕГИ!» Парень смотрит на надпись некоторое время, медленно моргает раз-другой, закрывает папку и тяжело вздыхает. — Какой ужасный почерк… Если он все документы от руки заполнял, я уволюсь…

✤✤✤

Спустя пару недель Чан понимает, что Тмутаракань — место… специфическое. Большую часть времени он пытался разобраться в том, что ему оставили предшественники, а потом местные бабушки, прознав про нового участкового, вызывали его в день по несколько раз просто чтобы посмотреть, познакомиться и покормить, потому что «Ты такой худенький, как же ты преступников будешь ловить? Вот, возьми пирожок». Бан Чану совесть не позволяла объедать старушек просто так, поэтому он превратился в разнорабочего: то крючок поможет прикрутить, то с чердака вещи достанет, то сбежавшую козу поймает, то поможет пристроить котят в добрые руки. В добрые руки Джи, у которого уже накопилось пять котов. Не то чтобы тот был против. Джисон здоровался с каждым котиком, который встречался ему на пути, перед старыми матерыми котярами даже форменную кепку почтительно снимал. Вечно сюсюкался, хвастался фотографиями своих котов. В перерывах был неоднократно замечен за просмотром видео с котятами. — Хочу встретить кого-нибудь, кто будет любить котиков так же, как я, — однажды в обед поделился сокровенным с Чаном. — Я бы сразу женился! — Даже если это будет девяностолетний дед? — Ну ладно, возможно, не сразу… — А потом уже поздно будет. Девяносто — это тебе не восемнадцать! В таком немного безумном темпе пролетали первые дни. Чан обживался, привыкал к новому месту и новой жизни, находил плюсы, пытался исправить или смириться с минусами. Как-то раз, в темноте теперь своей квартиры, мысленно, как-то робко, боязливо даже, признался, что в Тмутаракани действительно неплохо. И даже весело, потому что: — Уходи, Хёнджин, ты мешаешь мне работать! — во второй раз за день. — Но, офицер Бан, я нарушил закон, и вы должны меня арестовать, — ноет парень, надувая пухлые губы, на которых Чан ненадолго залипает, а потом трясет головой в попытке привести мысли в порядок. Он молодой, здоровый, с естественными потребностями, а Хёнджин мозолит глаза по несколько раз в день, расхаживая вокруг в полупрозрачных рубашках и обтягивающих брюках, совершенно не оставляя места для фантазии. Чан уже потерял куртку с пиджаком в попытке прикрыть эту прекрасную срамоту. Хёнджин и то, и другое взял, а назад не вернул. Зато сегодня явился в его пиджаке на голое тело, и только многочисленные золотые цепочки с подвесками пытались хоть как-то сохранить его добродетель. — И что ты сделал? Наркотики? Кража? Проституция? — Ой! Нет, проституции нам тут не надо! Папа такое не одобряет. Отшивать младшего сына барона, «отбитого говнюка» и «местное проклятье» даже забавно. Потому что с каждым отказом он становится только более напористым, возможно, прекрасно понимая, что с ним играют, и правила этой игры принимает. Чану каждый раз интересно, что же он выкинет. Хёнджин уже едва не довел до инфаркта одну из бабушек, которой Чан чинил калитку. Вышел из своей красной тачки, подошел к Чану, рванул на себя за грудки и внаглую поцеловал. — Варвара Никитична, — заявил, отлепившись от сладких губ участкового. — Приглашаю вас на нашу с Чаном свадьбу! — Я не давал согласия! — упрямился невольный жених, пытаясь не заржать. — А твоего согласия и не надо, дорогой, — подмигнул засранец и так же, как появился, уехал. — Тогда что? — устало спрашивает участковый. — Кража! Ты угадал! — И что же ты украл? — ради приличия Бан Чан достает бланки и готовит ручку. — Твое сердечко, — Хёнджин смеётся так, что за дверью Джи дёргается и проливает на себя кофе. — Кошмарное преступление! Хочешь, чтобы я надел на тебя наручники? — понизив голос, спрашивает Чан, чуть подаваясь вперед, к лицу парня. — Хочу, — гулко сглатывает наглец и облизывается. — Без проблем! — Чан хлопает руками по столу и резко встает. Проверяет, на месте ли наручники, и, взяв Джинни под локоть, ведет прочь из кабинета, к камерам. А потом, пока парень с мечтательной улыбкой на лице не пришел в себя, утонув в своих фантазиях с рейтингом 18+, пристегнул его к решетке внутри камеры и закрыл ту на замок снаружи. — Вот. Пристегнул. Посиди, подумай над своим поведением. Может, в следующий раз не будешь отвлекать меня от работы. — Эй, стой! — кричит Хёнджин в удаляющуюся спину своего краша, дёргая рукой. Он такого поворота совершенно не ожидал! Какая вероломная подлость! — Ты не можешь меня так оставить! Чан! Я пошутил! Отпусти меня! Я больше не буду доставать тебя в рабочие часы! Правда-правда! Честно-честно! Но Чан жестокий. Он может. И оставляет. Ровно на две минуты. А потом совесть сама двигает его ноги в сторону камеры, где половину своего заключения Джинни кричал, а вторую половину обиженно молчал и дулся. Он даже не смотрит в сторону Чана, когда тот, позвякивая ключами, входит в камеру. — Эй, хорёк, не обижайся, — Чан тянется к его руке и аккуратно снимает наручники с парня. — Я не против твоего присутствия, но не в рабочее время, понимаешь? — Правда-правда не против? — глухо спрашивает Хёнджин, обиженно шмыгая носом. — Правда-правда, — кивает Чан и прячет улыбку, когда парень упирается лбом в его грудь и тянет шаловливые ручонки к пояснице и ниже, за что получает шлепок по ладошкам. — Не настолько, товарищ Хван-Вицони. Руки держите при себе. — Зануда, — бубнит Джинни и все равно умудряется оставить смачный шлепок на идеальной заднице участкового. — Ты прощён. На этот раз. Бан Чан только посмеивается и зовёт парня пообедать с ним. — Я угощаю. — Пытаешься вину загладить? — с подозрением спрашивает Хёнджин, но за предложенную руку цепляется крепко. — Может и так. А может, это свидание. — Свидание? — восторженно переспрашивает Джинни и прижимается к участковому сильнее. — Мне нравится. Пусть будет свидание. Ведь за ним обязательно должно последовать второе. — Кто сказал? — Я, — таким тоном, что и возражать не хочется. Второе так второе. Прав был Джи — надо было бежать, пока была возможность, а теперь ее нет. Но Бан Чан и не против. Ему нравится, когда Хёнджин врывается в его жизнь и переворачивает все с ног на голову. Нравится смотреть, как тот ест с грустным выражением лица, будто еда вызывает у него сплошную боль и печаль. Нравится слушать его смех. А еще больше нравится становится его причиной. — Бинни Пух? — переспрашивает Хёнджин и начинает громко ржать на всё кафе, запрокинув голову. — Ядрёны пассатижи, это же гениально! И как я сам до этого не додумался! Его Феля ведь Медвежонком зовёт! — хлопает себя по бедрам так, что посетители за соседними столиками дружно вздрагивают, но и слова не говорят — это же Хёнджин. Дурная слава о нём родилась раньше самого парня. — А Лягушка тогда кто? Пятачок получается? Я сейчас умру, божечки! Чан посмеивается, наслаждаясь компанией, и незаметно подкладывает на тарелку сына цыганского барона еще один блинчик с творогом из своей порции. Сожаления о переезде уже почти не мучают.