Невероятные приключения корейцев в Тмутаракани

Закрыв забитый по полной чемодан, Чан присел на диван «на дорожку». Без его вещей съемная квартира в Подмосковье выглядела как-то тоскливо пусто, и было грустно вспоминать, сколько всего — хорошего и плохого, смешного и печального — произошло в этих стенах за три с половиной года. Даже постоянная ругань с соседкой и старшим по дому теперь уже не казалась такой угнетающей. Конечно, Чан не думал, что осядет здесь до конца своих дней, но обстоятельства, вынудившие купить билет на поезд и собрать вещи, придавали всему более трагичный оттенок. Одно дело, когда перемены планируешь сам, и совсем другое — когда они случаются сами, как им вздумается. Телефон пиликнул стандартным рингтоном уведомления, заставив вздрогнуть от неожиданности: приложение компании «Харон» оповестило, что такси ожидает парня у подъезда. Посидели и хватит! Пора туда, куда совершенно не хочется. Но Чану уже не пять, и его хотелки давно имеют второстепенное значение, отодвинутые в сторону взрослой жизнью. Закрыв в последний раз дверь квартиры с номером 11, Чан закинул ключи в почтовый ящик, как и договаривался с хозяином, и вышел из подъезда старой хрущевки, чтобы больше никогда не возвращаться.

✤✤✤

Правда в том, что Бан Чан с детства был очарован самой большой и загадочной страной на планете. Увиденный однажды документальный фильм о России повлек за собой неутихающий интерес, костер которого с каждым годом разгорался все ярче. Особенной любовью Чан, или по-австралийски — Крис, проникся к русским мишкам. К сожалению, после переезда он понял, что об этом факте о стране атомных ледоколов ему нагло наврали. Но это будет потом. А пока еще школьник представлял, как обязательно потискает хоть одного бурого медведя и, кто знает, может, однажды сможет завести собственного? Сначала у него появилась коллекция матрёшек и балалайка, на которой мальчишка научился вполне сносно играть, потом началось мучение-изучение языка. Но Бан Чан взял от родителей только самое лучшее — упорство барана и трудоголизм в высшей его степени. Поэтому язык в конце концов сдался под его напором. После школы Чан и вовсе решил попытать удачу и подал заявку на обучение по обмену. А дальше локомотив его жизни разогнался так, что события пролетали с невозможной скоростью, и парень не успевал их запоминать. Московский университет МВД выделил ему комнату в общежитии на Коптевской, которая на следующие пять лет стала для него домом. Иностранца в нем выдавало разве что имя (на бурятское оно не смахивало, да и от казахов в нем ничего не было) и низкий рост, из-за которого довольно часто испытывал трудности, застревая в толпе жирафов, хотя и братьев по недорослости у него хватало, что не могло его не радовать. Акцент из себя Чан вытравил, ломая язык, еще в Австралии благодаря русскоязычному репетитору. И вопреки мнению однокурсников, в Корее он не жил ни дня своей жизни и корейский знал на разговорном уровне только благодаря родителям, которые не давали забыть своим детям, где их корни. Впрочем, Чан не дерево и считал, что корней у него нет. С годами язык предков постепенно забывался, а русский становился вторым родным. На самом деле, всё было бы просто изумительно, если бы не к-поп, внезапно ворвавшийся в Россию. Чан при каждом оклике «оппа!» крупно вздрагивал и пытался раствориться в толпе. Это был его персональный кошмар! Тогда он возблагодарил свой невысокий рост, а со временем научился растворяться в воздухе покруче любого ниндзя. Желающим захомутать корейца было бесполезно объяснять, что из корейского у него только мама с папой да имя с фамилией. Что он настолько далек от Кореи, насколько это вообще возможно. Но, несмотря на это, Чан вел довольно активную студенческую жизнь: занимался спортом, почти со всем универом если не дружил, то уж точно не враждовал — ну общительный он парень, что тут поделаешь? Ходил на вечеринки и всяческие сходки, изучил вдоль и поперек русскую попсу, полюбил КиШа — громче всех орал на вписках под гитару «Куклу колдуна». Потом диплом, хорошее место в подмосковном отделении полиции, съемная квартира на третьем этаже типовой пятиэтажки. Сейчас, сидя на заднем сиденье «Лады Гранты» самой популярной сети такси, он смотрит в окно и размышляет о том, как сам себе подгадил. Мало того, что не получил маячившее на горизонте повышение — начальник по секрету сказал, что уже даже документы на подпись отправили, — так еще и ссылку в далекие ебеня получил. На самом деле ему великодушно дали выбор: пойти нахуй из полиции совсем или пойти нахуй как можно дальше от столицы. Чан, посвятивший почти десять лет мысли, что он ментом останется до конца своих дней, долго не думал. Для него это был выбор без выбора. Именно поэтому он ехал на вокзал, откуда поезд унесет его в ПГТ со специфическим названием Тмутаракань. Интернет дал ему весьма расплывчатое представление об этом месте, зато коллеги запугали его по самое не балуй рассказами о цыганской диаспоре, устраивающей беспредел в Тмутаракани уже не один десяток лет. Именно с этим злом ему и предстояло бороться. Хотя Чан не очень понимал, как он должен это сделать, если десятки коллег до него эту миссию провалили. Первый шок у Чана случается ещё у поезда, когда в проводнике, проверяющем билеты, узнаёт бывшего сокурсника. — Бинни Пух? — вырывается против воли. — Кристина? — откликаются в ответ. Чан морщится. Дурацкое прозвище. Дурацкое европейское имя. Знал бы, как всё сложится, не выеживался бы, а сразу корейским представлялся. Стоило ему, задрав нос, представиться Кристофером, как прозвище «Кристина» намертво приклеилось к нему. Он даже подумывал сменить имя на что-то более… местное, стать каким-нибудь Кириллом на худой конец, но уже тогда сосед по комнате начал подшучивать про потерянного Мефодия. Так что Чан просто свыкся, что студенты всегда найдут над чем подшутить, а ребятам со временем надоело его подкалывать. Только вот прозвище нет-нет да всплывало совершенно неожиданно, как сейчас, и тогда Бан Чана накрывали флешбэки похлеще вьетнамских. — Как? Как из полицейского ты стал проводником? — Крис благоразумно не начинает выяснения отношений из-за глупого прозвища. Да и людей вокруг много, поезд скоро отправляется, не до этого совсем. — А как ты оказался на поезде, несущемся в ад? — вторит ему Чанбин. — Перевели меня в Тмутараканское отделение... — За что тебя так? — во взгляде Чанбина неподдельное сочувствие. Чан жмется немного, пожимает плечами. Что он оказался в центре скандала из-за того, что переспал с сынишкой главгада, говорить не хочется. Непонятно, за что он огреб больше — за то, что тыкал членом в двадцатилетнее дитя высокопоставленного чиновника, или из-за факта гомосексуальности в целом. Его партнера, по слухам, отправили учиться за границу, чтобы не позорил семью еще больше. Хотя Чан справедливо считал, что Андрей в далеких странах свободных нравов ударится во все тяжкие. В общем, так себе решение генерал принял, надо было его в деревню отправлять, к суровым гомофобным мужикам, свинюшкам и коровьему навозу. Но ко всему этому отправился он сам, а его любовник прохлаждался где-то во Флориде и размахивал радужным флагом на весь Стопграмм. — Не сошлись во взглядах на жизнь с генералом, — отвечает наконец, когда молчание стало совсем уж неприличным. — А ты почему здесь? — Я под прикрытием, — теперь Бинни Пух дергается как-то неуверенно, шмыгает носом, глаза прячет. Подозрительно. — Тоже в Тмутаракани работал. — Так мы вместе будем теперь работать? В одном участке? — Не, раз тебя прислали, значит, будешь участковым. Тебе выдадут в подчинении какого-нибудь сопляка, вот и будете на весь поселок вдвоем. — Чего? — Чан возмущен до глубины души вскрывшимися фактами. — Мне сказали, что там опасная банда промышляет с начала этого века, никак эту заразу извести не могут, и всего два человека? — Что поделать, нехватка кадров… Дорога из Москвы в Тмутаракань заняла чуть больше суток, но Чану это даже понравилось. После суматошных столичных будней было приятно замедлиться и просто сидеть на месте. С соседом ему повезло — добродушный старичок почти всю дорогу разгадывал сканворды и вкусно подкармливал Чана, в конце пути всучив огромный кабачок в подарок. — У меня этих кабачков полная сумка и дома две грядки, — отмахнулся от предложения заплатить дед Тимофей. — Но дети так настаивали, что неудобно стало отказываться. Мне кажется, — понижает голос, шепчет доверительно, как самый тщательно скрываемый секрет, — что им просто эти кабачки девать некуда. Не пойму, зачем их выращивают? Чтобы раздавать? Моя бабка насадит их на целую армию, а потом всю зиму едим кабачки жареные, кабачки пареные, кабачковые оладьи, кабачковую икру… Тьфу на них! Если хочешь, все забирай! Чан едва отбился. Зато Чанбину досталось целых три, но тот от еды никогда не отказывался, так что не сильно страдал от чужой щедрости. Почти весь путь Бан Чан читал, смотрел в окно на ускользающие пейзажи мест, в которых никогда не бывал, снимал видео и делал фотографии. Для себя и чтобы отправить родителям и брату с сестрой, которых уже пару лет мог видеть только на экране гаджета во время видеосвязи. Время от времени слушал рассказы попутчика, когда тот отрывался от сканворда. А еще пил чай и тихо болтал с Чанбином, когда тот забегал к нему в свободное время. Вспоминали студенческие годы и как сразу сдружились, будучи единственными корейцами на потоке. Как Чанбин, проживший в России дольше, помогал ему адаптироваться в новой среде. Делились тем, что произошло у них за годы порознь, обсуждали работу. Удивлялись, как жизнь, раскидав их в разные участки, в итоге свела в одном месте, да еще таким причудливым способом. Чанбин в Россию попал, будучи пятнадцатилетним сопляком, и вообще особо ни на что не надеялся, когда был вынужден вместе с матерью переехать в чуждую страну. Матушка растила его одна, работала на двух работах, помогала старушкам-соседкам по хозяйству за еду. А потом в их жизни случился мужчина со стереотипным именем Иван и не менее стереотипной внешностью — высокий, крупный блондин с серо-голубыми глазами и пугающе суровым лицом, но добродушный, как плюшевый мишка. Он приезжал в Сеул один-два раза в год, привозил много гостинцев и подарки для Чанбина, с трудом изъясняясь с мальчишкой на ломанном английском, который оба знали едва ли на тройку. С появлением Ивана жизнь стала легче и сытнее. А через четыре года маленькая семья Со впервые летела на самолете, чтобы оказаться на Родине Ивана и начать новую жизнь. Тяжелее всего приходилось с языком. Почти два года Чанбин учился дома, по полдня занимаясь с репетиторами. Дядя Ваня оказался не просто добрым мужичком — он занимал высокий пост в «Роскосмосе». Со из тесной двухкомнатной квартирки на окраине Сеула попали в настоящий дворец. Два этажа, мансарда, гараж на три машины, огромный двор с фонтаном, на заднем дворе бассейн и зона барбекю, где Иван хоть раз в неделю летом собирался с мужиками выпить, перетереть. Среди его друзей были врачи, высокопоставленные лица из правоохранительных органов, бизнесмены, бандиты. Когда они собирались вместе, границы и чины стирались. Иногда они звали с собой Чанбина, кормили до отвала шашлыками и даже, втихую от мамы, могли дать глоток-другой пива. Сергей Григорьевич, полковник столичной полиции, летом после выпускного Чанбина предложил парню поступить в университет Министерства внутренних дел, а тот и согласился, потому что совершенно не знал, кем хочет быть. Познав детство, полное лишений, Чанбин пользовался новыми возможностями по максимуму — развлекался, покупал то, о чем давно мечтал, но цели в жизни так и не заимел. А тут по блату пристроят в ВУЗ, по блату теплое местечко найдут после. Кто от такого откажется? Вот и Со отказываться не стал. А потом Сергей Григорьевич попался на взятке и уехал в места не столь отдаленные. Подчинённые засуетились, начали подтирать другие делишки полковника, и Чанбин, как одно из этих делишек и кумовство в чистом виде, был переведен в далекую Тмутаракань. Ему, конечно, предложили уйти по собственному, но Со нихрена больше делать не умел и честно это признавал. Поэтому из ОМВД по Пресненскому району он повторил маршрут Бан Чана и стал участковым Тмутаракани. Только это случилось почти полтора года назад. А там... И впрямь, пути судьбы невозможно предугадать. На все вопросы о ПГТ Чанбин отвечать прямо не хотел. «Сам всё увидишь», «Скоро сам поймешь», «Не хочу портить сюрприз». И на последнем смеялся то ли гаденько, то ли истерично — Чан не разобрал, но стало немного не по себе. Грешным делом он даже подумал, что не очень-то и хотелось всю жизнь стражем закона быть. Но отставить панику! Он ведь мужик и каких-то цыган не испугается! — Ты точно будешь впечатлен, — подвел итог Со, прежде чем предупредить о скорой остановке и быстро смыться из купе. На чистенький и, похоже, недавно обновленный перрон Чан выходил в хорошем расположении духа, с большим рюкзаком на плечах, спортивной сумкой и чемоданом в руках и кабачком под мышкой. За все время в пути он смог спокойно, отбросив эмоции и обиду, посмотреть на ситуацию с другой стороны. Ну да, неприятно. Да, совершенно не такого карьерного роста он хотел. Но может, оно и к лучшему? Тихий ПГТ, сравнительно небольшой участок, все друг друга знают, леса вокруг, природа, эко-ферма, в конце концов. А еще есть речка Тмутаракань и озеро Тарелочка, в которых, в крайнем случае, можно будет утопиться.