Кто раз познал безбрежность моря…

Три дня назад Его лицо было разбросано кусками по полу. Его собственный улыбающийся глаз взирал на него из-под правого колена. Вокруг — лишь густые тени и непроглядная тьма; единственный источник света в мёртвой пещере — яркий огонёк пламени на ладони Фэн Синя. Должно быть, он снова выпал из времени. Он не знал, куда ушли Инь Юй и Цюань Ичжэнь. Фэн Синь и Му Цин как всегда бранились. Его разбитый глаз всё смотрел на него. Интересно, как он выглядел, будучи целым? Все эти статуи были прекрасны. Все казались спокойными и нежными, в выражениях лиц было столько терпения, столько божественности. Сейчас же в этом сером обломке собственного глаза он видел лишь осуждение. Это произошло по его вине. Все годы стараний Сань Лана. Вся любовь и привязанность Хуа Чэна со всем благоговейным вниманием к мельчайшим деталям. Всё обратилось в пыль и обломки по жестокой милости Безликого Бая. Как государство Сяньлэ. Как и сам Се Лянь. А теперь и как сам Хуа Чэн. — Это всё ты, — сказал обломок глаза, глядя на него. — Ты знаешь, что это твоих рук дело. «Это моих рук дело», — молчаливо согласился он, потянувшись, чтобы смахнуть пыль с радужки сколотого камня. Пальцы дрожали, но он этого не ощущал. Он знал о многом, чего не ощущал. Он знал о синяках на коленях, о дыре в груди, о непрестанно дрожащем Эмине. Он сидел в тишине, блуждая взглядом по разбросанным вокруг осколкам своих статуй. Если бы среди них оказались ещё и ошмётки его тела с алтаря в заброшенном храме, это завершило бы картину. Воссоединение никчёмного божества. Божества с одним-единственным последователем. Но и его это божество не смогло уберечь. Он даже не понял, что крики позади стихли, пока кто-то не дотронулся до его руки. Он не злился. И вовсе не злость заставила его резко оттолкнуть руку. Это было взвешенное решение. Самая чёткая мысль с тех пор, как всё это началось. Послышался хруст, затем вскрик. Се Лянь с каменным лицом взглянул на того, чью руку он сломал и при свете пламени на ладони Фэн Синя увидел ошеломлённое столь предательским жестом лицо Му Цина, измождённое и ещё более побледневшее от внезапной боли. Хорошо, подумал Се лянь, медленно поднимаясь на ноги. Так и надо. Сделай им больно. Прогони их. Избавься от них. Они только причиняют тебе боль. Он только причинит им боль. — Не трогай меня, — произнёс он, стоя посреди обломков своего последнего храма; теперь такого же опустошённого, как и он сам. — Какого чёрта? — отозвался Фэн Синь, уставившись на повисшую руку Му Цина. Губы Се Ляня дрогнули. Он почти рассмеялся ему в лицо. Но если он засмеётся, то может сорваться на крик. Му Цин не сводил с него тёмных глаз, даже когда отступил назад, схватившись за плечо и прижимая к себе сломанную руку. Стоя так в одних нижних одеждах он выглядел нелепо. Бледный шёлк был испорчен жёлтыми пятнами пота, так же, как и его верхние одежды были испачканы кровью Се Ляня. — Дай взглянуть, — сказал Фэн Синь, ринувшись вперёд и хватая Му Цина за плечо. Вполне ожидаемо, что бог войны отбросил его руку и отошёл ещё на шаг, наградив злобным взглядом. — Уходите, — велел им Се Лянь, развернувшись и удаляясь глубже в темноту. Пол под ним был неровным, ноги скользили по обломкам его жизни. Он шёл спокойно, не обращая внимания, что подвернул лодыжку, что большой палец ноги ударился о крупный кусок камня, который он не заметил. Темнота за пределами огонька Фэн Синя казалась безопасной. Что ж, это место вполне подойдёт. В этой темноте он сможет свернуться калачиком и ждать, пока Цзюнь У не найдёт его, и не сделает с ним всё, что пожелает. Не было никаких загадок, которые нужно разгадать. Кусочками мозаики оказались вывернутые из умирающего тела внутренности. И бессмысленно пытаться затолкать их обратно, потому что это тело умирает, и ничто не в силах этого остановить. Возможно, если он просто сдастся Цзюнь У, то сможет хоть чуть-чуть утешить Хуа Чэна. Возможно, они смогут провести вместе ещё немного времени. — Иди. — У тебя, мать твою, рука сломана! И ты хочешь, чтобы я просто… — Ты кого сюда пришёл защищать? — Да твою ж мать, ты… — Иди. Внезапно всё вокруг озарилось светом. Фэн Синь пошёл за ним, и он возненавидел его за это. Возненавидел их обоих. Ненависть лилась на окутавшее его спокойствие, как вода, что по капле точит камень. Они должны уйти. Это место лишь для него одного. Здесь был его храм. Здесь он встретит свой конец. А им здесь не рады. Они сами давным-давно отказались от права быть свидетелями его смерти. И вновь вмешалась его невезучесть — он подвернул ногу. Но ничего не почувствовал и побрёл дальше, прихрамывая. Фэн Синь со свистом втянул воздух: — Ваше Высочество, перестаньте. — Уходи, Фэн Синь, — Се Лянь обернулся к нему, но даже не смотрел; не было сил. Судя по тому, как Фэн Синь замешкался при виде его лица, вполне вероятно, что ничего хорошего на нём не отражалось. — Ты ранен… — произнёс Фэн Синь. Позади него Му Цин осторожно пробирался по обломкам, чтобы не удариться сломанной рукой. Чёрт бы его побрал. Чёрт бы побрал. Он должен был уйти. Се Лянь неторопливо обратился к Фэн Синю, тщательно взвешивая каждое слово: — Думаешь, Цзюнь У оставит Цзянь Лан в живых, если ей удастся обуздать твоего одичавшего сына? Фэн Синь вздрогнул. Теперь вид у него был ещё хуже, чем у осторожно прижимавшего сломанную руку, раненого Му Цина. Се Лянь опустил голову и продолжил, не сводя глаз с этого дурня. — Ты ведь именно поэтому её и потерял? — спросил он таким же пустым, как он сам, голосом. — Потому что когда я барахтался в пучине безысходности, ты выбрал последовать за мной, а она всё ждала тебя. — Я… — Разве не поэтому она и твой сын погибли? — Се Лянь подошёл ближе, полные ненависти слова с лёгкостью слетали с уст. — Ты не смог выбрать одного из нас и в итоге не защитил никого. Вот уж поистине, деяния праведного божества. — Не будь дураком, — сказал Му Цин, обращаясь не к Се Ляню. — Ты знаешь, чего он добивается, Наньян. — Знаю, — отозвался Фэн Синь надломленным голосом. — О? — Се Лянь снова почувствовал, как в груди росло непреодолимое желание рассмеяться. Оно жгло. Жгло. — И что, по-твоему, ты знаешь, Му Цин? Тебе нравилось наблюдать, как низко я пал? Рассказывать матери, что стало с царской семьёй? Долго ли ты заботился о ней, пока и её не бросил? — Когда я вернулся домой, она уже была мертва, — тихо и спокойно ответил Му Цин. — Как и сказал Ваше Высочество, я разрывался между верностью тебе и преданностью ей. А в итоге не смог защитить никого. Поэтому я решил, что лучше буду защищать себя. Бледный и угрюмый он медленно выпрямился и сделал глубокий вдох: — Мне есть о чём сожалеть. Но не думаю, что в чём-то ошибался. — В таком случае, защищайся сейчас, — объявил Се Лянь, становясь в боевую стойку. Эмин задрожал у бедра. Но он не вынул его. Он не хотел их убивать. (Он не знал, почему не хотел их убивать.) — Я не стану сражаться с тобой, — ответил Му Цин. — Потому что ты проиграешь, — упрекнул Се Лянь. — Да, — согласился Му Цин. Это сбило его с толку. Он моргнул. Всё должно было пойти не так. Он не должен был себя так вести. Се Лянь изо всех сил старался найти обидные слова, уколоть его побольнее. С Фэн Синем всё было намного проще. Почему с Фэн Синем всё было намного проще? Разве не Му Цин всегда ходил обиженным? Разве не Му Цин всегда был таким ранимым и… — Ты ранен, — отозвался Фэн Синь, и взгляд Се Ляня метнулся к нему. — И изнурён, и ты не ел несколько дней, вконец загоняя себя, чтобы позаботиться о нас. — Думаешь, мы купились на твои дешёвые уловки вроде «Я поел на обратном пути»? — Му Цин, передразнивая Се Ляня, закатил глаза, и они мелькнули белой вспышкой в тёмной пещере. — А теперь ещё и всё это… — голос Фэн Синя оборвался. — Ваше Высочество, когда-то мы покинули тебя, но не оставим… — Не надо, — произнёс Се Лянь. — Теперь мы тебя не оставим, — расправив плечи и подняв голову, Му Цин шагнул вперёд. — Можешь сломать мне руки и ноги, можешь даже убить, мне плевать. Я бросил тебя на произвол судьбы, не зная, на что в действительности тебя обрекаю. Я не позволю этому повториться. — Однажды ты уже прогнал меня. Я не повторю своей ошибки, — согласился Фэн Синь, в его голосе отражалась целая буря эмоций. — Да пошли вы, — прошипел Се Лянь. Ненависть впиталась в кожу, а мерзкий смех жёг в груди. — Катитесь к чёрту, оба. Не приближайтесь ко мне. Проваливайте! Он схватил обломок собственной статуи, чтобы запустить в них. Поднял его, прицелился в голову Фэн Синя, потому что если он проломит череп Му Цина и его мозги разлетятся во все стороны, он ни за что не… Ему… Ему придётся всё это отмывать и… Фэн Синь не сдвинулся с места. Не поднял руки, чтобы отразить удар, и даже не дёрнулся. Он просто смотрел на него. Глаза скользнули к обломку статуи Се Ляня, которую тот поднял, и брови изогнулись. Непроизвольно Се Лянь повернул голову в направлении его взгляда, и увидел собственную улыбку. Мягкую и нежную, слегка озорную. Он не помнил, чтобы когда-либо испытывал подобные эмоции. Хуа Чэн прикрыл эту улыбку шёлковой вуалью, в надежде спрятать от глаз Се Ляня. В надежде уберечь его от всей глубины своей любви. В надежде сохранить её в тайне, чтобы удержать его рядом чуть дольше. В этой пещере он вёл себя крайне странно. Столь застенчиво и взволнованно, как в те моменты, когда раскрывал правду о себе. Его истинный облик; его истинная любовь; его истинная преданность; его истинные чувства. «Ваше Высочество… Ты ведь так и вправду погубишь меня», — прошептал он в макушку Се Ляня слабым, дрожащим в надежде голосом, крепко сжимая в объятиях. Смех, что выжигал грудь Се Ляня, прорвался наружу при виде раздробленного фрагмента собственной улыбки. Он смеялся и не мог остановиться. Но он этого не замечал. Он не чувствовал ничего. Он смеялся и плакал, как маска, которая когда-то скрывала его лицо. Он смеялся и плакал, как ходячее бедствие. Бедствие, что разрушило всё. В конце концов, разве он не пожинал сейчас плоды своих деяний? «Я чуть с ума не сошёл», — задыхался рядом Хуа Чэн, прижимая его к себе как самое дорогое сокровище. «Я чуть с ума не сошёл…» — Я схожу с ума, — всхлипнул Се Лянь, и осколок его собственной улыбки со стуком упал на пол. Рука безвольно повисла, а голова запрокинулась, когда он с трудом глотал воздух, задыхаясь в рыданиях. В его груди вскипал вовсе не смех. Вовсе не ненависть струилась из него, как вода. Это отчаяние, разъедавшее его каменную броню. Это горе, вскипавшее горячей лавой в груди. И они вырвались из него надломленными хрипами. Он кричал, как умирающее животное. И от этого ему становилось смешно. Тело, что врезалось в него, не то, которого он желал. Но оно было тёплым и одного с ним роста. Сильное и широкое, но у него не те натянутые канаты мышц и нежные руки. Но оно дарило ощущение безопасности, заключив его дрожащее тело в крепкие объятия, и он не смог… он не настолько силён, чтобы… — Мы не уйдём, — поклялся Фэн Синь, прижавшись виском к голове Се Ляня и обнимая крепче дрожащими руками. — Я не могу, — задыхался Се Лянь. — Не могу потерять его, когда он только меня нашёл. Он ведь только нашёл меня! Сань Лан! Последние слова прозвучали громким криком, разнёсшимся эхом в неожиданно наступившей темноте. Фэн Синь слишком крепко обнимал его, чтобы поддерживать пламя на ладони. Где-то в этой темноте стоял молчаливый и раненый Му Цин, а тишину нарушали лишь неудержимые стенания Се Ляня. На поясе дрожал и плакал Эмин. Жое безжизненно висела на груди. Сань Лана нет. Сань Лан умирает. Оплакивай его, забудь или отомсти. Наконец он поднял руки. Схватил Фэн Синя за одежды так сильно, что ткань порвалась. Он тряс его и мотал из стороны в сторону. — Вы должны уйти! — задыхался он. — Должны уйти! — Я не уйду, — ответил Фэн Синь, тихим, надломленным голосом, так близко к уху Се Ляня, что он почувствовал его горячие слёзы на своих щеках. — Я не остановлюсь, — тяжело вдыхал Се Лянь. — Не перестану… Я не перестану пытаться. Я ни за что не отпущу его. Он убьёт вас, если останетесь! — А мы хоть раз просили тебя оставить попытки? — раздражённо выпалил Му Цин. Его шарканье заглушило сопящего сквозь слёзы Фэн Синя и прерывистое дыхание Се Ляня. — Но… — судорожно вдохнул Се Лянь, удивлённо уставившись в темноту. — Ваше Высочество, — сквозь слёзы горько усмехнулся Фэн Синь. — Мы тебя знаем. Ты никогда не сдаёшься. — Несмотря на то, какой бы ужасной не казалась идея, — сухо добавил Му Цин. — Мы не просим, чтобы ты от него отказался, — сказал Фэн Синь. — Просто позволь нам остаться. Позволь помочь. — Я не могу, — вздохнул Се Лянь. — Безликий Бай… Он не остановится, пока я не останусь совсем один. Если вы будете здесь… Я не могу просить вас об этом! — Тебе и не нужно, — ответил Му Цин, в темноте нащупав плечо Се Ляня и схватившись за него. Довольно бесстрашно, учитывая, что случилось в последний раз, когда он попытался к нему прикоснуться. — Да, — прохрипел Фэн Синь. — Ты приказал нам уходить, мы ответили «нет». Всё просто. — По-твоему, мы кто? Боги, способные решать за себя, или всё ещё твои слуги? — спросил Му Цин, с ноткой недовольства в решительном заявлении. — Не будь козлом! — тут же взметнулся Фэн Синь, вскинув руку, чтобы оттолкнуть его. В ответ послышался болезненный стон Му Цина. — Ох, чёрт, прости… — Скотина, — прошипел Му Цин, его рука дрожала на плече Се Ляня. — Твоя рука, — спохватился Се Лянь, отпрянув. — Фэн Синь, зажги пламя… — Не надо, — пробормотал Му Цин. Фэн Синь вновь зажёг пламя на ладони, быстро вытер слёзы другой рукой, после того как Се Лянь выбрался из его объятий и потянулся к Му Цину. Мрачный генерал отстранился от его прикосновения, хмурясь и отводя взгляд. — Му Цин, — забранился Се Лянь, — дай взглянуть. — Всё в порядке, — произнёс Му Цин, закатив глаза. Значит, вот что чувствовал Сань Лан, подумал Се Лянь, вспомнив, как Хуа Чэн хмурился всякий раз, когда Се Лянь пытался убедить, что ему не больно. Он издал слабый смешок. — И Фэн Синь и я уже не раз ломали руки, — произнёс он, указывая в сторону Наньяна. — И мы знаем, что ты не в порядке. Присядь. Фэн Синь, не мог бы ты… — Если он поумерит свою гордость, — проворчал Фэн Синь, ужасно нахмурившись, однако его нижняя губа всё ещё дрожала. — Если теперь жалеешь, не надо было её ломать, — отчитал Му Цин. — Тебе лет сколько? Колотишь всех налево и направо, упиваясь жалостью к себе. — Заткнись! — приказным тоном отчеканил Фэн Синь. — Не ори на Его Высочество! Что с тобой? Не можешь за раз больше одного нормального предложения сказать? — Ох, ну, хватит, хватит ругаться, — Се Лянь медленно опустился, чтобы присесть, предварительно вытащив из-под бедра изящную руку собственной статуи. Каменные пальцы сжимали стебель сломанного цветка. Его собственная рука держала отломанную руку статуи. Было в этом что-то поэтическое, но он слишком устал, чтобы отыскать, что именно. Он отложил руку и нежно похлопал, будто сожалея; не о себе, а о тяжком труде Сань Лана. По правде, он и не надеялся, что генералы внемлют его словам. Скорее, они будут ругаться до тех пор, пока не вспомнят, что были заняты чем-то другим, или же он настолько он них устанет, что заставит играть в цепочку слов. Или, возможно, решится снова их прогнать. Поэтому его удивило, когда Фэн Синь тут же плюхнулся на пол рядом с ним. По-видимому, он приземлился на что-то неудобное, ибо тут же нахмурился, а затем вытащил из-под себя кусок каменного одеяния. Му Цин повёл изящной бровью и неторопливо расчистил обломки, перед тем как сесть; аккуратно, собранно и спокойно. Се Лянь оглядел проклятую кангу на его сломанной руке. — Ох, мне правда не следовало так поступать, — вздохнул он, глядя на неё. — Почему нет? — мягко и спокойно спросил Му Цин. — Вздумай ты сломать хоть вдвое больше костей, никто бы тебя не осудил. — Я не хотел тебя калечить, — Се Лянь обеспокоенно заёрзал. Тело отзывалось болью, но больше всего оно жаждало утешения. Всё равно он не мог помочь вылечить руку Му Цина. Он подтянул колени к груди и обхватил их руками. Пристроился щекой на побитом колене и наблюдал, как Фэн Синь подвесил шар света между ними тремя, а затем потянулся к руке Му Цина. — Почему нет? — настойчиво повторил Му Цин, не обращая ни малейшего внимания на Фэн Синя. От такого пренебрежения тот тяжело вздохнул, но всё же взялся за руку, при этом очень аккуратно закатал рукав и поднял предплечье за локоть и запястье, чтобы осмотреть перелом. — Хм, — Се Лянь медленно закрыл глаза, делая глубокий вдох. — А почему ты отдал свои одежды, чтобы перевязать меня? Ты же мог заставить Фэн Синя снять свои. — Этого недоумка? Да от него никакого толку, — колко произнёс Му Цин. — Он только вопил как ненормальный, пока ты истекал кровью. — Потому что ему проткнули сердце, — резко бросил Фэн Синь, но его руки по-прежнему нежно держали предплечье Му Цина. — И что? — Му Цин закатил глаза. — Ты и так знал, что он не умрёт. Чем бы помогла твоя паника? Просто признай, что был бесполезен. — Значит, это ты перевязал меня? — уточнил Се Лянь. — Но зачем? Ты же здесь… Едкие слова вновь чуть не сорвались с губ. Он едва не сказал: «Ты же здесь только потому, что тебе больше некуда податься». Но он сдержался. Это было бы нечестно. И даже окажись это правдой, было видно, что Му Цин по-своему старался. — Я же здесь что? — спросил Му Цин, сам подлив масла в огонь. — Давай, говори уже. Вряд ли для меня это что-то новенькое. Только чтобы хвататься за подол бывшего господина? Только заискиваю перед тобой в надежде, что Генерала подметающего пол не выдворят с небес? Спохватился помириться с тобой, да только уже поздно? — А, ничего такого я не хотел сказать, — вздохнул Се Лянь. — Эй, — отозвался Фэн Синь. — О чём мы говорили? Се Лянь моргнул, глянув на него в недоумении. Му Цин что-то проворчал и с крайним недовольством на лице отвернулся. — Прости, Ваше Высочество, — промямлил Му Цин, явно не раскаиваясь. — Лучше поговорим о тебе. Как ты ещё держишься? Чем мы можем помочь? — Я? — засмеялся Се Лянь, закрыв глаза, скорее чтобы не видеть, как Фэн Синь кусает губу, оценивая травму Му Цина. — Вы ничем не поможете. — Но должно быть хоть что-то, — настаивал Фэн Синь. — Ваше Высочество, в твоём нынешнем состоянии, прежде чем Цзюнь У или Собиратель цветов… — Тихо, — бросил Му Цин. — Ничего страшного, — Се Лянь оглядел стены вокруг. Ему предстали пустые ниши, да несколько статуй лишь с уцелевшими ногами. — Я не возражаю. Я знаю, что ты переживаешь, Фэн Синь. Не нужно. У меня бывали времена гораздо хуже. — Когда ты был советником в Юнань? — предположил Фэн Синь, хмуро глянув на него. — Или во время смуты в Баньюэ? — Му Цин чуть наклонился, в тёмных глазах блеснуло любопытство. — Ох, нет, — тихонько усмехнулся Се Лянь. — То были ещё не самые тяжёлые испытания. Было… Было время, когда… Он умолк. Сглотнул. Он не может. Они не заслужили. — Было время, когда я считал, что остался один на целом свете, — наконец выговорил он. По крайней мере, это было правдой. — Это было гораздо тяжелее. Поэтому вы и так уже оказали мне огромную поддержку, оставшись рядом. — Тц… — Му Цин тут же отвёл взгляд. Фэн Синь продолжал смотреть, беспокойно хмуря брови. — Ваше Высочество… — Не волнуйся, не волнуйся, — с лёгкой улыбкой произнёс Се Лянь, крепче обнимая колени. — Я не виню вас за это. Если бы вы не ушли, возможно, он убил бы вас, а это куда худший исход. Зато так, я смог увидеть, как вы стали двумя богами войны Юга, — вспомнив то время он улыбнулся, отвернувшись в темноту пещеры. — Конечно, ты был рад, — буркнул Му Цин, слишком явно закатив глаза. — Хватит жаловаться, — сварливо бросил Фэн Синь. — Я тебе тут руку вправляю, так что помолчи. Будет больно. — Не важно. Он не издал ни вскрика, когда Фэн Синь вправил ему кость. От этого звука Се Лянь проглотил весь свой гнев. Он ненавидел причинять боль. Обидно, что именно в этом он преуспел. — Эй, — позвал Му Цин. — Что? — резко бросил Фэн Синь. — Да не ты. Се Лянь вернул потерявшийся во тьме взгляд и встретился с бледным, напряжённым лицом. — Поговори с нами, — потребовал Му Цин. — О чём ты думаешь? Что происходит у тебя в голове? Почему ты никому из близких не даёшь помочь? — Цюань Ичжэнь уже помог, — беспечно ответил Се Лянь. — А Инь Юй всех нас спас. Знаете, изначально он собирался спасти лишь меня. Очень любезно с его стороны было вернуться за вами. Ведь я даже толком не мог его попросить. — Ты просил его? — тихо спросил Му Цин. — Угу, — взгляд Се Ляня снова где-то блуждал. — Я и так уже потерял Сань Лана. Если бы ещё и вас бросил там на погибель… Хотя сейчас все остальные всё ещё заперты на Небесах, и мы никак не можем связаться. Кто знает, что случилось с Бань Юэ или генералами Пэями, или твоим… — он замолк, глянув на Фэн Синя. При тусклом свете он выглядел решительно, но пока продевал руку Му Цина в повязку из уже испорченного шёлкового одеяния, его челюсти то и дело сжимались и разжимались. Му Цин скривился от неприязни при виде окровавленной ткани. — Я не должен был говорить этого о Цзянь Лан и Цоцо, — прошептал он. — Прости меня, Фэн Синь. — Ничего, — буркнул Фэн Синь. — Ты сказал верно. — Нет, — Се Лянь покачал головой и закрыл глаза. Уткнулся лицом в колени. Ушибы болели. Знакомое ощущение. Он тосковал по нему. — Я был не прав по отношению к вам. Му Цин, твоя мать… — Это было давно, — ответил Му Цин. — Но эта боль так и не утихла, — тоном знатока прошептал Се Лянь. Никто не стал спорить. — Так… — медленно начал Фэн Синь, садясь спиной к Му Цину, скрестив ноги и положив руки на колени. — Значит, вы с Собирателем цветов… того? — Ха… — жалко и слабо засмеялся Се Лянь. — Если бы… — Даже несмотря на всё это? — спросил Му Цин, обводя жестом пространство вокруг. — Жаль, что вы тогда так бурно отреагировали, — в голосе Се Ляня сквозило сожаление. — Если бы у нас было чуть больше времени, возможно, мы бы… Голос затих. Он зажмурился, слёзы пропитывали изношенную ткань одежд. — Я люблю его, — прошептал он. — Я люблю его, и я не успел сказать ему об этом, прежде чем всё полетело в тартарары. — Я хотел сказать… — замялся Фэн Синь. — Мы, эм… Мы же все видели, как вы целовались. Это было весьма… — Отвратительно. Фэн Синь потянулся, чтобы в ответ ударить Му Цина по ноге; всего лишь лёгкий хлопок в сравнении с их обычными потасовками. — Очевидно. Я хотел сказать, очевидно. — Тебе так показалось? — голос Се Ляня звучал словно чужой. Он был юным, ломаным и полным надежды. Словно у наследного принца, умоляющего, чтобы дворец из золотых листков не рухнул. — Ну, то есть, ты же слышал Пэй Мина, — подначивал Фэн Синь, надеясь поддразнить. — У него по этой части самый богатый опыт. Се Лянь невольно разразился смехом. Вышло очень небрежно: слёзы и сопли разлетелись в стороны. Но всё же этот смех был намного лучше недавнего; горького и безумного. — Ах, — тихонько прыснул он, вытирая лицо рукавом и чувствуя отвращение к самому себе. Но и это лучше, чем его недавняя апатия. — Это… по правде, рад слышать. Надеюсь, что всё было ясно. Надеюсь, он знал. Что бы Цзюнь У с ним ни сделал, надеюсь, он знал, что я этого не хотел. — Да разве мог он не знать? — едко произнёс Му Цин. — Ты же так яростно защищал его с тех пор, как он появился! Всё нахваливал какое у него чудесное имя и отчитывал нас за неучтивость. — Ты хотел сказать, отчитывал Нань Фэна и Фу Яо? — поправил Се Лянь. Уголки губ подёрнулись в недоброй улыбке. Му Цин заохал, Фэн Синь спрятал лицо, Се Лянь ухмыльнулся. Было больно. Он быстро погасил эту боль, глубоко вдохнул и отпустил. — Значит, ты любишь его, — напомнил Фэн Синь, словно ему было тяжело это произносить. — Должно быть… Он не смог подобрать слов. Повернулся к Му Цину за помощью, но получил в ответ лишь недовольный взгляд и пожимание плеч. — Можешь на меня не смотреть. Я никогда не был настолько глуп, чтобы влюбляться, — промычал Му Цин. — Это ужасно, — вмешался Се Лянь, чтобы спасти положение Фэн Синя. — Это ужасно. И слова Черновода… он не далёк от истины. Сань Лан слишком меня оберегал. Даже если мне удастся вернуть его, себя я уже не уберёг. Вполне возможно, что он… Ах, не хочу даже думать об этом. Последнюю фразу он еле смог прохрипеть сквозь сжавшиеся лёгкие. Это было невыносимо. — Ну так и не думай, — буркнул Му Цин, — У тебя это хорошо получается. — Ваше Высочество, — мягко начал Фэн Синь, — ты же всегда говорил, что нужно искать другой путь? Черновод не нашёл решения… Но это не значит, что ты не найдёшь. — Вторая чашка, — вздохнул Му Цин, закатывая глаза. — Из-за подобной глупости я когда-то и умер, — прошептал Се Лянь, глядя на обломки любви Сань Лана. — В таком случае… — запнулся Фэн Синь. — Полагаю, дело в том, готов ли ты снова рискнуть жизнью ради него? — Конечно, готов, — Се Лянь удивлённо нахмурился, глядя на своего друга. — Я не готов рисковать вами. Не говоря уже о Цюань Ичжэне и Инь Юе… Я не могу потерять никого из вас. — Для тебя любая жизнь бесценна. Му Цин постарался произнести эту фразу как оскорбление, но Се Лянь лишь улыбнулся. Он взглянул на отломанную руку своей статуи подле него. Это и вправду был его последний храм. Монастырь Водных каштанов разрушен. Он не рассказал об этом этим двоим, но ощущал это где-то глубоко в груди. Не осталось места, где можно было бы поклоняться ему. Если умрёт Сань Лан, он тоже исчезнет? Если умрёт Сань Лан, захочет ли он жить дальше? «Для меня это самое надёжное место», — заверил Хуа Чэн когда-то в этой самой пещере, с улыбкой и блеском в глазах, когда легко рассказывал о своей единственной слабости. «Если мой тайник будет разрушен, то и мне незачем существовать.» Се Лянь дотронулся до груди, где некогда покоилось кольцо с прахом, и ему захотелось задать любимому демону хорошую взбучку за такую глупую беспечность. Подземный склеп был бы гораздо надёжнее. Любое место было надёжнее. И всё же… И всё же, к нему пришло мгновенное озарение. Если Хуа Чэн исчезнет, то как бы привязан он ни был к другим… Он бы не захотел остаться в этом мире. — Подожди, — вдруг заговорил Фэн Синь. — Смотри, вон там. Это случайно не… Се Лянь посмотрел в ту сторону, подавившись воздухом. Затем вскочил на ноги и побежал, (чёрт бы побрал подвёрнутую лодыжку), к почти неразличимому в темноте свечению. Надежда — опасная вещь. А Се Лянь, похоже, всегда любил опасности. Он понёсся очертя голову к этому тусклому свету и громко рассмеялся, когда шёлковые нити обернулись вокруг него, щекоча.

* * *

Настоящее время — Эмин, милый, прошу, стой на месте, — пожурил Се Лянь и потянул на себя зависший в воздухе, подрагивающий клинок, который снова угрожал Фэн Синю. Первые пару раз Фэн Синь, бледнея, отшатывался, сейчас же просто вздохнул. — Опять ты ему покоя не даёшь! — забранился на саблю Фэн Синь. — Угомонись! — Ну, всё, всё, не кричи, — неловко махнул рукой Се Лянь. — Я просто хотел узнать, помогут ли эти самодельные ножны немного сдержать его. — Чтобы помочь его сдержать, надо чтобы он просто перестал махать налево и направо и угрожать всем кроме Повелителя Ветров. — И Инь Юя! — оживлённо добавил Ши Цинсюань. — Он не в счёт! Он работает на Хуа Чэна! — возразил Фэн Синь. — А я до сих пор не могу понять, почему я ему не нравлюсь? — вздохнул Цюань Ичжэнь, лёжа на животе на полу и с завистью поглядывая на Эмин. — Я же обожаю мечи. — Знаю, — утешил Се Лянь. — Но Эмин очень смышлёный, а значит, очень привередлив в выборе друзей. Да, Эмин? Да, ты такой. Приговаривая, он поглаживал серебряную рукоять, и Эмин, слегка качнувшись, наконец, устроился у него на коленях и дал измерить себя как следует. — Ты его разбалуешь, — предостерёг Му Цин, не отрываясь от шитья. — А, — взгляд Се Ляня был прикован к обмякшей ленте, разложенной на коленях Му Цина. — Наверное… После возвращения из пещеры Му Цин каждый день часами трудился над её починкой. Он отказался от всяческих ухищрений и поначалу срабатывал свои пальцы до кровавых мозолей в попытках приловчиться шить зачарованными шёлковыми нитями. При этом не уронив ни капли крови на чужие одежды. После многочисленных попыток порванная лента, которой он раньше перевязывал Се Ляня, теперь была покрыта беспорядочными белоснежными стежками. «Разве они не такие же, как обычный шёлк?» — спросил Се Лянь с откровенным любопытством, пока Му Цин возился с волшебными нитями. «Обычный шёлк получается после того, как ты соберёшь коконы шелкопряда и сваришь их в кипятке», — ответил Му Цин, глазея на бабочек, что увязались за ними до самого дома. «Поэтому, нет.» Се Лянь снова вздрогнул, вспомнив этот разговор, и поднял руку. Серебристая бабочка тут же подлетела к нему в компании ещё трех подруг. — Эй, — нахмурился Му Цин. — Если хочешь, чтобы я её починил, хватит воровать мой свет. — Так зажги фонарь, — презрительно фыркнул Фэн Синь, возившийся с дешёвым луком, купленным на вырученные с продажи дичи деньги. — Прости! — тут же взметнулся Се Лянь, отсылая бабочек обратно парить над головой Му Цина. — Ну что за кислая рожа, — прошептал Ши Цинсюань, наклонившись поближе к Се Ляню с места, где он штопал свои потрёпанные одежды. — Он нам весь обед испортит. Се Лянь очень легонько ткнул его локтем, сдержав смешок. — Это я, — послышался тихий, бесцветный голос за секунду до того, как дверь в ветхий домишко Ши Цинсюаня вновь распахнулась. — Шисюн! — Цюань Ичжэнь тут же подскочил на ноги, воссияв от радости. — С возвращением! Спасибо за труды! Как прошло? Ты останешься? Я заварю чай! — Нет, нет! — подскочив, отозвался Ши Цинсюань. — Позволь мне приготовить чай, Циин. — Но я же заплатил за новый чайник после того раза, — надулся Цюань Ичжэнь. — Угу, — согласился Ши Цинсюань, глянув на Инь Юя из-под приподнятых бровей. Никто не желал повторения того случая. В особенности, попытки отчитать Цюань Ичжэня за кражу пожертвований из собственного храма… — Сядь, Цюань Ичжэнь, — со вздохом произнёс Инь Юй. — Ваше Высочество, Повелитель Ветров, добрый вечер. — И вам того же, — насупившись от такого неуважения, пробубнил себе под нос Фэн Синь. Губы Му Цина слегка дрогнули в уголках. — Ваше Высочество Инь Юй, — сердечно поприветствовал Се Лянь. — С возвращением. Есть успехи? — Библиотека Его Превосходительства Черновода, как и ожидалось, весьма обширна, — Инь Юй снял маску с пояса, чтобы вновь скрыться за ней. Се Лянь пришёл к выводу, что ему это нравилось. Не совсем понятно, по какой причине, да это и не важно. Возможно, Инь Юй не снимал бы её вовсе, но в городе и среди людей лучше не привлекать излишнего внимания и… Если уж говорить начистоту, Се Лянь признавал, что настоящее лицо Инь Юя — лучшее из всех по части неприметности. Про себя он принёс извинения за столь немилосердные мысли. — О-о, Ваше Высочество Инь Юй, чую, что за этим последует «однако», — поддразнил Ши Цинсюань, обращаясь к бывшему суровому богу в своей обычной, непринуждённой и веселой манере. Инь Юй издал тяжкий мученический вздох. — Однако ваш слуга не смог найти нужной информации. Все сведения, касающиеся праха, говорят почти об одном. — Лишь о том, как погубить демона, — вздохнул Се Лянь, поглаживая треснувшее лезвие Эмина. Сабля, будучи духовным оружием Сань Лана, приносила ему бесконечное утешение. И спокойствие Эмина означало, что Хуа Чэн всё ещё существует на свете. На самом же деле Эмин никогда не бывал по-настоящему спокоен, но Се Ляню нравилось его рвение. Нравилось, как он льнул к его пальцам словно ласковый кот. Он обожал это. — А у вас появились какие-то подвижки? — поинтересовался Инь Юй без капли надежды в голосе. Хоть он и воспринял слова Черновода как окончательный вердикт, однако был готов следовать указаниям Се Ляня и искать иной способ. — Хм, — Се Лянь опустил взгляд. — Кое-какие есть. Не соизволит ли Ваше Высочество Инь Юй немного прогуляться и обсудить их? — Ты серьёзно? — глянул на него Му Цин. Се Лянь тут же вскинул руки: — Мне гораздо, гораздо лучше! Правда! Генерал Сюаньчжэнь, вы же сами видите, что после двух дней отдыха я уже полностью здоров? Му Цин закатил глаза, но вернулся к шитью, хмуро оглядывая свою работу. Из-за травмы ему почти всё приходилось делать одной рукой. Чувство вины тут же зародилось в груди, но Се Лянь подавил его. Му Цин ничего не потребовал с него, за исключением… Хотя, «потребовал» — не совсем подходящее слово для того, что он сделал. Приведя Се Ляня обратно в дом Ши Цинсюаня, он ворчал и жаловался, сыпал колкостями, отвешивал пинки и упрашивал до тех пор, пока Се Лянь не лёг и не закрыл глаза. А потом, что было совсем уж смехотворно, стал караулить, чтобы Се Лянь не вставал с постели. В итоге, сославшись на то, что Му Цин ранен, Фэн Синь сменил его на посту. Се Лянь рассмеялся и смех вышел более искренним, чем с тех пор как… Он прозвучал так отчётливо, что Повелитель Ветров прекратил бранить генералов Юга и плюхнулся рядом, чтобы тоже подремать. Он непринуждённо болтал с Се Лянем, пока Му Цин хмуро глядел в потолок, а Фэн Синь старался не дуться на то, с какой лёгкостью они общались. А потом, вопреки всему… Се Лянь действительно смог заснуть. Хотя тревожные сны, конечно же, никуда не исчезли. Он путешествовал по миру с крошечным мёртвым Хуа Чэном, что держался за его рукав. Когда их пронзали сотни мечей в храме, когда растаптывали насмерть в Баньюэ, и когда они гнили вместе в гробу, он тянул за рукав, шепча: «Гэгэ, помоги мне». Но в ту ночь Се Лянь каждый раз без колебаний отвечал ему: «Я помогу». Он взял на руки мёртвого ребёнка и больше не отпускал. И дрожащее тельце Хуа Чэна прижалось к нему, веря этим словам. — Делай как знаешь, — пробормотал Му Цин, пристально глядя на Жое. — Раз что-то придумал, зачем скрывать от нас? — хмуро бросил Фэн Синь, оторвавшись от починки своего нехитрого оружия и оперения новых стрел. Стрелы, созданные духовной силой, не годились, они бы просто сожгли дотла обычный лук. — Благодарю, — ответил с улыбкой Се Лянь. — Но, думаю, кое о чём Сань Лан не хотел бы распространяться. — Угх, — фыркнул Му Цин. — Неужели есть что-то хуже того, что мы и так о нём знаем? Он пробормотал это практически себе под нос, поэтому Се Лянь пропустил его слова мимо ушей. — Шисюн, ты опять уходишь? — Цюань Ичжэнь тут же погрустнел. — Можно я с тобой? Если там опасно… — Нет, — отрезал Инь Юй, развернулся на каблуках и вышел. — Не волнуйся, — прошептал Се Лянь, походя пожав плечо Цюань Ичжэня. — Мы не далеко. — Ладно, — надувшись, буркнул молодой бог, но оказалось, не так уж он и грустил, как полагал Се Лянь. — Тогда, желаю приятно провести время? Смотри, снова не помри. Ши Цинсюань подавился смешком, притворившись, что откашливается и махнул в его сторону: — Циин, подойди, подойди. Когда они вернутся, поможешь мне заварить чай? — Повелитель Ветров, не забудь взять свою долю с охоты, — напомнил Фэн Синь с искренней заботой. — Тебе и так нелегко, что приютил нас. — И дай уже мне эту чёртову рубаху. Я покажу, как надо штопать, — раздосадованно бросил Му Цин. — Эм, — произнёс Цюань Ичжэнь с явным желанием поучаствовать в беседе. — Хочешь, я поделюсь магическими силами? Неловкий смех Ши Цинсюаня последовал за Се Лянем и Инь Юем наружу, на улицы имперской столицы. Последовала и единственная серебристая бабочка, что прилетела с ними из пещеры. Она подлетела к волосам и устроилась там так же, как и её предшественница. Какое-то время Инь Юй шёл рядом молча и неторопливо, чтобы не выбиваться из осторожного темпа Се Ляня. Он старался поправиться. Старался на этот раз дать себе полностью исцелиться, без спешки. Хуа Чэн бы им гордился. — Знаете, Ваше Высочество, — наконец произнёс Инь Юй, — Если мы побежим отсюда, сможем улизнуть от них. Се Лянь подавился воздухом и снова рассмеялся; весело и жизнерадостно. Ему нравился Инь Юй. За прошедшие пару дней он понял, что ему нравились все эти люди. Ему нравился Ши Цинсюань, готовый делиться всем, что было у него в достатке, и даже сейчас готовый отдать последнюю рубаху. Ему нравилась отчаянная искренность Фэн Синя и его неловкие попытки стать поддержкой во всей этой ужасной ситуации. Ему нравился лёгкий нрав Цюань Ичжэня и его простодушная преданность. Му Цин… штопает Жое, запятнав кровью свои дорогие одежды, и, по правде, он никогда и не совершал чего-то чересчур ужасного. Всего-то какая-то вершина горы восемьсот лет назад и вполне разумное недоверие к знати. Ему всё ещё было трудно, но… Ещё труднее было не чувствовать к нему привязанности, поэтому Се Лянь не стал и пытаться. Да и в конце концов, он ведь сломал ему руку. — Ах, давайте повременим с побегом, — сказал Се Лянь. — Будет неучтиво оставить Ши Цинсюаня нянькой без оплаты. Улыбнувшись, Инь Юй как будто помолодел. Пройдясь ещё немного в молчании, глядя на маску, он, наконец, заговорил: — Ваше Высочество хотели поделиться своими мыслями? — Угу, хотел, — кивнув, ответил Се Лянь. — Но я не совсем за этим позвал с собой Ваше Высочество. Я хотел бы задать вопрос, но он может показаться грубым. Вы не обязаны отвечать. — Спрашивайте, — Инь Юй остановился и повернулся к Се Ляню. — Я отвечу, Ваше Высочество. Се Лянь кивнул: — Что ж, прошу простить за дерзость. Если бы вы тогда убили Цюань Ичжэня, что бы сделали потом? Инь Юй уставился на него, затем отвернулся. Посмотрел на грязь под ногами, и пошёл дальше, поглаживая маску большими пальцами. Се Лянь поспешил за ним, глядя в совершенно бесстрастное лицо и тусклые, усталые глаза. — Я не знаю, — наконец сказал он. — В то время… Не думаю, что отделался бы простым изгнанием с Небес. Возможно, мне вообще не пришлось бы думать, что делать дальше. Он издал тихий, сухой смешок, но взгляд оставался угрюмым. Он даже не потрудился натянуть улыбку. Се Лянь решил подождать. Он знал, как это неловко. Он шёл неторопливо, улыбаясь по пути знакомым попрошайкам, махая и обмениваясь приветствиями. Никто из вечно спешащей знати даже не удостоил их вниманием. Ведь важные особы приучены не замечать тех, чьи лица чумазы, а одежды испачканы кровавыми пятнами. — Ваше Высочество спросили, потому что Градоначальник Хуа вас ранил, — наконец отозвался Инь Юй, — но это совершенно разные ситуации. — Хм, — Се Лянь засунул руки в рукава. Спрятанная в одном из них маска Умина отдавала прохладой. — Друг мой, они могут оказаться более похожими, нежели вам кажется. Даже Цюань Ичжэнь так посчитал. — Правда? — голос Инь Юя был поразительно ровным. — Правда, — кивнул Се Лянь. — Не так давно он любезно заверил меня, что знает, каково это, когда человек, которому ты доверяешь, навредил тебе, но ты знаешь, что это не нарочно. Инь Юй будто проглотил что-то ужасное. И Се Ляню захотелось сжалиться над ним и скорее закончить этот разговор. Ведь Инь Юй и так уже поберёг его, когда он не нашёлся с ответом на тот болезненный вопрос. Но Инь Юй ничего не спросил, и Се Ляню оставалось лишь ждать и идти дальше. Они брели мимо ветхих лачуг и Се Лянь присмотрел кое-какой хлам, который мог бы пригодиться. Он наклонился и подобрал довольно приличный кусок дерева на месте недавно рухнувшего дома. Хмыкнув, он засунул его в рукав и пошёл дальше. Они направлялись к окраине, но Се Лянь не предложил вернуться. И хоть никто в столице не понял бы, о чём они говорят, но некоторыми вещами всё же легче делиться без посторонних ушей. Когда они вышли в поле на противоположной окраине от того места, куда Се Лянь привёл Хуа Чэна на поединок, Инь Юй наконец-то сделал глубокий вдох и заговорил. — Я мог бы сказать, что это раздавило бы меня, но я и так уже раздавлен, — сказал он голосом полным горького осознания. — Я мог бы сказать, что это убило бы меня, но при возможности я попытался бы жить дальше. Хотел бы я сказать, что пожалел бы о содеянном, но и в этом я до конца не уверен. Однако… — Да? — подтолкнул Се Лянь. — Не думаю, что после смог бы быть счастлив, — ответил Инь Юй, уставившись потухшим взглядом в землю. — И не уверен, что был бы таким, как сейчас, но если бы я убил его, то… Не важно, чего бы я ни добился, каких бы высот ни достиг, я бы всегда… Он всегда был бы со мной. Всё напоминало бы мне о нём. И о том, что я сделал. А он бы даже не винил меня. Он никогда не винил меня. — Я знаю, — тихо произнёс Се Лянь. — Спасибо, Ваше Высочество. Ваш ответ мне очень помог. Нет, не помог, а лишь подтвердил его мысли. Но Инь Юй ответил искренне и заслужил благодарность. — А Ваше Высочество? — спросил Инь Юй, надевая маску, оказавшись наконец вдали от посторонних глаз. Се Лянь позволил ему скрыть лицо, не проронив ни слова. — Вы вспомнили что-нибудь полезное? — Не так много. Может, в следующий раз подарить Сань Лану цветок? — со вздохом ответил Се Лянь. — Если он, конечно, не под властью Божества парчовых одежд. В детстве он часто подносил мне цветы. Наверное, это всё, что у него тогда было. — Думаю, стоит попробовать, — кивнув, одобрил Инь Юй. — Градоначальник Хуа обязательно бы… Бабочка в волосах Се Ляня взметнулась в небо. Она безумно махала крылышками, мечась из стороны в сторону. Раздался звук удара. Эмин задрожал на поясе, пытаясь высвободиться. Се Лянь схватил его покрепче и выбежал перед Инь Юем. Сам он много раз падал с небес, но ни разу не видел, как падают другие. — Инь Юй, бегите, — приказал он. — Нет, Ваше Высочество! — ответил тот. Тёмная фигура рухнула с такой силой, что земля прогнулась и задрожала. Се Лянь судорожно вдохнул. — Уходите! — вновь велел он. — Я не смогу защитить нас обоих! — Вашему Высочеству совершенно нет нужды защищать этого слугу. — сказал Инь Юй с мрачным недовольством, принимая боевую стойку. А… Верно, это ведь настоящее оскорбление даже для бывшего бога войны. Кто бы после такого не возразил? Се Лянь сделал глубокий вдох. Хуа Чэн знает Инь Юя. Что бы Цзюнь У ни сделал с ним, это ведь не сотрёт из памяти годы верной службы Посланника убывающей луны? Он обязательно… Мысли Се Ляня внезапно оборвались. Из облака пыли шагала тень. Нет, не шагала, а шаталась. Окровавленный доспех, беспорядочно спадающие по плечам волосы, повязка, закрывающая правую половину лица, рана на шее, полузашитая грубыми, неровными стежками. Се Лянь крепче сжал Эмин. Хуа Чэн едва стоял на ногах. Дым поднимался не только с земли, но и от него самого. Клубящаяся погибель разбивала хрупких бабочек за его спиной. Коснувшись её, они вскрикивали и осыпались пылью. Но при виде лица Хуа Чэна сердце Се Ляня сжалось сильнее, чем от ужаса всей этой картины. Юный безымянный солдат с Горбатого холма, храбро сражавшийся до самого конца. Се Лянь видел его улыбку, его благоговение, его поклонение, его заботу. Брови Хуа Чэна сошлись в суровом изгибе, губы оттянулись, обнажая ряд зубов. Глаз, намертво прикованный к Се Ляню, полыхал огнём. Весь его вид выражал неописуемые страдания, весь он будто мучился в ужасающей пытке. — Градоначальник… — прошептал Инь Юй позади Се Ляня, в его голосе звучал ужас, которого из-за потрясения Се Лянь даже не чувствовал. — Ты, — сказал Хуа Чэн, но голос был не его. Не его до невозможности. Это был скрежет, что с присвистом вырывался из разрезанного горла. — Что ты со мной сделал? — Сань Лан, — прошептал Се Лянь, делая полшага вперёд. Инь Юй крепко ухватился сзади за его одежду, чтобы удержать. — Что ты сделал? — прорычал Хуа Чэн. Он весь полыхал яростью, ненавистью и ужасом. Он напомнил Се Ляню их первую встречу, когда Хуа Чэн был маленьким ребёнком, что бился и кричал. Правое колено не выдержало, Хуа Чэн споткнулся и рухнул вперёд. Он сжал кулаки и поднял себя из грязи лишь железным усилием воли. Сама тьма разливалась из него. Бабочки, что появлялись, тут же с криками умирали. — Хватит, — прошептал Се Лянь, прежде чем вернуть себе голос. — Сань Лан, остановись, ты ранен. Эмин, позволь ему залечить раны! Сабля задрожала, бешено вращая глазом. — Если хочешь моей смерти, так убей меня! — прорычал Хуа Чэн так громко, что это сломало его и без того хрупкий голос, вызывая приступ кашля. Он тут же осел, словно до этого держался лишь на тонких нитях. Хватка Инь Юя ослабла, и Се Лянь рванул вперёд, не раздумывая. Он успел подхватить Хуа Чэна как раз в тот миг, когда его тело отказало. Они осели на землю вдвоём. Хуа Чэн был лёгким. До ужаса лёгким. Будто от него осталась лишь крупинка; лёгкий, как пёрышко малыш, упавший в его руки с высокой городской стены. — Сань Лан, — снова позвал он, прижав руку к изуродованной шее. Рана не заживала. Эмин не хотел слушаться. От его прикосновения Хуа Чэн издал разрывающий душу звук. Нечто на грани отчаянного сопротивления и жаждущего стона. Кожа Хуа Чэна горела, и Се Ляню показалось, что он никогда не чувствовал ничего более неправильного. Он что-то бормотал, потом сбивался, отчаянно пытаясь придумать, что делать и что сказать. Глаз Хуа Чэна был закрыт, дыхание вырывалось удушливыми хрипами, хотя ему вовсе не нужно было дышать, и Се Лянь… Се Лянь схватил его запястье, затем другое, поднял их к груди Хуа Чэна и крепко сжал в руке. — Посмотри на меня, — сказал он. Хуа Чэн поднял взгляд. Глаз сверкнул с дикой, звериной угрозой. Он выглядел словно хищник, угодивший в капкан охотника. — Ты мой пленник, — сказал ему Се Лянь. — Понимаешь? Ты не можешь вернуться на Небеса, потому что ты мой пленник. Ты не нарушил приказ. Ты не можешь сражаться и не можешь вернуться. Я взял тебя в плен. Хуа Чэн долго смотрел, затем его губы дрогнули, и он разразился грубым, хриплым, злобным смехом, переходящим в мучительный стон. Голова запрокинулась, а тело скорчилось в руках Се Ляня. — Ваше Высочество… — обратился Инь Юй. — Найди, чем его связать, — на удивление спокойно велел Се Лянь, даже не глядя в его сторону. — Что бы ни произошло, я больше не позволю Цзюнь У и пальцем его тронуть. От его слов слабый демон в его объятиях вздрогнул. Се Лянь хотел его утешить, но не представлял как. — Но… — колебался за его спиной бывший бог войны, приподняв руку. — Инь Юй, пожалуйста! — резко бросил он, на секунду оторвав взгляд от Хуа Чэна, мельком уловив, как человек в маске застыл на месте. Затем Инь Юй выпрямился и удалился исполнять поручение. — Ты… Х-ха… — Ухмылка Хуа Чэна сочилась ядом. Се Ляню захотелось стереть её. Одной рукой он держал его запястья, другой — поддерживал тело над землёй. — Ты даже Инь Юя у меня отобрал? — Нет, — тихо сказал Се Лянь, не в силах скрыть боль. — Градоначальник Хуа, я знаю, что у тебя накопилось много вопросов, но прошу. Пожалуйста, тебе нужно отдохнуть. Твоё тело… — Моё тело… Хуа Чэн рассмеялся грубо и надрывно. Голос вновь подвёл его и больше не вернулся. У Се Ляня не было магических сил, чтобы излечить его. У него были только колени, которые берегли тело Хуа Чэн от твёрдой, безжалостной земли; руки, что держали запястья и плечо Князя Демонов; глаза, что были свидетелями его страданий. — Пожалуйста, — прошептал Се Лянь. — Тебе нужно отдохнуть, Градоначальник Хуа. Я не причиню тебе вреда. Клянусь. Бабочка снова подлетела к волосам Се Ляня. Он увидел, что Хуа Чэн это заметил и открыл рот, будто проклиная её. А затем, словно истратив на гнев последние силы, обмяк в его руках, медленно лишаясь сознания. Что бы с ним ни произошло с их последней встречи, сейчас всё было несравнимо хуже. Не только трагический облик юного солдата Сяньлэ, но и шея, повязки на лице и тот факт, что он упал. Не только с Небес, но и на колени. Се Лянь лишь однажды видел, чтобы он падал… Ужас обрушивался на Се Ляня с каждым ударом сердца. Он дрожал, стоя на коленях, держа Хуа Чэна на весу, боясь пошевелиться; боясь сделать ему ещё больнее. У него на руках Хуа Чэн вздрагивал снова и снова. У него на руках Хуа Чэн умирал. Как и предрекал Хэ Сюань.