Кто раз познал безбрежность моря…

Он вошёл в тронный зал. В который уже раз. Но всякий раз словно впервые. В отсутствии никчёмных прислужников Его Величества стены отозвались гулким эхом. С каждым шагом тишину нарушал лишь перезвон серебряных цепочек на сапогах. Ощутив молчаливое порицание, он тут же заглушил их одной мыслью. Во вновь воцарившейся тишине тот, ради кого он жил, ждал его. Как всегда в безграничном терпении. Хуа Чэн опустился на колено перед троном Небесного Владыки, недостойный взгляд коснулся божественных сапог. Он не поднял головы, без позволения этого делать не стоит. Его Величество упорно перевоспитывает его, однако Хуа Чэн продолжает совершать глупые проступки. Владыка милостив к нему сверх меры. Хуа Чэн должен быть совершенен. — Твои питомцы нашли его? — спросил Цзюнь У ласковым, терпеливым тоном. Его разочарование проявляется, лишь когда Хуа Чэн забывается. Забывает своё место. Его взгляд прикован к сапогам Владыки. Он по-прежнему преклоняет колено. — Да, Ваше Величество. — Помнишь ли ты мои предостережения? — Враг Его Величества жесток и хитёр, скрываясь под маской добродушия. Он попытается сбить с толку этого ничтожного слугу. Мой удар должен быть быстрым и сокрушительным. Враг бессмертен, поэтому, если потребуется, я без колебаний доставлю его хоть по кусочкам. — Хорошо, — похвалил его Владыка, и чувство бесполезности, сковывающее грудь Хуа Чэна, тут же отпустило. — Ты не идеальный слуга, Собиратель цветов под кровавым дождём, но всё же подаёшь надежды. Не сомневаюсь, со временем ты усвоишь все уроки. — Этот недостойный благодарит Ваше Высочество. Проклятье. Предательский язык вновь оговорился. Не нужно даже смотреть, чтобы понять, что… К шее взметнулось чёрное лезвие Чжусиня. Меч скользнул снизу по подбородку, заставляя поднять взгляд. Хуа Чэн невольно сглотнул. Не будь он бесплотным призраком, от этого движение неминуемо пролилась бы кровь. — Попробуешь ещё раз? — сказал Цзюнь У, безграничный в своём терпении, величественный в своём благородстве, выдумав столь глупое оправдание стоящему напротив слуге. — Ваше Величество, — прошептал Хуа Чэн, почтительно закрывая глаз — нет, глаза. Цзюнь У не нравился его несовершенный облик, поэтому перед ним он всегда носил безупречную личину. Хуа Чэн до сих пор не понимал, с чего он решил, что Владыке такое понравится. Он был так уверен… — Этот недостойный примет любое наказание, — предложил он, заставляя себя не смотреть в это прекрасное лицо. Он этого не заслужил. — Знаю. Цзюнь У поднялся с трона. Пройдя вперёд, убрал лезвие Чжусиня и опустил руку на туго собранные волосы. Хуа Чэн вжал голову в плечи, пытаясь унять бешеную дрожь от нежного прикосновения. — Ступай, — мягко приказал Цзюнь У. — Постарайся и будешь прощён. — Ваше Величество, — хрипло отозвался Хуа Чэн, — Я вас не подведу. — Я всего лишь прошу попытаться, — заверил Цзюнь У. Отяжелевшие конечности Хуа Чэна внезапно сдавило, когда рука Владыки обернулась вокруг кольца с его прахом. — Ты же постараешься ради меня, Собиратель цветов? — Если потерплю поражение, прошу Ваше Величество развеять никчёмные останки этого слуги! — яростно отчеканил Хуа Чэн, испытав отвращение от одной мысли, что снова подведёт своё божество. — Мне нравится твой настрой, поэтому такие меры вряд ли понадобятся. Давление ослабло. Хуа Чэн подавил вздох, напоминая себе, что ему вовсе не обязательно дышать. Цзюнь У снова взял Чжусинь. Край лезвия пролетел мимо уха Хуа Чэна, но он даже не вздрогнул. А затем бог преподнёс свой клинок обеими руками. Хуа Чэн протянул руки ладонями вверх, принимая его тяжесть. Даже для его мёртвой кожи лезвие показалось неимоверно холодным. — Всё же, — сказал Цзюнь У, вверив меч благоговейным рукам Хуа Чэна, — не стоит недооценивать упорство Сяньлэ.

       * * *

       Хуа Чэн нашёл это ничтожество там же, где час назад его обнаружила бабочка. Он сидел посреди поля, купаясь в солнечном свете, вдали от ближайшего города. Сидел прямо на голой земле, даже не озаботившись найти камень, чтобы не пачкать одежды. Голова откинута назад, ноги скрещены, руки на коленях. На губах играла мягкая, приятная улыбка, он глубоко дышал, словно в медитации. Проклятая канга на шее скрывалась под белой повязкой. «Будет ли битва такой уж тяжёлой, если у него даже магических сил нет?» — задумался Хуа Чэн. Он может прямо сейчас нанести удар и разорвать его на клочки одной только мыслью. «Умело», похвалил бы Цзюнь У, довольный, что Хуа Чэн последовал его совету. Но он не последовал. Вместо этого Хуа Чэн принял небрежную позу, скрестил руки на груди, вздёрнул бровь и принялся ждать. Улыбка поползла шире при виде совершенно забывшегося создания. И это мишень Цзюнь У? Его Величество мог бы дать ему задание в двадцать раз сложнее. Он ведь и так уже сверг и уничтожил богов войны, пышущих духовными силами. И всё же Его Величество решил предостеречь насчёт этого мусорного божка? — Хм-м, — произнёс Се Лянь, нарушив ход его мыслей. Его глаза по-прежнему были закрыты, но, похоже, он уже был осведомлён о постороннем присутствии. — Собиратель цветов под кровавым дождём? Первая игла беспокойства кольнула Хуа Чэна. Сяньлэ не только ничем не выдал своего внимания, но ещё и произнёс его титул так… Никто ещё не произносил его имён таким тоном. У всех он вызывал страх, почтение или ненависть; чаще — всё вместе. На протяжении восьми столетий он оправдывал свою кровавую репутацию. Тогда почему голос этого ничтожного червя звучал не только уважительно, но и с неподдельной теплотой? Жестокая ухмылка Хуа Чэна превратилась в оскал; от такой попытки сбить его с толку внутри всё закипало от злости. — Ваше Высочество наследный принц, — каждое слово в ответном приветствии сочилось презрением. Так-то лучше. Мусорное божество подскочило, словно от резкого удара. Хуа Чэн собирался продолжить, но тут Сяньлэ снова сделал глубокий вдох и выдох. Выглядело, будто он решил передохнуть посреди захолустного поля, забыв, что перед ним стоит преданное оружие Цзюнь У. А затем Сяньлэ вновь улыбнулся той же ослепительной улыбкой. — Ах, ты произнёс это так холодно, — легко рассмеялся он и будто слегка стушевался. — Полагаю, вид у меня весьма жалкий. Мои извинения, что разочаровал тебя, Собиратель цветов, — так же сидя, он склонился в полупоклоне. — Полагаю, тебя послали схватить меня? — Верно. Я доставлю тебя Его Величеству, — Хуа Чэн поднял Чжусинь, взмахнув остриём в направлении предателя, изображая удары по шее, плечам, бёдрам, — разрубленного на столько кусков, на сколько пожелаю. — Понятно, понятно, — в ответ Сяньлэ лишь закивал головой, всё так же нежно улыбаясь с закрытыми глазами. — Вижу, ты очень стараешься. Надеюсь, тебя не обижают. — Где твои никчёмные прихвостни? — рассмеялся Хуа Чэн, не давая этому зануде и дальше болтать. — Я бы с удовольствием преподнёс их головы Его Величеству вместе с тобой. — Думаешь, после таких слов я выдам их? — Сяньлэ хватило смелости вновь рассмеяться. Легко и дразняще, словно они обменивались шутками. Улыбка Хуа Чэна ползла шире, и он даже не думал её сдерживать. Таких бойких убивать всегда приятнее. — Ты собираешься сидеть здесь весь день? — А ты позволишь мне подняться? Наконец предатель открыл глаза. На солнце они засияли тёмным золотом, как свежий мёд. Бесстрашно взглянув на Хуа Чэна, Сяньлэ улыбнулся шире. — Ты безоружен, — заметил Хуа Чэн, медленно приближаясь и делая жест свободной рукой. — Духовных сил тоже нет. Разве не очевидно, что перевес и так на моей стороне, даже если дам тебе фору? — Верно, верно, — Се Лянь снова закивал головой. — В таком случае, не дашь этому дряхлому богу минутку размяться? Ведь я и так прождал здесь с тех пор, как твоя бабочка меня нашла. — Этот смиренный демон приносит извинения за неудобства, — с издёвкой ответил Хуа Чэн, изображая глумливый поклон. — Неужели думаешь, что у тебя есть шансы на успех? — Ну, — Сяньлэ пожал плечами. Вытянув одну ногу в сторону, он наклонился к земле. Под складками грубой одежды отчётливо проступили рельефные мышцы ног. — Ты решил не использовать свой ужасающий клинок Эмин, это уже очко в мою пользу. Так почему бы и нет? — Убери эту дрянь с глаз долой, — приказал Цзюнь У жёстким, почти гневным тоном. Палец сорвал глазную повязку и надавил в пустоту глазницы. — Мы оба знаем, где ему место. Хуа Чэн со стыдом зажмурил здоровый глаз, даже после того, как голос Цзюнь У смягчился: — Коль служишь мне, потрудись скрывать свои изъяны. — Этот меч даровал мне сам Небесный Владыка, — с гордостью ответил Хуа Чэн, освобождаясь от этого воспоминания. Он начал прохаживаться взад-вперёд перед беспечно разминающимся богом, про себя отметив его впечатляющую гибкость… — Таким, как ты, и этого за глаза. Будь благодарен, что тебя сразит великий Чжусинь. — А, — Сяньлэ помахал рукой перед лицом. — Жаль тебя расстраивать, но меня уже не раз пронзали этим мечом. Ничего особенного. — Странный ты малый, — Хуа Чэн слегка хохотнул. — Может, хватит уже тянуть время? Никто не придёт тебе на помощь. — А я никого и не жду. Ваше Превосходительство Собиратель цветов и так проявил благородство и дал этому скромному богу время для подготовки, — Се Лянь склонил голову набок и улыбнулся. — Не хочешь заключить пари перед началом поединка? Говорят, ты любишь азартные игры. — Исход уже предрешён, — ухмыльнувшись, Хуа Чэн обнажил клыки. — Что ты можешь мне предложить помимо того, что я и так возьму по праву? Божество вздрогнуло, как и предвкушал Хуа Чэн. Но также он… Покраснел? Неужели он?.. — Информацию, — в спешке ответил Сяньлэ, тряся головой, словно пытаясь прояснить ход мыслей. — Я отвечу на один твой вопрос с предельной честностью. — Значит, Его Величеству Небесному Владыке ты бы солгал? — Ох, неужели каждый раз необходимо называть его полный титул? Так утомительно… Что до твоего вопроса, если бы я ответил честно на него, разве это не обесценило бы нашу ставку? — Хм, — Хуа Чэн не смог сдержать смешок. Как странно… — А если ты победишь? Что попросишь в награду? Скорее всего, какую-нибудь ерунду: его преданность, информацию о Цзюнь У, или о месте, где спрятан прах Хуа Чэна. — Я задам тебе один вопрос, — предатель поднял палец. — Тебе даже не придётся на него отвечать. Неплохая ставка, не находишь? — Слишком уж неплохая. — на глазах Хуа Чэна Сяньлэ наклонился назад, отвёл взгляд от врага и потянулся, сгибаясь почти пополам. Концы его густых тёмно-каштановых волос расстелились по земле, а спина изогнулась дугой. — Ты определённо темнишь. Но я всё равно согласен. Что бы ты ни задумал, у тебя нет ни единого шанса на успех. — Как самоуверенно! — упрекнул Сяньлэ, выпрямляясь, тряхнув головой и раскинув руки. — Я бы списал это на юность, но мы почти ровесники. Значит, это, должно быть, опыт. — Который подсказывает тебе? — злорадно подначил Хуа Чэн, разминая плечи. — А! Что мой Собиратель цветов не привык проигрывать, — засмеялся Сяньлэ, хлопнув в ладоши. — Вот уж поистине то, к чему как раз таки привык этот недостойный! — В таком случае, не стоит ли немедленно избавить тебя от страданий? Хуа Чэн призвал волну бабочек. Он и так повеселился; скоро всё будет кончено. Они окружат божество серебристой стеной агонии, а его жалкие клочки он преподнесёт на блюде Цзюнь У. Но божество не закричало, не бросилось бежать и даже не застыло в немом замешательстве, как те, кто не был знаком с силой призрачных бабочек. Когда рой злобных, губительных чудовищ Хуа Чэна с воем ринулся из него на предателя, Сяньлэ улыбался. Он раскинул руки, поднял их вверх и смеялся. Глупая смерть. Это должна была быть глупая смерть. Вот только вой стих. Бабочки замедлились в полёте, помахивая серебристыми крылышками. Подлетев к Сяньлэ, они поплыли к нему ласковым потоком и стали садиться на голову, плечи, протянутые руки. Не пролилось ни единой капли крови. — Ох, простите, простите, милые, — Сяньлэ хихикнул, когда серебристая малютка проползла по лицу. — Я тоже рад вас видеть. Он застенчиво посмотрел на Хуа Чэна: — Мои извинения, но твои бабочки вряд ли сильны против меня. Видишь ли, животным всегда нравилось моё общество. Хуа Чэн ощутил, что улыбка впервые сползла с лица. Такого не случалось никогда. НИКОГДА. Какой силой Сяньлэ обратил этих духовных созданий против своего хозяина? Не важно. Жалкие, никчёмные твари. Какой в них прок, если они не подчиняются? Он взмахнул рукой, и бабочки с визгом рассеялись. Сяньлэ вздрогнул, широко распахнув глаза, лицо исказилось глубокой скорбью. — Они не виноваты, — возразил он, горестно взглянув на Хуа Чэна. — За что ты так с ними? — Если уж вздумал о чём переживать, Ваше Высочество, — Хуа Чэн с особым презрением выделил обращение к бывшему принцу, — стоит начать с себя. Это единственное предупреждение. Предатель не заслужил и такого. Большая часть поединков с тридцатью тремя богами закончилась в мгновение ока даже без помощи бабочек. Немногие могли сравниться с Хуа Чэном в скорости и боеготовности. Но его меч рассёк лишь воздух. Видимо, Сяньлэ — один из немногих. — Поистине, это так будоражит, — ответил бог, одежды всё ещё оседали на нём после молниеносного движения. Он оказался так далеко, что со стороны казалось, будто Хуа Чэн взмахнул мечом в пустоту. — Ты отличный воин, и мне ещё не выпадало шанса помериться с тобой силами. Но если ты всё же готов к переговорам, я бы предпочёл обойтись без боя! — Ещё бы, — отозвался Хуа Чэн, довольно ухмыляясь, волнительное предвкушение настоящей битвы забурлило в нём. — Слабаки всегда предпочитают сбежать. — Ты правда считаешь тех, кто не желает драться, слабаками? — Сяньлэ склонил голову, будто в замешательстве. — Мне кажется, как раз наоборот. Хуа Чэн вновь пришёл в движение, на этот раз не ограничившись одним ударом. Сяньлэ был подобен вихрю, уворачиваясь от них. Его белые одежды отливали на солнце блеклым золотом, когда он подныривал и уклонялся от каждого удара. Чжусинь пел в воздухе. В ответ Сяньлэ мурлыкал себе под нос, будто над чем-то размышляя. И это бормотание ни на миг не прерывалось во время его стремительных гимнастических манёвров. И он ни разу не попытался нанести ответный удар. — Верно ли будет предположить, что ты считаешь хищников сильнее их добычи? — после раздумий спросил Сяньлэ, отпрыгивая назад почти до края поля. С виду он даже не запыхался. Интересно… — По-твоему, это неверно? — ухмыльнулся Хуа Чэн, сверкнув клыками. — В корне неверно, — Сяньлэ постучал по подбородку, будто о чём-то глубоко задумавшись. — Скажем, даже если ты настаиваешь, что сила измеряется способностью убивать, а мне кажется, ты именно так и определяешь её… Хуа Чэн кивнул в подтверждение. — …лошадь может сразить волка в поединке. Однако же, она предпочтёт сбежать. Значит ли это, что она изначально слабее волка? — Думаешь, сейчас подходящее время делиться философскими взглядами? — Хуа Чэн слегка хохотнул, глядя на чудика, которого гораздо больше занимала их дискуссия, нежели лезвие Чжусиня. — Ах, действительно, не стоит терять бдительность! Как неосмотрительно с моей стороны, а ведь меня, бывало, и лошади лягали, — снова неловко рассмеялся Сяньлэ. — Цзюнь У был прав, — фыркнул Хуа Чэн, его глаза сощурились, выискивая ту возможную слабость, что он заметил ранее. — В твоей миленькой головке и впрямь найдётся парочка путанных идей. — А? Миленькой? — ответил Сяньлэ, и лицо его залилось краской. Хуа Чэн бросился как змея вслед за этим румянцем, целясь мечом прямо в сердце Сяньлэ. Встретившись с двумя пальцами, лезвие Чжусиня отскочило в сторону. От силы этого движения рука Хуа Чэна онемела, его траектория отклонилась, и сам он чуть не споткнулся. — Вижу, что комплименты от многоуважаемого Градоначальника Хуа грозят опасностью. Странное божество вновь рассмеялось, засмущавшись. Кончики его ушей всё ещё очаровательно розовели, а взгляд медовых глаз скользнул вниз, как у стыдливой девицы. Но судя по внешности, никто бы не поверил, что ещё мгновение назад он щёлчком отклонил клинок Хуа Чэна, словно тот был невесомым. — Не удовлетворит ли Сяньлэ любопытство этого демона? — обратился Хуа Чэн, прищурившись в злобной ухмылке. — По какой причине столь сильное животное как лошадь выбирает бегство, зная, что может победить? — Хм, полагаю, на то есть несколько причин, — божество снова подпёрло рукой подбородок, в раздумье постукивая по мягкой линии скулы. — Уверен, Собиратель цветов и сам может догадаться. Хуа Чэн двигался, как жидкий огонь; он ринулся вперёд, придав скорость всем конечностям. Се Лянь прокрутился, увернулся и вновь закружился. Чёткие, плавные движения неотвратимо перемещали его в слепую зону Хуа Чэна или вне пределов досягаемости клинка, и в какой-то момент, к вящему удивлению, он прижался к спине, сплетаясь с ним словно зеркальное отражение. — Весьма недурно, — выразил восхищение Сяньлэ, оторвавшись от спины Хуа Чэна, и покидая своё тайное убежище вслед за неистовой, слепой атакой. — Какая жалость, что Цзюнь У дал тебе прямой меч. Уверен, твоё демоническое оружие — сабля. Или, вернее сказать, ятаган? — Мне не нужен Эмин, чтобы убить тебя, — рассмеялся Хуа Чэн. — Ты ведь даже не отбиваешься. — Нет, — согласился Сяньлэ. — Я и не стану. — Почему? — к этому моменту в улыбке Хуа Чэна промелькнула искра безумия, но он уже не мог сдержаться. Не это ли он больше всего ненавидит? Когда на него смотрят свысока все эти никчёмные божки-предатели? Те, кто оставил Его… Его Величество? — Считаешь себя выше этого Князя Демонов? — продолжил он, подкрадываясь ближе. — Нет, нет, нет, ничуть! — Сяньлэ замахал руками перед собой, защищаясь от этих слов явственней, чем от клинка. — Собиратель цветов под кровавым дождём — непревзойдённый и опасный соперник, в этом мире нет равных ему. Мне и впрямь не посчастливилось стать его очередной мишенью! — Тогда дерись, жалкое подобие бога! — его голос прозвучал жёстко; негодование и ненависть вырывались из глотки. — Не стану, — руки Сяньлэ опустились и повисли плетьми по бокам, а нежная, миловидная улыбка по-прежнему не сходила с лица. Хуа Чэн бросил кости. Магия перенесёт его через поле в мгновение ока, чтобы наверняка застать врасплох… Бог легко уклонился вправо, весьма бесцеремонно хлопнул его под локоть и зацепил ногу Хуа Чэна своей лодыжкой, поправляя стойку. А когда Хуа Чэн метнулся к нему, разинув рот, ещё и рассмеялся. Никаких сомнений. Этот бог знал, что правая сторона — его слепая зона. Но откуда? В этом облике он способен обмануть даже самого Владыку Цзюнь У. Нет, Хуа Чэн ничем себя не выдал. Должно быть, этот бог изучил его подноготную, готовясь к битве. Возможно, отыскал древние легенды, что пересказывали несколько сотен лет назад жалкие людишки. Дураки, что скитались по свету и трепали языком о демоне-герое, вырвавшем собственный глаз. Тупицы. Лучше бы он принёс их в жертву «медной печи». — В конечном счёте, ты выдохнешься, — сказал Хуа Чэн, буквально вскипая от раздражения. Поражение ему не к лицу. А терпеть насмешки и издевательства — и подавно. — Конечно, конечно, — согласился никчёмный бог, — Но и в этом случае я не стану с тобой драться. А! Осторожно! Собиратель цветов, ты снова принял стойку для сабли! Хуа Чэн разразился неистовым смехом. Сменил стойку, затем указал на себя свободной рукой: — А теперь этот недостойный демон заслуживает похвалы Вашего Высочества? — Ах, — Сяньлэ вновь вздрогнул, услышав из уст Хуа Чэна «Ваше Высочество». — Если Собиратель цветов окажет этому старому богу любезность и назовёт его «Се Лянь», моей благодарности не будет предела, — поспешил добавить Сяньлэ. В его улыбке промелькнуло нечто болезненное. Похоже, это был единственный удар Хуа Чэна, достигший цели. — Не будет ли это верхом непочтительности? — с холодной улыбкой он оглядел противника. — Почему не нападаешь, Ваше Высочество? Мусорное божество издало вздох и опустило плечи. — Я обещал ответить честно на один вопрос в случае твоей победы… И хотя это полностью нарушит условия пари… Но думаю, могу ответить и за просто так, раз уж он касается именно тебя. Сяньлэ опустил подбородок, посмотрел на пустые ладони с грустной, задумчивой улыбкой, затем снова поднял взгляд на Хуа Чэна. — Ответ прост, — сказал он, — но он тебе не понравится. — Ты просто тянешь время, чтобы перевести дух, — упрекнул Хуа Чэн полушутя, но яростно. — Отвечай. — Хорошо. Улыбка Сяньлэ стала ослепительной. Весь он стоял залитый золотом в солнечном свете. Волосы растрепались из небрежного пучка и развевались вместе с белыми одеждами. Глаза прищурились, выдавая неподдельную нежность. Речь полилась подобно стихам, в которые он верил всем сердцем. — Я просто не хочу ранить тебя, Хунхун-эр. Имя, словно нож, пронзило мозг Хуа Чэна сквозь пустую глазницу. Весь мир померк в один миг, за который его мёртвое тело пыталось хотя бы ненадолго снова стать живым. Он оттолкнул это чувство, ощущая, как улыбка превращается в оскал, а глаза наливаются яростью. Он знает, он знает, он знает. Понятно, почему он считает тебя мусором. Но Сяньлэ по-прежнему улыбался, его нежность никуда не исчезла. Единственное, в чём были заметны хоть какие-то перемены — изгиб его бровей. Хуа Чэн попытался вдохнуть. Его охватила дрожь. — О ком ты говоришь? — язвительно бросил он, прекрасно понимая, что отрицать уже поздно. Собственный ответ выдал его с головой. — О тебе, — с нежностью ответил Сяньлэ, словно уговаривая бешеную лису пить с ладони. Хуа Чэн стёр с лица остатки улыбки. С явным оскалом он резко рванул вперёд. Что-то схватило его за ногу, и он споткнулся. Всего лишь миг, но он длился целую вечность. Это нечто оплелось вокруг него оборот за оборотом. Прижало руки к бокам, оставляя меч поверх пут, связало ноги, туго обвило плечи до самого горла. От этой атаки он повалился на землю, извиваясь. — Осторожно, Жое, — пригрозил Сяньлэ, бросаясь вперёд. — Не делай ему больно. Хуа Чэн боролся, словно дикое животное попавшее в ловушку. Что за дешёвый трюк! Дешёвый трюк, на который он не должен был попасться! Отвлёкся на рану из далёкого прошлого? Был ослеплён простенькими улыбками и витиеватыми речами этого отброса? Одурачен такой ерундой? Стыд и позор! Он сжал кулаки, метался, пытался вывернуть меч и разрубить путы, пусть придётся резать заодно и себя, но… Меч выхватили из скрюченных пальцев. Он даже не заметил приближения бога. Он кричал в немой ярости. Вырывался, пытался укусить эту бледную руку. Он — дикарь и будет биться до последнего вздоха, будет биться, пока этот глупый бог не разорвёт его на части, а потом он перевоплотится и придёт за ним снова, снова и снова — покуда его бесполезный прах в руках Цзюнь У! — Тише, — произнёс бог, отбрасывая Чжусинь, словно ненужный хлам. Тёмное лезвие пролетело, вращаясь на свету, и с жалобным звоном приземлилось где-то далеко вне поля зрения. — Я не причиню тебе вреда. А когда уйду, Жое тебя отпустит. — Трус, — бросил Хуа Чэн, смеясь сквозь оскаленные зубы. — Трус! — Ох, верно, так и есть, — согласился Сяньлэ, стоя вне досягаемости острых зубов Хуа Чэна. — Я трус. В попытке высвободиться Хуа Чэн крутился, как сумасшедший, отчаянно силясь оставить хотя бы одну отметину на этом ничтожном божестве. Лента сжалась, и он испустил глухой вздох. — Жое! — Сяньлэ снова забранился, и путы ослабли, однако недостаточно, чтобы он смог высвободиться. Послышался глубокий вздох. Затем предатель осмелел, опустился на колени перед связанным телом и отбил низкий поклон, коснувшись лбом земли. — Это всё моя вина, — заговорил Сяньлэ. Голос его стал тихим и до боли ласковым. — И я это исправлю. Я не осмелюсь держать тебя здесь, покуда ты в его власти, но умоляю, береги себя, Градоначальник Хуа. Хуа Чэн дёрнулся, но вовсе не для того, чтобы освободиться. Он не понимал этого бога… Он вообще не понимал, что происходит… Но зрелище бьющего поклоны Сяньлэ заставило нечто безумное в нём завыть ещё громче. Ненависть? Страх? Горе? Он не… — Поскольку я победил, то задам тебе один вопрос, — бог присел, отряхивая лоб от грязи. — Хотя и знаю, что ты не считаешь эту победу честной. — Считаю, — прорычал Хуа Чэн, чем удивил даже себя. Он отвёл взгляд и стиснул зубы, вдыхая запах земли, забыв, что ему не нужно дыхание. — Твоя победа очевидна, — приглушённо пробормотал он. — Моя неподготовленность к твоей тактике — не твоя вина, а моя. Его Величество даже предупредил, что ты станешь играть с моим разумом. — Ах, я вовсе не собирался, — вздохнул Сяньлэ, — я всего лишь говорил правду. И не хотел тебя ранить. Хуа Чэн ничего не ответил в ожидании боли. Раздался ещё один лёгкий, полный горечи вздох, и бог продолжил: — Ладно. Я задам только один вопрос. Слушай внимательно. Сяньлэ склонился ниже, почти вровень с зубами Хуа Чэна. Он уже видел это горло, готовый к броску, когда… — Ты уверен, — тихо выдохнул предатель, словно делился секретом, — что предан тому богу? Взгляд Хуа Чэна метнулся от горла к его медовым глазам. Внутри вспыхнула ярость. Он открыл рот, чтобы прорычать свой ответ или укусить это хорошенькое личико, или… Лента тут же обернулась в четыре оборота вокруг рта, не давая издать ни звука. Она держала мёртвой хваткой, но на коже ощущалась мягким шёлком. — Не спеши сразу же отвечать, — сказал Сяньлэ. — Просто подумай. И прошу, Ваше Превосходительство Собиратель цветов, береги себя. Постарайся остаться невредимым. Сяньлэ протянул руку, словно хотел прикоснуться, от чего Хуа Чэн тут же напрягся, глаза вспыхнули яростью и обидой. Изящные пальцы дрогнули и тут же опустились обратно на колени, так и не коснувшись. Затем он поднялся. — Мы встретимся, когда ты снова придёшь по мою душу, — сказал он, поклонившись. — Я присмотрю за твоими бабочками. Жое отпустит тебя через четыре часа. А я буду молиться, чтобы Цзюнь У был добр к тебе. Пожалуйста, прими мои извинения, что не могу отправиться с тобой. А после он просто ушёл, на ходу надев потрёпанную соломенную шляпу, что висела за спиной. Озаряемый солнечными лучами, бывший баловень небес удалялся. Он не побежал и не оглянулся. В конце концов, он исчез из виду. А Хуа Чэн ни на миг не отвёл взгляда. Он дрожал в шёлковых путах, безмолвный и скованный. Пытался воспользоваться духовными силами, но этот шёлк был не простым. Он запечатал его силы словно магический барьер. Оставалось лишь бороться. И он боролся. Когда-то он был лишь беспомощным червём. И полз по грязи за Его Высочеством — нет, Его Величеством, и будет ползти дальше. Снова и снова. Если потребуется, до скончания веков. Ему не обязательно сбрасывать путы. Нужно просто… Бог отбросил Чжусинь на запад. Хуа Чэн прокладывал путь в том направлении, сражаясь с шёлком за каждую пядь. В итоге, лента освободила его раньше, чем он добрался до меча. Хоть он и бросился вслед за ней, она ускользнула, взлетев в тёмное небо, и слилась с бледными облаками. Тяжело дыша, Хуа Чэн проводил её взглядом. В его пустой груди гнев боролся с замешательством. Невыносимый позор — вернуться ни с чем, кроме синяков, покрывающих всё тело. Ради Его Величества он должен сносить всё. Наконец, он развернулся и пошёл дальше на запад. Чжусинь наполовину торчал из дерева, куда его забросил этот паскудный бог. Он с благоговением вызволил клинок и закрыл глаза. Перед восхождением на небеса, на мгновение, он ощутил прилив страха от одной мысли, что с ним сделает Цзюнь У. Нет, он вправе делать, что пожелает. Хуа Чэн не просто так отдал ему свой прах. Хуа Чэн принадлежит Его Высо… Величеству, он может делать с ним, что угодно. Что в этом страшного? Разве это не его слова? «Чего страшиться? Если бы это был я, то спокойно отдал бы прах, захочет этот человек уничтожить его или же просто поиграть.» Разве не сам он сказал это в лицо Цзюнь У, который ответил ему нежной и добродушной улыбкой? Но подбросив кости, он услышал другой, странный и нежный шёпот: «Ты уверен, что предан тому богу?»