— You know. — I know.

— Хён, я уже пять минут, наверное, наблюдаю за тем, как муха потирает свои лапки на кувшине с водой, — говорит Чимин заворожённо, не поднимая глаз на Юнги, готовящего напротив еду. — Она приземлилась на крышку, а потом так уверенно проползла вокруг неё — будто показывала, что она пришла с миром, не собирается жужжать над ушами и воровать нашу еду! — что я засмотрелся.       Юнги прыснул со смеху. — Я серьёзно! Она такая грациозная. Я не замечал раньше, как передвигаются мухи. И она вот сейчас сидит на кувшине, потирает лапки, и наверное она думает — или мухи не умеют думать? — в общем, наверное, она собирается лететь по комнате дальше, искать пищу и ресурсы, чтобы принести их своему большому семейству, которое, наверное, состоит из десяти, пятидесяти дочек, таких же грациозных, как мать, таких же упорных. А здесь, на кувшине, она потирается и чистит себя, потому что появились лишние несколько минут. Это так интересно, хён! — от восторга Чимин подскочил на стуле. — Я случайно обратил на неё внимание, и какую мысль обрёл! А кстати… Мухи вообще могут иметь семью? — Чимин поднял голову к потолку, размышляя.       Он не обратил внимание на то, что Юнги подошёл к столу, скрутив в трубку какой-то журнал, взятый с полки. А через мгновение, которое Чимин, замечтавшись, пропустил, Юнги ударил журналом по прекрасной Мухе. — Ты что? — подпрыгнув от громкого звука рядом с собой, Чимин ошеломлённо, ещё неверяще, сфокусировал взгляд с рассеивающимися грёзами в нём на кувшине. — Юнги-хён! — увидев убитую муху, его объект вдохновения и лёгкого неожиданного философствования, и увидев, что Юнги небрежно смахивает тем же скрученным журналом убитую муху со стола, Чимин вскочил со стула.       Юнги вопросительно взглянул на него и, ответив на лишь немой вопрос в глазах Чимина скептичным поджатием губ, вернулся к готовке за другим столом. — Да как тебе не жалко, хён?! — Чимин не успокаивался; поражённый, он подошёл к Юнги сбоку и уставился в его спокойные глаза. — Ты ещё подай на меня в суд. Чимини, а ведь твоя сказка в том выпуске «Рана» не случайно была лучшей, да? — Ты признаешь свою вину сегодня или нет? Юнги, я смотрел на эту муху, я любовался этой мухой, она была прекрасна! Она была как я, если тебе так понятнее. — Как ты? — посмотрел Юнги на губы Чимина. Он отложил овощи, снял перчатки и вдруг ушёл за тем же журналом, которым он убил муху на столе. — Так тебя тоже нужно… м-м, — он медленно подходил к Чимину, сворачивая журнал в руке и — неожиданно — ухмыляясь, — шлёпнуть?       Чимин не успел понять, как Юнги тут же его развернул и, придерживая за локоть, стал шлёпать журналом по заднице. — А-ах, хён! — не готовый к этому, Чимин наклонился туловищем к столешнице и, еле переводя дыхание, мычал и охал от нарастающей боли. Чимин знает, что Юнги любит его задницу, поэтому он понимал, что тот вряд ли остановится скоро.       Юнги, видимо, раззадоренный, шлёпал его то по одной, то по другой ягодице, не давая даже секунды на передышку. Он крепко держал Чимина за руку, прикусывал губы, сдерживая себя от похотливых мыслей, и приговаривал: «Так ты муха, значит, м? Ты тоже переносишь инфекции, питаешься мусором?»       Юнги развернул Чимина к себе лицом и упёрся руками в столешницу по бокам от него. Он посмотрел в его распахнутые глаза, выдохнул в пухлые губы, горячие даже на расстоянии — видимо, от шлепков Чимин их кусал. В этом бредовом разговоре Чимин, видимо, действительно испытал лирическое и философское настроение, его глаза даже в этот момент, когда Юнги дразняще облизывал перед ним нижнюю губу, не прищуривались соблазнительно, как обычно Чимин дразнит Юнги. Они были распахнуты и, казалось, лишь на вид, просили пощады. Улыбнувшись от его милого вида, Юнги, смягчившись, поцеловал его в лоб и отстранился. Он вернулся к готовке.       Чимин стоял рядом. — Хён… А у меня попа болит.       На эту новость Юнги лишь пожал плечами. — Говорят, — продолжил Чимин, — что боль быстрее проходит от поцелуев. Поцелуешь меня?       Юнги тяжело вздохнул. Всё-таки у Чимина появилось желание дразнить. — Встретимся позже. Приходи сюда после одиннадцати. — проговорил он твёрдо, теперь не смотря на Чимина. Лишь чувствуя, как тот льнёт упругой грудью к его плечу. — Тогда поцелую. — Слишком долго ждать, Юнги-я. Я хочу сейч-… — Чимин, ты не даёшь мне заканчивать дела сразу третий раз за день! Ночью. Всё. — Мучитель. Живодёр. — сказал Чимин уходя, недовольный упрямством Юнги. — Блять! А ну стой!       Резко выключив кухонную плиту, Юнги рванул за Чимином. Он утащил его за руку в свой фургон на улице и ускоренно, от злости страстно, но как всегда чутко к его ощущениям наполнил его тело любовью. И показал ему, что его злит оставлять дела незаконченными.

***

      В другой день всё мемберы собрались во дворе на обед. Погода была солнечная и облачная, лучи не палили голову и кожу, поэтому настроение дурачиться нарастало само собой.       Макне — Тэхён и Чонгук — быстро поели и убежали играть в волейбол. Чимин, обустроив себе место под деревом ещё с утра, поел и вернулся на него, с радостью устроился на земле, как в комфортной постели. Намджун читал в кресле неподалёку, а Джин, Юнги и Хосок остались за столом и, как истинные старички, беседовали о всяком. Их внимание нередко привлекали мемберы — крикливые и дурачащиеся, спонтанные, жизнерадостные; парни смотрели на них и, внешне шутя об их сумасбродности, внутри умилялись и радовались: этот отпуск действительно дал им глоток свежего воздуха после тех трудностей, которые они переносили без малейшего отдыха на протяжении долгого времени: камбэки, продвижение, туры, частые съёмки и постоянное нахождение перед камерами. Сейчас, конечно, они тоже находились на съёмках, но велись они, по крайней мере, ограниченное время.       Вдруг среди вскриков и хохота Тэ и Гукки они услышали высокий голос, сперва напомнивший Чимина. Хёны удивились и машинально прислушались. Голос-то похож, но ни слов, ни особой интонации в нём нет! Это было похоже на… щебет птиц?.. Да, именно! — согласились старшие и забегали глазами по деревьям, просто чтобы найти источник необычного звука. Они уже хотели позвать Чимина, чтобы и он увидел потрясающее сходство, как вдруг увидели «щебечущим» его самого.       Нет. — поняли хёны. — Это были не птицы.       Это Чимин полулежал под деревом и, любуясь пернатыми созданиями в ветках сверху, подражал их говору. Наверное, чтобы подружиться и с ними.       Хосок рассмеялся, умиляясь младшим. Чимин, его вечный сосед по комнате, порядочный и внимательный, нередко вёл себя и по-дурацки, как маленький ребёнок, любопытствующий всему вокруг. Хосок знает, что Чимин особенно внимателен к деталям и мелочам, поэтому для него не удивительно, что Чимин залюбовался певучими существами настолько, что решил им подражать.       Джин засмеялся вслед за Хосоком. Как самый старший в группе он многое перевидал у мемберов, поэтому он не удивился, но всё же, как и Хоби, его накрыло волной умиления Пак Чимином. Не самый младший в группе, Чимин часто ведёт себя как дурашливый, невинный ребёнок, и это особенно умиляет Джина. Он любит этого ребёнка и готов оберегать его детскую любознательность хоть всю жизнь. Благо, всю жизнь они не будут жить вместе.       Ведь у Чимина есть Юнги.       Юнги смотрел на своего возлюбленного, уже пародирующего разговоры птиц смешными интонациями, и не мог отвести взгляд. На его лице растянулась улыбка — и она не сходила всё это время. Юнги смотрел на Пака восхищённо и влюблённо, и он в очередной раз понимал, что ни за что не даст этого человека в обиду, не оставит его в беспомощном и одиноком состоянии, даже если придётся покинуть его на какое-то время, не допустит возможности изменить даже его мысли, озорные и невинные, не даст убедить его в том, что Чимину стоит быть серьёзнее. Чимин прекрасен такой, какой он есть, какой он в этот момент или последующий. Юнги заворожённо пропускал этот поток мыслей в голове, только сейчас он сумел моргнуть и отмереть, сомкнуть губы из нежной улыбки, сглотнуть в пересохшем горле. Он с радостью понимал, что Чимин и сам уже осознаёт, что он прекрасен — такой, какой он есть. Всегда, в любой момент жизни. — Чего это он? — всё ещё заразительно смеясь, спросил Хоби.       Чимин, давно заметив, что за ним наблюдают, спокойно повернул к ним голову и улыбнулся. Он был полностью уверен в том, что только что делал — и все это понимали. — Примиряет на себя роль диснеевской принцессы. — сказал Юнги, усмехнувшись. Он неотрывно смотрел в сторону Чимина, который, отворачиваясь обратно, послал ему мимолётный взгляд. — Как считаете, мне идёт? — спросил Чимин и, нарочно обаятельно, лёг на траву головой в их сторону. В ожидании ответа он смотрел внимательно, округляя свои прекрасные глаза, даже без макияжа делая их колдовски притягательными и красивыми.       Хосоку стало некомфортно от такого давления и он переглянулся с Джином, испытывая желание, как в юности, побить Чимина за кривляния. Но Джин встретил его взгляд спокойно. Его позиция в жизни — всё принимать, а потому и кривляния Чимина вне сцены он принимал как должное. Особенно потому, что на него уже с изменившимся взглядом смотрел Юнги. — Не-а. Тебе больше подойдёт роль гнома. — ответил он на вопрос Чимина дразняще. Он быстро изменился в лице, даже голос стал тише и ниже, только улыбка оставалась шутливой.       Услышав его, Пак фыркнул и, притворившись обиженным, отвернулся и сел к ним спиной. Юнги, кинув быстрый взгляд на мемберов и поняв, что те не уделяют особого внимания их взаимодействию, вышел из-за стола. Он пошёл к Чимину.       После этого Тусоки не обращали на них внимания — причём, намеренно. Случайно направляя взгляды в их сторону после, в процессе продолжающегося бытового разговора или, позже, уборки со стола, они понимали, что Юнги поцеловал Чимина, прижимая его к тому же дереву, они долго не прекращали спорить и дразниться, а в итоге Юнги лёг на бёдра Пака и пролежал так около получаса.       Потом вышло солнце и стало печь кожу. Юнги ушёл в свой фургон работать, а Чимин присоединился к макне в их активном отдыхе. Но периодически забегал в фургон и пропадал там надолго.