— You know. — I know.

      Чимин всё больше появляется перед глазами. Юнги по-прежнему имеет возможность ясно видеть происходящее среди мемберов, обращаться к ним и вести диалог, а то и полилог, давать свои комментарии как основной продюсер и даже дурачиться, но когда перед его глазами мелькает рыжая макушка... Всё меняется. А если Чимин ещё и поворачивается к нему задницей, то есть спиной... Юнги вовсе теряет контроль над своими руками.       Поначалу он пытался сдерживаться: всё-таки, Чимин — уязвимый, невинный мальчишка, едва достигший возраста согласия. Несмотря на легкомысленное веселье и порой глупые фразы личность Чимина всё же очень глубокая, состоящая из нежности и всеохватывающей любви, чистота его души всегда восхищает Юнги, он всё-таки был первым из хёнов, кто взял его под защиту!       Но в последнее время поведение Чимина вызывает в нём желание далеко не защиты. Юнги долго присматривался, неловко тупя в первое время: Чимин активно дразнил его, соблазняя, наверное, и без собственного ведома. Он стал одеваться не в оверсайз вещи, а наоборот, в облегающие, выглядя в джинсах и короткой кожанке чересчур горячо для повседневного вида. Он постоянно держался рядом с Юнги, умножая и без того частые прикосновения в разы; при этом Чимин ещё и начал ревновать Юнги! Кто бы ни заговорил с Мином, Чимин готов был расплавить и убить взглядом всех, он следил за ним очень пристально, нередко придерживая за спину или плечи. Юнги также много замечал, как Чимин в тех же обтягивающих его накачанный зад джинсах становился к нему боком или спиной. Во всём этом Юнги успокаивало лишь одно: Чимин так делал только в его присутствии. Может, из-за защиты, а может, он действительно помешался на своём плане соблазнения.       Юнги держался изо всех сил.       Чимин был переполнен чувствами. Юнги, с которым он часто разговаривает по ночам, теперь избегал поцелуев и объятий из-за повисшего в воздухе вопроса. Они оба почувствовали эту атмосферу, когда человек вдруг оказывается не только любимым, но и желанным; они хотели страстно целоваться и прикасаться друг к другу открыто, в более чувствительных зонах, хотелось окончательно впустить друг друга в своё личное пространство и, по возможности, редко оттуда выпускать, но оба понимали, что в их случае это может быть опасно. Их могут записать на аудио или видео, просто застукать, а в общежитии мемберы, пусть и принимают их, точно не поняли бы при таком решении. А быть вместе хотелось.       И Юнги, старший в их союзе, ощущал на себе ещё большую ответственность, чем Чимин.

***

      Чимин не забыл про их разговор.       Он проводил много времени у Юнги в студии, поскольку именно там чаще всего можно было найти усердно работающего хёна. Часть этого времени они проводили молча, но нередко Юнги жаловался ему на сложные моменты или делился с ним забавными историями с записи. Чимин с любопытством слушал и то, как Юнги пытался записать свой крик или строчку из рэп-партии в очень быстром темпе, и каждый раз он умилялся им, как ребёнком, принимая одинаково как смешные неудачи, так и гениальные задуманные результаты.       Только вот в последнее время Чимин чувствовал себя немного нервным рядом с Юнги. Он внимательнее следил за ним на съёмках и репетициях, пристально наблюдал при времяпровождении наедине, и всё чаще его спокойное любование прерывали странные мысли: например, когда Юнги работает, он закатывает рукава и тогда становятся заметными его рельефные мышцы и выпирающие вены на бледной, нежной коже. Нередко взгляд Чимина бросался с его глаз на губы, мятежно вздёрнутые или, наоборот, невинно надутые; на острую линию челюсти, бледную шею, тонкие ключицы или широкую грудь, форму которой предательски подробно выдавал тонкий лонгслив. Чимин часто терялся, сбиваясь с мыслей; в теле вспыхивал жар, Чимин стал молчаливее со временем, и поэтому, когда ему стало совсем тяжело сосредотачиваться рядом с Юнги, он решил сделать шаг вперёд за него. Ведь очевидно, что Юнги тоже тянул с тем, чего хотят тела обоих.       Он попытался соблазнить Юнги, на этот раз намеренно: надев однотонную тёмную рубашку, он расстегнул на ней три пуговицы и, убедившись, что она открывает достаточно соблазнительный вид на его ключицы и грудь, накинул сверху ветровку на несколько размеров, чтобы не провалить свой план в первую же секунду. Юнги не дурак — ну, точнее, он дурак, конечно, — но в последнее время он был очень подозрительным и внимательным: он реже впускал Чимина в студию, а вердикт выносил после осмотра его в дверях. Это стало дополнительным пунктом в списке возможных рисков Чимина. Но в этот день он предусмотрел все отмазки, которые может придумать Юнги, и главную — его якобы большую занятость — он легко отразит его же словами: «Когда мне в голову ничего не идёт, я ложусь на диван и отдыхаю. Не терять же время зря. В последнее время мне тяжело сосредоточиться, так что я буквально поровну работаю и отдыхаю там».       «Если и это не сработает, — думал Чимин в лифте, — то попрошу хёни рассказать мне, как сводить разные ритмы, мол, я запутался. Можно добавить что-то из терминологии, это усыпит его бдительность и тогда он точно захочет мне помочь». Чимин действительно собрал все козыри в рукаве, поскольку вдобавок ко всему Юнги ещё часто показывает ему, как писать музыку. Чимин уже выучил пару простых аккордов на клавишах, вспомнил из школы, как на них вообще играть, поимпровизировал, благодаря чему получил дополнительную похвалу от гения-Мин-ПиДи, но в сведении он только осваивался. Однако его это интересовало, так что Чимин с лёгкостью совмещал приятное с полезным.       Как Чимин и предполагал, ему пришлось вымаливать у Юнги разрешение войти. Однако в тот же миг, как Чимин услышал родной хриплый голос, он сразу понял, что путь напролом ему не поможет — с Юнги нужно помягче, как с независимым котом. Проговорить те же аргументы, но ласково, негромко, натянуть рукава на ладони, ведь идти по осенним улицам было прохладно, только недавно Чимин начал отогреваться в здании, улыбаться нежно, радостно, ведь для этого хватает лишь звука любимого голоса. «Хё-ён, пожалуйста», — протянул Чимин совсем тихо в щель приоткрытой двери после затягивающейся паузы, осознавая, что и правда до потери головы соскучился по Мину.       Юнги молча открыл дверь, впуская его. Чимин, зайдя внутрь, заглянул в его глаза, чтобы спросить разрешения, и тогда крепко обнял его за шею, прижимаясь всем телом. В этот момент его не беспокоил его план соблазнения — само сердце встрепенулось, ощутив возлюбленное сердце рядом.       Юнги отстранился через полминуты, мягко похлопав его по заду. Он прошёл к продюсерскому столу и сел за него, но тут же развернулся боком к Чимину, присевшему на диване. — Как дела? — Был на репетиции, — отвечал Пак, снимая ветровку, — в этот раз получилось лучше, чем в прошлый. — Чимин не договорил, и Юнги понял, что он имеет в виду.       Чимин по-прежнему не любит выступать вживую из-за своего пения, он стесняется его, не в силах управлять своим голосом, который Юнги считает сильным, красивым и уникальным, но несмотря на все убеждения мемберов Чимин продолжает бесконечно практиковаться, стремясь улучшить живое пение. Радует, что он замечает хоть какое-то изменения в лучшую сторону.       Юнги кивнул. Чимин повесил ветровку на подлокотник дивана и, скрипя по кожаной поверхности джинсами, сел удобнее. — Если нужна будет помощь, — продолжив работать в компьютере, Юнги периодически оборачивался на него, — то... — заметив выделяющуюся рубашку на младшем, он забыл, о чём хотел сказать.       Глаза Юнги предательски впитывали весь вид стройного тела тонсена, сидящего на кожаном диване свободно, небрежно, расставив ноги в чёрных обтягивающих джинсах и переплетая пальцы рук на животе. А чёртова лёгкая рубашка, еле висящая на этом грациозном теле, открывала изящное плечо и белые ключицы.       Юнги сглотнул и соединил губы. Чёрт. В спортивных штанах становилось тесно. — ..говори. — торопливо отвернувшись, он вспомнил про свою незаконченную фразу. Блять. Кажется, он в ловушке. Чимин не отстанет, пока не высосет из него душу — возможно, и сам того не зная. Юнги никогда не трахнет невинного тонсена, ему нужно найти девушку, согласную на это! — Слушай, сейчас не самое подходящее время для общения, так что если ты что-то хотел, то скажи и уходи. Мне нужно работать. — Сейчас, подожди, — Чимин зачем-то встал и пошёл в помещение для записи. А, понятно, — увидел Юнги, — за стулом. Блять.       Юнги следил за ним глазами, как он спокойно и даже расслабленно, будто и сам работает тут каждый день, принёс стул и поставил его рядом с креслом, а затем сел на него. — Хён, прости, но ты сам говорил, что у тебя в последнее время многое не получается. А я хочу провести время с тобой, кроме этого места это негде сделать. Разреши мне остаться, пожалуйста. Я постараюсь не мешать. — мягкий бархатный голос словно околдовывал, усиливая желание только и делать, что слушать его, и ничего больше. Рядом с Чимином всё казалось сконцентрированным на нём одном, весь мир Юнги начинал вращаться вокруг него, и это пугало, Юнги не мог потерять голову в мембере вместо самого творчества группы.       Юнги отвернулся к монитору, вновь принимаясь за работу. Он ничего не сказал, и по затянувшемся молчанию Чимин понял, что получил это разрешение. Вздрогнув от радостных мурашек внутри, он устроился удобнее — не сильно наглея, теперь он старался вести себя намного скромнее: просто закинул ногу на ногу и сцепил руки на колене. Но Юнги не смотрел на него.       Мин теперь будто притворно сосредоточился на экране: нахмурил брови, закусил губу, шипел, как паровоз. Он — Чимин быстро понял — нервно и часто щёлкал мышкой, но в моменты подвисания компьютера он напряжённо, почти взволнованно сверлил экран взглядом. Чимин пытался обратить на себя его внимание, то погладив по плечу, то заводя простой разговор о мемберах в общежитии — в последнее время Юнги и ночевал в студии, — но тот не поддавался. Мелко кивал, поддакивая рассказам, или пожимал плечами, когда ожидание ответа на вопрос затягивалось. Для Чимина это казалось азартной игрой, но когда он решил зайти дальше — погладил плечо Юнги, попросив: «Хён, посмотри на меня хоть раз», тот вспылил и, отдёрнув руку, кинул обидное: — Не отвлекай меня.       Но Чимин не обижался долго. Лишь на секунду его взгляд затерялся на лице Юнги в попытке найти разгадку его странного поведения — ведь когда-то сам Юнги начал говорить об их отношениях, шутя про идеально совпадающие типажи, именно Юнги раньше подлавливал Чимина, чтобы шутливо чмокнуть его после долгого, опасного взгляда, а затем убежать. Именно Юнги говорил о Чимине и их любви поэтично, по-настоящему красиво, преобразуя их в символы беспокойного глубокого моря, уютного окутывающего пледа, делая их вечными. Почему же теперь, когда их любовь пережила столько испытаний, он никак не показывает свою реакцию? Он ведь тоже хочет этого, Чимин чувствовал... Или он ошибся?       Чимин отвёл взгляд, когда Юнги, ощутив, что на него долго смотрят, проверил его глазами. Все беспокойные мысли разом исчезли, словно странное видение. Мягко скользнув взглядом по напряжённому, острому профилю Юнги, вновь отвернувшегося от взгляда Чимина, по его телу, Пак, слыша лишь настойчивые кликанья мышью, ухмыльнулся, откидываясь назад. Он оперся на стол локтем, рубашка натянулась на эту руку, открывая красивое плечо и часть груди, а затем, хмыкнув, Чимин переставил обе ноги на подставку внизу барного стула и запрокинул голову назад.       Добиваться внимания Юнги тяжело, долго, даже немного скучно — Чимин устал за это время. Поэтому, потягиваясь и сверкая белыми зубами из-под приоткрытых пухлых, блестящих губ, он зевнул, а затем улыбнулся от мысли о том, чем он всё-таки занимается. Наверняка Юнги проклинает его в мыслях, не позволяя себе выразить пылкую злость в его адрес вслух, и это было главной зацепкой Чимина. Он чувствовал, что Юнги сомневается, сдерживает себя, в действительности испытывая сильное влечение на телесном уровне, поэтому он не мог остановиться. От одной мысли о более откровенных прикосновениях Юнги Чимина охватывало желание, доходящее едва ли не до мании. Одного представления об аккуратных руках Юнги на его коже хватало, чтобы потерять голову. Делать это с Юнги, полностью открываясь ему, доверяя своё тело и разум — казалось, они уже достигли этого в своей любви. Хотелось закрепить её на физическом уровне. А ещё — обмениваться удовольствием, изучая тела друг друга. Чимин не остановится. Он сделает необходимые шаги вперёд, раз уж Юнги не может.       А пока Чимин буднично наблюдал за трудолюбивым парнем, копающимся в звуковых дорожках. Он стал часто включать готовые отрывки песни, прослушивая результат, и их звучание уже нравилось Чимину, вызывало вдохновение легко, органично. Поправив топорщащийся воротник рубашки, Чимин вдруг встал со стула и стал двигаться в такт песне, не прерываясь на паузах, а подстраиваясь в момент следующего прослушивания. После утренней тренировки тело двигалось легко, плавно, руки тонко подмечали акценты в песне, чётко пропуская движение до кончиков пальцев, а ноги — стройные, грациозные — расслабленно оформляли рисунок танца, неведомым чутьём следуя чарующему ритму.       Так продолжалось некоторое время. Чимин танцевал, как зачарованный Джерри под игру Тома-Штрауса на рояле, а Юнги, немного успокоившись, теперь боролся с желанием повернуться к нему, чтобы посмотреть красивую, утончённую, как сам Чимин, импровизацию. В конце концов, он всё равно не может сфокусироваться на работе! Пару минут ведь не навредят?       Чимин продолжал танцевать, закрыв глаза и ориентируясь в пространстве по памяти. Ему не нужно было много места, он вполне умещался в пределах четырёх шагов со спокойным танцем, поэтому он, как настоящая фея, порхал перед развернувшимся Юнги под теперь непрекращающуюся песню. Юнги включил её намеренно, успев убрать несколько изъянов, и, наблюдая за Чимином, он одновременно анализировал свою работу, в уме подмечая ключевые моменты. Однако со временем он почти забыл об этом — танец Чимина уводил его восприятие на эмоциональный уровень, вызывая то переполняющий восторг, то щемящую сердце боль, перехватывающую дыхание. Чимин тоже рассказывал свою историю, как и Юнги, но не осознанно, и Юнги чувствовал её, его переживания, вплетённые в нити лёгкого танца. Чимин переживает много трудностей, с начала дебюта их количество не уменьшилось, лишь наоборот, и Чимин, внешне легкомысленный, милый парнишка с типажом преуспевающего ученика школы, внутри сильно беспокоится из-за них. Почти никогда не говорит об этом, не решаясь обременять и без того занятых мемберов, но наедине с собой часто плачет, с трудом принимая эти трудности. Юнги замечал это два раза; в первый решился поддержать, во второй — нет, да и обстоятельства были неподходящими. Так же, как им хорошо в музыке, так же и нелегко. — Хён, — позвал Чимин. Оказалось, он импровизировал под тишину уже около минуты. Его мягкая умилённая улыбка снова вызвала в Юнги желание прижать его к себе.       Моргнув, Юнги сомкнул губы. Всё это время он смотрел на Чимина с потерянным взглядом и думал о своём. Такая привычка не нравилась Юнги. Пора избавляться от неё. — Очень красиво. — сказал Чимин, пока он не отвернулся. — Мне очень понравилась эта песня.       Его розовые щёки и блестящие глаза забирали всё больше внимания. Чёрная рубашка на светлой коже ключиц, во время танца задиравшаяся на животе, напомнила о тонкой талии и сильном прессе Чимина. Его бёдра в обтягивающих чёрных джинсах выделялись благодаря ней особенно, а тонкие колени и голени, стопы, развёрнутые в танцевальной позиции, казались слишком красивыми в этот момент, Юнги вспомнил про сравнения Арми Чимина с Аполлоном. И, если представить, так же — обнажённым — он выглядел бы не пошло, а величественно, совершенно. Его тело очень красивое. Вдруг, как молния, Юнги сразило желание сорвать с Пака одежду и осыпать поцелуями его бёдра и колени. — Хён, ты тут?       Резко встав с кресла, Юнги приблизился к Чимину вплотную одним широким шагом, но так же резко его пронзило осознание и, сжав руки в кулаки, он быстро, почти переходя на бег, вышел из студии. — Т-ты куда? — непонимающе обернулся Чимин, а затем кинулся за ним. — Всё в порядке? — спросил он громко, заметив Юнги уже на пути к кулеру в конце этажа. Юнги кивнул, однако выглядел он так, будто не пил воду несколько дней.       Чимин пошёл за ним, но Мин сказал ему подождать в студии. «Хорошо...», — кивнул он и вернулся, присаживаясь на диван обеспокоенно. Однако размышления быстро поставили всё на места: Чимин догадался, что Юнги, вероятно, запаниковал, когда приблизился к нему. Странно, что он вообще решился на это... Только если он решился вообще. Выглядело это так, будто душой Юнги завладел дьявол (кажется, иначе он и не подойдёт сам к Чимину...). Если Юнги действительно сорвался из-за своих глупых внутренних ограничений, то он действительно дурак. Полный дурак, которого нужно ещё чуть-чуть подогреть. И на всякий случай не отменять вариант с самодеятельностью...       Юнги очень сложный в плане отношений. Чимину нелегко, признаться, но он ни на каких условиях не бросит его — ни хороших, ни плохих. Чимин тоже тот ещё упрямец. Однако всё это занимает время, и Чимин, проверив часы, понял, что у него остаётся чуть больше часа до общей репетиции. Ещё нужно вернуться в общежитие, чтобы перекусить и переодеться, приготовить вещи... Нужно ускориться.       Когда Юнги вернулся, Чимин встал, делая обеспокоенное лицо. — У тебя точно всё в порядке? Может, нужна помощь? — приблизился он к Мину, твёрдым шагом идущему к столу. — Всё в порядке, не волнуйся за меня. — с более суровым взглядом, чем было, Юнги осмотрел его с головы до ног. — Тебе не нужно тренироваться?       Он невозмутимо (благо, перезагрузился, выпив воды) прошёл к столу и сел за него, намеренно не смотря на Чимина больше. Конечно, он мог контролировать свои действия и даже мысли в некоторой степени, но возбуждение уже начинало контролировать его, направляя всю кровь от мозга. — У нас общая тренировка в двенадцать. — Чимин тоже подошёл к столу, но, подумав, отодвинул свой стул и решительно оперся на него бедром, смотря прямо на Юнги. — Хён, может, перестанешь уже прятаться?       Юнги понял: этот разговор всё же состоялся. Опустив глаза, он вздохнул и поднял голову к Чимину. — От чего, Чимин? — он не собирался увиливать и говорить намёками, перекладывая на Чимина всю ответственность за его поступки. Он знал, что Чимин умный и сознательный, однако он очень эмоциональный, из-за чего может порой терять контроль над собой. — Ты сам понимаешь, чего ты от меня требуешь? — Да, хён, я прекрасно это понимаю. Не считай меня дураком или недостаточно взрослым, по крайней мере я уже могу понять, что хочу близости с тобой, потому что мы любим друг друга. — Блять, Чимин, ты как раз не понимаешь, о чём ты говоришь. — голос Юнги стал глубже, кажется, даже холоднее, и его взгляд — так же. — Формально мы — коллеги, ты хочешь, чтобы об этом узнали в группе или компании и всё закончилось? Думаешь, за наши поцелуи нам ничего не делают? Меня каждый раз отчитывает либо АрЭм, либо менеджер в кабинете за очередной вырезанный момент или странные фразы! — Я не знал...       Быстро закипая, Юнги встал с кресла и пошёл на Чимина, неуверенно пятящегося к дивану. — Ты не знал, потому что я попросил тебе не говорить, чтобы я мог уладить это сам, а тебя не пугали лишний раз. Я же, блять, намеренно не отвечаю ни на одну твою выходку, стараюсь контролировать себя, показываю, что я не заинтересован в этом... — Так ты не заинтересован? — сердце Чимина, гулко бьющееся в груди на протяжении всей тирады Мина, встревоженно ёкнуло. — Блять, Чимин! — рыкнул старший. Шагая назад всё это время, Чимин наткнулся на диван и неосознанно присел на него, неотрывно смотря большими глазами на Юнги. Он по-прежнему не выглядел пристыженным и виноватым, хоть и испуганные глаза вынуждали Юнги остановиться. — Хорошо, давай. — вдруг сказал Мин. — Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Давай. Быстро, как раз успеем до тренировки. — он схватился за свои штаны и, развязав шнурок на поясе, потянул их вниз.       Следя за реакцией Чимина ещё внимательнее, он, не подавая вида, быстро снял с себя штаны, оставшись в белье. Он взглянул на него мельком ещё раз, но, поняв, что тот продолжает сидеть в том же положении и практически с тем же выражением лица, взялся за свой лонгслив. — Ты с ума сошёл?! — осознание, наконец, пробило заволакивающие, как болото, мысли и Чимин вмиг соскочил с дивана с другой стороны от Юнги. Пятясь к двери, чувствуя тяжёлые слёзы в глазах, Чимин не отводил от него взгляд. — Что ты, чёрт возьми, творишь?! — То, что ты и хотел, идиот. Теперь убегаешь? Ты был смелее, когда начинал всё это! — схватив с пола спортивки, чтобы прикрыться, Юнги пошёл за ним. — Не подходи! — голос Чимина дрожал, но не от страха.       Заикнувшись от невыходящих слёз, он выбежал из студии. Отбежав от неё на несколько шагов, он вспомнил, в какой стороне находится лифт и быстрым шагом пошёл к нему. Когда он покинул здание, он побежал в общежитие, стерев слёзы рукавом рубашки. В беге он не чувствовал холод из-за забытой в студии ветровки.       Юнги же, не решившись выглянуть в коридор в полураздетом виде, заперся и рухнул на диван. Смотря в потолок, он думал о произошедшем и только со временем понимал, что сделал. Но по-другому он не мог.